CC BY
63
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (62), НОЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 2007
УДК 351
И. В. ЕФРЕМОВ
Иркутский государственный педагогический университет
ЖЕНСКИЙ ПРОТЕСТ В ХОДЕ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ (НА МАТЕРИАЛАХ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ И КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ)
Приводятся многочисленные факты сопротивления крестьянок представителям Советской власти и ее сторонникам, осуществлявшим коллективизацию сельского хозяйства на территории Иркутской области и Красноярского края. Данный вопрос применительно к указанным регионам ранее никем не рассматривался.
Коллективизация сельского хозяйства, раскулачивание и ликвидация кулачества как класса — один из самых неоднозначных и трагических периодов отечественной истории. Будучи насилием над деревней, подкрепляясь беззаконием и произволом со стороны местных советских и партийных органов власти, данные мероприятия вызывали волну протеста со стороны крестьянства. В стране, по сути, шла настоящая гражданская война, и многие страницы этой войны до сих пор плохо изучены.
Ярким явлением в борьбе крестьян против коллективизации был женский протест или, так называемые «бабьи бунты». «В 1929 г. из 1307 массовых выступлений 486 были женскими, в 67 случаях преобладали женщины. В 1930 г., по далеко неполным данным, учтено более 3700 массовых выступлений почти исключительно женских по своему составу. В первой половине 1930 г. зарегистрировано 32% выступлений с преобладанием женщин, во втором полугодии — 40%, а в сентябре и октябре -55%» [1].
Советская власть утверждала, что основной причиной женских выступлений против коллективизации была иррациональная женская истерия, спровоцированная агитацией кулаков и подкулачников, разного рода неверными слухами и подкрепленная мелкобуржуазными собственническими инстинктами женщин. Если говорить об обобществлении мелкого продуктивного скота и коров, которые традиционно находились на попечении женщин, собственнические инстинкты вполне уместны. Между тем, если рассматривать женский протест в целом, становится ясно, что данное явление было вполне рациональным и закономерным ответом на коллективизацию. Аналогичным образом в период военного коммунизма женщины реагировали на продразверстку и мобилизацию мужского населения.
Активное противостояние крестьянок и Советской власти стало возможным из-за гораздо меньшей опасности женщин, в отличие от мужчин подвергнуться репрессиям. Материалы Ачинского окружного отдела ОГПУ свидетельствуют, что карательные органы не производили арестов в большинстве случаев массовых выступлений женщин. Например, сообщается: «В деревне Новокурск Березовского района сагитированные кулаками женщины — 50 человек — выступили с требованием пересмотра раскладки, угрожая убить уполномоченного. Аресты не произведены, идет разработка...
.. .В деревне Средней Березовке Назаровского района женщин 50 человек, сагитированные кулаками и
членами сельсовета, налетели на помещение последнего, разогнали торги имущества кулака. Ведется расследование, аресты не произведены. В зависимости от обстоятельств будут произведены.
.Группа женщин в 20 человек в селе Тисуль пришли в РИК, требуя у председателя хлеба. Разъяснительной работой вопрос урегулирован.» [2].
Когда у мужчин спрашивали, почему они не следят за своими женами и позволяют им выступать против Советской власти, в ряде случаев они отвечали, что Советская власть уравняла женщин с мужчинами и жены попросту их не слушают. Иногда это же служило оправданием невступления в колхоз или отказа от социализации имущества. Мужчины говорили, что жены не позволили им сделать это, так как обладают теми же правами на имущество, что и они, в противном случае женщины якобы угрожали им разводом [3].
Нередкими были случаи прямых столкновений женщин с представителями Советской власти. С одобрения мужчин они устраивали «волынку» или громили общественные здания. В этих действиях мужчины не участвовали, оставаясь молчаливыми наблюдателями. Когда же местные активисты предпринимали попытку прекратить беспорядки и разогнать женщин, завязывалась драка и мужчины спешили им на помощь, избивая коммунистов, советских работников, колхозников. В этот момент они выступали как защитники жен, матерей, дочерей, что позволяло им избежать обвинений в антисоветской деятельности и сурового наказания [4].
Данная тактика, позволявшая активно противостоять мероприятиям власти и уходить от серьезной ответственности в годы коллективизации получила в деревне широкое распространение. Однако необходимо отметить, что далеко не всегда женский протест инспирировался мужчинами. Очень часто это был стихийный всплеск доведенных до отчаяния людей. В качестве повода не всегда выступали мероприятия Советской власти по организации колхозов или раскулачиванию.
Массовое выступление в селе Ирбей Канского округа 13 июня 1929 г. вспыхнуло из-за попытки местных властей использовать на детской площадке церковную ограду. На состоявшемся по инициативе райкома партии в церковный праздник Вознесение общем собрании женщин села Ирбей по вопросу хлебозаготовок и открытия детской площадки после за-слушивания докладов была предложена резолюция — оказывать всемерное содействие сельсовету по дополнительным хлебозаготовкам. Однако собрание отказалось не только от предложенной
резолюции, но и вообще от дальнейшего обсуждения вопроса о хлебозаготовках и об открытии площадки. Разговор постепенно перешел на взятую в 1928 г. у церкви ограду. Женщины опасались, что инцидент с оградой — сигнал к тому, что скоро доберутся и до самой церкви. Началось бурное обсуждение и вскоре под влиянием верующих участниц собрания толпа занялась огораживанием церкви.
Уговоры работников райкома партии и РИКа (районный исполнительный комитет. — Е. И.) прекратить данные действия впечатления на женщин не произвели. Подействовал лишь призыв остановиться со стороны священника. Он убедил женщин, что они подведут под арест и себя, и его. После этого все разошлись по домам [5].
24 февраля 1930 г. в с. Хомутово Иркутского округа состоялась «волынка», основными участниками которой также были женщины. Причиной волнений стал арест местного священника, отказавшегося выполнять трудовую повинность на лесозаготовках в качестве «нетрудового» элемента, и закрытие церкви. Оба эти события подтолкнули верующих к протесту. В этот день в селе проводилось партийное собрание, однако женщины, собравшись толпой до 300 человек, сорвали его и потребовали освобождения священника и открытия церкви [6].
Женщины в деревне отличались большей, нежели мужчины, религиозностью. Это проявилось еще в годы Гражданской войны, когда они с легкостью воспринимали бытовавшие слухи о якобы грядущем конце света и «слугах Сатаны» - коммунистах. С усилением нажима властей на деревню эти слухи вновь получили широкое распространение. Тем более что их зачастую озвучивали сами священнослужители. Так, в селе Половине Иркутского округа в октябре 1929 г. на похоронах мальчика священник произнес двухчасовую речь о том, что мальчик был наказан Богом за связь с нечистой силой — комсомольцами. В другом селе этого же округа священник говорил крестьянам: «Антихрист пришел и всех в колхозы загоняет».
В январе 1930 г. в селе Залари на тайном собрании верующих крестьян, организованном в помещении церкви, зажиточные крестьяне вместе со священником доказывали односельчанам, что о коллективизации и колхозах в Библии ничего не написано, а раз так, то крестьянам вступать в колхозы нельзя [7]. Широким распространением подобного рода слухов, восприимчивостью к ним можно объяснить то, что женщины более остро реагировали на выпады властей в отношении религии и церкви, нежели мужчины.
Примечательно, что до 1930 г. участие женщин в антисоветском движении почти исключительно прослеживалось в «волынках» (массовых выступлениях). В 1930 г., особенно во второй его половине, произошло активное вовлечение женщин в состав антисоветских группировок. Женщины-кулачки участвовали в совершении поджогов, разного рода вредительствах и прочих актах сопротивления [8].
По данным ОГПУ, в 1930 г. из 13 754 массовых выступлений в 3 712 в составе участников преобладали женщины. Работники ОГПУ считали, что за подобными выступлениями женщин стояла мужская часть села, в особенности кулачество. Однако это не соответствовало действительности. «.В частности, выражать протест женщин заставлял сам ход массовых репрессий в деревне: после ареста мужчин — глав семейств («кулаки первой категории») именно на жен последних власть возлагала ответственность за исполнение повинностей, за высылку и т. д. Именно женщины первыми отреагировали на появившие-
ся весной 1930 г. признаки и проявления голода, которые карательная статистика уклончиво квалифицировала как «продовольственные затруднения» [9].
Некоторые действия женщин поражают своей смелостью и дерзостью и, скорее всего, были продиктованы голодом и отчаянием. 16 июля 1930 г. в базарный день в с. Тюхтет в райисполком пришла группа крестьян в количестве 30 человек, по социальному составу бедняки и середняки, преимущественно женщины, и стали требовать от райисполкома хлеба. Райисполком этой группе ответил, что хлеба они не получат, и посоветовал обратиться в свой сельсовет.
Из райисполкома женщины направились к хлебному амбару кооперации, в котором было около 500 пудов хлеба, и самостоятельно взяли три мешка хлеба — взять больше им помешал заведующий амбаром, замкнув склад. Тогда женщины начали кричать, требуя хлеба. На их крик с базара собрался весь народ. Толпа численностью свыше трехсот человек потребовала открытия амбара и выдачи хлеба.
Прибывшие на место коммунисты и представители власти уговаривали крестьян разойтись, однако их стали забрасывать палками и камнями. Вскоре крестьяне разобрали ограду, разбили дверь амбара и завладели мешками с хлебом. После этого все разошлись и разъехались по деревням района [10].
Ответ государства на женский протест разительно отличался от действий в отношении протестующих мужчин. Конечно же, репрессии также имели место, однако существовала тенденция большинство выступлений крестьянок объяснять их чрезвычайной аполитичностью, отсталостью и невежественностью. «Например, из 317 женских выступлений, о которых известны способы их ликвидации, в 213 случаях (67,2%) применялись уговоры и разъяснения, в 57 случаях (18%) — удовлетворение требований, в 40 (12,6%) — аресты активных участников и в 7 случаях (2,2%) — применение вооруженной силы...» [11].
Учитывая опыт активного участия женщин в повстанческом движении 1920-1921гг. власть всячески старалась привлечь их на свою сторону. Активизировалась работа женотделов. Ежегодно увеличивалось число женщин-избирателей. «Например, в Иркутском и Канском округах в 1929 г. по сравнению с 1926 г. количество избирательниц увеличилось вдвое, в Тулунском округе — в 3 раза. Одновременно росло количество женщин-депутаток. Если в 1926 г. членами сельсоветов было избрано в Красноярском округе 10,5% женщин, в Иркутском — 16,2%, в Канском — 9,7%, то в 1929 г. соответственно 17,6%, 21,3% и 21,6%» [12].
Для обучения общественниц и воспитания их в соответствующем духе партийными организациями регулярно проводились разного рода совещания, конференции, курсы. Данная работа приносила коммунистам хорошие результаты. «Например, при перевыборах в Балаганске (Иркутский округ) женщины совместно с середняками и бедняками объединились вокруг ячейки партии и подавляющим большинством голосов провели всех выдвинутых кандидатов» [13].
Таким образом, женский протест в ходе коллективизации не был проявлением иррациональной женской истерии. Женщины выступали против разного рода насильственных действий властей, причем делали это нередко гораздо смелее, чем мужчины. Объяснением данной особенности служит несущественное наказание женщин за подобные действия.
Женщины раньше и в большей степени, нежели мужчины, отреагировали на притеснения в отношении церкви и священнослужителей, а также на продовольственные затруднения.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (62), НОЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №6 (62), НОЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 2007
Уловив опасную тенденцию постепенного перехода женщин от «волынок» и митингов к насилию в отношении сельских активистов, государство активизировало работу по привлечению женщин на свою сторону, преследуя при этом сразу две цели. Во-первых, обучить женщин, провести с ними соответствующий идеологический и политический ликбез, дабы отвратить их от кулаков, подкулачников и прочих недовольных политикой советской власти в деревне. Во-вторых, ставилась задача активно вовлекать тех из них, кто в большей степени проникся коммунистическими идеями в политическую жизнь деревни через участие в выборах, членство в Советах и партии и т. д. Со временем из политически неустойчивого элемента многие женщины превращались в проводников Советской власти на местах и могли влиять не только на своих мужей и родственников, но и на всех односельчан. Таким образом, государство в очередной раз вносило раскол в семьи и в деревню в целом, добиваясь полного ее подчинения.
Женский протест в ходе коллективизации в Иркутской области и Красноярском крае ранее практически не изучался. Данная статья может быть использована при составлении учебно-методических пособий, подготовке лекций, спецкурсов и факультативных занятий по истории России, Сибири либо конкретно Иркутской области и Красноярскому краю. Материалы статьи также могут заинтересовать исследователей истории протестного движения в СССР и гендерных исследователей.
Библиографический список
1. Ивницкий Н.А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928 — 1933 гг.). / Ивницкий Н.А. - М.:
УДК 947. 084. 11
Цель настоящей статьи - выявить особенности развития системы школьного образования во второй половине 1930 гг. Для реализации цели поставлены задачи: 1) проанализировать мероприятия центральных и
Издательский центр Института российской истории РАН, 2000.-С.195.
2. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. П-59. Оп.1. Д.693. Л.160.
3. Chris Ward. The Stalinist dictatorship, New-York, 1998. - P.224.
4. Там же. — P.111.
5. ГАКК. Ф. П-96. Оп.1. Д.734. ЛЛ.175-176.
6. Красильников С. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. / Красильников С. - М.: РОССПЭН, 2003. - С.37.
7. Степичев И.С. Победа ленинского кооперативного плана в восточносибирской деревне. / Степичев И.С. — Иркутск: Вост.-Сиб. книжное изд-во, 1966. — С.443.
8. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5 тт. / Т.2; Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы.- М.: РОССПЭН, 2000. - С. 794.
9. Красильников С. Указ. соч. - С.32-33.
10. ГАКК. Ф. П-59. Оп.1. Д.747. Л.6.
11. Ивницкий Н.А. Указ. соч. - С.196.
12. Кузьмина М.А. Борьба партийных организаций Восточной Сибири за повышение политической активности женщин (1926—1929 гг.). / Кузьмина М.А. // За советскую социалистическую Сибирь (к 60-летию освобождения Восточной Сибири от белогвардейцев и интервентов). Часть II. — Иркутск: Изд. Иркут. ун-та, 1982. — С.29.
13. Там же.
ЕФРЕМОВ Илья Владимирович, аспирант.
Дата поступления статьи в редакцию: 01.09.2007 г. © Ефремов И. В.
местных органов власти по строительству школьной сети и ее материально-техническому обеспечению, решения по разработке учебных программ и алфавита для национальных школ; 2) рассмотреть проблемы обес-
Н. С. КАЗАКОВА
Нижневартовский государственный гуманитарный университет
О РАЗВИТИИ СИСТЕМЫ ШКОЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ОСТЯКО-ВОГУЛЬСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ОКРУГА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1930-х гг.__________________________________
Статья посвящена проблемам развития системы школьного образования в Ханты-Мансийском автономном округе во второй половине 1930-х гг. Автор рассматривает мероприятия центральных и местных органов власти по строительству школьной сети и ее материально-техническое обеспечение, раскрывает проблемы обеспечения школ педагогическими кадрами и их подготовки для национальных школ из числа коренного населения, дает описание существовавших типов школ и учебно-воспитательного процесса в них. Исследователь вводит в научный оборот новые количественные данные о школьном строительстве, основанные на архивных источниках.
