CC BY
533
В.В. Страхов
ВНУТРЕННИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ЗАЙМЫ В СССР КОНЦА 1920-х - 1930-е ГОДЫ
В историко-экономической и исторической литературе довольно часто упоминаются внутренние государственные займы советского правительства конца 1920-х - середины 1950-х годов. При этом признается их важная роль в финансировании индустриализации и укреплении материально-технической базы колхозного строя, покрытии немалой части расходов государственного бюджета в годы Великой Отечественной войны, а также в период послевоенного восстановления народного хозяйства.
С конца истекшего столетия в научных публикациях, а затем и в учебниках для исторических и экономических специальностей вузов все чаще стал встречаться тезис о том, что участие населения СССР в «сталинских займах» определялось не столько советским патриотизмом и массовой поддержкой существовавшего режима и его политики, сколько в первую очередь системным и целенаправленным принуждением со стороны партийно-государственного аппарата. На сегодняшний день в отечественной и зарубежной историографии довольно прочно утвердилось мнение о «добровольно-принудительном» характере указанных кредитных операций советского правительства 1. Однако в чем это выражалось на практике, каковы были методы принуждения к подписке, наконец, когда окончательно сложилась система «добровольно-принудительного» распространения государственных займов в Советском Союзе - все эти и подобные им вопросы до сих пор остаются без четких, однозначных и объективно отражающих реалии прошлого ответов.
Учитывая данное обстоятельство, в настоящей статье на основе изучения преимущественно материалов центральной и региональной печати более детально, чем это имеет место в литературе, рассмотриваются наиболее существенные аспекты, связанные с реализацией государственных займов в годы первых пятилеток. В этой связи нами предпринята попытка проанализировать особенности политики советского правительства в сфере внутреннего кредита, факторы превращения его кредитных операций в массовые финансово-политические акции, выяснить особенности их распространения, а также вопрос о соотношении добровольности и принуждения при реализации внутренних займов указанного периода.
Активное использование государственных займов на внутренних рынках с целью покрытия значительной части бюджетных расходов стало широко распространенным явлением в годы Первой мировой войны. Именно тогда внутренние правительственные займы становятся почти во
всех воевавших государствах главным методом мобилизации денежных сбережений населения, запасных капиталов и внеоборотных средств хозяйствующих субъектов, а также действенным инструментом дополнительного перераспределения валового внутреннего продукта и национального дохода в пользу государства. Например, с помощью девяти внутренних займов, выпущенных в 1914-1918 годах, кайзеровской Германии удалось покрыть около половины военных расходов. Примечательно, что с начала 1918 года подписка на военные займы приняла здесь откровенно принудительный характер. Неучастие в займах допускалось лишь для инвалидов, стариков и ближайших родственников погибших на фронте 2.
Существенные результаты в использовании внутреннего государственного кредита для финансирования военных действий имелись и в России. Так, до февраля 1917 года царскому правительству с помощью займов на внутреннем рынке удалось покрыть около 30 процентов всех военных расходов империи 3. Во многом этому способствовал взятый с конца 1915 года курс на социальную переориентацию кредитных операций государства. Его основная цель заключалась в расширении социальной базы правительственных займов, многократном увеличении численности подписчиков, повышении роли и объемов публичной подписки. Особое значение придавалось привлечению к военным займам крестьянства.
«...С прекращением продажи питей, с выгодной реализацией урожаев последних лет и вообще с притоком в деревню крупных сумм по реквизициям, по военным поставкам и по выдаче пайков, можно с уверенностью сказать, что сумма сбережений, а вместе с тем и непроизвольно лежащих бумажных денежных знаков, возросла в сельской России до очень крупных размеров, исчисляемых не десятками, не сотнями миллионов, а миллиардами рублей», - писал в начале 1916 года последний министр финансов царского правительства П.Л. Барк, обосновывая необходимость активного продвижения займов в толщу крестьянского населения империи 4 Проведение масштабных организационно-технических мероприятий и развертывание громких пропагандистских кампаний позволило многократно увеличить количество подписчиков. Особенно впечатляющим по числу участников был выпущенный в апреле 1917 года Временным правительством Заем Свободы, подпиской на который удалось охватить почти миллион человек 5. Немаловажно и то, что именно в 1917 году в России впервые появляются проекты принудительных государственных займов, которые получили немалый общественный резонанс. Авторами этих проектов были видные ученые-экономисты П.П. Г ензель и М.И. Ту-ган-Барановский, а также известный банковский деятель А.И. Путилов 6.
Накопленный в годы мировой войны опыт пропаганды займов и привлечения к подписке представителей сравнительно широких слоев населения, в первую очередь полупролетарских слоев города и зажиточного крестьянства, сыграл немалую роль в том, что в период новой экономической политики (НЭПа) систематическое проведение внутренних займов стало одним из главных направлений финансово-экономической политики советского правительства.
Уже 20 мая 1922 года в соответствии с постановлением Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) в стране был осуществлен выпуск первого советского государственного займа сроком на 8 месяцев. Вследствие широкой натурализации хозяйственных связей, послевоенной разрухи и голода, а также прогрессировавшего обесценения бумажных денег, заем был выпущен в хлебных единицах - пудах ржи. Именно эта единица и значилась на облигациях займа. Объем такой кредитной операции, которая официально именовалась как «Первый внутренний краткосрочный государственный хлебный заем 1922 года», составлял 10 миллионов пудов. В марте 1923 года последовала эмиссия второго хлебного займа на 30 миллионов пудов ржи, а в ноябре того же года - сахарного займа в объеме 1 миллиона пудов сахара-рафинада.
Непосредственно денежные по форме займы правительство РСФСР стало практиковать с конца октября 1922 года, когда был выпущен «Первый выигрышный заем 1922 года». Этот заем, как и ряд последующих аналогичных операций, производился в золотой валюте и являлся, с одной стороны, прямым следствием проведения денежной реформы и номинального восстановления дореволюционного золотого содержания рубля, с другой - одним из главных факторов успешного завершения указанной реформы, сокращения бюджетного дефицита, стабилизации финансовой системы и восстановления народного хозяйства в целом.
В 1922-1926 годах, большинство размещаемых в стране государственных займов, в том числе краткосрочных обязательств Центральной кассы, носило рыночный характер, обладало реальной доходностью и относительно высоким уровнем ликвидности . Их распространение проводилось на добровольной основе. Исключение составляли лишь «нэпманы» и крупные кооперативные объединения, которым местные финансовые органы порой настоятельно «предлагали» принять участие в подписке. Что касается государственных учреждений и организаций, то с марта
1924 года их участие в кредитных операциях правительства стало приобретать обязательный характер. Так, в облигации «Государственного займа хозяйственного восстановления 1925 года», первая часть которого была эмитирована в июле 1925 года, а вторая - в ноябре 1926 года, все государственные учреждения и организации были обязаны помещать более
половины своих резервных и запасных капиталов. Обязаны были также вкладывать в облигации государственных займов 60 процентов своих резервных капиталов кооперативные объединения и акционерные общества.
Некоторые кредитные операции, как, например, «Крестьянский выигрышный заем 1924 года» и «Второй крестьянский выигрышный заем
1925 года», были целенаправленно ориентированы на деревню. При этом, как писал один из ведущих теоретиков и идеологов правительственной политики в сфере кредита в 1920-1930-е годы профессор М.И. Боголепов, властями решались две взаимосвязанные задачи. С одной стороны, размещаемые среди крестьянства облигации должны были служить антиципацией поступлений сельскохозяйственного налога, с другой - способствовать знакомству широкой массы сельского населения с внутренним государственным кредитом 8.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что указанные займы по своим эмиссионно-техническим характеристикам и способам реализации были близки аналогичным операциям дореволюционного периода. Особенно это касалось многочисленных выигрышных займов, которые традиционно еще с 60-х годов XIX столетия пользовались в России повышенным спросом 9. Например, эмиссионные характеристики первого выигрышного займа, появившегося в самом конце октября 1922 года, во многом воспроизводили выпускные условия выигрышного займа 1864 года.
Определенным свидетельством эффективности кредитной политики советского правительства в период НЭПа являлось увеличение сроков, на которые эмитировались государственное займы. Если срок погашения первого хлебного займа составлял всего 8 месяцев, то, например, «Третий государственный восьмипроцентный внутренний заем 1927 года» выпускался уже на 10 лет. Что касается сроков погашения последующих эмиссий, то с июля 1936 года, точнее с «Государственного внутреннего займа второй пятилетки (выпуск четвертого года)», все внутренние займы в СССР (до 1957 года) выпускались на 20 лет.
Наиболее крупной акцией правительственного кредита в период «расцвета» НЭПа стал «Государственный заем хозяйственного восстановления», выпущенный в августе 1925 года на огромную по меркам того времени сумму - 300 миллионов рублей. Успеху этой операции должны были способствовать чрезвычайно выгодные для подписчиков условия: 10 процентов годовых при общей продолжительности займа в четыре с половиной года. Примечательно, что именно с этого займа, по утверждению М.И. Боголепова, государственный кредит в СССР «вводится в систему плановых рычагов по мобилизации народного дохода» 10.
Взятый советским руководством с конца 1927 года курс на свертывание НЭПа, кардинальную трансформацию хозяйственного механизма и форсированное развитие государственной крупной промышленности, оказал существенное воздействие на внутренний кредит правительства, радикально изменил характер и методы распространения государственных займов 11. Добровольность при подписке в течение нескольких лет подменяется массированным морально-психологическим и политическим принуждением. При этом формально участие в кредитных операциях государства по-прежнему декларировалось как проявление свободного волеизъявления трудящихся. В условиях постоянного возрастания объемов бумажно-денежной эмиссии и ускоренного развития инфляционных процессов становится фикцией официальная доходность займов, фактически к нулю сводится ликвидность их облигаций.
Показательно, что еще в апреле 1926 года вопрос о необходимости значительного расширения социальной базы внутренних займов, их «превращения» в подлинно общенародные акции и в один из главных источников проведения форсированной индустриализации поднимал Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин. Выступая с докладом «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии» перед активом Ленинградской партийной организации он, в частности, подчеркивал, что «задача организации дела внутренних займов несомненно стоит перед нами, как очередная задача, и мы её должны разрешить во что бы то ни стало» 12.
Специфической особенностью целенаправленно создававшейся властью системы «добровольно-принудительного» участия населения в займах стала «новая форма» их размещения, возникшая в ходе реализации выпущенного 24 августа 1927 года «Государственного внутреннего шестипроцентного выигрышного займа индустриализации народного хозяйства Союза ССР» на сумму в 200 миллионов рублей. Ее суть заключалась в том, что «среди трудящихся города и деревни» государственные займы стали реализовываться «посредством коллективной подписки с рассрочкой платежа» 13.
Размещение этого займа впервые сопровождалось развертыванием по всей стране масштабной пропагандистской кампании, имевшей ярко выраженную политическую направленность. Если ранее распространение государственных займов опиралось преимущественно на экономическую целесообразность и выгодность вложения денежных средств в правительственные ценные бумаги, то теперь акцент делался на политическом значении участия городского и сельского населения в займе, важности его успеха для проведения индустриализации и укрепления обороноспособности страны Советов.
Анализ содержания, тональности и заголовков газетных публикаций конца августа - сентября 1927 года дает основания говорить о том, что в период проведения кампании по реализации указанного займа на крупных промышленных предприятиях Москвы и Ленинграда впервые имело место оказание морально-политического давления на рабочих и служащих с целью обеспечения их участия в подписке.
К октябрю 1929 года размещенные по коллективной подписке среди трудящихся займы составили уже более одной трети государственного долга 14 Общая же сумма долга исчислялась в 1,9 миллиарда рублей 15.
Коллективная подписка в рассрочку, которая преподносилась официальной пропагандой в качестве наглядного проявления возрастающей политической активности и инициативы трудящихся, обычно проводилась по следующему сценарию: государственные сберкассы выдавали предприятиям, учреждениям и организациям инструктивные материалы о порядке размещения займа, бланки отчетности и так называемые закрепительные талоны, в которых фиксировалась сумма подписки каждого работника. В день проведения займа работник расписывался в подписном листе, где напротив его фамилии указывалась сумма, на которую приобретались облигации. После этого подписные листы передавались в бухгалтерию для производства ежемесячных удержаний из заработной платы в счет погашения подписки. Одновременно работнику выдавался закрепительный талон, который давал право на получение облигаций займа после внесения всей суммы подписки. Максимальный срок рассрочки платежа за облигации составлял обычно 10 месяцев.
Приблизительно также реализация займов проходила в деревне. Правда, до проведения сплошной коллективизации их распространением занимались в основном районные финансовые отделы, сельские советы, партийные ячейки и волостные исполкомы. Позже эти функции были возложены на правления колхозов, совхозов и артелей, а также на дирекции и политотделы (до 1934 года) машинно-тракторных станций (МТС).
Указанный механизм реализации кредитных операций советского правительства довольно эффективно функционировал вплоть до 8 апреля 1957 года, когда в своем выступлении перед работниками сельского хозяйства центральной нечерноземной полосы РСФСР в городе Горьком Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев заявил о необходимости прекращения дальнейшего выпуска массовых займов в виду ускоренного нарастания бюджетных расходов, связанных с обслуживанием и погашением внутреннего государственного долга 16. После организованной партийно-государственным аппаратом соответствующей «поддержки» данной инициативы со стороны трудящихся 19 апреля 1957 года появилось специальное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О го-
сударственных займах, размещаемых по подписке среди трудящихся Советского Союза». Согласно этому законодательному акту начиная с 1958 года прекращался выпуск массовых займов, а погашение ранее эмитированных было отсрочено до 1977 года 17
В силу более широких возможностей для целенаправленного административного нажима и пропагандистского воздействия система «добровольно-принудительного» участия трудящихся в государственных займах на рубеже 1920-1930-х годов формировалась преимущественно на базе «социалистического сектора» народного хозяйства, который, как известно, располагался в городах и возникавших во многих районах страны рабочих поселках при крупных промышленных предприятиях.
Интересные и весьма показательные сведения на этот счет имеются в известной монографии профессора В.П. Дьяченко, который в 19501970-х годах прошлого столетия считался ведущим специалистом по истории советских финансов. Согласно приводимым им данным, в октябре 1929 года на долю рабочих и служащих приходился 481 миллион рублей внутреннего государственного долга СССР, а на крестьянство - лишь 97 миллионов 18. Очевидно, что основой социальной базы займов советского правительства в указанный период, как, впрочем, и в последующие годы, являлось городское население, которое работало в своей подавляющей массе за едва достигавшую прожиточного минимума заработную плату. Его вынужденное участие в кредитных операциях государства почти в 5 раз превышало объемы подписки со стороны крестьянства.
Первоначально, точнее в 1927-1928 годах, объем неофициально требуемой властями подписки на займы составлял примерно 25 процентов месячного заработка трудящихся промышленных предприятий и работников различных государственных учреждений и организаций. Главная задача на этом этапе состояла в обеспечении максимально широкого охвата работающего населения городов участием в кредитных операциях государства.
Успешное в целом решение указанной задачи позволило советскому правительству поставить новые цели: с июля 1929 года, когда был выпущен «Третий государственный внутренний выигрышный заем индустриализации народного хозяйства Союза ССР» в 750 миллионов рублей, размер требуемой подписки нередко составлял уже не менее половины месячного заработка.
В ходе реализации в июле 1930 года государственного внутреннего выигрышного займа «Пятилетка - в четыре года», сумма эмиссии которого составила 1700 миллионов рублей, на многих предприятиях Москвы, Ленинграда, Харькова, Нижнего Новгорода, Свердловска и ряда других крупных промышленных центров стала практиковаться подписка рабочих
и служащих в объеме трехнедельной и даже месячной заработной платы. Подобное участие в займе обеспечивали в первую очередь ударники и передовики производства, чья заработная плата обычно была на порядок выше среднего уровня.
Курс на возрастание объемов массовой подписки до суммы не менее трехнедельного заработка работающего населения городов, стопроцентный охват участием в займах «всего трудящегося населения СССР», в том числе «крестьян-бедняков и середняков - будущих колхозников», а также на общее повышение суммы мобилизуемых с помощью кредитных операций финансовых ресурсов был активно продолжен в 1931 году 19.
В июне 1932 года, когда, как сообщала печать, по «требованию сталинцев», то есть рабочих, специалистов и служащих Московского автомобильного завода имени Сталина, был выпущен государственный внутренний заем «Четвертого завершающего года пятилетки» 20, объем обязательного участия в подписке составил уже не менее месячной зарплаты. Утверждая, что «участие в займе - дело классовой совести, чести и сознания трудящегося» официальная пропаганда не только призывала продемонстрировать «образцы большевистской сознательности при подписке», «по-ударному реализовать новый заем», но и подвергала суровой проработке тех, кто подписывался на суммы, менее месячного заработка.
Примечательна в этой связи статья в рязанской газете «Ленинский путь», посвященная ходу подписки на крупнейшем еще с дореволюционных времен промышленном предприятии города - заводе сельскохозяйственного машиностроения (Сельмаш). Рассказывая о многочисленных фактах повышенной подписки ударников, газета одновременно гневно осуждала рабочих механосборочного цеха Ефимова, Казарина и Ковтю-
ненко, которые при заработке в 120 рублей подписались лишь на 20 руб-
- 21 лей .
Одним из наиболее действенных методов обеспечения участия населения в займах являлось усиление политического и эмоциональнопсихологического накала соответствующих кампаний. В первую очередь это достигалось за счет искусственного раздувания тезиса о возрастающей военной угрозе со стороны империалистического окружения СССР, целенаправленной и массированной эксплуатации знаменитой сталинской «аксиомы» об обострении классовой борьбы по мере продвижения Советского Союза к социализму. Немаловажную роль играло и противопоставление участия в займах возрастающему сопротивлению разного рода «вредителей», «правых реставраторов капитализма» и «затаившихся классовых врагов».
Механизм подобного воздействия на массовое сознание многократно и довольно обстоятельно рассмотрен в научной литературе. Не заостряя
внимания на данном сюжете, позволим себе лишь отметить, что указанные идеологемы были тогда широко представлены в периодической печати, различной агитационной литературе, в выступлениях видных партийных и государственных деятелей. Например, обращаясь «ко всем трудящимся СССР» в начале июня 1931 года в связи с выпуском займа «Третьего, решающего года пятилетки», Председатель ЦИК М.И. Калинин делал акцент на том, что активная подписка трудящихся и их участие
в распространении займа нанесет «новый сокрушительный удар по вра-
22
гам Советского Союза, вредителям и интервентам» .
Немало указанных штампов присутствовало и в инициированных властями заявлениях, резолюциях и открытых письмах трудящихся по поводу поддержки займов советского правительства. Примечательно, что именно здесь они облекались, как правило, в наиболее резкую по своему политическому содержанию и стилистике форму, не допускающую каких-либо сомнений и возражений. Очевидно, что это должно было продемонстрировать не только полное одобрение трудящимися политики Центрального комитета ВКП(б) и советского правительства, но и их решимость дать достойный отпор якобы многочисленным врагам советской власти.
Так, члены паровозной бригады станции Рязань-1 в июне 1931 года, сообщая посредством окружной газеты о своем участии в новом займе в размере месячного заработка и призывая следовать их примеру всех железнодорожников, особо подчеркивали, что массовая подписка трудящихся должна «послужить лучшим ответом интервентам, вредителям и оппортунистам, истерически вопящим о непосильности большевист-
23
ских темпов» индустриализации .
Важную роль в пропаганде кредитных операций советского государства, разъяснении их «коренного отличия от госзаймов при капитализме» играли, помимо центральной и местной периодической печати, многочисленные агитационные плакаты и брошюры. В 1930 - начале 1931 года только пятью ведущими московскими издательствами («ОГИЗ», «Молодая гвардия», «Московский рабочий», «Сельколхозгиз» и «Госфиниздат») было выпущено шесть агитационных брошюр общим тиражом
3,585 миллиона экземпляров, которые были посвящены государственным займам 24. Призванная поднять «уровень политической зрелости рабочих, колхозников и трудовой интеллигенции», а также «степень их участия в госзаймах», подобная литература широко издавалась также республиканскими, краевыми и областными государственными издательствами. Общий же тираж изданий, популяризирующих «вопросы выполнения финансового плана, мобилизации средств», достиг только в 1930 году свыше
25
8,5 миллиона экземпляров .
Существенное значение, особенно в многотысячных трудовых коллективах, имели и различные виды поощрений со стороны партийногосударственного аппарата и подчиненных ему профсоюзных органов. Будучи дополнительным стимулом для роста объемов подписки, они являлись и действенным средством пропаганды примеров повышенного участия в займах, которые неизменно преподносились как проявление высокой политической активности и сознательности трудящихся.
Широкий общественно-политический резонанс практика поощрения повышенного участия в государственных займах впервые получила в 1930 году, когда по инициативе секретариата Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) были учреждены 5 премий в размере по 20 тысяч рублей для «коллективного премирования предприятий и совхозов, наиболее успешно проведших реализацию займа» 26. Данная линия получила дальнейшее развитие в июне 1931 года в ходе реализации займа «Третьего, решающего года пятилетки». Тогда по инициативе и из средств ВЦСПС был учрежден фонд индивидуального и коллективного премирования 27. В последующие годы подобная практика была перенесена на республиканский, краевой, областной и даже районный уровни.
Разнообразные поощрения за активное участие в подписке и кампаниях по пропаганде правительственных займов в 30-е годы устанавливались и комсомолом, различными общественными организациями, руководством предприятий и учреждений. Наиболее распространенным видом морального поощрения являлось награждение трудового коллектива переходящим Красным знаменем, учрежденным, например, районным комитетом ВКП(б), райисполкомом и райпрофсоветом, занесение имен ударников подписной кампании на Доску почета предприятия или района, публикация информации о подписке рабочего-ударника в периодической печати (в заводской многотиражке, районной, окружной, областной, краевой или республиканской газете; с портретом или без), награждение почетной грамотой или объявление благодарности и т.д.
Что касается материального поощрения постоянных подписчиков на наибольшие суммы, которые в обязательном порядке должны были быть передовиками производства, то здесь практиковалась выдача дополнительного продовольственного пайка, награждение именными наручными часами, премирование билетами в кино, в театр, отрезом ткани, реже -путевкой в дом отдыха или санаторий. Активное участие в займах было, как правило, и необходимым условием для улучшения жилищных условий рабочего или служащего.
Целенаправленное превращение займов в массовые и обязательные финансово-политические акции широко опиралось на комиссии по содей-
ствию государственному кредиту и сберегательному делу (комсоды) -специальные органы, действовавшие на общественных началах. К началу 1930-х годов такие комиссии, в состав которых входили в первую очередь профсоюзные активисты и передовики производства, члены ВКП(б) и комсомола, были образованы на многих предприятиях, в учреждениях, организациях, воинских частях, колхозах, совхозах и при сельсоветах. Позже подобные органы были созданы в каждом районе, области, крае и республике. Общее руководство системой комсодов осуществляла Центральная комиссия при Президиуме ЦИК СССР (Цекомсод).
Именно система комсодов, функционировавшая в тесном взаимодействии с партийными и профсоюзными организациями, была призвана обеспечить стопроцентное участие трудящихся в займах, осуществлять контроль за своевременностью и полнотой выполнения плановых заданий по подписке, содействовать развитию соревнования между районами, предприятиями, учреждениями, колхозами и даже цехами крупных предприятий. Так, в связи с появлением в апреле 1934 года «Государственного внутреннего займа второй пятилетки (выпуск второго года)», объем которого составлял беспрецедентную сумму - 3,5 миллиарда рублей, Московский областной комсод объявил конкурс на его лучшую реализацию среди районов области. Характерны показатели конкурса: «поголовный охват к 10 мая подпиской всех рабочих и служащих, к 15 мая - всех колхозников, широкое распространение займа среди единоличников, лучшая
постановка учета реализации займа и обеспечение своевременного посту-
28
пления взносов по подписке» .
Комсоды были обязаны осуществлять и «общественный контроль» за продажей и залогом облигаций государственных займов. Характерно, что без письменного согласия председателя комсода ни одна облигация не могла быть продана или заложена в сберегательной кассе, хотя допустимость подобных действий без каких-либо ограничений декларировалась в эмиссионных условиях займов и в различных официальных изданиях. Например, упоминавшийся выше профессор М.И. Боголепов, писал по этому поводу: «Государство обеспечивает широкую ликвидность займов в форме залога и покупки займов государственными кредитными уч-
29
реждениями» .
Наконец, на комсоды возлагалось, выражаясь современным языком, и обеспечение информационной поддержки каждого вновь выпущенного государственного займа.
Однако до 1933-1934 годов деятельность комсодов нередко характеризовалась пассивностью, бессистемностью и неорганизованностью. Так, в период проведения в 1930 году подписки на четвертый заем индустриализации рязанская печать прямо указывала, что работа в регионе по про-
движению займов в трудящиеся массы проводится «крайне слабо». «Комиссии содействия госкредиту и сберегательному делу в большинстве случаев бездействуют, - констатировал современник. - Профорганизация также находится в спячке. По ряду коллективов еще не ликвидирована
30
задолженность по 3-му займу индустриализации» .
К сказанному добавим, что комсоды играли важную роль и в формировании системы коллективного страхования жизни, которая, наряду с обязательной подпиской на государственные займы, стала широко внедряться в СССР с 1929 года. Суть этой системы выражалась в заключении трудящимися якобы добровольных коллективных договоров с органами государственного страхования. Отчисления по данным договорам стали по существу новым налогом на работавшее население. С 1930 года функции страховщика были возложены на государственные трудовые сберегательные кассы, районные и городские финансовые отделы, которые в своей деятельности также активно опирались на комсоды. В связи с постоянно возраставшим масштабом операций по коллективному страхованию с 1934 года их осуществление было передано инспекциям государственного страхования 31. Однако комсоды по прежнему играли существенную роль в обеспечении перманентного расширения системы коллективного страхования, дававшей бюджету дополнительные немалые поступления.
Говоря о кредитных операциях советского правительства конца 1920-х - 1930-е годы, нельзя не отметить и их позитивных сторон. В данном случае имеется в виду неукоснительное соблюдение государством, за исключением проведения конверсионных мероприятий, взятых на себя обязательств по погашению займов, выплате процентов и выигрышей. Следуя практике дореволюционного периода и стремясь к формированию благоприятного общественного «имиджа» собственного кредита, доказательству его надежности и гарантированности, сталинское руководство всегда своевременно и в полном объеме проводило тиражи и выплаты по займам. Информация о подобных акциях в обязательном порядке публиковалась во всех центральных и региональных газетах. Примечательно, что подобное наблюдалось даже в годы Великой Отечественной войны.
Способствовать повышению общественного интереса к государственным займам, особенно в сельской местности, должны были и так называемые «дни займодержателя и вкладчика», которые стали систематически проводиться с 1933 года. В ходе этих «дней» сберкассами и комсода-ми осуществлялось выявление невостребованных выигрышей, неполученных процентов, а также подлежавших погашению облигаций. Так, по сообщению «Финансовой газеты», - главного печатного органа Народно-
го комиссариата финансов и Госбанка СССР, в последние месяцы 1938 года массовая проверка облигаций у колхозников проводилась в районах Ленинградской области. Уже первые результаты проверки дали двукратное увеличение сумм ежемесячных выплат по выигрышам выпавших в тираж облигаций. Всего же за 11 месяцев 1938 года сберкассами области было выплачено колхозникам в качестве выигрышей по займам свыше 5,3 миллиона рублей 32.
На отдельных крупных промышленных предприятиях во второй половине 1930-х годов вошли в практику соревнования между подразделениями «за лучшее обслуживание подписчиков». Например, на Горьковском автомобильном заводе имени Молотова в 1938 году подобное соревнование проводилось по инициативе прессового цеха и отдела главного механика. Кроме того, во всех цехах действовали «справочные столы», где можно было получить информацию о результатах тиражей по займам, а также, в случае удачи, сразу получить выигрыш в сберегательной кассе при заводе 33.
В социально-психологическом плане для простого советского гражданина, точнее, рядового рабочего, колхозника или служащего, возможность выигрыша по облигации давала хоть и малую, но надежду на то, что вынужденно помещенные в займы денежные средства не только будут возвращены, но и при счастливом стечении обстоятельств вернутся относительно крупной выплатой.
Правда, общественное отношение к обладателям значительных выигрышей было неоднозначным, соответствующим духу эпохи. Как правило, использование выигравшим полученной крупной суммы в целях «личного обогащения» неизменно вызывало моральное осуждение и массированное психологическое давление по месту его жительства и работы. Подобный феномен советской действительности сталинского периода довольно точно и рельефно, по нашему мнению, художественно запечатлен в известном телевизионном сериале режиссера С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя», поставленному в 1979 году по популярному в свое время роману братьев Вайнеров. Напомним, что одним из отрицательных персонажей картины, полной противоположностью послевоенному аскетизму опытного следователя Московского уголовного розыска Жеглова и фронтовика Шарапова, являлся сотрудник МУРа, случайно оказавшийся обладателем выпавшей в тираже облигации государственного займа. Именно этот персонаж, что особенно характерно, проявляет малодушие и трусость при задержании главаря бандитской шайки.
Массовому участию населения в подписке на правительственные займы должны были способствовать и удобные формы облигаций. В отличие от дореволюционного периода облигации советских массовых займов
имели преимущественно низкие номиналы, что, с одной стороны, позволяло привлечь к ним даже самые незначительные суммы, с другой -обеспечивало возможность приобретения облигаций на определенный процент или на всю сумму месячного заработка подписчика. Так, заем «Пятилетка в четыре года» выпускался в облигациях по 50 рублей, причем часть из них была делимой по трем основаниям: на две части по
25 рублей, на пять частей по 10 рублей и на десять частей по 5 рублей 34.
Как указывалось выше, регулярно проводимые внутренние займы являлись одним из главных источников финансирования масштабной индустриализации страны. Особенно заметной их роль становится с начала первой пятилетки. На это, в частности, указывал «патриарх советских финансов» Арсений Зверев. В 1940 году, будучи одним из самых молодых наркомов союзного правительства и ярким представителем когорты «сталинских выдвиженцев», которая пришла на смену репрессированным в 1936-1938 годах руководителям высшего звена, он писал, что в период первой и второй пятилеток с помощью внутренних займов удалось покрыть
15 процентов расходов, связанных с капитальным строительством 35.
О постоянно возраставших объемах государственных заимствований свидетельствуют и следующие данные. Если в 1929 году сумма эмиссии внутренних займов составляла 925 миллионов рублей, в 1930 году -1750 миллионов, то в 1931 году она достигла 5300 миллионов рублей 36. Иными словами, за три года масштабы заимствований государства возросли более чем в 5,7 раза. Даже с учетом ускоренного нарастания в эти годы инфляционных процессов и обесценения рубля становится очевидным существенное увеличение реального объема денежных средств, которые правительство в буквальном смысле выкачивало из населения.
Резкое и существенное снижение уровня жизни подавляющей массы населения в годы первой пятилетки, распространенность скрытых форм протеста против принудительной подписки - все это и целый ряд других отрицательных явлений экономического и социально-политического характера заставили советское руководство на несколько лет стабилизировать объемы государственных заимствований. На протяжении второй пятилетки ежегодная сумма эмиссии займов составила не более 3-4 миллиардов рублей, что объективно вело к падению роли государственного кредита в структуре доходов бюджета.
Кроме того, по инициативе Народного комиссариата финансов СССР, обеспокоенного ускоренным нарастанием масштабов внутреннего государственного долга и постоянным повышением объемов средств, направляемых на его обслуживание, в 1936 году была проведена унификация условий ранее эмитированных займов путем их конверсии. В результате ее проведения, как указывалось выше, сроки погашения займов были уве-
личены с 10 до 20 лет, а их официально декларируемая доходность -с 8 до 4 процентов годовых.
Определенным свидетельством высоких темпов формирования системы добровольно-принудительного участия населения СССР в государственных займах служат официальные данные о количестве подписчиков. Если на третий заем индустриализации, эмитированный, как указывалось выше, в июле 1929 года, к подписке были привлечены почти 10 миллионов человек, то первый выпуск займа второй пятилетки, появившийся в мае 1933 года, был распространен уже среди 40 миллионов граждан Советского Союза 37
Впрочем, приведенные выше цифры вряд ли соответствуют действительному количеству индивидуальных подписчиков на займы. Особенно это касается последней цифры. Подобный вывод невольно напрашивается, если учесть голод 1932-1933 годов в Украине, Казахстане и ряде районов РСФСР, а также крайне сложную обстановку в деревне в связи с созданием и становлением колхозов. В пользу этого говорит и тот факт, что к началу 1933 года, как подчеркивает И.Н. Левичева, уровень рыночных цен был приблизительно в 12 раз выше, чем в 1928 году, и в 13-35 раз выше государственных карточных цен 38. Даже если принять во внимание опережающие темпы роста численности рабочих и служащих в конце 1920-х - первой половине 1930-х годов (с 11,6 миллиона человек в 1928 году до 24,8 миллиона в 1935 году) 39, то все равно указанное количество подписчиков представляется завышенным.
И, тем не менее, следует подчеркнуть, что с конца 1920-х годов механизм размещения займов, который опирался, прежде всего, на целенаправленно и систематически создаваемый И. Сталиным авторитарный политический режим и разветвленный репрессивный аппарат, не давал существенных сбоев. Наоборот, объемы подписки на каждый вновь выпущенный заем, как утверждала официальная пропаганда, неизменно перекрывали сумму его эмиссии.
Немаловажно и то, что открытое выражение недовольства «принудиловкой» государственных займов, которые становились дополнительным тяжелым налогом на население, уже к середине 30-х годов стало расцениваться властями как явное контрреволюционное преступление. Как известно, подобные деяния влекли за собой жестокое наказание по печально известной 58 статье Уголовного кодекса РСФСР или соответствующим статьям уголовных кодексов союзных республик.
Однако, несмотря на все усилия партийно-государственной машины, ее пропагандистско-агитационного и репрессивного аппарата, в годы первых пятилеток население оказывало, как отмечалось выше, немалое сопротивление принудительной подписке на займы. Это подтверждается,
в частности, довольно широко представленными в центральных и региональных периодических изданиях материалами, связанными с критикой организации подписных кампаний, низким участием в займах различных групп населения и отдельных коллективов, бездействием комсодов и т.д. Интересные результаты дает и сопоставление материалов о ходе подписки на конкретных предприятиях и в учреждениях, которые довольно широко были представлены в печати вплоть до 1934 года. Их анализ указывает, что выполнение плановых заданий по подписке нередко достигалось за счет повышенного участия в займах ударников и членов партии, профсоюзных, комсомольских, месткомовских и разного рода иных активистов. Наконец, следует сказать и о том, что до середины 1930-х годов обратной стороной громких речей и выдержанных в духе установок директивных органов резолюций всевозможных митингов и собраний во многих случаях являлись жизненные реалии, свидетельствующие о стойком нежелании большинства принудительно собранных участников подобных мероприятий выполнять продиктованные свыше решения.
Примечательны и использовавшиеся в то время методы уклонения от займов: мнимая болезнь, командировка или отпуск на период проведения подписной кампании. Правда, с 1933-1934 годов подобные методы уклонения стали активно пресекаться комсодами, профсоюзными и партийными организациями. Найденное решение проблемы было простым, но действенным: за отсутствующего по тем или причинам работника в ведомости по подписке расписывались его сменщик или напарник, реже
- председатель профсоюзного комитета или руководитель местного комсо-да.
Массовый характер имело сопротивление принудительной подписке на займы со стороны крестьянства. Как отмечалось выше, вплоть до 1927 года зажиточные слои деревни являлись держателями немалой части облигаций рыночных по своей сути займов советского правительства. Переход к политике свертывания НЭПа, ограничения, а затем и полной ликвидации «кулачества», наконец, сплошная коллективизация привели к тому, что на рубеже 1920-1930-х годов подписка на займы среди крестьянства приняла не только откровенно принудительный характер, но
и, наряду с усиленным налогообложением, стала, одним из главных инструментов разорения крепких в экономическом отношении индивидуальных хозяйств.
Следует также учитывать, что насильственная коллективизация сельского хозяйства объективно послужила фактором, который препятствовал массовому привлечению крестьянства к государственным займам. Определяющую роль здесь играло не только значительное ухудшение общего жизненного уровня крестьянства, но и повсеместная ориентация колхозов
на фактически номинальную оплату труда, причем выраженную в натуральной форме.
Несмотря на стремление властей охватить займами все взрослое население страны, подавляющая масса российского крестьянства в первой половине 1930-х годов по-прежнему оставалась вне индивидуальной подписки. Его участие в займах носило преимущественно коллективный характер, а фактическим подписчиком выступал в данном случае колхоз, сельскохозяйственная или промысловая артель.
Индивидуальная подписка в размере не более 20-50 рублей была распространена лишь в селах, расположенных в относительной близости к крупным городским центрам. Это определялось не только более высокими доходами крестьян за счет продажи части произведенной ими продукции на рынках, но и «шефской помощью» со стороны городов. По разнорядке партийных органов на период проведения займовых кампаний промышленные предприятия, различные учреждения, театральные коллективы, высшие и средние учебные заведения командировали в деревню своих представителей для проведения «массово-разъяснительной работы». Судя по сообщениям печати, особенно широко подобная форма «помощи» практиковалась в Московской, Ленинградской, Минской, Куйбышевской, Саратовской, Сталинградской, Свердловской, Новосибирской областях, Автономной Республике немцев Поволжья и ряде других регионов. Так, в апреле 1934 года в ходе реализации «Государственного внутреннего займа второй пятилетки (выпуск второго года)»
23 «райшефсовета» Москвы и области «в помощь селу» командировали 3420 человек. При этом только предприятия города Калинина (ныне Тверь) направили в колхозы 127 рабочих и служащих, а учебные заведения - 80 студентов 40.
Что касается второй половины 1930-х годов, то под воздействием пропагандистско-агитационного и репрессивного аппарата индивидуальное участие крестьянства в займах возрастало как по абсолютным, так и относительным показателям. И, тем не менее, по степени охвата и объемам подписки оно было несопоставимо с участием в займах городского населения.
О том, каков был уровень участия колхозного крестьянства в займах накануне войны, ярко свидетельствуют следующие типичные для того времени факты. В период реализации в июле 1940 года «Государственного займа третьей пятилетки (выпуск третьего года)» в селе Полтевы-Пеньки Кадомского района Рязанской области из 470 трудоспособных членов местного колхоза на него добровольно подписалось лишь 39 колхозников, из которых 16 являлись коммунистами. Во многом аналогичная картина наблюдалась и в соседнем Ермишинском районе, на территории
Ляховского сельского совета. Здесь на протяжении полутора недель после выпуска займа в нем приняло участие лишь 40 из 200 сельских жителей 41.
К сказанному остается добавить, что обеспечить действительно массовое участие крестьянства в кредитных операциях государства удалось лишь в годы Великой Отечественной войны. Впервые это произошло в апреле 1942 года при проведении подписки на «Первый военный заем».
В 1930-е годы держателем облигаций государственных займов являлись, как и в дореволюционный период, сберегательные кассы. В соответствии с утвержденным ЦИК и СНК СССР в феврале 1929 года Положением о государственных трудовых сберегательных кассах все их средства подлежали помещению в займы. Однако роль сберкасс как держателя правительственных ценных бумаг была сравнительно невелика. Несмотря на более чем двукратный рост их количества в 1930-е годы и активные усилия государства по увеличению притока вкладов, объемы привлеченных ими средств ввиду общего низкого уровня жизни населения оставались невысокими. К началу 1941 года остатки вкладов в 41,6 тысяче сберкасс составляли всего 7,25 миллиарда рублей 42. Оценить реальные масштабы этой суммы позволяет сравнение с объемами эмиссий государственных займов в предвоенные годы: в 1938 году они составляли 7,4 миллиарда рублей, в 1939 году - 6 миллиардов, в 1940 году -
8 миллиардов рублей 43. Иными словами, накануне Великой Отечественной войны сумма находившихся в сберкассах облигаций приблизительно соответствовала объему государственных заимствований в течение одного года.
Таким образом, в конце 1920-х - 1930-е годы государственные займы становятся своеобразным символом экономической модели сталинского социализма, существенным отрицательным фактором повседневной жизни подавляющего большинства семей в СССР. В руках партийногосударственных верхов ежегодные внутренние займы являлись рычагом дополнительного перераспределения национального дохода, инструментом действенного контроля за массовым потребительским спросом, средством регулирования жизненного уровня значительной части населения, который фактически не выходил за рамки удовлетворения самых насущных потребностей.
Думается, что относительно объективной необходимости, целесообразности и вынужденного характера сформированной в конце 1920-х -1930-е годы системы добровольно-принудительных государственных займов, возможны, особенно в контексте подготовки СССР к отражению надвигавшейся агрессии со стороны германского фашизма, различные мнения и оценки. Не вызывает сомнений, что в данном случае так же, как и в вопросе о причинах коллективизации, опираясь на различные методологические подходы и соответствующий им системный анализ, можно
прийти к совершенно противоположным выводам. Однако в любом случае рассмотренная выше система организации государственного кредита вряд ли способствует доказательству тезиса о том, что у созданной в период первых пятилеток экономической модели «социализма» существовал значительный запас прочности, внутренний потенциал, необходимый для долговременного и эффективного развития. Имея ярко выраженный мобилизационно-ориентированный характер и будучи неразрывно связанной с массовым принуждением и насилием, а также пагубным стремлением к искусственной «перековке» человеческой натуры, названная модель, как известно, не смогла выдержать испытаний временем.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Примечательно, что в настоящее время государство фактически признало принудительный характер указанных займов. В частности, в определении Верховного Суда Российской Федерации от 12 декабря 2005 года по поводу заявления гражданина Бурмистрова В.Н. употребляется понятие «принудительные сталинские займы» (см. сайт Верховного Суда РФ http://www.supcourt.ru).
2 См.: Страхов, В.В. Финансы Германской империи в годы Первой мировой войны // Вопросы всеобщей истории : сб. науч. тр. / отв. ред. Г.К. Селезнев. -Рязань, 1997. - С. 103-112.
3 См.: Дементьев, Г. Государственные расходы и доходы России и положение государственного казначейства за время войны с Германией и Австро-Венгрией до конца 1917 г. - Пг., 1917. - С. 12, 19, 24; Ривкин, Б.Б. Финансовая политика в период Великой Октябрьской социалистической революции. - М., 1957. - С. 13.
4 Государственный архив Рязанской области (ГАРО). Ф. 154. - Оп. 323. -Д. 119. - Л. 1.
5 См.: Страхов, В.В. Внутренние займы в России в Первую мировую войну // Вопросы истории. - 2003. - № 9. - С. 28-43; Он же. «Заем Свободы» Временного правительства // Вопросы истории. - 2007. - № 10. - С. 31-45.
6 См.: Страхов, В.В. Общественные проекты в сфере государственных финансов России периода 1914-1917 годов // Вопросы истории. - 2006. - № 11. -С. 38-51.
7 См.: Вавилов, Ю.Я. Государственный кредит: прошлое и настоящее. - М., 1992. - С. 9-15.
8 См.: Боголепов, М. Государственный кредит // Большая советская энциклопедия. - Т. 18. - М., 1930. - Стб. 492.
9 См.: Бугров, А.В. Выигрышные займы 1864 и 1866 годов // Вестник Банка России. - 2003. - 17 дек.
10 Боголепов, М. Указ. соч. - Стб. 492.
11 См.: Чуднов, И.А. Теория и практика денежных реформ в СССР ; дис. ... д-ра. экон. наук. - СПб., 2005. - С. 97.
12 Сталин, И.В. Сочинения. - Т. 8 : 1926. Январь - ноябрь. - М., 1952. -С. 126. Примечательно, что эти слова Сталина позже порой использовались в пропагандистских целях для доказательства огромных заслуг «вождя» в деле превращения государственных займов в один из важнейших факторов обеспечения ускоренного развития народного хозяйства СССР в годы первых пятилеток. (См., напр.: Зверев, А. Новый заем // Правда. - 1940. - 2 июля.)
13 Дьяченко, В.П. История финансов СССР (1917-1950 гг.). - М., 1978. -
С. 89.
14 См. там же.
15 См.: Боголепов, М. Указ. соч. - Стб. 494.
16 См.: Речь товарища Н.С. Хрущева на совещании работников сельского хозяйства Горьковской, Арзамасской, Кировской областей, Марийской, Мордовской и Чувашской АССР 8 апреля 1957 года в городе Горьком // Правда. -1957.- 9 апр.
17 Правда. - М. - 1957. - 20 апр.
18 См.: Дьяченко, В.П. Указ. соч. - С. 89.
19 См.: Правда. - 1931. - 8-20 июня.
20 См.: Правда. - 1932. - 8 июня.
21 См.: Пряников. Сельмашевцы должны показать большевистские образцы реализации займа // Ленинский путь. - Рязань, 1932. - 18 июня.
22 Правда. - 1931. - 9 июня.
23 Кузин, Гридин, Бербериков и др. Новый заем - лучший ответ оппортунистам // Ленинский путь. - Рязань, 1931. - 10 июня.
24 Подсчитано по: Попов В.А. О массовой литературе по займам и сберкассам // Известия. - 1931. - 9 март.
25 См.: там же.
26 Труд. - 1930. - 29 июля.
27 Труд. - 1931. - 9 июня.
28 Труд. - 1934. - 21 апр.
29 Боголепов, М. Указ. соч. - Стб. 495.
30 Финотдельский. Директивы остаются на бумаге. Оживить работу комиссий содействия // Ленинский путь. - Рязань, 1930. - 5 июля.
31 См.: Зверев, А.Г. Записки министра. - М., 1973. - С. 191-192.
32 См.: Финансовая газета. - 1938. - 30 дек.
33 См. там же.
34 См.: Правда. - 1931. - 9 июня.
35 См.: Зверев, А. Новый заем // Правда. - 1940. - 2 июля.
36 Подсчитано по: Финансово-кредитный словарь. - Т. 1. - М., 1961. - С. 302.
37 См.: Займы нашей страны // Правда. - 1942. - 15 апр.
38 См.: Левичева, И.Н. Проблемы денежного обращения в СССР в конце 1920-х -1930-е годы // Вестник Банка России. - 2007. - № 13/957.
39 См. там же.
40 См.: Труд. - 1934. - 21 апр.
41 См.: Преодолеть отставание с подпиской на заем // Сталинское знамя. - Рязань, 1940. - 13 июля.
42 См.: Еремеева, М.Ф. Основы сберегательного дела / М.Ф. Еремеева, Г.С. Ткаченко. - М., 1976. - С. 18.
43 См.: Финансово-кредитный словарь. - С. 303.
