CC BY
28
conceal? What if, for some one of the subtler reasons that would tell with both of them, they should tire of each other, misunderstand or irritate each other? (9, Ch.VI, p. 41).
Наконец еще позже он уже анализирует собственное отношение к обеим женщинам, своей невесте и графине. Чувства к первой - правильные и разрешенные, чувства ко второй - запретные, им нет места в аристократическом кругу, которому принадоежит Ньюланд. И все-таки они возникли, и он снова и снова возвращается к ним в своих мыслях. Этот отрывок почти весь представляет рефлексию героя, здесь сохраняется синтаксис и словоупотребление прямой речи. При этом происходит замена местоимений и работают правила согласования времен.
His wise May - how he had loved her for that letter! But he had not meant to act on it; he was too busy, to begin with, and he did not care, as an engaged man, to play too conspicuously the part of Madame Olenska's champion....She had Beaufort at her feet, Mr.van der Luyden hovering above her like a protecting deity, and any number of candidates (Lawrence Leffetts among them) waiting their opportunity in the middle distance. Yet he never saw her, or exchanged a word with her, without feeling that, after all, May's ingenuousness almost amounted to a gift of divination. Ellen Olenska was lonely and she was unhappy (9, Ch. XIII, p. 118 - 119).
Следует отметить, что роман буквально пропитан несобственно-прямой речью. При этом во некоторых случаях фрагменты несобственно-прямой речи относятся не только к плану главного героя, но озвучивают общество «Старого Нью-Йорка», через некоторых его представителей.
Библиографический список
Even Mrs. Archer, who was seldom unduly pleased with human events, had been altogether glad of her son's engagement. ("Especially after that silly business with Mrs.Rushworth", as she had remarked to Janey, alluding to what had once seemed to Newland a tragedy of which his soul would always bear the scar.) There was no better match in New York than May Welland, look at the question from whatever point you chose. Of course such a marriage was only what Newland was entitled to; but young men are so foolish and incalculable - and some women so ensnaring and inscrupulous - that it was nothing short of a miracle to see one's only son safe past the Siren Isle and in the haven of a blameless domesticity (9, Ch. V, p. 34 - 35).
Приведённый выше отрывок интересен сочетанием различных видов речи и последовательностью их предъявления. Вначале представлена косвенная речь, затем присутствует цитата, то есть прямая речь, взятая в кавычки и сопровождаемая словами автора. Наконец, следует несобственно-прямая речь, содержащая элементы разговорной речи, синтаксис восклицательных предложений и сохраняющая лексику, свойственную представителям описываемого общества.
Роман «Век невинности» представляет собой симбиоз старого и нового в американской литературе. Имея традиционную сюжетную организацию и повествуя об общественных отношениях в определенную историческую эпоху, он, вместе с тем, посвящен личности человека, его внутреннему миру, его чувствам и переживаниям. Рамки статьи не позволяют провести полный анализ всех особенностей несобственно-прямой речи в произведении. Более глубокое исследование может стать делом будущего.
1. Блинова O.A. Несобственно-прямая речь в английском языке: Эволюция взглядов в западной лингвистике (1912 - 2012). Вестник Новосибирского государственного университета. 2012. Т. 10. № 2. Лингвистика и межкультурная коммуникация: 93 - 102.
2. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Москва: Художественная литература, 1975.
3. Ригато С. Несобственно-прямая речь и ее формы во второй части романа Ю.К. Олеши «Зависть». Slavica tergestina. 1998; № 6: 163 - 196.
4. Кусько Е.Я. Проблемы языка художественной литературы. Несобственно-прямая речь в литературе ГДР. Львов: Высш. школа, 1980.
5. Палий A.A. Несобственно-прямая речь в романах Джейн Остин как одно из проявлений ее стилистического новаторства. Омский научный вестник. 2011; 5 (101): 136 - 138.
6. Тихонова Ю.В. Вкрапления чужой речи в авторский дискурс как модель конвергенций форм речи. Вестник Московского государственного лингвистического университета. Стилистика: традиции и современность. 2010; 17 (596). Языкознание: 115 - 134.
7. Кизима М.П. Консервативное воображение в XX в.: Эдит Уортон. Консервативная традиция в американском обществе: истоки, эволюция, современное состояние: Материалы IXнаучной конференции Российской Ассоциации изучения США: 27 - 28 июня, Москва: МГУ 2005: 309 - 322.
8. Тимашенко И.Н. Трилогия Эдит Уортон о «Старом Нью-Йорке» и проблема формирования национальной литературы США. Aвтореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Санкт-Петербург, 2006.
9. Wharton E. The Age of Innocence. London, 1996.
References
1. Blinova O.A. Nesobstvenno-pryamaya rech' v anglijskom yazyke: 'Evolyuciya vzglyadov v zapadnoj lingvistike (1912 - 2012). Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. 2012. T. 10. № 2. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikaciya: 93 - 102.
2. Bahtin M.M. Voprosy literatury i 'estetiki. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1975.
3. Rigato S. Nesobstvenno-pryamaya rech' i ee formy vo vtoroj chasti romana Yu.K. Oleshi «Zavisf». Slavica tergestina. 1998; № 6: 163 - 196.
4. Kus'ko E.Ya. Problemy yazyka hudozhestvennoj literatury. Nesobstvenno-pryamaya rech' v literature GDR. L'vov: Vyssh. shkola, 1980.
5. Palij A.A. Nesobstvenno-pryamaya rech' v romanah Dzhejn Ostin kak odno iz proyavlenij ee stilisticheskogo novatorstva. Omskij nauchnyj vestnik. 2011; 5 (101): 136 - 138.
6. Tihonova Yu.V. Vkrapleniya chuzhoj rechi v avtorskij diskurs kak model' konvergencij form rechi. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Stilistika: tradicii i sovremennost'. 2010; 17 (596). Yazykoznanie: 115 - 134.
7. Kizima M.P. Konservativnoe voobrazhenie v XX v.: 'Edit Uorton. Konservativnaya tradiciya v amerikanskom obschestve: istoki, 'evolyuciya, sovremennoe sostoyanie: Materialy IXnauchnojkonferenciiRossijskoj Associaciiizucheniya SShA: 27 - 28 iyunya, Moskva: MGU, 2005: 309 - 322.
8. Timashenko I.N. Trilogiya 'Edit Uorton o «Starom N'yu-Jorke» i problema formirovaniya nacional'noj literatury SShA. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Sankt-Peterburg, 2006.
9. Wharton E. The Age of Innocence. London, 1996.
Статья поступила в редакцию 20.09.19
УДК 809.461.27-3
Kazimova E.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: Kazimovaelza@mail.ru
Uruzhbekova M.M., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: Kazimovaelza@mail.ru
PROHIBITION AS A COMMUNICATIVE-SEMANTIC CATEGORY IN THE DARGIN LANGUAGE. The article is devoted to identification of prohibition semantics as an independent meaning in the system of other incentive meanings in the Dargin language, the description and analysis of the language means of its expression from the point of view of the functional-semantic and communicative-pragmatic approaches. Functional-semantic approach allows to identify the whole variety of means capable of expressing a ban at different levels of the language system. However, a multidimensional study of the prohibition and the linguistic means of expressing its semantics in the Dargin language seems difficult without resorting to communicative-pragmatic factors that determine the general communicative implication of statements with the semantics of the prohibition. There is a possibility of a comprehensive review of the properties of language units specially adapted for implementing the semantics of prohibition and finding expression in a communication situation.
Key words: discourse, prohibition, communicative-semantic category, imperative, prohibitive.
Э.А. Казимова, канд. филол. наук, доц., Дагестанский государственный университет,. Махачкала, E-mail: Kazimovaelza@mail.ru
М.М. Уружбекова, канд. филол. наук, доц., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, E-mail: Kazimovaelza@mail.ru
ЗАПРЕТ КАК КОММУНИКАТИВНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ В ДАРГИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Статья посвящена выявлению семантики запрета как самостоятельного значения в системе других побудительных значений в даргинском языке, описанию и анализу языковых средств её выражения с точки зрения функционально-семантического и коммуникативно-прагматического подходов. Функционально-семантический подход позволяет выявить все многообразие средств, способных выражать запрет на разных уровнях языковой системы. Однако
многоаспектное исследование запрета и языковых средств выражения его семантики в даргинском языке представляется затруднительным без обращения к коммуникативно-прагматическим факторам, обусловливающим общую коммуникативную заданность высказываний с семантикой запрета. Появляется возможность всестороннего рассмотрения свойств языковых единиц, специально приспособленных для реализации семантики запрета и находящих выражение в ситуации общения.
Ключевые слова: дискурс, запрет, коммуникативно-семантическая категория, императив, прохибитив.
Исследование языковых явлений в сопоставительном аспекте, как правило, даёт полное представление о тех или иных фактах, не всегда замечаемых исследователями при автономном исследовании языка.
Так как побудительные высказывания - универсальный продукт речевой деятельности, специфика отношений между участниками речевого общения и способы их языкового воплощения активно изучаются на материале различных языков. «Класс директивных речевых актов привлекает внимание исследователей, во-первых, сложностью организации высказывания, во-вторых, множественностью побудительных интенций, выражаемых, прежде всего, специализированной грамматической формой императива» [1, с. 141].
Именно в высказывании реализуются истинные коммуникативные намерения говорящего, его директивные целеустановки либо запретить какие-либо действия, либо разрешить их. Соответственно, лингвистически и, прежде всего, прагматически релевантные параметры запрета в даргинском языке наиболее полно обнаруживаются в процессе живой речи, то есть в дискурсе. «Знание языка как совокупности лексики и грамматических правил, на котором происходит общение недостаточно для описания побудительного высказывания во всем объеме передаваемой им информации» [2, с. 56].
В русском языке одним из способов выражения семантики запрета является употребление инфинитивных конструкций. «Инфинитив с особой повелительной интонацией для выражения категорических приказов, распоряжений и призывов: Не разговаривать! Вернуть его! Не шуметь!» [3, с. 366]. В даргинском языке инфинитивом значение запрета может быть выражено только в сочетании с отрицательными вспомогательными глаголами асух1ебирар/асубируси ах1ен «нельзя» или г1яг1нили ах1ен/г1яг1ниси ах1ен «не нужно». Данные вспомогательные глаголы сочетаются с инфинитивом, называющим действие, которое должно быть предотвращено, запрещено.
Отрицательный предикатив асух1ебирар (нельзя) чаще используется говорящим в перформативной функции запрета, т.е. его употребление в речи говорящего эквивалентно действию наложения запрета: «Нуни къадагъабирулра» (Я запрещаю (не разрешаю)) является само по себе произвольным актом, не требующим никаких дополнительных мотивировок. В то же время асух!ебирар (нельзя) предполагает ту или иную мотивировку, которая может быть эксплицирована в тексте:
- Вари, вари, рурси, нешличил илкьяйда чурхли гъайрик/-ес асух/еби-
рар!
(- Смотри, смотри, девочка, с мамой так грубо разговаривать нельзя!)
(А. Абу-Бакар, Даргинские девушки)
Маркером запрета выступает слово-сигнал «асух!ебирар» (нельзя), организующее коммуникативный центр высказывания. Предикатив «асух!ебирар» сочетается с неопределенной формой глагола «гъайрик!ес» (разговаривать) и с наречием «чурхли», характеризующим запрещаемое действие. В даргинском языке слова-сигналы, выражающие прохибитивную семантику, имеют сложную структуру. Так, слово «асух!ебирар» состоит из трех компонентов: асу - позволение, х1е - не, бирар - будет.
Следующее высказывание свидетельствует о том, что инфинитив при вспомогательном глаголе асух1ебирар может быть эллиптирован.
Лех1кахъая, гьалмагъуни! - иб Аминат Абдуллаевнани. - Бусаг1ятасух1е-бирар. Яхбарес г1яг1нили саби, дяг1 т1ашбилзан. (Слушайте, товарищи! - сказала Аминат Абдуллаевна. - Сейчас нельзя. Нужно потерпеть, ветер стихнет).
(З. Зулпукаров, Бездельник)
Адресант, использующий в речи предикатив «асух1ебирар» (нельзя), чаще всего является лицом, полностью осведомленным в ситуации.
Предикатив биур (хватит) служит языковым средством выражения семантики прекращения / приостановления действия:
- Биур цали ца дирг/ядиргес - хапли ахъли гъайухъи, хъуливад къун-зухъун Манап. «Ахирра-ахир нуша иличила гъайх1едухъес г1ямал агарх1ели, сен г1елавит1ик1усира» - пикриухъун ил, учительницас сунела урк1и гьаргбирули.
(- Хватит обманывать друг друга - вдруг, громко заговорив, зашагал Манап. «В конце концов, если нет необходимости молчать об этом, зачем отступать» - задумался он, открывая душу учительнице.)
(М.-Р Расулов, А жизнь не ждет).
Вербализация запрета адресантом осуществляется по формуле: вспомогательный глагол «биур» («хватит», «довольно») с семантикой прекращения действия + инфинитив «дирг1ядиргес» в сочетании с существительным в форме родительного падежа «цали ца» («друг друга»). Слово «биур» в данном случае выступает в значении «достаточно», выполняет синтаксическую функцию сказуемого в предложении и является предикативом, близок к императивным междометиям и обычно дает негативную оценку действиям адресата.
- Политическийхат1а... - тикрарбариб илини, ва г1урра дукаррях1иб.
- Биур! - столличи ручкали кьут1 дяхъили, инспектор айзур ва гьимили-чил гъайухъун: - Х1у нуни иша дукарк1ахъес т1алабрарибси ах1енри!
(Политическая ошибка. - повторил он, и снова засмеялся.
- Хватит! - постучав ручкой по столу, инспектор встал и со злостью заговорил: - Я тебя сюда позвал не смеяться!)
(М.-Р. Расулов, А жизнь не ждет)
Запрет выражается посредством одной восклицательной реплики. «Биур» (хватит) в данном случае является императивным междометием, обозначающим требование немедленно прекратить действия адресата, которые говорящий расценивает как отрицательные. Запрет мотивирован: «Х1у нуни иша дукарк1а-хъес т1алабрарибси ах1енри» (Я тебя сюда завал не для того, чтобы ты смеялась).
- Ш-ш-ш- ЛехН - иб Василийли.
- Се? - адх1ергъиб Аллани.
- Катер!.. Катер!...
(- Ш-ш-ш- Тихо! - сказал Василий.
- Что? - не поняла Алла.
- Катер!... Катер!...)
(З. Зулпукаров, Бездельник)
В данном примере запрет выражается междометием с семантикой прекращения действия «Ш-ш-ш-» и императивом «Лех1» (лех1ахъи).
Императивное междометие «ш-ш-ш» служит средством выражения семантики запрета вербального действия.
Таким образом, междометия в даргинском языке являются лексико-грамматическими средствами выражения семантики запрета, служат для реализации семантики запрета вербального действия.
Усилительная частица функционирует в роли запрета и как отдельное высказывание, и в сочетании с отрицательным императивом, влияя на интенсивность речевого акта[4]:
- Сенрисусири, неш, вари марисуд... - ибуршини.
- Ну рисули ах1енра, бахъ разириубдешли сарра, дила Хизри.
(- Почему плачешь, мама, смотри не плач... - сказал сын.
- Я не плачу, это от большой радости, мой Хизри)
(А.Абу-Бакар, Даргинские девушки);
- Вари, вари, неш, асух1ебирар! Се рик1усири гъари х1у?!
(- Ни в коем случае, мама, нельзя! Что ты такое говоришь?!)
(М.-Р. Расулов, А судьи кто?)
Высказывание, обращённое к конкретному адресату, представляет собой предостережение. На это указывает ремарка «вари, вари», в котором содержится значение предостережения. Однако контекст указывает, что в данном случае имеет место запрет, дополненный отрицательным предикативом «асух1ебирар». Интенсивность запрета усиливается за счет введения в высказывание повторяющейся частицы «вари, вари» («ни в коем случае»).
- Х1уни дила т1ама бикьулрив, Башир Ах1мадович? - пишряхъиб ил.
Башир Ах1мадовичли столлизи хунк1 бяхъиб.
- Х1у, хъяша рурси, набчир къугънариркьахъес х/е-ралтари нуни! -
вявъиб илини, учительницачи т1ул чебуцили...
(- Вы слышите мой голос, Башир Ахмедович? - улыбнулась она.
Башир Ахмедович ударил кулаком по столу.
- Не позволю тебе, малолетке, издеваться надо мной! - крикнул он, направив палец на учительницу.)
(М.-Р. Расулов, А жизнь не ждет)
Для выражения запрета адресантом использован инъюнктив 1-го лица, единственного числа, будущего времени с отрицанием «х1е-ралтари». Запрещаемое действие названо инфинитивом «къугънариркьахъес». Кроме того выражение экспрессии сопровождается невербальными средствами: применяет жест и восклицательную интонацию. Это повышает степень категоричности.
Алла гьимрук1иб. - Гъам-ма-дирудая суратличи! - вявъиб илини. Дирга-ладулхъулрая.
(Алла разозлилась. - Не подходите к картине! - крикнула она.)
(З. Зулпукаров, Бездельник)
К языковым средствам выражения семантики запрета в даргинском языке относятся также глаголы и глагольные формы, в семантике которых заложена способность к осуществлению речевого действия одновременно с его называнием: «къадагъабарибси саби/къадагъадарибти сари» (запрещено). По степени речевого воздействия они сходны с перформативным глаголом «къадагъа-бирулра» («запрещаю»).
При выражении запрета глаголы и глагольные формы лексико-семантиче-ской группы запрещения в даргинском языке, как правило, сочетаются с инфинитивом или существительным девербативом (вербально-переменным компонентом запрета), называющим запрещаемое действие [4]. Например:
- Беркесиличила гъай къадагъадарибти сари!
- Разговоры о еде запрещены!)
(З. Зулпукаров, Бездельник)
Семантика запрета передана посредством глагола «къадагъадарибти сари» в сочетании с существительным в форме В.п., называющим запрещаемое действие.
Запрет в даргинском языке может выражаться перформативной конструкцией «къадагъабирулра» («запрещаю») в форме I лица ед. числа настоящего времени изъявительного наклонения:
Набчи х1ерик1ес къадагъабирулра.
(Запрещаю на меня смотреть)
(Из устной речи)
Средством выражения побудительного значения запрета в даргинском языке служит перформативный глагол «къадагъабирулра» («запрещаю»), представляющий собой сложное образование (сущ. къадагъа (запрет) + гл. бирулра (делаю)).
В перформативном высказывании запрещения, выраженном с помощью перформатива «къадагъабирулра», адресат речи может присутствовать как имплицитно, так и эксплицитно. При эксплицитном выражении адресат обозначается местоимением в дательном падеже.
Следует отметить, что, несмотря на то, что от глагола къадагъабарес (запрещать) образуется существительное къадагъа (запрещение), оно не способно употребляться перформативно и выступать в роли предикативного центра предложения, выражающего запрет. Выражение побудительного значения запрета при помощи перформативного глагола является прямым способом выражения семантики запрета в даргинском языке.
Специфической особенностью «даргинских» способов выражения речевого акта запрета является выражение запрета в виде требования, посредством конструкций с причастием НСВ в сочетании с отрицательным вспомогательным глаголом «негативом». Как особенность можно также выделить и конструкции со сказуемым, выраженным глаголом в форме «отрицательного оптатива».
Библиографический список
Как видим, в даргинском языке специфика запрета заключается именно в наличии запрещающей идеи, которая должна быть выражена достаточно ясно и четко. Само же предназначение запрета требует от выражающей его формы четкости, однозначности, категоричности. Однако не все языковые средства маркируют тип запрета, что обусловлено выражением ими сразу нескольких функций. К разряду синкретичных языковых средств выражения семантики запрета в даргинском языке можно отнести перформативные глаголы лексико-семантической группы запрещения и индикативные формы 2-го лица единственного и множественного числа с оператором отрицания «не».
Таким образом, использование коммуникативного подхода при рассмотрении запрета позволило показать, что в реальном общении, в коммуникативных взаимодействиях партнеров значение запрета может быть выражено средствами всех уровней языка. При этом предложение, выражающее запрет, обретает статус высказывания, так как, только функционируя в дискурсе, оно становится выражением позиции говорящего в определенной ситуации.
Следовательно, запрет в даргинском языке, как коммуникативно-актуальное, имеющее место в дискурсе, то есть там и тогда, где и когда языковая единица употреблена говорящим, адресована слушающему, воспринято реципиентом и понято им во всем объеме ее информации, можно назвать коммуникативно-семантической категорией.
Обобщенное значение коммуникативно-семантической категории запрета в даргинском языке интегрируется из ряда частных значений (угроза, предостережение, просто запрет и т. д.), каждое из которых имеет свои прагматические условия для реализации и свои языковые средства выражения.
Выявленные и описанные в рамках настоящего исследования способы выражения запрета в даргинском языке и языковые средства их реализации составляют лишь начало изучения запрета как самостоятельного коммуникативно-семантического типа. Перспективы дальнейшего изучения видятся в углубленном описании многообразных эксплицитных и имплицитных средств выражения семантики запрета.
1. Формановская Н.И. Речевое общение: коммуникативно-прагматический подход. Москва, 2002.
2. Вердиева Н.Ф., Казимова Э.А. Выражение побуждения в русском языке. Махачкала, 2005.
3. Гвоздев А.Н. Современный русский язык. Фонетика и морфология (теоретический курс). Москва: URSS, 2009.
4. Бирюлин Л.А., Храковский В.С. Повелительные предложения: проблемы теории. Типология императивных конструкций. Санкт-Петербург, 1992.
5. Муталов РО. Глагол даргинского языка. Махачкала, 2002.
References
1. Formanovskaya N.I. Rechevoe obschenie: kommunikativno-pragmaticheskijpodhod. Moskva, 2002.
2. Verdieva N.F., Kazimova 'E.A. Vyrazheniepobuzhdeniya vrusskomyazyke. Mahachkala, 2005.
3. Gvozdev A.N. Sovremennyjrusskijyazyk. Fonetika i morfologiya (teoreticheskijkurs). Moskva: URSS, 2009.
4. Biryulin L.A., Hrakovskij V.S. Povelitel'nye predlozheniya: problemy teorii. Tipologiya imperativnyh konstrukcij. Sankt-Peterburg, 1992.
5. Mutalov R.O. Glagol darginskogo yazyka. Mahachkala, 2002.
Статья поступила в редакцию 23.09.19
УДК 111
Xinyu M, postgraduate, Moscow State University n.a. M.V. Lomonosov (Moscow, Russia), E-mail: winifred9012.mu@yandex.ru
FEATURES OF THE SEMANTICS OF THE VERBS ЯШ AND ШЯ WITH THE MEANING 'ACHIEVE' IN CHINESE. Language is an integral part of cognition. It reflects the interaction between communicative, social, psychological and cultural factors. The cognitive approach to the analysis of linguistic units, which currently comes to the fore in linguistic research, indicates the connection between language and human cognitive activity, which manifests itself, in particular, in the characteristics of perception and expression of spatial relationships. Verbs in the Chinese language most often consist of one or two independent hieroglyphs connected graphically, phonetically and semantically. The main purpose of this article is to analyze the semantics of the Chinese verb ЯШ (daoda) 'to get to some place', ШЯ (dadao) 'to reach the goal' from the point of view of cognitive semantics, and to compare the translations of the Russian verb достигать into Chinese.
Key words: verb, space semantics, Chinese hieroglyphics, meaning of verb.
Синьюй М, аспирантка, МГУ им. М.В. Ломоносова, ВШП, г. Москва, E-mail: winifred9012.mu@yandex.ru
ОСОБЕННОСТИ СЕМАНТИКИ ГЛАГОЛОВ ЯШ И ШЯ 'ДОСТИГАТЬ' В КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматривается когнитивный подход к анализу языковых единиц, указывающий на связь языка и когнитивной деятельности человека, проявляющейся, в частности, в специфике восприятия и выражения пространственных связей. Глаголы в китайском языке чаще всего состоят из одного или двух самостоятельных иероглифов, связанных графически, фонетически и семантически. Основная цель данной статьи состоит в том, чтобы провести анализ семантики китайских глаголов ЯШ (daoda) - 'достигнуть места' и ШЯ (dadao) - 'достигнуть цели, достичь' с точки зрения когнитивной семантики при переводе на русский язык.
Ключевые слова: глагол, пространственная семантика, китайские иероглифы, смысл глагола.
Язык является неотъемлемой частью познания. Он отражает взаимодействие между коммуникативными, социальными, психологическими и культурными факторами. Когнитивный подход к анализу языковых единиц, который в настоящее время выходит на первый план в лингвистических исследованиях,
указывает на связь языка и когнитивной деятельности человека, которая проявляется, в частности, в особенностях восприятия и выражения пространственных отношений [1, с. 16]. В.И. Заботкина отметила, что « одним из основных вызовов XXI в., стоящих перед когнитивной наукой, является проблема интеграции раз-
