CC BY
318
А. Б. Сидякина
«записки о россии» х. г. манштейна как источник по истории деятельности э. и. бирона
«Исторические, политические и военные записки о России» Х. Г. Манштейна являются одним из важнейших мемуарных памятников XVIII в. Труд Манштейна, основная часть которого посвящена царствованию Анны Иоанновны, неоценим для изучения как «бироновщины», так и личности самого Э. И. Бирона. Близкий ко двору, лично знавший Бирона Манштейн вот уже третье столетие остается основным источником сведений о фаворите императрицы. «Высокий уровень аналитических способностей Манштейна позволял ему отбирать преимущественно достоверные факты, которые в большинстве своем подтверждаются другими источниками... Манштейн тонко разбирается в людях и не позволяет себе руководствоваться личными симпатиями или антипатиями, поэтому созданные им портреты заслуживают полного доверия читателей» х. Однако столь важный для русской историографии текст до сих пор не стал объектом критического анализа. Единственный пример комплексного разбора мемуаров — анонимные «Замечания на Записки генерала Манштейна», опубликованные в «Отечественных записках» в 1825-1828 гг. Редкие посвященные «Запискам» статьи касаются лишь источников по войнам и древнерусской истории. Не ставя перед собой глобальных задач, мы ограничимся анализом заявленной в названии темы: личности Э. И. Бирона в изображении Манштейна, сопоставляя его утверждения со свидетельствами современников-мемуаристов и некоторыми фактами, известными современной исторической науке.
Два слова о самом Манштейне. Кристоф Герман фон Манштейн родился в 1711 г. в Петербурге в семье генерал-поручика русской службы Э. С. фон Манштейна (прусского подданного) и Доротеи фон Дитмар, дочери лифляндского помещика. В 13 лет послан в военную школу в Берлин, в 1727 г. поступил в полк маркграфа Карла. В 1736 г. приехал в отпуск в Лифляндию, где отец и дядя, чрезвычайный посланник Швеции в России барон фон Дитмар, убеждали его перейти на русскую службу, что удалось лишь благодаря уговорам самой императрицы и обер-камергера
1 Наумов В. Послепетровская эпоха глазами российских немцев // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 494-495.
188
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 1
Бирона. В чине гвардейского капитана Манштейн принял участие в войне с турками под командованием Б. Х. Миниха, в конце 1739 г. стал его адъютантом и получил чин подполковника. Ночью 8 ноября 1740 г. по приказу Миниха арестовал регента Бирона. Участвовал в шведских походах 1741 и 1742 гг. При Елизавете впал в немилость, по ложному доносу был под следствием и в 1744 г. уехал «на воды» в Пруссию, где скоро стал адъютантом Фридриха II. Тщетные попытки вытребовать Манштейна назад в Россию закончились заочным приговором к смертной казни за дезертирство. Генерал Манштейн участвовал во многих походах Фридриха, в том числе в Семилетнюю войну. Погиб в 1757 г. от рук хорватов. «Записки о России», написанные автором на французском языке, завершены примерно в 1753 г.; на русском языке впервые вышли в 1810 г., критическое издание по рукописи осуществил М. Семевский в 1875 г.
В «Записках», как пишет авторитетный «Биографический словарь» Половцова, «есть, разумеется, ошибки, но в большинстве случаев — когда Манштейн не был очевидцем, а передавал слухи» 2. Мемуары охватывают период с 1727 по 1744 г. Очевидцем каких событий был Манштейн? Он покинул Российскую империю в 1724 и вернулся лишь в 1736 г., сразу же отправившись в армию, где оставался до завершения войны в 1739 г., а летом 1741 и 1742 гг. воевал со шведами. Таким образом Манштейн мог наблюдать русский двор и важнейших его деятелей лишь в краткий, но насыщенный событиями период с осени 1739 г. по лето 1741 г. Описывая военные походы, Манштейн имел возможность пользоваться реляциями и другими подручными документами, но источником по жизни двора для него были именно «слухи», ибо следов знакомства с документами Кабинета и служебной перепиской в его мемуарах не заметно. Но эти «слухи» — иначе сказать, «сведения» — собраны профессионально и проанализированы мастерски.
Итак, Эрнст Иоганн Бирен, внук герцогского конюха, грубый, мстительный
и корыстолюбивый человек с темным прошлым, благодаря своей красоте и подлым интригам втирается в фавор к вдовствующей герцогине Курляндской. Вместе с ней он приезжает в Россию, где, быстро вникнув в российскую политику, сводит счеты с недругами. Наводнив страну шпионами, он не лучшим образом поступает и со своей родиной, рыцарство которой под угрозой русских войск вынуждено избрать его герцогом. Стремясь закрепиться у власти, он возводит на трон младенца Иоанна, добивается регентства и лелеет планы через выгодный брак передать российский престол своим детям, когда отважное предприятие фельдмаршала Миниха кладет конец его блестящей карьере. Вот вкратце образ, нарисованный «Записками».
«Характер Бирона был не из лучших: высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде непримиримый и каратель жестокий. Он очень старался приобрести талант притворства» 3. Честолюбие и гордость Бирона отмечают многие современники. В 1730 г. испанский посол герцог Я. Бервик-и-Лириа пишет: «Им владело честолюбие, с большою примесью тщеславия» 4, Много лет спустя, в 1766 г., придворный врач И. Ф. Хаген говорит о 76-летнем герцоге Эрнсте Иоганне: «Гордость была главной чертой его характера»,
2 Русский биографический словарь; Маак-Мятлева / Ред. А. А. Половцова.— М., 1999.— С. 78
3 Записки о России генерала Манштейна // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 36.
4 Герцог Лирийский. Записки о пребывании при императорском российском дворе // Россия XVIII в. глазами иностранцев.— Л., 1989.— С. 252.
конкретизируя: «Он имел величественный вид, соответствующую походку, речь была мужественна и сильна, и все, что он говорил, было с достоинством и энергией» 5. Однако уже грубость Бирона не столь очевидна. Немало свидетельств его безукоризненной вежливости (де Лириа, А. Ф. Бюшинг, Е. Скангаль, Ф.-Ш. д’Агей де Мион). Лицемерие не было свойственно Бирону. Жена английского посла Рондо пишет: «Он прям — если не считает нужным или не желает дать правдивый ответ, то не отвечает вовсе» 6. Вероятно, справедливо мнение Эрнста Миниха, сына фельдмаршала: Бирон был вежлив, когда считал собеседника достойным уважения. Разочаровавшись же, не скрывал этого.
Особого внимания заслуживает черта, которая, по Манштейну, определяла большинство поступков Бирона: мстительность. Здесь с ним солидарны оба Миниха. В качестве примера фельдмаршал приводит жестокую участь «Волынского и его друзей, вся вина которых заключалась только в том, что они желали удалить Бирона от двора» 7 (курсив мой.— А. С.). Давно недовольный Бироном Ягужинский, выпив лишнего у него за ужином, откровенно выговорился, а в довершение бросился на хозяина с обнаженной шпагой. Его отправляют послом в Берлин. «Когда, спустя несколько лет, умер великий канцлер гр. Головкин, то на его место в Кабинет был вызван Ягужинский. Так как в то время гр. Бирон за что-то сердился на гр. Остер-мана, то он примирился с Ягужинским, чтобы умалить значение Остермана» 8 (курсив мой.— А. С.). Миниха, публично осуждавшего фаворита, отсылают осаждать Данциг «отнюдь не желая ему успеха» 9. Этот эпизод — первое активное действие Бирона в России, и Манштейн не жалеет мрачных красок. Но вот, после победы над французским отрядом, Э. Миних пишет о Бироне: «Он не мог воздержаться, чтобы не открыться мне искренно, что отец мой сим достохвальным подвигом приобрел вновь всю его доверенность» 10.
Прекрасно характеризующий Бирона эпизод есть в мемуарах кн. Я. Шаховского. В начале войны с турками молодой князь явился с докладом к Бирону по приказу своего дяди, губернатора Малороссии. Миних, дядю не любивший, поспешил уведомить двор, что казацкое войско, которое должен был выставить губернатор, совершенно не годно к войне. Шаховской был принят Бироном не слишком ласково. Защищая дядю, князь выражает сомнение в достоверности сведений Миниха, рассуждая о «персональных кредитах», «коварности обманщиков» и «невинности добродетельных». Как же ведет себя грозный временщик? Он в течение получаса препирается с «племянником своего дяди», выслушивает его сентенции, приводит аргументы и т. п. Спор прерывает императрица. На другой день «его светлость подо-шед ко мне, спрашивал меня благосклонно, не имею ли я от моего дяди каких новых уведомлений» 11. А спустя несколько дней мемуарист наедине с Бироном обсуждает секретнейшее дядино донесение. Такой поворот событий вряд ли объясняется лишь выговором императрицы.
5 Biographie von J. Ph. Hagen, Konigl. Peufi. Hofrathe...— Jena, 1794.— S. 111.
6 Письма леди Рондо II Безвременье и временщики.— Л., 1991.— С. 235.
7 Записки фельдмаршала графа Mиниха II Перевороты и войны.— M., 1997.— С. 304.
8 Записки о России генерала Mанштейна. С. 38.
9 Там же, с. 52.
10 Записки графа Эрнста Mиниха. С. 350.
11 Записки князя Я. П. Шаховского, писанные им самим.— СПб., 1821.— С. 11.
В подобных ситуациях оказывались де Лириа 12, Ф. И. Соймонов 13 и бургомистр Либау Ю. Шмидт 14. Вспыльчивый и прямолинейный Бирон, способный и оскорбить, и унизить, обладал ценнейшим умением выслушать собеседника и принять его доводы. Об этом важном для руководителя качестве Манштейн умалчивает.
Кратко излагая биографию Бирона, Манштейн приводит детали, очень существенно повлиявшие на мнение потомков о фаворите.
Происхождение Эрнста Иоганна вызывало огромный интерес, особенно после того, как неведомый Европе человек стал владетельным герцогом Курляндии. Сам Бирон на эту тему, видимо, не считал нужным распространяться, хотя диплом короля Владислава IV от 1638 г., подтверждающий дворянство рода Бюренов, и ныне хранится среди бумаг его канцелярии 15. В мемуарах встречаются самые экзотические версии: Екатерина II считала, что он был сыном бедного мелкого фермера. «А он был самой подлой человек,— писала Н. Б. Долгорукая,— ничто иное был, как башмачник, на дядю моего сапоги шил, сказывают, мастер превеликий был» 16. Генерал Дж. Кейт утверждал: «Бирон, курляндский дворянин, но французского происхождения.» 17. Но закрепилась версия Манштейна — самая близкая к истине и потому самая опасная. «Его дед по фамилии Бирен был первым конюхом герцога Иакова III Курляндского» 18. Карл Бюрен действительно служил при герцогских конюшнях, но не «конюхом» (фр. ра1е&ешег, нем. 81а11кпесЬ1) — то была привилегия латышских крепостных, а на должности, называемой 8айе1кпесЬ1 (фр. тайге ра1е&ешег). Согласно Э. Фирксу 19, в его обязанности входило комплектование и общее заведование герцогскими верховыми лошадьми и упряжью. Не столь престижная, но ответственная должность.
В 1718 г. Бирон поступает на службу к Анне Иоанновне. Манштейн акцентирует внимание на интриге Бирона, которая в конце концов привела к удалению его покровителя обер-гофмейстера П. М. Бестужева. В общих чертах это совпадает с рассказом самого Бестужева в письме к дочери 20 и, видимо, отражает отношение к этому делу тогдашнего русского общества. Мрачный образ немного раскрашивают дневниковые записи Ф. В. фон Берхгольца, камер-юнкера герцога Голштинского. В марте 1724 г. Бирон в составе крохотной свиты сопровождает Анну на коронацию Екатерины. Он рассказывает Берхгольцу о курляндской жизни, всячески превознося двор герцогини, ее милостивый характер и любовь к ней курляндцев 21. В феврале 1725 г. герцогиня шлет гонца к Екатерине I, соболезнуя ее горю и поздравляя с восшествием на престол. Эту почетную миссию поручают Бирону. Утверждение Дж. Кейта, что Анне
12 Герцог Лирийский. Записки... С. 244-245.
13 Из записок Ф. И. Соймонова // Морской сборник.— 1888.— № 10.— С. 102.
14 Die Huldigungsaudienz der kurischen Stadte beim neuerwahlten Herzog Ernst Joh. Biron in Petersburg 1737 — S. a.
15 РГАДА.— Ф. 11.— Д. 471.— Л. 6.
16 Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой // Безвременье и временщики.— Л., 1991.— С. 263.
17 A Fragment of a Memoir of Field-Marshal James Keith.— Edinburgh, 1843.— P 87.
18 Записки о России генерала Манштейна. C. 34.
19 Fircks E. von. Die Buhren in Curland // Jahrbuch fur Genealogie, Heraldik und Sphragistik.— 1894.— S. 111.
20 См.: Соловьев С. М. Сочинения.— Т. 19.— М., 1993.— С. 131.
21 Дневник камер-юнкера Берхгольца.— Ч. 4.— М., 1860.— С. 90-91.
Иоанновне «на протяжении долгого времени была известна преданность Бирона» 22, подтверждают и другие свидетельства: он был «очень предан императрице»,— говорит Mиних 23.
Наступает 1730 год, и новая государыня отправляется в Mоскву. Приведенное Mанштейном требование верховников оставить Бирона в Mитаве вполне подтверждается Э. Mинихом и Н. Долгорукой. Но навряд ли Бирон, прибыв тайком в Mоскву, сумел войти в столь близкий контакт с императрицей, что передавал ей инструкции Остермана. Ведь «страж» Анны, Василий Лукич Долгорукий, лично знал Бирона и наверняка был одним из инициаторов упомянутого требования. Заслуживает внимания и еще одна деталь рассказа, почти незаметная для нынешнего читателя: Mанштейн называет Бирона камер-юнкером. Уже в 1724 г. Эрнст Иоганн был обер-камер-юнке-ром, в 1726 г. камергером, а после смещения Бестужева в 1727 г. исполнял обязанности обер-гофмейстера герцогини. Стремительное возвышение герцогского камер-юнкера, младшего среди кавалеров, до обер-камергера императорского двора действительно свидетельствовало бы о большом фаворе. Но для обер-гофмейстера камергерская должность могла считаться даже понижением.
Завершая биографический очерк, Mанштейн произносит магическую фразу: «В то время, когда он стал подвигаться на поприще счастия, Бирен присвоил себе имя и герб французских герцогов Бирон» 24. В XVIII в. сосуществовали разные варианты имени: Buhren, Bieren, Biren и Biron. Документы 1720-х гг., от дневника Берхгольца до писем Бестужева, показывают, что при дворе Анны знали только Бирона (Biron), но не Бирена. Загадочно обвинение в присвоении герба Гонто-Биронов, которое Mан-штейн выдвигает в продолжение темы самозванства. Mанштейн, лифляндец по матери, бывавший в остзейских землях, не мог не знать, что герцогский герб Бирона следует шаблону герба Кеттлеров Курляндских. Значит, речь может идти только о графском гербе, основанном на родовом гербе Бюренов (сидящий на колоде ворон на червленом поле). Но с гербом Гонто-Биронов — без геральдических фигур, рассеченным и пересеченным на золото и червлень — его не спутать даже случайно. Навряд ли здесь стоит говорить и о небрежности мемуариста, обычно столь внимательного к мелочам. Герб Гонто-Биронов, одного из древнейших родов Франции, был хорошо известен в Европе, но мало в России. Герб же графа Бирона, напротив, был Западу совершенно неведом. Для чего Mанштейну понадобился такой пассаж? Это объясняет следующая фраза мемуаров: «Вот какой человек в продолжении всей жизни императрицы Анны и даже несколько недель после ее кончины царствовал над обширной империей России, и царствовал как совершенный деспот» 25.
Фраза эта встречается в «Записках» еще однажды: «Вот человек, который управляет Россией уже 11 лет как властитель-деспот» 26. Теперь речь об Алексее Петровиче Бестужеве-Рюмине, великом канцлере елизаветинского времени, которого Mанштейн характеризует в знакомых выражениях: «надменен, корыстолюбив, скуп, развратен, до невероятности лжив, жесток и никогда не прощает» 27. Конечно, не случайно Mан-
22 A Fragment of a Memoir of Field-Marshal James Keith.— Edinburgh, 1843.— P. 94.
23 Записки фельдмаршала графа Mиниха. С. 304.
24 Записки о России генерала Mанштейна. C. 35.
25 Там же. С. 35.
26 Там же. С. 206.
27 Там же.
штейн дает обоим деятелям столь лестные характеристики, выделяющие их из череды персонажей «Записок». Бестужев, друг и ставленник Бирона, вместе с ним арестованный при перевороте Миниха и взлетевший при Елизавете, лично от рук Манштейна не пострадал. Однако корни его стойкой ненависти к будущему мемуаристу, чьим ярым гонителем он стал, несомненно, лежат где-то во временах регентства. Бирон же, не сделавший Манштейну никакого зла, сам стал жертвой его солдатской исполнительности. В первом случае Манштейн мстил врагу, во втором — пытался оправдать свой поступок. Психологически и то, и другое вполне понятно.
Кульминация развития образа совпадает у Манштейна с историей установления регентства.
К концу сентября 1740 г. здоровье императрицы ухудшилось, а наследник так и не был назначен. Миних-сын, описывая события тех дней со свойственной ему обстоятельностью, отмечает, что уже 6 октября, после рокового обморока государыни, вопрос о регентстве обсуждался Бироном вместе с кабинет-министрами, Минихом и Р. Левенвольде 28. Разработанный ими проект был подписан императрицей. «Без его (Бирона.— А. С.) интриг она (Анна Леопольдовна.— А. С.) непременно вступила бы на престол»,— комментирует события Манштейн 29. Манифест о назначении наследником Иоанна, по его мнению, был новой попыткой Бирона закрепиться у власти. Однако чрезвычайно преданный принцессе Э. Миних, описывая присягу генералитета и гвардии, ни слова не говорит о недовольстве или удивлении «народа». Вероятно, завещание в пользу Иоанна Антоновича вовсе не было для русского общества такой неожиданностью, как пытается представить Манштейн.
Согласно Э. Миниху, «генералитет» подписал декларацию, в которой просил императрицу назначить регентом Бирона. По-видимому, ничего не зная о переговорах 6 октября, Манштейн рассказывает, что Бирон, не смея открыто заявить о своем желании стать регентом, сообщил о нем одному из друзей, К. Г. Менгдену, который и организовал сбор подписей под декларацией в Кабинете и Сенате. Менгден — родственник Э. Миниха и доверенное лицо фельдмаршала, но ни один из Минихов ни словом не упоминает о его участии в установлении регентства, хотя это переложило бы всю вину с них на Бирона. Манштейн же считал фельдмаршала одним из активнейших участников событий, и фигурой Менгдена подкреплял свою точку зрения.
Проект был подписан императрицей лишь несколько дней спустя. Манштейн и фельдмаршал намекают, что «как говорят», Анна Иоанновна не знала или не осознавала, что именно подписывает. Но из их же слов следует, что они сами при подписании не присутствовали, а ни Остерман, ни Бирон не стали бы распространять таких слухов. Остерман читал Анне декларацию прилюдно. Наконец, императрица, по словам самого Миниха, до конца оставалась в сознании и в твердой памяти.
Итак, герцог Курляндский стал регентом. 8 ноября, накануне «революции», пользовавшийся полным расположением регента Миних обедал у него, и Бирон просил его зайти вечером. Они засиделись допоздна, герцог был задумчив. В два часа ночи Миних с Манштейном отправились во дворец к Анне Леопольдовне, откуда во главе 80 солдат пошли к регенту. Манштейн был отправлен к Бирону с отрядом в 20 человек, чтобы арестовать его и, в случае малейшего сопротивления, убить. Младший Миних приводит любопытную деталь: в тот вечер у Биронов ужинали жены Э. Миниха
28 Записки фельдмаршала графа Миниха. С. 383.
29 Записки о России генерала Манштейна. С. 165.
и К. Г. Менгдена, причем герцог просил передать фельдмаршалу, что после похорон императрицы даст ему денег на уплату долгов. Жена Э. Миниха вернулась домой к полуночи и просьбы выполнить не успела. Эпизод вечерней беседы для Манштейна очень важен. В разговоре Бирон задает Миниху знаменитый вопрос: приходилось ли ему предпринимать что-либо необыкновенное ночью, чем приводит того в смущение. А далее следует шедевр манштейновской риторики: «Они расстались в 11 часов вечера, фельдмаршал с решимостью не откладывать далее своего намерения — погубить регента, а последний твердо решился не доверять никому, отдалить всех, кто мог бы возбудить в нем подозрение, и утвердить все более и более свое полновластие, возведя на престол царевну Елизавету или принца Голштинского» 30. Завороженный непоколебимой логикой Манштейна и его чудным даром читать в мыслях читатель справедливо негодует на коварство Бирона, и вот, добро победило, злодей схвачен, а государственный переворот и клятвопреступление превращаются в героические деяния.
«Фельдмаршал был убежден, что его сошлют первого». Для начала Бирон пообещал заплатить его долги.
Манштейн мало говорит о государственной деятельности Бирона. Все-таки к политической кухне он доступа не имел. Главная тема мемуариста — борьба Бирона с оппонентами, которую он описывает на примере дел Долгоруких и Волынского, обрамляющих рассказ об аннинском царствовании. Н. Долгорукая, выразитель мнения семьи Алексея Григорьевича, обвиняет в их гибели Бирона. Миних-старший — Остер-мана и кн. Черкасского. Манштейн создает видимость объективности: «Говорят, будто Волынский более всего способствовал их гибели»,— и продолжает свою обычную линию: «но истинная причина все-таки будет заключаться в злом сердце Бирона, который никогда не мог им простить их требования, чтобы императрица не брала его с собою из Митавы; притом же он опасался, как бы они не положили преграды тем великим планам, которые он задумал при объявлении его герцогом Курляндским» 31. Очевидно, что помешать чем-либо Бирону мог лишь единственный из семьи оставшийся на свободе — дипломат Сергей Григорьевич. Предположим, что это намек на заговор Долгоруких (официальную и, возможно, подлинную причину дела 1738 г.), слухи о котором ходили в обществе. Манштейн вообще не любит говорить о заговорах, старательно затушевывая следы антиправительственной деятельности и в деле Волынского, и в деле Ханыкова: это могло бы оправдать действия властей.
В деле Волынского позиция Манштейна более отчетлива. По его словам, в момент размолвки императрицы с Бироном, Волынский попытался добиться его удаления, изложив свои обвинения в некоем документе, который Анна, естественно, передала фавориту. «Волынского обвиняли в разных государственных преступлениях, но величайшее из них было то, что он имел несчастье не понравится герцогу Курляндскому» 32. Характернейший для «Записок» прием: свести дело к нелепости. Внешне следуя канве событий, не позволяя читателю упрекнуть себя в преднамеренном искажении истины, Манштейн опускает ключевые для понимания дела обстоятельства, тем самым превращая ситуацию в абсурд. Получившимся «анекдотом» легко подтвердить то или иное нужное автору положение. Волынский — ставленник Бирона и враг
30 Там же. С. 168-169.
31 Там же. С. 33.
32 Там же. С. 161.
Остермана 33, против которого и была направлена записка, поданная им лично обер-камергеру. Манштейн убирает все, что могло бы хоть как-то намекнуть на их давнюю связь: служба по конюшенному ведомству, инспекция войск Миниха, обер-егермей-стерство, назначение по протекции герцога в Кабинет. Последнее особенно заметно: чуть ниже Манштейн говорит о назначении кабинет-министром Алексея Бестужева, так как Бирону нужен был в Кабинете человек, «вполне преданный его интересам» 34. Но Манштейн уже не стремится быть объективным: он готовит читателя к установлению регентства.
Подводя итоги правления Бирона, Манштейн может с полным правом утверждать: «Было сосчитано, что с тех пор как императрица Анна вступила на престол, было отослано в Сибирь более 20000 человек. В числе их было 5000, местожительство которых осталось навсегда неизвестным и о которых нельзя было получить ни малейшего известия. не проходило дня, чтобы при дворе (Елизаветы.— А. С.) не появлялись какие-нибудь новые лица, прожившие по нескольку лет кряду в самых ужасных темницах» 35. Фольклорное происхождение этих цифр было очевидно еще автору «Замечаний» 36, что не помешало им утвердиться в отечественной и особенно в зарубежной исторической науке.
Стиль Манштейна — ровный, выдержанный, беспристрастный — внушает читателю полное доверие. Характеризуя Бирона как человека и политика, Манштейн не находит в нем ни единой положительной черты, умалчивая даже о его роли в развитии коннозаводства в России. Последовательно и логично он выписывает портрет сперва удачливого авантюриста, потом мнительного временщика, наконец палача и узурпатора. Мемуарист умело обходит все обстоятельства, которые могли бы сгладить отрицательное впечатление о персонаже. Яркий анекдот, в нужный момент вставленный слух, беллетристический прием (тайные мысли Бирона перед арестом) или прямой подлог (присвоение герба),— оказывают нужное воздействие на читателя, не позволяя при этом заподозрить автора в пристрастности.
Огромный объем фактической информации далеко выводит «Записки» за рамки жанра воспоминаний: это настоящее описание русской истории и жизни. Некоторые факты биографии Манштейна заставляют взглянуть на его необычайную эрудицию несколько под другим углом. В начале 1750-х гг. в России был захвачен прусский шпион, подполковник Блом, показавший на допросе, что собирал сведения по указаниям генерала Манштейна. В 1756 г. в Тайной канцелярии велось дело некоего Зубарева, завербованного, по его словам, Манштейном для освобождения Иоанна Антоновича. Подозрительная политическая осведомленность Зубарева делает его показания весьма правдоподобными 37. Манштейн целенаправленно собирал сведения о России: «Я прилагал большое старание, чтобы ознакомиться подробно с различными статьями дохода. но я этого никогда не мог достигнуть» 38. В Пруссии он в считанные месяцы становится адъютантом Фридриха II. Предположения, что создание «Записок»
33 Записки Я. П. Шаховского. С. 17-18.
34 Записки о России генерала Манштейна. С. 162.
35 Там же. С. 208.
36 Замечания на Записки Манштейна // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 483-484.
37 См. Пекарский П. Приключения посадского Ивана Зубарева // Сб. Отд. рус. языка и словесности ИАН.— Т. 9.— СПб., 1872.— С. 375-408.
38 Записки о России генерала Манштейна. С. 246.
инициировал Фридрих, высказывались и ранее 39. Это объясняется международной обстановкой того времени. Манштейн, с юности связанный с Пруссией, служил под началом ярого пруссофила фельдмаршала Миниха. Бирон же, хотя и не был столь безоговорочным сторонником Австрии, как Остерман, последовательно поддерживал проавстрийскую политику последнего. Недаром так радовался Фридрих перевороту 8 ноября 1740 г. и приходу Миниха к власти.
Уже сам подбор фактов биографии Бирона говорит о том, что Манштейн был крайне заинтересован в его дискредитации. Казалось бы, с падением регента, а затем и правительства Остермана необходимость в этом отпала. Однако российскую дипломатию при Елизавете возглавил духовный наследник Остермана — Бестужев, наиболее непримиримый противник Пруссии и сторонник Австрии. Его известная вражда с Остерманом делала ненужным очернение опального министра (в «Записках» образ Остермана едва намечен). Иначе обстояло дело с другом и покровителем Бестужева, Бироном, мнение о котором Европы еще не сложилось. Одной из задач создания образа Бирона-злодея могла быть дискредитация Бестужева и, шире, всей проавстрийской политики Анны и Елизаветы, что непосредственно было выгодно Пруссии в условиях политической нестабильности Европы после смерти Карла VI.
Мемуары Манштейна были изданы спустя много лет после его смерти, и история их публикации тоже вызывает вопросы. С 1770 по 1773 г. книга выдержала семь изданий на трех языках, что свидетельствует не только о колоссальном читательском интересе. В 1774 г. выходит мемуарный «Очерк» Б. Х. Миниха. В 1775 г. в «Журнале» А. Ф. Бюшинга в виде дополнения к автобиографической заметке самого Бирона появляются «Замечания» родственника фельдмаршала (возможно, Э. Миниха). Конечная цель этих публикаций — компрометировать в глазах европейского общества правящий дом Биронов Курляндских, в ослаблении которого в этот момент были заинтересованы и Пруссия, и Россия 40. Маленькая Курляндия со своей герцогской династией оставалась, в особенности после аннексии Россией в сентябре 1772 г. Польских Инфлянтов, последней надеждой Речи Посполитой. Издание «Записок» было призвано ее сокрушить: нарисованный Манштейном образ Бирона в эпоху, когда большинства свидетелей аннинского времени уже не было в живых, должен был вызвать нужное впечатление у читателей. Так и случилось: редко какие упоминания об Эрнсте Иоганне, изданные после 1770 г., не несут отпечатка труда Манштейна.
Миф о кровавом Бироне начал триумфальное шествие по Европе.
литература
1. Герцог Лирийский. Записки о пребывании при императорском российском дворе в звании посла короля испанского II Россия XVIII в. глазами иностранцев.— Л., 1989.— С. 189-260.
2. Дневник камер-юнкера Берхгольца.— Ч. 4.— M. 1860.
3. Замечания па Записки генерала Mанштейна II Перевороты и войны.— M., 1997.— С. 411-488.
4. Записки графа Эрнста Mиниха II Перевороты и войны.— M., 1997.— С. 319-410.
39 Наумов В. Послепетровская эпоха глазами российских немцев. С. 494.
40 Ланцманис И. Фрагменты жизненного пути Эрнста Иоганна Бирона // Э. И. Бирон. 1690-1990: Каталог выставки.— Рига, 1991.— С. 6.
5. Записки князя Я. П. Шаховского, писанные им самим.— СПб., 1821.
6. Записки о России генерала Манштейна // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 9-272.
7. Записки фельдмаршала графа Миниха // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 273-318.
8. Из записок Ф. И. Соймонова // Морской сборник.— 1888.— № 9.— С. 93-132; № 10.— С. 85-103.
9. Ланцманис И. Фрагменты жизненного пути Эрнста Иоганна Бирона в отражении исторических источников // Э. И. Бирон. 1690-1990: Каталог выставки в Рундальском дворце-музее.— Рига, 1991.— С. 6-29.
10. Леди Рондо. Письма дамы, прожившей несколько лет в России, к ее приятельнице в Англию // Безвременье и временщики. Воспоминания об «Эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы).— Л., 1991.— С. 190-253.
11. Наумов В. Послепетровская эпоха глазами российских немцев // Перевороты и войны.— М., 1997.— С. 489-504.
12. Русский биографический словарь; Маак-Мятлева / Ред. А. А. Половцова.— М., 1999.
13. Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой // Безвременье и временщики. Воспоминания об «Эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы).— Л., 1991.— С. 256-279.
14. Соловьев С. М. Сочинения.— Т. 19.— М., 1993.
15. A Fragment of a Memoir of Field-Marshal James Keith.— Edinburgh, 1843.
16. Biographie von J. Ph. Hagen, Konigl. Peufi. Hofrathe. Jena, 1794.
17. Die Huldigungsaudienz der kurischen Stadte beim neuerwahlten Herzog Ernst Joh. Biron in Petersburg 1737.— s. a.
18. Fircks E. von. Die Buhren in Curland // Jahrbuch fur Genealogie, Heraldik und Sphragistik.— 1893.— S. 48-96; 1894, S. 111-158.
