CC BY
287
УДК 94
раздел ИСТОРИЯ
130 ЛЕТ РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ (1877-1878 гг.)
И ОСВОБОЖДЕНИЮ БОЛГАРИИ
© Х. С. Глушков
Велико-Тырновский университет им. Святых Кирилла и Мефодия Болгария, г. Велико-Тырново, 5000, Т. Тырновский, 2. Тел: +359 62 618 333.
E-mail: [email protected].
В статье рассмотрены особенности внешней политики России на Балканах в конце XIX века. Особое значение в этот период европейской истории имела Русско-Турецкая война (1877-1888 гг.), закончившаяся подписанием Сан-Стефанского мирного договора, предусматривающего создание болгарского государства, вассального Османской империи, а также территориальное расширение и политическую независимость Сербии, Румынии и Черногории
Ключевые слова: Крымская война, Русско-Турецкая война, Сан-Стефанский мирный договор, балканские народы, балканские христиане, борьба за независимость.
После Крымской войны (1853-1856 гг.) в российской внешней политике наметились два основных направления. В течение длительного периода перевес имела группа политиков, самым ярким представителем которой являлся министр иностранных дел князь Горчаков, призывавший к осторожной политике. Он сознавал, что такое поведение обрекает Россию на пассивность, лишает ее инициативности и возможности осуществлять самостоятельные дипломатические начинания. Горчаков и его политические единомышленники принимали во внимание внутреннюю социальную нестабильность в стране, ее замедленное экономическое развитие, а также недостатки в реорганизации армии. В Османской империи они настаивали на коллективное вмешательство Великих сил и на согласованные действия в защиту балканских христиан. Именно по этой причине даже современники определяли политику князя Горчакова как «кабинетную» [1, с. 145-147].
Совсем иную позицию во внешней политике занимали военный министр Милютин, посол в столице Турции граф Игнатьев и часть министров. Они призывали к более деятельному вмешательству на Балканах и к поощрению развития небольших народов в этом регионе. Граф Игнатьев, убеждая свое правительство, настаивал, чтобы Россия отказалась от ограниченного понимания принципов православия и перешла к активной поддержке освободительного движения в Европейской Турции. Он даже вступил в некоторое противоречие с крайними славянофилами, которые объявили православие единственно правильной верой и призывавшими всех славян к объединению на религиозной основе.
Не только в прошлом, но и теперь некоторые историки в Европе не скупятся на нападки против графа Игнатьева, объявляя его единственным зачинщиком русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и инициатором создания Сан-Стефанской Болгарии. Естественно, нельзя отрицать ведущую роль русского посла в Константинополе в вопросах, касаю-
щихся балканской политики России, но создание большого княжества, единого болгарского государства, являлось коллективным решением правительства России и царя, принятым непосредственно перед началом военных действий [2, с. 133-136].
На совещании у Александра П, состоявшемся 30 мая 1977 г., была обсуждена будущая административная структура Болгарии. Князь Горчаков предложил, чтобы княжество разделили на две провинции, мотивируя это тем, что подобное решение было принято на конференции в турецкой столице в конце 1876 г. с участием Великих сил, что гарантировало реализацию такого проекта. Против этой идеи решительно возразили командующий дунайской армией Николою Николаевич, военный министр Милютин и граф Игнатьев, которые получили перевес и обосновали концепцию о единой Болгарии. Но еще в самом начале войны правительство России объявило, что захват турецкой столицы и Проливов не входит в его военные планы. В своей инструкции от 18 мая 1877 г. князь Горчаков не раз подчеркивал, что для «сохранения мира и всеобщего спокойствия» необходимо, чтобы эти проблемы были урегулированы «по общему согласию» [3, с. 82].
Всего несколько месяцев спустя у графа Игнатьева был готов окончательный проект мирного договора, который он предложил к утверждению после взятия Плевена. И в этом проекте Болгария была представлена как единое государство, так как цель его создателей - обособление жизнеспособных балканских государств, которые останутся независимыми от экономического влияния Австро-Венгрии и превратятся в барьер для ее экспансии. Таким образом, по мнению графа Игнатьева, Россия сможет лучше всего удержать контроль над Проливами. 5 января 1878 г. проект был окончательно принят императорским советом, и граф Игнатьев сразу же отправился на фронт, имея полномочия заключить мир с турецким правительством.
Западные государства долгое время надеялись, что России не удастся выиграть войну против Тур-
ции и она завязнет в длительном конфликте, но, после того как русские войска перешли через Балканские горы и направились к Константинополю, сразу же активизировались. Их ожидания, что Турция выдвинет в долину реки Марица 150-тысячную армию, не оправдались. «Войдут ли русские войска в Константинополь? Этот вопрос волнует Европу»,
- писала 9 февраля французская газета «Ле Тан».
Английское правительство первым вмешалось в балканский кризис, направив свою флотилию в Проливы и написав послание, что изменение договоров 1856 и 1871 гг. можно принять только с согласия подписавших их стран. Австро-Венгрия также отказалась от своей выжидательной позиции, и 4 февраля 1878 г. Андраши предложил созвать в Вене конференцию, на которой предстояло обсудить политические изменения в Европейской Турции. Он обосновал это обещанием русского правительства вступить в войну с Турцией с целью защитить балканских христиан от имени Европы и, в конечном итоге, решить балканские проблемы совместно с европейскими государствами.
Смущенное вмешательством Англии и Австро-Венгрии, русское правительство остановило стремительно наступавшую армию у стен турецкой столицы и не осмелилось взять город, воспользовавшись паникой, охватившей турецкие власти, армию и гражданское население. Русская армия могла бы войти в Константинополь, мотивируя это тем, что Англия нарушает условия договоров вступлением ее флота в Проливы. «Мои патриотические чувства были ущемлены торжественным видом английских министров, - писал в своей телеграмме из Лондона русский посол Шувалов. - Направление флота решительно пользуется популярностью: наблюдая англичан и слушая их разговоры, человек мог бы подумать, что эта мера остановила Россию и спасла Турцию» [4, с. 89].
Германский канцлер Бисмарк также встретил с недоумением решение России остановить военные действия и начать мирные переговоры, не захватив турецкую столицу. Во время Берлинского конгресса он разговаривал по этому поводу с французским дипломатом Шарлем Муи и убеждал его, что русские были поставлены перед важным выбором: «дойти до конца и вступить в Константинополь, потому что они могли это сделать», или же не быть такими требовательными и крайними в своих условиях к Блистательным Воротам, чем они, по сути, «спровоцировали вмешательство Европы». В заключение своих рассуждений о действиях России во время войны, стратег немецкого объединения добавил: «В таких ситуациях есть одно только мгновение, и его надо поймать». Несомненно, последняя реплика была адресована князю Горчакову.
Месяцы спустя Россия продолжала искать виноватого в нерешительности русского командования на конечном этапе войны, а царская диплома-
тия пыталась компенсировать этот провал созданием болгарского княжества, чтобы таким образом польстить самолюбию русского общества, представив его победителем. В инструкции послу в Вене Новикову князь Горчаков объяснял, насколько щекотливо положение русских уполномоченных в переговорах с Воротами, «так как нужно беречь чувства русской нации и армии, вынесших на своих плечах трудности победоносной войны».
В переговорах о подписании мирного договора Блистательные Ворота пытались компенсировать потери на поле боя умелыми дипломатическими шагами. Основной целью турецких дипломатов было тянуть и откладывать принятие окончательных решений, чтобы предоставить военным необходимое время на укрепление подступов к столице и дождаться возможного положительного для них вмешательства какой-нибудь из Великих сил. «Зачем договариваться напрямую с вами, если Европа все изменит?» - выражал перед графом Игнатьевым свое удивление турецкий дипломат. А министр иностранных дел Савфет-паша уговаривал русских: «Не будьте максималистами, потому что только в таком случае европейские правительства одобрят договор». Хорошо сознавая, что означала бы для Османской империи потеря Болгарии, он выступал против ее автономии, обещая коренные изменения в турецкой политике и даже превращение Блистательных Ворот в сателлита России.
Граф Игнатьев питал надежду на то, что, договорившись напрямую с турецкими министрами, он поставит европейские правительства перед свершившимся фактом. И он, и остальные русские дипломаты, его единомышленники, пока еще верили, что, выиграв войну, они имеют право диктовать и определять будущее Балкан. Позднее в своих воспоминаниях Игнатьев писал с горькой иронией: «Европа предоставляла нам право только победить турок, проливать русскую кровь и тратить русские деньги, но не и извлекать пользу для себя и для наших единоверцев, как сочтем правильным».
3 февраля 1878 г. князь Горчаков отправил телеграмму графу Игнатьеву, содержание которой лучше всего иллюстрирует амбиции, цели и намерения царского правительства. «Ускорьте конец переговоров, - распоряжался он, - так, чтобы в случае созыва конференции она оказалась перед очень большим количеством свершившихся фактов; в первую очередь, поддерживайте решительно все, что касается Болгарии». Игнатьев специально настаивал на включении в Сан-Стефанский договор статьи о болгарских границах, которая гарантировала бы, что территория Болгарии окажется не меньше, чем было предусмотрено проектом Константинопольской конференции. Важнейшим пунктом Сан-Стефанского договора оказались не Проливы, а границы и политическая автономия Болгарии.
116
раздел ИСТОРИЯ
После трехнедельных драматических переговоров между русскими и турецкими представителями 3 марта 1878 г. в Сан-Стефано был подписан мирный договор, который поставил конец военным действиям между Россией и Турцией на балканском и азиатском фронтах. Договор предусматривал создание вассального султану болгарского государства территорией 164 тыс. кв. км, а также территориальное расширение и политическую независимость Сербии, Румынии и Черногории. Оглашение Сан-Стефанского договора разделило общественное мнение в Европе и вызвало настоящую политическую «грозу», в которой перемешались и противостояли восторг одних и недовольство других русской победой. [5, с. 320] Успешное окончание войны против Турции было встречено удовлетворением как всеми слоями русского общества, так и союзниками царского правительства.
В середине марта 1878 г. в Европе началась шумная кампания антирусского характера, в которую включились министры, дипломаты и журналисты разных стран. Критики Сан-Стефанского договора объявили, что обособлением большой и объединенной Болгарии Россия категорическим образом демаскирует свои десятилетние стремления к гегемонии на Балканах и к контролю над Проливами, к решающему влиянию в турецкой столице и Средиземноморье. Русское правительство упрекали в том, что за претензиями на гуманизм и сочувствие к судьбе балканских христиан, находящихся под властью Блистательных Ворот, оно скрывает свои амбиции политического влияния в этом регионе. Вот почему границы болгарского княжества обсуждали с одинаковым интересом и в дипломатических салонах, и в военных штабах, а крупные европейские газеты открывали специальные рубрики, заполняя их географическими описаниями, статистическими данными и различными сведениями о традициях, религии и исторических судьбах балканских народов.
В опубликованных комментариях к Сан-Стефанскому договору чаще всего возражали против отделения крупнейших городов и крепостей Европейской Турции от власти султана. В самом деле, новая политическая карта Балкан сильно ограничивала европейские владения Блистательных Ворот и выделяла их в четыре обособленных «острова» - Константинополь и Галлиполи, предместья Фессалоник и город, Фессалия и Албания, Босния и Герцеговина. Практически первые две области могли связываться друг с другом и с остальными частями Османской империи только морским путем. Энергичнее всего против политического и территориального статуса Сан-Стефанской Болгарии выступали Англия, Австро-Венгрия и Греция, а к критике осуществленных Россией изменений присоединились и остальные балканские правительства [6].
Влиятельная английская газета «Таймс» опубликовала новую политическую карту Балкан, называя ее «гротескной». Несколько дней спустя, 25 марта 1878 г., британский министр иностранных дел лорд Дерби выступил в палате лордов со словом, в котором комментировал Сан-Стефанский договор. «При большой Болгарии, - говорил он, -европейская Турция остается без границ, без крепостей, расчлененной, без возможности обороняться. Европейской Турции больше не существует». Дерби не допускал даже идеи о создании маленькой Болгарии, так как ее существование неизбежно привело бы к гибели Османской империи [7, с. 118].
Министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Андраши также выступал против Сан-Стефанского договора, обосновывая свои возражения, в первую очередь, чрезмерным расширением Болгарии. В одном из своих многочисленных антирусских выступлений он сказал: «Редакторы Сан-Стефанского договора увидели болгар везде, но только они не заметили, что в некоторых районах будущей Болгарии есть греки, иллирийцы и турки, которые представляют собой большую часть населения». Но Андраши был озабочен не столько судьбой различных национальных меньшинств, сколько сохранением Османской империи и ее владычеством, насколько это возможно, над большими территориями Балканского полуострова, на которые в Вене смотрели как на самый подходящий объект для австрийской экспансии. Именно поэтому Андраши был готов смириться с созданием вассального болгарского княжества, но лишь на территории между рекой Дунаем и Стара-планиной.
Любопытен тот факт, что национальная программа греческого правительства в удивительной степени совпадает с австрийскими претензиями: чтобы Фракия до Балканских гор и Константинополь с проливами остались турецкими. «Любое иное решение, - сказано в официальной ноте Афин,
- обернется катастрофой для Востока, и эллинизм никогда не смирится с подобной участью». Весной 1878 г. греческое правительство занималось намного больше греко-славянскими противоречиями, которые все время предлагает вниманию западных государств, чем освобождением Фессалии и Эпира от османского владычества [8, с. 81].
Греческие министры быстро забыли, что в январе 1877 г., покидая турецкую столицу, по пути в Петербург граф Игнатьев посетил Афины и уговаривал их включиться в возможную войну против Турции одновременно с вступлением русских войск в Болгарию. Под влиянием внушений из Англии, греки не вмешались в русско-турецкий конфликт, но сразу после его окончания многократно угрожали, что ворвутся со своими войсками в Эпир, Фессалию и Македонию. Брошенная Россией, располагающая слабой армией, управляемая
посредственно, Греция была вынуждена искать содействия Англии, но британская дипломатия пользовалась ею как запасной картой в большой дипломатической игре за решение Восточного вопроса.
В русской столице эйфория после трудной военной победы перемешалась с беспокойством о поведении заинтересованных в балканских проблемах правительств. Создавая на Балканах единое и большое славянское государство, русское правительство делало ставку на три фактора: на свою победу в войне, на своих союзников и на противоречия между Великими силами. В весенние месяцы 1878 г. перед русской дипломатией стояли чрезвычайные испытания, так как она приняла на себя миссию спасти Сан-Стефанскую Болгарию и остальные достижения войны с Турцией, а также предотвратить новый военный конфликт с любой из европейских сил. Известно, что русской дипломатии не удалось разъединить и нейтрализовать противников Сан-Стефанского договора и не допустить на практике, чтобы блестящая военная победа превратилась в дипломатическую неудачу царского правительства. Но вряд ли одни русские дипломаты, на которых в последующие месяцы сыпались и многие незаслуженные обвинения, были виноваты в непоследовательности и превратностях русской политики на Балканах.
Берлинский договор вызвал глубокое разочарование во всей России. Публицист-либерал К. Д. Кавелин определил его как «жестокий урок» и «позорное фиаско внешней политики», а консервативные круги и часть славянофилов откровенно призывали к ревизии его решений силой. «Лучше война, чем демократия»,- писала 13 июля 1878 г. газета «Санкт-Петербургские ведомости», опасаясь возможности, что всеобщее недовольство вызовет гражданскую войну или даже революцию против царизма [9, с. 43]. Либеральные издания защищают мнение, что большую ошибку Россия совершила в Сан-Стефано, а не в Берлине. На страницах «Вестника Европы» редактор Л. А. Полонский объявил Сан-Стефанский договор «фантазией шовинистов» и выразил сожаление, что Россия не удовлетворилась меньшими территориальными претензиями, которые позволили бы, чтобы договор был принят сразу заинтересованными государствами, и можно было бы избегнуть созыва Берлинского конгресса. По его мнению, южная граница Болгарии могла бы проходить по реке Марица, и таким образом не вы-
зывала бы раздражения у противников России [10, с. 147].
Вообще русско-турецкая война 1877-1878 гг. и последовавшие за ней мирные договоры вызвали самые разноплановые комментарии и оценки в русском обществе. Но в общем хоре недовольства и возмущения, сменившем восторг, вызванный Сан-Стефанским договором, слышались и трезвые голоса. По их оценке, своей победой Россия вынудила Турцию пойти на самые существенные уступки с начала Восточного вопроса в пользу балканских христиан и уничтожила ее господство на большей части полуострова. Умеренные рекомендовали, чтобы Россия искала возможности пересмотра в будущем Берлинских решений мирным способом, дипломатическими договоренностями и комбинациями, как русской дипломатии удалось после Французско-прусской войны (1870-1871 гг.) освободиться от унизительных для нее положений Парижского мира 1856 г.
* * *
130 лет назад, 3 марта 1878 г., в поселке Сан-Стефано, находящемся недалеко от Константинополя, представители России и Турции подписали прелиминарный мир, которым закончилась война между двумя империями. Согласно положениям договора болгарская нация формирует автономное трибутарное княжество с христианским правительством и народной милицией, а три балканских государства Румыния, Сербия и Черногория получают независимость. В знак признательности к России и к отваге ее армии болгарский народ воздвиг более 300 памятников героям войны - русским солдатам и офицерам, а также сражавшимся вместе с ними болгарским ополченцам. После общественных перемен в Восточной Европе 1989 г. 3 марта стали отмечать в Болгарии как национальный праздник.
ЛИТЕРАТУРА
1. Хевролина В. М. // Новая и новейшая история. 1992. №1. С. 145-147.
2. Чернов С. Л. // История СССР. 1975. №6. С. 133-136.
3. Освобождение Болгарии от турецкого ига. Т. Е М., 1964.
4. Шувалов П. А. // Красный архив. Т. 4 (59). М., 1933.
5. Castellan G. Histoire des Balkans XIV-XX siecle. 1992.
6. Geogevitch Vl. La Serbie an congres de Berlin. Rurue d’histoire diplomatique. 1891. P. 483-484; Engelhard Ed. La confederation balkanique. Rurue d’histoire diplomatique. 1892. Paris. P. 46^7.
7. Виноградов Вл. Н. // Великите сили и Балканите в ново и най-ново време. София, 1985.
8. Нарочницкий А. Л. // Новая и новейшая история. 1979. №2.
9. Писарев Ю. А. // Славянский сборник. Вып. 4. Саратов, 1990.
10. Алафеев А. А. // История СССР. 1984. №4.
Поступила в редакцию 24.02.2008 г.
