CC BY
39
Знание и понимание языковых и графических характеристик текста: проблемы чтения рукописей Ф. М. Достоевского*
Н. А. Тарасова (Петрозаводский государственный университет)**
Работа посвящена графологическому и лингвотекстологическому аспектам изучения рукописного текста. На примере анализа черновых материалов романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876-1877 гг. определяются методологически значимые условия чтения и понимания рукописного текста Ф. М. Достоевского.
Ключевые слова: творчество Достоевского, критика текста.
Knowledge and Understanding of Language and Graphic Characteristics of Text: Problems of Reading of F. M. Dostoevsky’s Manuscripts
N. A. Tarasova
(Petrozavodsk State University)
The article covers the graphological, linguistic and textual aspects of study of hand-written text. The analysis of draft materials of the novels “The Adolescent” and “A Writer’s Diary” (1876-1877) allows to define the methodologically important conditions of reading and understanding of the manuscripts of F. M. Dostoevsky.
Keywords: oeuvre of Dostoevsky, textual criticism.
В записной тетради, содержащей черновые записи к роману «Подросток», есть фрагмент, который воспроизводится в печати неточно: «Картина земли под снегом через 100 000 лет. Глупость создания. “Что глупее всего, так это то, что вам докажут, что это вовсе не глупость, а так факт, тогда как я знаю же почему-то, что это глупо (чтоб пустые холодные шары летали). Игра в Мо-наке несравненно выше всего, что существует”» (Ф. М. Достоевский..., 1965: 69; Достоевский, 1972-1990, 16: 17).
В рукописи: «Картина земли под снегом через 100000 лет. Глупость создания. “Что глупее всего, так это — то, что вам докажут, что это вовсе не глупость, а так факт, тогда как я знаю же почему-то, что это глупо<”>. (Чтоб пустые холодные шары летали. Игра
в шашки несравненно выше всего, что существует)» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 12. Л. 23).
Из примера следует, что в печати вместо рукописного варианта «шашки» появляется слово «Монаке», — в результате запись утрачивает исходный смысл. Но, наделенный новой семантикой, этот текст не обретает ясности. Неверное чтение получает и неверный комментарий — поясняется то, чего нет в рукописи: «Достоевский, сам увлекавшийся азартной игрой, имеет здесь в виду знаменитые игорные дома в Монако» (Достоевский, 1972-1990, 17: 17). Из тематического контекста следует, что речь идет о выступлении Подростка у Дергачева (там же, 13: 49). Ошибку чтения помогает установить именно анализ начертаний в рукописи — в записи имеются характерные подстрочные штрихи,
* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проекты 02-04-00101а, 05-04-04102а).
** Тарасова Наталья Александровна — кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы и журналистики Петрозаводского государственного университета, член Международного и Российского обществ Достоевского. Тел.: +7 (8142) 71-10-54. Эл. адрес: nsova74@mail.ru
которые возможны только при написании буквы «ш». Из графических элементов этой записи невозможно сложить вариант «Мо-наке», предложенный в печати. Обращает на себя внимание и грамматическая неправильность этого варианта, если учесть, что публикаторы соотносят запись с названием «Монако», не имевшим форм в косвенных падежах. И даже если бы мы допустили существование такого варианта — в слове должна была бы появиться конечная «ять» как указание на предложный падеж флексии. Но этой буквы также нет. Графические и орфографические характеристики записи в данном случае становятся аргументом в пользу иного чтения — «игра в шашки». В записной тетради есть примеры, подтверждающие правильность чтения «шашки»:
«Я не могу с этим не согласиться (т. е. что это все равно и что никто не виноват), но имея разум не могу не признать этого ужасно глупым, несмотря ни на какую невинность, и игра двух лавочников в шашки бесконечно умнее и толковее всего бытия и вселенной»; «Учение о том, что ум человеческий есть заключительный предел вселенной, так же глупо, как и все, что есть самого глупого, и то, что глупее, бесконечно глупее игры в шашки двух лавочников» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 12. Л. 25); «без Христа (православного) и христианства жизнь человека и человечества немыслима, потому что иначе жить не стоит (т. е. на мгновение, лавочники и шашки, ледяные камни-планеты и проч.)» (там же. Л. 43).
При изучении рукописи рассказа «Кроткая» (ноябрьский выпуск «Дневника писателя» за 1876 г.) обнаруживается ошибка в прочтении первоначального варианта заголовка третьего параграфа первой главы в публикациях автографа предложен вариант «Через полюс» (Долинин, 1924: 457; Достоевский, 1972-1990, 24: 348). В рукописном тексте иначе прописано окончание второго слова: если принять чтение «полюс», тогда в рукописи должен быть «ъ», но вместо этого в автографе отчетливо видна буква «а». Кроме того, сомнения вызывает нети-
пичное для Достоевского начертание буквы «ю», на месте которой просматривается сочетание «ча». При взгляде на эту запись становится очевидным: перед нами иной заголовок — «Через полчаса» (ИРЛИ. Ф. 100. № 29448. Л. 6).
Содержание рассказа также свидетельствует в пользу предлагаемого чтения. Еще в предисловии Достоевский заостряет внимание на хронологии действия: «процесс рассказа продолжается несколько часов, с урывками и перемежками и в форме сбивчивой» (Достоевский, 1972-1990, 24: 6). «Сбивчивость» повествования, связанная с попытками рассказчика «собрать свои мысли в точку» и «уяснить» дело, проявляется и в постоянном обрывании фраз, и в нарушении фабульной хронологии, отражающих «психологический порядок» приближения героя к истине. В черновом автографе второй параграф первой главы завершается «внутренним монологом» героя с самим собой, выражающим уже отчетливое осознание вины:
«А кто был для нее тогда хуже: Я иль купец? Я иль купец? — Это еще ведь вопрос!
Какой вопрос? и этого не понимаю! Ответ там на столе лежит, а я говорю вопрос!» (ИРЛИ. Ф. 100. № 29448. Л. 5).
Далее в черновом автографе расположены разрозненные наброски к данному разделу и последующему тексту. На левом поле л. 6 находятся строки, которыми в окончательном тексте завершается второй параграф: «. Лучше бы лечь спать. Голова болит». В печатном тексте в конце этой реплики бессилия стоит многоточие, призванное подчеркнуть разрыв в повествовании. В черновом автографе дальше следуют заголовок «Через полчаса» и текст третьего параграфа, в начале которого вычеркнуты строки «Одним словом, я ее тогда отбил. Отбил у купца и у теток» и вписано: «Я опять-таки продолжаю. Не могу оторваться. В голове вихрь». Вариант печатного текста: «Не заснул. Да и где ж, стучит какой-то пульс в голове» (Достоевский, 1972-1990, 24: 12). Очевидно, что заголовок «Через полчаса» фиксирует отмеченные Достоевским «урыв-
ки и перемежки» в сбивчивом изложении событий.
Эти примеры показывают, что из существующих вариантов прочтения авторского текста только один — истинный, и он устанавливается в анализе почерка, языковых характеристик, тематического контекста записи. «Установление текста» — это и есть «прочтение текста, связанное с его осмыслением, на основе его истории, с выявлением в нем ошибок и искажений, а также (в случае надобности) подготовка его к публикации с соблюдением принятых правил передачи текста» (Гришунин, 1998: 146).
Одна из задач текстологической работы, связанной с изучением творчества Достоевского, — это сравнительный анализ рукописей и их публикаций, дающий сведения о смысловых ошибках чтения рукописи и о нетворческих изменениях (искажениях) авторского текста в печати. Довольно значительную группу составляют лексические ошибки чтения, влияющие на понимание текста. Так, в печатном варианте наброска к мартовскому выпуску «Дневника писателя» за 1876 г. читаем: «Католичество — страшная окаменелость, и как раз в наш век ему надо было окаменеть. Эта страшная вера была главною гибелью всей Европы, 3-е дьяволово искушение. Энциклопедисты. Наука. Но наука пока теория. Теперь вновь гонение на католичество. До сих пор оно блудодействовало с царем, теперь с демосом. Рамон <?> Болье <?> » (Достоевский, 1972-1990, 22: 164). По рукописи устанавливается точное чтение: «Роман Бесы» (РГБ. Ф. 93. I. 2. 11/7, без нумерации). На это чтение указывает и орфографическая примета — буква «ять» в слове «Бесы».
Запись отражает мнение Достоевского о католичестве, высказанное в разделе «Сила мертвая и силы грядущие» первой главы мартовского «Дневника». Писатель замечает, что уже говорил на эту тему «мельком в романе» (Достоевский, 1972-1990, 22: 90). Имеется в виду мысль Достоевского о том, что католичество «продало Христа за земное владение» (там же: 88), отраженная и в диалогах героев романа «Бесы» — Ставрогина
и Шатова: «вы веровали, что римский католицизм уже не есть христианство; вы утверждали, что Рим провозгласил Христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение...» (там же, 10: 197).
Примеры говорят о том, что исследование конкретной записи имеет комплексный характер — учитываются не только собственно графические характеристики текста, но и языковые, и, безусловно, имеет смысл изучение орфографии и пунктуации материала, которое продуктивно именно в соединении с графологическим анализом. Полученные данные необходимо поверять контекстом, тематическим окружением записи.
К лингвотекстологическим аспектам проблемы установления текста относится анализ пунктуации и синтаксиса рукописей, а также орфографических особенностей материала. По мысли В. Н. Захарова, «для Достоевского пунктуация была интонационной и интуитивной. Его знаки препинания являются знаками авторской интонации, авторского ритма. Читать тексты Достоевского по знакам его пунктуации — все равно что по нотам читать партитуру композитора. Эта интонационная партитура постепенно исчезала и исчезла в посмертных изданиях» (Захаров, 1999: 195). В печатном тексте фиксировался только результат авторской правки и нередко изменялись орфография и пунктуация первоисточника; в академическом издании текст претерпел еще большие орфографические и пунктуационные изменения в силу внешней причины — следования установленным в советское время нормам правописания. Между тем в определенных случаях авторские написания заслуживают более пристального внимания.
Характерен пример пропуска запятых в публикации черновых набросков к роману «Подросток»: «— В 3-й части: полное детское признание и христианство Версилова, до рубки.» (Ф. М. Достоевский., 1965: 286; Достоевский, 1972-1990, 16: 264).
В рукописи: «— Въ 3й Части: полное, детское, признание и христианство Версилова, до рубки» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 11. Л. 30).
В данном случае запятая при уточняющем определении «детское» важна с точки зрения смысла высказывания. В авторском тексте прилагательные дополняют друг друга: детское значит полное, окончательное, абсолютное, лишенное колебаний и двойственности. Данные коннотации отражены и в последующем тексте, характеризующем Версилова: «Ибо хотя он игрив, или циничен, или очень глубоко грустен в глазах подростка, но желание тех детски-нежных раскрытий, которые в 3й части, пробиваются, мельком, и во 2 й».
Нарушение границ предложения в сочетании с неверным чтением морфем также отражается на понимании текста. В публикациях черновой записи к роману «Подросток»: «Васин. Это очень гордый человек. Знаете, очень гордый. Люди любят верить в бога, особенно очень презирающие человечество» (Ф. М. Достоевский., 1965: 234; Достоевский, 1972-1990, 16: 199).
В рукописи: «Васин. Это очень гордый человек. Знаете, очень гордые люди любят верить в Бога, особенно очень презирающие человечество» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 11. Л. 106).
На правильное чтение указывают начертание флексии в слове «гордые» (в котором нет графических признаков «й»), строчная «л» в существительном «люди» и отсутствие точки между указанными словами. Точнее, между ними действительно появляется точка, но она относится к букве «Ь> из слова «презирак^е» в следующей строке. Кроме того, наше чтение подтверждается текстом романа, где Васин произносит ту же самую мысль: «— Это — очень гордый человек, как вы сейчас сами сказали, а многие из очень гордых людей любят верить в бога, особенно несколько презирающие людей» (Достоевский, 1972-1990, 13: 51).
В текстах Достоевского имеет значение использование тире. Между тем в публикациях, начиная с прижизненных изданий, знак тире нередко исключается из текста или в результате ошибок набора, или вследствие корректорской правки. Например, в при-
жизненном издании «Дневника писателя» за 1877 г. и в последующей академической публикации текста нет тире в предложении (из окончательного текста произведения): «Помните ли, господа, как еще летом, еще задолго до «Плевны», мы вдруг вошли в Болгарию, явились за Балканами и онемели от негодования » (там же, 26: 73). В наборной рукописи, с которой готовилась первопечатная редакция: «Помните ли, господа, как еще летом, еще задолго до «Плевны» мы вдруг вошли в Болгарию, явились за Балканами и — онемели от негодования» (РГБ. Ф. 93. I. 2. 13. Л. 158).
Тире здесь значимо для логико-интонационного построения фразы — оно передает значение неожиданности, несоответствия ожидаемого и реального (речь о том, что пришедшие спасать Болгарию от турок русские волонтеры ожидали увидеть упадок и разорение, а оказалось, что быт «угнетаемых» не во всем соответствует этим представлениям). Пропуск знака в печати в данном случае объясняется местоположением записи на странице — тире находится в самом конце строки, на сгибе страниц, это область текста, при восприятии которой увеличивается число ошибок чтения; знак мог быть пропущен наборщиком.
Особого внимания при изучении рукописного текста заслуживают орфографические характеристики записи. Для писателя немаловажным было начертание особо значимых слов с заглавной буквы. Думается, в случаях графического акцентирования слова следует соблюдать орфографию первоисточника при публикации текста.
В реальности так происходит не всегда. Например, запись из рабочей тетради к роману «Подросток» выглядит в публикациях текста следующим образом: «Ах, друг мой, дворянства у нас нет, а может быть, и никогда не бывало» (Ф. М. Достоевский., 1965: 303; Достоевский, 1972-1990, 16: 282).
В автографе: «— Ах друг мой, Дворянства у нас нет, а может быть и никогда не бывало» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 11. Л. 40 об.).
На иллюстрации пример написания именно заглавной буквы «Д» — строчную Достоевский пишет с верхней выносной линией.
Эти слова Версилова о Дворянстве становятся понятны, если обратиться к более широкому контексту рассуждений. Черновая запись отражена в окончательном тексте в следующих строках из диалога Версилова с князем:
«— Я хотел только сказать, что ваша идея о дворянстве есть в то же время и отрицание дворянства, — сказал князь.
— Ну если уж очень того хотите, то дворянство у нас, может быть, никогда и не существовало» (Достоевский, 1972-1990, 13: 178).
В том же диалоге Версилов поясняет свое представление о дворянстве, и становится понятным, почему в черновой заметке соответствующее слово записано с заглавной буквы: «Но русский тип дворянства никогда не походил на европейский. Наше дворянство и теперь, потеряв права, могло бы оставаться высшим сословием, в виде хранителя чести, света, науки и высшей идеи, и, что главное, не замыкаясь уже в отдельную касту, что было бы смертью идеи. <...> Пусть всякий подвиг чести, науки и доблести даст у нас право всякому примкнуть к верхнему разряду людей. Так, сословие само собою обращается лишь в собрание лучших людей, в смысле буквальном и истинном, а не в прежнем смысле привилегированной касты» (там же: 177-178). Понятие «Дворянство» в указанном графическом оформлении принимает высокий смысл — в нем выражена авторская мечта
о «лучших людях», переданная не только через слова Версилова в романе «Подросток», но прозвучавшая и в форме открытого публицистического обращения к читателю в «Дневнике писателя» за 1876-1877 гг.
Таким образом, особое значение для установления текста имеет графологический анализ материала, т. е. исследование особенностей авторского почерка, специфики и взаимодействия начертаний в рукописи, а также лингвотекстологический анализ записей. Графические и языковые характеристики текста как две составляющие его семан-
тики и поэтики являются также своеобразным инструментарием чтения и понимания материала. Исследование каждого из заявленных вопросов — это не только поиск подлинного авторского слова, но и форма научной рефлексии относительно самой «техники» и методологии поиска. Среди основных условий результативного чтения рукописного текста Достоевского назовем:
1)подробное изучение двусмысленных фрагментов печатного текста, которые не согласуются с общим контекстом высказывания или содержат смысловые противоречия;
2) исследование грамматической и пунктуационной несообразности, указывающей на ошибку чтения рукописи;
3) сопоставление орфографических характеристик с особенностями почерка, включающее обязательное знание вариантности начертания одних и тех же букв: устойчивым критерием различения в данном случае может служить наличие (отсутствие) выносного элемента в начертании буквы;
4) точное определение границы того или иного начертания, т. е. разграничение линий начертания конкретной буквы от линий, не имеющих к ней отношения;
5) внимание к постоянным (неизменным) признакам индивидуального почерка, которые позволяют установить чтение точно;
6) сопоставление всех записей, в которых разрабатывается одна и та же тема, и анализ трудных чтений с учетом всех стадий творческого процесса, включая и печатный текст.
Несмотря на существующее представление о достаточной изученности рукописных фондов Достоевского, очевидно, что наибольший объем данных, обладающих научной новизной, позволяющих внести уточнения в историю текста и творческую историю произведений Достоевского и ценных для исследования поэтики творчества, содержат именно рукописи. Есть необходимость в текстологической «ревизии» рукописных материалов ко всем произведениям Достоевского, в новом прочтении рукописных и печатных источников текста, которое не только заключает в себе потенциальную возмож-
ность научных открытий, но и является точным вектором движения исследователя к пониманию всех смысловых нюансов авторского слова.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Гришунин, А. Л. (1998) Исследовательские аспекты текстологии. М. : Наследие.
Долинин, А. С. (1924) Кроткая. (Вариант, хранящийся в Пушк. Доме при РАН) // Ф. М. Достоевский : статьи и материалы / под ред. А. С. Долинина. Сб. 2. Л. ; М. : Мысль.
Достоевский, Ф. М. (1972-1990) Полн. собр. соч. : в 30 т. Л. : Наука.
Захаров, В. Н. (1999) Достоевский для XXI века // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. № 3. С. 194-199.
Ф. М. Достоевский в работе над романом «Подросток» (1965) : Творческие рукописи /
публ. и комм. А. С. Долинина. М. : Наука. (Сер. «Литературное наследство». Т. 77).
BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)
Grishunin, A. L. (1998) Issledovatel’skie aspek-ty tekstologii. M. : Nasledie.
Dolinin, A. S. (1924) Krotkaia. (Variant, khrani-ashchiisia v Pushk. Dome pri RAN) // F. M. Do-stoevskii : stat’i i materialy / pod red. A. S. Dolinina. Sb. 2. L. ; M. : Mysl’.
Dostoevskii, F. M. (1972-1990) Poln. sobr. soch.: v 30 t. L. : Nauka.
Zakharov, V. N. (1999) Dostoevskii dlia XXI veka // Vestnik Rossiiskogo gumanitarnogo na-uchnogo fonda. № 3. S. 194-199.
F. M. Dostoevskii v rabote nad romanom «Pod-rostok» (1965) : Tvorcheskie rukopisi / publ.
i komm. A. S. Dolinina. M. : Nauka. (Ser. «Litera-turnoe nasledstvo». T. 77).
Научная жизнь
27 апреля 2011 г. прошла традиционная студенческая научная конференция Союза негосударственных вузов Москвы и Московской области, в рамках которой были подведены итоги Открытого конкурса на лучшую научную работу студентов в негосударственных высших учебных заведениях. В работе конференции приняли участие представители 21 вуза, с докладами выступили студенты, победившие в Конкурсе СНВ.
По итогам Конкурса СНВ 2010 г. 10 студентов Московского гуманитарного университета были награждены золотыми медалями, 4 — серебряными и 3 — бронзовыми.
