CC BY
214
В.Г. Дацышен,
доктор исторических наук, г. Красноярск
Японцы в Сибири конец XIX - начало XX в.
История российско-японских отношений н ее составляющая, что связана с пребыванием японцев на территории России, всегда вызывали интерес у историков и широкого круга общественности. Многие факты и проблемы хорошо известны и не раз являлись предметом специальных исследовании. В их числе история японских моряков, попавших в Сибирь в XVIII в., проблемы русско-японских взаимоотношений на Дальнем Востоке, пребывание японских военнопленных в Советском Союзе. Однако до сих пор остаются недостаточно изученными многие их аспекты, менее яркие и драматические, но не менее важные для воссоздания общей картины двухсторонних отношений. К примеру, японское присутствие в Сибири (в современных границах региона) в XIX — начале XX в.
С развитием кругосветного мореплавания (начало XIX в.) роль Сибири в русско-японских отношениях постепенно снижается. В Иркутске японцев оставалось с каждым годом все меньше. После 1810 г. постоянно жил лишь один коллежский регистратор Киселев (Дзепроку). В 1812 г. сюда привезли монаха Кудзо, но вскоре его отправили обратно в Японию. В 1816 г. иркутская школа японского языка, единственная в России, по ходатайству сибирского генерал-губернатора была закрыта.
Более полувека японцы приезжали в Россию морским путем, минуя Сибирь. Новое «открытие» японцами Сибири, а сибиряками японцев связано с именем Эпомото Такэаки, назначенного в начале 1870-х годов на пост первого полномочного посланника в Санкт-Петербурге. Этот выдающийся дипломат и общественный деятель был убежденным сторонником японо-российской дружбы п сотрудничества. В июле 1878 г. Эномото Такэакн в сопровождении Оока Киптаро, изучавшего в России искусство гравировки на меди, и студента Тарами Киити выехали из Санкт-Петербурга на родину через Сибирь.
Проездом по Сибири Эпомото Такэаки сделал остановку в Красноярске. Приезд японского посла на берега Енисея в 1878 г. явился событием неординарным. Кроме того, японец, выполнив намеченное, познакомился с окрестностями города и местным населением. Вечером 6 августа* посланник со спутниками был встречен красноярским окружным исправником близ города. Во время обеда Эномото узнал, что недалеко от Красноярска есть золотые прииски и попросил разрешения их посетить. Просьбу посланника удовлетворили, были приготовлены лодки и все необходимое для путешествия по реке. Красноярский исправник вечером 7 августа отправился сопровождать Эиомо-
* Все даты даются по календарю, принятому в то время в России. В данном случае время указано по Юлианскому календарю (Старому стилю), действовавшему в России до начала 1918 г.
то в поездке по Енисею. До приисков было около 60 верст, и японский посланник остановился на ночь в деревне Овсянке, расположенной среди гор на берегу Енисея. По воспоминаниям современников, Эпомото Такэаки был очарован красотой окрестностей Красноярска. На следующий день путешественники продолжили путь и вечером прибыли на ТрехСвятительский прииск купца Полуянова на реке Бирюсе. Целый день посланник подробно знакомился с работой золотопромышленников, изучал устройство машин; хозяин же охотно объяснял и делился с гостем всеми секретами.
Газета «Сибирь», освещавшая поездку Эпомото, отмечала: «Самый же способ промывки золота до того, говорят, поправился ему своею простотою и незатейливостью (!), что, при отъезде своем с приисков, он велел снять подробнейший план всех технических приспособлений и выразил сожаление, что его соотечественники до сих пор еще не знакомы с простейшим средством, употребляемым для промывки золота». Утром 10 августа Эпомото Такэаки выехал в Красноярск и иа следующий день отправился далее по тракту в направлении Иркутска. Красноярский окружной исправник доложил енисейскому губернатору: «Считаю долгом присовокупить, что Вице-Адмиралъ Эпомото Такэаки как пребыванием в Красноярском Округе, так и в г. Красноярске остался вполне доволен, что неоднократно выражал мне через переводчика»1. 14 августа японский посланник прибыл в Иркутск, откуда направился далее, на восток. В октябре 1878 г. Эпомото Такэакн, проехав всю Сибирь, возвратился в Токио.
На протяжении своей поездки по Сибири Эпомото Такэаки вел дневник, куда заносил впечатления от уведенного. Но «Сибирский дневник» пе был сразу опубликован, о его существовании в Японии надолго забыли. В работах японских исследователей появились неточности, например, Сиптаро Накамура написал, что «Энамото находился три дня и внимательно знакомился с золотыми приисками» пе в Красноярске, а в Иркутске2. В дальнейшем Эпомото Такэакн принимал участие в разработке первой японской конституции н занимал важнейшие посты в правительстве Японии, был министром иностранных дел в первом конституционном кабинете министров. В это время отношения между Россией и Японией были стабильными и взаимовыгодными, и, очевидно, его поездка в Сибирь имела к этому непосредственное отношение. Искренность сибиряков убедила крупнейшего политика и государственного деятеля Японии в обоснованности его симпатии к России и русскому народу.
В дальнейшем японские ученые, дипломаты, государственные деятели стали все чаще посещать Сибирь. В 1880 г. по Московскому тракту возвращался в Японию Ниси Токудзиро, исполнявший обязанности посланника в России. Итогом этой поездки стали путевые записки, получившие во всем мире высокую оценку. В августе 1886 г. через Сибирь но тракту вместе с приамурским генерал-губернатором Л.Н. Корфом проехал известный государственный деятель Куродо. Военный атташе посольства в Берлине, полковник Фукусима, совершавший одиночный конный пробег по маршруту Берлин — Москва — Семипалатинск — Улясутай — Урга — Иркутск — Владивосток — Пекин — Шанхай, проехал Восточную Сибирь в декабре 1892 г. В 1894 г. иркутский летописец Н.И. Романов записал: «26 июля в городе гостил японец Конура Цимбо, заявивший себя работами по геологии. Он воспитывался в Берлине-
ком университете и теперь возвращается на родину. Намерен дорогой производить геологические исследования на Лмуре»3.
В сентябре 1901 г. возвращались из Петербурга домой по только что построенной Транссибирской железнодорожной магистрали уполномоченный японского правительства Симомура и его помощник, «кандидат японской высшей коммерческой школы», командированные в Россию для изучения состояния торговли и путей сообщения. Симомура посетил музеи Иркутска, познакомился с проблемами развития Сибири. Вскоре газета «Енисейские ведомости» сообщила: «30 июля 1902 г. через Красноярск проследовал японский принц Коматцу со свитой. На вокзале его приветствовали и.д. губернатора И.Н. Сазонов, начальник бригады ген. Левестам». В мае 1903 г. через Сибирь проехали из Европы два японских профессора — Ямагути и Омура.
К началу XX в. японское общество подробно познакомилось с Сибирью, что подтверждало возможность русско-японской войны. Именно усилиями генерального штаба японской армии в 1893 г. увидело свет издание «Топография Сибири». В этом фундаментальном труде были собраны сведения по истории и культуре Сибири, книга знакомила японцев с бытом и национальным характером местных жителей. Вскоре, после окончания строительства Транссиба и КВЖД, железная дорога, соединившая порты Тихого и Атлантического океанов, стала главным средством сообщения Японии с Европой. Высокопоставленные гости теперь знакомились с Сибирью из окна вагона, а в городах России стали появляться японцы разных сословий и занятии. Увеличение числа островитян в регионе было тесно связано с усилением японской эмиграции в Россию в конце XIX в. Если в 1890 г. в России проживали 603 японца, то в 1895 г. — 1 937, а в 1900 г. — 3 953 японца. Число же японцев, въехавших в 1900 г. в Россию, составило 5 819 чел.1 Правовую базу для развития японской общины в России заложил договор между двумя странами о торговле и мореплавании, подписанный в 1895 г.
В собственно Сибири японцы встречались очень редко, и местный обыватель имел о них смутное представление, не отличая представителей Страны восходящего солнца от других азиатских народов. Например, в 1900 г., во время восстания ихэтуаней в Китае, в городе Бийске толна обывателей убила японца — артиста цирка, приняв его за китайца. Возможно, при сходных обстоятельствах 29 августа 1900 г. в Иркутске неизвестными был зарезан на улице японец5. Сибирь относительно японского присутствия делилась иа две части, Забайкалье в этом отношении было ближе к Дальнему Востоку, остальная Сибирь мало отличалась от других регионов Российской империи. Определенное промежуточное положение занимал Иркутск, по Иркутское генерал-губернаторство было в ведении японского консула в Москве, деятельность японских консулов в Приамурье распространялась лишь на Забайкальскую область.
До 1904 г. проживавших японцев по сибирским городам были единицы. Заметной стала лишь японская община в Иркутске, что было вызвано как близостью города к Дальнему Востоку, так и его административнополитическим и экономическим значением. Согласно всеобщей переписи 1897 г. в Иркутской губернии в качестве родного назвали японский язык шесть человек. Из них двое мужчин и женщина проживали в Иркутске, а трое мужчин — в Нижнеуднпской округе. Правда, среди иностранцев в Иркутской губернии в материалах переписи был указан лишь одни подданный Японии6. Западнее Иркутска перепись 1897 г. японцев не зафиксировала7.
В начале XX в. в Иркутске постоянно проживали несколько десятков японцев. Значительная их часть была связана с японской разведкой. Первым японцем, поселившимся в Иркутске, был Косандзи, работавший у местного фотографа. Затем в столицу Восточной Сибири перебрался фотограф Ивао Саку, бывший, по мнению правоохранительных органов, резидентом японской разведки в Чите. В 1903 г. в Иркутске проживали около 20 японцев8. Редактор «Восточного обозрения» И.И. Попов вспоминал японца, «... который делал папиросы мне; я называл его в шутку капитаном генерального штаба, а он отнекивался, лукаво улыбаясь. Я не сомневался, что этот культурный и развитый японец был военный осведомитель»9. И.И. Попов вспоминал и преподавателя японского языка в Иркутском юнкерском училище, «... который, вращаясь среди военных, при русской халатности, вероятно, почерпнул немало полезных сведений для японского генерального штаба»10. В это время первые японцы появились и в учебных заведениях Сибири. В 1903 г. в Троицкосавске закончил реальное училище японец Ямагути, затем продолживший свое обучение в Петербургском университете".
Наиболее частыми гостями в Сибири были артисты из Японии. Впервые японские акробаты и ф12окусники давали представление в городском театре Иркутска уже в 1876 г.2 Согласно заявленному в 1893 г. в Нагасаки паспорту артистки труппы японских акробатов Кавапо Фуса к этому времени она уже побывала с гастролями в разных городах Российской империи, в том числе в Чите, Верхнеудипске и Троицкосавске13. О том, насколько часто приезжали японские артисты в сибирские города, свидетельствует замечание, появившееся в 1902 г. в «Енисейских губернских ведомостях»: «Представление японской труппы, состоявшееся 24 сентября в цирке-театре Черных ... привлекло на этот раз не особенно многочисленную публику... трупна уже «пригляделась». Артисты, по обыкновению, исполнили все свои номера вполне добросовестно»11.
В самом начале XX в. в Сибири проживали не только шпионы, представители «свободных профессий» или торговцы, но и японские мастеровые. Например, в 1903 г. владелец лесопильного завода в Чите Д.Ф. Игнатьев «выписал» из Японии четырех мастеров «лакировочного дела». Как сообщали газеты, изготовляемые японскими мастерами вещи пользовались спросом у местного населения15. Отдельно следует отметить, что более 200 японцев завербовалнсь на строительство Кругобайкальской железной дороги.
Свои коррективы в жизнь японской общины в Сибири внесла русско-японская война 1904-1905 гг. Японцы по разным причинам стали покидать сибирские города еще до начала войны. Редактор «Восточного обозрения» И.И. Попов писал в своих мемуарах: «... из писем тещи, сына и B.C. Ефремова я узнал, что все японцы — папиросники, прачки и прочие — уже поспешили уехать из Иркутска... Из других мест Сибири также писали, что японцы отовсюду скрылись»16. При этом до самого последнего дня сибирская общественность сохраняла крайнюю благожелательность по отношению ко всем японцам, посещавшим регион. В томской газете «Сибирский вестник» под рубрикой «Местная хроника» 22 января 1904 г. была опубликована заметка «Японец Такеси Инакава», в которой говорилось: «В настоящее время в нашем городе находится один молодой интеллигентный японец Такеси Инакава, житель гор. Хакодатэ в Японии. Остановился он у нас на самое короткое время, проездом в Европейскую Россию»17. Газета сообщала, что этот 27-летний японец едет в Санкт-Петербург, а затем в Астрахань, чтобы «изучать рыбную промышленность».
А 28 января 1904 г. «Иркутские губернские ведомости сообщили: «Немногочисленная местная колония японцев обратилась к губернской администрации с просьбой оказать ей покровительство и защиту»18. На следующий день эта газета уже сообщила о том, что все японцы покинули Иркутск. Очевидно, это сообщение не соответствовало действительности, так как депортация японцев из города проходила и в феврале.
Власти Восточной Снбнрн приняли решение о выселении японцев с подведомственной им территории, объявленной на военном положении, раньше, чем было получи го указание из центра (получено в середине февраля). Согласно предписанию иркутского губернатора от 30 января 1904 г. 2 февраля 21 японца, проживавших в Иркутске, отправили в Читу в сопровождении двух жандармов. Однако вскоре по приказу Е.И. Алексеева всех японцев с мест, где было объявлено военное положение, направили вглубь Сибири. В начале июня 1904 г. из Департамента полиции сообщали: «По соглашению с Иркутским Военным Генерал-Губериатором было признано необходимым высылаемых из района военных действий японцев (не военнопленных) распределять в пределах Иркутской и Енисейской губерний, а по открытии навигации по Байкалу направлять в Европейскую Россию»19. Что касается японцев, проживавших вне этих территорий, то в начале февраля 1904 г. в Сибири от министра внутренних дел пришло следующее предписание: «Министр Иностранных дел сообщил, что после отъезда японских агентов охрана японских интересов с Высочайшего соизволения предоставлена находящимся в России дипломатическим и консульским представителям Северо-Американских Соединенных Штатов»20.
Во время русско-японской войны почти все японцы, проживавшие на российском Дальнем Востоке, проехали через Сибирь. Японцев, не успевших выехать из Приамурья на родину, стали перевозить в Читу, где размещали в квартирах их земляков или в тюрьме. Затем их направляли в Иркутск и далее на запад для отправки в Японию морем через западные порты. Обеспечить довольствием депортируемых мирных японцев должен был начальник жандармского полицейского управления Забайкальской железной дороги полковник Бардин21. Вначале гражданских лиц везли в обычных пассажирских вагонах под надзором охранного отделения за счет государства, но с мая 1904 г. японцев стали отправлять в этапных вагонах, которые цепляли к пассажирским поездам. Первая партия депортированных японцев с востока (140 чел.) прибыла в Иркутск 6 марта 1904 г.22 Выселение японцев продолжалось до весны 1905 г. Согласно донесениям Жандармского полицейского управления Сибирской железной дороги в январе 1905 г. через Красноярск в Европейскую Россию проследовало 8 депортированных (6 мужчин н 2 женщины), в феврале — 8 мужчин и 1 женщина, в апреле — 3 японки, в последующие месяцы среди депортированных «желтолицых» с Дальнего Востока «мирные японцы» не фиксировались23.
Несмотря на то, что было принято решение направлять всех депортируемых японцев в Европейскую Россию, значительная их часть на долгое время, а некоторые до конца войны остались в Западной Сибири. Одной из основных «перевальных баз» для депортированных стала Томская губерния. 31 марта 1904 г. в Томск прибыла партия — 152 «желтолицых», в основном японцев. Вскоре они были направлены вниз по Оби, в Колпашево Нарымского края. 4 апреля была принята партия депортированных — 251 чел. (японцы и китай-
цы), размещенная на дачах Томского женского монастыря (в Спасской волости) и в с. Тогурском. В мае число водворенных в Томской губернии депортированных достигло 442 чел., ожидалось прибытие еще 280 чел. С 29 мая 1904 г. началась отправка депортированных на пароходах из Томска в Тюмень. К началу лета в Томской губернии — на дачах и в Томской городской больнице — оставалось 142 чел. К середине июня 1904 г. согласно документам в Томской губернии было принято и временно размещено 527 чел. «административно-арестованных», в большинстве — японцев. До конца русско-японской войны некоторая часть депортированных с востока японцев так и осталась в Томске и его окрестностях.
С марта 1904 г. по сентябрь 1905 г. по Сибирской железной дороге двигались в западном направлении японские военнопленные. Уже 31 марта в Иркутск привезли 280 чел. Пленных японцев перевозило военное ведомство своими эшелонами. Современники отметили, что уже в конце марта 1904 г. через Иркутск «... проследовала по железной дороге партия военнопленных японцев с японским офицером. Они направляются в разные земские губернии России для жительства на время войны»21. В первые дни войны конечной точкой отправки пленных назначались сибирские города, например, 15 апреля из Владивостока в Томск были направлены 25 офицеров и 183 матроса23. Вскоре пленных японцев в самой Сибири2р6ешили не размещать, «специальный пункт» для них был устроен в Пензе26. Во время русско-японской войны они направлялись до станции Байкал, где передавались в распоряжение начальства Сибирского военного округа. Сначала при перевозке военнопленных на каждых двух японцев полагался одни конвоир, по с июня
1904 г. «...во избежание побегов и для уменьшения наряда конвойных» их приказано было направлять до Иркутска лишь в арестантских вагонах27.
Далеко не все военнопленные японцы сразу же отправлялись в Европейскую Россию. Местом их размещения на длительное время была выбрана Томская губерния. Например, на квартирном довольствии Томского Городского общественного управления находилось с 4 мая по 29 нюня 26 офицеров и 182 нижних чипа, с 29 июня по 4 июля — 68 офицеров и 237 нижних чинов, с 4 июля по 8 августа соответственно 68 и 251, с 8 по 14 августа — 38 офицеров и 256 нижних чипов28. Материалы и документы говорят о достойном обеспечении японцев всем необходимым, о хорошем к ним отношении со стороны властей и общества. Из Томской Городской управы писали начальнику охраны пути Сибирской железной дороги: «... как только прибыла в Томск первая партия военнопленных японцев, заведующий этой партией Ротмистр Лемени-Македон обратился в Городскую Управу с просьбой доставить возможные удобства при размещении военно-пленных, причем обещал все доставленное возвратить городу в целостности. Городская управа, несмотря на то, что Временного Положения о военнопленных Русско-Японской войны еще не было обнародовано, употребила возможпыя средства для лучшей обстановки помещения для пленных, причем все доставляемые вещи сдавались под расписки служащим конвоя. Городская Управа не только доставила для пленных кровати, но и снабдила их наволочками для тюфяков, подушками и одеялами, хотя доставление последних предметов п не было обязательно для города...»29
О числе военнопленных, двигавшихся по Сибирской железной дороге, можно судить по донесениям начальника Красноярского отделения Жандарм-
ского полицейского управления Сибирской дороги. С 29 декабря 1904 г. по 29 января 1905 г. через Енисейскую губернию проследовал 51 военнопленный японец; с 29 января по 28 февраля — 214, в том числе 4 офицера; с 28 февраля по 29 марта — 276, в том числе 7 офицеров; с 29 марта по 28 апреля — 219 чел., среди них 4 офицера; с 28 апреля по 28 мая — 211 военнопленных японцев и кореец; с 28 мая по 28 нюня — 243 японца, в том числе 10 офицеров; с 28 июня по 28 июля — 104, в том числе 1 офицер; с 29 июля по 30 августа
— 13 японцев, в их числе 1 офицер и 1 доктор. Последняя партия военнопленных японцев проследовала через Красноярск на запад 1 сентября
1905 г., в ее составе было 22 нижних чина и 1 офицер30. Таким образом, принятая в отечественной историографии общая численность отправленных в Россию японских военнопленных — 1700 чел., является заниженной. Только в 1905 г. через Красноярск на запад проследовало более 1300 пленных японцев, а в течение 1904 г. согласно имеющимся данным их было не меньше. Кроме того, по донесениям полиции, за весь 1905 г. на запад проследовал лишь один тяжелораненный японец и один японский врач, большинство раненых, очевидно, оставались в госпиталях на востоке России.
После окончания русско-японской войны военнопленные японцы были отправлены через Сибирь в обратном направлении. Это также затянулось на многие месяцы, так как еще в начале 1906 г. российские власти собирали справки о пребывании пленных японцев в России. Например, в январе 1906 г. командование Сибирского военного округа еще готовило сведения о возможном нахождении пленных японцев на территории Сибири.
Тяжелейшая для обоих государств война, как пи странно, не привела к взаимной ненависти или прекращению контактов между двумя народами, а скорее, наоборот. Несмотря на множество войн и конфликтов в XX в., русские и японцы, как никто другой, с уважением относились друг к другу. Во время русско-японской войны и после нее фиксировались случаи обращения японцев с просьбой о принятии в русское подданство11. Например, с 1907 г. неоднократно с подобным ходатайством в Иркутске обращался некий японский подданный32. В Японии, больше чем в какой-либо другой стране, ценили достижения русской культуры, в 1910-е годы в Стране восходящего солнца переводилось в среднем 150 русских произведений. В России в то время сложилась своеобразная мода на все японское. Интересный пример межкультурной связи приводится в воспоминаниях современников, когда дочь казака О.П. Петрова, проживавшая в Иркутске по соседству с японцами, с детства говорила бегло по-японски.
В 1907 г. был подписан «Договор о торговле и мореплавании между Россией и Японией», возобновивший действие договора 1895 г. Японцам в России предоставлялись права подданных «наиболее благоприятствуемой нации», после чего выросла численность японской общины не только в Приамурье, по и в Восточной Сибири. По некоторым данным, к 1914 г. во всей Азиатской России находилось уже около 5 тыс. японцев, в том числе 2 249 мужчин и 2 441 женщина33. При этом в Сибири численность японцев была в десять раз меньше, чем на Дальнем Востоке. Одними из самых активных вновь оказались представители культуры и индустрии развлечений из Японии. Уже в 1907 г. в Сибирь приехали с гастрольной программой японские гейши. Событием культурной жизни стали гастроли в 1912 г. японской труппы «Тэн-Ичн». В Красноярске эта трупна с 31 августа по 3 сентября дала четыре спектакля в городских театрах 1.
Сибирские города активно посещали ученые и представители средств массовой информации. В августе 1909 г. в Иркутск с целью ознакомления с условиями жизни в Восточной Сибири приезжал редактор-издатель газеты «Осака Майнити» Никоптн Мотойяма с одним из сотрудников этой газеты35. Летом 1911г. японский подданный М. Мори посетил Западно-Сибирскую выставку. В 1912 г. через Сибирь проехал профессор геологии Токийского университета Котора Джпмбо. Интерес Японии к региону объяснялся не только военно-стратегическими и экономическими факторами, по и тем, что японские ученые в то время пришли к выводу о Сибирской прародине япоиского парода. Еще в 1911 г. секретарь японского консульства во Владивостоке при посещении музея Географического общества в Иркутске сообщил: «... по новейшим изысканиям в японском ученом мире существует убеждение, что предки японцев когда-то жили в пределах Забайкалья .. .»36 О том, насколько частыми гостями были японцы на Транссибе, говорят относящиеся к 1909 г. воспоминания И.И. Попова: «... в Верхнеудинске я сел на сибирский экспресс. Большинство пассажиров были иностранцы — преобладали японцы. Русские, больше из Приамурья, чувствовали себя не долга и ворчали: Так вот и едем, как по чужой стране... Посмотрите на «япошек» — ведь они хозяева страны.. .»37
Одним из основных направлений японской деятельности в Сибири была разведка. В 1908 г. начальник Иркутского жандармского управления писал директору Департамента полиции: «Вслед за прекращением военных действий на Дальнем Востоке стал замечать наплыв японцев в виде врачей, фотографов, прачешников в главных городах Приамурского и Иркутского генерал-губернаторств. По имеющимся данным, многие из японцев только прикрываются казенными профессиями, в действительности же занимаются систематической военной разведкой». «К пример38у, владелец магазина в Иркутске Смроди зарегистрирован как шпион»38. Военный губернатор Забайкальской области осенью 1907 г. докладывал иркутскому генерал-губернатору: « В течение этого лета в разное время группы китайцев и японцев производили разведку и съемку местности... один из японцев расспрашивал, где находится белый камень. Под названием Белого Камня подразумевается, по мнению капитана Аджиева... вершина «Белая Россыпь», находящаяся у вероятного перевала через хребет Хамар-Дыбань на тракте из Кяхты на Мысовск... На вопрос, предложенный сообщившим упомянутые сведения о причинах незадержания разведчиков, они отозвались, что боялись употребить силу, так как имели сведения о имеющемся у
__ 39
разведчиков оружии» .
В конце 1907 г. всем уездным и городским полицейским исправникам в Сибири было предписано следить за японскими разведчиками, на эти нужды были даже выделены специальные средства. Главам всех буддийских монастырей в Восточной Сибири было предписано «... не принимать у себя иностранных шпионов, а в случае появления их, также сообщать об этом местной полиции»"0. В начале 1910 г. штаб Иркутского военного округа зарегистрировал 29 японцев, подозревавшихся в разведывательной деятельности на территории Восточной Сибири. В 1913 г. в Иркутске был арестован японский разведчик Миамура. Доказать его причастность к шпионской деятельности в Сибири не удалось, поэтому привлечен к ответственности он был за проживание по чужому паспорту.
По данным российского Генерального штаба, летом 1912 г. японские общества активно действовали уже не только на Дальнем Востоке, но и в Во-
сточной Сибири. В Чите существовало общество «Цыта Нихопдзинкай», в Сретенске — «Суху Нихопдзиникай», подобные общества имелись в Верхнеудинске и Иркутске. Российские власти обратили внимание на такой факт: в І9І2 г. в Иркутск, Верхнеудииск и Читу приезжали владивостокский консул Хайдзи Никам и секретарь Хирано Минору, после чего руководство всех японских обществ сменилось. В ноябре 1912 г. полицмейстер Читы докладывал о существовании в городе общества «Цыта Кёрюминкай» под председательством Кокеазано, которое прекратило свое существование после посещения Читы секретарем японского консульства во Владивостоке Тадахиро Тории. В декабре І9І2 г. начальник Нерчинского уезда сообщал о том, что в Сретепске находится общество «Кёрюминкай» во главе с фотографом Дапсаку Кпсигава, а в Нерчепске — «Чнмсо Тансо» во главе с врачем Ёсадуро Огава, членами которого были І3 японцев, а также кореец, женатый на японке. В это же время жандармский ротмистр Плахов сообщал иркутскому губернатору, что в Верх-неудинске есть японское общество во главе с парикмахером Имаи".
Японцы в Сибири всегда вызывали подозрение у местных властей, и поводов этому было достаточно, даже если не имелось прямых свидетельств их шпионской деятельности. Показательной представляется следующая история пребывания трех японцев в Центральной Сибири. В 191G г. капский уездный исправник докладывал енисейскому губернатору: «Доношу Вашему Превосходительству, что 12 мая месяца с.г. в г. Капск прибыли из г. Томска три японца: Канео Снмазакп, 3G лет, Курагава Магоюка, 43 лет и Матпо Сюмп, 27 лет (женщина), выдававшие себя за прачешников; между тем оказалось, что они занимагася врачебной практикой. По проведении у них в присутствии Городового Врача Пахолкова обыску, обнаружены медицинские инструменты и лекарства, о чем и составлен протокол для привлечения вышеозначенных лиц к ответственности, инструменты же и лекарства конфискованы. За деятельностью этих японцев и сношениях их имеется секретное наблюдение»І2. Эти японцы вместе с еще одним представителем Страны восходящего солнца Фудзитапи Сейгай до Канска посетили Томск и Барнаул, откуда направились в Красноярск. Еще в Томске они вызвали подозрение своими документами. В марте 191G г. и.д. томского губернатора сообщал в Департамент полиции: «В виду отсутствия в предъявленных мне вышенаименованными японцами в национальных паспортах надлежащих виз и подписей Российских Консульских Агентов, я признал возможным выдать этим иностранцам русские билеты на жительство в Империи не на один год, а лишь на три месяца каждому, впредь до разъяснения вопроса о праве названных Японских подданных на дальнейшее проживание в пределах Российской Империи по их национальным паспортам»43.
Судьба этих японцев сложилась в России по-разному. Курагава Магою-ра был арестован уездным исправником и выслан из России по приказу иркутского генерал-губернатора. Японка Матпо Сюмп в 1911 г. проживала в Канске, о ее судьбе продолжалась переписка между различными российскими учреждениями. Канео Симазаки, очевидно, остался жить в Капском уезде. В архиве сохранилось «Прошение Японского Подданного Копсо по св. Крещению Алексея Симазакн», жившего в апреле І9І7 г. в Капском уезде о выдаче нового документа на право проживания в пределах РоссииІІ.
Самым распространенным японским заведением в Сибири были «японские прачешные», которые после 19G5 г. оказались не только в Восточной Си-
бири. Летом 1908 г. в газете «Красноярец» была помещена информация об услугах японской прачечной в городе Красноярске45. Самым западным городом, где в справочнике «Сибирь» за 1910-1911 гг. отмечена японская прачечная, был город Томск'16. Надо сказать, что в этом справочнике прачечные указывались не во всех городах, например, в Красноярске таковые работали, но в справочник не попали. Японских разного рода предприятий в Сибири было гораздо меньше, чем, например, китайских. В Чите справочник «Сибирь» отмечал лишь одно заведение, торговавшее японскими товарами,
— «Восходящее солнце», а в Верхнеудинске — «Япония».
Центральное место в жизни японской диаспоры в Сибири, западнее Байкала, занимал Иркутск, откуда в основном и разъезжались японцы по другим городам. Некоторое представление о составе японской общины Иркутска дает «Ведомость на всех прибывших и убывших китайцев, корейцев, японцев и других иностранцев мужчин и женщин, не русских подданных...» В 1914 г. в столице Восточной Сибири проживали несколько японских прачек, чернорабочий, фотограф, парикмахер. Среди представителей японской колонии выделялась семья Тацуки. Глава ее, 47-летний фотограф Таиуки Касопдзи и его 30-летияя жена Тацуки Эмма были православными. В мае 1914 г. в Иркутске останавливался по своим делам поручик японской армии Книтайци Мицуо17.
Серьезные коррективы в развитие русско-японских отношений внесла первая мировая война. Россия и Япония в этой войне были союзниками, рассматривался даже вопрос о направлении японских войск на русско-германский фронт. Одной из причин отказа от данной формы сотрудничества явилась опасность японского утверждения в Сибири. Во время войны на запад проследовали лишь немногие японские добровольцы и санитарные отряды. Японские интересы шли дальше за пределы Приамурья — в годы первой мировой войны японское консульство было открыто в Иркутске.
Пока страны Запада были заняты войной в Европе, Япония вела активную экспансию на просторах бывшей Цинской империи. Не осталась в стороне от японского внимания и Тува, фактически вошедшая к этому времени в состав Сибири. Страна восходящего солнца действовала в этом районе довольно осторожно, через подставных лиц, или прикрываясь чисто торговыми интересами. В докладе заведующего Переселенческим управлением в Урянхайском крае Л.Л. Турчанинова говорилось: «Краем интересуются иностранцы, так, например, научно-промысловая экспедиция финляндца Седергольма и русского Баклунда, состоящая почти исключительно из иностранцев и финнов, конечной целью своих исследований ставит захват края в руки тех, на чьи деньги она работала»18. Данную научную экспедицию финансировала, по негласным сведениям, Япония. Кроме того, в 1917 г. из Минусинска в Монголию через Туву проехали несколько японских коммерческих агентов, которые, по мнению русских властей, были военными разведчиками, проводившими топографическую съемку местности.
Особой страницей истории японцев в Сибири, несомненно, явились годы гражданской войны. Япония как союзница России и страна, имевшая особые интересы в регионе, самым активным образом вмешалась в эти события. Японские власти сразу же встали на защиту своих подданных, которые могли пострадать в условиях войны. В начале 1918 г. газета «Свободный край» сообщала: «В Иркутск 2 февраля приехал из Харбина японский генеральный консул г. Сото. Приезд его — в связи с происшедшими здесь оскорблениями со сто-
роны местных хулиганов японских подданных, а также с постановлением
49
консульского корпуса по продовольственному вопросу» .
В апреле 1918 г. вице-консул Сугипо, два месяца назад прибывший на эту должность в Иркутск вместе с двумя соотечественниками Тапакой и Минами, пытались путем подкуна работников сибвоенкомата получить секретные сведения, но были арестованы. Это событие получило широкий резонанс в сибирской общественности, газета «Красноярский рабочий» сообщала: «17 апреля в Иркутске в одной гостинице арестованы
представители японской местной колонии по фамилии Минами и Сугипо, уличенные в шпионаже»50. Было арестовано несколько человек, в том числе два китайца и одна русская женщина. Для освобождения арестованных японцы использовали все возможные средства: дипломатическое давление, подкуп и вооруженные нападения. После этого, к концу лета 1918 г., японский МИД отозвал Сугипо из Иркутска.
В 1918 г. на территорию Восточной Сибири были введены японские войска. В Забайкалье направили 3-ю японскую дивизию с командованием, расквартированным в Чите. В Иркутске расположилась военная миссия во главе с генералом Муто и части 3-й дивизии генерала Оба Дзиро. Постепенно административный центр Восточной Сибири стал центром японского влияния в регионе. В начале октября 1918 г. в городе состоялся «банкет, данный японскими офицерами военной миссии генерала Муто в присутствии командира японской дивизии»51. Вслед за войсками в Сибири появились японцы, в основном коммерсанты. Н.С. Романов в своей «Летописи города Иркутска» отмечал: «31 октября. Находящиеся в Иркутске японцы
праздновали свой национальный праздник; 10.x! в городе появились японские вояжеры, предлагающие галантерею, бумагу и т.п.»52. В конце 1918 г. генеральный консул Сато предложил правительству Колчака открыть в Иркутске, Новониколаевске и Омске отделения японских банков. Летом 1919 г. Сибирь посетили даже восемь членов японского парламента. Присутствие японских войск в Сибири во время гражданской войны воспринималось населением по-разному. Достаточно сказать, что Иркутский епископ именно с ними связывал восстановление порядка и спокойствия в регионе. Позднее он пытался переправить в Японию мощи святого Иннокентия Иркутского. Однако большинство населения не доверяло японцам, подозревая их в захватнических замыслах.
В декабре 1918 г. из Токио Колчаку предложили обратиться к Японии с просьбой о направлении в Омск пехотного полка в качестве «охранного отряда». Однако Верховный главнокомандующий от этого предложения отказался. В марте 1919г. генерал-лейтенант Болдырев направил из Японии в Омск докладную записку, в которой вновь предлагал Колчаку пригласить в Сибирь 200-тысячную японскую армию, 100 тыс. солдат которой направить на Уральский фронт, а остальных разместить в Сибири. В 1919 г. представители союзников при Колчаке пытались остановить наступление Красной армии именно силами японских войск. С теми же предложениями выступил консул на совещании в Иркутске.
Первоначально предполагались отправка 3-й дивизии для обороны Омска и замена чехословацкого корпуса японцами. Однако глава военной миссии в Омске Такапаяги указал русскому командованию «... на трудность объяснить японскому общественному мнению цель посылки войск на запад от Иркутска вне сферы интересов Японии...»53 23 июля 1919 г. японский МИД официально уведомил представителя Колчака в Токио об отказе направить
войска западнее Иркутска. Что касается столицы Восточной Сибири, то согласно записи очевидца в августе 1919 г. «... в Иркутск прибыла особая японская комиссия, задачею которой является вопрос об урегулировании движения поездов по Забайкальской железной дороге. Заинтересованность Японии в нашем железнодорожном сообщении объясняется тем, что для нее необходимо выяснить провозоспособность для передвижения своих войск, намеченных к введению в Сибирь на охрану вместо чехословаков»51.
В течение 1918-1919 гг. японская дипломатическая миссия постоянно находилась в столице Сибири — г. Омске. 26 октября 1918 г. посол Временного правительства в Японии В.Н. Крупепский сообщил, что «японское правительство временно командирует в Омск ... генерального консула в Харбине Сато...»55 В конце 1918 г. главой японской военной миссии в Омске был назначен адмирал Танака. Вместе с ним в столицу Сибири прибыл управляющий Харбинским отделом правления Южиомапьчжурской железной дороги Сеодзи. Генеральный консул Сато в январе 1919 г. из Омска был отозван, а на его место в марте прибыл новый генеральный консул Мацуснма. В конце июня 1919 г. в Омске появилась новая военная миссия во главе с генералом Таканаяги. Наиболее высоким представителем Японии в Сибири был член Палаты пэров от высшей японской политической элиты — Т. Като, назначенный в июле
1919 г. полномочным представителем при Колчаке. В Омск он прибыл лишь в октябре 1919 г., по из-за опасной обстановки остался со своим аппаратом в железнодорожном вагоне. Японская дипломатическая миссия покинула Омск последней, 8 ноября 1919 г. вместе с эвакуировавшимся колчаковским прави тельством. До начала 1920 г. дипломатическая миссия Т. Като находилась в Иркутске, объявив после прихода к власти Полнтцентра о своем нейтралите те. Правда, по свидетельству очевидцев, в декабре 1919 г. японские войска вступили в бон с русскими отрядами, заняли вокзал в Иркутске. Но в январе
1920 г. японцы отказались принимать участие в междоусобной борьбе в Ир кутской губернии и ограничили свою миссию охраной железной дороги, а также контролем над переправой через Ангару.
Японская армия отказалась от борьбы с Советами в Сибири западнее Байкала, ограничившись защитой Забайкальской железной дороги. В январе 1920 г. началась эвакуация японских войск из Иркутска. После переворота в городе и ареста Колчака поддержание порядка в столице Сибири было возложено на смешанные русско-японские патрули. Официально японский батальон остался в Иркутске для охраны японских подданных и дипломатической миссии. Современники в середине января отмечали: «На станции Иркутск расположены 5 рот японских войск всех родов оружия, включая даже конницу. Каждая рота снабжена двумя пулеметами, имеют 4 полевых орудия»56. В ситуации революционного хаоса отношения между русскими и японцами в Иркутске обострились даже на бытовом уровне, войска были отведены на восток. Однако с начала 1920 г. между советскими и японскими войсками начались военные действия, едва не переросшие в новую русско-японскую войну. В сибирской земле остались лежать многие сотни японских солдат.
В начале марта 1920 г. японские войска генерала Агаты, численностью около 1 тыс. чел., начали эвакуацию из Верхпеудинска. Однако в это время новые японские войска, якобы для прикрытия своей эвакуации с запада, были введены в Читу и на прилегающие железнодорожные станции. На станции Могзои заняла позиции 5-я японская дивизия генерала Судзуки, численнос-
тыо до 10 тыс. чел. Наметившееся военное противостояние было урегулировано дипломатическим путем. 15 июня 1920 г. между делегацией ДВР и командованием японских экспедиционных сил в Сибири было подписано перемирие, 17 июля делегации подписали ноту-меморандум, по условиям которого Япония приняла обязательство вывести свои войска из Забайкалья. Вслед за этим японские войска с 25 июля начали покидать Сибирь. Эвакуация японцев проходила не без проблем, об этом говорят материалы сибирской периодической печати, уделявшей много внимания японскому присутствию. Например, в середине октября 1920 г. газета «Красноярский рабочий» сообщала: «Верхнеудинск. 5 октября. Сегодня глава японской миссии полковник генерального штаба Исоме выехал из Верхнеудниска во Владивосток для доклада высшему командованию по текущему моменту»57. В октябре 1920 г. в Чите прошло последнее совещание антибольшевистских сил с участием атамана Семенова, а во Владивостоке японские представители получили гарантии безопасности своих подданных, остававшихся в Сибири, после чего окончательно покинули территорию Забайкалья.
С уходом японской армии почти все японцы покинули пределы Сибири, в чем не были заинтересованы Советы — они также не хотели осложнений в отношениях с Токио. Для японских коммерсантов новыми властями было сделано исключение в политике экспроприации эксплуататоров. Сибревком в 1920 г. предписал: «Имущество, Американские и японские подданные ревизии не подлежат»58. Тем не менее в условиях гражданской воины оставить нетронутой собственность даже японских подданных было очень сложно. Газеты сообщали, что у японского подданного Асада Ямамото в Иркутске были реквизированы запасы байхового чая. Кроме того, новой власти не было безразлично и японское общественное мнение относительно событии в России. Летом 1920 г. через Сибирь, с остановками в Омске и других городах, на восток проехал японский корреспондент Кацудзи Фусё.
После восстановления советской власти в Сибири в 1920 г. при местных губкомах РКП(б) начали создаваться специальные агитационные органы по работе среди восточных пародов. В мае 1920 г. начальник регистрационного отдела Восточно-Сибирского военного округа обращался в Омск: «Настоящим просим оказать нам содействие в нашей работе партийными людьми Востока — японцами, китайцами ... которых здесь, в Иркутске очень мало. Правда, есть люди, но большая часть их малопригодны в нашей работе... Если у Вас имеются такие товарищи, то убедительно просим командировать их в наше распоряжение в Иркутск»59.
Летом 1920 г. при Сиббюро ЦК РКП(б) в Иркутске была создана Секция восточных пародов. В ней выделили японскую подсекцию. Однако вовлечь японцев в революционную деятельность в Сибири не удалось, в ноябре 1920 г. из Иркутска в Москву сообщали: «Японский отдел пока не функционирует [из-за] отсутствия подходящих партреволюционных работников»60. В Иркутске, да и во всей Сибири, осталось мало японцев, которых можно было бы увлечь революционной работой. Большая часть японской диаспоры напрямую или косвенно была связана с японской армией и государственными структурами. Для работы на «японском направлении» большевики вынуждены былн опираться на корейцев, боровшихся за независимость своей родины. Что касается японских революционеров, то Москва сделала ставку на эмигрантов, приглашавшихся из Америки.
На ноябрь 1921 г. в Иркутске планировался съезд народов Дальнего Востока. 1 октября 1921 г. Бела Кун писал председателю Сибревкома И.Н. Смирнову: «... мы назначили трех человек в организационную комиссию съезда... Члены коллегии следующие товарищи: Таро-Иоснфара61, Пак и Лау, которых я бы охарактеризовал так: Таро-Иосифара — японец, известный нашим американским товарищам... По отзывам товарищей из Америки, он хороший организатор, знающий рабочее движение и надежный товарищ. Он еще не член Американской Коммунистической партии... Лучших товарищей у пас нет, «на безрыбьн и рак рыба» — говорят»62. К съезду пародов Дальнего Востока начали готовиться заранее. Еще в августе 1921 г. из Москвы в Иркутск был направлен Уидзо Тагути, прибывший в Советскую Россию из США для участия в работе ТП Конгресса Коминтерна. Но этот съезд провести в Сибири не удалось, вместо него в начале 1922 г. в Европейской России провели «Первый съезд коммунистических и революционных партий Дальнего Востока», в работе которого приняли участие 16 японцев. Следует лишь отметить, что шесть японцев на этот съезд приехали из Японии через Иркутск. В их числе, очевидно, были Кнёси Такасэ, Кюитн Токуда, Хазимо Ёсида, Книторо Вада, Эйити Китамара, Сипдзиро Кобаясин63. При этом делегаты съезда некоторое время работали по секциям в самом Иркутске, проведя, таким образом, предварительную подготовку к «столичному мероприятию». Возвращалась японская делегация со съезда революционных организаций Дальнего Востока также через Сибирь н далее через Монголию н Китай, скрываясь от японской полиции л военных.
Японцы, в отличие от китайцев и корейцев, интересовали новую власть в первую очередь из-за продолжавшейся японской оккупации Забайкалья и Приамурья. С помощью коммунистической агитации планировалось разложить японскую армию и вытеснить оккупационные силы из Сибири без войны. Для решения этих задач в Сибирь вскоре были направлены японцы-революционеры или люди, которые могли бы выполнить эту работу. На первых порах вместе с корейцами вопросами агитации среди японских солдат занимался Таро Ёсихара. Он также решал задачи подбора кадров и технического обеспечения. Запланированная Японская секция Дальневосточного секретариата Коминтерна в 1920 г. должна была переехать из Иркутска в Верхнеудинск, а затем в Читу. Таро Ёсихара же в целях конспирации и удобства работы японской типографии оставался в Иркутске. Однако уже в конце 1920 г. Таро требовал немедленно отпустить его в Шанхай. Тем не менее на первом этапе в работе японских представителей в Сибири были положительные результаты. В июне 1921 г. сообщалось, что в Иркутск «Прибыла яптипография, шрифт... два японца — технических спеца»61.
В мае 1922 г. в Москве на заседании Президиума Исполкома Коминтерна обсуждался вопрос «Об агнтработе и ее характере в японоэкспедиционных войсках в Сибири». Президиум утвердил предварительное решение специальной комиссии ИККИ: «Делегировать из Москвы трех японских товарищей (Н., В., К.) в Читу или далее» н приказал Сэн Катаяме «незамедлительно выехать в Читу»65. Уже в шопе 1922 г. Сэн Катаяма выступил в Чите на заседании Дальбюро ЦК РКП(б). Активно антивоенной пропагандой среди японских солдат в Забайкалье занимался рабочий-печатник, член японской социалистической партии Китаура Сэитаро. Вскоре лидер японских коммунистов оставил Сибирь и возвратился в Москву, агитаторы-интернационалисты из
Забайкалья направились на Дальний Восток работать среди японских солдат. Миссия японских интернационалистов на востоке России была выполнена с окончательной эвакуацией японских войск из Владивостока в октябре 1922 г. В дальнейшем японские коммунисты и интернационалисты посещали Сибирь проездом из Европейской России в Японию и Китай. В 1925 г. по Транссибу на Дальний Восток выехал Сэи Катаяма, вскоре вернувшийся в Москву через Монголию и Сибирь.
В Советской России после гражданской войны осталось не очень много японцев. Данные переписи 1920 г. показали, что н в других регионах Сибири проживало очень мало японцев. В Енисейской губернии было зарегистрировано пять японцев, в Новониколаевске (Новосибирске) — два, из Иркутска почти все члены многочисленной японской общины эвакуировались, очевидно, вместе с войсками66. В отчете Енисейского Губотдела по делам национальностей за 1922 г. говорилось, что на территории губернии проживали трое мужчин и одна женщина японской национальности67. В 1923 г. на территории Сибири не было японских представительств или консульств. К этому времени численность японцев в регионе продолжала сокращаться. Например, в Красноярске в 1923-1924 гг. постоянно проживали лишь Осада Сампей с сыном.
Судьба артиста цирка (японского театра) Осада Сампей (Саипен) интересна и показательна для японских эмигрантов в Сибири. Родился он примерно в 1878 г. в Токио. Согласно анкете по профессии был «...театральный артист и в цирках акробат», образование имел — «выше среднего». В Россию Осада Сампей прибыл для «театральных занятий» в 1913 или 1916 гг. через Румынию по документам, выданным в 1912 г. До революции 1917 г. Самлей жил в Петербурге и Москве. В 1918 г. он оформил документы на право проживания в России в японском Генконсульстве в Харбине, а также в Приморской областной земской управе. С 1919 г. Сампей работал актером Красноярского цирка. В России жил с женой, которая умерла в 1922 г., и сыном Дюлла, родившимся, очевидно, уже в России. После революции Осада Сампей отказался принять советское гражданство и был признан японским подданным, получив в конце 1922 г. в Красноярске вид на жительство. Следует отметить, что в «Регистрационном листке» на вопрос, «желаете ли уехать из РСФСР», этот эмигрант, как и большинство выходцев из Японии и Китая, ответил, — «желаю»68.
В Восточной Сибири после окончания гражданской войны некогда довольно многочисленная японская община почти исчезла. В Забайкальской области, в г. Чите в 1923 г. постоянно проживали лишь 6 японцев, 5 чел. в возрасте от 25 до 39 лет и 1 старше 60 лет69. Статистические материалы, указывающие «народности Восточно-Сибирского края, по данным демократической переписи 1923 г.», японцев, в отличие от китайцев и корейцев, не фиксируют70. Тем не менее и позднее в Сибири оставалось на жительство их некоторое число. Например, в 1937 г. был арестован и осужден к расстрелу по 58 статье (позднее реабилитирован) житель Томска «без определенных занятий» Тэрао Садзима 1901 г. рождения из Хоккайдо71.
Таким образом, на протяжении полувека, с 70-х годов XIX по 20-е годы XX века «японское освоение» Сибири прошло несколько этапов. Вслед за первыми поездками дипломатов Сибирь стали посещать представители различных японских учреждений и ведомств. К концу XIX в. в Восточной Сибири
стали обосновываться японские торговцы н представители «свободных профессий», связанные нередко с японскими спецслужбами. В начале XX в. все сложнейшие события эпохи самым непосредственным образом влияли на ситуацию с японским присутствием в Сибири. После гражданской войны, в которой Страна восходящего солнца участвовала на стороне проигравших сил, японское присутствие в регионе, как и в целом в России, резко сократилось. Состав японской общины и общая ситуация в
межгосударственных отношениях не создали предпосылок к формированию здесь новой японской диаспоры.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Государственный архив Красноярского края (ГАТСК). Ф. 595. Он. 1. Д. 5702.
2 Л. 4.
2 Синтаро Накамура. Японцы и русские. М, 1983. С. 233.
3 Романов Н.С. Летопись города Иркутска за 1881-1901 гг .Иркутск, 1993. С. 317.
4 Штсйнгауз А.И. Лионская эмиграция в конце XIX века // Россия и Вос ток: взгляд из Сибири. Иркутск, 1998. Т. 1. С. 253.
я Романов Н.С. Летопись города Иркутска ... С. 433.
6 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т. ЬХХУ. Иркутская губерния. 1904.
7 В материалах данной переписи встречались явные неточности. Напри мер, в Кокандском уезде Ферганской области были отмечены 23 мужчи ны и 23 женщины православного вероисповедания, родным языком кото рых был указан японский язык.
8 Дорохов Ю.Н. Японская община в Иркутске в конце XIX — начале XX в. / / Россия и Восток: взгляд из Сибири в начале тысячелетия / Материалы тез. и докл. Иркутск, 2002. С. 171.
9 Попов И.И. Забытые иркутские страницы: записки редактора. Иркутск, 1989, С. 194.
10 Там же. С. 195.
" Куликова А.М. Востоковедение в российских законодательных актах. СПб., 1994. С. 290.
2 Романов Н.С. Иркутская летопись 1857-1880. Иркутск, 1914. С. 335.
3 Штсйнгауз А.И. Культурные и научные связи России и Японии в после дней четверти XIX века // Россия и народы Востока. Иркутск, 1993. С 52.
4 Енисейские губернские ведомости. 1902 г. 26 сент.
5 Восточное обозрение. 1903. 2 сент.
6 Попов И.И. Забытые иркутские страницы ... С. 193-194.
7 Сибирский вестник. 1904. 2 янв.
8 Иркутские губернские ведомости. 1904. 28 янв.
19 Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. 3. Он. 5. Д. 76. Л. 69.
20 Енисейские губернские ведомости. 1904. 3 февр.
2 Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Ф. 32. Оп. 34. Д. 58.
2 Косых В.И. Депортация японцев с российского Дальнего Востока (февраль-июль 1904 г.) // Россия и народы Востока. Проблемы исследования
и преподавания истории стран Азии и Африки в высших учебных заведениях /Тез. докл. Иркутск, 1993. С. 34.
25 ГАКК. Ф. 595. Оп. 3. Д.216.
2 Романов П.С. Летопись города Иркутска за 1902-1924 гг. Иркутск, 1994.С. 34.
25 ГАТО. Ф.З. Он. 5.Д. 76.Л.1.
2 Иконникова Т.Я. Обмен военнопленными после завершения русско-японской войны 1904-1905 гг. // Вопросы истории Дальнего Востока. 2001.
Вып. 3(8). Ч. 1.С. 54.
27 Косых В .И. Депортация японцев с российского Дальнего Востока... С.
33.
28 ГАТО. Ф. 233. Оп. 1. Д. 1037. Л. 36-37.
3 Там же. Л. 24.
30 ГАКК. Ф. 595. Оп. 3. Д. 216.
31 Во время войны в Петербурге вместе с женой принял православие и
русское подданство Маёда Кийсцугу. В 1907 г. он был зарезан в Токио.
2 ГАИО. Ф. 91. Он. 2. Д. 1941. Л. 108.
33 Дальний Восток. Иркутск, 1914. № 22. С. 36.
34 ГАКК. Ф. 827. Оп. 1. Д. 1461.
35 Романов Н.С. Летопись города Иркутска ... С. 126.
35 Там же. С. 144.
37 Попов И.И. Забытые иркутские страницы... С. 328.
38 Кпрмсль Н.С. Щербаков JT.II. Противоборство российских спецслужб японской разведке в Сибири. 1906-1913 гг. // Вестник Международного центра азиатских исследований. Иркутск, 1999. № 1. С. 186.
$ ГАКК. Ф. 595. Оп. 3. Д. 1063. Л. 1.
40 Там же. Л. 2.
4 Косых В.И., Кузнецов В.В. Японские общества на Дальнем Востоке и в Забайкалье в конце XIX — начале XX в. // Диалог культур народов России, Сибири и стран Востока. Иркутск, 1998. С. 181-184.
42 ГАКК. Ф. 595. Оп. 3. Д. 2462. Л. 9.
43 Там же. Д. 2925. Л. 2об.
44 Там же. Ф. Р-1813. Оп. 1, Д. 14. Л. 360-361.
45 Красноярсц. 1908. 1 июля.
46 Сибирь. Спутник и адресно-справочная торгово-промышленная книга Сибири и Маньчжурии 1910-1911. М., 1910. С. 129.
47 ГАИО. Ф. 91. Оп. 2. Д. 1965.
48 ГАКК. Ф. 217. Оп. 2. Д. 51. Л. 5об.
Ач Свободный край. 1918.17 февр.
50 Красноярский рабочий. 1918. 11 мая. м Романов Н.С. Летопись города Иркутска ... С. 342.
52 Там же. С. 344.
53 Лившиц С.Г. Политика Японии в Сибири в 1918-1920 гг. Барнаул, 1991.
С. 81.
54 Романов П.С. Летопись города Иркутска ... С. 361.
55 Лившиц С.Г. Политика Японии ... С. 27.
56 Романов 11.С. Летопись города Иркутска ... С. 384.
57 Красноярский рабочий. 12 окт.
58 ГАИО. Ф. Р-42. Оп. 1. Д. 304.
59 Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.) / Сб. док. Новосибирск, 1996. С. 71.
60 ВКП(б), Коминтерн и Япония. 1917-1941 / Сб. док. М., 2001. С. 253.
6 Таро Ёеихара. Приехал из США, где участвовал в деятельности американской организации «Индустриальные рабочие мира». 11с являясь деле
гатом III Конгресса Коминтерна, он по протекции американских товарищей воспользовался возможностью выступить на нем, введя в заблужде
ние делегатов своим заявлением о том, что в Японии якобы уже созданаКоммунистическая партия.
62 Дальневосточная политика Советской России (1920-1922) гг.) / Сб. док. Новосибирск, 1996. С.142.
63 Сенаторов А.И. Сэи Катаяма. Научная биография. М., 1988. С. 201.
й ВКП(б), Коминтерн И Япония. 1917-1941 / Сб. док. М., 2001. С. 254.
65 Там же. С. 275.
66 Годовые итоги на хозяйственно-политическом фронте Сибири 19221923 гг. Новосибирск, 1923. С. 61.
" Государственный архив Новосибирской области (ГАНС1). Ф. 1. Оп. 1. Д. 955. Л. 4.
68 ГАКК. Ф. Р-49. Оп. 2. Д. 60. Л. 1-3. 09 Таблица населения по национальностям, полу, возрасту и грамотности.
Иркутск, 1923.
70 Районы Восточно-Сибирского края в цифрах. Иркутск, 1930.
7 Боль людская. Книга памяти томитичей, репрессированных в 30-40-с и начале 50-х годов. Т. 3. Томск, 1992. С. 246.
Vladimir Datsyshen
The Japanese in Siberia (the end of the XlXth — the early XXth cc.)
The theme under investigation by Doctor of Historical Sciences V. Datsyshen is of permanent interest for historians. For a half of a century, since 70-s of the 19th till the 20s of the 20th century, «the Japanese development» of Siberia look some stages. Diplomats were the first to visit this region, and then came merchants and representatives of «free professions» being connected with the Japanese reconnaissance. Almost all complex events of the early of the 20lh century directly influenced upon the situation with the Japanese presence in Siberia.
