CC BY
110
© В. П. Бякина, И. В. Зимин, 2008 г
УДК 378.961(470.23-2):947.085
К 65-летию снятия блокады Ленинграда
В. П. Бякина, И. В. Зимин
1 ЛМИ В ГОДЫ БЛОКАДЫ: «ЦЕЛЬ № 89»
Кафедра истории Отечества Санкт-Петербургского государственного
медицинского университета имени академика И. П. Павлова
Среди множества женщин, вынесших на своих плечах все тягости блокады Ленинграда, имя поэтессы Веры Инбер, с ее «Пулковским меридианом», стоит в одном ряду с именем Ольги Бергольц. Она приехала с последним эшелоном в Ленинград 24 августа 1941 г. к мужу -директору Первого медицинского института (1941-1943), профессору Илье Давидовичу Страшуну ', и всю блокаду прожила на территории института. Вера Инбер разделила с ленинградцами все тяготы блокады, записывая в своем дневнике то, что происходило рядом с ней. Поэтому ее дневник 2 - это не только один из памятников блокады, но и памятник всем рядовым медикам и студентам, учившимся и работавшим в нечеловеческих условиях блокады в Первом медицинском институте.
Главной задачей в этот период для Института стало обеспечение нужд фронта и блокадного Ленинграда. Уже 23 июня 1941 г. приказом по Институту были отменены отпуска всем сотрудникам. Не были отпущены на каникулы и студенты, начиная с третьего курса. В самые первые дни войны были мобилизованы 241 врач и 158 медсестер. Добровольцами ушли на фронт 196 добровольцев, а в последующие месяцы - 1338 врачей и преподавателей, 347 медсестер. Досрочно было выпущено 500 старшекурсников. Из них около 300 чел. были направлены на фронт и в военные госпитали. В конце лета 1941 г. приняли участие в оборонительных работах 1300 студентов и преподавателей института. Все это не могло не повлиять на повседневную жизнь Института. Ректор И. Д. Страшун, выступая на общем партийном собрании 28 октября 1941 г., подчеркивал: «Мы призваны, как и все организации в данное время, работать на оборону. Этому должно быть подчинено все. Мы обязаны готовить врачей в сокращенные сроки и в первую очередь по нужным для военного времени дисциплинам. Остальное дадим после войны» 3. Применитель-
но к условиям военного времени были пересмотрены учебные программы. Для студентов 1-11 курса в вечернее время были организованы курсы медсестер. Значительно увеличены часы, отводимые на изучение хирургии, терапии и инфекционных болезней.
Клиники и операционные Института стали заполняться ранеными. В ноябре 1941 г. процент вернувшихся в строй из клиник Института составил 43,7 %. В. Инбер считала своим долгом видеть и писать о буднях медиков. В сентябре она присутствовала на операции: «Взрезали ногу и щипчиками стали вытягивать осколок... в промежутках между зенитными разрывами слышно было, как щипчики скребут по металлу. Оперировала Оглоблина Зинаида Васильевна. Она училась здесь еще в то время, когда первый медицинский институт был Женским медицинским институтом, первым в России» 4.
В учебном 1941-42 году занятия для I, II и III курсов начались с 1 сентября. Для IV курса, по распоряжению Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР, с 1 августа и велись по ускоренной программе.
Несмотря на хозяйственные и организационные заботы, И. Д. Страшун вместе с женой старались вести привычный для ленинградской интеллигенции образ жизни, на который неизбежно оказывала влияние война. Так, 9 сентября 1941 г. первый большой налет на Ленинград застал В. Инбер на «Летучей мыши» в Музкомедии. Спектакль прервали, зрители почти час стояли вдоль стен театра. Тем не менее после отбоя спектакль в ускоренном темпе закончили. Выйдя из театра, они увидели зарево горящих Бадаевских складов: «. ..внезапно нам открылись черные клубящиеся горы дыма, подсвеченные снизу пламенем. Все это громоздилось в небе, взбухало, пускало страшные завитки и отроги» 5. Супруги старались выбираться в Филармонию раз в месяц, несмотря на ухудшающуюся ситуацию в городе. 26 октября В. Инбер записала в дневнике: «Были в филармонии. Каменский играл фортепианный концерт Чайковского. ... Но зал концертный уже не так наряден, как прежде, не топлен. Приходиться сидеть в пальто. Очень много военных» 6. 10 ноября 1941 г.: «Вчера слушали в Филармонии девятую симфонию Бетховена. Но, видимо, нам на концерты больше не ходить. Это становится слишком сложно и опасно. ... Сама Филармония все мрачней. Полярный холод» 7. Последний раз они были в Филармонии 7 декабря 1941 г.: «Пятая симфония Бетховена и увертюра Чайковского "1812 год". Филармония все мрачней. Адский холод.
1 И. Д. Страшун родился в 1892 г. В 1915 г. был призван зауряд-врачом в действующую армию с медицинского факультета Московского университета. После Первой мировой войны в 1919 г. он сдал государственные экзамены в Киевском университете и был призван в Красную Армию. С 1921 по 1929 гг. И. Д. Страшун руководил отделом санитарного просвещения в Наркомздраве РСФСР. Одновременно, с 1923 по 1930 гг., являлся старшим ассистентом кафедры истории медицины 1 Московского медицинского института. После пятилетнего заведования кафедрой организации здравоохранения в 1 ЛМИ он вновь был переведен на заведование аналогичной кафедрой в 1 ММИ. С 1937 по 1939 гг. он являлся и.о. начальника Управления высшими учебными заведениями Наркомздрава РСФСР. В июле 1941 г. И. Д. Страшун возглавил 1 ЛМИ. См.: Акулович А. В. Галерея ректоров от «А» до «Я» // Пародонтология. 1997. № 3. С. 20.
2 Почти три года. Ленинградский дневник // В. Инбер Собрание соч. М., 1965. Т. 3. С. 129-389.
3 ЦГАСПб. Ф. 3132.Оп. 4. Д. 202. Л. 18 об.
4Инбер В. Указ. соч. С. 149.
5 Там же. С. 141.
6 Там же. С. 158.
7 Там же. С. 160.
Люстры горят в четверть силы. Оркестранты - кто в ватниках, кто в полушубках» 8.
Война неизбежно накладывала отпечаток и на повседневную жизнь. 16 сентября 1941 г. были отключены домашние телефоны - «до конца войны». 17 сентября В. Инбер и И. Страшун окончательно переехали в Институт на казарменное положение: «...в комнате круглая железная печка... за окном тополя. Мы внушили себе, что они защитят нас от осколков. Да и сама комната хорошо расположена. В глубине буквы "П", между крыльями дома» 9.
В сентябре 1941 г. Институт начали бомбить и обстреливать. Как потом было установлено по трофейным документам, на картах немецких артиллеристов Первый медицинский институт был обозначен как «объект .№89». Инбер поразило, что во время налетов «нестерпимо воют ... подопытные институтские собаки». Ленинградцы быстро выяснили для себя, что больницы и госпитали для немцев являются одними из главных целей: «Вчера от зажигательных бомб горели больницы: Куйбышевская, Александровская и еще два военных госпиталя. От военного госпиталя на Советском проспекте шел дым, как от горящей нефти». 24 сентября 1941 г. бомба весом в тонну упала на территории Института: «Сегодня утром (чудесное, все золотое) примерно в десять, в начале одиннадцатого, за несколько секунд до тревоги, на нашу территорию упала бомба, но не взорвалась. Она и сейчас лежит глубоко в почве. ... Бомба очень велика» 10. Ее разминировали и увезли в военный музей только 4 октября.
Несмотря на начинавшийся голод и постоянные бомбардировки и обстрелы, жизнь в Институте продолжалась. Шли занятия, шли плановые операции, проходили заседания Ученого совета, защищались диссертации. В. Инбер писала 25 ноября 1941 г.: «Вчера, во время двойного обстрела, с воздуха и земли, Борис Яковлевич, главврач больницы, защитил диссертацию в бомбоубежище. Диссертант в своем неизменном ватнике явился прямо из котельной, где вот уже который день, совместно с истопником, пытается наладить работу прачечной, поврежденной снарядом. В бомбоубежище электричество не горело. Ученый совет заседал при керосиновой лампе. За обедом выпили разведенного спирта в честь нового кандидата медицинских наук» п. Как следует из отчета кафедры нормальной анатомии, в декабре 1941 г. занятия проводились с 10 утра до 8 часов вечера. Студенты приходили на занятия с распухшими ногами. Из 38 сотрудников кафедры страдали алиментарной дистрофией 27 человек.
Преподавательский состав участвовал в организации займов и сборов на танки и самолеты. В середине декаб-
ря 1941 г. профессор Глухов принес в партбюро 12 кг меди в монетах. Это была нумизматическая коллекция профессора, сданная им в самое тяжелое время блокады.
Тема голода и смертей в дневнике В. Инбер начинает отчетливо звучать только в конце декабря 1941 - начале 1942 гг. При этом надо учитывать, что И. Страшун был директором крупного института, а В. Инбер - известной писательницей. 25 декабря 1941 г. В. Инбер отметила в дневнике факт прибавки хлеба: «Мы с И. Д. будем иметь на двоих 600 граммов в день» 12. Это была норма рабочей карточки. В апреле 1942 г. горкомом ВКП(б) было принято очень важное решение, учитывавшее значение Института для обороны города, - о выделении рабочих карточек первой рабочей категории для оставшихся студентов старших курсов.
Поскольку хлеб был делом жизни и смерти в блокадном городе, И. Страшун сам ходил в булочную за хлебом. Писательница отметила, что к этому времени съели всех подопытных животных. Голод порождал слухи. Так, 3 января 1942 г. В. Инбер записала, что на Большой земле стоят эшелоны с продуктами с надписью «Для Ленинграда», в которых «есть все, вплоть до бананов. О бананах я впервые услышала в нашей столовой, где стены стали совершенно мохнатыми от инея, и где температура много ниже нуля. Бананы?!» 13.
В блокадном городе жизнь и смерть стали страшной и привычной повседневностью. Они существовали бок о бок. В записи за 2 января 1942 г. В. Инбер писала: «В одно из воскресений мы шли от наших ворот к площади Льва Толстого. И на этом небольшом пространстве встретили восемь больших и малых гробов и несколько трупов в одеялах. И тут же две женщины вели третью к нам в больницу рожать. Она шла, выпятив живот, желтая, с цинготными кровавыми мешками под глазами, худая, как скелет, еле передвигая ногами».
На территории Института, вдоль берега Карповки, мертвецы лежали под открытым небом, занесенные снегом. В. Инбер называла этот берег «мертвецкой под открытым небом. Ежедневно туда привозят на салазках восемь-десять трупов. Там они и лежат на снегу. Мертвецы -в простынях, скатертях, лоскутных или байковых одеялах, иногда в портьерах» 14.
Умирали раненые, студенты, преподаватели, профес-соры. 30 января 1942 г. умер один из старейших профессоров Института А. А. Лихачев: «Труп без гроба (привезли потом) лежал в конференц-зале, на овальном столе, на куске фанеры. Умерший был в простыне. Вокруг стола в ледяной комнате стояли профессора и ассистенты. И. Д. произнес речь» 15.
8Инбер В. Указ. соч. С. 165.
9 Там же. С. 147.
10 Там же. С. 155.
11 Там же. С. 163.
12 Там же. С. 168.
13 Там же. С. 173.
14 Там же. С. 170.
15 Там же. С. 189.
К этому времени жизнь стала простой и понятной. Она разделилась на жизнь и смерть, но вместе с тем было нечто, стоящее выше жизни и смерти: «Что такое жизнь? Это витамины и калории. Здесь это ощущаешь с неумолимой ясностью. Но есть мужество, которое нарушает все каноны жизни и смерти. Можно смело сказать, что Ленинград питается преимущественно ненавистью к врагу. И этим живет» 16. Голод стал предметом научных исследований. Все ленинградцы хорошо узнали смысл научного термина «алиментарная дистрофия». В. Инбер в январе 1942 г. прослушала лекцию профессора Тушинского о «голодной болезни».
На протяжении 1941-42 гг. Институт работал на нужды фронта. За 1942 г. через стационар 1 ЛМИ прошло 11 000 человек. Наиболее высокой смертность была в первом квартале 1942 г. «В январе 30 %, в марте достигла 37,7 %. Средняя смертность за 2 квартал составила 25 %, затем смертность снижается и в декабре 1942 г. достигает 9,9 %» 17. На базе Института были созданы комитеты по изучению алиментарной дистрофии и гипертонической болезни при Ленгорздравотделе, которые возглавили профессор М. В. Черноруцкий и профессор Д. М. Гротель. В августе 1942 г. были созданы лечебные отделы по системе профессора Е. Н. Певзнер. Всего их было 7. Кроме того, осуществлялось и дополнительное казеиновое питание. Оно строго распределялось по 17 клиникам.
Холод и голод «съедали» всех. В. Инбер писала: «Боюсь за И. Д. очень плохо выглядит. Похудел очень и все зябнет. Ходит медленно, опираясь на палку». Тем не менее занятия в Институте продолжались до конца января 1942 г. 9 января 1942 г. краткая дневниковая запись: «Сильный артобстрел. И. Д. рядом, за стеной, принимает зачет у студентов». Позже В. Инбер вспоминала эти январские дни 1942 г.: «Однажды, в январские сумерки, проходя по коридору, я увидела, как девочка-студентка, оставшись одна, всем своим существом припала к еле теплой круглой печке. Посидела так с закрытыми глазами и снова пересела вплотную к студеному окну, куда проникал закатный свет. И снова за книгу» 18.
Приказом директора Института 19 января 1942 г. на кафедре токсикологии был открыт стационар для сотрудников Института с тяжелой формой алиментарной дистрофии.
Критическая ситуация сложилась в конце января 1942 г., когда в Институт прекратилась подача воды, не стало топлива, сиделки стояли в очередях за хлебом, так как авария водопровода затруднила работу хлебозавода. В это время смертность в клиниках Института достигла 30 %. Занятия полностью прекратились. В таких условиях на уровне города начал рассматриваться вопрос о полной эвакуации института. В конце февраля 1942 г. было принято решение оставить в Ленинграде старшие курсы Института, а младшие курсы вывезти через Ладогу на Большую зем-
лю. Несмотря на тяжелейшие условия, с 23 февраля 1942 г. в Институте возобновились лекции. В марте 1942 г. возобновились практические занятия, которые на 50 % проходили в госпиталях.
Весной 1942 г. жизнь стала возвращаться в Ленинград. В конце марта студенты и преподаватели начали выходить на субботники по уборке города: «Сегодня воскресник по очистке улиц. И. Д. тоже там». К концу мая город, казалось, уже умерший зимой, преобразился. В. Инбер писала в дневнике: «Наши больничные владения тоже очищены, приведены в порядок. Они стали неузнаваемы. Говорят даже лучше, чем до войны. Застарелые свалки на пустырях уступили место огородным грядкам» 19.
В апреле 1942 г. возобновил регулярные заседания Ученый совет Института. Было проведено 12 защит диссертаций, из них 4 на степень доктора медицинских наук. И. Д. Страшун подчеркивал в одном из отчетов, что Ученый совет с апреля 1942 г. присвоил себе новые функции, не предусмотренные положением о вузах. На его заседаниях начали проводиться регулярные научные доклады сотрудников. Это позволило установить контакт между отдельными теоретическими кафедрами и клиниками. На 19 заседаниях Совета за 1942 г. было заслушано 14 докладов на научные темы. Сотрудники Института играли ведущую роль в восстановлении работы научных обществ: терапевтов, хирургов, акушерско-гинекологического и ряда других. Первым состоялось заседание терапевтического общества 12 мая 1942 г. С докладом «Клинические наблюдения над алиментарной дистрофией» выступил профессор М. Д. Тушинский.
Определяющей, характерной чертой деятельности Института являлось тесное взаимодействие лечебной работы с научно-исследовательской, причем не только лечащие врачи, но и студенты (ординаторы) вовлекались в творческую работу. Суровая действительность стимулировала активизацию творческой мысли сотрудников Института в разработке новых методов лечения. Коллективно изучалось лечение сульфицином свежих и инфицированных ран. Доцент З. В. Оглоблина разработала методику лечения острой артериальной непроходимости, доктор Н. В. Коваленко - закрытых переломов бедра, профессор П. П. Львов -метод лечения слизистой рта при дистрофических изменениях. Большое значение приобрели старые лекарственные средства, применявшиеся в народной медицине. Ученые Института сумели определить их новые свойства. Доцент Е. В. Усольцева установила, что препараты хвои оказывали благоприятное влияние на заживление ран при раневой цинге. Большим достижением явилось выращивание дигиталиса в условиях открытого грунта в Ленинграде, осуществленное профессором Н. Н. Монтеверде.
На начало мая 1942 г. в Институте обучались 800 студентов. В мае 1942 г. по требованию Горздрава студенты
16 Там же. С. 192.
17 ЦГАСПб. Ф. 3132. Оп. 4. Д. 202. Л. 45.
18Инбер В. Указ соч. С. 192.
19 Там же. С. 228.
старших курсов были направлены на работу в поликлиники. Летом 1942 г. 132 студента 1 ЛМИ вновь приняли участие в оборонных работах. Все они, пережившие тяжелейшую блокадную зиму, были награждены медалями «За оборону Ленинграда». Студентки Института работали на строительстве укреплений на Карельском перешейке и на торфоразработках. В. Инбер писала: «Эти девушки сменили просторные, чистые аудитории на глинистые бугры и канавы, где "зачеты" принимают у них командующие армиями - переэкзаменовок не полагается» 20. Прошедший год в блокадном городе писательница оценивала, как «Самый наполненный и для меня важный год моей жизни».
В августе 1942 г. И. Страшун и В. Инбер впервые после декабря 1941 г. посетили Филармонию: «Снова переполненный зал Филармонии, как это было до войны и в самом начале войны. Я слушала Седьмую симфонию, и мне казалось, что это все о Ленинграде» 21. О том, что Д. Д. Шостакович пишет симфонию, она знала с сентября 1941 г. Тогда В. Инбер писала в дневнике: «Меня взволновало, что в эти дни в осажденном городе, под бомбами, Шостакович пишет симфонию. И главное "Ленинградская правда" сообщает об этом среди сводок с Южного фронта. Значит, искусство еще не умерло, оно живет, сияет, греет сердце».
Осенью 1942 г. началась подготовка к проведению вступительных экзаменов. Таких вузов в Ленинграде были единицы. Готовясь к приему, после тяжелейшей блокадной зимы, администрация Института подготовила два информационных щита о порядке приема в Институт, по городу были расклеены листовки, проводились выступления по радио. Приемная комиссия начала работу на кафедре органической химии во 2-м корпусе. Учитывая тяжелейшие условия жизни в осажденном городе, приемная комиссия исходила из того, что требования мирного времени для абитуриентов необходимо изменить. Поэтому был выработан особый порядок приема. Все желающие поступить в 1 ЛМИ подавали заявления, а приемная комиссия решала, кому сдавать экзамены, а кому нет. Всего было подано 461 заявление о приеме. Среди абитуриентов преобладали девушки, окончившие школу в 1940-41 гг., и студенты других вузов, в которых занятия не были возобновлены. Их принимали без экзаменов. Абитуриенты, окончившие 9 классов, сдавали экзамены по политграмоте, химии, литературе. Очень важным было то, что все зачисленные в Институт начинали получать карточку 1 рабочей категории. В официальных документах констатировалось, что большинство студентов пришло в Институт по призванию, но при этом также отмечалось, что число действующих институтов в городе резко сократилось. Сыграло свою роль и привилегированное обеспечение студентов 1 ЛМИ продовольствием. В октябре 1942 г.
на I курс Института было принято около 300 человек. Занятия для первокурсников начались с 1 ноября 1942 г.
В ноябре 1942 г. на заседании партбюро рассматривался вопрос о готовности Института к новому учебному году. Был отмечен успешный набор на I курс. Констатировалось, что больше всего студентов обучается по программе VI семестра - 113 человек. Состав студентов IV семестра самый малочисленный. Подчеркивалось, что, несмотря на тяготы блокадного времени, профессорско-преподавательский состав сохранил свою высокую квалификацию. Для студентов I семестра удалось наладить преподавание всех предметов. Для студентов II семестра не преподавалась гистология и органическая химия. Особо подчеркивалось тяжелое положение с обеспечением студентов учебниками, поскольку «книги растащили, все библиотекари новые».
В начале ноября 1942 г. состоялся первый выпуск врачей военного времени. После Государственных экзаменов были выпущены 225 врачей, из них 40 человек окончили Институт с отличием. В документах подчеркивалось, что уровень знаний выпускников был «не ниже среднего уровня мирного времени» 22. Из числа выпускников этого года 196 человек были призваны в армию, пополнили ряды врачей госпиталей и поликлиник. В. Инбер записала в этот день: «Вчера в большом зале нашего райкома был выпускной институтский вечер».
В январе 1943 г. в Институте прошли традиционные елки. 1 января 1943 г. студенческая елка происходила в зале им. Ленина. Зал был переполнен студентами, студентками и «подшефными» Институту моряками. 6 января 1943 г. В. Инбер писала: «Недавно вернулась из 11 корпуса, из терапевтического отделения, где была елка для медперсонала. Там среди санитарок есть такие красавицы девушки; настоящая цветущая юность, все превозмогшая, все претерпевшая. А каковы они были прошлой зимой!» 23.
К началу 1943 г. жизнь в Институте стабилизировалась. Итоги тяжелейшего периода в истории Института были подведены на заседании Ученого совета, состоявшегося 25 января 1943 г. На заседании присутствовали 30 человек профессорско-преподавательского состава и сотрудники больницы им. Ф. Эрисмана. С отчетным годовым докладом выступил директор профессор И. Д. Страшун. Он кратко изложил основные события, произошедшие в жизни института за 1941-42 гг.
И. Д. Страшун особо отметил, что преподавательский состав сохранил свою высокую квалификацию: «Есть основания врачей готовить хорошо. Работа с не завышенным, а нормальным составом в 600 чел. студентов вливается с сентября месяца в нормальный научно-производственный план». На этом заседании Ученого совета И. Д. Страшун подчеркивал, обращаясь к коллегам: «Надо увековечить и сохранить память о людях. Необходимо на
20Инбер В. Указ. соч. С. 237.
21 Там же. С. 249.
22 ЦГАСПб. Ф. 3132. Оп. 4. Д. 197. Л. 12.
23Инбер В. Указ соч. С. 282.
каждой кафедре и клинике вести учет о сотрудниках, начиная с 22 июня 1941 г. ... поддерживать связь с живыми, знать о их работе ... надо во всех возможных подробностях восстановить жизнь 1941-42 гг. Обстановка была такова, что сейчас уже верится с трудом, как могли люди жить и работать, но обстановка меняется и все забудется. Отсюда и требование Ученого совета ко всем членам - восстановить недостающие документы об исторических месяцах обороны Ленинграда» 24.
Хочется особо подчеркнуть, что сотрудники Института жили не только «сегодняшним днем», но в тяжелейших условиях думали о будущем Института: «Сегодня заседание Совета совпадает с 12 января по старому стилю. Это Татьянин день - день русской университетской науки. Мы возвращаемся к традициям, и надо, чтобы наши вузы имели тоже традиционный день акта, на котором высшее учебное заведение должно отчитываться о проделанной работе за год». Он сообщил коллегам, что получены новые учебные планы, которые предполагалось ввести с сентября 1943 г., после чего занятия пойдут «нормальным ходом с выпуском врачей ежегодно, без перерыва». И. Д. Страшун особо отметил, что преподавательский состав сохранил свою высокую квалификацию: «Есть основания врачей готовить хорошо Работа с не завышенным, а нормальным составом в 600 чел. студентов вливается с сентября месяца в нормальный научно-производственный план». Заканчивая свое выступление, И. Д. Страшун сказал следующее: «Работа Ученого совета имеет большое значение. Она переросла функции только оформляющего и регистрирующего органа. Одно заседание Ученого совета в месяц будет отводиться научным докладам и диссертациям - другое отчетным докладам кафедр и клиник. с анализом лечебной, учебной и научной работы. .. .Надо чтобы отчеты оставались в истории института. Забыт хороший обычай - издание годового отчета. Близится 50-летие института в 1947 г. и наши отчеты за военный период надо составлять так, чтобы они вошли в отчет юбилейного года».
В апреле 1943 г. на заседании Ученого совета были заслушаны итоги зимней экзаменационной сессии. С сожалением констатировалось, что сессия на I курсе прошла плохо. Из 297 студентов к сессии было допущено 245. Из них сдали сессию и остались в Институте 180 человек. Ученый совет подтвердил принципиальный курс, несмотря на блокаду, требования к качеству знаний оставались высокими, и поблажек для студентов не было.
В отчетах констатировалось, что за период с 1 января 1943 по 15 ноября 1943 гг. учебный план на зимне-весенний семестр 1943 г. на ГУ-У курсах выполнен полностью, а на первых трех курсах, ввиду мобилизации студентов на
торфоразработки, планы частично недовыполнены. Несмотря на трудные условия занятий в Институте в начале 1943 г. качество учебы, как показала экзаменационная сессия IV курса и государственная сессия V курса, показали хорошую успеваемость среди большей части студентов. За данный период систематически 2 раза в месяц проводились заседания Ученого совета, на которых заслушивались доклады профессоров на разные научные темы. В первой половине 1943 г. возобновилась работа СНО. Сборник научных работ преподавателей и студентов был выпущен в декабре 1943 г.
Весной, летом и осенью 1943 г. были ставшие привычными заботы: учебный процесс и сессии в Институте, клиники, работы на институтских огородах, работа студентов на торфе и оборонительных укреплениях, очередной прием в Институт абитуриентов. В апреле 1943 г. В. Инбер и И. Страшун вновь были в Филармонии на концерте памяти Рахманинова: «Было полно. Я узнавала многих, с кем встречалась здесь в те вечера, когда мы сидели в валенках и шубах». Блокада изменила восприятие многих привычных вещей, даже погоды: «Восхитительная нелетная погода: облачно, дождливо. Если бы существовала такая погода и для артиллерии!».
В 1943 г., как только сняли блокаду Ленинграда, И. Д. Страшун был переведен в Центральный научно-исследовательский институт на должность заместителя директора. После ухода И. Д. Страшуна новым директором Института был назначен Н. И. Озерецкий 25. В. Инбер была знакома с ним с осени 1941 г., когда они все вместе ходили в Филармонию: «Пошли мы, Николай Иванович Озерецкий с женой. Николай Иванович - заместитель И. Д. по институту, психиатр, умный мужик. И говорок такой занятный».
Организаторский талант Н. И. Озерецкого, его человеческие качества ярко проявились во время трагической эвакуации младших курсов 1 ЛМИ в апреле 1941 г. из осажденного Ленинграда и их пути к Красноярску.
В конце марта 1942 г. было принято постановление СНК об эвакуации двух младших курсов 1 ЛМИ с преподавательским составом. Эвакуация младших курсов 1 ЛМИ была организована и проведена 8 апреля 1942 г. по Дороге жизни через Ладожское озеро. Спустя два года, в декабре 1943 г., руководитель эвакуации профессор Николай Иванович Озерецкий, выступая на заседании Ученого совета, рассказывал коллегам о том, что пришлось пережить студентам и преподавателям Института на долгом пути от Ленинграда до Красноярска. Он подчеркнул, что во время эвакуации из Ленинграда они потеряли только одного из сотрудников, но «не потеряли ни одного студента, несмотря на то, что многие студенты находились в очень тяжелом состоянии. Некоторые из них были так
24 ЦГАСПб. Ф. 3132. Оп. 4. Д. 203. Л. 5.
25 Академик АМН СССР Н. И. Озерецкий родился в 1893 г. В 1917 г. он окончил медицинский факультет Московского университета. В 1930 г. возглавил кафедру психопатологии детского возраста в Ленинградском педагогическом институте им. Герцена. С 1933 г. заведовал кафедрой психиатрии детского возраста. С 1937 г. руководил кафедрой психиатрии 1ЛМИ. С 1938 г. являлся заместителем директора по научной работе. Звание профессора ему было присвоено в 1935 г., академика АМН СССР - в 1948 г. См.: Красноярская государственная медицинская академия на пороге XXI века. Красноярск, 1999. С. 10-11.
слабы, что их переносили на носилках» 26. Во многом это было связано с тем, что уже во время эвакуации для медиков было назначено усиленное питание.
21 ноября 1942 г. Всесоюзный комитет по делам высшей школы и наркомат здравоохранения СССР, в соответствии с распоряжением Совнаркома СССР от 13 ноября 1942 г., принял решение создать на базе эвакуированной части 1 ЛМИ, части 2 ЛМИ, Ленинградского педиатрического института, Ленинградского стоматологического института и Воронежского стоматологического института Красноярский медицинский институт с лечебным и стоматологическим факультетами. Исполняющим обязанности директора Красноярского медицинского института был назначен профессор 1 ЛМИ Н. И. Озерец-кий. Заместителем директора по науке стал проф. М. Г. Привес 27.
Профессор Н. И. Озерецкий подчеркивал, что «ленинградцы чувствовали себя ленинградцами. Они преодолевали и там все препятствия, создавая настоящий медицинский институт на пустом месте. И они просили меня на заседании нашего Ученого совета передать нашему Ленинградскому институту свой теплый привет и желание сделать Красноярский институт ядром нашего 1 медицинского института, чтобы наши институты взаимно поддерживали бы друг друга. В Красноярском медицинском институте было вынесено решение, что поскольку в их подсобном хозяйстве уродилось много картофеля, то необходимо часть его отправить в подарок нашему институту. Крайком партии утвердил это решение. Студенты и профессорско-преподавательский состав Крас-
ноярского института всей душой стремятся вернуться в Ленинград» 28.
В октябре 1943 г. на совещании Президиума Нарком-здрава научная деятельность 1 ЛМИ получила самую высокую оценку: «Энтузиазм и успехи ленинградских ученых достойны восхищения и уважения, учитывая экстремальные условия, в которых им приходилось работать».
27 января 1944 г. блокада Ленинграда была снята. В. Инбер, прожившая в Ленинграде всю блокаду, писала: «Величайшее событие в жизни Ленинграда: полное освобождение его от блокады. И тут у меня, профессионального писателя, не хватает слов. Я просто говорю: Ленинград свободен. И в этом все» 29.
Указом президиума Верховного Совета от 17 мая 1944 г. были награждены орденами и медалями сотрудники Института: орденом Ленина - профессор М. Д. Тушинский и профессор М. В. Черноруцкий; орденом Трудового Красного знамени - профессор С. Н. Лисовская, профессор З. В. Оглоблина; орденом Знак почета - санитарка поликлиники N° 31 А. Т. Аксенова, санитарка больницы им. Эрисма-на А. П. Арсентьева, профессор В. Г. Гаршин, профессор Д. М. Гротель, профессор С. П. Иванов, профессор Н. Н. Монтеверде, профессор Р. В. Романовский. Выживать вопреки физиологии людям помогало и чувство долга, мужество, самоотверженность, активная деятельность, стремление помочь ближнему. Эта мысль в разных формах прослеживается в работах блокадных медиков. После снятия блокады Ленинграда коллектив Института под руководством Н. И. Озерецкого, не дожидаясь окончания войны, сразу же приступил к восстановительным работам.
26ЦГАСПб. Ф. 3132. Оп. 4. Д. 209. Л. 12.
27 Красноярская государственная медицинская академия на пороге XXI века. Красноярск, 1999. С. 5. 28Инбер В. Указ соч. С. 321. 29 Там же. С. 358.
1 0
