CC BY
134
УДК 792.7 ; 82-192.2
Копцов Алексей Николаевич
Московский педагогический государственный университет
ЯЗЫКОВАЯ ЭКЛЕКТИКА КАК ЖАНРОВАЯ ЧЕРТА СОВРЕМЕННОГО «РУССКОГО ШАНСОНА»: НА МАТЕРИАЛЕ ПЕСЕННО-ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА ЕЛЕНЫ ВАЕНГИ
(Статья первая)
Статья посвящена вопросам лексической и фразеологической организации стихотворений Елены Ваенги, поэтессы и певицы, выступающей в жанре, определяемом как «русский шансон». Исследуются лингвистические и эстетические особенности текстов песен Ваенги с точки зрения стилистической принадлежности лексических и фразеологических единиц, инвариантных и трансформированных. У общеизвестных фразеологических единиц возникают новые значения, актуализируются разнообразные эмоциональные и оценочные коннотации, моделируются новые фразеологизмы на базе уже закрепившихся в языке; однако гораздо больше в текстах Ваенги окказиональных фразеологизмов. В статье также отмечены пропорции выявленных стилистически разноплановых единиц в творчестве Елены Ваенги. В работе представлены рассуждения о шансоне, показана история его возникновения, осмысливается собирательность шансона, сочетающего в себе самые различные формы песенной традиции, указываются основные черты жанра.
Ключевые слова: жанр, песня, песенно-поэтическое творчество, авторская песня, шансон, «русский шансон», Елена Ваенга, языковая эклектика, синтез, лексема, фразеологизм, узуальный фразеологизм, окказиональный фразеологизм, фразеологическая трансформация.
Песня, являясь органическим синтезом сразу двух видов искусства - музыкального и словесного, представляет собой значимый культурный феномен, разветвлённую систему внутрижанровых разновидностей и валентностей. Широкий спектр песенно-поэтического творчества (ППТ) включает гимны, исторические, народные, эстрадные песни, рэп, рок, романс и т.д. Изучению поэтики жанра в последние годы были посвящены работы Е.А. Абросимовой [1], О.С. Ко-стрюковой [6], Л.Н. Дьяковой [3], А.Н. Полежаевой [12] и др. Так, по мнению О.С. Кострюковой, песенный текст от собственно стихотворного отличают: «преобладающая простота содержания, <...> активная коммуникативная роль адресата, <.. .> включение в песню различных речевых жанров, <...> связь со временем» и др. [6, с. 11].
Определённое место в жанровой системе ППТ занимает шансон (фр. chanson) - «современная эстрадная песня из репертуара шансонье» [14, с. 1195]; (Здесь и далее курсив мой. - А.К.). Часто под «русским шансоном» понимается музыка сомнительного качества - например, ресторанная или тюремная песня. Такой подход к понятию весьма узок, поскольку не охватывает всего его объёма, включающего колоссальное количество текстов и имён их авторов (Б. Окуджава, В. Высоцкий, Ю. Визбор, А. Галич, Л. Утёсов, А. Вертинский, И. Юрьева, М. Круг и др.). Творчество каждого из исполнителей настолько своеобразно, что сложно однозначно ответить на вопрос, какую музыку следует называть шансоном. Существует несколько точек зрения на возникновение и природу жанра.
Ю.Н. Севостьянов, руководитель компании «Русский шансон», в одном из интервью заявил, что считает себя родоначальником термина: «... направление существовало и до меня, но именова-
лось "блатняком" и городским романсом. В конце 1993 года <...> я вместе с коллегами понял, что продавать и представлять блатные песни невозможно <...> По аналогии с французскими изданиями Владимира Высоцкого мы решили назвать это направление русским шансоном» [11]. Публицист В. Окунев, отталкиваясь от содержания понятий жанр и стиль, приходит к выводу о том, что шансон есть именно самостоятельный жанр, то есть обширная группа произведений с общими признаками. Окунев указывает на эпическую сущность жанра: «шансон - даже если и вымысел, то максимально приближенный к жизни» [10].
Исследователь делает упор на «гибридность» шансона, характеризует явление как собирательное по своим музыкальным и словесным чертам: «(Под «шансоном». - А.К.) с начала 1990-х гг. понимается целый ряд разнородных поэтико-музы-кальных и художественно-бытовых явлений, принадлежащих разным пластам постфольклорной и массовой музыкальной культуры» [10]. В основании жанра, по Окуневу, лежит фольклорная и околофольклорная среда (романс, тюремная, воровская, блатная, бардовская песня). Все эти явления непосредственно участвуют в историческом определении (и самоопределении) так называемого «русского шансона», сочетающего в себе самые различные формы песенной традиции.
Важное замечание, касающееся границ жанра и его связей с другими направлениями ППТ (например - с эстрадной песней), сделано музыковедом Л.И. Левиным: «"русский шансон" <...> оказывает прямое и непосредственное воздействие на развитие популярной эстрадной песни, становится <...> элементом современной песенной культуры» [8, с. 74]. Проф. Пизанского университета Стефано Гардзонио отмечает, что жанр совмещает
© Копцов А.Н., 2016
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова „¿j- № 2, 2016
221
литературный и фольклорный ряды: «с одной стороны, идет фольклоризация литературных песен, с другой, сама литература <...> усваивает формы и темы городского фольклора, например, в жанре жестокого романса» [2]. Гардзонио утверждает, что «все эти тематические поля, как и темы тюремной, блатной песни, входят в тематику современного "русского шансона"» [2].
Опираясь на работу Гардзонио, перечислим основные черты «русского шансона» как жанра: 1) совпадение автора и исполнителя текста в одном лице; 2) отсутствие различий между «столичным» и «провинциальным» вариантами; 3) наличие провинции как одной из пространственно-временных констант; 4) автобиографичность произведения; 5) наличие тематически мотивированных прозвищ у авторов-исполнителей (названий групп); 6) тенденция к расширению границ бытования жанра в начале XXI века - от маргинальной среды («блатного» начала) к популярной музыке (эстрадной песне). Широкое понимание термина представлено в Краткой Российской энциклопедии: шансон -это «современная эстрадная [песня], исполняемая эстрадным певцом, часто автором слов и музыки (шансонье)» [7, с. 760].
В настоящей статье мы обращаемся к творчеству Елены Владимировны Ваенги (р. 1977) - современной поэтессы и исполнительницы, в творчестве которой осуществляется синтез сразу нескольких направлений авторской песни (фольк-песня, блатная, эстрадная песня). Настоящая популярность пришла к Ваенге в 2005 г. с выходом альбома «Белая птица», а 12 ноября 2010 г. поэтесса дала свой первый концерт в Кремле. В песенной поэзии Ваенги актуальны любовная тема («Оловянное сердце», «Говори, говори», «Клавиши», «Белая птица», «Sortie», «Лодочка», «Любимый», «Не любил», «Шопен»), философская проблематика («Города», «Девочка», «Курю», «Обычный человек», «Цыган», «Ехал ко мне друг»), тема Родины («Города», «Снег», «Маленький северный рай»), юмористическое начало («Курю», «Мостики», «Ну, где ты был?», «Ордынка», «Мама», «Пашка», «Принцесса»). Рассмотрим особенности лексико-фразеологической организации песенных текстов Елены Ваенги как одного из представителей жанра.
Характеризуя лексику и фразеологию, отметим пропорции выявленных нами стилистически разноплановых единиц: 5 книжных (9%), 25 разговорных (71%), 7 просторечий (12,5%), 4 жаргонизма (7%), 15 единиц субъективной оценки. Немногочисленно представлена книжная лексика и фразеология: лелеять, окаянный, давать обет и т.п. Книжная лексика часто перемежается со стилистически сниженными единицами. Так, в одно из своих «блатных» стихотворений Ваенга включает поэтический глагол лелеять в первом значении "ласкать, нежить, холить" [14, с. 403], что неожи-
данно в свойственной шансону песне «об ослушавшейся дочери»: В детстве меня не били, /Лелеяли дни и ночи. /Ну, в общем, короче, - /Любили меня. / Может быть, даже очень... («Мама»). Возникает контраст за счёт совмещения эстетически привлекательного образа и образа сниженно-бытового, то есть в результате синтеза эстетического и антиэстетического начал.
Стилистически и эстетически амбивалентно, к примеру, стихотворение «Клавиши»: Накормили нотами клавиши... («Клавиши»). Эстетика разрушается здесь при совмещении стилистически диаметральных единиц, что, в свою очередь, порождает когнитивно-стилистический диссонанс: с одной стороны, автор обращается к образам клавиш и нот, связанным в нашем сознании с представлением о прекрасном, а с другой - использует здесь же глагол накормить - экспрессивно мотивированную единицу, разговорное значение которой сформировалось за счёт семантической диффузии и даётся с пометой "разг., шутл.": "давать есть что-нибудь в большом количестве, пичкать" [14, с. 373]. Глаголы типа накормить, закормить, перекормить активно функционируют в разговорной речи, сопровождаются отрицательной коннотацией, обозначают состояние пресыщенности, переполненности субъекта чем-либо.
Наиболее частотна у Ваенги разговорная лексика и разговорные формы лексем, не относящихся к разговорному стилю. Они - «употребляющиеся в непринуждённом разговоре, придающие речи неофициальное звучание, но не грубые» [5, с. 157]: коли, нету, сжирает, замотаться, наслушаться, маяться, раскидать, перебег, пересчёт, намучиться, рядышком, придраться, понукать, церемониться, нафиг, чушь и др. Незначительную часть всей лексики занимает просторечие, причём преобладающей будет собственно просторечная лексика: девка, напополам, помирать, фото, хороводить, непруха. Блатная тема занимает у Ваенги периферийное положение, потому и жаргонизмов в её стихах немного: это в основном общеизвестная лексика уголовного жаргона и молодёжного сленга, утрачивающая былую социальную ограниченность и переходящая в разряд грубо-разговорной, по сути - в корпус интержаргона: заколебать, фраер, лох и т.п. Фольклорная традиция положена в основу целого ряда стихотворений: «Бережок», «Веночек», «Где была», «Гуцулочка», «Лодочка», «Ветер клонит», «Ехал ко мне друг». В текстах частотны традиционные образы русского фольклора, постоянные эпитеты, их сопровождающие: крутой бережок, дурман-трава, чистое полюшко, веночек, суженый, речка, водица, чёрный ворон, ветер, черёмуха, лебеда, крапива, анютины глазки, птица, полон, буйна голова.
Обширно представлены в стихотворениях Елены Ваенги слова с уменьшительно-ласкательны-
222
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij. № 2, 2016
ми суффиксами, то есть субъективно-оценочные средства, без которых не мыслится народное поэтическое слово. Наиболее выраженной экспрессией обладают суффиксы субъективной оценки существительных ок, ек, ушк / юшк, очк, к, им, иц: бережок, полюшко, детина, веночек, ленточка, речка, водица, метелица, лодочка, миленький, краюшка, батюшка, родимый и др. Характерная особенность фольклорной речи - повторы (лексем, сочетаний слов и целых конструкций): Сколько с тобою бед, / Сколько с тобою слёз! («Бережок»); Доляти до царя-батюшки! / Доляти до царя-батюшки! («Ветер клонит»). Неоднократно лирическая героиня Ваенги употребляет обращения к неодушевлённым предметам и явлениям природы: Лети, ветер, к света краюшке... («Ветер клонит»); Чистое полюшко, / Успокой мою кручину! / Горькое горюшко, / Образумь его, детину! («Бережок»). Стилизации под фольклор способствует включение в текст устаревших слов, воссоздающих колорит эпохи (батюшка), разговорных фразеологизмов (судить и (да) рядить, то есть "разг. Рассуждать, толковать" [16, с. 282]: Рвала я дурман-траву, /Я судила, я рядила («Бережок»)), разговорной народно-поэтической лексики (кручина, детина, родимая, суженый и т.п.). Таким образом, в лексическом отношении ППТ Ваенги действительно эклектично, содержит языковые маркеры нескольких музыкально-поэтических направлений. Тексты обнаруживают и немногочисленную лексику, характерную для блатной песни, и фольклоризмы, и языковые приметы эстрадного творчества.
В стихотворениях Ваенги активно используются фразеологические единицы (ФЕ): у общеизвестных ФЕ возникают новые значения, моделируются новые ФЕ на базе уже закрепившихся в языке, актуализируются разнообразные эмоциональные и оценочные коннотации ФЕ. Ваенга использует ФЕ как в инвариантной, так и в трансформированной формах. Нами были выявлены узуальные ФЕ: найти смерть (Жаль, только у меня / Ты смерть свою нашел... («22 июль»)), пройти мимо (Ты был ведь ненастоящий, / Проходил мимо! («Sortie»)), читать мысли (Моя бабушка читает мысли... («Бабушка»)), беда одна не ходит, отдавать дань (Ты говоришь, беда одна не ходит...; Ты отдаешь своим приличиям дань... («Блюз»)), не думать не гадать, все мы под Богом ходим (Мы не думали, / Мы не гадали.; А забыли, наверное, / Что ведь ходим под Богом все... («Голыми руками»)), сгореть дотла (Что-то приходит, что-то уйдет, а что-то сгорит дотла. («Маленький северный рай»)), снимать вину (Я-то всё пойму, но я ни с кого не сниму вины... («Девочка»)), идти рука об руку, горя не знать (А мы рука об руку / Идём с тобою рядом.; Чтоб до ста лет жили! / Чтоб горя незнали! («Желаю»)), в лицо (Если бы ты видел мою
печаль в лицо... («Курю»)), махнуть рукой, чёрт с тобой, зелёный змей (Ну, мама пила валерьянку, / А папа махнул рукою: / "Ты дурой была и останешься дурою. / Доченька, черт с тобою!"; А он каждый день - / Пивка для рывка / На пару с зелёным змеем («Мама»)), злой язык (Злые языки молчать не станут. («Мама, что ты плачешь?»)), во сто крат (Задать вопрос - не получить ответ, / Порою лучше во сто крат! («Обычный человек»)), украсть счастье (Мы с тобой украли счастье ночкой окаянной. («Оловянное сердце»)), сдержать слово (Тебя спрошу: "По что ж ты / Не держишь своё слово?" («Реснички»)), Бога ради (Оставьте, Бога ради... («Романс»)), кровь стынет в жилах (Когда застынет в жилах кровь, / И голова упадёт на грудь. («Странный господин»)), ни туда ни сюда (Куда-то всё летят поезда, / А у меня судьба ни туда ни сюда («Уренгой»)), вдоль и (да) поперёк (Много дорог и дальних стран / Он исходил вдоль да поперек. («Цыган»)), попасть в плен (Обманув саму себя, попала в плен... («Шопен)). В поэтических текстах Елены Ваенги мы обнаружили 29 инвариантных ФЕ.
Гораздо активнее автор употребляет индивидуально-авторские ФЕ (40 единиц), то есть окказиональную фразеологию, представляющую собой, по определению проф. Ирины Юрьевны Третьяковой, «варианты языковых фразеологизмов <.> не зафиксированные в нормативных словарях <.> характеризующиеся контекстуальными смысловыми приращениями и / или частичным изменением компонентного состава» [13, с. 14]. Охарактеризуем особенно интересные окказиональные ФЕ, обнаруженные нами в стихотворениях Ваенги, прежде всего - в текстах песен о любви. Анализ ФЕ даст нам возможность понять, как раскрывается в ППТ Елены Ваенги базовый концепт любовь, каким видится это чувство автору-исполнителю.
В тексте стихотворения «Оловянное сердце» употреблён трансформ фразеологизма молодой да ранний (вариант - из молодых да ранний) со значением "не по годам опытный, изворотливый, ловкий и т.п. О человеке, рано проявившем себя в чём-либо, чаще с отрицательной стороны" [15, с. 235], видоизменённый Ваенгой посредством замены одного словного компонента другим: ранний ^ ловкий. Данная замена не случайна, ведь в контексте ФЕ обретает новый смысл: устойчивый оборот карманная воровка, следующий за фразе-мой, усиливает значение и звучание последней, поскольку сема "ловкий", содержащаяся в инварианте, эксплицируется, актуализируется в трансформе: Я стала такой красивой, а ты молодой да ловкий. /Я тебя на ночь украла, как карманная воровка... («Оловянное сердце»).
У Ваенги «ловкость» молодого героя-любовника под стать криминальному мастерству героини, раскрытому в компаративном обороте как
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 2, 2016
223
карманная воровка. Замена компонентов в рамках ФЕ связана с корреляцией смыслового наполнения слова ловкий (разг. "оборотливый, изворотливый, умеющий найти выход во всяком положении" [14, с. 413]) между трансформом ФЕ и выражением карманная воровка (то есть воровка не простая, искусная, следовательно - ловкая). Налицо «смешение миров» - любовного (романтического) и криминального (блатного): даже любовь герои Ваенги не дарят друг другу, а крадут, воруют, изворотливо и ловко. Философское замечание героини по поводу настоящего и минувшего заключает в себе фразеологическая контаминация кто старое помянет, тому не видать век воли, состоящая из усечённого пословично-поговорочного выражения кто старое помянет (вспомянет), тому глаз вон (разг. "говорится тогда, когда не хотят вспоминать прошлых обид, неприятностей и т.п." [4, с. 161]) и преобразованного инверсией фразеологического жаргонизма со значением клятвенного заверения век воли не видать: А кто старое помянет, тому не видать век воли, /Жизнь, она ведь словно сцена, а ты просто перепутал роли! («Оловянное сердце»).
В описываемом фразеонаборе обращает на себя внимание реминисценция прозвучавшей в пьесе Шекспира «Как вам это понравится» фразы, ставшей впоследствии крылатой: Весь мир - театр, а люди в нём актёры (в шекспировском варианте: Весь мир - театр. В нём женщины, мужчины -все актёры (All the world is a stage, and all the men and women merely players)). Выражение, в свою очередь, восходит к латинскому Mundus universus exercet histrionain (букв. "весь мир занимается лицедейством"). Афоризм видоизменён Ваенгой следующим образом: жизнь, она ведь словно сцена, а ты просто перепутал роли. Здесь обнаруживаем сразу две пары замен компонентов ФЕ: мир ^ жизнь, театр ^ сцена. Слова-компоненты принадлежат одной тематической группе. Таким образом Ваенгой осуществляется переход от абстрактного шекспировского «мир» ("земной шар вместе со всем существующим на нём; то же, что свет <...> действительность..." [14, с. 449-450]) к более конкретному, более близкому человеческой природе понятию «жизнь» ("реальная действительность во всей совокупности её проявлений" [14, с. 221]).
Вторая часть крылатой фразы трансформирована также на основе семантической близости слов: люди в нём (Мире. - А.К.) актёры ^ а ты просто перепутал роли. Лирическая героиня Ваенги, обращаясь к возлюбленному со словами «А ты просто перепутал роли», винит его в том, что он не оправдал её ожиданий, сыграв не ту «роль», поступив не так, как бы хотелось ей. В рефрене мы находим объяснение того, в чём состоит роковое противоречие между ожиданиями и реальностью, а в финальных строках - слышим об абсолютном крушении надежд героини. Метафорически употреблённый
здесь адъектив оловянный, распространяющий существительное сердце, передаёт душевную боль героини, «металлическую» холодность её чувств после той драматической близости: Ну ты же обещал бытьрядом, что бы ни случилось... /Ятак не хотела плакать, да вот, не получилось... /Мы с тобой украли счастье ночкой окаянной, /А наутро стало сердце оловянным! («Оловянное сердце»).
В тексте песни «Говори, говори» имеют место сразу три трансформации ФЕ: подарил крылья, карты биты, а масти не сходятся, в омуте черти водятся. В припеве лирическая героиня ставит в кор своему возлюбленному его многочисленные обещания любить, так и оставшиеся лишь словами, пустым звуком. Состояние окрылённости, душевного подъёма, рождённого любовью, передает здесь ФЕ крылья подарил, возникшая окказионально из инварианта крылья выросли (разг. "кто-либо имеет возможность проявить себя, верит в свои силы, способен развернуть какую-либо деятельность" [9, с. 267]). Трансформация носит структурно-семантический характер и основана на конверсии, созданной за счёт контекстуального сближения значений слов-компонентов выросли и подарил, имеющих общую сему "наличие" и соотносящихся как конверсивы дать и получить. Параллельно с этим наблюдается и субъектно-объект-ная синтаксическая конверсия: крылья выросли ^ крылья подарил.
Однако «окрылённость» лирической героини обманчива, имеет характер трагический: женщине не хватает голоса любимого человека, но в то же время она боится услышать правду нелюбви. Любовь неразделённая сковывает героиню Ваенги, в тексте мы находим морфологически изменённую ФЕ связать руки ("лишать возможности свободно действовать..." [15, с. 387]). Третий и четвёртый стихи второго куплета построены на семантическом и неполном синтаксическом параллелизмах, представляющих любовное чувство в виде сгустка противоречий, желаний, стремлений и вместе с тем помех, не позволяющих мечтам осуществиться: героиня хочет обнять возлюбленного, но её «руки связаны»; они «плывут по одной реке», но в то же время - врозь, ведь «лодки» у них «разные»: Говори, говори - я ж буду маяться, / Но не правду -она мне не нравится! /Мне тебя не обнять - руки связаны. / По одной реке плывём, да лодки разные! («Говори, говори»).
Далее метафорический образ «подаренных крыльев» Ваенга пытается «оживить», сделать его более зримым, по-прежнему иносказательно продолжая раскрывать роковой, трагический характер отношений героев, болезненную зависимость героини от возлюбленного, её ведомость им: Показал взглядом - куда лететь надо, / Напоил, напоил водой из ладоней, / Говорил, что не тронешь, а сам забыл... В стихотворении представлен трансформ
224
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова iij- № 2, 2016
карты биты, а масти не сходятся, построенный на расширении компонентного состава одной узуальной ФЕ и контаминации её с другим фразеологизмом. Конструкция включает ФЕ карта бита (убита) в инвариантном значении ("о полной неудаче чьих-л. замыслов" [16, с. 106]), передающую абсолютное фиаско отношений молодых людей. Данное значение дополняется и усиливается транс-формом просторечного фразеологизма под (одну) масть (устар. синоним - к масти, арготический вариант - в масть: "о ком-, чём-л. одинаковом, сходном, близком в каком-л. отношении" [16, с. 143]).
«Шансонность» языка анализируемых нами текстов проявилась и здесь: в художественное пространство любовного лирического произведения Ваенга вписывает ситуацию карточной игры - неотъемлемую часть блатного мира. Компонент ФЕ масть соотносится с элементом её значения "отношение", а компонент одну - с "одинаковый", "равный", "сходный". Декодировать фразеологический микротекст карты биты, а масти не сходятся можно примерно так: «надежды не оправдались, а отношения не складываются» (где союз а употребляется в сопоставительном значении). Семантика фразеологического контаминанта ещё больше усиливается благодаря следующему за ним эллиптическому трансформу пословицы в тихом омуте черти водятся ("тихий, скрытный человек способен на поступки, которых от него, казалось бы, нельзя было ожидать" [4, с. 40]), из которой автор исключила адъектив: Карты биты, а масти не сходятся! / Ох, не зря в омуте черти водятся! / Даже косами чую - разлучница, / Но ничего у тебя не получится... («Говори, говори»). Под «чертями» героиня Ваенги подразумевает не что иное, как козни соперницы, которую она «чует косами» и с которой в очередной раз вступает в любовную перепалку, художественно облечённую в игровую оболочку - принадлежность эстетики игры, такой актуальной в лирике шансона.
Библиографический список
1. Абросимова Е.А. Семиотика бардовской песни: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Омск: ОмГУ им. Ф.М. Достоевского, 2006. - 24 с.
2. Гардзонио Стефано «Русский шансон» между традицией и новаторством: жанр, история, тематика // Новое литературное обозрение. - 2010. -№ 101. - С. 149-165. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2010/101/ga9. html (дата обращения: 04.01.2016).
3. Дьякова Л.Н. Русская авторская песня в лингвистическом и коммуникативном аспектах: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Воронеж: ВГУ,
2007. - 24 с.
4. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. - М.: Русский язык, 2007. - 649 с.
5. Калинин А.В. Лексика русского языка: Учебник для институтов. - М.: Издательство Московского университета, 1978. - 232 с.
6. Кострюкова О.С. Текст современной популярной лирической песни в когнитивном, коммуникативном и стилистическом аспектах: ав-тореф. дис. ... канд. филол. наук. - М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2007. - 24 с.
7. Краткая Российская энциклопедия: В 3 т. Т. 3: Р-Я / Сост. В.М. Карев. - М.: Большая Российская энциклопедия: ООО «Издательский дом "ОНИКС 21 век"», 2003. - 1135 с.
8. Левин Л.И. Блатная песня // Эстрада России. Двадцатый век: Лексикон. - М., 2000. - С. 74.
9. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русских поговорок. - М., 2007. - 784 с.
10. Окунев В. Что такое «Шансон» для меня и как я его вижу по-своему? // Музей шансона. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.shansonprofi.ru/archiv/notes/okunev_about. shtml (дата обращения: 04.01.2016).
11. Отец русского шансона об убийстве Михаила Круга (Интервью с Ю.Н. Севостьяновым от 27.04.2005 г.) [Электронный ресурс] // Прав-да.Ру. - Режим доступа: http://www.pravda.ru/ showbiz/russian/27-04-2005/50899-mihailkrug-0/ (дата обращения: 03.01.2016).
12. Полежаева А.Н. Проблемы современного песенного текста: лингвоэкологический аспект: ав-тореф. дис. ... канд. филол. наук. - Иваново, 2011. -24 с.
13. Третьякова И.Ю. Окказиональная фразеология (структурно-семантический и коммуникативно-прагматический аспекты): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - Ярославль, 2011. - 51 с.
14. Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка. - М.: «Альта-Принт»,
2008. - 1239 с.
15. Фразеологический словарь русского языка / под ред. и послесловием А.И. Молоткова. -6-е изд., испр. и доп. - М., 2001. - 512 с.
16. Фразеологический словарь русского языка / сост. А.Н. Тихонов (рук. авт. кол.), А.Г. Ломов, Л.А. Ломова. - 3-е изд., стереотип. - М.: Русский язык. - Медиа, 2007. - 334 с.
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 2, 2016
225
