CC BY
304
Андреев В.В.
ЯЗЫК ПРОИЗВЕДЕНИЙ З. Н. ГИППИУС. К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ
Известная принадлежность творчества З. Н. Гиппиус к модернистскому течению символизма диктует нам внимательнее относиться к его языковому материалу с точки зрения семантики умолчания, так как умолчание в символизме носит не только прагматический характер, выражаемый разноуровневыми языковыми средствами, но и является философско-поэтической категорией. Умолчанию в символизме отдаётся первостепенная роль в намёках на несказанное.
Так, в программной статье Вячеслава Иванова «Мысли о символизме» (1912) читаем, что символизм на начальном этапе развития «состоял в искусстве вызвать ряд представлений, способных возбудить ассоциации, совокупность которых заставляет угадать и с особенною силою воспринять предмет или переживание, преднамеренно умолченные, не выраженные прямым обозначением, но долженствующие быть отгаданными» [14: 195].
Содержание поэтической категории несказанного раскрывает следующая цитата из статьи В. М. Жирмунского о символизме: «Как для мистического созерцания поэта земная жизнь открывала свой Божественный смысл, так поэтические образы становились символами, живою плотью более углублённых значений. Они намекали о последней глубине души человеческой, которую нельзя рассказать раздельно и рационально, но которую можно дать почувствовать в иносказании и песне» [12: 366].
З. Н. Гиппиус не придавала особого значения теоретическим спорам вокруг символизма и поэтических форм его выражения. Сравним высказывание её современницы Н. Н. Берберовой в книге воспоминаний «Курсив мой»: «В З. Н. <...> не чувствовалось желания разрешать в поэзии формальные задачи, она была очень далека от понимания роли слова в словесном искусстве» [4: 516]. Тем не менее в предисловии к первому сборнику стихов З. Н. Гиппиус отмечала особую роль намека в своих произведениях: «Мы стыдимся своих молитв и, зная, что все равно не сольемся в них ни с кем, - говорим, слагаем их уже вполголоса, про себя, намеками, ясными лишь для себя» [10: 446].
Символизм - это направление в искусстве, сложившееся в конце XIX в. и манифестирующее следующие идеи:
- внимание к слову не как к носителю значения, но как к средству, пробуждающему в человеке мистические предчувствия и указывающему на тайные связи вещей и явлений; таким образом, слова в символизме «приобретали новые значения, порождаемые контекстом и, как правило, более расплывчатые и более окказиональные, применимые только для данного случая» [9: 15], в связи с чем один из основателей символизма
В. Я. Брюсов назвал символизм «поэзией намеков» [8: 32];
- основная категория - символ, позволяющий являть «перспективу безграничного развертывания смыслов» и сохраняющий самостоятельную полноценность образа и при потенциальной неисчерпаемости [20: 33-34];
- категориальная неопределенность символа как следствие его многозначности [31: 1; 23: 107]; специфичность символа также заключается в его двупланной образной структуре [3: 359], «в которой субъективно преломленные впечатления действительности или импульсы истории, мифологии, культуры выступали как ассоциативные психологические символы - знаки душевной жизни индивидуума; другой путь символизации - насыщение глубинных слоев образа религиозно-мистическим, философским, историософским содержанием» [19: 707-708].
По определению А. Ф. Лосева, символ есть «смысловая общность, которая является принципом получения бесконечного ряда относящихся к ней единичностей. <...> символ указывает не на самого себя, но на нечто иное, чем сам он не является» [21: 166].
Основными языковыми и стилистическими средствами «символизации» выступали: субстантивация прилагательных; существительные на -ость; старославянизмы, архаизмы, экзотизмы и неологизмы; тавтологические словосочетания и различные виды повторов; слова с семантикой неясного, непостижимого; плеоназм и нагромождение синонимов; оксюморон; эллипсис; недосказания; различные виды метафор и сравнений [17: 8-39; 9: 16-29; 19: 708-710; 24: 101-113].
По замечанию И. Г. Минераловой, «... упоминания о «священном языке», «особенных, таинственных значениях» обычных слов, о «мире сокровенного» для человека серебряного века, для символиста отнюдь не риторические фигуры и не метафоры» [23: 68]. О средствах выразительности символистской поэтики М. Л. Гаспаров пишет: «.вдобавок к шести тропам традиционной риторической теории поэтическая практика изобрела седьмой. <...> .антиэмфазу - расширение значения, размывание его.» [9: 16].
И. В. Корецкая, указывая на художественную значимость символизма, отмечает: «.символизм расширил сферу образного мышления, приумножил средства метаязыка, обновил его функцию. Символистскую прозу и поэзию отличает углубление контекстовых связей, усиление роли подводного течения и подтекста» [19: 724].
З. Н. Гиппиус стояла у истоков русского символизма и являлась ярким представителем «самого радикального «крыла» русского символизма» [25: 75]. Такого мнения придерживается большинство исследователей как самого направления, так и её творчества. Впрочем, существуют единичные мнения о том, что творчество З. Н. Гиппиус нельзя назвать символистским по причине несоответствия схеме поэтических принципов символизма [12: 364; 15: 4]. Так, современник З. Н. Гиппиус критик Е. Г. Лундберг, характеризуя её поэзию как лишенную игры красок, писал, что символизм «вообще чужд творчеству Гиппиус так же, как ей чужда и непосредственность здорового реализма» [22: 536].
В начале XX в. в литературе прочные позиции заняла модернистская критика, и предвзятости в оценке творчества З. Н. Гиппиус стало меньше. Так, высоко ценили произведения З. Н. Гиппиус собратья по перу И. Ф. Анненский, В. Я. Брюсов, А. Белый,
С. М. Городецкий, М. А. Кузмин, Д. С. Мережковский, Б. А. Садовской, С. М. Соловьев, Ф. Сологуб. В частности В. Я. Брюсов писал о стихах З. Н. Гиппиус: «.З. Гиппиус доступны все современные пути поэзии, но что сознательно она не хочет полной яркости и полной звучности, избегает слишком резких эффектов, слишком кричащих слов» [7: 562].
Впрочем, констатация принадлежности к символистскому течению предполагала со стороны собратьев не только поиск основ творчества З. Н. Гиппиус и славословие в её адрес, но и указание на художественные недостатки в произведениях писательницы. Андрей Белый отмечал в 1906 г.: «В творчестве З. Н. Гиппиус мыслитель явно не соединен с художником» [2: 395], в статье 1908 г. А. Белый подтвердит свои наблюдения: «Ум давит в ней художника» [2: 401].
Умозрительность и отвлеченность поэзии З. Н. Гиппиус являются творческим способом символизации. Так, М. С. Шагинян в работе о поэзии З. Н. Гиппиус «О блаженстве имущего» отмечала: «Бессловесно знаемая истина» вынашивается её поэзией, и мало-помалу начинает проступать в словах-знаках, в словах-догматах» [29: 25].
В небольшом хрестоматийном стихотворении З. Н. Гиппиус «Надпись на книге» («Мне мило отвлеченное.») присутствуют все основные лексико-морфологические приметы ее стиля: личные местоимения, субстантивированные прилагательные, слова категории состояния, существительные и прилагательные с не- и отвлеченные существительные.
Местоимения в лирике З. Н. Гиппиус - характерный приём её поэтики. В общесимволистском подходе в выражении несказанного выделяется молитвенный характер поэзии З. Н. Гиппиус. Каждое стихотворение - молитва, обращенная к Богу,
своей душе, душе собеседника. В центре речевого акта оказывается лирический герой со своим субъективным подходом к действительности.
Лирический герой З. Н. Гиппиус выражает себя с помощью грамматических форм мужского рода, но было бы ошибкой утверждать исключительно мужской характер её поэзии. Гиппиус применяет эти формы потому, что слово общего рода «человек» формально относится к мужскому роду. Необходимо учитывать философский интерес З. Н. Гиппиус к вопросам пола и, в частности, к положению женщины в мужском обществе, в связи с чем в родовых формах слов мужского рода следует видеть не мужчину, но человека вообще. То есть формы мужского рода здесь развивают большую отвлеченность. Эгоцентризм в творчестве З. Н. Гиппиус (особенно в поэзии) прежде всего проявляется в употреблении личных местоимений. Наши наблюдения подтверждает статистический анализ: в первом сборнике стихотворений «Собрание стихов. 1889-1903» личные местоимения занимают 59,6% от всего количества местоимений, среди них словоформы местоимения я составляют 47% от общего числа словоформ всех личных местоимений (ср. определение И. Ф. Анненского, характеризовавшего лирику З. Н. Гиппиус как «безмерное Я»), за ним следуют лично-указательные он, она, оно, они - 22%; во втором поэтическом сборнике «Собрание стихов. Книга вторая. 1903-1909» личные местоимения так же высокопродуктивны и занимают 61,4% от общего количества местоимений, при этом словоформы местоимения я составляют 45,2% от общего количества личных местоимений, затем следуют лично-указательные местоимения он, она, оно, они - 25,5%.
Внимание современников, исследующих творчество З. Н. Гиппиус, главным образом было сосредоточено на философско-религиозных и поэтико-психологических основах её произведений. Собственно лексический материал произведений рассматривался лишь как вспомогательный, поэтому в исследовательской литературе, посвященной З. Н. Гиппиус, языковой анализ носил фрагментарный характер. Например, при характеристике декадентства как литературного течения священник Пол. Радченко перечисляет следующие черты гиппиусовской поэзии: «Здесь находим и новые слова, вроде «маломыслие», «малодеянье», и странные эпитеты, вроде «бездонного одиночества», и своеобразная пунктуация, и нарушение размера и типографские ухищрения - малые буквы в начале строки» [26: 585].
Русская эмиграция не оставляла без внимания творчество «декадентской мадонны» как до её смерти, так и после, признавая значимость З. Н. Гиппиус в русской литературе. С отзывами и воспоминаниями в эмигрантской прессе в основном выступали представители младшего литературного поколения: Г. В. Адамович, Н. Н. Берберова, М. В. Вишняк, Р. Б. Гуль, В. А. Злобин, Е. Ю. Кузьмина-Караваева, К. В. Мочульский, И. В. Одоевцева, Ю. К. Терапиано, Н. А. Тэффи, В. Ф. Ходасевич, Саша Чёрный и мн. др.
Заметным событием в литературной жизни эмиграции стал выход в Вашингтоне книги литературного секретаря Мережковских В. А. Злобина «Тяжелая душа», в которой рассказывается об эмигрантском периоде жизни писательницы и всесторонне анализируется тема смерти и чёрта в поэзии З. Н. Гиппиус: «Черт для неё - существо реальное, одно из её главных, если не главное, действующих лиц» [13: 22].
Отрадным фактом в науке явилась монография профессора Иллинойского университета Темиры Пахмус «Зинаида Гиппиус. Интеллектуальный профиль», содержащая подробные исследования духовного мира З. Н. Гиппиус и её творчества. В книге рассказывается о жизни писательницы до эмиграции и в эмиграции, рассмотрены метафизические концепции Гиппиус, её религиозные взгляды, отношение к войне и революции, специальная глава книги посвящена Гиппиус как литературному критику [32]. Труд Т. Пахмус - первое научное исследование творчества З. Н. Гиппиус, изданное за рубежом. В России началом научного исследования гиппиусовского творчества стала глава «З. Гиппиус» в учебнике «Русская литература XX века (1890-1910)», изданном в 1914 г. под редакцией профессора С. А. Венгерова [27: 108-114].
Новый и очень плодотворный этап в изучении творчества З. Н. Гиппиус начался с 90-х гг. XX в. - период новых изданий её произведений.
В связи с возвращением в литературный контекст творчества З. Н. Гиппиус востребованной стала ознакомительная творческо-биографическая информация о писательнице. На этом этапе подобную роль выполняли статьи В. В. Агеносова, К. М. Азадовского, С. П. Бавина, Н. А. Богомолова, А. В. Лаврова, Н. В. Королёвой, Н. В. Котрелёва, Е. Я. Курганова, Д. М. Магомедовой, Н. Неженца, Н. И. Осьмаковой, Л. В. Полукаровой, Л. Щемелёвой и др.
Н. А. Богомолов, характеризуя символизм произведений З. Н. Гиппиус, указывает на существование внетекстовой информации, представляющей научный интерес для анализа семантической структуры её поэзии: «Высшей ценностью обладает не сказанное слово, а вся в цельности ситуация, породившая это слово, произведение не само по себе, а как часть целого, пути, жизни. Фрагмент вне контекста непонятен, а контекст передать невозможно» [6: 130-131]. По замечанию К. М. Азадовского и А. В. Лаврова, «стихи Гиппиус словно состоят из намеков, недоговоренностей, умолчаний» [1: 13].
И. А. Жиркова, сосредоточивая исследовательский интерес на новеллистике З. Н. Гиппиус, считает символами астральные объекты - луну, комету, голубое небо: «За ними закреплено положительное семантическое поле, музыкальный суггестивный язык, со свойственными ему звукописью, сложными эпитетами, однотипными определениями, повторами и инверсиями» [11: 18].
Н. В. Кононова, анализируя символику романа «Чертова кукла», знаковыми образами считает лампаду, свечу, сердце, старца, черепки, судьбу, паутину, игрока, пленника. Отдельно в работе анализируется символика имен и цвета, рассматривается тема Петербурга и библейская подоплёка «Чертовой куклы» [18: 290-306].
Числовая символика в стихах З. Н. Гиппиус является предметом исследования Л. У. Звонаревой. Н. А. Богомолов обстоятельно раскрывает на поэтико-биографическом материале символику Единицы, Двойки и Тройки, определивших своеобразие религиознофилософских взглядов З. Н. Гиппиус [5].
Особенности художественной системы З. Н. Гиппиус в контексте эстетических, философских и религиозных исканий поэта рассматриваются в работах К. В. Алексеева,
A. Ю. Бисерова, Л. Н. Дмитриевской, Е. М. Криволаповой, Я. В. Лейкиной, Н. Н. Нартыева, С. Н. Савельева и др.
Языковая сторона произведений З. Н. Гиппиус только становится предметом изучения. И. В. Шубарчик на материале произведений конца XIX - начала XX вв. исследует семантические и грамматические свойства фразеологизмов с компонентом-прилагательным, в том числе и многочисленные устойчивые обороты прозы З. Н. Гиппиус [30].
Работа Р. И. Климаса в языковом изучении творчества З. Н. Гиппиус заслуживает особого внимания. Ученый выявил и описал ядро поэтического лексикона З. Н. Гиппиус, сопоставил его с лексиконами других поэтов серебряного века - М. Кузмина, Н. Клюева,
B. Хлебникова и И. Северянина. Сравнение лексиконов позволило определить рамки идиостиля конкретного писателя: «В словаре Гиппиус большую роль играет эмотивная лексика, с преобладанием названий негативных эмоций - страха, страдания. Важен выраженный разными лексическими средствами концепт «безмолвие», очень высок процент абстрактных слов, в том числе наименований религиозных понятий - возможно, не будет грубым упрощением проследить здесь косвенную связь с течением религиозного символизма» [16: 16]. Р. И. Климас указывает также на большое количество слов с отрицательной оценкой, на высокую частотность глаголов в поэзии З. Н. Гиппиус. На эту характерную творческую черту указывают и литературоведы: «Обращает на себя внимание обилие отрицательных глагольных конструкций («не имею», «не раскрутишься», «не живу» и т. п.) и частое употребление слова «нет» [28: 238].
Таким образом, важными языковыми особенностями, придающими произведениям З. Н. Гиппиус символистское звучание, являются: отвлеченная лексика, характеризующая «мужской» стиль её произведений; негативно-оценочная лексика и частое употребление частицы не, свидетельствующие о стремлении приблизиться к несказанному в соответствии с принципом тождества знака и означаемого; а также местоимения, передающие самое субъективное восприятие действительности и соответствующие форме лирической молитвы [1: 13]. Стилистическими особенностями символистских
произведений З. Н. Гиппиус выступают умолчания, намеки, недоговоренности и различные виды повторов.
Литература
1. Азадовский, К. М., Лавров, А. В. З. Н. Гиппиус: метафизика, личность, творчество // Гиппиус З. Н. Сочинения: Стихотворения; Проза. - Л.: Худож. лит., 1991. - С. 3-44.
2. Белый, А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х томах. Т. 2. - М.: Искусство, 1994. - 571 с.
3. Белый, А. Символизм как миропонимание. - М.: Республика, 1994. - 428 с.
4. Берберова, Н. Н. Курсив мой // Серебряный век. Мемуары (Сборник). - М.: Известия, 1990. - С. 431-574.
5. Богомолов, Н. А. Зинаида Гиппиус // Русская литература рубежа веков (1890-е -начало 1920-х годов). Книга 1. - М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. - С. 851-881.
6. Богомолов, Н. А., Котрелев, Н. В. К истории первого сборника стихов З. Гиппиус // Русская литература. - 1991. - № 3. - С. 121-132.
7. Брюсов, В. Я. З. Н. Гиппиус. Собрание стихов. Книга вторая // Гиппиус З. Н. Собрание сочинений. Т. 3. Алый меч: Повести. Рассказы. Стихотворения. - М.: Русская книга, 2001. - С. 562.
8. Брюсов, В. Я. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. Статьи и рецензии 1893-1924; Из книги «Далёкие и близкие»; Miscellanea. - М.: Худож. лит., 1987. - 575 с.
9. Гаспаров, М. Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890-1917: Антология. - М.: Наука, 1993. - С. 5-44.
10. Гиппиус, З. Н. Собрание сочинений. Т. 2. Сумерки духа: Роман. Повести. Рассказы. Стихотворения. - М.: Русская книга, 2001. - 560 с.
11. Жиркова, И. А. Новеллистика старших символистов (жанрово-стилевые модификации): Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - М., 1989. - 26 с.
12. Жирмунский, В. М. Поэтика русской поэзии. - СПб.: Азбука-классика, 2001. -
496 с.
13. Злобин, В. А. Тяжелая душа. - Вашингтон: Изд. Рус. книжного дела в США, 1970. - 142 с.
14. Иванов, В. И. Мысли о символизме // Иванов В. И. Родное и вселенское. - М.: Республика, 1994. - С. 138-234.
15. Ильев, С. П. Поэтика русского символистского романа: Автореф. дис. . доктора филол. наук. - СПб., 1991. - 44 с.
16. Климас, Р. И. Сопоставительный анализ актуализированных лексиконов поэтов серебряного века (З. Гиппиус, М. Кузмин, Н. Клюев, В. Хлебников, И. Северянин): Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Орел, 2002. - 18 с.
17. Кожевникова, Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. - М.: Наука, 1986. - 251 с.
18. Кононова, Н. В. Некоторые особенности символизации в романе З. Гиппиус «Чертова кукла» // Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. - М., 2002. - С. 290-306.
19. Корецкая, И. В. Символизм // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Книга 1. - М., ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. - С. 688-731.
20. Леденев, А. В., Ломтев, С. В. Литература рубежа XIX - XX веков // Русская литература XX века. 11 кл.: Учеб. для общеобразоват. учеб. заведений. - В 2 ч. Ч. 1 / Под ред. В. В. Агеносова. - М.: Дрофа, 1997. - С. 8-68.
21. Лосев, А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. - 2-е изд., испр. -М.: Искусство, 1995. - 320 с.
22. Лундберг, Е. Г. Поэзия З. Н. Гиппиус // Гиппиус З. Н. Собрание сочинений. Т. 2. Сумерки духа: Роман. Повести. Рассказы. Стихотворения. - М.: Русская книга, 2001. - С. 531-542.
23. Минералова, И. Г. Русская литература серебряного века (поэтика символизма). -М.: Изд-во Лит. института им. А. М. Горького, 1999. - 226 с.
24. Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Грамматические категории. Синтаксис текста / М. Л. Гаспаров, Ж. А. Дозорец, И. И. Ковтунова; отв. ред. Е. В. Красильникова. - М.: Наука, 1993. - 240 с.
25. Полукарова, Л. В. «Надо всякую чашу пить - до дна»: О личности и творчестве
З. Н. Гиппиус // Литература в школе. - 1996. - № 5. - С. 72-84.
26. Радченко, П. Характеристика декадентства как литературного направления по стихотворениям Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус // «Странник». 1915. Апрель. - С. 574-586.
27. Русская литература ХХ века. 1890-1910 / Под ред. С. А. Венгерова. - М.: Республика, 2004. - 543 с.
28. Спендель, Д. Зинаида Николаевна Гиппиус и революция // Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. - М.: ИМЛИ РАН, 2002. - С. 236-243.
29. Шагинян, М. С. О блаженстве имущего. Поэзия З. Н. Гиппиус. - М.: Альциона, 1912. - 42 с.
30. Шубарчик, И. В. Семантические и грамматические свойства фразеологизмов с компонентом-прилагательным (на материале произведений писателей конца XIX - начала XX веков): Автореф. дисс. ... канд. филол. н. - Челябинск, 2003. - 21 с.
31. Юркина, Л. А. Символ и его художественные функции (на материале русской литературы рубежа XIX - XX веков): Автореф. дисс. . канд. филол. н. - Москва, 1989. -23 с.
32. Pachmuss, T. Zinaida Hippius: An Intellektual Profile. - London, Amsterdam, 1971. -
491 s.
