CC BY
96
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
УДК 1 (092)
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
В статье анализируются черты онтологического аспекта смиренномудрия. Обращение к идеальному благу христианских ценностей стало продолжением духовных и философских исканий России. Гуманистический характер христианской морали проявляется в признании смиренномудрия, стоящего выше эгоистических интересов индивида и группы. Статья содержит описание природы смиренномудрия. В статье рассматривается идеологическое противостояние душевного и духовного человека, духа разума и духа смирения как основы русской религиозной философии. В статье подчеркнута необходимость переосмысления ценностных установок российского человека и России.
Ключевые слова: смиренномудрие, критика смирения, душевный человек, духовный человек, Запад и Россия, Западная цивилизация, Русская цивилизация, дух разума и дух смирения, либерализм, духовные искания России.
В.Л. Курабцев
Так и нам должно иметь смиренный ум, впрочем не детский, и быть незлобивыми, но не неразумными.
Блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский
А. Мир без смиренномудрия?
Мир без смиренномудрия — это мир гордого человека. И в таком мире почти всегда проживало и будет проживать большинство людей, которых христианские философы понимали в двух основных состояниях. Это, во-первых, «плотский человек», который хочет «наслаждаться удовольствиями и радоваться» [3, 145], даже если другим причиняется зло. Во-вторых, это «душевный человек», который не хочет ни вредить, ни вреда получать. Но он весь погружен в человеческие помыслы и жизнь и не возвышается над своим природным и социокультурным естеством. Говоря языком социологии, это биосоциокультурный человек, даже «социальный актор».
Но такие люди, как правило, действительно по-своему гордые, сложные и многозначные натуры,
© Курабцев В.Л., 2015
137
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
сотканные из антиномий и иррациональностей. «Душевный человек» — это ведь и материнская (отцовская) забота, и земная любовь, и дружба, и подвиг творчества, и подвиг воина, и многое другое.
Возможно, прав А.С. Панарин, написавший, что «гордыня избранничества присуща человеку как образу и подобию Божьему, и она в особенности нужна для поддержания подвигов творчества во всех областях жизни» [11, с. 107]? Она нужна и семье, поднимающей ребенка, и студенту, становящемуся специалистом, и ученому, занимающемуся наукой на совесть. И они могут быть именно «душевными людьми», но людьми уникальными, со своей миссией в мире, и со своим гордым подвигом. Есть ли что выше этого?
Есть еще, правда, «духовный человек». Он «побеждает законы природы и не мудрствует ни о чем человеческом» (1 Кор. 2: 14—15). Он как бы маргинален и парадоксален: готов ради добра пострадать, потерпеть вред и оскорбление. У него приоритетны вера и Бог, а не деньги, удовольствия, покой и прочее; приоритетно нечто более высокое и невидимое, что борется с его же естеством. И смиренномудрие, как правило, с теми, кто «выше природы».
Россия, разумеется, причастна и плотскому, и душевному, и духовному. Как полагал Г.В. Флоровский, трагедия русского духа разворачивалась именно в движении от «психического» к «пневматическому» [12, с. 4], то есть от душевного к духовному (но, разумеется, и обратно). То мы желаем «благ» от «благодетеля» антихриста (описанного В.С. Соловьевым), то жаждем морально-религиозных истин от «исправителя» Христа. И современная Россия все в том же движении — противоречивом, трагическом, частичном.
И кроме того, «отсталая» Россия веками находилась в единстве и борьбе с иным, часто враждебным и опережающим миром — Западом. По мнению Н.Я. Данилевского, Европе все «самобытно русское и славянское кажется... достойным презрения, и искоренение его составляет священнейшую обязанность и истинную задачу цивилизации» [5, с. 67]. Не забудем, что эта мысль актуализирована в 1868 году (после недавней Крымской войны) и не лишена проблематичности. Однако очевидно также, что России и Европе (шире — Западу) присуще не только историческое единство, но и устойчивое противостояние, даже военное. И Запад, начиная с эпохи Ренессанса, будучи гегемоном цивилизационного развития, «продвигался» ускоренными темпами, но при этом в обратную сторону от Бога. И все больше, за исключением некоторых периодов, расходился с Россией.
Великая Западная цивилизация вырастала из корней «иудеохристи-анской духовности, греческого логоса и римского правового порядка» [11, с. 10]. Что же у нее сейчас? Духовность (Иерусалим) в значительной мере утрачена (в меньшей мере в католических странах); Афины (грече-
138
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
ский логос) и Рим (право, организация) крепнут, но в формализованно-поверхностном виде, с утратой метафизических глубин. Произошла подмена ценностей: вместо смиренномудрия в жизни, идеологии и политике — наступательная, с двойной моралью, языческая жизнь и геополитика. Вместо христианской этики — безудержная гедонистическо-потребительская этика, а также этика «разумного эгоизма и морали успеха» [11, с. 21]. «Душевный» человек такого рода, или «посттрадиционный человек» (согласно А.С. Панарину), — главная фигура этого общества, его ценностей и развития. Хотя он же значим и в России.
Индивидуалистическая свобода «красивого человека» подавила христианские ценности с их сакральными запретами и ограничениями. Однополые браки с усыновлениями детей, легализация проституции и сексуального всеобуча, хаос мировоззренческого выбора и другое стали реальностью западного общества. Запад действительно духовно-нравственно «гниет».
Но в отношении высокой материальной культуры, инноваций, технологий, уровня и комфорта жизни, бытовой культуры и другого стабильно лидирует в мире, раздуваясь от успехов и «империалистических» амбиций. Запад — это, в заметной мере, наиболее трудолюбивая и удачливая часть человечества, которая, правда, к своему несчастью, забыла о таинственном христианском Иерусалиме — смиренномудрии. Их судьба напоминает трагическую судьбу атлантов и Атлантиды, описанную Платоном. И в их стратегических планах разрушения слишком большой и опасной России — сделать из ценностей традиционно православной России бесхребетный «ценностный конгломерат» (Панарин). А также политико-территориальный и этнический конгломерат. И править миром. «Ведь Россия больше Римской империи, а следовательно, нежизнеспособна». Подобные деконструкции уже звучат в российской философской среде.
Миропослушность Запада — была и есть под вопросом. Хайдеггер написал: «Присутствие именно миропослушно» [13, с. 441], то есть бытийствен-ное «здесь-бытие» (Dasein) считается с другими людьми, народами, религиями, культурами, их не нигилирует. Считается с природой, с космосом, с обществом, с глубокими традициями, с разными государствами. Но Drang und Schturm Запада только наступает и все переделывает, в духе новоевропейского субъекта. Наступает со своими, несомненно двойными, стандартами — на Россию и на весь мир. И слова пророка (о жизни по Богу): «Обратитесь — и живите!», «и зачем вам умирать, дом Израилев?» (Иез. 18: 31—32) вряд ли услышит.
Западные либерализм, сциентизм и экономикоцентризм во многом предполагают наступление на природу (не природа, а скорее, комфортная искусственно-естественная среда), на традиции (не «устаревшие» религии и приоритеты, а либеральные ценности), на человека (не природный «слабый» человек, а «усовершенствованное» существо XXI века). Ценнос-
139
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
ти христианства остаются в стороне как атавизм, как преодоленное «мрачное» Средневековье.
Истоки всего этого, по мнению Панарина, — западное рассудочное Просвещение с его либерализмом и гуманизмом. И Панарин прав: как СССР разделил судьбу идеи коммунизма, так и Запад (особенно США) разделит судьбу одномерного либерализма. А критика этой судьбы почти не замечается. Например, критика науки и образования православным американцем Серафимом Роузом: «Академический мир — и это не легковесные слова, мне их весьма непросто произнести — стал сегодня в значительной мере источником разложения и развращения. Потому что читать труды и слушать лекции людей, не верящих в истину, губительно, однако еще более губительно, когда истина подменяется образованием и наукой (выделено авт. — В.К.), которые, превращаясь в самоцель, становятся не более как пародиями на истину, которой они должны были бы служить, представляют собой фасад, за которым пустота» [9, с. 62].
Речь, конечно, в большей мере о гуманитарных науках и преподавании (а не о естественных и технических). Таких, как КСЕ (где все «объясняется» без признания Бога), философия (где разные «точки зрения», запутывающие и уводящие в разные пропасти неистины), культурология (тоже без веры в Бога!), в значительной мере социология (приземленно, без Бога, трактующая социальное; и где само понятие «духовность» вызывает искреннее непонимание присутствия метафизического в «науке») и других. Современный образованный человек может совершенно не знать своей извечной религии и народной духовности, и так же жить и воспитывать своих детей. Как написал апостол, они «осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце: называя себя мудрыми, обезумели» (Рим. 1: 21—22).
Они искренне полагают, что «западный экономический человек — это естественный человек», который, если «убрать искусственные преграды», «выпрыгнет на сцену», причем в любой «точке мира» [11, с. 17]. Конечно, частично это действительно так — в силу индивидуализма и частнособственнической психологии. Но у каких-то народов она ослаблена по разным причинам (славяне, особенно восточные; латиноамериканцы, исламские народы и др.), у каких-то она противоречит традиции и ментальности (африканцы и др.). А у многих западных народов это решающий путь и судьба, которые редуцируются на весь мир. И христианское смиренномудрие здесь едва ли не помеха. «Речь идет, ни больше ни меньше, о тотальном обесценивании и обессмысливании всех известных человеческих мотиваций (выделено авт. — В.К.), кроме экономической» [11, с. 22]. Жить здесь и сейчас и ни во что высшее не верить. Какая радость князю мира!
Россия тоже причастна западной цивилизации, причастна ее удачам и провалам. Имеет и свои специфические недостатки. Но Россия чрезвычайно сильна духовно-нравственными ценностями, такими как патриотизм, пра-
140
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
вославие (и другие светлые конфессии), жертвенность, военная стойкость, смиренномудрие. Что же это — «смиренномудрие»? Это дружелюбие, человеколюбие, великодушие, долготерпение, служение Богу. Это светлая кротость, по заповедям Божьим. Такова инвариантная мудрость традиционного русского человека и народа.
Но ведь в реальной жизни необходимо не одно только смирение, но и страсть творчества, страсть любви, обычная доброта, защита своего достоинства и чести, отпор насилию всякого рода, историческое творчество и многое другое?..
Б. Критика феномена смирения
В некоторых работах Н.А. Бердяев жестко критиковал ценность смирения, говоря: «Смирение определялось как сознание своей дрянности и ничтожества (выделено авт. — В.К.), вместо того чтобы определить его как победу над эгоцентризмом и его фантазмами» [1, с. 406].
На самом деле, заметим, эта победа (над самолюбием, особенно крайним) первостепенна для христианина. Но необходимо и обуздание гордости многих хороших и «душевных людей», но не знающих Бога. Их гордость, в понимании христианства, — грех, ибо все им дано от Бога. Поэтому смирение, самоуничижение — это спасительное поведение любого человека, страдающего, незаметно для самого себя, невежеством (в вопросах трансцендентного) и гордостью (то есть незнанием меры своего достоинства по мерке Бога и гордого, мерзкого перед Богом, достоинства).
А также Бердяев пишет о борьбе против греха, как превращенной в борьбу против «человеческого». «Это и есть то, против чего справедливо восстал гуманизм» [1, с. 405].
На самом деле этой борьбой «человеческое» просто приводится в допустимые для Бога границы. А кто переходит самовольно эти границы (по неведению или дерзостно) — бывает наказан. Гуманизм, скорее, как полагал и С. Роуз, многого не понимает и многое упрощает.
Но Бердяеву очень хотелось «защитить» свободного человека и его светскую жизнь: «Сознание греха направили против сознания достоинства человека, человека хотели принизить» [1, с. 406]. Направили против женщин, секса и любви, против личного имущества, против друзей и родных и т. д.
На самом деле Бердяев защищает жизнь и суть только душевного человека. Да и защищает ли? Надо ли защищать разгульного и алчного человека? Человека, потонувшего в суете мелких дел и встреч? Может быть, надо защитить исторических деятелей, например, Свердлова и Троцкого? Или отстоять «успешных» криминальных предпринимателей, поднимавшихся с самого дна общества? И что ожидает этих «душевных» после неприниженной, с «достоинством», земной жизни? Где мысль религиозного философа о высшем достоинстве человека, его достоинстве перед Богом? А безбожное достоинство человека суетно, цена его не слишком высока, тленна.
141
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
Согласился с Бердяевым и А.С. Панарин:
1. Современного человека он называет «посттрадиционным» (и таких, пожалуй, действительно большинство — людей, оторвавшихся от традиции). И говорит о парадигме его жизни — свобода, «самореализация и личная инициатива». Такой «отвергнет христианство и устремится навстречу антихристу, соблазняющему идеей творческой свободы» [11, с. 104]. Речь у Панарина, по сути, все о том же — о вечной борьбе Бога с дьяволом за души людей. И каждый человек волен предпочесть или свою всестороннюю эмансипацию (без христианства), или «трудности» смирения и послушания (Богу, семье, Родине, высшим ценностям). И воздаяние каждый получит свое — или суетные земные успехи с нераскаянными грехами, или благодать на земле и в ином мире. Великий выбор предлежит каждому.
2. Панарин справедливо объясняет одну из главных причин гибели социализма: «Он стал восприниматься людьми как антипод свободы, как роковое препятствие на пути к ней» [11, с. 105]. И якобы христианство тоже несет несвободу («только» смирение и послушание). Это «трагично и крайне опасно для христианства», — пишет Панарин [11, с. 104]. Возразим: социализм во многом — это тоталитарная искусственность организации общества с утопическими целями, а христианство — Благая Весть Самого Бога-Спа-сителя. Требования Божьи по обузданию нехорошей свободы человека. Конечно, это многим «посттрадиционным» людям непонятно и не нравится. У них нет веры, нет поиска духовности и высшей истины, а есть зримое «хорошее» и не напрягающее. Поэтому инакомыслящим необходимо остаться в меньшинстве (но с Истиной), о чем мыслил и Ф.М. Достоевский.
Спорить с христианством продолжает Н.А. Бердяев: «Не со смиренным послушанием должен обратиться человек к миру, а с творческой активностью (выделено авт. — В.К.)» [2, с. 388].
Но почему бы не вспомнить, как доказывает уже А.С. Панарин, что творческая активность также присуща христианству. Разве не «христианское миссионерское меньшинство демонстрировало фанатическую непреклонность в годы крещения Киевской Руси» [11, с. 59]? И это было благом. Разве не Петр Великий и его окружение «проявляли пассионарную энергетику непреклонного реформаторства» [11, с. 59]? И это тоже скорее благо. «С одной святостью Серафима без гения Пушкина не достигается творческая цель мира» (Н.А. Бердяев). И путь св. Серафима не отрицает пути Пушкина.
На самом деле творческая активность человека, светское культурное и историческое творчество вовсе не отрицаются христианством. Вспомним притчу о Господине и Его рабах, получивших таланты, которую можно рассматривать не только под углом наращивания рабами доброты и смирения, но и как наращивание личных дарований Божьих.
«Гордыня избранничества» (семейного, военного, научного и другого); «подвиг» творчества, государственной и семейной заботы может не проти-
142
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
воречить христианским ценностям. Мощная творческая энергетика необразованных апостолов — христианская. Избранничество Поэта, Конструктора, Воина, Полководца вполне может не противоречить христианству. Оно, конечно, должно считаться с Богом, но здесь бывают противоречия и несовершенства, вплоть до феноменов демонизма. «И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства» (Рим. 1: 28).
В. Мир со смиренномудрием?
Есть ли этот мир смиренномудрия где-то, кроме мира монахов и истинно верующих людей? Возможен ли он в жизни современного обычного человека? И что означает предпочтение его ценностей?
Ответы на эти вопросы надо начинать с первого выбора — полагать ли высшее достоинство человека, исходя из того, что он — лучшее и любимое творение Бога, или связывать его, по существу, с эволюцией приматов? Если предпочесть первое, то человек — это «церковь, и дом Божий» [4, с. 53], носящий в себе образ и подобие Божие. И он, согласно св. Антонию Великому, таков: «Человек по уму соприкасается с неизреченною Божественною силою, а по телу имеет сродство с животными» [6, с. 71]. То есть православные мыслители рассматривают человека прежде всего как духовное и богоподобное существо, а не как человека-животное.
Второй выбор — это снова выбор или земного, или небесного: будет ли человек (или общество) прежде всего «сыном века» или «сыном света»? Первые — это «душевные люди», «придумывают все, что на земле полезно для них» [3, с. 165], в духе времени, века. А вторые, по преимуществу, «духовные люди» — «из любви к Богу» лелеют в себе и несут другим высшую истину и духовное богатство.
Запад ближе к «сынам века», а Россия — к «сынам света». У России был, есть и будет свой духовный «мессианистский архетип, унаследованный... от своей материнской цивилизации — Византии» [11, с. 187]. Для внедуховного мира (для самых мудрых из них) Россия — большая надежда.
«Сыны века» выбирают в лучшем случае морализм, а «сыны света», явно или латентно, — духовность. Причем, как объясняет слова св. Серафима Саровского о «стяжании» Духа Святого Г. Флоровский, важно не только получать Дух как дар Божий, а в подвиге стяжать Его! «Требуется подвиг, стяжание» [12, с. 92]. А это стяжание немыслимо без приобретения смиренномудрия. Все же другие цели христианина — «только средство». Можно сказать, что от человека по большому счету требуются три воли — к жизни, творчеству и святости (в том числе смиренномудрию).
Как стяжать Дух Святой, учил Сам Иисус Христос, в пустыне трижды не покорившийся дьяволу. Во-первых, не жить только «хлебами», материальными заботами. Во-вторых, будучи, к счастью, верующим, не искушать Бога, не рисковать попусту, неумно (рассчитывая на Божью помощь). Св. Фео-
143
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
дор, епископ Едесский, выразился так: «Все возложив на Бога, и самим не спать» [8, с. 363]. В-третьих, не иметь жажды власти, «любостяжания» — не продавать душу дьяволу за «власть» над земными царствами.
Христос не вызвал огонь с небес на самарян, не пустивших Его в селение; умыл ноги Своим ученикам; допустил к Себе Иуду с вражеским поцелуем, только укорив его. И, наконец, Христос отдал Себя на поругание, на пытки и позорное распятие — ради спасения грешного человечества. Жертвенные тельцы и овны уже не спасли бы грешников — потребовалась кровь и смерть Агнца Божьего. Такова сверхприродная природа смиренномудрия.
Для России это, пожалуй, означает, что только материальные успехи в духе Запада нас погубят как великую духовную цивилизацию. Не станем Западом, а Русскую цивилизацию потеряем. Только деятельность «социальных людей» (людей семьи, работы, отдыха); только деятельность «культурных людей» (людей творчества, серьезных культурных запросов, умственной деятельности) — это еще не вся деятельность России.
Но и только духовная надежда на Бога, без разумности и активной светской деятельности, нас обязательно приведет к заслуженному поражению.
Нам нужен парадоксальный подвиг (стяжания духа) во всей жизнедеятельности:
1. Иметь, по преимуществу, не «войну» с людьми и препятствиями, а «мир с человеками и мир от страстей...» (выделено авт. — В.К.).
2. Не искать исключительно тех, кого естественно любишь, а любить «друг друга даром; а если брат оскорбит тебя, ты не помни этого» [8, с. 476]. «Любовь есть истинная жертва» — ради другого человека. Кроме того, А.С. Хомяков справедливо связывал «тайник жизни и ее внутренние источники» исключительно с любовью.
3. «Угодно же Богу то, чтоб в человеке не было зла» (выделено авт. — В.К) [6, с. 82].
Литература
1. Бердяев Н.А. Дух и реальность // Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. 480 с.
2. Бердяев Н.А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. 608 с.
3. Благовестник, или Толкование Блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского, на Святое Евангелие: в 2 ч. Ч. 1. Евангелие от Луки. Ч. 2. Ев. от Иоанна. М.: Скит, 1991. 563 с.
4. Благовестник, или Толкование Блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского, на Святое Евангелие: в 2 ч. Ч. 1. Евангелие от Матфея. М.: Скит, 1993. 384 с.
5. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2008. 704 с.
144
Вопрос о смиренномудрии: Запад и Россия
6. Добротолюбие: в 12 т. М.: Русский Духовный Центр, 1993. Т. 1. 336 с.
7. Там же. Т. 4. 400 с.
8. Там же. Т. 6. 240 с.
9. Иеромонах Серафим (Роуз). Человек против Бога. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2006. 256 с.
10. Невидимая брань. Блаженной памяти старца Никодима Святогорца / Пер. с греч. Л.: Тритон, 1991. 304 с.
11. Панарин А.С. Россия в циклах мировой истории. М.: Изд-во МГУ, 1999. 288 с.
12. Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия. 3-е изд. Paris: YMCA-PRESS, 1983. 600 с.
13. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad marginem, 1997. 452 с.
