CC BY
135
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 1 (292).
Филология. Искусствоведение. Вып. 73. С. 276-278.
О. В. Торопова
ЯЗЫКОВАЯ ИГРА КАК ВАЖНЕЙШИЙ ПРИНЦИП СМЫСЛОПОРОЖДЕНИЯ НА СТЫКЕ ЯЗЫКА И РЕЧИ
Рассматривается языковая игра как лингвистический, философский, культурологический и психологический феномен, который рождается на стыке языка и речи и способствует формированию различных картин мира носителей русского языка, закладывает определенный стандарт восприятия и оценки действительности, позволяя глубже понять национальную специ-фику сознания языкового субъекта.
Ключевые слова: языковая игра, языковое сознание, язык и речь, мышление и речь, преце-
дентный текст.
Языковая игра представляет собой сложный и многоаспектный феномен, который по праву является объектом пристального внимания языковедов, философов, культурологов, психологов, педагогов. Данное явление в значительной степени отражает то, как носитель языка воспринимает и познает окружающий мир и себя в этом мире, поскольку в бесконечно порождаемых языковых трансформациях заложены различные способы выражения оценки явлений, событий, фактов, в том числе юмор и ирония. Активно используя средства всех без исключения уровней языка, игра выступает одним из важнейших принципов моделирования разнообразных смыслов на стыке языка и речи: любая трансформируемая единица формирует сугубо контекстуальные коннотации, получает ситуативное семантическое наполнение. На этом основании можно предположить, что языковая игра развивает лингвистическое чутье, умение логически мыслить и - что принципиально важно - слушать и слышать. «...Это... сознательное манипулирование языком, построенное если не на аномальности, то по крайней мере на необычности использования языковых средств. Это и замечательный учитель словесности, и забавный собеседник, и великий утешитель-психотерапевт» [4. С. 27].
Экспериментальный материал, легший в основу данного исследования, свидетельствует, что игровые трансформации единиц русского языка способствуют яркому и непосредственному выражению оценки социальных и политических явлений, человеческих отношений, свойств характера и признаков поведения человека, взаимоотношений личности и общества и многих других сторон жизни. В свете демократизации лингвистического сознания языковая игра становится важнейшим орудием мышления и познания. «Игра в нарушение се-
мантических и прагматических канонов имеет своей целью вникнуть в природу самого канона, а через него и в природу вещей» [4. С. 33]. Это дает основание считать, что модели языковой игры непосредственно соотносятся с моделями концептуализации действительности в сознании говорящих и пишущих на русском языке. Расхождения в восприятии носителями языка одной и той же ситуации обусловлены разным уровнем логического и ассоциативного мышления, что расширяет объем концепта «языковая игра», делает языковую игру явлением многогранным.
Первое систематизированное описание данного явления в русистике связывают с выходом коллективной монографии под редакцией Е. А. Земской. Значительный вклад в исследование проблемы внесли работы Т. В. Булыгиной, И. Н. Горелова, Т. А. Гридиной, Н. А. Ни-колиной, А. Д. Шмелева и др. Исследователи обращают внимание на то, что языковая игра предполагает обязательную ориентацию на непринужденность, неофициальность - иными словами, она служит маркером разговорности, поскольку указанные признаки относятся к чертам разговорного стиля. Однако рассматриваемое явление крайне сложно поставить в какие-либо стилистические рамки. Мы полагаем, что языковая игра - в большей степени факт не узуса, а речи (возможно, более уместным был бы термин «речевая игра»). На наш взгляд, в системе национального языка нет специфических средств для создания языковой игры: языковые единицы моделируются в процессе порождения речи, каждый раз создавая свои, неповторимые значения.
Не ставя перед собой задачу повторять сформулированные до нас выводы, пусть даже и при отсутствии их четкой систематизации, в рамках статьи мы обратим внимание на один из
многочисленных способов игровой трансформации единиц русского языка, представленных в нашем экспериментальном материале, - обыгрывание прецедентных текстов. Этот способ опирается на множество разнообразных приемов и является едва ли не ключевым в сложной системе способов языковой игры. Он наиболее ярко демонстрирует связь языка и сознания, мышления и речи, поскольку прецедентные тексты отражают наиболее сущностные представления носителей языка об определенном фрагменте действительности (Восток - дело тонкое). Подобные высказывания становятся устойчивыми и переносятся на другие ситуации, ассоциативно связанные с первичной.
В основе экспрессивно «деформированных» прецедентных высказываний лежат логикосемантические и структурно-синтаксические сдвиги, порождаемые принципом ассоциативно-образного языкового мышления. В целях создания аллюзий зачастую переоформляется фразеоструктура (включая эксплицирование, имплицирование, компонентное замещение и изменение синтаксических моделей фразеологизмов, пословиц, поговорок, афоризмов): memento Amore (П. Потапова); Знание усугубляет скорбь; Все станы в гости будут к нам; Содержи принтер свой в строгости, а клавиатуру - в святости; Почитай святую Троицу: Ctrl, Alt, Delete (М. Задорнов); Русские яйца в кои веки осмеливаются учить американских куриц инспекции; женщина ловкого поведения (примеры из сборника упражнений по стилистике Н. А. Купиной); Обвести полиграф вокруг датчика (передача «Детектор лжи»); Хата Макара стояла с краю, на кисельных берегах реки Молочной (из сборника упражнений по культуре речи); Лучше синица в руках, чем Журавлев в небе (Передача «Пусть говорят»); Эстерсунд слезам не верит (Д. Губерниев); Слава Благодетелю; Простите меня, ради Благодетеля (Е. Замятин. Мы); Так хочется быть слабой и боязливой женщиной, но то кони скачут, то избы горят (из газетной статьи).
Важнейшую роль во многих случаях играет синтаксическая организация, так как особая структура высказывания ассоциируется в языковом сознании субъектов с прецедентной формулировкой: Теперь все будет просто: пришел, увидел, поменял (в статье о пункте обмена валют) - данное предложение по своему построению вызывает ассоциацию с фразой Пришел, увидел, победил; Отставить нельзя
оставить и Курить нельзя бросить (примеры из сборника упражнений Н. А. Купиной) ассоциируются с Казнить нельзя помиловать (где также отсутствовала запятая между частями предложения, внося в его семантику двусмысленность).
Особое внимание следует обратить на контекстуальное развертывание смысла прецедентной фразы, а также на переосмысление прецедентных ситуаций, как правило, в целях создания иронии: И эта истина - дважды два, и этот истинный путь - четыре; Мой дом - моя крепость - ведь нужно же было додуматься! Авраам - весь в холодном поту -уже замахнулся ножом над своим сыном - над собою - вдруг сверху голос: «Не стоит! Я пошутил...» (Е. Замятин. Мы); Не так страшен черт, как его малюют - он страшен по-другому! (из статьи в Интернете). Подобные приемы не просто усиливает экспрессивнооценочное содержание исходных единиц, они преломляют значения этих единиц через призму субъективного восприятия говорящего или пишущего; сужение или расширение семантического объема способствует контекстуальной трансформации узуальных смыслов.
Довольно частотны примеры, которые демонстрируют утрату обыгрываемой прецедентной единицей ее исходных компонентов; в таких случаях только модель по структурной организации ассоциируется у адресата со стандартной формулировкой: Благодетельное иго Нумера из Нумеров (Е. Замятин. Мы). При этом перефразирование может совмещаться со стилистической игрой: Секундная скорость языка должна быть меньше секундной скорости мысли (отсылает читателя к общим местам «Сначала подумай, потом скажи» или «Слово опережает мысль»). Эти истины не нуждаются в подобном псевдонаучном вуалировании, однако именно лженаучность формулировки и работает на создание иронии. Храм Спаса на pro-vi; Солидный Господь для солидных господ (В. Пелевин. Generation P) - емко и лаконично выражается несоизмеримость морально-этических категорий с обыденным, повседневным, имеющим сугубо прагматическое назначение. За одной короткой фразой - целая система изуродованных ценностей.
Прецедентные единицы могут развивать конкретные значения, если они привязываются к частной ситуации и уточняются лексемами конкретной семантики: С миру по нитке - автору книжка (в интернет-форуме, в рубрике
278
О. В. Торопова
обсуждения книги В. Синельникова «Возлюби болезнь свою», название которой также является примером языковой игры); А просвет уже все заметнее - так, пожалуйста, Тура, будь добра (Д. Губерниев о выступлении Т. Бергер на Чемпионате мира 2011 г. по биатлону); Не думаю, что против такого американского лома у всех остальных есть приемы (Д. Губер-ниев, комментируя плавательный турнир на Олимпиаде-2012 в Лондоне, о выдающихся результатах титулованного пловца М. Фелпса); Вы слыхали, как поет Дроздов? (название диска с песнями Н. Дроздова); Главный по тарелочкам (из репортажа об олимпийском призере по стрельбе В. Мосине).
В ряде случаев, напротив, наблюдается абстрагирование конкретной семантики прецедентных высказываний; подобные примеры, в отличие от приведенных выше, номинируют или оценивают не определенную ситуацию, а относятся к обобщенным явлениям (Под лежачий капитал инвестиции не текут; Кому закон не писан, кроме дураков?!).
Показательны и примеры контаминации обыгрываемых выражений, когда одно прецедентное высказывание логически совмещается с другим, в результате чего последующая фраза логически вытекает из предыдущей:
Молчишь, не хочешь извиняться перед ветераном? Ну что ж... Восток - дело тонкое... А где тонко, там и рвется... (М. Задорнов. «А у нас во дворе»); Что-то с памятью моей стало: все, что было не со мной, помню (из юмористической передачи). Ирония во многом создается за счет обыгрывания общих мест, стереотипных логических структур: Не бейте нас - мы сдаемся! (На пункте приема стеклянной посуды); Военная честь - это не то, что нужно беречь, а то, что нужно отдавать (М. Задорнов). Как видим, фразеологическое объединение компонентов «отдавать честь» не может быть семантически противопоставлено свободному словосочетанию «беречь честь»,
подобная антонимия - это факт речи, она предопределена речевой ситуацией и конкретным коммуникативным замыслом.
Языковая игра охватывает все сферы человеческой жизни, что является значимым показателем культуры мышления и, следовательно, позволяет представить специфику национального мировоззрения, мироощущения языковой личности. Наряду с другими образными средствами языка, языковая игра служит своеобразным мостиком между рациональной и эмоциональной составляющими речевой деятельности. Она способствует формированию представлений, оценок и, с другой стороны, является продуктом творческого, оценочного восприятия различных сторон действительности и самовосприятия. В связи с этим стереотипность мышления (в большей или меньшей степени присущая конкретным языковым субъектам) неизбежно влечет за собой стереотипизацию феномена языковой игры. На наш взгляд, этот факт получает бесспорное доказательство в современном русском языке: языковая игра - при всем много- и разнообразии средств и приемов - действительно становится определенным стандартом мышления и самовыражения.
Список литературы
1. Арутюнова, Н. Д. Языковая метафора: синтаксис и лексика // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 147-173.
2. Булыгина, Т. В. Аномалии в тексте: проблемы интерпретации / Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев // Логический анализ языка: противоречивость и аномальность текста. М., 1990. С.94-106.
3. Норман, Б. Ю. Игра на гранях языка. М., 2006. 344 с.
4. Санников, В. З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 2002. 552 с.
