CC BY
47
УДК 811. 511. 13 С. С. Шляхова
ЗВУКОВОЙ СИМВОЛИЗМ В КОМИ-ПЕРМЯЦКОМ ЯЗЫКЕ: ФОНЕСТЕМА, МОРФЕМА, СЛОВО. СТАТЬЯ ВТОРАЯ*
Статья состоит из трех частей. Во второй статье объектом исследования становится звуковой символизм коми-пермяцкого языка на грамматическом уровне. Цель исследования - установление звукоизобразительной семантики коми-пермяцких аффиксов. На примере суффиксов -вор, -тор, -керны показан процесс утраты иконичности слова, то есть денатурализация языкового знака, его превращение из иконического в конвенциональный. Устанавливается звукоизобразительная природа суффиксов -тор, -керны, а также связь семантики множественности с R-формантом.
Далее определяются семантические поля звукового символизма коми-пермяцких приставок и суффиксов. Устанавливается, что звуковой символизм аффиксов в коми-пермяцком языке связан с семантикой собирательности, сопутствующего действия, мгновенности - длительности, однократности - многократности, начинательности -законченности, диминутивности (уменьшительности, малости, незначительности); аугментативности (увеличения интенсивности), преобладания, доминирования, избыточности; эмоциональной оценки (пейоративная и мелиоративная семантика).
Ключевые слова: пермские языки, коми-пермяцкий язык, фоносемантика, морфема, суффикс, приставка, звуковой символизм, иконизм.
Грамматическая фоносемантика, которая развивается на стыке грамматики, фонетики и семантики, рассматривает взаимодействие и корреляцию фоносемантических и грамматических категорий [7; 16; 19 и др.]. Значимость грамматического уровня в звукоизобразительной системе языка настолько велика, что Я. Малкил предлагает термин морфосимволизм в противоположность термину фоно-символизм: в первом случае имеется в виду символика грамматических форм, а во втором - символика звуков [16. С. 46].
Важнейшим направлением развития грамматической фоносемантики является установление фоносемантических универсалий. Если в современных индоевропейских языках действие звукосим-волизма в сфере грамматики весьма ограничено, то в языках других семей, например в ряде языков Африки и Азии, как показывают исследования русских [8; 11; 12] и зарубежных [6] лингвистов, символизация грамматических значений - широко распространенное явление. Возможно, это явление было характерно и для индоевропейских языков на ранней стадии их развития (достаточно вспомнить гипотезу о звукосимволическом происхождении индоевропейского аблаута, высказанную Дж. Орром и Э. Прокошем [16. С. 46].
Как фоносемантические универсалии рассматриваются корреляции семантической категории множественности (повторности, многократности) звука и действия и КЬ-формантов (форманты с сонантами г, 1) [1; 7] или редупликации [7; 8; 13; 22].
М. Лауден с помощью статистического анализа обнаружил, что в сильных глаголах в германских языках передние гласные чаще встречаются в формах настоящего времени, а задние - в формах прошедшего времени. Такое распределение гласных коррелирует с обозначением ближнего и дальнего дейксиса (ср. рус. здесь-там, нем. Шег^оН) [16. С. 46]. Семантика 'пролонгированное™/непро-лонгированности', 'мгновенности / немгновенности' действия оказывается связанной с видовремен-ными категориями глагола [ворон]. Как универсальная тенденция рассматривается оформление императива в максимально краткой форме и пр. Роль звукоизобразительности очевидна, например, в хорошо известном факте звукосимволической функции уменьшительных суффиксов [7] и др.
Звукосимволизм в грамматике коми-пермяцкого языка отчетливо прослеживается в явлениях аффиксации, редупликации и повтора, конверсии и словосложения. Однако более существенным для фоносемантики является факт того, что в коми-пермяцком языке на морфологическом уровне отчетливо прослеживается утрата иконичности некогда звукоизобразительной единицы, то есть денатурализация языкового знака, его превращение из иконического в конвенциональный.
Исследование выполнено в рамках гранта РГНФ «Коммуникативные коды в коми-пермяцкой культуре (речь, фольклор, обрядность, символосфера)» (№ 14-14-59005).
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Так, древние корни выступают в современном коми-пермяцком языке в функции суффиксов. Например, суффикс -вдр (ср.: коми вдр 'лес'). Вор в значении суффикса встречается в кочевских говорах коми-пермяцкого языка. Его семантика - выражение собирательности: инькавдр - 'женщины, группа женщин', нывкавдр - 'девушки, группа девушек', челядьвдр - 'дети, группа детей'. В данном случае обобщенное значение собирательности развилось из семантики слова, обозначающего совокупность предметов как единство: вдр - 'лес'. Однако его конкретное лексическое значение при употреблении в качестве суффикса стерлось. Оно стало выражать лишь идею собирательности, множества предметов [14. С. 24].
Подобное развитие семантики характерно и для индоевропейских языков. Так, во французском языке фонестема BR-, ассоциативно связываемая с признаком «беспорядочность», оказывается продуктивной в образовании перекликающихся понятий. Многозначность таких слов, как brueil 1) лесосека, лес; 2) теснящаяся толпа; brueille1 - 'внутренности', brueille2 - 'лес'; broce, broisse 1) кусты, 2) густое растение, 3) пучок деревьев, 4) щетка, 5) оленьи рога, 6) компактное войско с теснящимися рядами, интегрируется значением «скопление», которое явно находится в одном ассоциативном ряду с «беспорядочностью». В данном случае различные уровни представления объекта 'лес' - как множества ('скопление') и как элементов этого множества ('лесная поросль, лес, дерево') - служат основанием пересечения с другими группами [18].
Другой пример. А. С. Кривощекова-Гантман отмечает следующие ступени перехода полно-значного слова тор 'кусок, осколок, обломок', 'обрывок, наставка, лоскут', 'часть, звено' в суффикс: (1) частое употребление в качестве второй части подчинительного словосочетания; (2) пребывание в роли второго компонента сложного слова; (3) превращение в суффикс [14. С. 91].
В коми-зырянском языке слово тор преформируется в словообразовательный суффикс имен существительных со значением овеществленного качества от прилагательных (к. -з. чдскыдтор 'нечто вкусное', буртор 'нечто хорошее, доброе') и в формообразующий суффикс имен существительных с уменьшительным значением (к. -з. керкатор 'домик', мыльктор 'холмик').
Формирование отдельного грамматического элемента в коми-пермяцком языке отражает процесс деэтимологизации слова. В связи с этим целесообразно остановиться на рассмотрении каждого конкретного суффикса отдельно.
Суффикс -тор, ср. к. -з. и к. -п. тор 'часть, кусок, отрезок, лоскуток, обломок', в удм. и к. -язьв. соответствий не обнаружено. В самостоятельном значении в коми языках встречается довольно часто: к. -п. нылочка орсд торрездн 'девочка играет лоскутками материи'; ддра тор 'кусок холста'; дт торыс усис 'одна часть упала'; к. -з. дшиньысь дти тор стеклд потдма 'в раме одно стекло раскололось'.
Кроме того, -тор функционирует как словообразовательный и формообразующий суффикс. Словообразовательный суффикс -тор образует имена существительные со значением овеществленного качества от прилагательных, ср. к. -з.: чдскыдтор 'нечто вкусное', буртор 'нечто хорошее, доброе', небыдтор 'нечто мягкое'; к. -п.: чдскыттор 'нечто вкусное', буртор 'нечто хорошее, доброе', небыттор 'нечто мягкое'.
С помощью формообразовательного суффикса -тор создаются имена существительные с уменьшительным значением. Суффикс -тор в этой функции особенно продуктивен в коми-зырянском: керкатор 'домик', мыльктор 'холмик', йдвтор 'молочко'. В коми-пермяцком языке в значении уменьшительности также встречается, но гораздо реже: тдвтор 'ветерок', кымдртор 'облачко', бедьтор 'палочка'. Широко представлен суффикс -тор в рукописных словарях, отражающих лексику ныне обрусевших говоров бассейна Обвы и Усолья. Например, в словаре Г. Чечулина находим: буртор 'благо', тоштор 'бородка', постор 'мостик', чегдмтор 'обломок', битор 'огонек', бер-ся кизертор 'всякая жидкая вещь', позтор 'гнездышко', изтор 'камешек' и т. д. Значение уменьшительности развилось из конкретно-лексического 'часть, кусок, отрезок, лоскуток' [14]. В русском, французском, английском и арабском языках также 'одним из специфических признаков-оснований объектного сходства выступает 'частичность', нередко коннотирующая значение 'малости': щепка -осколок - обломок; кусок - часть - сторона - бок; порция - доля - добыча и т. п. ' [18].
Таким образом, представленная история семантического развития слова не ушла дальше того, что предлагается в этимологическом словаре коми языка. Однако как произошло значение 'часть, кусок, отрезок, лоскуток' остается неясным. На наш взгляд, эти значения, как и в индиевропейских языках, изначально связаны со значениями 'ломать, рвать, ударять, разбивать, дробить', которые, в
свою очередь, связаны со звуками, возникающими в процессе подобных действий. Ср. тарскыны 'стукнуть, ударить, со стуком что-либо положить'.
Ср. семасиологические дериваты в славянских и других неродственных языках: (1) осколок < колоть < и. -е. *(s)kel-: *(s)kol-: *kl- 'резать, рассекать' [28. Вып. 8. С. 159; 25. С. 251]; (2) крошка < крошить < и. -е. *krou-s-: *kru-s- 'толочь, разбивать, ломать' [27. Т. 1. С. 447]. Родств. диал. крух; чеш. , словац. , польск. kruch 'кусок, часть' [28. Вып. 8. С. 411]; (3) лом, обломок < ломать < и. -е. *lem-: *lom-. Ср. лит. laminti 'комкать, мять'; исл. lemja 'бить, колотить' [27. Т. 1. С. 490]; (4) обрывок < рвать < и. -е. *reu-: *reud-: *ru- 'раздирать, вырывать' [27. Т. 2. С. 107]; (5) отрезок < резать < и. -е. *ureg'- 'рвать, ломать' [27. Т. 2. С. 107]; (6) кусок < кусать < и. -е. *kes- 'резать, бить'. Ср. араб. KZKZ; н. -евр. KSKS 'кусание'; лит. kqsti; лтш. kuöst 'кусать'; часть < 1) кусать (см. кусок); 2) < и. -е. *(s)kei- 'резать, отделять' [27. Т. 2. С. 376]. Ср. также коми чир 'мельчайшая частица, крупинка, крошка' и чирсны 'размельчать, дробить' [9. С. 306, 308].
Ср. рус. стучать < тук-тук; хлестать < хлесь; диал. рус. торкать < тор-тор; буткать, бот-кать < бут-бут, бот-бот; к. -п. торс керны, торск0тны, торскыны 'стучать, ударять' < тiрс-торс, торс-торс, турс-тарс 'звуки удара'; торкйыны, торк0тны 'греметь стучать' < тор-тор 'стук-стук', тiрки-торки 'звуки падения на лестнице' и пр.
Глагол торкны 'испортить', 'расстроить', 'распутать', 'перебить', 'нарушить'. Общек. *tork-?мар. т0ргалаш 'отлипнуть, облупиться'. ?венг. törni 'ломать, дробить' [9. С. 282] этимологически (хотя и под вопросом) связан со значением 'ломать, дробить', что косвенно подтверждает нашу гипотезу. 'Звуковые' значения с корнем тор - типичны для коми-пермяцкого языка: тор-тор, торс-торс 'стук-стук', торс керны 'сильно стукнуть', торск0тны 'стучать, ударять', торскыны 'стучать, ударить', тiрки-торки лэдзчис, торнитiс-лэдзчис 'со стуком спустился', тiрс-торс 'стук каблуков', тiрс-торс, торс-торс, турс-тарс 'звуки глухого удара', тiрс-торс ветв0тны 'ходить, стуча каблуками' и пр.
Таким образом, есть основания полагать, что слово тор звукоизобразительное по происхождению.
Ср. также утрату первоначальной мотивированности в местоимениях финно-угорских языков: 'Постепенная нейтрализация пространственного и укрепление темпорального значения, как правило, ведет к появлению полнозначных слов, которые утрачивают связь с дейктическим полем и переходят в разряд номинативной лексики. Они часто заменяются другими, более определенными по семантике словами, инкорпорируют имена, вытесняются заимствованиями и т. д. Например, в венг. ekkor, akkor 'тогда' имеется субстантивный корень kor 'возраст', в эст. praegu 'сейчас' - aeg 'время', мар. кызыт 'теперь' и удм. круф. кайзър 'сейчас' являются татарским заимствованием и т. д. [26. С. 21].
В связи с этим любопытно отметить, что в финно-угорских языках чаще всего существительные, названия качеств, образуются с помощью суффиксов, происходящих из самостоятельных слов 'год', 'день', 'место'. Так, в финском языке существительные, названия качеств, образуются с помощью форманта -уус (от вуоси 'год'): суурус 'величина' (от суури 'великий'), ванхуус 'старость' (от ванха 'старый'), вапаус 'свобода' (от вапаа 'свободный'). В мордовском языке отыменные названия качеств образуются с помощью форманта -чи (от чи 'день'): чоподачи 'темнота' (от чопода 'темный'). В коми (зырянском) отыменные названия качеств образуются с помощью -лун (ср. лун 'день'): мичлун 'красота' (от мича 'красивый') [14. С. 21].
Рассмотрим звукосимволизм других коми-пермяцких формантов.
Еще Э. Сэпир различал экспрессивный и референциальный звуковой символизм. По данным В. В. Левицкого, действие звукосимволизма распространяется в первую очередь как раз на сферу сенсорных и эмоционально-оценочных явлений. Поэтому, если аффиксальная семантика и оказывает влияние на функционирование звукового символизма, то в расчет могут быть приняты прежде всего аффиксы с эмоционально-оценочным (типа русск. -ик в стол-ик), а не 'референциальным' значением (типа русск. -тель в слове учи-тель). Число эмоционально-оценочных аффиксов в языках, где развита аффиксация, сравнительно невелико [16. С. 46].
Однако в коми-пермяцком языке 'производные слова от изобразительных корней образуются с помощью таких формантов (А. С. Кривощекова-Гантман называет их суффиксами), которые не встречаются с неизобразительными словами: -кы-: пишкыны 'сопеть' (от пиш); -гы-: гымгыны 'ударить' (от гым); -сы-: пиксыны 'пикать' (от пик); -зы-: карзыны 'каркать' (от кар)' [14. С. 55]. Таким образом, указанные форманты уже маркированы как относящиеся к звукоизобразительной семантике.
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Так или иначе, необходимо было бы провести статистическое обследование звукового состава аффиксов в индоевропейских и других языках с целью выявления звуко-семантических связей в сфере грамматики. Проведенное В. В. Левицким предварительное исследование 23 языков различного строя [15] показало, что в обозначениях понятия 'маленький' звук /i/ встречается не только в корне слов, но и в суффиксах. Случайно ли этот звук широко распределен в уменьшительно-ласкательных формах европейских имен собственных (типа Tony, Lilly, Dicky) [16. С. 46]? Ср. в к.-п. ласкательные и сочувствующие ('жалетельные') коннотации имен собственных: суффикс -инь0й - Маришинь0й, Степантъ0й.
Однако действие звукосимволизма не ограничивается сферой суффиксов. Так, А. М. Газов-Гинзберг доказал безусловную иконичность прасемитской флексии [8].
Формально-семантическую сторону изобразительных слов исследовал Д. В. Бубрих, выделив такую особенность, как переход полнозначных глаголов, 'которые, поблекнув в своем лексическом содержании, приобрели характер просто 'держателей' изобразительных слов, а далее и суффиксов, придающих изобразительным словам определенное оформление': -кывны ('-слышаться') - длительность звучания (вазакывны 'трещать'); -видзны ('-видеться') - 'передают схватываемое зрением состояние' (зымвидзны 'выглядеть тяжелой громадой'); -мунны ('пойти') - мгновенность звучания или 'звучащего' действия (бавмунны 'шатнуться'); -керны ('сделать') - звучание или движение при воздействии на предмет (лайккерны 'шатнуть').
Форманты (Д. В. Бубрих называет их суффиксами) -кы- / -гы- (после звонких) и -сы-/-зы- (после глухих) также передают длительность звучания (дзазГЫны = дзазаКЫВНЫ 'потрескивать'; кокСЫны 'кудахтать') [4. С. 85, 86].
Ср.: в коми-пермяцком языке суффикс -керны весьма продуктивен для выражения оттенка длительности действия: баит0в-керны 'говорить долго', гижöв-керны 'писать долго', уджалöв-керны 'работать долго'.
Как в коми-пермяцком, так и в коми-зырянском языках суффикс -керны может расширять значение словообразующего глагола в форме инфинитива, обозначая сопутствующее действие: к. -п. баитны-керны 'поговорить и еще что-либо поделать, поговорить и прочее', шоччисыны-керны 'отдохнуть и прочее', чышкисьны-керны 'подмести и прочее'; в к. -з. пывсьыны-керны 'попариться и прочее', шойччыны-керны 'отдохнуть и прочее' [14. С. 96 и след. ].
На наш взгляд, слово керны изначально звукоизобразительное. Ср. керны 'делать, сделать' (основное значение), побочные значения: 'потрошить (о рыбе)', 'дергать (лен, коноплю)', 'убирать' (об огородных культурах). Этимология неясна. Может быть, к керны 'потрошить (рыбу)' сопоставимо с керавны 'рубить', удм. кораны 'рубить' (< общеп. *ker- 'рубить'), мар. кыраш 'колотить, стучать', эрз. керямс 'рубить' [9. С. 121-122].
Основа кер- относится к фоносемантическому классу фреквентативов, которые обозначают очень быстрые последовательности (серии) ударов (импульсов), где каждый удар уже почти не ощущается отдельно, но полного слияния последовательности ударов в единое звучание еще нет. Быстрое чередование ударов вызывает повышенное раздражение слуха. Такие последовательности ударов ощущаются как диссонансы. Основной элемент фреквентативов - вибрант [7]. Ср.: звукосимволизм /г/ у Платона -движение; дрожание, пролом (битье, ломание); у М. Граммона - шероховатость, горечь, грубость, дрожание. Вибрант [R] ('лингвальный' по Жеблену) имеет чрезвычайно широкие звукоподражательные возможности в изображении длительных дрожащих шумов ('континуантов'); колебательные движения языка изображают различные виды 'дрожания, колебания'; одна из основных черт процесса колебания - многократное возвращение в первоначальное положение, то есть 'повторяемость, возвращение назад', что явилось одной из символических функций [R]; с другой стороны, дрожание очень напоминает катание языка по небу (ср. во фр. яз. R-roulant - 'катающееся', раскатистое R) - отсюда возможность обозначать через него 'вращательное, круговое движение' (что смыкается с 'повторяемостью') [18]. По данным В. В. Левицкого, и. -е. расширитель /г/ обладал значениями 'дробить', 'разъединять', 'быстрое, резкое движение', 'звучание', 'хватательное движение' [16. С. 137].
Акустико-артикуляционная природа корня кер- обусловливает оттенки значения 'длительность' и 'сопутствующее действие' ударной природы производимого действия. Обобщенная семантика слов с -керны- 'производить звук + производить звук ударной природы'.
Подобная семантика дублирования семы 'звук' очевидна, например, в казымском диалекте коми. В устной речи казымских коми изобразительные глаголы употребляются довольно широко и об-
разуются в основном с помощью суффиксоидов -кыыны ('раздаваться, звучать') и -вартны ('молотить', в диалектах 'ударить, бить' < общеп. vár- 'бить, разрушать, разорять') [9. С. 47]. 'Суффиксоид -кыыны 'раздаваться' является наиболее распространенным из используемых для образования изобразительных глаголов; согласная в изобразительной основе обычно между двумя гласными удваивается, например: dad' h + rjad m + jke girrak + le В ящике нарты что-то гремит'. В говоре активно употребляются глаголы, образованные с помощью суффиксоида -вартны, например: vojnas kud' s'arvartis /pooz 'i dahe ' Ночью как громыхнуло, даже испугалась'. Слово вартны в казымском говоре является архаизмом и встречается лишь в качестве суффиксоида' [24. С. 18]. Здесь та же обобщенная семантика - 'производить звук + производить звук ударной природы'.
В целом в пермских языках находит подтверждение фоносемантическая универсалия: семантическая категория множественности (повторности, многократности) звука и действия часто связана с RL-формантами (форманты с сонантами г, 1) [7] и редупликацией. В коми-пермяцком языке очевидна связь семантики множественности с R-формантом, однако здесь также следует привлечь материал по пермским языкам, связанный, например, в коми-пермяцком с эловыми и вэовыми диалектами и пр.
В коми-пермяцком языке можно выделить следующие аффиксы, несущие звукосимволическую нагрузку. Видовые противопоставления в коми-пермяцком языке, которые заключаются главным образом в выражении характера протекания действия, осуществляются словообразовательными суффиксами, наиболее продуктивные из которых достигли универсальности маркеров категории вида. Таковы -ышт (уменьшительность), -л-, -ыв- (однократность), -лывл-, -авл-, -ывл-, -лыв- (многократность), -нит-, -0вт-, -öcm- (мгновенность). На словообразовательном уровне употребляются менее универсальные: -ав-, -ыв-, -ась- (длительность), -зь-, -сь-, -м- (начинательность), -сь- (законченность) [2].
Здесь требуется некоторое уточнение. Если один и тот же суффикс несет не просто различную, но и противоположную семантику (к. -п. -сь- - начинательность и законченность), то говорить о зву-косимволизме едва ли возможно.
Полисемантичность суффиксов характерны и для других финно-угорских языков. Так, Л. П. Ва-сикова рассматривает полисемантические суффиксы глагола марийского языка (-ал/и-, -ылт-, -ал-, -ыл-, -ышт-, -ешт-, -ыкт-, -л-) и отмечает, что наряду с залоговыми, видовыми значениями для них характерны значения субъективной оценки. Конкретное значение многозначных суффиксов выявляется в контексте. Автор отмечает также проблемы переводимости многозначных суффиксов: так, при переводе суффиксы -алт-, -ал- теряют одобрительно-ласкательное, а суффикс -ылт- уничижительно-пренебрежительное значения, суффикса -ышт- со значением неодобрения не поддается переводу [5]. На наш взгляд, аффиксы различной (в том числе противоположной) семантики в одной форме являются остатками архаичной речи, которая отличается синкретизмом и амбивалентностью семантики.
Возможно, что коми-пермяцкие суффиксы с семантикой многократности являются вариантами сложения суффиксов с семантикой однократности: л (однократность) + ыв (однократность) + л (однократность) = лывл (многократность); ыв (однократность) + л (однократность) = ывл (многократность) и т. п. В этом контексте интересна интерпретация Я. Малкила процедуры редупликации при образовании форм прошедшего времени у некоторых латинских глаголов: cado/cecidi, curro/cucurri dico/ didici, pello/pepuli (ср. ит. do/dedi, sto/stetti). Его гипотеза заключается в том, что редупликация отражает здесь специфическое примитивное представление о временном процессе, в котором настоящее -это маленький отрезок времени, а прошлое - ретроспективная сумма таких отрезков [18].
Значения мгновенности и уменьшительности суффиксов могут быть мотивированы глухим взрывным /т/, который ограничивает ('отсекает', 'преграждает') движение, пространство, объем и пр. Ср. данные А. Б. Михалева: 'Дентальные [D/T]: образуемые отталкиванием языка от зубов, символически указывают на «твердость»; сами зубы представляются как «преграда», а последующий энергичный выход воздуха - как «протыкание» преграды; звукоподражание коротким глухим шумам ('инстантам'); сильное напряжение, с которым произносятся эти звуки, устанавливает ассоциацию с понятиями 'напряжение' и 'давление' [18].
Выражение семантики диминутивности (уменьшительности, малости, незначительности) в коми-пермяцком языке - суффиксы -ыник, -ик, -инь-, -тор-, -ок (-ек) , -пи (-пиян).
По данным В. В. Левицкого, понятие 'маленький' связано с акустическими признаками: передний ряд, верхний подъем, глухость, сонорность, палатализованность [16. С. 66].
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Для коми-пермяцких уменьшительных суффиксов характерны гласные верхнего (и, ы) и среднего (о) подъема, то есть ряд гласных нерелевантен; глухие (к, т, п) и сонорные (р) согласные. Палатальность является специфическим признаком коми-пермяцких согласных, поскольку в коми-пермяцком языке мягкую пару имеют только зубные и некоторые альвеолярные согласные. Следовательно, в данных суффиксах /к/, /т/, /п/ и /р/ (вибрант имеет палатальную пару по русскому типу только в заимствованиях) не имеют мягкости, что говорит о нерелевантности признаков палатальности согласных и ряда гласных для символизации малости в коми-пермяцких суффиксах.
Суффиксы -ок (-ек) образуют существительные с уменьшительным значением: ваок 'водичка' (от ва 'вода'), туек 'дорожка' (от туй 'дорога'), канек 'котенок' (от кань 'кошка'). Суффиксы -ыник, -ик образуют прилагательные с уменьшительным значением: кос, косыник 'сухой, сухонький', шоч, шочыник 'редкий, реденький', том, томыник 'молодой, молоденький', векнит, векнитик 'узкий, узенький', умОль, умОлик 'плохой, плохонький'.
Суффикс -кодь образует прилагательные, обозначающие недостаток качества, наличие качества лишь в той мере, чтобы лишь чуть-чуть походить на то качество, которое выражено производящим прилагательным: горд, гордкодь 'красный, красноватый', виль, вилькодь 'новый, нововатый'.
Суффикс -инь- в сопровождении с -ой (-иньой), представляющим собой, по-видимому, показатель звательного падежа, употребляется только в к.-п. языке, где образует уменьшительно-ласкательные имена существительные: маминьой 'мамонька', сойиньой 'сестричка', нылгньой 'доченька', ыбиньой 'полюшко' и т. д. К.-п. -иньой в к.-з. соответствует -аной: ныланой 'девонька', пи-аной 'сыночек', зонманой 'парнишечка'. Суффикс -аной представлен также в к.-яз. наречии: муаной 'землюшка' [14].
Б. А. Серебренников в суффиксе -иньой видит 'нагромождение четырех уменьшительных суффиксов: -и, -н\ -о, -f, а в суффиксе -аной часть -ан возводит к прауральскому суффиксу отыменных существительных -n, ср. фин. pahkina 'орех', морд. kudyne 'домик', хант. tormén 'божок' и т. д. [23. С. 149, 142].
По мнению А. С. Кривощековой-Гантман, в основе этих суффиксов слово ань (инь) 'женщина'. К такому предположению склоняет совпадение значения ань, инь в разных коми языках и диалектах, а также сходство внешнего облика суффиксов с соответствующими самостоятельными словами языка или диалекта, в котором бытует тот или иной суффикс. Так, в к.-з. и к.-яз. ань 'женщина' дало суффикс -аной, в к.-п. инь 'жена' дало суффикс -иньой [14].
В ходе экспериментов Э. Сепира были получены данные, 'закрепляющие' за [i] обозначение малого, за [а] - большого. С. Ньюмен продолжил исследования Э. Сепира и сделал важный вывод о том, что оценка звуков испытуемыми связана с физическими (акустико-артикуляционными) характеристиками этих звуков. Согласно референтной теории Р. Брауна, в основе звукосимволизма лежит опыт, накопленный человеком в процессе практической деятельности. Человек замечает, что большие предметы издают низкие и грубые звуки, а маленькие предметы - приятные и высокие, поэтому испытуемые в ходе эксперимента связывают высокие звуки с чем-то маленьким, а низкие - с чем-то большим [29; 30; 21].
Ср.: звукосимволизм /i/ у Платона - легкость, движение; у М. Граммона - острота, угловатость, освещенность, малость, легкость, быстрота, резвость; веселость, близость, направленность вверх, острота ума; у А. Б. Михалева - 'высокий' (жестовый аспект: верний подъем), 'ближний' (жестовый аспект: передний ряд, то есть близко от выхода звука), 'малый' (жестовый аспект: узкий (малый)), 'легкости', 'веселости' - открываются через синестизию с 'высоким', а 'остроты', 'угловатости' и 'быстроты' - с 'малым' [18].
Ср. к. -п. трин-бран - тринотны, бранотны 'звенеть' с оттенками значений, зависящих от высоты гласного (тринотны обозначает более высокий звон, а бранотны — более низкий звон).
С другой стороны, согласно концепции 'обратной связи' И. Тэйлор, звукосимволизм носит не универсальный, а национальный, специфический характер. Так, [t] в английском языке оценивается как связанный с чем-то маленьким, а в корейском - с большим. В основе звукосимволизма лежит приобретенный в процессе обучения языку речевой навык, закрепивший ассоциацию между определенными звуковыми и семантическими единицами. Соответственно, чем теснее генетическая связь между языками, тем в большей степени должны совпадать их звукосимволические свойства, и наоборот [33; 21. С. 63].
В большинстве славянских языков понятие маленький обозначается словами, содержащими гласный [а], в то время как испытуемые, говорящие на русском и украинском языках, оценивают звук [а] как большой, а звук [и] - как маленький [17. С. 11; 21. С. 61].
На наш взгляд, различные этимологические версии и звукосимволические концепции не отвергают семантику 'малости' рассматриваемых коми-пермяцких суффиксов, которая, вероятно, может быть связана не только с 'узким и высоким' [i], но и с палатальностью (ср. , например, уменьшительный суффикс -н'-). Кроме того, следует более тщательно проследить становление суффиксов в диахронии.
Так, в индоевропейских языках О. Есперсен [31. С. 285-286] и Дж. Орр [32. С. 4], а затем Ст. Ульман [34. С. 81-92] поставили вопрос о влиянии звукового символизма на жизнеспособность слова и на аномалии в действии фонетических законов. Дж. Орр, в частности, обратил внимание на то, что лат. parvus, звучание которого, включающее /а/, противоречило значению 'малый', было заменено в романских языках другими словами, включавшими в свое звучание /i/: рум. mic, ит. piccolo, фр. petit. В. Пизани [20. С. 81] заметил, что символические свойства звуков могут оказать влияние на аномальное изменение звуковой оболочки слова в процессе развития языка. Так, да. micel приобрело в современном английском языке форму much (с /Л/, а не /i/), так как звук /i/ с его символическим значением 'маленький' явно противоречит значеню англ. much 'много, большой' [16. С. 124-125].
В этом контексте гипотеза А. С. Кривощековой-Гантман об общей основе (слово ань (инь) 'женщина') суффиксов к.-з. и к.-яз. -аной, в к.-п. -иньой выглядит вполне убедительной.
В коми-пермяцком языке фонетические свойства корня и непродуктивных суффиксов отличаются от свойств словоизменительных, формообразовательных и продуктивных словообразовательных суффиксов: в корневой морфеме встречаются все гласные, а в продуктивных суффиксах ограничены в употреблении звуки: е только в суффиксах мн. ч. -эз (-ез); u и о только в суффиксах с уменьшительным значением: каг-у 'дитятко', тор-ок 'частичка', мос-ок 'коровушка' и т. д. [2].
Выражение семантики аугментативности (увеличения интенсивности), преобладания, доминирования, избыточности в коми-пермяцком языке - суффиксы -ов, -вевья, приставка мед-.
По данным В. В. Левицкого, понятие 'большой' связано с такими акустическими признаками, как нижний подъем, задний ряд, звонкость, вибрантность, велярность [15. С. 66]. В коми-пермяцких суффиксах 'большести' нерелевантны такие признаки, как нижний подъем, задний ряд гласных и вибрантность и велярность согласных, но коррелируют с и. -е. языками признак звонкости (в, м, д) согласных.
Суффикс -ов образует прилагательные, обозначающие избыток качества, наличие качества в большей, чем нужно, степени: горд, гордов 'красный, чересчур красный', ыджыт, ыджытов 'большой, чересчур большой', том, томов 'молодой, чересчур молодой', дуб, дубов 'пресный, чересчур пресный'.
Суффикс -вевья образует прилагательные, обозначающие преобладание признака, выраженного в производящем прилагательном: гордвевья 'преимущественно красный', сьодвевья 'преимущественно черный' прочее'. Суффикс -вевья, по-видимому, генетически связан с прилагательным вевья, сохранившимся в коми-зырянском языке: сю вевья нянь 'хлеб с преобладанием ржи', лыа вевья му 'супесчаная земля', горд вевья дора 'холст с преобладанием красного цвета'. Превращение вевья в суффикс в коми-пермяцком языке ограничило сферу его употребления. В настоящее время вевья может образовывать имена прилагательные чаще всего от прилагательных же и очень редко от имен существительных со значением чрезмерного признака: моросвевья 'грудастый', кыномвевья 'брюхастый' [14. С. 24].
К приставкам в звукосимволической функции можно отнести мед. 'Прилагательные в превосходной степени означают самую высокую степень качества и образуются с помощью слова мед, которое в этом значении является приставкой: медсьод 'самый черный', медбур 'наилучший', мед-чочком 'наибелейший'. Однако между мед и прилагательным могут вставляться частицы, не изменяя значения превосходной степени прилагательного: Эстон Иньваыс мед ни пыдын 'Здесь Иньва самая глубокая' [14. С. 24]. Ср. звукосимволизм /е/ у Платона - величина (большая).
Семантика мгновенности - суффикс -нит (< рус. -нуть) со значением мгновенности действия: югнитны 'блеснуть', гымнитны 'грохнуть'.
Пейоративная семантика - суффикс -жуг. Ср. во всех пермских языках глагол жуг- 'сломать, разбить, разрушить', а также удм. жуг-жаг 'отбросы, сор, мусор', к. -з. жуг 'полова, мякина', к. -п.
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
жуг 'полова, мякина, разбитая при молотьбе солома, отбросы', к. -яз. жуг 'обломок, крошка': пис жуг 'обломок дров', н'ан'жуг 'крошка хлеба'. Приведенные примеры дают основание предположить, что в древнепермском языке было имя жуг со значением 'нечто разбитое, развалившееся, негодное для употребления, обломок, крошка, отбросы'. Ближе всего к этому значению современное к. -яз. жуг. Из древнего слова жуг суффикс развился только в коми-пермяцком языке, где он образует имена существительные с пренебрежительным значением и отличается высокой продуктивностью: кер-кужуг 'домишко' (керку 'дом'), песжуг 'полешко' (пес 'полено'), мортжуг 'человечишко' (морт 'человек'), начальникжуг 'начальничишко' и т. д. Таким образом, значение пренебрежительности у коми-пермяков связывалось с конкретным представлением о разбитом, развалившемся, обломках, негодным для употребления, отбросах [3. С. 30; 14. С. 92].
Суффикс -шой (ср. к. -з. и к. -п. шой 'труп, падаль', удм. шой 'труп, падаль'). В значении суффикса встречается только в коми-зырянском языке. Образует формы имен существительных с пренебрежительным значением, например: керкашой 'избенка' (керка 'дом'), вовшой 'лошаденка' (вов 'лошадь'), пасьшой 'шубенка' (пась 'шуба'). В некоторых говорах коми языка (в верхнесысольском и лузско-летском) встречается суффикс -шон, соответствующий по значению коми-литературному -шой, например: керкашон 'избенка', мосшон 'коровенка', паськомшон 'одежонка'. По своему происхождению суффикс -шон связан с самостоятельным словом шон 'падаль, вонь, зловоние'. Однако процесс грамматикализации в пермских языках представлен значительно шире. Не только суффиксы, но и служебные слова и окончания могут восходить к знаменательным словам [14. С. 96].
По данным А. Б. Михалева, во многих языках ненависть и агрессивность, характеризующиеся сжимающейся, напряженной, спазмодической мимикой, 'переводятся' на речевой уровень, в котором преобладают 'твердые' звуки, такие как глухие смычные и сочетания [sp], [st], [sk] и т. п. [18]. По данным В. В. Левицкого, понятие 'плохой' связано с акустическим признаком глухости [16. С. 66].
Фонемный анализ презрительно-уничижительной лексики английского языка, проведенный Р. Вескоттом [35], выявил преобладание лабиальных и велярных (заднеязычных) согласных в означающих данного пласта понятий. С. В. Воронин убедительно аргументирует лабиальный способ выражения уничижительных значений артикуляторными движениями лица, сопровождающими эмоцию презрения: 'Презрение в значительной степени выражается посредством движения мышц, окружающих губы (рот) и нос, при этом выпячивается, оттопыривается нижняя губа и оттягивается верхняя губа (обнажая клык с одной стороны лица), нос поднимается кверху' [7. С. 94-95]. В свое время Ш. Нодье аналогичным образом объяснял символическую значимость [N] как звука отрицания, что берет начало в эмоции отвращения. Присутствие велярных в этом разряде лексики можно также толковать через эмоцию отвращения, где заднеязычные указывают на место образования тошнотворного рефлекса [18].
В пейоративных суффиксах коми-пермяцкого и коми-зырянского языков также отмечается наличие лабиальных (жУг, шОй, шОн), заднеязычных (жуГ) и носового (шоН). Таким образом, акустические признаки глухости, лабиальности и велярности согласных являются релевантными для коми-пермяцких пейоративов.
Ср. также лабиальные и заднеязычные в пейоративах пермских языков: к. -з. бобов, к. -п. боб 'глупый, придурковатый', чуня 'ни рыба ни мясо'; чемер 'головная боль'; удм. кыль 'болеснь (всякая)', к. -п. кулом 'смерть', удм. кулыны 'умереть'. Номинация нечистой силы: к. -з. куль, к. -п. куль, кулюшун, чомор, кульпель, кулютун, боболь и др. Ср. также в рус. в номинации и в имитации речи нечистой силы активизируются периферийные участки речевого аппарата обилие заднеязычных согласных (к, г, х) и непередних гласных (о, у, ы) [10].
Ср. звукосимволизм /о/, /и/ у М. Граммона - округлость, большая величина, тяжесть, темнота, медлительность, удаленность, сила, низость. Понятия 'тяжелый' и 'темный' - следствие синестезии с 'глубоким' (звук заднего ряда, далеко (глубоко) от выхода звука) [18].
Мелиоративная семантика - суффиксы -у (-ю), -иньой (-iньой), -ушко (-юшко) (< рус. ), -онька (< рус. ) образуют имена существительные с ласкательным значением: сою 'сестричка' (от сой 'сестра'), зону 'сыночек' (от зон 'сын'), Колю 'Коленька', маму 'мамочка'; маминьой 'мамонька, матушка', муиньой 'землюшка'; союшко 'сестричка', вонушко 'браточек'; кагонька 'ребеночек', мамонька 'мамочка'.
В исконных суффиксах общим акустическим признаком является верхний подъем (у, и), однако, по данным В. В. Левцикого, для понятия 'хороший' универсальных звукосимволических акустических признаков не установлено [16. С. 66].
Таким образом, звуковой символизм аффиксов в коми-пермяцком языке связан с семантикой
собирательности, сопутствующего действия, мгновенности-длительности, однократности-
многократности, начинательности-законченности, диминутивности (уменьшительности, малости,
незначительности); аугментативности (увеличения интенсивности), преобладания, доминирования,
избыточности; эмоциональной оценки (пейоративная и мелиоративная семантика).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бартко Н. В. Английские звукоизобразительные RL-глаголы: фоносемантический анализ: автореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб.: С. -Петерб. гос. ун-т. , 2002. 18 с.
2. Баталова Р. М. Коми-пермяцкий язык // Языки мира. Уральские языки. М., 1993. С. 229-239.
3. Ботева Е. В. Суффиксы субъективной оценки в коми-пермяцком языке // Вопросы финно-угорского языкознания. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 229-232.
4. Бубрих Д. В. К проблеме изобразительной речи // Учен. зап. Карело-Фин. ун-та. Исторические и филологические науки. 1948. Т. 3, вып. 1. С. 85-94.
5. Васикова Л. П. Полисемантические суффиксы глагола марийского языка // Вопр. марийского языкознания. Йошкар-Ола, 1973. Вып. 3. С. 133-144.
6. Вестерман Д. Звук, тон и значение в западноафриканских суданских языках // Африканское языкознание. М., 1963. С. 94-113.
7. Воронин С. В. Основы фоносемантики. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. 244 с.
8. Газов-Гинзберг А. М. Символизм прасемитской флексии. О безусловной мотивированности знака. М.: Наука, 1974. 122 с.
9. Гуляев Е. С., Лыткин В. И. Краткий этимологический словарь коми языка. Сыктывкар, 1999. 430 с.
10. Журавлёв А. П. Фонетика бесовских глоссолалий // Язык культуры: семантика и прагматика: к 80-летию со дня рождения акад. Н. И. Толстого (1923-1996): материалы Междунар. науч. конф. «Славянская этнолингвистика и проблемы изучения народной культуры». М.: Индрик, 2004. 494 с.
11. Журинский А. Н. Звуковой символизм в языке: некоторые подходы и принципы описания (в применении к идеофонам в языке эве) // Проблемы африканского языкознания / отв. ред. Н. В. Охотина, Б. А. Успенский. М., 1972. С. 95-124.
12. Журковский Б. В. Идеофоны: сопоставительный анализ (На материале некоторых языков Африки и Евразии). М.: Наука, 1968. 65 с.
13. Колева-Златева Ж. Славянская лексика звукосимволического происхождения. Дебрецен, 2008. 355 с.
14. Кривощекова-Гантман А. С. Собрание сочинений в 2 томах. Т. 1. Грамматика, диалектология, лексика и фразеология, проблемы развития языка. Пермь: Перм. гос. пед. ун-т, 2006.
15. Левицкий В. В. К проблеме звукосимволизма // Психологические и психолингвистические проблемы владения и овладения языком. М.: МГУ, 1969. С. 123-132.
16. Левицкий В. В. Звуковой символизм: Мифы и реальность. Черновцы: Рута, 2009. 186 с. [Авторский электронный вариант.]
17. Левицкий В. В. Звуковой символизм: Основные итоги. = Sound symbolism: Principal results. Черновцы, 1998. 129 с.
18. Михалёв А. Б. Теория фоносемантического поля. Пятигорск, 1995. URL: http://amikhalev. ru/?page_id=59 (дата обращения: 25. 07. 2011).
19. Петухова Е. В. О сохранении примарной фонетической мотивированности языкового знака в процессе морфологического словообразования и конверсии // Сб. тр. II Междунар. науч.-практ. конф. «Международная педагогическая лексикография в теории и практике обучения в высшей школе». Курск, КГПУ, 2001. URL: http://www. rspu. edu. ru
20. Пизани В. Этимология. История-проблемы-метод / пер. с итал. Д. Э. Розенталя. Под ред. и с предисл. В. И. Абаева. М.: Изд-во иностр. лит. 1956. 188 с.
21. Прокофьева Л. П. Звуко-цветовая ассоциативность в языковом сознании и художественном тексте: универсальный, национальный, индивидуальный аспекты: дис. ... д-ра филол. наук. Саратов: Сарат. гос. ун-т, 2008. 442 с.
22. Рожанский Ф. И. Редупликация как объект типологии // ACTA LINGÜISTICA PETROPOLITANA. Тр. Ин-та лингвистич. исслед. РАН. Т. VI. Ч. 3. Матер. VII Конф. по типологии и грамматике для молодых исследователей. СПб.: Наука, 2010. С. 192-212.
23. Серебренников Б. А. Историческая морфология пермских языков. М., 1963. 391 с.
24. Суббота К. А. Глагол в ижемском диалекте коми языка: грамматические категории и словообразования (на материале казымского говора): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Йошкар-Ола, 2009. 20 с.
25. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: Прогресс, 1986-1987.
26. Федюнева Г. В. Первичные местоимения и их производные в пермских языках: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Саранск, 2009. 49 с.
27. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. М., 1993.
28. Этимологический словарь славянских языков: праславянский лексический фонд / под ред. О. Н. Трубачева. М.: Наука, 1974-1999. Вып. 1-25.
29. Brown R., Nuttal R. Method in phonetic symbolism experiments // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1959. Vol. 54. P. 441-445.
30. Brown R. Words and Things. New York: The Free Press, 1958. 398 p.
31. Jespersen O. Symbolic value of the vowel i. // Lingüistica. Copenhagen, 1933. P. 283-303.
32. Orr J. On some sound values in English // British Journal of Psychology. 1944. Vol. 35, part. 1. P. 1-8.
33. Taylor K. I. Phonetic Symbolism re-examined // Psychological Bulletin. 1963. No 60. P. 200-209.
34. Ullmann S. Semantics: An introduction to the science of meaning. Oxford: Basil Brackwell, 1964. 278 p.
35. Wescott R. W. Labio-velarity and derogation in English: A Study in Phonosemic Correlation // American Speech, spring 1971. P. 123-137.
Поступила в редакцию 20.03.14
S.S. Shlyakhova
SOUND SYMBOLISM IN THE KOMI-PERMYAK LANGUAGE: INITIAL SET OF CONSONANTS, MORPHEME, WORD. ARTICLE TWO
The article consists of three parts. In the second article the object of research is the sound symbolism of the KomiPermyak language on a grammatical level. The aim of the research was to establish the semantics of the sound representation of the Komi-Permyak affixes. The article shows the process of losing of the iconicity of the word, i.e. the denaturalization of the linguistic sign, its transformation from iconic into conventional, through the examples of the suffixes "вор", "-тор", "-керны". The author establishes the nature of the sound representation of the suffixes "-тор", "-керны", as well as the connection of semantics of multiplicity with R-Formanta.
Further, the semantic field of the sound symbolism of the Komi-Permyak prefixes and suffixes is determined. It is established that the sound symbolism of affixes in the Komi-Permyak language is associated with the semantics of the collec-tiveness, concomitant action, simultaneity - duration, beginning - finality, diminution (reduction, decrease, reduce, lessening, decrement), augmentation (the increase if intensiveness), predominance, dominance, excess; the emotional assessment (meliorative and pejorative semantics).
Keywords: Permian languages, Komi-Permyak language, phonosemantics, morpheme, suffix, prefix, sound symbolism, Iconicity.
Шляхова Светлана Сергеевна, доктор филологических наук, профессор кафедры общего языкознания
ФГБОУ ВПО 'Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет' 614000, Росссия, г. Пермь, ул. Сибирская, 24. E-mail: shlyahova@rambler. ru
Shlyakhova S.S.,
Doctor of Philology, Professor
of General Linguistics Department
Perm State Pedagogical University 614000, Russia, Perm, Sibirskaya st., 24 E-mail: shlyahova@rambler. ru
