Научная статья на тему 'Западное влияние в России XVII В. И его последствия для российской истории в научном наследии В. О. Ключевского'

Западное влияние в России XVII В. И его последствия для российской истории в научном наследии В. О. Ключевского Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
5062
334
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТИНОМИЯ / КУЛЬТУРНЫЙ ДИАЛОГ / САМОСОЗНАНИЕ / ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ / HISTORIC ANTINOMY / CULTURAL DIALOGUE / SELF-AWARENESS / DESACRALIZATION

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Берлякова Н. П.

Обращение к наследию В. О. Ключевского для современного исследователя актуализируется состоянием исторического знания. Подходы В. О. Ключевского во многом созвучны с позициями современной исторической науки. Это относится к проблеме культурного диалога в пространстве и времени. Труды В. О. Ключевского содержат богатый материал о природе культурного диалога в истории России. Особенный интерес вызывает развитие культурного диалога в переломные моменты российской истории, к которым относится XVII век. В статье анализируется факторы, сущностные черты западного влияния накануне века Просвещения. Сделан вывод, что подходы В. О. Ключевского к исследованию истоков, природы и последствий культурного диалога с западноевропейским миром позволяют выявить специфику социокультурной динамики в XVII в. и ее влияние на ход российской истории.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Western influence in Russia in the seventeenth century and its consequences for Russian history in the scientific heritage of V. O. Klyuchevsky

Address to Klyuchevsky’s heritage for the modern researcher is actualized by the state of the historic knowledge. Klyuchevsky’s approaches are consonant in a great deal with the positions of the modern historical science. This refers to the problem of cultural dialogue in space and time. Works of the historian contain a rich material about the cultural dialogue in the history of Russia. Especial interest is the development of cultural dialogue in the crucial moments of Russian history, which include the seventeenth century. This article analyzes the factors that the essential features of the Western influence on the eve of the Enlightenment. It is resumed that the approaches of V. O. Klyuchevsky to the study of the sources, nature and the consequences of the cultural dialogue with the West European world make it possible to reveal the specific socio-cultural dynamics in the seventeenth century and its influence on the course of Russian history.

Текст научной работы на тему «Западное влияние в России XVII В. И его последствия для российской истории в научном наследии В. О. Ключевского»

ИЗВЕСТИЯ

ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012

IZVESTIA

PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES

№ 27 2012

УДК 94 (47)

ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ XVII В. И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ В НАУЧНОМ НАСЛЕДИИ В. О. КЛЮЧЕВСКОГО

© н. П. БЕРЛЯКОВА Пензенский институт развития образования, кафедра истории и социальных наук e-mail: berliakova@mail.ru

Берлякова Н. П. - Западное влияние в России XVII в. и его последствия для российской истории в научном наследии В. О. Ключевского // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 499-504. - Обращение к наследию В. О. Ключевского для современного исследователя актуализируется состоянием исторического знания. Подходы В. О. Ключевского во многом созвучны с позициями современной исторической науки. Это относится к проблеме культурного диалога в пространстве и времени. Труды В. О. Ключевского содержат богатый материал о природе культурного диалога в истории России. Особенный интерес вызывает развитие культурного диалога в переломные моменты российской истории, к которым относится XVII век. В статье анализируется факторы, сущностные черты западного влияния накануне века Просвещения. Сделан вывод, что подходы В. О. Ключевского к исследованию истоков, природы и последствий культурного диалога с западноевропейским миром позволяют выявить специфику социокультурной динамики в XVII в. и ее влияние на ход российской истории.

Ключевые слова: историческая антиномия, культурный диалог, самосознание, десакрализация.

Berliakova N. P. - Western influence in Russia in the seventeenth century and its consequences for Russian history in the scientific heritage of V. O. Klyuchevsky // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im. V.G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 499-504. - Address to Klyuchevsky’s heritage for the modern researcher is actualized by the state of the historic knowledge. Klyuchevsky’s approaches are consonant in a great deal with the positions of the modern historical science. This refers to the problem of cultural dialogue in space and time. Works of the historian contain a rich material about the cultural dialogue in the history of Russia. Especial interest is the development of cultural dialogue in the crucial moments of Russian history, which include the seventeenth century. This article analyzes the factors that the essential features of the Western influence on the eve of the Enlightenment. It is resumed that the approaches of V. O. Klyuchevsky to the study of the sources, nature and the consequences of the cultural dialogue with the West European world make it possible to reveal the specific socio-cultural dynamics in the seventeenth century and its influence on the course of Russian history.

Keywords: historic antinomy, cultural dialogue, self-awareness, desacralization.

В. О. Ключевский - историк, который задавал вопросы истории и отвечал на них с помощью культурного диалога с исторической эпохой и человеком, который оставлял после себя исторический документ, как свидетельство своей деятельности в историческом пространстве. «Его ум не замыкался в узком круге бесплотных книжных абстракций. Он схватывал проникновенно живую сущность исторических явлений и процессов» [3, с. 49]. Погружение в историческую эпоху открывало историку уникальную возможность уловить изменения в культуре, влиявшие на динамику исторического процесса.

Подходы В. О. Ключевского к исследованию исторического процесса во многом созвучны с позициями современной исторической науки. А. Я. Гуревич, рассуждая о «территории историка» в конце XX века, обратил внимание на то, что «исторический материал

оживает лишь тогда, когда «источник откликается на наш вопрос, когда удается посредством постановки нового вопроса по-новому раскрыть те глубины, которые таятся в источниках»[1, с. 82-83]. Л. П. Репина, автор фундаментального труда, в котором рассматривается состояние исторической науки на рубеже ХХ-ХХ1 вв. считает, что «взаимодействие культур во времени («по вертикали») и в пространстве («по горизонтали») выступает ныне как приоритетный предмет исторического исследования. Это, наряду с проблемой взаимодействия культур (или их представителей) в историческом времени, и - не в последнюю очередь - проблема понимания и восприятия чужой культуры в контексте процесса познания прошлого»[10, с. 271].

Не вызывает сомнения тот факт, что процесс глобализации чрезвычайно актуализировал проблему культурного диалога. Ответ на вызов времени выра-

жается в способности любого общества воспринимать и адаптировать нововведения, которые созданы «другой» культурой, а также собственным культурным опытом.

Однако в российской исторической практике до настоящего времени демонстрируется готовность к заимствованию готовых моделей модернизации, полученных из европейского мира, сопровождающаяся отсутствием напряженной работы над переосмыслением собственного культурного наследия.

Этим и объясняется тот факт, что в начале XXI в. российская научная мысль стала чаще обращаться к трудам В. О. Ключевского [2]. Наследие историка оценивается учеными с разных позиций, но одно признают все: его уникальность.

В начале XX века В. О. Ключевский оставил в своих тетрадях запись: «В истории русской жизни есть столько и таких незатронутых вопросов, что затронуть их составит славу тех, кто их только затронет, хотя и не решит»[4, с. 91]. Эти слова можно вполне отнести к самому историку, поднимавшему вопросы, на которые до настоящего времени российская наука ищет ответы.

Труды В. О. Ключевского содержат богатый материал о природе культурного диалога в истории России. Можно сказать, что и сама история была для него культурным диалогом, растянутым во времени. С этих позиций историк исследовал динамику и последствия культурного влияния на ход российской истории накануне эпохи Просвещения.

Мучительный и сложный поиск собственного пути и способа перехода России к новому времени, происходивший XVII веке, сопровождался изменением отношения к западноевропейскому миру. Начало было положено Смутой, в которую были вовлечены все слои российского общества. Сложившуюся в Смуту ситуацию В. О. Ключевский назвал «исторической антиномией», и пояснил, что динамика исторической жизни определяется сложившимися условиями для «культурной работы» народа. В российской истории эти условия постоянно оказывались стиснутыми рамками исключительно государственных потребностей, тогда как в европейском мире государство обращалось к народу, жившему «нормальной жизнью, свободно работая и размышляя», а потому без особенной натуги шедшему на помощь своему государству, делясь избытком своего труда и мысли, предупреждая его нужды [5, с. 10-11].

Далее в черновой тетради следовал текст, пропущенный автором при подготовке третьей части «Курса русской истории», который дает возможность понять, какие возможности, создавала культура на пороге Нового времени, открывавшемся Смутой: «Этот период производит впечатление сумрачного времени, в котором каким-то чудом сквозь общую мглу, точно маяки на одиноких прибрежных скалах, прорезываются два ярко озаренных образа - Петра Великого и Пушкина» [5, с. 376]. И далее В. О. Ключевский сделал важное уточнение, объясняющее феномен «перевернутого порядка» социокультурной динамики российской истории, влиявший на самосознание общества: «Госу-

дарство не создает культуры, а только обеспечивает необходимые условия ее развития, внешнюю безопасность и внутренний порядок, личную и общественную свободу» [5, с. 376]. Об этом российское государство не задумывалось, по причине того, что рассматривало народ как преданных и покорных подданных. В результате, оно оказалось не готово к диалогу с обществом и «испытало страшное потрясение, поколебавшее самые глубокие его основы» [5, с.17].

Первоначально размышления В. О. Ключевского о Смуте, открывавшей XVII век, назывались «Новая Россия и пролог ее истории» (1907). На обороте черновой тетради текста были сделаны поясняющие заметки: «Смута питалась интересами, т.е. страстями, личными, фамильными, классовыми, племенными, даже религиозными, но самая их непримиримость помогла им переработаться в идеи» [5, с. 373]. Историк пришел к выводу, что Смутное время создало уникальную ситуацию, которая, в конечном счете, усилила элементы рационализма в культуре всех слоев, от высшего столичного дворянства, до «простонародья»: «В Смуту общество, предоставленное самому себе, поневоле приучалось действовать самостоятельно и сознательно, и в нем начала зарождаться мысль, что оно, это общество, народ, не политическая случайность, как привыкли чувствовать себя московские люди, не пришельцы, не временные обыватели в чьем-то государстве, но что такая политическая случайность есть скорее династия» [5, с. 68]. В результате начался процесс переосмысления традиционных ценностей Московского царства, несмотря на то, что в 1613 году избранием Романовых восторжествовала идея «природного» царя, что засвидетельствовал Авраамий Палицын, который назвал Михаила «избранным от бога прежде его рождения» [5,с.65]. Однако отношение к власти уже не вернулось в привычные традиционные рамки. В. О. Ключевский заметил, что пока еще «мутный стихийный поток народной жизни затягивал илом частичные углубления общественного сознания», но, в то же время, «перелом в умах не мог пройти бесследно». В чем же состоял, на взгляд историка, этот перелом? В том, что «стали приходить в иное соотношение основные стихии государственного порядка: государь, государство и народ» [5,с.68]. Идея «о государе-хозяине» заменялась волей народа на избрание государя. В конспекте лекций курса историографии (1891) В. О. Ключевский назвал Смутное время «поворотной эпохой в нашей истории», потому что «самые глубокие и прочные основы государственного порядка поколебались» [6, с. 154].

В качестве свидетелей историк привлек И. Тимофеева, кн. И. Хворостинина, А. Палицына и других свидетелей Смутного времени, оставивших свои размышления о происходившем на их глазах. Анализ документальных источников позволил историку сделать вывод, что истоки западничества восходят к этому времени. Князя И. Хворостинина со свойственной ему иронией В. О. Ключевский назвал «прадедом русского западничества». Со времен Смуты этот тип «будет жить в нашем обществе выступая в разных видах и

каждый раз все с более определенными чертами: во 2-й половине XVII в. в виде латиниста, приверженца польско-латинской школы, во 2-й половине XVIII в. в виде вольтерьянца», космополита-скептика [6, с. 163-164].

Размышляя о новых идеях, возникавших вследствие западного влияния, начало которому положила Смута, историк вышел на проблему, природы культурного диалога с европейским миром и его значения для российской истории, которая до настоящего времени не утеряла своей актуальности.

В работе «Западное влияние и церковный раскол в России XVII в.» (1897), историк впервые обратил внимание на то, что российская историография еще не осознала перспективность исследования «впечатлений», которые выносил русский человек «из знакомства с западноевропейской культурой», хотя культурный диалог - важная составляющая исторического процесса. «Приблизительно с XVI века, как принято думать, русское общество стало входить в прямое соприкосновение с жизнью Западной Европы. Сначала слабое по действию и ограниченное по размерам, это западное влияние постепенно усиливалось и расширялось, захватывая всё новые сферы русской народной жизни, проникая всё глубже в состав русского общества. Так дело идёт и до сих пор. Идёт четвёртый акт этого влияния, а мы ещё не отдали себе отчёта в его результатах и едва ли в состоянии точно определить размеры, до которых оно способно расшириться или в которых должно замкнуться», - замечал историк [7, с. 388].

Прежде чем вести речь о последствиях раскола, историк обратил внимание на необходимость понимания того, в каких условиях формировались и развивались черты культурного диалога (западного влияния) на российской почве. до настоящего времени, эти мысли историка не получили должного осмысления как в исторической науке, так и в исторической практике.

Во-первых, историк отметил, что «русский, поднимаясь навстречу западноевропейскому влиянию, нёс в себе свою довольно давнюю культуру, отличавшуюся некоторыми своеобразными особенностями, может быть не имеющими большого значения в общей истории человечества, но не лишёнными методологического интереса для историка». Отсюда следует, что В. О. Ключевский рассматривал культурный диалог в истории как встречу культур. «Семена западноевропейской культуры в России тех веков падали на почву, которую давно уже нельзя было назвать нетронутой» [7, с. 388].

Во-вторых, «в состав русской культуры XVI-XVII вв. входили не одни антропологические инстинкты, но также и свои политические и общественные порядки и идеи, успевшие плотно отложиться в быту и духе народа и составляющие народную психологию. Западноевропейское влияние, попадая в эту историческую среду, преломлялось не только общими, так сказать, прирождёнными свойствами души человеческой, но и местными исторически сложившимися особенностями национального характера» [7, с. 388].

Эти мысли историка впоследствии получили развитие его в «Курсе русской истории», третий том которого полностью был посвящен важнейшим событиям истории России XVII века. Одной из центральных стала проблема культурного диалога с западным миром, которая формировалась в XVII в. и, развиваясь, влияла на ход российской истории. «Влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни только житейские удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения. Такие признаки появляются у нас в отношении к Западной Европе только с XVII в.» [5, с. 256]. Рассуждения историка не утеряли своей актуальности до настоящего времени.

Сопоставляя степень влияния западноевропейских культурных потоков на российское общество в лице греческого, латинского и фряжского, В. О. Ключевский выявил характерные черты, повлиявшие на его самосознание.

Русь вступила в век XVII с убеждением в том, что «пять столетий она стояла под непосредственным влиянием православного Востока и так сроднилась с ним, что всё оттуда заимствованное привыкла считать доморощенным, а всё доморощенное - истинно православным» [7, с.389].

Происходившие после Смуты изменения в отношении к Западу со стороны государства общество осознавало не вполне, несмотря на активизацию городской жизни и изменения, происходившие в его самосознании. В результате западное влияние развивалось настолько, насколько оно воспринималось правительством. «Понадобились пушки, ружья, машины, корабли, мастерства. В Москве решили, что все эти предметы безопасны для душевного спасения <...>. Зато в заветной области чувств, понятий, верований <...> решено было не уступать иноземному влиянию ни одной пяди», - замечает В. О. Ключевский [5, с. 263]. Поэтому «греческое влияние было принесено и проводилось церковью и направлялось к религиознонравственным целям» [5, с.259] и не захватывало всего человека, т.е. его повседневную практику. А «западное влияние постепенно проникло во все сферы жизни, изменяя понятия и отношения» влияло на государство, «общественный и будничный быт, внося новые политические идеи, гражданские требования, формы общежития, новые области знания, переделывая костюм, нравы, привычки и верования, перелицовывая наружный вид и перестраивая духовный склад русского человека» [5, с. 259-260].

Интересен вывод историка о том, что результатом «встречи и борьбы» двух влияний: греческого и западноевропейского стали «два направления в умственной жизни нашего общества, два взгляда на положение нашего народа», которые впервые четко обозначились во второй половине XVII века, в том числе, в споре о пользе изучения языков греческого и латинского. Именно поэтому В. О. Ключевский на-

звал их эллинистами и латинистами. С этого времени началось оживление «вялой общественной жизни», которая направлялась «темной и пустой государственной деятельностью, какая со светлыми перерывами томительно длилась до половины XIX в.»[5,с. 260]. В. О. Ключевский считал ошибочным начинать отсчет времени появления идей будущих западников и славянофилов с реформы Петра. «Они родились в головах людей XVII в. и именно людей, переживших Смуту», хотя тогда, как замечал историк, «западничество у нас было больше выходкой отдельных чудаков, чем обдуманным общественным движением» [5, с. 262].

Тем не менее, сам факт появление таких людей стал подтверждением того, что диалог с западной Европой стал выходить из рамок, определенных государством, ибо «прежде на нее смотрели только как на мастерскую военных и других изделий, которые можно купить, не спрашивая, как они делаются; теперь стал устанавливаться взгляд на нее, как на школу, в которой можно научиться не только мастерствам, но и умению жить и мыслить» [5, с. 274]. С этого времени, собственно, и началась подготовка к ученичеству эпохи Петра I, хотя влияние захватило лишьтонкий слой общества, который был подготовлен к его восприятию. Следуя логике В. О. Ключевского, можно сделать вывод, что истоки культуры «образованного меньшинства» начали формироваться в XVII в. Но и здесь европейское культурное влияние развивалось в двух направлениях: одно из них было определено «сверху» интересами государства, а второе шло из Немецкой слободы, демонстрировавшей все прелести европейского комфорта. Благодаря этому стал развиваться диалог на уровне повседневности, что в результате «пробудило умственную любознательность, интерес к научному образованию», что оказалось весьма полезным для формирования новых идей в головах людей российского общества. Правда и здесь историк заметил формировавшуюся черту, получившую дальнейшее развитие в последующее время - поверхностность усвоения культурного опыта: «Не успели еще завести элементарной школы грамотности, а уже поспешили устроить театральное училище» [5, с. 272-273].

Рассуждая о феномене книжного знания, стоит заметить, что печатная книга в начале XVII века была доступна далеко не ограниченной части российского общества. данные о тиражах книг, издававшихся на Печатном государевом дворе, собранные современными исследователями, подтверждают, что в уже начале XVII века у книги были свои адресаты, и их было достаточно. Значительное место в продукции Печатного двора занимали книги богослужебные: требники, служебники и т.д. Из 233 изданных в 1615-1652 гг. книг, их было 98, или 44 % [8, с. 148]. Эти книги выполняли миссию духовной скрепы народа, ибо они помогали реализовать идею «всеобщности» церкви, строго регламентировавшей жизнь человека от рождения до смерти. На втором месте находились книги, использовавшиеся для обучения. До того как «подъячий азбучного дела» В. Бурцев организовал свою «печатню», азбука, подготовленная им, была издана в типографии

Московского печатного двора. Учебные книги печатались на плохой бумаге и в буквальном смысле слова «зачитывались до дыр», а потому не сохранились. Однако известно, что во второй половине XVII в. было издано уже 300 тыс. букварей и 150 тыс. учительных Псалтырей и Часословов [9, с. 217]. При этом государство было заинтересовано в том, чтобы продолжать поддерживать традицию. Однако для успешного достижения государственных целей этого оказалось мало. В 1648 году в России случилось знаковое событие. Печатный двор выпустил два совершенно новых учебника: «учение и хитрость ратного строения пехотных людей» (перевод книги И. фон Вальхаузена) и «Грамматику» М. Смотрицкого. Начался процесс десакрализации книги. Теперь она стала рассматриваться не только как священный текст, но и как инструмент знания. Становилось престижно иметь библиотеку. Стремление к знаниям использовалось человеком XVII века и для продвижения по социальной лестнице. В. О. Ключевский обратил внимание на то, что в результате сложившейся ситуации в России XVII века впервые столкнулись как антиномии «наука - премудрость», «знание - вера». Особенно ярко, по мнению историка, это проявилось во время раскола, который «скоро отозвался и на ходе русского просвещения и на условиях западного влияния». В. О. Ключевский точно подметил, что «наука и искусство ценились в древней Руси по их связи с церковью, как средства познания слова божия и душевного спасения». А западная наука, «или, говоря общее, культура, приходила к нам не покорной служительницей церкви и не подсудимой, хотя и терпимой ею грешницей, а как бы соперницей или в лучшем случае сотрудницей церкви в деле устроения людского счастия. Древнерусская мысль, опутанная преданием, могла только испуганно отшатнуться от такой сотрудницы, а тем паче соперницы»[5,с.284]. Историк обратил внимание, что большая часть общества во главе с православной церковью была не готова к такому диалогу. И это подтверждалось вопросом, который все чаще стал задаваться: «Безопасна ли эта наука для правой веры и благонравия, для вековых устоев национального быта?». Поскольку учителями общества становились теперь иностранцы: протестанты и католики, в значительной части общества возникло «сомнение в нравственно-религиозной безопасности новой науки и приносившего ее западного влияния привело к тяжелому перелому в русской церковной жизни, к расколу» [5, с. 284-285].

Историк отметил тесную связь раскола «с умственным и нравственным движением в московском обществе XVII в.» [5, с. 285]. Рассуждая об изменениях в церковной практике, спорах, вызванных обсуждением идеи вселенской церкви, В. О. Ключевский пришел к заключению, что в ходе раскола «древнерусское религиозное миросозерцание» народа фактически впервые оказалось в оппозиции к государственной мотивации преобразовательной деятельности в обществе и церкви. Это важное замечание, поскольку после Смутного времени народ изменил отношение не только к власти, но и к церкви, оставляя и за собой право

участвовать в обсуждении острых вопросов. Раскол же в этом ему отказывал [5, с. 318]. В результате еще явственнее выявились черты кризиса средневекового сознания. «Совесть русского человека в раздумье стала между родной стариной и Немецкой слободой» [2, с. 298]. Историк пришел к выводу, что раскол, произошедший в русской церкви XVII в., по своей сути был выражением нравственного раздвоения русского общества под действием изменившихся исторических условий и влияния западной культуры. «Руководители преобразовательного движения, еще колебавшиеся между родной стариной и Западом, теперь с облегченной совестью решительнее и смелее пошли своей дорогой» [5, с. 318].

Происходившие в результате западного влияния изменения затронули по выражению В. О. Ключевского «верхние классы». Однако и здесь влияние было неравномерно: «Как трескается стекло, неравномерно нагреваемое в разных своих частях, так и русское общество, неодинаково прониклось западным влиянием», - точно заметил историк [5, с. 362]. Для того чтобы выяснить, насколько эта часть общества была готова к происходившим переменам, В. О.Ключевский обратился к тем людям, которые предопределили культурный переворот петровского времени. Г. П. Федотов, раскрывая значение наследия В. О. Ключевского для последующих поколений историков, заметил, что «социальные портреты, несомненно, самое прочное в наследии Ключевского» [11, с. 343].

Предлагая «взглянуть на людей» XVII века, историк вывел целую галерею портретов, предшественников эпохи Петра. В. О. Ключевский выделяет три наиболее рельефных фигуры, на которых стоит остановиться.

Предвосхищая государственную мотивацию преобразований эпохи Просвещения, историк начинает представление человека переходного времени с личности царя Алексея Михайловича, вменяя ему как большую заслугу то, что он не мешал разработке преобразовательной программы: «Он не дал руководящих идей для реформы, - замечает В. О. Ключевский, - но помог выступить первым реформаторам с их идеями, дал им возможность почувствовать себя свободно, проявить свои силы и открыл им довольно просторную дорогу для деятельности» [5, с. 329].

Представляя людей XVII в., демонстрировавших готовность к преобразованиям, В. О. Ключевский ввел понятия «реформатор», «делец преобразовательного направления» [5, с. 329]. В XVI веке условий для появления таких людей не существовало. Первое место в этом ряду В. О. Ключевский отвел А. Ф. Ордину-Нащокину. Выходец из провинции (он был сыном очень скромного псковского помещика) сделал успешную карьеру чиновника, полагаясь в основном на собственный опыт и знание. «Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавший соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью», -замечает В. О. Ключевский. В сферу деятельности Нащокина входили проекты реформы государственного

управления и городского самоуправления. Многие его идеи впоследствии были реализованы эпохой Петра, от которого его отличало то, что «западные образцы и научные знания» он не направлял против отечественной старины. «Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавший соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью» [5, с.339]. Именно таких людей впоследствии так не хватало в российской исторической практике.

«Государственным человеком», считавшимся и интеллектуалом своего времени, историк называет князя В. В. Голицына. Человек глубокой образованности и европейской ориентации, В. В. Голицын был известен в Европе. «Кн. Голицын, - пишет В. О. Ключевский, - был прямым продолжателем Ордина-Нащокина. Как человек другого поколения и воспитания, он шел дальше последнего в своих преобразовательных планах» [5, с. 356]. Благодаря изучению сохранившихся отрывочных источников, историк представляет нам князя Голицына как философа, который озабочен новой философией государства и общества, стоявшего на стороне преобразовательного движения «в латинском», западноевропейском» направлении. «Представители двух смежных поколений, оба они были родоначальниками двух типов государственных людей, выступающих у нас в XVIII в. Все эти люди либо нащокинского, либо голицынского пошиба» [5, с. 357].

Однако, рассуждая о роли «новых государственных людей», вынашивавших идеи преобразования российской жизни в XVII в., В. О. Ключевский пришел к выводу, что их дела были «полупоняты» и «по-лупризнаны» современниками по одной простой причине - полезность новых идей осознавалась слишком медленно и далеко не всей частью общества, которой они были доступны. В то же время значение государственных людей XVII в. историк видел в том, что они не только создали атмосферу, в которой вырос и которой дышал будущий преобразователь Петр I, «но и начертили программу его деятельности, в некоторых отношениях шедшую даже дальше того, что он сделал» [5, с.351].

Полезность и целесообразность просвещения стала осознаваться отдельными людьми XVII века достаточно явственно. Однако этого осознания не произошло в обществе. Не случайно афористичный В. О. Ключевский назвал тех, кто фактически готовил преобразовательную программу Перта I «одинокими воинами в поле». Слой людей, которым были бы понятны поиски и начинания отдельных личностей был очень тонок. Общество продолжало сомневаться в выборе своей культурной идентичности, что нашло свое подтверждение в открытии первого учебного заведения, для духовенства и чиновников (1678), открывшее дорогу будущему высшему образованию. Оно получило знаковое для времени название - славяно-греколатинская академия.

Таким образом, В. О. Ключевский в своих работах стоял у истоков исследования истории как куль-

турного диалога во времени и пространстве. Создавая целостный образ «бунташного века», историк систематизировал те изменения, которые происходили в результате западного влияния и выявил культурную доминанту эпохи, оказавшую впоследствии влияние на ход истории: «Русские люди XVII века делали шаг вперед и потом останавливались, чтобы подумать, что они сделали, не слишком ли далеко шагнули. Судорожное движение вперед и раздумье с пугливой оглядкой назад - так можно обозначить культурную походку русского общества в XVII в.». Причину такого положения дел В. О. Ключевский видел, в том числе, и в специфике развития заимствований у Запада. В результате «обдумывая каждый свой шаг», русские люди «прошли меньше, чем сами думали» [5, с. 357].

Раскрывая факторы, формировавшие образ государства и человека «переходного времени», В. О. Ключевский обращался к болевым точкам исторической эпохи, которая оказалась не готовой до конца переосмыслить на основе диалога с европейским миром привычную систему культурных координат. В результате возникло состояние духовно-нравственного раскола общества, которое влияло как на самосознание общества, так и на ход российской истории.

Мучительный и сложный переход к Новому времени, происходивший в XVII веке, сопровождался не менее мучительным выходом из привычных стереотипов мышления, характерных для средневековья. Исследуя природу культурного диалога, оказавшего влияние на самосознание человека и общества, В. О. Ключевский на рубеже XIX-XX вв. поставил перед обществом проблему преемственности культурного наследия в условиях активизации культурного диалога с окружающим миром, сохранившую свою актуальность, но до настоящего времени не вполне осмысленную российской исторической практикой.

список ЛИТЕРАТУРЫ

1. Гуревич А. Я. «Территория историка» // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: «Coda», 1996. 368 с.

2. Историк и история. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 170-летию В. О. Ключевского. Пенза, 2010. 264 с.; Творческое наследие В. О. Ключевского в контексте современной модернизации России. Сборник материалов международной научной конференции, посвященной 170-летию В. О. Ключевского. Пенза, 2011. 356 с.; Круглый стол -дискуссия «Устарела ли история по Ключевскому?». Фонд «Либеральная миссия».

3. Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. (1881-1914). М.: «Искусство», 1997. 396 с.

4. Ключевский В. О. Афоризмы. исторические портреты и этюды. Дневники. М.: «Мысль», 1993. 415 с.

5. Ключевский В. О. Сочинения в восьми томах. М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. Т. III. 427 с.

6. Ключевский В. О. Сочинения в девяти томах. М.: «Мысль», 1989. Т. VII. Специальные курсы. 510 с.

7. Ключевский В. О. Западное влияние и церковный раскол в России XVII в. (историко-психологический очерк) / Очерки и речи. Второй сборник статей В. Ключевского. М.: типография П. П. Рябушинского, 1913. 515 с.

8. Поздеева И. В. Московское книгопечатание первой половины XVII века // Вопросы истории. 1990. № 10.

9. Панченко А. М. Русская культура в канун Петровских реформ // О русской истории и культуре. СПб.: Азбука, 2000. 463 с.

10. Репина Л. П. Историческая наука на рубеже XX-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. М.: Кругъ, 2011. 560 с.

11. Федотов Г. П. Россия Ключевского // Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. СПб.: София, 1991. Т. 1. 352 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.