CC BY
255
УДК 94 (47).084.8
Т.П. Хлынина*
жилищная политика и механизмы ее реализации в ссср в годы великой отечественной войны**
В статье на основе анализа архивных материалов и воспоминаний современников рассматриваются различные ракурсы обострения жилищного вопроса в СССР в годы Великой Отечественной войны: заселение квартир эвакуированных семей и ушедших на фронт граждан новыми жильцами, несправедливое распределение жилищного фонда, ущерб, нанесенный оккупацией коммунальному хозяйству городов, низкое качество работ по восстановлению жилищного фонда и ремонту аварийного жилья. Отдельное внимание уделяется проектам послевоенного восстановления и обновления жилищного фонда городов и сельской местности.
Ключевые слова: Великая Отечественная война, жилищный фонд, уплотнение, «простаиваемое жилье», жильцы, эвакуированные, проект, застройка.
Housing policy and its implementation mechanisms in Soviet Russia during the Great Patriotic War. TATIANA P. KHLYNINA (Institute of Social-Economic and Humanities Research, Southern Scientific Center of the Russian Academy of Sciences).
Basing on the archival sources and memoires of the period the article reveals the broad range of housing problems in Soviet Russia during the Great Patriotic War and approaches to their solving. Special attention is paid to the post-war housing reconstruction projects in the cities and rural areas.
Keywords: Great Patriotic War, Soviet Russia, housing, tenants, evacuated families, project, site development
Резкое ухудшение состояния жилых помещений в Советском Союзе, и без того далеких от нормальных, началось уже в первые месяцы Великой Отечественной войны. Оккупация советской территории гитлеровскими войсками, эвакуация населения в восточные районы страны, а также уничтожение в ходе активных боевых действия части жилищного фонда повлекли за собой новую волну «уплотнений»: «С каждым предприятием приезжали специалисты, рабочие, их семьи. Всех их надо было где-то устроить. Началось так называемое уплотнение - в квартиры, в частные дома
... вселялись приехавшие» [2, с. 12-13]. В этой ситуации на жилищные управления возлагалась огромная хозяйственная и моральная ответственность по распределению жилой площади и поддержанию ее в нормальном состоянии.
Жилищные управления исполкомов городов, подвергшихся разрушениям, проводили ежедневные обследования состояния жилищного фонда и решали вопросы, связанные с судьбами людей, лишившихся крова. В их обязанности входило и улучшение жилищных условий горожан, предусматривавшее запись их неотложных нужд, оказание
* ХЛЫНИНА Татьяна Павловна, доктор исторических наук, главный научный сотрудник лаборатории истории и этнографии Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН.
E-mail: tatiana_xl@mail.ru © Хлынина Т.П., 2014
** Работа подготовлена в рамках проекта «Исторические формы и современные способы функционирования социокультурных институтов на Юге России» (базовое бюджетное финансирование, № госрегистрации 01201368164)
56 гуманитарные исследования в восточной сибири и на дальнем востокЕ • № 2 • 2014
посильной помощи в подвозе дров, восстановлении выбитых окон, поврежденного водоснабжения. Нередко по инициативе советского и партийного руководства городов эти задачи решались посредством привлечения общественности. В Ленинграде, например, недолгое время действовали комсомольские бытовые отряды. Бойцы отряда Приморского района, созданного в январе 1942 г., «убирали комнаты, привозили воду и дрова, топили печь, устраивали детей в детдома. Известен случай, когда они отремонтировали помещение столовой» [3, с. 552].
В то же время установленный порядок распределения жилой площади в городах часто нарушался, причиной этого нередко оказывалось отсутствие действенного контроля со стороны районных управлений. Результатом такого состояния дел становился самовольный захват квартир. Так, 9 сентября 1943 г. Ростовский горком ВКП (б) констатировал, что «.по 6 районам города самовольно захвачено 1345 квартир, занято по немецким ордерам во время оккупации города фашистскими захватчиками 2945 квартир <...> Со стороны РИК и РЖУ этим фактам не придано должного внимания, и не подвергнуты тщательному анализу лица, получившие при немцах ордера на квартиры. Заявления вовремя не разбираются, отсутствует элементарный порядок в деле распределения жилплощади, замечены случаи злоупотреблений со стороны отдельных управдомов» (Центр документации новейшей истории Ростовской области, далее ЦДНИРО. Ф. 13. Оп. 4. Д. 23. Л. 49об). Вопрос о выселении «самозахватчиков» из квартир эвакуированных граждан рассматривался горкомом годом ранее, однако его решение «выполняется медленно. <...> Отсутствует необходимый контроль и ответственность определенных лиц за сохранение имущества эвакуированных. В результате в некоторых квартирах имущество расхищено» (ЦДНИРО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 1003. Л. 3).
Освобождаемые жилые площади вследствие эвакуации предприятий и «добровольного выезда из города» граждан переходили в категорию «простаиваемых». В отношении «простаиваемой площади» в том же 1942 г. было принято правительственное постановление, согласно которому эти площади временно изымались у эвакуированных или могли быть «изъяты у выбывших квартиросъемщиков в связи с неуплатой квартплаты свыше 3-х месяцев»5. Неоднозначное толкование
5 Следует отметить, что решение об изъятии жилой площади у недобросовестных плательщиков не являлось порождением военного времени. Речь идет о применении Постановления СНК СССР № 908 от 11 июня 1941 г. (ЦХД после 1917 ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 55. Л. 277).
циркуляров на местах повлекло за собой огромное количество нарушений в отношении прав квартиросъемщиков и занимаемого ими жилья. По Свердловскому райжилуправлению «квартиросъемщик Бертоянц призван рядовым в РККА, семья эвакуирована. Квартплата начислена в размере 100% прежней платы, этим создавалась искусственная задолженность на предмет изъятия площади». Схожая ситуация наблюдалась и по 36-му домоуправлению: «Большинству эвакуированных квартиросъемщиков до 1/УІІ-42 не предоставлена 50%(-ная) скидка по квартплате, этим только 15-ти квартиросъемщикам на момент обслуживания излишне начислено от 80 до 567 руб. <...> 28 квартиросъемщикам, эвакуировавшимся из г. Москвы, незаконно было начислено за радио до 62-70 руб. Создавая этим искусственную задолженность свыше 3-х месяцев, домоуправление поставило под угрозу лишения жилой площади десятки квартиросъемщиков». В ходе проводившейся по Пироговскому РЖУ проверки за 1942 г. было установлено, что «бывший управдом 140 домоуправления Конюхов, присвоив деньги по почтовому переводу эвакуированного жильца Якобсон, заселяет его комнату временными жильцами, неправильно начисляет квартплату и отказывается признать за вернувшимся т. Якобсон в Москву платежи по причине просрочки таковых, хотя при правильном исчислении квартплаты за т. Якобсон просроченной задолженности не было. Конюхов за присвоение денег по почтовым переводам и за присвоение имущества эвакуированного осужден». По Арбатскому РЖУ «бывшая управляющая домом Швырева, желая незаконно присвоить площадь эвакуированной т. Самохиной, скрыв наличие у таковой брони, неправильно начисляя квартплату 100% до 1/УИ-42 вместо 50%, подала на т. Само-хину в нарсуд на выселение. Выселив ее “заочно” за неплатеж и отсутствие брони, Швырева вселилась в комнату Самохиной. Таким же методом Швырева выселила ряд эвакуированных квартир. Сама Швырева являлась злостной неплательщицей, не платя квартплату в течение 8 месяцев. Т. Самохина восстановлена в своих правах, а Швырева с работы снята и выселена с площади Самохиной» (Центр хранения документов после 1917 г. Центрального государственного архива г. Москвы, далее ЦХД после 1917 ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 1. Д. 11. Л. 17). В Ростове-на-Дону бывший управляющий домом № 50 Бодров «захватил со взломом себе 3 квартиры и расхитил имущество эвакуированных граждан» (ЦДНИРО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 1003. Л. 15).
Судьба освобождавшегося жилого фонда зависела не только от районных жилищных управлений и моральных качеств возглавлявших их людей, но и от решений государственных органов власти. 5 февраля 1942 г. Секретариат жилищного отдела Мосгорисполкома рассмотрел решение ГКО СССР о передаче Народному комиссариату обороны «для размещения 100 чел. свободной жилплощади в доме эвакуированного завода № 192». 19 февраля исполком отменил принятое тремя днями ранее постановление «Об освобождении жилой площади в домах предприятий и райсоветов, занимавшейся ранее рабочими и служащими, эвакуировавшимися из Москвы», согласно которому на это время за ними закреплялись занимаемые квартиры. Теперь они «предоставляются, в первую очередь, рабочим и служащим оборонных предприятий, оставшихся в городе, и заселяются по решению Московского совета» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 2. Л. 3). В этот же день было рассмотрено и утверждено решение «О заселении жилой площади индивидуально эвакуировавшихся из Москвы лиц, не внесших квартплату свыше 3-х месяцев». Изымаемое таким образом жилье переходило в ведение владельца дома и использовалось им по собственному усмотрению. В ноябре 1943 г. «жилая площадь, принадлежавшая ранее гр-ке Анисимовой В.Т. в кв. 89 дома 9/10 по Дровяной площади и гр-ну Авакову А.И. в том же доме, кв. 97, выехавшим из дома в связи с эвакуацией в индивидуальном порядке и вследствие неуплаты за квартиру свыше 3-х месяцев», передавалась управлению жилищного строительства Моссовета (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 2. Л. 12).
В 1944-1945 гг. активно заселялась освободившаяся жилплощадь репрессированных6 и осужденных лиц7. При этом жилье предоставлялось определенной категории граждан (военнослужащим, ответственным партийным и хозяйственным работникам, работникам наркоматов) как «по факту его отсутствия», так и в качестве улучшения «прежних условий проживания». 17 февраля 1945 г. СНК РСФСР пред-
6 Распоряжение Моссовета «О заселении жилой площади, освобожденной сотрудниками НКВД за выездом их на другую площадь и площадь репрессированных граждан» от 29 апреля 1944 г. (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 2. Л. 36)
7 Распоряжение Моссовета «О распределении освободившейся жилой площади осужденных граждан» от 12 января 1945 г. (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 2. Л. 37).
ложил начальнику Мосжилотдела «передать квартиру № 23 дома № 8 по ул. Горького дважды Герою Советского Союза генерал-лейтенанту тов. Денисову. Освободившуюся за его выездом жилплощадь в кв. 24 дома № 3 по ул. Огарева примите в резерв» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 2. Л. 37). Тип и качество выделяемого жилья определялись социальным статусом жильцов, их заслугами перед отечеством и зачастую изымались у прежних владельцев по причинам «выгодного месторасположения и близости к месту службы будущих владельцев».
7 февраля 1943 г. заведующему жилотделом Моссовета Гусеву предлагалось «в пятидневный срок переселить три семьи, проживающих в доме М. Дмитриевке № 14, предоставив им равноценную жилплощадь (из резерва). Освобождающуюся жилую площадь. предоставить отделу государственного обеспечения и бытового обслуживания семей военнослужащих» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2433. Оп. 8. Д. 8. Л. 47). 17 декабря исполком Моссовета постановил предоставить «1. Полковнику Московскому две комнаты в доме № 28/8 по Пушкинской ул., кв. 3; 2. Семье тов. Жданова А.А. квартиру в доме № 7 по Брюсовскому переулку, кв. 49; 3. Герою Советского Союза, инвалиду Отечественной войны т. Кучерову одну комнату в доме № 19 по Садово-Кудринской улице, кв. 5» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 851. Оп. 1. Д. 55).
Складывавшаяся практика решения текущих жилищных вопросов неизбежно порождала конфликты и вносила еще большую неопределенность в и без того сложную ситуацию с жильем. Возвращение прежних ответственных квартиросъемщиков с фронта, из эвакуации, а зачастую и из мест административной высылки обостряло нерешенный в предыдущие годы жилищный вопрос и связанное с ним обеспечение землей многочисленных домовладений. Так, Майкопский городской исполком с 1943 г. до начала 1960х гг. не мог решить «окончательно запутавшееся в годы войны жилищное положение дел». Вот один из наиболее типичных и распространенных в практике его работы случаев. 8 февраля 1952 г. в горисполком поступило заявление от Ю.К. Ка-шиной, в прошлом воспитанницы детского дома, оказавшейся замужем за «изменником Родины» и высланной на этом основании в 1944 г. из города с двумя детьми сроком на 5 лет. Истица просила вернуть принадлежавшую ей когда-то долю домовладения, ссылаясь на соответствующие документы и не подтвердившуюся вину мужа. Просьба так и не была удовлетворена по причинам «неясности
сути самого дела и перегруженности канцелярии исполкома» (Государственное учреждение Национальный архив Республики Адыгея. Ф. Р-79. Оп. 3. Д. 507. Л. 3).
Отдавая должное работе органов власти, люди подозревали их в некоем лукавстве и нечестности. Показательно, что даже в столь трудное и, казалось бы, всех поравнявшее время современниками отмечалась сохранявшаяся несправедливость в распределении тех же ордеров на новое жилье взамен разбомбленных комнат, определении первоочередности нуждавшихся в улучшении жилищных условий. Ощущение этой несправедливости усиливалось и массовыми случаями занятия квартир фронтовиков и эвакуированных граждан новыми владельцами, которые не спешили их оставлять. Более того, многим пострадавшим пришлось для возвращения собственного жилья задействовать довоенные связи либо даже «давить боевыми заслугами».
Сочинца А.З. Дьякова, вернувшегося 10 марта 1943 г. в родной город из Тбилиси, квартира встретила новыми жильцами - «заместителем начальника службы тяги Белым Сергеем Сергеевичем с женой <...> На второй день Белый заявил, что он хозяин квартиры - так ему сказал якобы начальник [неразборч.] Кочиев. Мочалин (начальник отделения НКВД) обратился к Кочи-еву - он подтвердил права Белого на квартиру. Я возмутился, пошел к Мочалину - тот удивился таким поведением Белого, который к тому же спит на моей кровати и пользуется мебелью и посудой, посоветовал подать письменное заявление в [неразборч.]. Я подал, изложил свои права как вернулся из служебной командировки. На 2-й день Кочиев наложил Дикопольцевой (управдом) резолюцию - “переселить Белого в квартиру Новикова”». Драматизм ситуации усугублялся и начавшимися бытовыми проблемами вынужденного сосуществования двух семей: «В начале я все же думал, что вопрос ... разрешится быстро, однако проходит вторая неделя, а домком не думает искать квартиру Белому, и Белый уже привык и начал проявлять нахальство, т.е. живет как хозяин квартиры. Паня [жена А.З. Дьякова - прим. авт.] поневоле превращается в домработницу для Белых - убирает квартиру, выносит помои и т.п. Придется действовать через прокурора» [1, с. 60]. Через две недели он с отчаянием напишет в своем дневнике: «Белый все еще живет в моей квартире. <...> Я же с женой и вернулся из служебной командировки - с фронта, где жертвовал головой за родину, бил врага с оружием в руках, в тылу врага?! Какие ничтожные или нечуткие
люди находятся на руководящих постах, да еще на таких. <...> [1, с. 61]. Только к 15 мая, судя по дневниковым записям, появляется надежда на скорое избавление «от совместного сожительства с Белыми», когда «нет возможности даже раздеться или о чем-либо вслух порассуждать»: «Теперь и настаивать о выселении их или обострять отношения нет повода, т.к. он уже имеет ордер на квартиру бывшего начальника депо Шорова, который должен выехать вскоре в Армавир» [1, с. 63].
Семья фронтовика А.И. Кобенко, прибывшая в Краснодар из эвакуации в сентябре 1943 г., также столкнулась с новым хозяином своей квартиры - «т. Лукьяновым - заведующим дорожным отделом Крайисполкома. На требования Нюси и Вали освободить квартиру т. Лукьянов отказался, тогда Нюся и Валя силой внесли свои пожитки в кухню и коридор и заняли их. Все же при этом и Лукьянов не освободил остальные две комнаты. Создалась тяжба с квартирой, поэтому я написал письмо т. Тюляеву и т. Гусевой, кроме этого пришлось включить городского военного прокурора при начальнике гарнизона. Только с помощью военного помощника прокурора гвардии капитана Шинева квартиру т. Лукьянов освободил спустя 3 месяца, и моя семья заняла квартиру» [1, с. 213].
С освобождением оккупированных территорий начиналось восстановление жилищно-коммунального хозяйства городов и сельских населенных пунктов. Степень их разрушения зависела от времени, характера оккупации, близости от линии фронта и колебалась от 15-20 до 100%. Согласно данным ЦСУ СССР на 1 января 1945 г.. из 694 строений, находившихся до оккупации в г. Истре, было полностью разрушено 688. Схожая ситуация наблюдалась и в Великих Луках, где из 3007 строений 2704 было разрушено полностью и 303 - частично. Таганрог за полгода оккупации из 21 733 довоенных жилых построек потерял 942 дома полностью и 866 - частично (Российский государственный архив экономики, далее РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1217. Д. 3). По данным единовременного учета, городской жилищный фонд СССР, находившийся в личной собственности граждан, на 1 января 1944 г. насчитывал 2 656 762 дома общей площадью 74 460 072 кв. м. Из них на Ростовскую область приходилось 105 518 жилых строений, площадь которых составляла 3 085 372 кв. м; Московскую - 79 067 дома общей площадью
3 028 665 кв. м; Воронежскую область - соответственно 9755 и 259 258 кв. м. (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1169. Л. 1) (Табл. 1). Большинство же со-
на его окраинах. Значительное сокращение частного жилья к 1944 г. по Краснодарскому краю, в свою очередь, связывалось с тем, что часть его, пострадавшая в период оккупации, еще не окончательно восстановлена (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1171. Д. 63. Л. 70).
Начавшаяся сверка обобществленного жилищного фонда натолкнулась на ряд трудностей, прежде всего сопряженных с возникшей путаницей в отношении ведомственной принадлежности и отнесению к жилищному фонду ряда строений. В составленном для его учета инструментарии разъяснялось, что городской обобществленный жилищный фонд включает в себя государственные, кооперативные, общественные учреждения и предприятия, находящиеся в городах, рабочих поселках и поселениях городского типа. К нему не относился жилой фонд наркоматов обороны, военно-морского флота, внутренних дел, авиационной промышленности, боеприпасов, вооружения, танковой промышленности, минометного вооружения, Главного управления государственных материальных резервов (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1168. Л. 2). К жилищному фонду, помимо жилых строений, представленных домами и бараками, следовало относить «больничные, школьные торговые, административные строения, если в них проживает хотя бы один человек <...> Учитываются также в качестве временного жилья: сараи, амбары и прочие служебные постройки, землянки, палатки, кузова вагонов, баржи, залы клубов, кино, красные уголки, классные комнаты» (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1168. Л. 10).
Таблица 1
Городской жилищный фонд, находящийся в собственности граждан на 1 января 1944 г. (Составлено по материалам: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1171. Л. 1, 2, 5)
Всего домов Жилая площадь, кв. м Число домов, по которым имелись сведения о жилплощади Средняя жилая площадь на 1 дом, кв. м Число домов, по которым не было сведений о жилплощади
Всего по РСФСР 2011553 55 507 758 1 986 338 27,5 25 215
По городам 1 616 726 44 874 117 1 605 536 - -
По районным поселкам 394 827 10 633 641 38 080 - 14 025
Москва 9053 454 900 9053 50,2
Ленинград 1195 63 715 1195 53,3
Ойрот-Тура Алтайского края 24 352 34 700 - - -
Дагестанская АССР 9021 529 531 - 58,7 -
хранившихся домов, в основном коммунального типа, находилось «в запущенном санитарном состоянии. Места общего пользования (кухни, коридоры, уборные), в особенности дворы, загрязнены мусором и нечистотами» (ЦДНИРО. Ф. 13, Оп.2. Д. 1003. Л. 4). Причинами тому стали массовые разрушения водопроводов и канализации, поставившие жилой фонд городов «в тяжелые бытовые условия». В данной связи Моссоветом 14 февраля
1942 г. было принято решение о срочном восстановлении водопроводов, канализации в жилых домах, установлении выносных уборных и «приспособлении люков для слива нечистот в домах, где к этому времени не будут закончены работы по канализации». С этой целью выделялись 120 куб. леса, бригады слесарей, плотников и подсобных рабочих (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 36. Л. 105).
Анализируя динамику изменений жилищного фонда, принадлежавшего гражданам в довоенный и военный период, жилищное управление Моссовета в своей «Объяснительной записке» отмечало, что его увеличение с 1926 г. по 1938 г. являлось следствием мероприятий по объединению жилищного фонда, а также результатом реконструкции города, в то время как его уменьшение с 1939 г. шло «за счет домовладений на вновь присоединенных к городу территориях» (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1171. Д. 63. Л. 63) (Табл. 2). При этом частный жилищный фонд характеризовался как состоящий из мелких строений, «размер которых по разным районам города колебался от 37,1 кв. м до 127,5 кв. м», расположенных
Таблица 2
Динамика частного жилищного фонда по Москве (1926-1944 гг.) (Составлено по материалам: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1171. Л. 63)
Год Число строений Жилая площадь, кв. м
1926 10 789 712,8
1931 8887 574,3
1937 8809 435,9
1938 8674 429,4
1939 8846 445,7
1940 9253 468,9
1944 9053 454,9
Показателем благоустроенности жилья выступало наличие в нем водопровода, канализации, централизованного отопления и электрического освещения. К этому показателю добавлялся еще и материал жилого строения, представленный деревом, камнем и их смешением. Пределом мечтаний считался каменный дом. Однако такими характеристиками не обладала и треть послевоенного жилищного фонда. В Киеве из 33 348 сохранившихся домов каменные и смешанные составляли 14 388, водопроводом были оборудованы 3582, канализацией - 547, центральным отоплением были снабжены 465 (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1210. Л. 24).
«Сведения об ущербе, нанесенном коммунальному хозяйству городов, бывших в оккупации», стали собираться ЦСУ и отделом жилищно-коммунального хозяйства Госплана СССР с
1943 г. Местные статистические управления не всегда располагали необходимыми центру данными, которые в рассматриваемый период времени были весьма приблизительными. 15 апреля 1944 г. статуправление Таганрога сообщало, что «полученный нами материал <.>оказался недоброкачественным. В настоящее время, в полной мере осознавая всю необходимость их [данных - прим. авт.], мы лишены возможности отвечать на многие, ставящиеся Вами вопросы, касающиеся жилищного фонда, по той причине, что в результате фашистской оккупации все учетные данные как у нас, так и в горкомхозах, горжилуправлениях, Бюро инвентаризации и других - уничтожены. И после освобождения от оккупации была проведена работа только по учету обобществленного жилого фонда. Ввиду этого, на основании каких данных можно в
настоящий момент получить сведения о домах, находящихся в личной собственности? Таким образом, если в результате наших настойчивых требований мы все же получаем эти данные, то достоверность их маловероятна». Начальник Ростовского областного статистического управления также отмечал, что «полученный материал оказался невысокого качества», правда, уже «вследствие различного понимания некоторых поставленный вопросов. Особенно это сказалось на учете жилищного фонда» (РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1210. Л. 38).
Наряду с восстановлением жилищного фонда осуществлялся и его ремонт, который наталкивался на катастрофическую нехватку денег, строительных материалов и свободных рабочих рук: «В первые два годы войны, - отмечалось в «Сводном отчете по жилищному хозяйству» Мосгори-сполкома за 1945 г., - резко снижены и доведены до 36 548,6 тыс. руб. (против 50 273,3 тыс. руб. в 1940 г.) расходы на текущий ремонт» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 1. Д. 34. Л. 53). Одной из причин тому стало «падение доходов по квартплате». Тот же источник связывал его, в первую очередь, с освобождением значительного числа лиц, призванных в Красную армию, от оплаты жилья и снижением ее размеров для эвакуированных: «Освобождение от квартирной платы со дня начала Великой Отечественной войны до 15.IX.41 лиц, эвакуированных из Москвы, и взимание с этих лиц временно с 16.IX.41 по 1.УИ.42 квартирной платы в размере не более 50% платежных ставок до эвакуации. К началу 1942 г. категория льготников была расширена за счет орденоносцев, получивших ордена в 1942 г.» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 1. Д. 34. Л. 26).
Тем не менее шло постепенное налаживание жилого быта, изыскивались возможности приведения в нормальное состояние не только квартир и домовладений граждан, но и «мест общественного проживания». В декабре 1942 г. исполком Моссовета, рассмотрев вопрос «О работе гостиницы “Москва”», отмечал, что эксплуатация «.гостиницы находится в запущенном состоянии. В гостинице нет элементарного порядка, вежливости и культуры в обслуживании проживающих... ; подсобные помещения гостиницы запущены и грязны; на 50% гостиница занята постоянными жильцами; элементарное культурное обслуживание (почта, телеграф, буфет, читальня) отсутствует. ресторан при гостинице “Москва” находится в антисанитарном состоянии. В ресторане отсутствуют в достаточном количестве посуда, белье. Специальная одежда у обслуживающего персонала грязная». К концу месяца планировалось оборудовать вестибюль, устроить дополнительный гардероб, камеры хранения вещей и комнату для чистки обуви и одежды. Снабдить холл мягкой мебелью, зеленью и коврами, а также установить душ «на 20-30 чел. для обслуживания вновь приезжающих» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. ф. 831. Д. 37. Л. 149-150).
Во многих городах нехватка строительного материала и санитарно-технического оборудования восполнялась их сбором в разрушенных зданиях. 15 апреля 1943 г. Ростовский горком партии принял постановление об упорядочении сбора стройматериалов, а уже в августе отметил, что оно «не выполняется. <...> Идет расхищение материалов. Зав. столовой № 7 Андреевского района разбирала полы, перегородки в разрушенных зданиях на дрова. Была осуждена на 6 месяцев» (ЦДНИРО. Ф. 13. Оп. 4. Д. 22. Л. 166). Влияние человеческого фактора сказывалось не только на темпах освоения отпущенных на ремонт средств, но и на качестве данного ремонта. Тот же Ростовский горком партии 12 августа 1943 г., проводя проверку готовности жилищного фонда к зиме, отмечал: «В целом ремонтно-восстановительные работы по городу проходят неудовлетворительно. Из плана отпущенных средств СНК СССР от 26 июня 1943 г. на восстановление и ремонт жилищного фонда 2470 тыс. руб. освоено 484,9 тыс. руб.» (ЦДНИРО. Ф. 13. Оп. 4. Д. 22. Л. 191 об).
Жилищное управление Свердловского района Москвы в годовом отчете за 1945 г. отметило, что, «в отличие от 1944 г. качество выполненных работ в 1945 г. было несколько лучше, но все
же отдельные виды работ, особенно отделочные, были плохие. К плохому виду работ следует отнести плотничные и столярные работы за счет применения древесины с повышенной влажностью и отсутствия антисептических материалов» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2852. Оп. 5. Д. 16. Л. 1). В приказе наркома жилищно-гражданского строительства РСФСР № 509 от 10 мая 1945 г. указывалось на то, что «многие строительные тресты не освоили значительную часть выделенных на 1-й квартал 1945 г. средств на строительство подсобных предприятий и жилых домов. «Трест “Орелстрой” из выделенных 270 тыс. руб. в 1 квартале 1945 г. освоил только 15,6 тыс. руб., “Грозстрой” из 50 тыс. - 5 тыс. руб., “Ставропольстрой” - из 80 тыс. - 6.1 тыс. руб. “Сталинградстрой” освоил ассигнования на 40%, “Крымстрой” на 42%, “Брянскстрой” на 18%, “Архангельскстрой” на 18,5%, “Курганстрой” на 28%» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 89. Л. 129).
29 апреля 1944 г. всеми управляющими домами РЖУ был получен приказ Мосгорисполкома «немедленно приступить к организации работ и отремонтированию в течение II и III кварталов текущего строительного сезона установленных райисполкомам числа комнат для семей военнослужащих» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 2852. Оп. 5. Д. 9. Л. 42). Спустя три месяца выборочной проверкой было установлено, что «в ряде домоуправлений он фактически оставлен без внимания». 21 августа начальником жилищного управления Мосгорисполкома был вынесен строгий выговор «за бездушное отношение к нуждам военнослужащих и невыполнение указаний РИКа» управляющему домом № 26 по ул. Горького т. Лапину. Несмотря на неоднократные указания райисполкома о необходимости «ремонта комнаты семьи погибшего на фронте т. Красновского, таковой до сих пор не выполнен; крыша не починена; отвалившаяся штукатурка не восстановлена, окна не застеклены, отопление не восстановлено, дыры в стенах не заделаны» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 2. Д. 23. Л. 21). Систематическое невыполнение приказа привело к тому, что уже 24 августа было принято постановление о ежедекадном предоставлении сведений о состоянии комнат военнослужащих.
Предпринимаемых мер и усилий власти по приведению городского жилищного фонда «в норму» явно не хватало. Домоуправления и прокуратура были завалены жалобами граждан на «невнимание к их наболевшим нуждам». Ха-
рактерным примером расторопности власти и реальных условий жизни подавляющего большинства населения стало дело жительницы Москвы Янкелович. 16 февраля 1944 г. после ее неоднократного обращения в домоуправление и жилищное управление Мосгорисполкома последний принял решение о том, что занимаемая ею комната и дом в целом «являются аварийными и непригодными для жилья»: «Дом с 18.01.44 не отапливается, водопровод закрыт, канализация испорчена, территория двора находится в антисанитарном состоянии. В комнате от длительной протечки в кухне сгнил пол, потолок отсырел, штукатурка грозит обвалом» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 2. Д. 23. Л. 46). Месяцем позже при проверке жалобы жильцов дома № 44 по ул. Чкалова было установлено, что «его эксплуатация проводится неудовлетворительно, и элементарное обслуживание жильцов не организовано: лестничные клетки не утеплены и не освещаются, входные двери плотно не прикрываются, через разбитые стекла проникает снег. Лестницы и коридоры не моются. Из-за отсутствия наблюдения за системой подкачки часто не подается вода в верхние этажи. Лифт долгое время не работает и находится в запушенном состоянии». Той же проверкой в ряде домоуправлений были выявлены массовые случаи грубейших нарушений оплаты, начисляемой на квартиры военнослужащих (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 2. Д. 23. Л. 36, 37). Ответной реакцией на «невозможность решения квартирного вопроса» стало самопроизвольное строительство жилых домов со стороны отдельных ведомств и учреждений. Так, с января по июль 1944 г. тянулась тяжба между Мосгорисполкомом и командиром воинской части 36 826 генерал-майором Ивановым, начавшим самовольное строительство жилого дома в Филе-Кущевском лесопарке на резервной территории города. В конечном итоге городские власти вынуждены были согласиться с его достройкой, но потребовали наказания «инициатора» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 534. Оп. 1. Д. 38. Л. 35, 36).
Вопрос о том, каким быть строящемуся жилью, находил свое отражение в рационализаторских предложениях и строительных инициативах военного времени. В мае 1942 г. главный инженер московского завода «Электросталь» в переписке с начальником жилищного управления Моссовета просил его разрешения «провести работы по строительству жилья для завода на началах, получивших в военное время ши-
рокое распространение в Америке: заводу необходимо жилье в размерах 400-425 квартир -мы предлагаем изготовить на своих подсобных предприятиях в Москве сборные небольшие домики (двух - или одноквартирные) по типу американских и поставить их по указанию заказчика на площадке завода. Это в 2,5-3 раза быстрее, чем при капитальном строительстве» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 46. Л. 110). В сентябре 1943 г. исполнительный комитет Мосгорисполкома одобрил инициативу академика-архитектора Мордвинова «в деле строительства жилых домов из блоков, изготовленных из высокопрочного гипса». Предполагалось построить четыре опытных двухэтажных дома из гипсовых блоков; 2 дома из мелких и крупных гипсовых блоков (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 55. Л. 110). В 1944 г. был объявлен всесоюзный конкурс на лучшее рационализаторское и изобретательское предложение по эксплуатации, ремонту и восстановлению жилищного фонда городов, освобожденных от немецкой оккупации. В ходе его проведения должны были быть решены задачи по «применению простейших облегченных конструкций и элементов жилых домов (кровли, перекрытий стен, фундаментов, перегородок) на базе местных материалов, отходов производства, заменителей дефицитных материалов» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 490. Оп. 23. Д. 23. Л. 88).
18 ноября 1944 г. был создан Наркомат жилищно-гражданского строительства (Нар-комгражданстрой) РСФСР, одной из главных задач которого стали проектирование и строительство заводов по производству отделочных материалов, строительных деталей, оборудования и мебели для обеспечения строительства на территории РСФСР. Уже в октябре им принимается капитальный план по строительству 6 заводов: 2 по производству высокопрочного строительного гипса в Ленинграде и Сталинграде; 4 - шлакобетонных камней с установкой «на местные вяжущие материалы» в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону и Воронеже (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 127. Л. 75). Приказом Наркомгражданстроя от 23 мая 1944 г. начинается создание индустриальной базы для массового жилищного строительства. Его основу должны были составить изготовляемые заводским способом сборные деревянные дома на 400 тыс. кв. м жилой площади в год, жилые дома из гипса на 60 тыс. кв. м, а также из шлакобетона на 50 тыс. кв. м. Деревянные дома должны были изготовляться из водоустойчивой фанеры с
наружной обшивкой. 20% из них планировалось оборудовать водяным отоплением от кухонных очагов; 10% - центральным отоплением от тепловой системы; 70% - печами преимущественно сборного типа; 30% должны были быть оборудованы водопроводом и канализацией. Дома всех трех разновидностей виделись одноэтажными: площадь однокомнатных квартир должна была составлять 16-18 кв. м и предполагала наличие 6-8 кв. м кухни-столовой; двухкомнатные квартиры проектировались в пределах 22-25 кв. м, трехкомнатные - 32-36 кв. м. Для них предусматривались кухни площадью 6 кв. м (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 79. Л. 37, 38). В целом различными строительными организациями наркомата в 1945 г. должно было быть введено в действие 52 тыс. кв. м жилья (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 89. Л. 132-133).
Согласно «Основным санитарным установкам в 4-й пятилетке в области обустройства населенных мест СССР», в области жилищного строительства предстояло разрешить три основных задачи: «ремонт и поддержание существующего жилфонда; восстановление разрушенного жилищного фонда в местностях, бывших во временной оккупации; новое жилищное строительство». Новое жилье предполагалось обеспечить обязательным земельным участком, самостоятельным или общим для группы домов. Основным типом жилой застройки должны были стать малоэтажные в 1-2 этажа дома. Рассматривая вопрос о ходе их строительства, Московский городской совет депутатов трудящихся 16 мая
1944 г. отметил: «Работы развернуты неудовлетворительно, не обеспечены своевременный подбор и отвод земельных участков, разработка технической документации. Разработанный проект непригоден для массового строительства (многотипность щитов, отсутствие жесткости всей конструкции, неэкономичный расход древесины и т. д.). Начаты лишь земляные работы, наряд на мобилизацию 3500 рабочих выполнен на 38%, выделенные фонды слабо реализованы: по цементу на 23%, железу кровельному - 26%, на стекло, шифер, белила, газотрубы и гвозди -не реализованы» (ЦХД после 1917 г. ЦГАГМ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 71. Л. 5).
Для больших городов предусматривалось строительство более крупных жилых зданий. Впервые на государственном уровне «основным типом нового жилищного строительства» провозглашалась не отдельная комната, а «односемейная квартира». Принцип «Каждой семье -изолированную квартиру» должен был служить
залогом соблюдения санитарно-гигиенических норм и здорового образа жизни «группой близких родственников». Обязательным элементом каждого жилого помещения должна была стать теплая уборная. В первом же году 4-й пятилетки планировалась ликвидация всех землянок, служащих жильем. Запрещалось строительство новых общежитий-казарм (Государственный архив Российской Федерации, далее ГАРФ. Ф. Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Лл. 5-8). Однако отказаться от коммуналок власти так и не решились, несмотря на антисанитарное состояние большинства из них. По результатам обследования госсанинспекции, проведенного в августе 1945 г., из 120 тыс. общежитий в РСФСР было закрыто 45, передано в прокуратуру 36 дел, на 4940 общежитий были наложены штрафы (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 70). В качестве показательного примера «малопригодного жилья» приводился акт обследования «комнаты № 16, расположенной на третьем этаже трехэтажного кирпичного дома-общежития», принадлежащего I Медицинскому институту: «Дом неканализированный. Имеется в габарите здания по 2 выгребных уборных на каждом этаже. Водопровод имеется, но не исправный. Умывальные раковины в коридорах сняты. Дом имеет центральное отопление, которое с начала войны не действует, котельная разрушена. Дом отапливается временными печами с дымовыми трубами, выведенными в большинстве комнат в окно. Дом коридорной системы. В каждом этаже имеется по 8 комнат. Население дома около 100 человек. Кровля неисправна и протекает во многих местах. В комнате № 16, вследствие длительного протекания, обвалилась значительная часть штукатурки на потолке; видна почерневшая, сгнившая подшивка. Такое же положение в других комнатах третьего этажа. Стены во всех комнатах сырые, во время дождя комнаты заливаются водой. Коридоры, лестницы грязные. закопченные, штукатурка со стен обваливается. Выгребные ямы переполнены и не чистятся. Комнаты третьего этажа к жилью не пригодны» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 71). До проведенного обследования в комнате № 16 «произошло 8 обвалов штукатурки, один из которых обрушился на голову гр-ки Липовецкой» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 73).
С 1 сентября 1945 г. вводились новые правила устройства, оборудования и содержания рабочих общежитий, утвержденные СНК СССР. Их заселение рассчитывалось из нормы 4,5 кв. м на чел. и не более 6 чел. на одну комнату (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 79). Запрещалось занятие
под жилье подсобных помещений и мест общего пользования (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л 91). Установленные нормы жилой площади и запреты по превращению в жилье хозяйственных помещений вызывали возмущения со стороны ряда наркоматов, в ведении которых находились общежития. В частности, Наркомат минометного вооружения настаивал на доведении «прожиточной площади» до 2-3 кв. м, для боеприпасов -
4 кв. м, танковой промышленности - 3,5 кв.м (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Лл. 102, 110). При этом их представителей не смущало то обстоятельство, что «до сего времени остались совершенно недопустимыми условия жизни в общежитиях, например, Тракторострой в Сталинграде, где до 2000 рабочих расположены в малоприспособленных землянках на сплошных нарах, без постельных принадлежностей» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 48).
Не менее плачевная ситуация складывалась и в еще одной разновидности жилья общежитско-го типа - детских домах, опыт нахождения в которых примирил не одно послевоенное поколение советских граждан с коммунальным бытом. По данным союзных Наркомпросов на 1 октября 1945 г., в СССР насчитывалось 5003 детских дома, где находилось 354 701 детей. По РСФСР эти цифры составили, соответственно, 34 912 и 356 899, Молдавской СССР - 22 и 1929 (ГАРФ. Ф. Р-9226. Оп. 1. Д. 638. Л. 1). В «Докладной записке госсанинспекции наркому просвещения о санитарном состоянии детских домов в СССР, 1945 г.» указывалось на резкое ухудшение в них за годы Великой Отечественной войны жилищных условий. Причиной тому называлось увеличение численности воспитанников при неизменных материально-технических возможностях детских домов: «В Казахской ССР в 1945 г. количество д/д по сравнению с 1944 г. увеличилось на 12, а число детей за это время на 3274 чел. Отсюда становится понятной та резко уменьшившаяся средняя полезная площадь, которая наблюдается в настоящее время во многих д/д вместо установленных 5 кв. м на каждого ребенка: Украинская ССР - от 0,75 до 1,5; Белорусская ССР - от 1 до 2; Таджикская ССР -от 0,5 до 2; Башкирская АССР - от 0,9 до 1,5. В 72 д/д Новосибирской области - 1,5 кв. м». Обеспеченность инвентарем не удовлетворяла потребностям в нем: из-за отсутствия кроватей в 50% обследованных домов (1559) «дети спят по 2-3 чел. на одной кровати. Вследствие отсутствия шкафов и тумбочек дети раскладывают вещи личного пользования на кроватях, окнах
или просто на полу» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 638. Л. 5).
Все разрабатываемые проекты жилых построек того времени проходили экспертизу технического бюро8 Академии архитектуры. Ее заключения носили, как правило, рекомендательный характер и отражали официальные представления о предназначении жилья и допустимой степени его комфортности. Так, рассматривая в октябре 1944 г. проект одноэтажного одноквартирного шлакобетонного дома с квартирой в три комнаты академика Великанова, экспертное бюро рекомендовало принять его для опытного строительства со следующими изменениями и дополнениями: «Объединить умывальню с уборной и расширить площадь кладовой». В отношении проекта двухэтажного 16-квартирного шлакобетонного дома архитектора Руднего к уже отмеченным ранее изменениям добавлялась необходимость «убрать из алькова встроенную мебель» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 28). Показательно, что многие проекты предлагали малоэтажную и в основном деревянную застройку послевоенных городов, обосновывая ее гигиеничностью строительного материала и обеспечиваемым им здоровым воздухом (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 40). Начавшееся ведомственное обсуждение проектов жилых зданий, подготовленных техническим бюро, вызвало множество замечаний со стороны различных наркоматов. Главным из них являлось «завышение площади жилых комнат против нормативов, установленных ГКО от 25 мая 1944 г.»9. По мнению представителей Наркомата танковой промышленности, увеличение площади жилых комнат создавало опасность «заселения индивидуального дома с собственным участком несколькими семьями» (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп. 1. Д. 649. Л. 52). В 1945 г. Комитетом по делам архитектуры при Совете Министров СССР был предложен новый проект норм жилых домов и квартир. Все они должны были в обязательном порядке быть оборудованы кухнями, в зависимости от общего метража квартир, площадь которых колебалась от 6 до 10 кв. м, уборными с умывальнями, передней и кладовой для хозяйственных вещей (ГАРФ. Ф.Р-9226. Оп.
1. Д. 650. Л. 49 об.) (табл. 3, 4).
8 В ряде документов оно проходит как «технический совет».
9 Норматив площади жилой комнаты не должен был превышать 16 кв. м, двух комнат - 22 кв. м. Одобренные проекты содержали соответственно 18 кв. м и 42,9 кв. м.
Таблица 3
Краткие предварительные итоги учета городского жилищного фонда в районах, освобожденных от немецко-фашистских оккупантов на 1 мая 1945 г. (Составлено по материалам: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1250), в количестве строений
Территория Всего жилых строений Неповре- жденных Восстановленных полностью Восстановленных частично Вновь построенных
СССР 1 777 014 1 350 858 157 003 229 348 39 805
РСФСР 497 757 349 259 59 629 69 300 19 384
Смоленская область 11 260 5874 999 1329 3058
Ростовская область 119 187 93 572 18 136 12 496 760
Кабардинская АССР 9012 7707 728 532 45
Таблица 4
Краткие предварительные итоги учета городского жилищного фонда в районах, освобожденных от немецко-фашистских оккупантов на 1 августа 1945 г. (Составлено по материалам: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 14. Д. 1250), в количестве строений
СССР РСФСР Ростовская область Смоленская область Кабардинская АССР
Число городских поселений 1404 357 27 17 6
Число жилых строений 1 777 014 497 757 119 187 11 260 9012
Из них жилой площади, тыс. кв. м 82 559 22 969 5847 427 382
На ней проживает (тыс. чел.) 12 781 3773 783 119 61
Жилой площади в нежилых строениях, тыс. кв. м 553 150 8 10 5
На ней проживает (тыс. чел.) 91 30 1 3 1
Всего жилой площади, тыс. кв. м 83 112 23 119 5855 437 387
На ней проживает (тыс. чел.) 12 872 3803 784 122 62
Средняя жилая площадь, кв. м 6,4 6,1 7,5 3,6 6,2
Сверх того временно проживает на нежилой площади (тыс. чел.) 2 659 023 131 157 2343 23 231 390
С 1942 г. начинается учет и восстановление жилищного фонда сельских населенных пунктов. Согласно сведениям отдела жилищно-коммунальной и школьной санитарии Народного комиссариата здравоохранения СССР за 1942 г., в 23 освобожденных районах Курской области «немцы в свою бытность разрушили и сожгли свыше 20 000 крестьянских дворов; в одном Дмитровском районе Курской области сожгли более 4000 жилых домов. В трех районах Ленинградской области сожжено 200 деревень и в них более 5030 домов». В Калининской области было сожжено и разрушено 67 000 жилых домов. К 1 сентября 1943 г. в освобожденных районах Курской области уже было восстановлен 9387 жилых домов колхозников, заново выстроено 856. Из них в наиболее пострадавших от оккупации и бомбежек Тимском и Мантуровском районах восстановлено, соответственно, 1302 и 980 жилых дома. В освобожденных районах Калининской области «восстановлено, приспособлено и построено 20 980 домов» (ГАРФ. Ф.Р - 922. Оп. 1. Д. 507. Лл. 4-4 об.). 21 августа 1943 г. было принято Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации». В нем, в частности, предусматривалось и строительство нового жилья, возлагавшегося на местные советские органы власти. Сельскохозяйственному банку предлагалось «выделять кредиты на индивидуальное жилищное строительство в сельской местности по 10 000 руб. на семью сроком на 7 лет», а также выдавать ссуду членам семей, главы которых находились в Красной армии (ГАРФ. Ф.Р - 922. Оп. 1. Д. 507. Л. 5-5 об.). До восстановления жилищного фонда вернувшиеся из эвакуации жители размещались в землянках, дзотах и блиндажах, чье состояние вызывало большую обеспокоенность органов санэпидемнадзора, требовавших их обработки от вшей. Причем наличие последних связывалось исключительно с пребыванием в «военных сооружениях» немецких солдат и офицеров (ГАРФ. Ф. Р - 922. Оп. 1. Д. 507. Л. 6-6 об.).
Строительство жилья в сельской местности предполагалось осуществлять по новому плану. В этом отношении довольно интересны предложения сотрудника санитарной службы Я.М. Глушко, изложенные им в докладе «Санитарное благоустройство сельских населенных пунктов, освобожденных от немецких оккупантов», с характерным подзаголовком «В помощь общественному санинструктору». Жилой дом для колхозной семьи, по его представлениям, «необходимо строить на здоровом сухом месте. Фундамент закла-
дывается ниже уровня промерзания грунта. Окна жилых комнат обычно обращают на улицу, чтобы в комнату попадали солнечные лучи и комнаты были светлые, рекомендуется дом строить так, чтобы окна были обращены на солнечную сторону - на юг, восток, юго-восток или на юго-запад. Кроме жилых помещений, в доме необходимо иметь кухню, переднюю, кладовую. Окна в этих подсобных помещениях рекомендуется обращать на север. <...> Комнаты в доме должны располагаться так, чтобы в них не устраивался вход через кухню, в жилые помещения заносится грязь. В доме должны быть 2-3 комнаты и подсобные помещения. <...> Если после освобождения села бывает трудно построить такой дом, можно сделать его в две очереди. Высота жилых помещений рекомендуется примерно в 3 м. При недостатке материалов и рабочих рук можно строить помещения высотой в 2,8 м, более низко строиться не рекомендуется. Комнаты должны быть светлые, площадь окон составляет около 1/6-1/8 площади пола. Полы необходимо делать не земляные, а деревянные» (ГАРФ. Ф.Р-922. Оп. 1. Д. 507. Лл. 12-12 об.). Однако до воплощения в жизнь этих научно обоснованных норм «здорового» жилья на селе дело так и не дошло. Отсутствие необходимых средств и более привычная конструкция жилого помещения, служившая не только домом, но и хозяйственной постройкой, очень быстро вернули селу его довоенный облик. Между тем обозначившиеся в годы войны попытки принципиально иного, ориентированного на потребности человека, решения жилищного вопроса еще долгое время оставались проектами. Трудности послевоенного восстановления и аскетизм быта подавляющего большинства населения превращали центральное отопление и водопровод в символы повышенного комфорта, а наличие отдельной от остального жилого помещения кухни делали его элитным.
Великая Отечественная война не только резко ухудшила жилищные условия населения, но и до предела обострила их состояние, по сравнению с предвоенным временем. Начавшаяся по мере освобождения оккупированных территорий инвентаризация жилого фонда выявила необходимость существенного обновления последнего, вызвав к жизни целое проектное движение. Вместе с тем практика решения жилищного вопроса в военное время - учет и распределение жилой площади; ремонт аварийного жилья; улучшение жилищных условий - зависела не только от конкретных возможностей соответствующих органов власти и от личных качеств их представителей, но и от расторопности самих граждан.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Герои терпения. Великая Отечественная война в источниках личного происхождения: сб. документов. Краснодар, 2010.
2. Жукова Ю.К. Девушка со снайперской винтовкой. Воспоминания выпускницы Центральной женской школы снайперской подготовки. 1944-
1945 гг. М., 2006.
3. Яров С.В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг. СПб., 2012.
REFERENCES
1. Tazhidinova, I.G., ed., 2010. Geroi terpeniya. Velikaya Otechestvennaya voina v istochnikah
lichnogo proishozhdeniya [Heroes of patience. The Great Patriotic War in the sources of personal origin]. Krasnodar. (in Russ.)
2. Zhukova, Yu.K., 2006. Devushka so snajperskoi vintovkoi. Vospominaniya vypusknitsi Cen-tral’noi zhenskoi shkoly snaiperskoi podgotovki. 1944-1945 gg. [Girl with a sniper rifle. Memories of a graduate of the Central sniper training school aor girls, 1944-1945]. Moskva. (in Russ.).
3. Yarov, S.V., 2012. Blokadnaya etika.
Predstavleniya o morali v Leningrade v 1941-1942 gg. [Blockade ethics. The views of morality in Leningrad in 1941-1942]. Sankt-Peterburg. (in Russ.).
