УДК 430
ВОПРОСИТЕЛЬНАЯ СЕМАНТИКА РУССКИХ ЧАСТИЦ (ЧТО, ЧТО ЛИ) И ЕЁ ОТРАЖЕНИЕ В ПЕРЕВОДАХ НА АНГЛИЙСКИЙ И ТАТАРСКИЙ ЯЗЫКИ
Л. К. Халитова
Английские переводы представляют собой расчлененные или общие вопросы, фразеологические конструкции и т. д., которые не выражают семантику неопределенности. Татарские переводы содержат частицы, в которых недифференцирована семантика неопределенности. Хотя возможность перевода русских модусно-оценочных частиц татарскими модусно-оценочными частицами свидетельствует о близости культурологических тенденций в исследуемых языках, их перевод нельзя рассматривать как точные эквиваленты каждой русской частицы. Исследование значимо для теории и практики перевода, а также актуально для межкультурной коммуникации, особенно в условиях русско-татарского двуязычия.
Новизна исследования обусловливается проблемой перевода конструкций с русскими вопросительными частицами на английский и татарский языки. Актуальность данного исследования определяется тем, что оно охватывает коммуникативную, прагматическую, и культурологическую области языкознания. Кроме того, изучение языка оригинала и переводов позволяет выявить, насколько адекватно передана национальная специфика русских вопросительных частиц на английский язык и особенно на татарский язык, что значимо в условиях русско-татарского двуязычия.
Сложность этой проблемы объясняется как различной языковой картиной мира, так и различным строем русского, английского и татарского языков и связанного с ним «способа смотреть на мир».
Синтаксическая типология языков мира демонстрирует два способа видения мира: рационалистический и иррационалистический (импрессионистическая). Первый подход связан с аналитической психологической тенденцией, которая сосредоточивается на предполагаемых связях между причинами и следствиями, второй связан с импрессионистической психологической тенденцией, которая сосредоточивается на явлениях, как они представляются людям1.
А. Вежбицкая выделяет такие фундаментальные элементы «семантического универсума» русского языка, как «эмоциональность», «иррациональность», «неагентивность» и «моральную страстность»2. По мнению Анны А. Зализняк, рубской языковой картине мира, которая представляет собой совокупность смыслов, входящих в значения язы ковых единиц присуще представление о «непредсказуемости мира», невозможности человека предвидеть будущее или повлиять на него. «Эта идея реализуется в нескольких вариантах. С одной стороны, она входит в значение ряда специфических
слов и выражений, связанных с идеей вероятности. С другой стороны, идея непредсказуемости мира оборачивается неопределенностью результата - в том числе собственных действий»3. Н.Д. Арутюнова характерной чертой для русского языка считает неопределенность вообще и «модальную неопределенность» в частности. «Неопределенность в языке и речи - отзвук неопределенности в суждениях человека. Модальная неопределенность также согласуется с некоторыми чертами национальной ментальности, в частности с ее дистанци-рованностью от действительности4».
Импрессионистическая тенденция русского языка проявляется, в частности, в большом количестве эмоциональной лексики - прежде всего /частиц, которые ориентированы на ситуацию общения и непосредственное взаимодействие в ней партнеров коммуникации. Эти «мелкие» слова, как их назвал Л.В. Щерба, играют значительную роль в описании русской языковой картины мира и подтверждают высказанную учеными мысль о непредсказуемости мира и связанную с ней категорию неопределенности.
В рамках данной работы рассматриваются конструкции, содержащие лишь две русские вопросительные частицы - что, что ли, и их татарские и английские соответствия на материале художественного диалога пьес М. Горького5 и произведений М. Шолохова6 и их переводов.
Вопросительная частица что, наряду с другими частицами (что же, как и др.) является показателем категории неопределенности в русском языке и, подчеркивая значение неуверенности и предположения. Полагаем, что данная частица выражает эпистемическое значение предположения и аксиологическое значение нежелательности. Например, толкование предложения Ты что, с нами едешь? может быть такое: Я не совсем уверен, хочешь ты пойти с нами или нет, но я, во
Зеленые страницы
всяком случае, не очень хочу этого1. Рассмотрим примеры.
(1) Ты что, сквозь землю видишь? (М. Шолохов «Поднятая целина») - What do you think, you can see through the earth? В английском переводе -вопрос (что ты думаешь?), который берет на себя выражение отрицательной эмоциональной оценки, но теряет эпистемическое значение предположения.
(2) А у меня что, на лбу написано, что я -«ваше благородие»? (М. Шолохов «Поднятая целина») - Is it written on my forehead that I’m an Honour? Перевод представляет собой общий нейтральный вопрос (У меня на лбу написано... ?), который не передает значение предположения, а негативная оценка восстанавливается только из контекста.
(3) Что я, не видал хороших командиров, по-твоему? (М. Шолохов «Поднятая целина») - Don ’t you think I’ve seen your kind of good leaders? Переводится фразеологизированной конструкцией «не думаешь ли?». Также данная частица может переводиться подобными шаблонными выражениями do/can you see? (понимаешь?), do you Find? (не находишь ли?), what’s the idea? (в чем дело?) и т. д.
Частица что ли также является показателем неопределенности, привнося значение неуверенного предположения или акцентируя это значение, если оно выражено другими средствами. Эпистемическое значение предположения свойственно и вопросительной частице что. Однако одинаков ли данный компонент значения у обеих частиц - что и что ли? Полагаем, что нет. Например: (а) Он что, доехал? = «я не совсем уверен, доехал он или нет, но я бы этого не хотел»; (б) Он доехал, что ли? = «я не совсем уверен, доехал он или нет, но я, во всяком случае, хотел бы этого». Так, в (а) негативная оценка в сочетании с предположением представляет собой отрицательное отношение к возможности осуществления действия, что приводит к высокой степени сомнения, в (б) что ли выражает сомнение и положительное отношение к осуществлению действия.
В связи с анализом простых позитивных вопросов (ППВ) И.М. Кобозева выделяет два вида вопроса - вопросы с ингерентной темой и вопросы с неингерентной темой. «Когда говорящий задает вопрос с неингерентной темой, то пропозициональное содержание вопроса интересует его не само по себе, а в качестве возможного объяснения для ситуации, свидетелем или участником которой он является в момент речи»8. Далее она отмечает, что частица что ли встречается только в вопросах с неингерентной темой, то есть в вопросах «о предполагаемой причине» и такой вопрос не должен содержать вводных слов, связанных с оценкой степени достоверности высказывания. Например, семантически неправильный вопрос: Вы, наверное, не умеете разговаривать, что ли? То же можно сказать и о частице что.
(4) Ну-ну, шутю, не видишь, что ли? (М. Шо-
лохов «Поднятая целина») — Now then, can’t you take a joke? Переводится общим вопросом: Ты не можешь понять шутку?
(5) Бить ее, что ли? (М. Шолохов «Поднятая целина») - Do you want те to beat her? В этом примере наряду со значением неуверенного предположения и сомнения частица что ли выражает значение «обращение за советом». В английском переводе используется общий вопрос (Ты хочешь = считаешь правильным, чтобы я ее побил?) только со значением ‘обращение за советом’.
(6) Позову Шуру сюда, что ли? - Дельно. (М. Горький «Егор Булычов и другие») - Shall I call Shura out? — That’s a good idea. (H. Kasanina) Переводится препозитивной конструкцией с модальным глаголом shall, выражающей предложение сделать что-либо (Мне позвать Шуру?).
В татарском языке количество вопросительных частиц незначительно, а именно две: -мы/-ме, -мыни/-мени. Первая является основным средством выражения вопросительности, то есть является нейтральной. В вопросительной форме -мьши/-мени частица -ни ослабляет вопрос и вносит значение удивления, недоумения9. Вопросительные частицы имеют подвижный характер и могут находиться в составе любого члена предложения, что особенно характерно для разговорной речи, но основной позицией считается состав сказуемого. По мнению Р.Г. Сибагатова, такая синтагматическая подвижность частиц обусловлена подвижным характером актуального членения: «с перемещением логического центра предложения очень часто за ним следуют и частицы»10. Например: Китап укыйсыцмы, пат укыйсыцмы? (Ты читаешь книгу или письмо?) - Китапмы, натмы укыйсыц? -Китап укыйсыцмы, натмы? Особенно важным представляется замечание ученого о том, что «вопросительная частица приобретает несколько иной оттенок значения (оттенок неопределенности), когда она употребляется не в составе сказуемого»11. По мнению некоторых ученых, это происходит отчасти оттого, что в условиях двуязычия татарский язык испытывает влияние русского языка12 Вопросительные частицы часто контактируют с модальными частицами зллэ, соц, икэн, инде, которые добавляют модальные и экспрессивные значения удивления, беспокойства, возражения и т. д.
Частицы что и что ли часто не дифференцируются в татарском языке и обе могут переводиться (а) нейтральной частицей -ме/-мы, способной приобретать контекстуальное значение модальной неопределенности; (б) частицей -мени/-мыни непосредственно выражающей значение модальной неопределенности; (в) комбинацией нейтральной частицы -ме/-мы с модальной частицей эллэ (ли, или, то ли), которая вносит оттенки неуверенного предположения, сомнения, неясности, неопределенности. Частица что также может переводиться препозитивным вопросительным местоимением нэрсэ (что) и сочетанием нейтральной
90
Вестник ЮУрГУ, № 15, 2007
Халитова U.K.
Вопросительная семантика русских частиц (что, что ли) и её отражение в переводах на английский и татарский языки
вопросительной частицы -мы/-ме с модальной частицей эллэ.
Вероятно татарская вопросительная частица -мени/-мыни, выражающая неопределенность, вносит также аксиологическое значение, связанное с симпатией, в отличие от комбинации вопросительной частицы -ме/-мы и модальной частицы эллэ, которая вносит значение предположения и негативную оценку. Например, если вопрос Ты устал, что ли? обращен к человеку, а чаще к ребенку, к которому говорящий испытывает симпатию, то перевод: Син арыдыцмыни? А если адресат не вызывает симпатии и говорящему неприятна его усталость, то перевод будет следующий: Син арыдыцмы эллэ? Таким образом, татарская частица -мени/-мыни выражает прагматический элемент значения, показывающий хорошее отношение говорящего к собеседнику.
Слабо развитую категорию неопределенности в татарском языке посредством вопросительных частиц, в отличие от русского языка, доказывает то, что часто у разных татарских переводчиков встречаются переводы одной и той же русской конструкции различными способами, о которых говорилось выше.
(7) Ты что, сквозь землю видишь? (М. Шолохов «Поднятая целина») - Син, нэрсэ, щирне утэли курэсецме эллэ? (Ш. Камал)
(8) Я что, ее буду поведению скромности учить? (М. Шолохов «Поднятая целина») - (б) Нишлим мин, барып тыйнаклыкка вйрэтштени? (Я. Халитов); (в) Мин ана эдэплелеккэ вйрэтергэ керешимме эллэ?(Ш. Камал)
(9) Ну-ну, шутю, не видишь, что ли? (М. Шолохов «Поднятая целина») - (б) Я-я, шаяртып кына эйтэм, курмисецмени? (Я. Халитов); (в) Я, я шаярып эйтэм, ацламыйсыцмы эллэ? (Ш. Камал)
(10) Это Клещ, что ли? Чего он? Бежит как ошпаренный... (М. Горький «На дне») - Клещнын-мы? Нэрсэ ул? Утка баскан шикелле ча-ба...(3. Солтанов)
(11) Ну что же, братцы, на спокой, что ли? Прощевайте покедова! (М. Шолохов «Поднятая целина») - Я, туганнар, инде кайтып ял итэсеме эллэ? Хэзергэ хушыгыз. (Ш. Камал)
При переводе русских частиц что и что ли может использоваться татарская модальная частица эллэ, которая выступает изолированно, не контактируя с нейтральной вопросительной частицей -ме/-мы, тогда она употребляется препозитивно. Находясь в начале предложения, она образует отдельную синтагму, а потому может выделяться запятой. Это может быть квалифицировано как отдельный тип синтаксической позиции частиц.
(12) Дать, что ли, овса? Нет, сейчас уже неудобно. (М. Шолохов «Поднятая целина») -Эллэ солы бирергэме? Юк, хэзер уцайсыз инде. (Я. Халитов); Эллэ солы бирергэме икэн? Юк, хэзер инде уцайсыз. (Ш. Камал).
В данном примере оба татарских писателя-переводчика предлагают одинаковый перевод русской конструкции. Это объясняется тем, на наш взгляд, что русская частица что ли наряду с общей категорией неопределенности имеет значение размышления, которому в татарском языке соответствует открывающая высказывание модальная частица эллэ.
Таким образом, английский язык отличается скудностью эмоциональной лексики, особенно лексики по значению соответствующей русским частицам. Ему присуща высокая степень стереотипности конструкций, тяготение к использованию базовых, нейтральных стилистических средств языка и шаблонность. Это отражается при переводе частиц что, что ли, выражающих категорию неопределенности в русском языке, при этом национальное, чисто русское эмоциональноэкспрессивное своеобразие и семантические элементы частиц утрачиваются.
Нельзя говорить об адекватности татарских переводов данных конструкций. Хотя они по своим семантико-прагматическим потенциям, экспрессивным и эмоциональным свойствам близки русскому оригиналу, а возможность перевода русских модусно-оценочных частиц татарскими мо-дусно-оценочными частицами свидетельствует о близости культурологических тенденций в исследуемых языках, их перевод нельзя рассматривать как точные эквиваленты каждой русской частицы.
1 Bally Ch. Impressionisme et grammaire // Melanges de linguistique offerts a Charles Bally. Geneve, 1920. C. 261— 279.
2 Wierzbicka A. Semantics, Culture, and Cognition. Universal Human Concepts in Culture-Specific Configurations. N. Y., 1992. C. 395.
3 Зализняк A.A., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. М., 2005. С. 154.
4 Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 816.
5 Gorky М. Selected works. М, 1948; Горький М. Пьеса-лар. Казан, 1952, 308 б.
6 Sholokhov М. The Soil Upturned. М.: Co-operative Publishing Society of foreign Workers in the U.S.S.R., 1934. 471 p.; Шолохов M.A. Кутэрелгэн чирэм. Беренче китап. Ш. Камал тэржемэсе. Казан, 1950. 391 б.; Шолохов М.А. Кутэрелгэн чирэм. Беренче китап. Я.Халитов тэржемэсе. Казан, 1966. 376 б.
7 Кобозева И.М. Проблемы описания частиц в исследованиях 80-х годов // Прагматика и семантика: сб. науч,-аналит. обзоров. М., 1991. С. 156.
8 Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2004. С. 306.
9 Татарская грамматика: в 3 т. / Редкол. М.З. Закиев и др. Казань, 1993. Т 2. Морфология. С. 356.
10 Сибагатов Р.Г. Теория предикативности (на материале татарского языка). Саратов, 1984. С. 111.
11 Сибагатов Р.Г. С. 112.
12 Закиев М.З. Татарская грамматика Т. 3. Синтаксис. Казань, 1992. С. 275.