Научная статья на тему 'Языковые стереотипы как конструктивные элементы традиционного языка в немецкой духовной прозе XIII-XV веков'

Языковые стереотипы как конструктивные элементы традиционного языка в немецкой духовной прозе XIII-XV веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
798
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЯЗЫКОВЫЕ СТЕРЕОТИПЫ / НЕМЕЦКАЯ ДУХОВНАЯ ПРОЗА / ТЕКСТООБРАЗУЮЩАЯ МОДЕЛЬ / ЛОГИКО-СИНТАКСИЧЕСКИЕ СХЕМЫ / ЯЗЫКОВОЕ ВАРЬИРОВАНИЕ / РУКОПИСНАЯ ТРАДИЦИЯ / СРЕДНЕВЕРХНЕНЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК / LANGUAGE STEREOTYPES / GERMAN DEVOTIONAL LITERACY / MODELS OF TEXT PRODUCTION / LOGIC-SYNTACTIC PATTERNS / LANGUAGE VARIATION / MANUSCRIPT TRADITION / MIDDLE HIGH GERMAN

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Бондарко Николай Александрович

В статье обобщаются результаты исследований автора, посвященных роли стереотипных структур и языкового варьирования в процессах продуцирования, бытования и рецепции текста в средневековой рукописной традиции. На материале памятников немецкой духовно-назидательной и церковно-правовой прозаической литературы Германии XIII-XV вв. предлагается структурно-функциональная классификация стереотипов и рассматриваются наиболее характерные примеры их функционирования в разных редакциях трактатов, проповедей, молитв, шпрухов, а также статутов для францисканских общин.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Language stereotypes as constructive elements of traditional language in German devotional prose of the 13th-15th centuries

The article summarizes the results of the author''s studies of the function of stereotypical structures and language variation in text production, transmission and reception in medieval manuscript tradition. The study is based on German devotional, mystical and monastic institutional literacy of the 13th-15th centuries. Language stereotypes are classified according to structural und functional criteria. The functional patterns are illustrated by examples from different versions of tractates, sermons, prayers and sayings as well as from statutes of Franciscan nunneries.

Текст научной работы на тему «Языковые стереотипы как конструктивные элементы традиционного языка в немецкой духовной прозе XIII-XV веков»

ЯЗЫКОВЫЕ СТЕРЕОТИПЫ КАК КОНСТРУКТИВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ТРАДИЦИОННОГО ЯЗЫКА

В НЕМЕЦКОЙ ДУХОВНОЙ ПРОЗЕ ХШ-ХУ ВЕКОВ*

В статье обобщаются результаты исследований автора, посвященных роли стереотипных структур и языкового варьирования в процессах продуцирования, бытования и рецепции текста в средневековой рукописной традиции. На материале памятников немецкой духовно-назидательной и церковно-правовой прозаической литературы Германии ХШ-ХУ вв. предлагается структурно-функциональная классификация стереотипов и рассматриваются наиболее характерные примеры их функционирования в разных редакциях трактатов, проповедей, молитв, шпрухов, а также статутов для францисканских общин.

Ключевые слова: языковые стереотипы, немецкая духовная проза, текстообразующая модель, логико-синтаксические схемы, языковое варьирование, рукописная традиция, средневерхненемецкий язык.

Исследование языка средневековых памятников письменности, имеющих разветвленную рукописную традицию и зачастую представляющих собой компилятивные, гетерогенные сочинения, требует многоаспектных и комплексных подходов. Лингвистический анализ должен учитывать разнообразные языковые признаки, присущие не только говору писца или собственной графико-орфографической традиции того или иного скриптория, но также и стереотипные структуры, характеризующие целые жанры и ту литературную, богословскую или правовую традицию, к которой принадлежит сам памятник и тексты «конвоя», сопровождающие все его списки в рукописных сборниках. Это требование обусловлено традиционным и репродуцирующим характером средневековой письменной культуры. В качестве чрезвычайно действенного (хотя, безусловно, далеко не единст-

* Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 13-04-00375, а также Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» (проект «Преобразование текста в устной и письменной традиции»). Настоящая статья представляет собой обобщение результатов исследований, отраженных в монографии, находящейся в печати: Бондарко Н. А. Немецкая духовная проза ХШ-ХУ веков: язык, традиция, текст. СПб., 2014 (= Бондарко 2014).

венного) языкового механизма, с помощью которого разворачиваются процессы создания, распространения, рецепции и аудиовизуальной репрезентации духовно-мистических и церковноправовых прозаических текстов в традиции, мы предлагаем рассматривать продуктивную языковую модель.

В традиционном языке продуктивные языковые и текстообразующие модели формируются на основе многократного воспроизведения одной логико-синтаксической схемы (или комбинации нескольких схем) в виде того или иного репрезентативного варианта. С помощью комбинирования этих элементарных, т. е. не членимых без ущерба для смысла предикативных единиц формируется композиционный каркас многих традиционных текстов. Семантическая структура конструкций, укладывающихся в рамки логико-синтаксической схемы, допускает ограниченный круг референтов для основных актантов и сужает сферу приемлемых значений предикатов. Вместе с тем при всей своей жесткости структура логико-синтаксической схемы предполагает не только определенную свободу лексического наполнения синтаксических позиций, но и синтаксическое варьирование второстепенных элементов.

Число текстообразующих моделей, используемых традицией, представляется в конечном итоге вполне обозримым. Конечно, некоторые стандартизированные текстовые элементы - например, «формулы» (клише) в жанрах с фиксированной композицией (молитвы, деловые и правовые документы) или способы расположения материала (<1Ы8ю, бМаХайо), а также ораторские приемы ^ыгав БвМвпйаё)1 в текстах с риторически маркированной структурой (проповеди) - описывались в соответствующих латинских руководствах. Многие случаи синтаксического параллелизма и лексических повторов представляют собой хорошо известные в классической риторике фигуры речи ^игав вlocutionis) - например, градация, анафора и эпифора, изоколон . Однако для нас эти фигуры и клишированные элементы важны не сами по себе, а с точки зрения их продуктивной роли в процессах создания, изменения и рецепции текста. Хотя знакомство большинства немецких средневековых авторов и компиляторов с нормами школьной риторики, изучавшимися в рамках тривиума, не вызывает сомнений (ориентация на

1 См.: ЬашЬе^ 1990: 375-455 (§755-910).

2 Полный перечень разновидностей повторов и синтаксического параллелизма представлен в справочнике Х. Лаусберга: ЬашЬе^ 1990: 310336 (§ 608-664); 359-375 (§ 719-754).

латинский риторический канон более всего заметна в немецких трактатах Давида Аугсбургского), использование античной теории красноречия в качестве базового критерия для описания стереотипных языковых структур было бы в методологическом отношении не вполне корректно. Во-первых, далеко не во всех текстах (в частности, проповедях), написанных на средневерхненемецком и прочих локальных языках средневековой Западной Европы, очевидно целенаправленное воспроизведение риторических образцов. Во-вторых, в роли метаязыка описания изучаемых явлений античная риторическая терминология едва ли пригодна, поскольку она недостаточно отражает синтаксический аспект структуры речевых отрезков. Поэтому представляется целесообразным придерживаться принципа феноменологического описания логико-синтаксических схем без их соотнесения с фигурами речи.

В зависимости от жанра и предназначения текста стереотипные структуры могут выполнять разную роль в текстообра-зовании. Проверить это можно, сопоставляя разные варианты (редакции и субредакции) текста, представленные в рукописной традиции. Учитывая несомненную популярность однотипных духовно-назидательных и катехизических трактатов, проповедей и молитвенно-назидательных текстов у читательской публики, можно утверждать, что смысловая избыточность, создаваемая при повторах, свидетельствует о функциональной нагру-женности стереотипных структур.

В немецко-латинской духовной и церковно-правовой прозе ХИТ-ХУ вв. обнаруживаются повторяющиеся структуры разного уровня в текстах, которые отчасти коррелируют с жанровой принадлежностью последних:

1) многократно повторяющиеся синтаксические конструкции (укладывающиеся в стандартные логико-семантические схемы, часто с анафорой), ключевые (в содержательном и структурно-композиционном отношениях) переводные цитаты из Священного Писания распространенные топосы христианской литературы - в назидательных трактатах для новициев, монахов и монахинь, а также в медитативных и мистико-аллегорических трактатах и проповедях;

2) молитвенные формулы - в медитативных молитвах и трактатах;

3) протокольные формулы - в церковных (орденских и монастырских) уставах и статутах;

4) формулы ввода реплик (в роли композиционных «шарниров») - в мистико-богословских учительных диалогах (шпрухи Мейстера Экхарта).

В соответствии с функцией стереотипных образований в тексте (в том числе и в качестве средства композиционного членения текста) и их ролью в качестве жанровых показателей, а также с учетом их семантико-синтаксической структуры и способности к варьированию следует выделить три группы языковых стереотипов: 1) функциональные; 2) продуктивные;

3) грамматические. При этом признаки всех трех групп могут совмещаться в одном и том же речевом образовании.

В качестве примера интеграции стереотипных характеристик разных групп может служить перевод евангельской цитаты Мф. 11: 29 Discite a me quia mitis sum et humilis corde («Научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем») и его многочисленные вариации и трансформации, встречающиеся в разных редакциях трактата францисканского наставника новициев Давида Аугсбургского «Зеркало добродетели»4 («Der Spiegel der Tugend» = SdT); по одному разу эта цитата встречается также в трактате Давида «Семь начальных правил добродетели» («Die sieben Vorregeln der Tugend» = SVdT) и в анонимной проповеди «О смирении» («Von der Demut» = DPr), однако и там обнаруживается варьирование при переводе5:

3 Наиболее подробные фактические и библиографические сведения о Давиде Аугсбургском (ум. в 1272 г.) и его трудах см. в: Schwab 1971; ЯиИ 1980; ВоЫ 2000. Большинство немецких сочинений Давида были впервые изданы Фр. Пфайфером в 1845 г. (БМ Т). Пять из них, наиболее распространенных в рукописной традиции, изданы мною заново по восточношвабскому списку М2 (Вауеп8Ле Staatsbibliothek МипЛеп, Сет 183), датирующемуся приблизительно 1300 г.: Бондарко 2014, раздел Т.6.

Перевод названия трактата как «Зеркало добродетели» (вместо более ожидаемого «зерцало») связан с тем, это не сборник нравоучений, а духовно-медитативный текст, в начале которого речь идет о зеркале как метафоре самого Христа. Давид говорит о том, что человек, стремящийся подражать земной жизни Христа, должен постоянно размышлять о Христе, висящем на Кресте, подобно тому как он смотрится в зеркало, повешенное на двери.

5 Здесь и далее немецкие трактаты Давида Аугсбургского цитируются по списку М2. Текст проповеди «О смирении» не был критически издан и цитируется по восточношвабскому списку сер. ХТУ в. М7 (Bayerische Staatsbibliothek МипЛеп, Сет 717).

SdT: Lernt von mir. wan ich senfte bin. vnd diemvtigez herzen.

(M2, л. 2v).

SVdT: Lernt von mir wan ich senftm Nt bin vnde diem vtigez herzen.

(M2, л. 58r-v).

DPr: lernd von mir wan ich senftm vtig bin vnd dem vtiges herzen

(М7, 133rb).

Остальные примеры представляют собой результат трансформации этих слов Христа в призыв к читателю от имени автора. Среди многочисленных вариантов выделяется главная трансформация, приводящая к изменению актантной структуры предложения. Она заключается в смене субъекта высказывания: если сам Христос в евангельском тексте говорит о себе в первом лице, то в парафразе речь о нем переводится в третье лицо. В М2, основном списке главной редакции «Зеркала добродетели» (А*), а также в редакции В* (гл. 142 трактата «Сад духовных сердец»)6 наблюдаются следующие варианты:

Also lern von ihesu cristo senfte sin dir selben.

dar zv lern och von im senfte sin. den ndern. (М2,л. 11v).

Lern von im och diem vtiges herzen sin (М2, л. 13v)

Als lern von ihesv der div diem vtiges wan nie herze diemv-

cristo. warheit herzen sin. tiger wart. denne sin

ist. herze (M2, л. 18r);

Da von lern von ihesv cristo. diem vtigez herzen sin. (M2, л. 20v).

Lern von im niht alein gein im selben.

dich diemv-

tigen. halt gein allen men-

schen. vnde zevoderst gein diner meister-schaft. div dir vor ist. an gotes stat (M2, ______________л. 30r).__________________

6 Редакция В* представлена в виде ряда глав компилятивного трактата «Сад духовных сердец» («Geistlicher herzen Bavngart»), составленного в Аугсбурге францисканцами в последней трети ХТТТ в. на основе латинских и немецких текстов Давида Аугсбургского и Бертольда Регенсбургского; критическое издание и текстологическое исследование памятника опубликовано Х. Унгер в 1969 г. - см.: ВеН.

wis diemvtiges vnd sich an. waz dv

herzen. von got bist. vnd waz

_____________________________________________________von dir selben. (л. 28r).

Wis demutiges vnd sich an waz dv von

herzen got bist

vnd lern von im demutiges (М5, л. 114v = BgH

_________________auch__________________herzen sin 142: 351,2-3).____________

Кроме того, производные варианты от данной парафразы можно встретить в списках субредакции А1* «Зеркала добродетели», а также в редакции В* (гл. 142 «Сада духовных сердец»):

А1*: № XX von wiv vnser herre diemvtiger was. denne ie dehein mensch wrde (М2, л. 18r)

А1*: № XXIII wi wir diemvtich svln sin (М2, л. 20r)

В*: BgH 142 wie wir rehte demvt werden (М5, л. 114v, BgH 142: 351,1).

Даже в подзаголовках трех текстологически близких списков ветви А1*7 обнаруживается варьирование на лексико-грамматическом уровне - по-разному представлен вспомогательный глагол в придаточном предложении (w[u]rde / was / 0):

M2: № XX von wiv vnser herre diem vtiger was. denne ie dehein mensch wrde (л. 18r)

S: № XXII von weu vnsz herr diemtitiger was dann ye chain mensch was (л. 177r)

N: № XVIII Wie e r r e e z s n v demutiger was denne ye kein mensch (л. 87r)

Характеризуя структурно-функциональные свойства евангельской цитаты и производных от нее высказываний, следует обратить внимание, во-первых, на их роль в композиции разных редакций одного и того же текста, а во-вторых, на характер наблюдаемого языкового варьирования. С одной стороны, очевид-

7 Помимо списка М2, субредакция А1* трактата «Зеркало добродетели» представлена также в рук. N (Nurnberg, Stadtbibliothek Cent. VII, 73, л. 71r-90v) и S (Salzburg, Stiftsbibliothek Nonnberg, Cod. 23 B 7, л. 165v-189r). О принципах выделения субредакции А1* и соответствующей ей ветви рукописной традиции см. подробнее: Bondarko 2009: 661-668, 673-675.

но, что сама цитата обладает всеми признаками функционального стереотипа. Она расположена во вводной части текста трактата и в значительной степени определяет его смысловую структуру. Эта функция была настолько очевидна для средневековых читателей, что сокращенная редакция трактата попала в один из сборников проповедей Бертольда Регенсбургского, причем именно данная цитата была использована в качестве главного формального признака жанра проповеди - тематического изречения (thema). Для этого она была приведена в исходном виде - в версии латинской Вульгаты: Discite a me quia mitis sum et humilis corde. Этого оказалось достаточно для смены жанровой принадлежности текста. Далее оставалось исключить те пассажи первоначальной редакции, которые не были связаны с темой смирения. Далее, весьма показательно, что в регистре Аугсбургского списка (Au) сборника текстов, приписываемых Бертольду Регенсбургскому 8 , тот пассаж, в котором данная цитата преобразовывалась в призыв к читателям учиться смирению у Христа (Da von lerne bey Jhesu cristo diemUtiges herczen sein), был выделен в качестве одного из разделов проповеди в самом рукописном тексте (под буквенным обозначением o)9. Так же и в других редакциях «Зеркала добродетели» фразы со структурой косвенного вопроса - почему Господь был самым смиренным из людей и как стать смиренными нам - появляются в качестве подзаголовков, предваряющих соответствующие пассажи трактата.

С другой стороны, рассматриваемая цитата порождает целый ряд парафраз, представленных в виде вариантов с разной семантико-грамматической структурой. Таким образом, она оказывается способной к генерированию сходных, но не идентичных выражений, играющих при этом важную роль в композици-

v> v>

онном структурировании текста. Значимость этой евангельской цитаты как продуктивного стереотипа становится особенно очевидной при изучении Базельского фрагмента, в котором сохранилась компиляция трактатов Давида Аугсбургского «Зеркало

8

Au = Augsburg, Universitatsbibliothek, Cod. III.1.2° 36. В рукописной традиции Бертольда Регенсбургского эта рукопись относится к группе *Х. В списках этой группы в качестве одной из проповедей (Х 42) содержится сокращенная версия «Зеркала добродетели» Давида Аугсбургского (редакция С*): л. 369v-374v.

9 Регистр рук. Au опубликован мною в: Bondarko 2009: 669-671.

добродетели» и «Семь начальных правил добродетели»10: сама она и производные от нее фразы располагаются на границах монтируемых отрезков исходных текстов и представляют собой, таки образом, композиционные «швы».

Наконец, нельзя не обратить внимания и на важную грамматическую особенность, присущую как самой цитате, так и ее производным, - использование императива. Синтаксические различия между вариантами сводятся, в конечном счете, к чередованию конструкции с предикатным актантом («учись... быть смиренным сердцем») и императивной конструкции с простым предикативом без лексемы «lern» («будь смирен сердцем). Впрочем, и семантика глаголов lernen / leren чрезвычайно важна для характеристики жанра: именно такие тексты, как «Зеркало добродетели» часто получают в традиции жанровое обозначение «lere» (оно присутствует, в частности, во многих подзаголовках «Сада духовных сердец»). Таким образом, на признаки функциональной и продуктивной стереотипии накладываются признаки стилистико-грамматические, которые объединяют рассматриваемые конструкции с прочими предложениями с побудительной модальностью, характерной для духовно-назидательных текстов.

Сочетание признаков, присущих стереотипам разных групп, говорит о высокой значимости цитаты в процессах создания, восприятия и преобразования библейских цитат в средневековых духовных текстах. В рассматриваемом материале можно найти и другой пример совмещения функциональных и продуктивных характеристик в библейской цитате - а именно, в цистерцианском трактате «О любви» («Von der Minne»)11 XIV в.: Der kung hait mich in die wyn celle gevwrt vnd hait die mynne in mir geordent («Царь ввел меня в дом вина и упорядочил любовь во мне», Песн. П. 2: 4). Функциональный потенциал цитаты не исчерпывается ее ролью смыслового ядра трактата и связующего звена с библейским текстом. Будучи основой для аллегорического истолкования, она генерирует весь последующий текст трактата, хотя и не повторяется полностью. Она обладает статусом структуры высшего смыслового уровня, которая про-

10 Basel, Offentliche Bibliothek der Universitat, Fragm. N I 3 Nr. 95c (Bs2), л. 1r-2r. Текст Базельского фрагмента опубликован мною в: Бондарко 2013.

11 См.: Ruh 1987; Бондарко 2010: 168-171 (с публикацией нескольких отрывков из текста трактата в рук. G8 = St. Gallen, Stiftsbibliothek, Cod. 955, c. 7-14).

дуцирует вторичные структуры - многократно повторяющиеся

логико-синтаксические схемы (Der orden der mynne geet also;

12

Diese mynne leret ouch и т. п.) .

Впрочем, текстообразующая функция этой структуры проявляется в регулировании композиционного членения текста при дистантном расположении ее вариантов, но не в создании однотипных текстовых блоков на основе многократного последовательного повтора одной и той же конструкции. Таким образом, устанавливается существование двух разновидностей продуктивных стереотипов: (а) тех, которые связаны с повторением одной и той же логико-синтаксической схемы, и (б) тех, которые не обязательно повторяются сами, но генерируют структуры с повторяющимися схемами. Продуктивные стереотипы второй группы, по-видимому, обычно являются также и функциональными (т. е. обеспечивающими реализацию текстовой функции и заполняющими собой композиционную ячейку текста). Тот факт, что не только лексические, но и синтаксические компоненты, производные от цитат, открыты для варьирования, не позволяет видеть в этих цитатах обычные клише (для которых варьирование внутренней структуры без ущерба для смысловой целостности скорее нехарактерно).

Примером реализации языкового варьирования в функциональных стереотипах являются начальные формулы обращения к Богу (invocatio) в компиляции из молитв, принадлежащих к традиции Давида Аугсбургского (рук. Мш 3-й четв. XIV в., восточношвабский ареал1 . Ни одно из 13 обращений не повторяется дословно; объем обращения варьирует от одного слова (Herre) до сложной синтаксической конструкции с двухуровневой подчинительной связью: Lieber herre Jesus christ an dem wir haben allez daz zve lieb vnd zv trewen vnd zv sa’likchait vnt zve senft vnd ze trost gehoret hie vnd dort ewichleichen (Мш, л. 224r = Бондарко 2011: 599,63-65).

Роль формул в молитвенных текстах особенно ярко проявляется в процессе компиляции. В той же компиляции встречается пример заимствования пассажа из трактата Давида Аугсбург-

12 Логико-синтаксические схемы складываются прежде всего на основе семантики предикатных глаголов, предикатно-актантной структуры предложения и референтного значения агенса и пациенса, а также ряда второстепенных параметров.

13 Bayerische Staatsbibliothek Munchen, Cgm 354, л. 222v-226r. Текст компиляции опубликован мною в: Бондарко 2011: 597-602. Более подробный анализ этого текста см. Ibid.: 602-605.

ского «О познании истины» («Von der Erkenntnis der Wahrheit»), в котором изначально не было молитвенного обращения. Однако компилятор вставил формулу «Lieber herre ihesv criste», чтобы представить заимствуемый отрывок в качестве отдельной молитвы (10-й сегмент компиляции).

Функциональные стереотипы могут определять архитектонику текста и в таких жанрах, в которых формализация композиционной структуры не обязательна. В этом отношении характерны стереотипные способы ввода вопросов и ответов в разных редакциях и списках одного из шпрухов, приписываемых Мейстеру Экхарту (J№ 1 = DM II: 597,1-29)14. Здесь выбор того или иного варианта вводной формулы моделирует всю коммуникативную ситуацию и, как следствие, модифицирует жанровые характеристики текста. Так, ситуация живого общения учителя (meister) и учеников изображается при помощи конструкций с определенной референцией подлежащего: Do wart er gefroget - Do sprach er / Er sprach / Do sprach der meister (рук. Со15, G816). Сам текст предстает в виде своего рода отчета о состоявшейся беседе. Напротив, образ Экхарта-учителя затушевывается в том варианте текста, где используются конструкции с безличным пассивом: Do wart gevraget - Do wart gesprochen (В217). В следующем варианте ситуация живой беседы вообще не подразумевается: вопросно-ответные реплики получают

характер исключительно риторического средства маркирования отдельных смысловых блоков, причем вопросы задаются от лица самого проповедника. Таким образом, диалогическая речь превращается в монологическую: Nu ist ain frag / Nu frag ich /

Nun - Das merch / Nu merchk(e)t (merkent) (рук. М2918, Bra319, 20

Pv и др.). Наконец, все вводные формулы могут быть удалены,

14 Так называемые шпрухи (изречения) Мейстера Экхарта, представляющие собой либо неподлинные тексты, приписываемые авторитету Экхарта, либо пересказ и переработку отдельных идей и пассажей из его проповедей, были опубликованы Фр. Пфайфером в 1857 г. Текст шпруха № 1 издавался также мною по нескольким спискам: Бондарко 2010: 166-168; Бондарко 2011а: 627-630 (здесь же см. подробный анализ этого текста: с. 631-637).

15 Co = Colmar, Bibliotheque de la ville, Ms. 269, л. 79r-80r.

16 G8, c. 195.

17

B2 = Staatsbibliothek zu Berlin - PreuBischer Kulturbesitz, Ms. germ. oct. 65, л. 12r-v.

18 М29 = Munchen, Bayerische Staatsbibliothek: Cgm 4880, л. 272r-v.

19 Bra3 = Cologny-Geneve, Bibliotheca Bodmeriana, Cod. Bodmer 59, л. 33v-34r.

20 Pv = Pavia, Biblioteca Universitaria, Ms. Fondo Aldini 155, л. 32r.

и тогда «шпрух» превращается в обычное богословское рассуждение - как в рук. В121 и S122. В этом случае сильно сокращенный текст входит в состав компиляции, включающей в себя целый ряд подобных небольших текстов.

Все варианты вводных конструкций, выявленные в разных редакциях шпруха, имеют, при всех различиях, одно общее функциональное свойство: они являются показателем принадлежности текста к экхартовской традиции - доминиканской по преимуществу. В самом деле, такие фразы как Meister Eckehart sprach/sprichet, Die meister sprechent, Ein hoher lesemeister sprach, Ez ist ein frage / Ein frage, man fraget, Der junger sprach, Nu sprichet der prophete стоят в начале большинства экхартов-ских шпрухов и некоторых текстов из «Книги положений». Кроме того, для многих текстов этого жанра и этой традиции характерно представление мистико-богословских рассуждений и сентенций в виде уже состоявшейся в прошлом встречи и беседы между учителем - христианским мудрецом (не обязательно самим Экхартом) и его учениками и последователями, либо же между самими учеными богословами ранга Экхарта. Таковы популярные притчи (bispil) о Мейстере Экхарте и нагом мальчике (шпрух № 68), о «дочери Мейстера Экхарта» («Meister Eckehartes tochter» = шпрух № 69), «Застольная беседа Мейстера Экхартa» («Meister Eckehartes wirtschaft» = шпрух № 70), таковы и «ученые» диалоги мудрецов-богословов - например, изречения «пяти учителей» («Spruche der funf Lesemeister» или «двенадцати парижских учителей» («Spruche der zwolf Meister zu Paris»). Для текстов такого рода характерно использование претерита в качестве грамматического стереотипа и некоторых других элементов нарратива. Напротив, для цистерцианских и францисканских текстов притчевая форма менее типична. Правда, шпрухи, приписываемые Бернарду Клервоскому и начинающихся со стереотипной фразы Sant bernhart spricht23, в немецкой духовной традиции представлены значительно шире, чем экхар-тианские шпрухи. Однако диалогически построенные тексты с элементами нарратива (exempla, bispel), начинающиеся с краткого изложения обстоятельств, при которых св. Бернард, Фран-

21

B1 = Staatsbibliothek zu Berlin - PreuBischer Kulturbesitz, Ms. germ. oct. 12, л. 18r.

22 S1 = Salzburg, Universitatsbibliothek, Cod. M I 476, л. 237v.

23 См., например, серию бернардовских шпрухов в Гейдельбергском рукописном сборнике 1439 г. (Cpg 567, Universitatsbibliothek Heidelberg, л. 123 -134rb).

циск Ассизский или Бертольд Регенсбургский вступили однажды в беседу с учениками или другими богословами, крайне немногочисленны, а истории о беседах неких не названных по имени учителей для цистерцианско-францисканской традиции в целом не характерны, за немногими исключениями. В частности, в рукописной традиции широко распространены так называемое «Завещание св. Бернарда», притча о св. Бернарде и пяти монахах («Exempel von St. Bernhard und den funf Klo-sterbrudern»), «Десять поучений Бертольда для некой сестры духовной жизни» («Zehn Lehren Bertholds fur eine geistliche Schwe-ster»), а также «Четыре вопроса брата Бертольда к епископу Альбрехту» («Vier Fragen Bruder Bertholds an Bischof Albrecht») - вымышленный диалог между францисканским проповедником Бертольдом Регенсбургским и доминиканским теологом Аль-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

24

бертом Великим24.

В некоторых текстах сочетание функциональных стереотипов, характеризующих тексты разных традиций и жанров, уже само по себе может свидетельствовать о попытке формальной адаптации экхартовских идей к общепринятой традиции и, кроме того, служить надежным признаком вторичности «экхартиан-ского» текста по отношению к аутентичным проповедям Мастера. Примером таких вторичных текстов могут служить шпру-хи, состоящие из нарративного элемента в зачине и следующего за ним перечисления (с минимальными пояснениями) разновидностей или признаков центрального понятия, истолкованию которого посвящен текст. Таков прежде всего рассмотренный нами экхартовский шпрух № 19, включенный в «Книгу совершенства» Псевдо-Энгельхарта фон Эбраха, а также, в известной степени, шпрухи № 22, 53 и 65 - в которых, однако, перечисляемые элементы темы раскрываются подробнее.

24

Бертольд Регенсбургский и Альберт Великий, бывший некоторое время епископом Регенсбурга, скорее всего, были действительно знакомы лично, поскольку в 1263 г. на них обоих как на представителей двух нищенствующих орденов папой Урбаном IV была возложена миссия проповеди крестового похода против вальденсов. О легенде, в которой беседуют францисканский проповедник и доминиканский теолог, см. подробнее: Stammler 1956: 298-299. Изучив обширный материал позднесредневековой немецкой прозы, В. Штамлер (Stammler 1956) на примере одной стилистической фигуры, связанной со сравнением и парадоксом, демонстрирует формирование продуктивной модели, порождающей многочисленные варианты «цепочек» однотипных высказываний - Spruchketten. О традиции диалогов и полилогов христианских мудрецов (Meister) в позднесредневековой эпигональной мистике см. также: Richter 1969: 183-186.

Другим жанром средневековой немецкой прозы, в котором широко представлены как функциональные, так и продуктивные стереотипы, являются статуты общин Третьего ордена св. Франциска. Различие между этими двумя группами стереотипов можно продемонстрировать на примере статутов женской общины св. Марии Штерн в Аугсбурге 1315 г. («Satzungen der Dritt-ordensschwestern von St. Maria Stern» ). Структура первого типа представлена в начальном разделе этого текста. Она включает в себя традиционные для публично-правовых документов дипломатические формулы intitulatio и promulgatio, составляющие содержание вводной части (протокола): Wir div Meistrin der swester von dem sterne. vnd alle di swester derselben Samnung tvn kvnt allen den di disen brief sehent oder horent lesen / Daz wir vns mit gvter betrachtung binden gehorsam ze sin / ... (Aug, л. 19r). Эта формула определяет тип и функцию текста - официальный документ (грамота, brief), в котором приоресса и сестры монашеской общины принимают на себя обязательство соблюдать послушание (по отношению к руководству Баварской кустодии Страсбургской провинции францисканского ордена). Само содержание действий, подразумеваемых под выражением gehor-sam ze sin, раскрывается далее при помощи многократного использования конструкций, относящихся ко второй группе стереотипов. Два разных способа употребления глагола sich binden наглядно показывают различие между продуктивной и непродуктивной ролью лексико-грамматической структуры в тексте. В приведенном примере данный глагол выступает в роли предиката объектного придаточного предложения, в котором раскрывается содержание предиката главного предложения, выраженного перформативным глаголом tvn kvnt. Однако в последующем тексте глагол sich binden не только становится предикатом главного предложения, но и выступает в перформативной роли в конструкции [Wir binden vns + mit vnserm ait (aide) / mit gehorsam.]. Данная конструкция, повторяемая пять раз, вводит текстовые блоки, в которых излагается содержание обязательств, принимаемых на себя общиной. В частности, этой конструкции в структурно-логическом отношении подчинена чрезвычайно частотная в этом тексте логико-синтаксическая схема [[Swelh / Swelhi swester + Vfin] div (die) sol / so sol si + Inf.].

25

Аугсбургская редакция статутов сохранилась в ранней копии аугсбургской копии, выполненной в конвенте св. Марии Штерн: Augsburger Diozesanarchiv, Ms. 193, л. 19r-30r (Aug). См. подробнее: Бондарко 2010а: 133.

Другой тип перформативного высказывания (директив), конкурирующий по продуктивности в рассматриваемом тексте с типом Wir binden vns..., представлен в виде схемы с предикатом wellen [Wir wellen I (ochIochIauch) [daz + OS (придаточное дополнительное)]], а также с рядом других, менее частотных глаголов.

Использование продуктивных стереотипов часто бывает связано с числовым принципом композиционной организации текста, хотя, разумеется, для формирования текстообразующих моделей на основе продуктивных стереотипов наличие числовой композиции не является обязательным условием. В большинстве позднесредневековых сборников духовной прозы представлены тексты небольшого объема, состоящие из перечисления аспектов (dinc) или признаков (zeichen) какого-либо явления, добродетелей и пороков и т. д. Таков, например текст (который лишь условно можно отнести к жанру трактата), размещенный в рук. М7 после проповеди о смирении, - «Тридцать признаков совершенного смирения» («DreiBig Zeichen der vollkommenen Demut» = DrZVD). В соответствии со своим названием он состоит из 30 стереотипных предложений, подавляющая часть которых укладывается в логико-синтаксическую схему [Das + Ord.] + [Er sol + Inf.] - например:

das ■ iiij ■ er sol all lFt bezer haben denn sich selben / vnd sol clain ahten was g^es an im si j

das ■ v ■ er sol nimmer / von aines andern gebresten gereden / nwan wan der stat allain / das man es gebezzerren mag I

das ■ vj ■ er sol die lFt selten stravffen hart I (DrZVD: М7, л. 134vb-135ra).

Остальные предложения обнаруживают некоторые отклонения от второй части части схемы. Впрочем, все варианты настолько близки друг к другу в семантическом и грамматическом отношениях, что их можно считать репрезентантами единой текстообразующей модели. Кроме того, к характеристике данной модели относится использование во всех вариантах модального глагола soln - в той или иной форме. Таким образом, в этом тексте присутствует также и грамматический стереотип.

Иной характер сочетания этих двух разновидностей стереотипных структур можно наблюдать в средненижненемецком ми-стико-аллегорическом трактате «Христос и любящая душа в Розовом саду Страстей Христовых», который изучен нами по рукописи из Любека 1470-х гг., хранящейся в настоящее время в Российской национальной библиотеке Санкт-Петербурга

(Нем. Q. I. 310, далее Санкт-Петербургский кодекс = Sp) 26 . Довольно пространный пассаж этого текста строится на основе многократного повтора базовой схемы [(О) kum + Invocatio (общее значение: Бог)] + [kum vnde Vimp.(+ vnde Vimp. + ...)] с небольшим варьированием в порядке следования отдельных ее компонентов - ср. первое предложение этого пассажа, за которым следует целый ряд ему подобных: О kum hillighe gheest | kum du vader der armen vnde der bedroueden en trost | Kum alder soteste troster werde hilligheghest | vnde vorluchte my | vnde vntfenghe yn my dat vur dyner alder sotesten leue || (Sp, л. 213r). Грамматический стереотип формируется на основе использования предикатных глаголов в императиве. Благодаря этому актуализируется традиционный библейский мотив - призыв Сулами-фи к ее Жениху, аллегорическим путем преобразованный в призыв Души к Богу (одновременно Отцу и Святому Духу). Здесь недостаточно видеть одну из лингвостилистических характеристик текста - речь идет об одном из элементов традиционного поэтического языка.

Грамматические стереотипы можно описать также на примере переводов одной из глав «Упорядочения внешнего и внутреннего человека» («De exterioris et interioris hominis compo-sitione») Давида Аугсбургского (кн. I, гл. 20 «De meditatione Domini Jesu») на средневерхне- и средненижненемецкий языки, в сопоставлении с трактатами, на которые текст этой главы оказал влияние. Как в латинском тексте, так и в его переводах и переложениях - прежде всего в компиляции «Жизнь Христова -наше зерцало» («Christi Leben unser Vorbild») доминируют претеритальные глагольные формы в сочетании с формами императива. Стереотипный характер этой темпоральной конфигурации обусловлен не только содержанием данного текста, но и тем, что она служит средством языковой репрезентации традиционного мотива памятования о Боге (memoria Dei), получившего особенно широкое распространение в духовной средневековой литературе начиная с XII в., благодаря Бернарду Клервоскому.

В Санкт-Петербургском кодексе содержится не только перевод главы «О размышлении о Господе Иисусе» («De meditatione Domini Jesu» - текст № 14.3 из второй части сборника), но и

26 Результаты кодикологического изучения и анализа текстов Санкт-Петербургского кодекса отражены в работах: Бондарко 2011 б: 79-84; Бопёагко, Logutova, ЬуакИоу^Ыу 2012: 139-153; Бондарко 2013а: 5874.

близкий к нему по стилю и содержанию соседний текст № 14.4. Оба эти небольших текста входят в состав цикла «Назидание для человека духовной жизни, стремящегося к совершенству» (№ 14: Sp, л. 246v-254v) 27 . В обоих текстах присутствуют пассажи, обнаруживающие чрезвычайное сходство между собой на уровне общего смысла:

№ 14.3 ...Hir na beschryf yn

dyneme herten syne sede vnde syn ghelat

wo otmodichlyken he syk hadde mank den luden I

Wo gutlyken mank synen yungheren wo metlyk he was yn etende vnde drynkende I

wo barmehertich he was to den armen Den he syk altomale lykmakede vnd de men vor syn sunderlyke yn ghesynde hadde 11 (Sp, л. 249r-v)

Самое интересное в выявленном сходстве заключается в том, что доля дословных совпадений в обоих текстах невелика: syne sede, otmodichlyken (14.3) - syne otmodyghen sede (14.4); yn dyneme herten (14.3) - yn dyn herte (14.4). Остальные семантические сближения основываются на контекстуальной синонимии некоторых понятий, связанных с общим представлением о сознании человека: herte (14.3) - dechtnysse I herte, а также о поступках и образе жизни Христа: syn ghelat (14.3) - syne dedynghe (14.4). Все это говорит лишь в пользу того, что здесь не имеет места прямое заимствование текста Давида Аугсбургского.

Гораздо значительнее представляется нам факт использования одних и тех же языковых стереотипов, репрезентирующих общий традиционный мотив «памятования о Боге» (memoria Dei). Во-первых, речь идет о грамматическом стереотипе, выраженном сочетанием императивных и претеритальных форм в предикатах, которые соотносятся соответственно с читателем-новицием и Иисусом Христом в качестве референтов, а во-

27 Цикл из четырех текстов под общим названием «Назидание для человека духовной жизни, стремящегося к совершенству» («Die Lebens-weise eines geistlichen Menschen, der sich vervollkommnen will») издан мною в: Бондарко 2011 б: 87-92.

№ 14.4. ...Dyn ghesychte \ dyn neghent | dyn tucht beghe alle tyt an syne otmodyghen sede Vnde drech alle tyt syn persone yn dyne dechtnysse I

wo he gheschapen was I wo syne dedynghe was I wo syne beweghynghe vnd alle syne bere was I

dat vorbylde ynwendighen yn dyn herte I (Sp, л. 252v).

вторых, о продуктивном стереотипе, базирующемся на близких логико-синтаксических схемах:

(а) о (верхненем. wie) + Ргаеё.А^. (предикативное прилагательное) + Б(ке = Христос) + УйПУая)];

(б) [^о + А^. (наречное обстоятельство) + Б(ке) + У£тргай] (14.3). -

(а) [^о + Б(ке = Христос) + Ргаеё.РаЛРгай. (предикативное причастие) + УАп(^ш')];

(б) [^о + Б(внешнее поведение Христа) + УАп(^ал')] (14.4).

Таким образом, речь идет не о прямом текстуальном заимствовании, а об использовании некоего эталонного текста (в данном случае, главы из трактата Давида Аугсбургского) как одного из источников традиционных мотивов или топосов, языковая репрезентация которых предполагает включение определенных стереотипных моделей. Использование тех же самых стереотипов, отражающих уровень глубинной текстовой архитектоники, гарантирует создание близкого по смыслу, однако вполне самостоятельного текста, с точки зрения его поверхностной структуры.

Итак, изучение немецкой духовной прозы позволило выявить и описать ряд стереотипных структур, отличающихся друг от друга по уровню и характеру продуктивности в тексте, - от ключевых библейских цитат, формирующих композиционные «узлы» текста, до конструкций, на многократном повторе которых базируются крупные текстовые блоки и даже самостоятельные тексты. Представляется очевидным, что стереотипы, характеризующиеся имплицитной продуктивностью (например, эксплицитно-перформативные формулы в документах, предопределяющие выбор синтаксически и логически зависимых конструкций), принципиально отличаются от эксплицитно-продуктивных стереотипов, которым свойственна серийность. Имплицитно-продуктивные стереотипы, как правило, являются в то же время и функциональными. Что касается стереотипов грамматических, то они часто сочетаются со стереотипами эксплицитно-продуктивными.

При изучении стереотипных элементов традиционного языка средневековых текстов необходимо обращаться непосредственно к рукописному материалу. Хотя оформление каждой рукописи индивидуально и зависит от ее статуса, предназначения, формата листа, а также от искусства переписчика, все же можно сделать вывод о том, что в большинстве случаев графическое членение текста в той или иной степени отражает нали-

чие стереотипных структур. Прежде всего в графической плоскости рукописного текста проявляются эксплицитно-продуктивные стереотипы, предстающие в виде блоков с повторяющимися начальными элементами текста. Начальные буквы повторяющихся слов, находящихся в начале фразы, как правило, представляют собой маюскулы или же по крайней мере выделяются красными вертикальными штрихами. При наличии перечисления роль разделителя играют сами порядковые числительные, пишущиеся римскими цифрами. Сочетанием пунктуационного знака (точки или виргулы) и маюскульного написания первого слова выделяются также евангельские цитаты, представляющие собой прямую речь Иисуса Христа. Если в рукописи содержится серия однотипных текстов (шпрухов или молитв), в начале которых располагается функциональная стереотипная структура (молитвенная формула или формула ввода прямой речи), то каждый такой текст отделяется от другого если не инициалом (предполагающим написание текста с новой строки), то по крайней мере маюскульным написанием первой буквы начальной формулы. Маюскулы в сочетании с предшествующими им знаками пунктуации становятся особенно важным средством текстового членения в тех случаях, когда не используется знак раздела между текстами и текстовыми блоками (f).

Очевидно, что выделение стереотипов на письме связано с задачей такого графического оформления текста, которое упрощало бы его визуальное восприятие при чтении, особенно вслух. Наша основная гипотеза состоит в том, что сочинение средневековых прозаических текстов на народном языке было (по меньшей мере, частично) ориентировано на их устное воспроизведение. Поэтому данный процесс был технически связан с использованием продуктивных моделей традиционного языка. Они существовали прежде всего в памяти носителей традиции, а их воплощение на письме имело лишь вторичный характер. Таким образом, стереотипные конструкции функционируют как информационные ячейки памяти, служащие для генерирования новых текстов. Усвоение средневековыми монахами буквы и духа канонических текстов, на основе которых могло строиться в дальнейшем их индивидуальное словесное творчество, обычно опиисывается как неразрывное сочетание духовных практик чтения священных текстов (lectio divina), постоянного их повторения (ruminatio) и размышления (meditatio). Влияние этих практик на процессы сочинения и чтения немецких духовномедитативных текстов не подлежит сомнению. Сам Давид Аугс-

бургский упоминает процесс дословного воспроизведения готовых образцов, когда описывает начальную ступень молитво-словия - oratio vocalis (Comp. III 53: 296-300), daz genoete gebet mit dem mvnde (SSdG: 52,89 - 54,138).

Между тем с переходом на родной язык при сочинении духовных текстов были созданы условия для множественного языкового варьирования исходных латинских образцов. Развитие процессов чтения и письма в позднем Средневековье и переход на местные языки приводят к закреплению навыка молчаливого сочинения текстов без использования диктовки, а также к формированию привычки к чтению «про себя». Новый письменный язык, в отличие от церковной латыни как книжного языка par excellence, воспроизводит все богатство варьирования, характерное первоначально для устной речи. Варьирование может наблюдаться в одном и том же тексте, состоящем из серии стереотипных фраз, - при этом не выходя за пределы базовой модели. Вместе с тем варьирование - как содержательное, так и языковое - проявляется на уровне рукописной традиции, в которой потенциально каждый список текста представляет собой один из равноправных его вариантов.

Феномен варьирования в исследуемой традиции настолько тесно связан с процессом редактирования и репродуцирования текста, что в некоторых случаях между ними сложно провести четкую грань. Примеры некоторых редакций немецких трактатов Давида Аугсбургского показывают, что в рукописной традиции первоначальные версии текста не только подвергаются варьированию на лексико-грамматическом уровне, но могут и сокращаться, менять жанровую принадлежность, расширяться и дописываться. Исследованный рукописный материал позволил наблюдать феномен ретекстуализации (recriture)28 в действии.

28 Термин recriture был предложен Б. Серкилини, который стремился приспособить постструктуралистскую концепцию литературы Р. Барта с ее центральным понятием «письмо» (ecriture) к письменной культуре Средних веков (в качестве наиболее близкого, хотя и не вполне точного переводного эквивалента можно предложить термин «ретекстуа-лизация»): каждый средневековый переписчик фактически переписывает текст заново, добавляя к нему новые варианты (Cerquiglini 1989: 57; см. об этом также: Nemes 2008: 15). Что касается исходного термина ecriture, то Р. Барт использовал его для обозначения некой промежуточной ступени между общим литературным языком и индивидуальным стилем писателя (см. Барт 1983: 306-349). Для Барта письмо (точнее, состояние письма) - это живой процесс, предполагающий множественность актуализаций текста в процессе чтения и диктующий отказ от монополии автора на создаваемый им текст. Медиевист

Специфику редакторской активности, проявляющуюся в некоторых списках трактатов Давида Аугсбургского, можно охарактеризовать как «комплементарное авторство».

Таким образом, для средневерхненемецких текстов религиозной сферы варьирование, обнаруживаемое в рукописях, играло роль, которая не ограничивалась ни диалектной дифференциацией рукописной традиции того или иного памятника, ни стилистическими преференциями писцов: феномен варьирования оказывал существенное влияние на процесс текстообразования. Предложенная нами функциональная классификация стереотипных структур, а также методика анализа логико-синтаксических схем и их вариантов позволяют выявить механизмы продуцирования, рецепции и трансформации целого ряда текстов. Представляется, что данный исследовательский подход адекватен предмету изучения и сможет оказаться полезным при дальнейшем анализе языка немецкой средневековой словесности.

Библиография

Рукописи:

Au - Augsburg, Universitatsbibliothek, Cod. III.1.2° 36.

Aug - Augsburger Diozesanarchiv, Ms. 193.

B1 - Staatsbibliothek zu Berlin - PreuBischer Kulturbesitz, Ms. germ. oct. 12.

B2 - Staatsbibliothek zu Berlin - PreuBischer Kulturbesitz, Ms. germ. oct. 65.

Bra3 - Cologny-Geneve, Bibliotheca Bodmeriana, Cod. Bodmer 59.

Bs2 - Basel, Offentliche Bibliothek der Universitat, Fragm. N I 3 Nr. 95c.

Co - Colmar, Bibliotheque de la ville, Ms. 269.

G8 - St. Gallen, Stiftsbibliothek, Cod. 955.

M2 - Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Csm 183.

M7 - Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 717.

М10 - Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 354. м29 - Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 4880.

П. Зюмтор характеризует письмо как «сверхдетерминированность, сверхартикулированность языка», «когерентность, присущую особому, в известной мере автономному состоянию естественного языка, которое обладает своим кодом и специфическими порождающими правилами и которое следует отличать, с одной стороны, от речевой деятельности, а с другой - от индивидуального стиля» (Зюмтор 2003: 74). Таким образом, понятие ретектуализации (гесгНыге) сохраняет генетическую связь и семантическую общность с понятием письма (есгНыге); последнее является весьма удобным обозначением продуктивного процесса, в ходе которого используются стереотипные образования, объединяющие в себе смысловые комплексы и языковые конструкты, сформированные традицией.

N - Nurnberg, Stadtbibliothek, Cent. VII, 73.

Pv - Pavia, Biblioteca Universitaria, Ms. Fondo Aldini 155.

S - Salzburg, Stiftsbibliothek Nonnberg, Cod. 23 B 7.

S1 - Salzburg, Universitatsbibliothek, Cod. M I 476.

Sp - Санкт-Петербург, Российская национальная библиотека, рук. Нем. Q. I. 310.

Сокращения источников, цитируемых по рукописям:

DPr - Von der Demut [Predigt] II Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 717, л. 133rb-134vb.

DrZVD - DreiBig Zeichen der vollkommenen Demut II Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 717, л. 134vb- 135va.

SdT - David von Augsburg. Der Spiegel der Tugend II Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 183, л. 1r-35r.

SVdT - David von Augsburg. Die sieben Vorregeln der Tugend II Munchen, Bayerische Staatsbibliothek, Cgm 183, л. 35v-71v.

Издания памятников:

BgH - Unger H. Geistlicher Herzen Bavngart. Ein mittelhochdeutsches Buch religioser Unterweisung aus dem Augsburger Franziskanerkreis des 13. Jahrhunderts. Untersuchungen und Text. (Munchener Texte und Untersuchungen zur deutschen Literatur des Mittelalters 24). Munchen, 1969.

Comp. - Frater David ab Augusta OFM. De exterioris et interioris hominis compositione secundum triplicem statum incipientium, proficientium et perfectorum libri tres I Ed. a PP. Collegii S. Bonaventurae. Ad Claras Aquas (Quaracchi), 1899.

DM I - Pfeiffer Fr. (Hg.) Deutsche Mystiker des vierzehnten Jahrhunderts. Bd. I. Hermann von Fritslar, Nicolaus von Strassburg. David von Augsburg. Leipzig, 1845.

DM II - Pfeiffer Fr. (Hg.) Deutsche Mystiker des vierzehnten Jahrhunderts. Bd. II. Meister Eckhart. Leipzig, 1857.

SSdG - Ruh K. (Hg.). David von Augsburg. Die sieben Staffeln des Gebetes in der deutschen Originalfassung herausgegeben. (Kleine deutsche Prosadenkmaler des Mittelalters 5). Munchen, 1965.

Исследовательская литература:

Барт 1983 - Барт Р. Нулевая степень письма II Семиотика I Пер. с франц. Г. К. Косикова. М., 1983. С. 306-349.

Бондарко 2010 - Бондарко Н. А. О божественной любви: Мейстер Экхарт и францисканская традиция в Codex Sangallensis 955 II Индоевропейское языкознание и классическая филология - XIV (чтения памяти И. М. Тронского). Материалы Международной конференции, проходившей 21-23 июня 2010 г. В двух частях I Отв. редактор Н. Н. Казанский. Ч. 1. СПб., 2010. С. 161-172.

Бондарко 2010а - Бондарко Н. А. Долженствование и необходимость в немецкой францисканской прозе XIII-XV вв.: стереотипные языковые структуры и их варьирование II Вестник Российского гуманитарного научного фонда. № 3 (60). 2010. С. 132-139.

Бондарко 2011 - Бондарко Н. А. Взаимодействие устной и письменной традиций в немецких медитативных молитвах XIII-XIV веков II Colloquia classica et indo-germanica - V I Отв. ред. Н. А. Бондарко, Н. Н. Казанский. (Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН I Отв. ред. Н. Н. Казанский. Т. VII. Ч. 1). СПб., 2011. С. 573-613.

Бондарко 2011а - Бондарко Н.А. Как любить Бога? Мейстер Экхарт в контексте францисканских трактатов о божественной любви (рук. Gi 1 и G 8) II Laurea Lorae. Сборник памяти Л. Г. Степановой. СПб., 2011. С. 624-648.

Бондарко 2011 б - Бондарко Н. А. Неизвестный фрагмент трактата Давида Аугсбургского «Formula de compositione hominis exterioris ad novitios» из собрания РНБ II Индоевропейское языкознание и классическая филология - XV (чтения памяти И. М. Тронского). Материалы Международной конференции, проходившей 20-22 июня 2011 г. I Отв. ред. Н. Н. Казанский. СПб., 2011. С. 79-93.

Бондарко 2013 - Бондарко Н. А. Анонимный сборник духовной прозы XV в. из Любека в рукописи Нем. Q.I.310 Российской национальной библиотеки II Немецкая филология в Санкт-Петербургском государственном университете. Вып. III. Антропоцентризм языковых феноменов: сб. науч. ст. СПб., 2013. С. 53-81.

Бондарко 2013а - Бондарко Н. А. Трактаты Давида Аугсбургского в Базельском фрагменте N I.3. Nr. 95c II От языковых фактов - к построению теории. Сборник научных трудов к 70-летию со дня рождения профессора А. Л. Зеленецкого. Калуга, 2013. C. 25-55.

Бондарко 2014 - Бондарко Н. А. Немецкая духовная проза XIII-XV веков: язык, традиция, текст. СПб., 2014. [В печати].

Зюмтор 2003 - Зюмтор П. Опыт построения средневековой поэтики. Пер. с франц. СПб., 2003.

Bohl 2000 - Bohl C. Geistlicher Raum. Raumliche Sprachbilder als Trager spiritueller Erfahrung, dargestellt am Werk De Compositione des David von Augsburg (Franziskanische Forschungen 42). Werl, 2000.

Bondarko 2009 - Bondarko N. Besonderheiten der Textgliederung in der handschriftlichen Uberlieferung der deutschen Traktate Davids von Augsburg II Индоевропейское языкознание и классическая филология - XIII (чтения памяти И. М. Тронского). Материалы международной конференции, проходившей 22-24 июня 2009 г. СПб., 2009. C. 655-681.

Bondarko, Logutova, Lyakhovitskiy 2012 - Bondarko N., Logutova M., Lyakhovitskiy E. Mittelniederdeutsche geistliche Prosa in Handschriften der Russischen Nationalbibliothek St. Petersburg II Manuscripta germanica. Deutschsprachige Handschriften des Mittelalters in Bibliotheken und Archiven Osteuropas. Hg. von A. Breith u. a. (Zeit-schrift fur deutsches Altertum, Beiheft 15). Stuttgart, 2012. S. 123-155.

Cerquiglini 1989 - Cerquiglini B. Eloge de la variante: Histoire critique de la philologie. Paris, 1989.

Lausberg 1990 - Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. Eine Grundlegung der Literaturwissenschaft. 3. Aufl. Stuttgart, 1990.

Nemes 2008 - Nemes B. J. Altgermanistik meets New Philology. Oder: Zur Vertraglichkeit von mittelalterlicher Uberlieferungswirklichkeit und zeitgenossischer Theoriebildung, dargelegt am Beispiel des Originals II

Wissenschaften im Dialog. Studien aus dem Bereich der Germanistik. Bd. 1. Hg. von Sz. Janos-Szatmari in Zusammenarbeit mit J. Szucs (Schriftenreihe des Lehrstuhls fur germanistische Sprach- und Litera-turwissenschaft der Christlichen Universitat PartiumIGroBwardein 4). Klausenburg; GroBwardein, 2008. S. 13-24.

Richter 1969 - Richter D. Die deutsche Uberlieferung der Predigten Bertholds von Regensburg. Munchen, 1969.

Ruh 1980 - Ruh K. David von Augsburg II Die deutsche Literatur des Mittelalters: Verfasserlexikon. 2., vollig neu bearb. Aufl. Hg. von K. Ruh. Bd. 2. Berlin; New York, 1980. Sp. 47-58.

Ruh 1987 - Ruh K. ‘Von der Minne’ I II Die deutsche Literatur des Mittelalters: Verfasserlexikon. 2., vollig neu bearb. Aufl. Hg. von K. Ruh. Bd. 6. Berlin; New York, 1987. Sp. 543.

Schwab 1971 - Schwab Fr. M. David of Augsburg’s ‘Paternoster’ and the Authenticity of his German Works. (Munchener Texte und Untersuchungen zur deutschen Literatur des Mittelalters 32). Munchen, 1971.

Stammler 1956 - Stammler W. Albert der GroBe und die deutsche Volksfrommigkeit des Mittelalters II Freiburger Zeitschrift fur Philo-sophie und Theologie 3 (1956). S. 287-319.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

N. A. Bondarko. Language stereotypes as constructive elements of traditional language in German devotional prose of the l3th-15th centuries

The article summarizes the results of the author's studies of the function of stereotypical structures and language variation in text production, transmission and reception in medieval manuscript tradition. The study is based on German devotional, mystical and monastic institutional literacy of the 13th-15th centuries. Language stereotypes are classified according to structural und functional criteria. The functional patterns are illustrated by examples from different versions of tractates, sermons, prayers and sayings as well as from statutes of Franciscan nunneries.

Keywords: language stereotypes, German devotional literacy, models of text production, logic-syntactic patterns, language variation, manuscript tradition, Middle High German.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.