CC BY
135
ЖИЛОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНЕ (К ИСТОРИИ ВОПРОСА)
TO THE QUESTION OF THE HOUSING-CONSTRUCTION IN THE
SOVIET VILLAGE
E.B. Бунина E.V. Bunina
ГОУ ВПО МГСУ
Статья посвящена проблеме жилищного строительства в советской деревне Центральной России в довоенный период. На конкретно-историческом материале рассматривается динамика жилищного строительства, культурные и социальные аспекты жилищной проблемы на селе.
The article deals with the housing question in the soviet village until 1941. On the sources of the Central Russia considers the character of the housing-construction, social and cultural aspects of the problem.
История и практика жилого и хозяйственного строительства в русской деревне традиционно вызывает, прежде всего, этнографический интерес. Как явление материальной культуры плодотворно изучается как дореволюционная, так и современная история сельского быта [4,5]. Между тем, проблема жилого строительства в советской деревне является одним из аспектов жилищного вопроса в СССР в целом [3]. При этом, проблема жилья в условиях сельского быта нуждается в комплексном рассмотрении, поскольку деревенский образ жизни, вырастая из естественно-природного цикла сельскохозяйственных работ, завязан на нераздельном сочетании собственно хозяйствования, жизни и быта. Это означает, что история существования и трансформации хозяйственно-бытового комплекса крестьянского хозяйства на разных исторических этапах была неразрывно связана с судьбой его владельца. Особая страница в ней связана с довоенным периодом жизни советской деревни.
Факторами, повлиявшими на сельское жилищное и хозяйственное строительство в Центральной России после революции 1917 г. стали национализация земли, изменение порядка наделения крестьян землей (теперь по числу членов семьи, включая женщин) и восстановлением частнособственнических начал в экономике в годы временной экономической «передышки» нэпа. Данные о характере и размерах жилого строительства отражают следующую тенденцию. Пик жилого строительства в деревне пришёлся на время с 1925 по 1930 гг. Именно в эти годы крестьянами было поставлено большинство кирпичных домов и железных крыш. Не имевшие возможности построить новый кирпичный дом, поднимали дома на кирпичный фундамент, а стены обшивали тесом. Характерно, что при этом использовался привозной кирпич заводского производства, материал более дорогой, нежели самодельный кирпич. По оценкам спе-
циалистов, в это время во многих селениях было построено и отремонтировано порядка 20-30% всех имеющихся домов [4,286].
С началом в 1929 г. коллективизации жилое крестьянское строительство резко сокращается, а в некоторых местностях Центральной России фактически прекращается полностью. Подобная ситуация была характерна, например, для Рязанской области. Обследователи накануне войны фиксировали: «строительство жилых домов за последние 5-6 лет не происходило», «после революции было выстроено 50 домов, после коллективизации выстроено и перестроено 15 домов» и т.д. [2,87]. Строительный спад стал естественным результатом социальных, экономических и демографических процессов, запущенных коллективизацией и кампанией по «раскулачиванию». Часть деревенского населения, спасаясь от репрессий, перебралась на постоянное жительство в города. Репрессированные крестьяне, вернувшиеся накануне войны из ссылки и лагерей в родные деревни, обнаруживали свои дома и имущество в лучшем случае приспособленными под общественные нужды. О строительстве новых домов на данном этапе вопрос для них не стоял - жизнь приходилось начинать порой в землянках. Оставшееся же в деревне колхозное население стало свидетелем и участником процесса экономического расслоения по новому, социальному признаку. Определяющую роль в нем играл социальный статус человека, дающий его обладателю доступ к общественным материальным ресурсам, что не могло не повлиять на характер жилого строительства. «Колхозники строят новые дома из старого материала, за исключением председателя колхоза, который построил дом из новых материалов», - раскрывали подноготную жизни в «коллективе» крестьяне [2,87].
Эталоном качественного жилья для жителя довоенной деревни являлся кирпичный дом из заводского кирпича крытый железной крышей. Об ухудшении экономического положения колхозников на этом этапе свидетельствует не только отрицательная динамика жилищного строительства, но и изменение качества самого строительного материала. Общим принципом стала дешевизна и доступность, что обусловило предпочтение местного строительного материала. В Центральной России таковым являлось дерево (рубленый лес и тес), известковый камень, глина, дерн, солома и «саманные» кирпичи. «Саманные» кирпичи представляли собой вылепленные вручную из чистой глины, либо смеси глины и ила, глины и навоза бруски размером 25x15x10 см. После формировки, «саманки» сушились на солнце, затем обжигались в печи, хотя могли использоваться и в необожженном виде. Сырьем для изготовления «саманных» кирпичей традиционно являлся также коровий навоз без примесей; изготовленные из него кирпичи обычно назывались «кизяки». Однако в условиях сокращения поголовья личного скота колхозников, коровий навоз в качестве самостоятельного строительного сырья в 1930-е гг. упоминается реже. Широко использовалось в строительстве и вторичное сырье, полученное после сноса домов ушедших в города крестьян, растаскивания «на кирпичи» комплексов помещичьих усадеб, добротных дореволюционных хозяйственных, жилых и храмовых построек, разбора хозяйственных надворных строений (в первую очередь, амбаров, овинов, хлевов), ставших ненужными вследствие сокращения личного хозяйственного оборота крестьян.
При строительстве дома могли сочетаться разные материалы. «... Проходя по селу, наблюдал в основном три типа домов, - писал москвич, оказавшийся в деревне незадолго до начала войны. - 1. Дом сделан целиком из известнякового камня, покрыт соломой и иногда обмазан глиной и побелен. 2. Лицевая часть дома сделана из кирпича, а боковые и задние стены из камня. Крыт соломой. 3. Фундамент сложен из местного камня, остальная часть из глиняных «кизяков».. Кровля соломенная» [2,88]. В
отличие от деревянных домов, стены домов, построенных из известняка и «саманного» кирпича, обмазывались глиной, покрывались побелкой. Крыши крылись дерном, соломой, смесью соломы и глины. Черепичные крыши в деревнях Центральной России встречались редко.
В расположении жилых домов и личных хозяйственных построек сохранялось следование местному обычаю. Например, во многих селах в целях противопожарной безопасности избы с расположенными за ними огородами находились по одну сторону дороги (тракта, улицы), а хозяйственные постройки, в которых хранилась бытовая и хозяйственная утварь (погреба, сараи, «выходцы») по другую. Погреба были земляные, стены хозяйственных построек строились из местного камня, из деревянных жердей, обмазанных глиной, крыши крылись соломой.
Еще с конца XIX в. наряду с четырехстенными жилыми избами получили распространение пятистенные дома, в которых все жилое помещение разделялось пятой капитальной стеной на две половины: кухню и горницу. Обычный размер дома с тремя окнами на улицу и одним боковым окном составлял при этом 6x8 аршин (т.е. 4м 27 см х 5м 69 см), избы богатых крестьян были больших размеров [1,212]. В домах, как правило, имелось крыльцо, к избе по всей длине пристраивался бревенчатый крытый двор. Облик деревни спустя полвека практически не изменился. Планировка и размеры жилых домов, в том числе, построенных в советские годы, в целом воспроизводили эти типы традиционной крестьянской избы: «большинство изб 7x7 аршин», «жилое помещение и хлев находятся под одной крышей, построены из одного материала и отличить их можно только по наличию овец в первом и отсутствию во втором», «.. .дома 4-х, 5-ти стенные», «постройки в большинстве деревянные, крыша соломенная. Размер преобладает 7x8 аршин» и т.д. [2,88-89].
Новой чертой 1920-1930-х гг. стало улучшение внутреннего обустройства дома: стали устанавливаться печные трубы (до этого избы топились «по-черному», т.е. дым шел в избу), настилаться деревянные полы вместо глиняных, горницы разделялись деревянными перегородками на комнаты, стены оклеивались бумажными обоями. В целом же, внутреннее убранство крестьянских домов оставалось минимальным. Во многих избах сохранялись глиняные полы, не было кроватей, спали на печке, скамьях, полатях. Любопытно сопоставить описание избы небогатой крестьянской семьи конца XIX в. и избы семьи колхозных крестьян конца 1930-х гг.: «В избе грязно, сыро, воздух «невыносимый», поскольку зимой в избу берут еще и животных. Обстановка самая простая: печь, стол, скамьи и обязательно божница» [1,212]. «... Был в двух избах. Не убрано, грязно. В углах висят иконы, хотя церковь закрыта, и сами крестьяне давно не молятся. Кроватей нет. Спят на полатях и на печке. Потолки кое-где оклеены газетами. Тут-же в кухне хрюкает поросёнок, под столом ходят куры. Что-то было раньше, если все колхозники утверждают, что у них и внутри дома и снаружи было гораздо хуже?!» [2,90]. Таким образом, главными показателями уровня благосостояния крестьянской семьи к началу войны по-прежнему оставался размер дома, характеризуемый количеством выходящих на улицу окон и этажей, и качество строительного материала.
Источником водоснабжения деревни по-прежнему оставались колодцы, реки и водоемы. Электрификация сельской местности к началу войны была далека от завершения, поэтому для освещения домов повсеместно использовались керосиновые лампы. Своего рода роскошью оставалась для деревенского жителя и баня. До революции в Центральной России индивидуальные бани были лишь у зажиточных крестьян. Мало изменилось положение дел и впоследствии, в связи с чем в середине 1930-х гг. колхозы начали строительство общественных бань. Однако к 1941 г. очень многие сёла и
деревни по-прежнему не имели общественных бань, а действующие общественные бани зачастую работали сезонно. Поэтому мылись летом в реке, зимой в избах: в печке, в корытах.
Крестьянская изба традиционно являлась не только жилым домом, но и местом несельскохозяйственных промысловых занятий семьи. Обобществление средств производства (общих артельных мастерских, частных «заводиков» и пр.) привело к увеличению производственной нагрузки на сельский жилой фонд. Особенно в тех случаях, когда речь шла не о традиционно домашних промыслах, для которых не требовалось особо выделенных помещений, как, например, вязание, кружевоплетение, прядение, ткачество, а о таких производствах, которые нуждались и в дополнительной площади, и в особых технологических условиях. Например, в конце 1930-х гг. многие так называемые «молочные заводы» Рязанской области, основного поставщика молочной продукции в Москву, располагались в жилых крестьянских избах, соприкасавшихся с надворными постройками, «в антисанитарных условиях». Все это не могло не сказаться на качестве жилищных условий в целом, принимая во внимание тот факт, что порой все члены семьи, включая детей, участвовали в промысловых занятиях.
Жилищный вопрос как отражение социальной политики на селе требует более пристального внимания. Трудно не согласиться с мнением, что социальные преобразования в деревне в 1920-1970-е гг. были направлены на уничтожение крестьянства как класса, на превращение его в сельскохозяйственных рабочих [4,103]. Соответствовала этой цели и жилищная политика. Села, расположенные вблизи крупных промышленных объектов получали статус рабочих поселков, неизменным атрибутом которых стали бараки - многоквартирные малоэтажные дома, построенные по типу коридорной системы (одна комната для одной семьи). В этом случае, функцию кухни выполнял общий коридор, где вдоль стен выстраивались примусы и плиты жильцов. Барачный тип жилого дома являл собой полную противоположность сложившемуся в крестьянской среде представлению о том, что «одна семья - один дом». Однако общей тенденцией времени было пренебрежительное, если не враждебное отношение к населению деревни, подоплека которого лежала не только в экономической, но и в идеологической плоскости. Как же иначе объяснить факт, имевший место в совхозе «Большевик» в середине 1930-х гг., когда согласно установке отдельных работников Наркомата пищевой промышленности в совхозе прекратилось строительства жилых помещений для рабочих, взамен которых предлагалось строить землянки. Было выстроено 28 землянок, что в значительной степени повлияло на уход рабочих из совхоза [2,66]. Там, где у человека оставалась возможность выбора, он отстаивал свое право на достойные условия жизни.
Однако колхозное крестьянство в целом в силу отведенного ему социального статуса, было обречено на заведомо заниженный социальный стандарт жизни. О том, насколько он расходился с общепринятыми представлениями о показателях социально-престижного уровня жизни, свидетельствует, на наш взгляд, появление в крестьянском бытовом обиходе понятия «дача». «.Во многих домах замечаем какие-то вылепленные из глины конуры, прилепленные к стене и поддерживаемые тонкими жердями. Оказывается это ... дачи! - писал в 1939 г. очевидец. - Летом в доме спать душно и вот крестьяне пристраивают «домики», набивают их сеном и там спят ребятишки» [2,90]. Любопытно, что аналогичные по форме и цели использования пристройки существовали и прежде, только именовались они тогда самими крестьянами не «дачи», а «логовища». «Летом все, кроме стариков, спят в особо устроенных во дворе «логовищах» -наподобие собачьей конуры», - сообщали из деревень Владимирской губернии в конце
XIX в. [1,233]. Заметим, что как до революции, так и после (особенно, в довоенный период) наличие дачи, т.е. загородного дома для проживания и отдыха в летний период, характеризовало человека в глазах окружающих не только как зажиточного горожанина, но и как обладателя определенного общественного положения. На протяжении всего советского периода сохранялась преемственность с дореволюционным временем в местоположении престижных дачных мест. Не стала исключением и рязан-щина, где до революции преобладало помещичье землевладение, и получила широкое развитие дворянская усадебная и дачная культура. Неудивительно, что именно здесь деревенский житель нашел свой способ эмоционально компенсировать как ущербность своего социального статуса, так и связанные с ним издержки суровых условий жизни и быта.
Литература
1. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). Авт.- сост. Б.М. Фирсов, И.Г. Киселева. Спб., 1993
2. Бунина Е.В. Рязанская комплексная географическая экспедиция МГУ имени М.В. Ломоносова 1939-1940 гг. М., 2007
3. Наумова Г.Р. Жилищный вопрос в СССР как социальный // Вестник РУДН. Серия «История России». 2007. № 2. Раздел: социальная история России. С.82-90
4. Русские. Отв. ред. В.А. Александров. М., 1997
5. Шангина И.И. Русский традиционный быт. Энциклопедический словарь. Спб., 2003
Literature
1. Byt velikorusskih krest'an-zemlepashtsev. Opisanie etnograficheskogo byuro kn'aza V.N.Tenisheva (na primere Vladimirskoy gubernii). Avt.-sost. B.M.Firsov, I.G.Kiseleva. Spb., 1993
2. Bunina E.V. Ryazanskaya complexnaya geographycheskaya expeditsia MGU imeni M.V. Lo-monosova 1939-1940. Moskwa, 2007
3. Naumova G.R. Jilish'ny vopros v SSSR kak social'ny (na materialah zapisok instruktora RK KPSS) // Vestnik RUDN. Seria «Istorya Rossii». 2007. № 2. S.82-90
4. Russkie. Alexandrov V.A. Moskwa, 1997
5. Shangina I.I. Russkiy traditsionny byt. Entsiclopedicheskiy slovar'. Spb., 1993
Ключевые слова: жилищный вопрос, крестьянство, аграрная история России, социальная история, коллективизация, жилищное строительство, сельский быт, русская деревня
Key words: housing question, peasantry, agrarian Russian history, social history, collectivization, housing-construction, village mode of life, Russian village.
(495) 519-89-61; e-mail: evb76@mail.ru
Рецензент: Бочарова Зоя Сергеевна, доктор исторических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова
