CC BY
103
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И ФОЛЬКЛОРИСТИКА
УДК 82
Якунин А. В.
Внутренняя диалогическая коммуникация как фактор субъектной организации художественного произведения
В статье анализируется роль интерсубъективности в эстетической деятельности. Рассматриваются закономерности внутренней диалогической коммуникации как основа художественного мышления и формулируются ее принципы, ответственные за полифоническую композицию художественного произведения: взаимодействие голосов автора и героя в субъектной организации литературного текста; трансцендирование как источник авторской оценки героев и сюжетной ситуации; роль эмпатии в формировании и развитии образа.
The article is dedicated to the analysis of the role of intersubjectivity in esthetic activity. The author considers regularities of inner dialogical communication as the basis for artistic thinking and formulates its principles responsible for the polyphonic composition of a work of fiction: correlation of the author’s and the character’s voices in the subjectival organization of a literary text; transcendence as the source of the author’s evaluation of the characters and the story line; role of empathy in the formation and development of the image.
Ключевые слова: диалогическая коммуникация, интерсубъективность, субъектная организация литературного текста, структурализм, феноменология и эстетика, полифоническая композиция.
^y words: dialogical communication, inter personality, subjective organization of the literary text, structuralism, phenomenology and aesthetics, polyphonic composition.
В исследованиях последних лет, обращенных к эволюционным закономерностям и формам реализации художественного сознания рубежа XIX-XX веков, отчетливо проявляется внимание к диалогической, интерсубъективной природе литературного произведения как художественного высказывания [8]. При этом большинство исследователей придают особое значение критериям интерсубъективности при рассмотрении жанровых [3; 4], интертекстуальных [10] и философско-эстетических [15] аспектов модернистской поэтики. Среди художественных систем именно модернизму в наибольшей степени свойственно стремление уйти от моно-логизма художественного произведения, характерного для литературы классической. Диалогическое взаимодействие «Я» и «Другого», их полифоническая целостность становятся органической частью неклассических художественных методов и школ: «Классическая литература, отталкиваясь от автономного „Я“, приблизилась к его границе - к самосознанию. На
© Якунин А. В., 2015
7
этой границе, у черты „последней смысловой позиции личности“ (М. М. Бахтин), были открыты диалогическая природа сознания и то, что реальной формой бытия человека является двуединство „Я - Другой“... Неклассический автор уже непосредственно исходит из этого двуединства» [4, с. 291].
В соответствии с новым пониманием субъектной природы творческой личности в эстетических системах рубежа XIX-XX веков формируются и новые формы субъектной организации художественного произведения. Ключевое значение в них приобретает синкретическая интерсубъективная целостность, в рамках которой проблема соотношения «Я» и «Другого» в творческом сознании автора уже не может быть решена только с помощью жанровых, композиционных или языковых критериев анализа. С эпохи модернизма мы имеем дело с неустойчивой, динамически изменяющейся авторской позицией, совокупность изменений которой необходимо рассматривать на всех уровнях художественной структуры. Личность автора теряет определенность: она растворяется в голосах героев и сюжетных ситуациях, в которых они звучат; в нюансах ритма и интонации; в архетипах, проступающих сквозь образную ткань произведения. Для понимания всех аспектов такого взаимодействия необходимо обратиться к факторам и закономерностям интерсубъективности, ответственным за текучий, изменчивый характер творческого процесса и его результата - творческого высказывания.
Традиционное понимание диалогизма художественной коммуникации, рассматриваемого в качестве главного фактора творческого процесса, в значительной степени опирается на выдвинутый М.М. Бахтиным тезис о «вненаходимости» по отношению к источнику художественного высказывания как условии его понимания [2]. Согласно данному тезису смысл и ценностное значение эстетического факта обретаются только на границе между актуальной реальностью «понимаемого» и познавательной активностью понимающего субъекта. Особенно строго этот закон действует в сфере самосознания художественной культуры, где «вненаходимость - самый могучий рычаг понимания<..>. Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними начинается . диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов» [1, с. 507].
Диалогическое взаимодействие автора и читателя, получающее свое выражение в совместной субъектной природе эстетического переживания, принимает различные формы рецептивной игры, значимых манипуляций жанровой моделью, архетипами, цитатами и стереотипными ожиданиями читателя-адресата. Однако изначальная принципиальная установка автора на восприятие его «Другим» сохраняет свою специфику и актуальность не только по отношению читателю-собеседнику, занимающему пресловутую позицию «вненаходимости».
8
С одной стороны, художественно значимый смысл имеет отчетливую интерсубъективную природу, поскольку рождается в результате столкновения не совпадающих ценностных позиций. С другой - эстетически целостный объект может быть создан только целостным (монологически единым в своей интециональности) субъектным сознанием. Если мы и можем говорить о коммуникативном генезисе творчества в этом случае, то только по отношению к коммуникации внутренней. Источник динамизма эстетического переживания рождается благодаря диалогическому восприятию автором собственного опыта в акте эстетического познания. Авторское «Я» обретает своеобразное когнитивное «зеркало» в компонентах художественной формы, преодолевает монологизм обыденного мышления и реализует принцип вненаходимости ценностной позиции в процессе самопознания и творческой самореализации.
Глубокий драматизм сокровенного духовно-психологического бытия человека, мысль которого находится в непрерывном диалогическом кружении, отмечена давно - еще в трудах Г. Гегеля и Ф. Шлегеля [5; 16, с. 164; 9, с. 258]. Однако значение внутренней коммуникации заключается не только в том, что она является естественным свойством человеческого сознания, но в первую очередь в ее способности организовать его творческую и познавательную активность [11]. Диалогическое сотворчество, осуществляемое в динамике «внутренней беседы» творящей души, представляет творческий акт как неслиянное единство голосов, во взаимодействии которых становится возможным приближение к художественной истине.
Творческий процесс немыслим без сложного внутреннего диалога в душе автора, без того «роения» идей, смыслов и образов, в котором зарождаются глубинные противоречия и многозначность содержательной структуры произведения, которые затем проступают в наиболее тонких аспектах его композиции - в ритме, интонации, выразительных возможностях художественного образа.
Итак, способность представлять и постигать истину в антиномичных, нередко взаимоисключающих образах и оценках, является прямым проявлением интерсубъективности в познавательной и эстетической деятельности человека. В связи с этим закономерно возникает вопрос о формах, в которых данная способность реализуется на уровне ноэматической практики - то есть в структуре художественного целого, рожденного в процессе эстетической активности субъекта. Как нам представляется, наиболее подробное и обоснованное раскрытие данный вопрос получил в художественно-философской концепции М.М. Бахтина, конкретно - в его учении о двуголосии как условии реализации эстетического события [2, с. 48-49].
Ключевой тезис данного учения - концепция «синтетического слова», в рамках которой модусы коммуникации переносятся на познавательные и творческие процессы. Логическое суждение («именование» как фундаментальный когнитивный акт) в познавательной деятельности неотделимо от
9
субъективного отношения к предмету познания, находящего свое выражение в интонации («предикации»). Дискурсивное проявление «Слова» как формы образа изначально формируется в противоречивом, текучем единстве, оно внутренне драматично у самых истоков своего рождения.
Именно такое «Слово» может быть признано художественным, именно оно является следствием диалогического характера породившего его мышления, или, выражаясь языком Бахтина, свидетельством его полифонии. Логическое, свободное от интонирования суждение мышление и диалектика, построенная на отвлеченной аргументации, с этой точки зрения выступают формой монологического мышления в познании мира [1].
Действительно, диалогическое восхождение к истине требует, по крайней мере, двух независимыхголосов, двух полюсов в восприятии художественной ситуации. И вполне закономерно, что художественное высказывание, в процессе эстетической коммуникации проявляет внутреннюю диалектику, противоречие и драматизм, ведущие к постижению его целостности [12; 14, с. 10].
Принципиально новый смысл, качественно иное содержание собственной духовной жизни открываются субъекту в процессе этого диалога, в смысловом напряжении между полюсами внутренней коммуникации. В концепции М.М. Бахтина это напряжение теоретически осмыслено в категориях отношений автора и героя, обуславливающих несовпадение изобразительных ракурсов в структуре единого художественного целого, и, как следствие, создающих необходимое диалогическое противоречие в субъектной композиции произведения. При этом герой создается автором в результате объективации собственного пережитого, но эстетически еще не переосмысленного опыта. Субъект переживания дистанцируется от его непосредственного, живого содержания, выходит в позицию «вовне», благодаря которой живое чувство или мысль оказываются в ретроспективе и подвергаются эстетической оценке. Сотворение героя фактически выступает сотворением субъективного времени, в котором четко проявляются три плана.
Во-первых, актуальное, «живое» настоящее, содержанием которого является непосредственное переживание, владеющее субъектом «здесь и сейчас» и формирующее эстетическую оценку. Именно в стихии спонтанного, актуального переживания происходит рождение полифонического художественного целого, в котором этическое отношение субъекта к предмету переживания еще во многом концептуально не осмыслено (не преобразовано в дискурс) и воспринимается именно в живом, противоречивом эмоциональном потоке. При этом насущное переживание, осознаваемое как художественно значимое и ценное, отличается смысловым синкретизмом и цельным, изначально неразложимым внутренним ритмом. Именно благодаря этому ритму, построенному на органическом единстве интонации, образа и выражаемой ими концепции становится возможным
10
последующее развитие художественной мысли в самостоятельное, внутренне структурированное художественное произведение.
В работах философа актуальное переживание - «настоящее» - определяется как «данность», как то духовно-психологическое состояние субъекта, в котором реализуется непосредственное, не зависящее от его воли восприятие и переживание реальности окружающего мира, в том числе -мира собственной индивидуальности, ее эмоционально-рефлексивной активности. Важный критерий «данности» - ее спонтанный, не зависимый от воли субъекта переживания характер, выражающий его наиболее глубокие, сущностные интенции.
Однако суть творческого процесса заключается не столько в переживании «данности», сколько в ее осмыслении и ценностной идентификации высшей инстанцией художественного восприятия (подлинным, или «активным автором» по терминологии М. Бахтина). Будучи объектом эстетической активности со стороны автора, «данность» при этом теряет значительную часть своей непосредственности и отходит все дальше от «настоящего» - тем более, чем интенсивнее эта активность проявляется. Чем глубже проникает «автор» в собственное переживание, чем настойчивей пытается придать ему какую-либо эстетическую форму и обеспечить ей адекватное выражение на языке искусства, - тем сильнее утрата первоначальной смысловой глубины и перспективы, тем более завершенный и статичный характер приобретает когда-то живая и динамичная художественная целостность. Теперь это уже не «данность» и не «настоящее», теперь это «смысловое прошлое» - слепок с мгновенного впечатления живой индивидуальности.
Но ни восприятие актуального «настоящего», ни его трансформация в «смысловое прошлое» были бы невозможны без существования третьего измерения творческой активности субъекта, которое Бахтин определяет как «абсолютное» или «смысловое» будущее. Именно оно является источником ценностной перспективы, из которой исходит эстетическая оценка актуального переживания. Данное измерение - не что иное, как сфера творческого идеала, не до конца осознаваемое в момент «здесь-и-сейчас» ценностное самосознание субъекта эстетической деятельности.
Именно в феноменологическом понимании, предложенном Бахтиным, автор-творец представляет в пределах художественного произведения «единственно активную формирующую энергию» [2, с. 35], активная реакция которого воплощена в образной структуре авторского видения героя как целого, в ритме его обнаружения и сопровождающей его интонации, в выборе концептуально значимых форм его проявления в сюжете. Авторское начало в поэтическом произведении позволяет сохранить с помощью выразительных, экспрессивных средств эстетически значимую дистанцию по отношению к герою лирическому: ими автор «интонирует каждую подробность своего героя, каждую черту его, каждое событие его жизни» [2, с. 37]. Дистанция между автором и героем, таким образом, становится
11
мощнейшим источником дополнительной смысловой перспективы в художественном произведении, экспрессивная реакция авторского сознания на героя завершает все его познавательно-этические определения в эстетически переосмысленное смысловое целое.
Встреча автора с героем в концептуальной системе М. Бахтина выступает одним из вариантов проникновения в духовное измерение «Другого», попыткой субъекта расширить собственные возможности эстетического восприятия (свой «перцептивный горизонт»). Характерно, что дистанция между авторским сознанием и сознанием героя сохраняет свою актуальность и для лирики: так как сверхзадача лирического произведения состоит в том, чтобы представить эстетически переосмысленный и завершенный образ эмоционально-психологического переживания, несовпадение лирической онтологии героя и его авторской оценкой становится неизбежным. Процесс эстетической рефлексии предполагает известную степень отчуждения автора от собственного опыта, создание определенной дистанции по отношению к чувствам и взглядам, воплощенным в компонентах художественной формы. Погружение в собственную объективированную психологическую реальность, получающую при этом статус «чужой», «внешней», по сути своей эквивалентно изменению ценностной перспективы, прорыву за пределы «контекста индивидуальной души», который является условием эстетического осмысления живого переживания («данности») и воплощения его в эстетическом ритме. Эстетически завершенное целое, превращенное в гармонию художественного ритма, вступает во взаимодействие с авторским актуальным настоящим, порождая тот противоречивый комплекс переживаний, который Бахтин и характеризует как «данность». Новая художественная реальность, созданная субъектом в процессе объективации и переосмысления своего духовного опыта, провоцирует эстетически значимую субъективную реакцию, рождает смысловое напряжение, имеющее важное содержательное значение и отраженное в структуре самого эстетического объекта (художественного произведения).
Результатом этого напряжения является стремление актуального, переживающего художественную реальность образа «здесь и сейчас» авторского сознания определить свое отношение к этой реальности, выразить его в тех компонентах художественной формы, которые менее всего зависят от логического и волевого начала в субъекте, от его произвольной памяти и внешнего опыта (в частности, влияния тех или иных усвоенных изобразительных канонов). Как правило, актуальный субъект оставляет свидетельство своей активности на глубинных, менее всего поддающихся сознательному контролю уровнях художественной структуры - в образносимволической ткани произведения, в мифопоэтических рецепциях, в поэтике ассоциаций, в ритмике и интонации композиции [7].
При этом контраст между лирическим переживанием героя и авторской реакцией на него проявляется в противоречиях тематической композиции и предметно-смысловой структуры образа, в диссонансах
12
внутреннего временного ритма и внешней интонационно-ритмической композиции.
Частным случаем подобного несовпадения может выступать, например, конфликт между интонацией и ритмом в лирическом произведении: экспрессия эмоционального переживания, выраженная с помощью интонационной доминанты в сознании лирического героя, может не совпадать с ритмом и метрической организацией произведения, через которые автор раскрывает своё отношение к этому переживанию. В подобной ситуации закономерно возникает мотивный и интонационный контрапункт в композиции произведения - явно обнаруживаемое, доминирующее эмоциональное переживание развивается на фоне совершенно иного, порой качественно противоположного авторского мироощущения.
Таким образом, обобщая наш анализ факторов, предпосылок и закономерностей внутреннего диалогизма художественного высказывания, действующих в его субъектной композиции, мы можем сделать следующие выводы о роли механизмов автокоммуникации в творческом процессе.
Процесс рождения смысла в любой области познания, и в первую очередь в эстетическом творчестве, носит априорно диалогический характер: расширение горизонта мышления или художественного воображения невозможно без выхода за границы сложившегося опыта и традиций, без смены изобразительного ракурса. «Вненаходимость ценностной позиции» субъекта познания и творчества выступает необходимым условием создания нового характера в искусстве, нового взгляда на художественную проблему, нового подхода к композиционной организации произведения.
Важнейшим фактором реализации принципа «вненаходимости» в процессе эстетической деятельности выступает интерсубъективность. Установка на диалогическое взаимодействие с «Другим» пронизывает все уровни познающего или творящего субъекта, в значительной степени определяет основные факторы творческого процесса, оказывая влияние и на закономерности образного мышления, и на формы актуализации памяти (так называемой «репрезентации опыта»), и на механизмы образования художественно значимых ассоциаций.
Обретение «Другого» в пределах собственного духовного космоса, расширение художественного мышления творческого субъекта до масштаба внутреннего диалогического противоречия связаны с глубинной особенностью творческого духа - способностью к полифоническому мышлению, благодаря которой возможен диалог внутренний, позволяющий автору занять внешнюю позицию по отношению к содержанию своего «смыслового прошлого». Категория интерсубъективности позволяет описать процесс этой внутренней коммуникации, в ходе которой реализуется задача отражения и познания субъектом собственной духовной жизни через ее отражение в зеркале собственной души, точнее, во взаимном отражении противопоставленных друг другу аспектов единого сознания - «Я» и «Я-как-Другого», автора и героя. Формирование авторского взгляда на
13
мир при создании художественного произведения происходит в непрерывном сопоставлении с возможным «иным» видением, взглядом из «иной» субъектной перспективы, представленном в эстетической формегероя. В стремлении предвосхитить взгляд «Другого» на сюжетную ситуацию, авторское «Я» переживает его в зеркале своего сознания с его специфическим, уникальным взглядом на мир, то есть в «смысловой перспективе», свойственной «контексту индивидуальной души» - по М. Бахтину).
Так, в результате «вживания» в эстетическую форму героя одновременно с изменением ракурса обретается и новое знание о предмете изображения. С другой стороны, объективируя свой жизненный опыт в образе героя, субъект переживанияполучает возможность взглянуть с «позиции вненаходимости» прежде всего на содержание собственной духовной жизни. Интенциональный акт слияния с героем, «вживание» в его эстетическое целое не только ведет к постижению «иной» духовнопсихологической действительности, но объективирует прежде всего опыт самого автора и тем самым делает его доступным для художественного исследования и оценки. При этом авторское «Я» неминуемо переосмысливает собственное «смысловое прошлое» и приближается к пониманию ценностной перспективы «смыслового будущего». Субъект получает возможность наблюдать собственное переживание как бы «со стороны», как прошлое - из настоящего. Именно дистанциирование субъекта от своего примордиального опыта лежит в основе лирики: лирическая ситуация формируется «Данностью», переживаемой «здесь и сейчас»; лирический герой же представляет репрезентацию-обобщение собственного «смыслового прошлого» - результат объективации актуального духовно-
психологического состояния в эстетической форме «Другого». С феноменологической точки зрения целью лирической рефлексии являются целостное постижение всей глубины индивидуального опыта (точнее - его ценностного смысла) и связанная с ним оценка собственной духовности в ином субъективном ракурсе. В учении М. Бахтина этому процессу соответствует превращение собственного «смыслового прошлого» в абсолютное, в теории Гуссерля подобное переживание характеризуется как «позициональный опыт» в познании «Другого» [6].
В процессах реструктуризации и репрезентации авторского субъективного опыта, соответствующих полагаемому содержательному бытию героя, ключевую роль играют механизмы художественной эмпатии. Благодаря ей содержательное бытие духовной действительности «Другого» превращается в эпицентр художественного переживания и, таким образом, становится фактором формирования эстетически завершенной формы произведения. Такую способность субъекта к объективации собственных переживаний и суждений, а также к их проблематизации (к «остранению») мы можем определить как «внутрисубъектное трансцендирование». В эстетической коммуникации именно «трансцендирование внутрь» ответ-
14
ственно за создание полифонии в образной системе художественного произведения, наиболее ярким выражением которой являются отношения автора и героя.
Список литературы
1. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. - М., 1986. - 543 с.
2. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским вопросам гуманитарных наук. -М.: Азбука, 2000. - 336 с.
3. Бройтман С. Поэтика русской классической и неклассической лирики. - М.: РГГУ, 2008. - 224 с.
4. Бройтман С. Н. Историческая поэтика. - М.: РГГУ, 2001. - 418 с.
5. Гегель Г.-В.-Ф. Феноменология духа. - М.: Академический проспект, 2008. -
464 с.
6. Гуссерль Э. Картезианские медитации. - СПб., 1998. - 229 с.
7. Звегинцев В. А. Мысли о лингвистике. - М.: Изд-во МГУ, 1996.
8. Изер В. Изменение функций литературы. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория. Антология. - М.: Флинта; Наука, 2004. - С. 201-226.
9. Исрапова Ф. Х. Поэтика Гумилева и эстетика Ф. Шлегеля: признаки сходства // Вестник РГГУ. - 2008. - № 9. - С. 254-264.
10. Левин Ю. И., Сегал Д. М., Тименчик Р. Д., Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Смерть и бессмертие поэта: материалы науч. конф. / сост. М.З. Воробьева и др. - М.: РГГУ, 2001.
11. Маркова Л. А. От моносубъектности к коммуникации через диалог и ин-терсубьективностъ // Коммуникативная рациональность. - М.: ИФРАН, 2009.
12. Плахотная Ю. И. Диалогический дискурс в когнитивном аспекте // Вестник Челябинского государственного университета - 2011. - № 25(240). - Филология. Искусствоведение. - Вып. 58. - С. 135-137.
13. Подковырин Ю. В. Соотношение понятий «инкарнация» и «смысл» в эстетике словесного творчества М.М. Бахтина // Мир науки, культуры, образования. - Вып. 4-1. -2011. - С. 301-303.
14. Тынянов Ю.Н. Проблемы стихотворного языка. - Л., 1924. - 176 с.
15. Хатямова М. А. Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети ХХ века - М.: Языки славянских культур, 2013. - 261 с.
16. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: в 2 т.- М.: Искусство, 1983. -Т. 2. - 448 с.
17. Pavlenko Andrey. Cogito, ergo sum: from an Enthymeme to bioethics // Ontology Studies. - San-Sebastian. - 2012. - № 12.
15
