CC BY
55
УДК 811.161.1
Е.Ю. Любова
канд. филол. наук, доцент, кафедра русского языка и методики его преподавания, ФГБОУ ВПО «Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского», Арзамасский филиал
ЯЗЫКОВОЕ ВЫРАЖЕНИЕ МИФОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ В ГОВОРАХ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ
Аннотация. В статье рассматриваются языковые средства выражения древних мифологических представлений, которые в той или иной форме сохранились в говорах Нижегородской области.
Ключевые слова: нижегородские говоры, мифологические представления, региональная мифологическая лексика.
E.Yu. Lyubova, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod Arzamas Branch
THE LANGUAGE EXPRESSION OF MYTHOLOGICAL IDEAS IN THE SUBDIALECTS OF NIZHNY
NOVGOROD REGION
Abstract. This article deals with the linguistic means of expression of ancient mythological ideas, which still exist in the subdialects of Nizhny Novgorod Region.
Keywords: subdialects of Nizhny Novgorod, mythological ideas, regional mythological language.
Материалы мифологического характера являются предметом исследования различных наук: истории, философии, этнографии, литературоведения и других. Как известно, основной формой существования мифа является словесная, поэтому вопрос о возможности изучения «языкового выражения того сегмента духовной культуры, который образует мифология, в той или иной форме ставится давно» [4, с. 14]. По мнению О.А. Черепановой, в настоящее время не вызывает сомнений утверждение, что в современном состоянии языковые данные являются самыми надежными при изучении мифологии, а лингвистика располагает едва ли не самыми адекватными методами описания и интерпретации мифологического материала [4].
Изучение региональной мифологической лексики с лингвистических позиций позволяет исследователям определить место этой тематической группы в общем составе лексики русских народных говоров, получить новые материалы, касающиеся проблем семасиологического и ономасиологического описания лексической системы народных говоров и литературного языка, выявить языковые средства выражения мифологической картины мира русского человека и решить ряд других вопросов.
Особое положение, которое занимает мифологическая лексика в общем составе лексики региональной, обусловлено, в частности, не только тем, что ее образуют имена с нулевым экспонентом (то есть слова, имеющие предметом обозначения представление о несуществующей реалии), но и тем, что в этой тематической группе на вербальном уровне нашли отражение древние мифологические представления, взгляды, верования. По словам А.А. Потебни, в народных верованиях и языке скрываются следы доисторической старины, а «в памяти народной сохранились безо всякого участия письменности <...> столько остатков язычества, что по ним можно довольно полно воссоздать образ этого язычества» [3, с. 275].
По нашим данным, в нижегородской мифологии в той или иной форме сохраняются отдельные элементы глубинных языческих верований: фетишизма, тотемизма, анимизма, культа предков и отдельных стихий. В данной работе рассмотрим подробнее отражение в нижегородской мифологии и соответствующем пласте региональной лексики культа одной
из основных стихий, которым поклонялись наши предки, - стихии огня.
Славяне-язычники обоготворяли силу огня как высшую силу в природе, как условие жизни вообще. Обожествляя солнце, молнию и другие огни, они обожествили и очаг (в жилище) как священное место той стихии, которая порождает и поддерживает жизнь. Исследователи славянского язычества считают, что сначала поклонялись самому очагу, а в дальнейшем на первоначальные верования наслоились новые и олицетворились в образе домового [1, с. 34].
Домовой явился у славян антропоморфическим олицетворением очага. Отголоски этих представлений обнаруживаем в нижегородских говорах. Так, например, на явную связь домового с очагом указывает обряд, который совершали при переходе крестьянской семьи в новый дом. Этот обряд состоял в том, что нужно было истопить печь, выгрести из нее угли в заранее приготовленный горшок и, отворив двери, пригласить с собой домового. Сопровождали эти действия определенными словесными формулами, которые сохранились в памяти носителей нижегородских говоров, например: «Домовой-домовой, кормилец мой, идём со мной на новое жительство» (с. Стрелка Вадского района), «Дедушка домовой, рассудли-вый мой, пойдём со мной в новый дом» (п. Сарма Вознесенского района), «Домовой-домовой, хозяин мой, пошли с нами в другой дом жить" (с. Беговатово Арзамасского района) и т.п.
Показательно, что в приведенных примерах, наряду с обращением к хранителю домашнего очага, содержится и его оценочная характеристика - «хозяин», «кормилец», «рас-судливый», которая свидетельствует об уважительном отношении к данному персонажу и подчеркивает его главенствующую роль в доме. В новом жилище угли высыпали в печку, горшок разбивали, а осколки закапывали под передний угол избы. Передний угол в доме особенно почитался у крестьян (сравним христианскую традицию размещать в этом углу иконы); под него же при постройке нового дома зарывали зарезанного петуха, принося тем самым жертву домовому. Известно, что петух у язычников считался птицей, посвященной Перуну и очагу. Связь петуха со стихией огня обыгрывается, в частности, в некоторых народных загадках, например: «Красный кочеток по шестку бежит» (огонь), «Красненький петушок по жердочке скачет» (горящая лучина) и других. Не случайно и то, что до сих пор в народной речи функционирует выражение красный петух - «пожар».
Мифологические представления о связи домового с очагом находят выражение в нижегородской лексике, в названиях с прозрачной внутренней формой. По народным представлениям, место в крестьянском доме, где обычно «живет» домовой, чаще всего находится рядом с печью (по связи домового с очагом и стихией огня). Этот признак - «место, сфера обитания» - стал мотивировочным для ряда нижегородских мифологем, называющих домового по его местонахождению в доме: горнушка, запечник - «домовой, живущий за печью»; подпечка, подпечник - «домовой, живущий под печью». Значение лексемы горнушка - «деталь русской печи» - зафиксировано во многих говорах (в том числе и нижегородских), а значение этого же звукового комплекса - «домовой, живущий за печью» - можно считать территориально маркированным в пределах Нижегородской области.
Как частицу, искру небесного огня славяне-язычники воспринимали душу человека. Наши предки имели свои представления о человеческой душе, отголоски которых сохраняются в современном диалектном материале. Поскольку душа понималась как огонь, то жизнь была возможна только до тех пор, пока горело это внутреннее пламя. Когда оно угасало, прекращалась жизнь, наступала темнота, которая в народном сознании всегда вызывала ассоциации с нечистыми, демоническими силами. Эти мотивы можно обнаружить в семантическом наполнении нижегородской лексемы отгасшая сила - «общее название нечистой силы». Очевидно, что основой номинации здесь послужило представление о нечис-
той силе как о силе, в которой нет светлого начала, небесного огня.
Отождествление души и огня получило языковое выражение, например, в нижегородской мифологеме огненный шар - «умерший, являющийся родственникам, которые много плачут по нему»: «Огненный шар-то с хвостом, голова у него кругла, ходит к тому, кто много плачет по покойнику» (с. Крюковка Лукояновского района).
По данным народной мифологии, душа могла представляться звездой, что тесно связано с языческой верой в ее огненную природу: звезды славяне тоже считали искрами небесного огня. До сих пор в народе считается, что каждый человек имеет свою звезду, с падением которой прекращается его земное существование. (Падающая звезда у русских вообще считается знаком чьей-либо кончины.) Эти представления зафиксированы в соно-минантном ряду лексем, которые в нижегородских говорах соотносятся с одним и тем же денотатом - «дух, прилетающий по ночам к вдовам».
В некоторых названиях данного ряда связь со стихией огня выражена эксплицитно. Это, как правило, двучленные диалектные наименования, в которых присутствует адъек-тив «огненный»: огненная звезда - «Ну она-ти, огненна звезда-ти, в полночь к вдовушкам являцца» (д. Ковалево Перевозского района), звезда - «К вдовам ночью дух прилетат, он звездой называцца» (с. Малая Поляна Лукояновского района), огненный шар - «Когда муж умират, к вдове огненный шар и прилетат» (с. Поляна Перевозского района), огненный летун - «К ней по ночам огненный летун прилетал, он ведь соблазнить может» (с. Ушаково Гагинского района). В других сономинантах анализируемого ряда мотив связи персонажа с огненной стихией выражен имплицитно и обнаруживается только в рассказах информаторов, например: летун - «Летуны ещё были, да. К вдовам они прилетали-то. Издали посмотришь - летит огненное полено и рассыпается над домом» (с. Княжиха Пильнинского района).
В нижегородских говорах сохранились представления о том, что умерший может являться родственникам в облике змея: «Змеи-то раньше летали. Это человек, когда умрет, в змея превращацца и литат к сродникам» (с. Княжево Вознесенского района), «А кто больно тоскует по мертвому, к тому змей прилетат» (с. Суморьево Вознесенского района). В семантическом содержании данной мифологемы также присутствует связь мифологического персонажа с огнем, например: огненный змей - «Огненный змей, он прилетит и рассыпацца над домом искрами. Он может задушить» (п. Виля Выксунского района). Этот персонаж обнаруживает явное сходство со Змеем Горынычем, олицетворявшим у славян грозовые тучи и вылетающие из них молнии. Основанием для сближения названных мифологических образов служат приписываемые им народной фантазией одинаковые признаки: огненная природа, способность перемещаться по воздуху, наличие нескольких голов: «По ночам к вдовам змей прилетат, три головы у нево» (с. Малое Болдино Большеболдинского района).
Христианская религия, как известно, причислила языческие образы к демоническим, нечистым силам, что проявилось, в частности, в появлении диалектных названий с ярко выраженной отрицательной эмоционально-экспрессивной окраской. Так, для обозначения того же персонажа, прилетающего по ночам к вдовам, в нижегородских говорах используются, например, лексемы дьявол и супостат: «Ночью к соседке дьявол прилетал, ведь мужа-то она схоронила» (с. Пергалей Большеболдинского района), «Вот вдовы горюют по ночам, а супостат прилитат их утишать» (с. Лопатино Лукояновского района), а также эвфемистическое название нечистый: «Нечистый, бают, к вдовам по ночам-то прилетал» (с. Курилово Дальнеконстантиновского района).
Таким образом, в народной мифологии находят отражение религиозные, нравственные и эстетические представления наших предков, их взгляды на природу и человека, зачатки научных знаний. По словам М.М. Маковского, в мифе переплетаются вымысел, вера и
знание, но сущность мифа не сводится ни к одному из них [2, с. 6]. Поскольку мифология может рассматриваться как система представлений о мире, изучение региональной мифологической лексики позволит выявить языковые средства выражения мифологической картины мира русского человека.
Список литературы:
1. Афанасьев А.А. Народ-художник: Миф. Фольклор. Литература / сост., подгот. текста, вступ. ст. и примеч. А.Л. Налепина. - М.: Совет. Россия, 1986. - 368 с.
2. Маковский М.М. У истоков человеческого языка: учебное пособие / под ред. В.И. Королева. - М.: Высш. шк., 1995. - 159 с.
3. Потебня А.А. Слово и миф. - М.: Правда, 1989. - 624 с.
4. Черепанова О.А. Мифологическая лексика русского языка: дис. ... д-ра филол. наук. - Л., 1984. - 434 с.
List of references:
1. Afanasyev A.A. Artist Nation: Mythology. Folklore. Literature / comp., prep. text entered. art. and comment. A.L. Nalepina. - Moscow: Soviet Russia, 1986. - 368 p.
2. Makovsky M.M. At the Origins of the Humans' Language: the manual / ed. V.I. Coroleva. - Moscow: High School, 1995. - 159 p.
3. Potebnya A.A. The Word and the Myth. - Moscow: Pravda, 1989. - 624 p.
4. Cherepanova O.A. The Mythological Language of the Russian Language: Thesis.of Doctor of Philology. -Leningrad, 1984. - 434 p.
