CC BY
71
Lingua mobilis №2 (28), 2011
«.ВНЕЗЕМНЫЕ» ЯЗЫКИ
В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФАНТАСТИКИ: ЛИНГВОКРЕАТИВНЫЙ АСПЕКТ
И. Ю. Ваганова
Данная статья посвящена рассмотрению художественного текста в свете лингвокреативной техники моделирования ментальных пространств. В качестве предмета исследования в данной статье выступают «внеземные» языки - окказиональные языковые системы, конструируемые в пространстве фантастического текста.
Ключевые слова: ментальное пространство, языковая игра, художественный текст.
Развитие современной лингвистики характеризуется пристальным вниманием к личностному началу в языке и тексте, в том числе к проблеме языковой ментальности как «отражению в языке разнообразия интеллектуальной и чувственной жизни человека» [4. С. 192]. Одним из проблемных вопросов в изучении национального своеобразия восприятия окружающей действительности, закрепленного в языке, является вопрос о способах отражения в художественном тексте «иной» ментальности, создания образа языковой личности, являющейся носителем другого языка, нежели тот, на котором создан текст. В связи с этим особый интерес вызывает рассмотрение особенностей создания в фантастических текстах образа носителя ирреального языка, представителя фантастической, внеземной цивилизации.
Исследование различных форм языковой ментальности целесообразно соотнести с понятием ментальных пространств как особых структур сознания, воплощенных в разных видах речевых дискурсов, в том числе в художественном тексте как авторской проекции мира.
Термин «ментальное пространство», введенный в научных обиход Г. Фоконье (1985 г.), отсылает одновременно к рассмотрению особенностей ментальности как феномена человеческого сознания и к разным способам его репрезентации в виде моделей действительности, «пространств», отражающих многоаспектность картины мира. Г. Фоконье определяет ментальные пространства как «конструк-
18
Язык художественной литературы
ции, отличные от языковых структур, реализуемые в различного рода дискурсах согласно установкам, представленным в языковых выражениях» [5. С. 16]. Подчеркнем в этом определении тот момент, что ментальное пространство в его языковой репрезентации есть реализация некой личностной «установки», диктующей выбор средств оформления мысли в рамках существующих дискурсивных практик. Данное понимание определило вектор изучения ментальных пространств в русле когнитивного и психолингвистического подходов.
При когнитивном подходе ментальные пространства рассматриваются как способ категоризации действительности в процессе познавательной и мыслительной деятельности человека (Г.Фоконье, Дж. Лакофф и др.).
Психолингвистическое понимание ментальных пространств связано с идеей воплощения мыслей о мире в разных языковых формах (репрезентации представлений о действительности в дискурсивных практиках, речевой деятельности конкретных носителей того или иного языка и культуры) (Б.М. Величковский; В.Ф. Петренко и др.).
При обращении к описанию феноменов языкового сознания ментальные пространства выполняют функцию моделирования механизмов понимания действительности, воплощаемого в языковых выражениях. Иначе говоря, единицы языкового кода при их использовании в речевой деятельности (в процессах речепорождения и речевосприятия) пропускаются через своеобразные когнитивные фильтры, определяющие знания о мире (его категоризацию). Следовательно, в основе интерпретации любого текста лежит знание о мире (точнее, модель миропонимания, транслируемая разными видами ментальных пространств). В этой связи анализ ментальных пространств художественных текстов, рассмотренных сквозь призму их языковой репрезентации, дает возможность понять перспективу авторского художественного замысла.
Ментальное пространство в текстовой репрезентации - это в широком смысле любой знаковый субстрат, посредством которого транслируется мир, отраженный в сознании человека. Ментальное пространство ХТ - это особый вид воплощения авторской эстетической идеи, авторского мировидения. Специфика ментальных пространств, воплощающих модель художественной реальности, определяется как жанровым своеобразием конкретного текста, так и особенностями авторской когнитивной и эстетической установки.
19
Lingua mobilis №2 (28), 2011
В произведениях художественной фантастики моделируется особая «двойная» реальность, которая, с одной стороны, противопоставляется действительности, репрезентируется как ирреальный мир, а с другой стороны, оказывается соотносительна с реальностью, «таит в себе приметы повседневности» [3. С. 4]. Одной из ведущих тем, разрабатываемых в рамках данного направления, является тема покорения космоса, путешествия на другие планеты, взаимодействия с внеземными цивилизациями. Это определяет необходимость моделирования в тексте образа иной, фантастической ментальности. Поскольку основным средством выражения последней является язык, то возникает вопрос о способах создания и формах существования в тексте «внеземных» языков.
Установка на изображение особенностей иного сознания, иной культуры и, как следствие, иной картины мира определяет актуализацию потенциала языковой системы, использование лингвокреативных механизмов при моделировании ментальных пространств фантастических текстов.
Для изучения ментального пространства художественного текста вообще и фантастического текста в частности релевантным представляется предложенное Т.А. Гридиной понимание языковой игры как формы лингвокреативного мышления, позволяющего моделировать новые лингвистические объекты на основе ассоциативных механизмов соединения известного с чем-то познаваемым [1]. Это дает основания рассматривать языковую игру как когнитивный и психолингвистический феномен, отражающий ментальный ракурс личностного видения мира.
В художественных текстах, относящихся к фантастическому жанру, выделяется разная степень проработанности «внеземных» языков: от маркеров, указаний, ссылок, намеков на существование такового до создания языковых систем, обладающих выраженным фонетическим, лексическим и грамматическим своеобразием.
Наиболее распространенным приемом маркирования «внеземных» языков в фантастических текстах является указание на непонимание, языковой барьер при встрече землянина и жителя другой планеты. Так, в повести А. и Б. Стругацких «Обитаемый остров» главный герой Максим Камерер в результате аварии космического корабля оказывается на планете Саракш. При встрече с аборигенами он пытается вступить во взаимодействие, но не находит с их стороны понимания: «Он протянул перед собой прутик с нанизанными
20
Язык художественной литературы
грибными шляпками, улыбнулся еще шире и произнес с преувеличенной артикуляцией: «Мир! Все в порядке! Все хорошо!». Унылая личность за окном откликнулась на этот лозунг длинной неразборчивой фразой, после чего очистила район контакта». При этом авторы описывают впечатление носителя русского языка от речи саракшанина, которая воспринимается им как неразборчивая. Это связано с особенностями восприятия устной речи: непривычная артикуляция и отсутствие знакомых слов не позволяет герою расчленить речевой поток на значимые элементы.
В этой же повести описывается акт коммуникации, в котором носителем иной ментальности выступает землянин. В этом случае в качестве языкового кода, используемого саракшанами, выступает русский язык, язык на котором написана повесть. Речь же землянина, носителя русского языка, передается как впечатление от восприятия незнакомого языка: «Он снова показал свои великолепные зубы, похлопал себя по груди, сказавши «махсим», ткнул пальцем в бок каторжнику, сказавши «Зеф», и после этого начал говорить -медленно, с большими паузами, показывая то на потолок, то в пол, то обводя руками вокруг себя. Гаю казалось, что в его речи он улавливает некоторые знакомые слова, но слова эти не имели к делу никакого отношения». Авторы описывают процесс восприятия устной речи, связанный со стремлением обнаружить знакомые, значимые элементы в речевом потоке в рамках неизвестного языкового кода. Обнаружение созвучных слов не приводит к пониманию, что обыгрывается, в частности, в описании восприятия имени героя жителями планеты Саракш: имя Максим воспринимается ими как «махсим», а в результате соотнесения данного слова с родным языком они «переводят» это имя: «Задержанныйулыбнулся еще жутче, постучал себя ладонью по груди и невнятно произнес что-то вроде «махсим». Начальник караула гоготнул, караульные захихикали, и господин ротмистр тоже улыбнулся. Гай не сразу понял, в чем дело, а потом сообразил, что на воровском жаргоне «махсим» означает «съел ножик»». В дальнейшем имя героя трансформируется, и в фантастическом речевом дискурсе оно разделяется на две самостоятельные части: имя Мак и фамилию Сим.
Другим маркером существования «внеземных» языков в фантастических текстах является указание на переход героев с одного языкового кода на другой. Так, в повести А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» главный герой Румата Эсторский (Антон - землянин,
21
Lingua mobilis №2 (28), 2011
сотрудник Института Экспериментальной Истории), использует русский язык либо при общении с коллегами («Дон Кондор пристально смотрел на него, поджав губы. «Ты мне не нравишься, Антон», - сказал он по-русски. «Мне тоже многое не нравится, Александр Васильевич», - сказал Румата»), либо в состоянии сильного нервного напряжения, («Кира обтирала его губкой, смоченной в уксусе, а он, не открывая глаз, шипел сквозь стиснутые губы и бормотал: «А ведь мог его стукнуть... Рядом стоял... Двумя пальцами придавить... Разве это жизнь, Кира? Уедем отсюда... Это Эксперимент надо мной, а не над ними». Он даже не замечал, что говорит по-русски»). Этот же герой при общении с жителями той планеты, где он находится, переводит с русского языка прецедентные тексты на «внеземной» язык: «...продекламировал перед уходом «Быть или не быть?» в своем переводе на ируканский».
Гораздо более распространенным, нежели представленные выше, способом представления «внеземных» языков является включение в текст языковых маркеров, тех слов, которые используются для номинации объектов внеземного, фантастического мира и не могут быть «переведены» на язык, на котором написан текст. Самыми частотными маркерами этого типа являются имена героев и названия то-пообъектов. Так, в повести А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» создается система окказиональных имен, служащих для номинации персонажей, жителей другой планеты (Пампа дон Бау, Румата, Рэба, Тамэл, Тоц, Кси, Сатарина, Окана, Ринат, Уно, Пэрта, Синда и др.). При этом в данной системе наблюдается дифференциация имен по национальному и языковому признаку: в тексте разделяются имена имперские (Горан, Гаук, Экина, Арима и др.) и варварские (Шуш-тулетидоводус, Яиневнивора). Первые имена составляют основу ан-тропонимической системы повести, поскольку события повести разворачиваются в Арканаре, королевстве, входящем в состав Империи. Имена варваров встречаются эпизодически как указание на существование на данной планеты другого, «дикого» этноса. Они представляют собой многосложные, труднопроизносимые конструкции, которые в ментальном пространстве повести противопоставляются именам других персонажей.
При построении системы имен персонажей авторы опираются на имитативный принцип языковой игры, суть которого состоит в «установке на «опознаваемость» прототипных черт в используемом автором речевом коде текста» [2. С. 118]. Прототипической для
22
Язык художественной литературы
данной системы номинации персонажей является установка на указание социального статуса человека при употреблении его имени. Так, для номинации героев, относящихся к дворянскому сословию, используется либо заимствованное из испанского языка слово дон в сочетании с родовым именем (дон Пиф, дона Мидара, дона Рита, дон Рэба и др.), либо титул в сочетании с именем (барон Пампа, герцог Экина, принц Хаар); для номинации представителей церковного сословия используются слова отец / брат (брат Аба, отец Цупик, отец Гаук и др.). Для обозначения простолюдинов используется сочетание имени и прозвища (Фика Рыжий, Пэкор Губа, Вага Колесо, Скелет Бако). Данная система имен персонажей не только является способом репрезентации «внеземного» языка, но и усиливает ассоциативные связи с эпохой средневековья, характерные для ментального пространства этого текста.
Помимо имен собственных языковыми маркерами «внеземных» языков могут служить идиомы, характерные для данного языка (Святой Мика, Святая Бара - восклицания-обращения к почитаемым святым, используемое в повести «Трудно быть богом»; Маса-ракш - идиома, используемая жителями планеты Саракш в повести «Обитаемый остров» и переводимая как «мир наизнанку»), а также культурно обусловленная система сравнений, закрепленная в языке (сравнение с орлом как указание на благородство человека («Орел наш, благородный дон Рэба»), с пауком как указание на низость и подлость («Здесь можно было встретить и беглого раба со смоляным клеймом между лопаток - молчаливого и беспощадного, как мохнатый паук-кровосос»), встречающиеся в повести «Трудно быть богом»).
Значительно более редким является включение в фантастические тексты фрагментов речи на «внеземных» языках. Так, в повести К.Булычева «Сто лет тому вперед» на Землю попадают космические пираты, представители внеземных цивилизаций. Для общения друг с другом они используют «внеземной» язык: «... Совсем рядом с Колей в темноте зашевелились его соседи. Они шептались на каком-то непонятном языке, который состоял из одних согласных. Получалось примерно так: «Кх-мшшш-фрк-пш-крр», — шептал один голос, высокий и тонкий. «Шшшпш-впрррр-кттттт-цц», — отвечал другой, глубокий...». При создании данного языка автором реализуется установка на построение языка отличного не только от того, на котором написано произведение (русского), но и от всех языков,
23
Lingua mobilis №2 (28), 2011
которые могут быть известны читателю. Это определило основную особенность данного языка: отсутствие в его составе гласных звуков. Такая речь воспринимается читателями, даже обладающими высоким уровнем языковой компетенции, как нечто неизвестное, противоречащее их языковому опыту, а, следовательно, возможное в иной, неземной действительности.
«Внеземной» язык космические пираты используют в тексте для общения друг с другом, при этом автором, как правило, не дается «перевод», что позволяет рассматривать данный язык как выполняющий конспиративную функцию. Включения в текст высказываний на «внеземном» языке в данной повести незначительны и лишь один раз К.Булычев «переводит» речь героев: «...Хлопнула дверь. Весельчак громко крикнул: «Ширшшфк!» — что означало: «Попался!».
Использование лингвокреативной техники при создании данного языка ориентировано на трансформацию, обыгрывание фонетического уровня языка. При этом, помимо отсутствия гласных звуков, этот «внеземной» язык характеризуется преобладанием шипящих звуков, что позволяет говорить об использовании писателем фоносемантического потенциала языка: поскольку носителями русского языка скопление шипящих и свистящих звуков воспринимается как нечто неблагозвучное и угрожающее, то такая речевая характеристика позволяет дополнить и углубить образы отрицательных героев. В ходе психолингвистического эксперимента, участниками которого стали 23 студента и преподавателя Уральского государственного педагогического университета, было выявлено, что большинством испытуемых субъект данной речи воспринимается как злой, закрытый, агрессивный и импульсивный. При этом участникам эксперимента не сообщалось, что речь эта принадлежит космическим пиратам из фантастической повести, они ориентировались только на отдельные высказывания на «внеземном» языке, взятые вне контекста.
В качестве наиболее редкого варианта включения в фантастические тексты «внеземных» языков выступает создание автором целой языковой системы, обладающей собственной лексикой, грамматикой и фонетикой. В качестве примера такой системы можно рассматривать язык на’ви, созданный для фильма Дж.Кэмерона американским лингвистом Полом Фроммером.
Рассмотрение лингвокреативной техники создания «внеземных» языков позволяет говорить о доминировании имитативного принципа языковой игры, поскольку прототипом (эталоном) при моделиро-
24
Язык художественной литературы
вании окказиональных языковых систем выступают реальные языки, в первую очередь те, на которых написан текст. При этом авторами сохраняются и подвергаются обыгрыванию основные уровни языка: фонетический, лексический, грамматический. И писателями реализуется установка на создание языка, максимально отличного от родного. Безусловно, такая проработка требует от создателя не только высокого уровня языковой компетенции, языковой интуиции, но и определенных познаний в области теории языка. Именно поэтому в качестве создателя языка нави выступил профессиональный лингвист. Конструирование языка такой степени сложности (язык на’ви содержит более двух тысяч слов, имеет собственную грамматическую систему, для него определены фонетические нормы, разработан словарь и грамматика) является ярким примером лингвокреативной деятельности. Языковая игра при этом выполняет функцию миромоделирующую, она является основным средством создания ментального пространства планеты Пандора, отражения языкового сознания и языковой ментальности народа на’ви.
Таким образом, изучение лингвокреативной техники создания «внеземных» языков в произведениях художественной фантастики открывает широкие перспективы не только в исследовании новых форм функционирования языковой игры, но и в рассмотрении вопросов моделирования языковой личности, языковой ментальности в художественном тексте.
Список литературы
1. Гридина, Т. А. Языковая игра: стереотип и творчество : монография. Екатеринбург : Урал. гос.пед.ун-т, 1996. 214 с.
2. Гридина, Т. А. Языковая игра в художественном тексте : моногр..
- 2-е изд., испр. и доп. Екатеринбург, 2008. 165 с.
3. Куприянова, Е. С. Литературные сказки О.Уайльда и сказочномифологическая поэтика романа «Портрет Дориана Грея»: авто-реф. дис. ... д. фил. наук. Великий Новгород, 2007. 39 с.
List of literature
1. Gridina, T. A. Jazykovaja igra: stereotip i tvorchestvo : monografi-ja. Ekaterinburg : Ural.gos.ped. un-t, 1996. 214 s.
2. Gridina, T. A. Jazykovaja igra v hudozhestvennom tekste : monogr.. - 2-e izd., ispr. i dop. Ekaterinburg, 2008. 165 s.
3. Kuprijanova, E. S. Literaturnye skazki O.Uajl'da i skazochno-mifo-logicheskaja pojetika romana «Por-tret Doriana Greja»: avtoref. dis. ... d. fil. nauk. Velikij Novgorod, 2007. 39 s.
25
Lingua mobilis №2 (28), 2011
4. Омельченко, С. Р Глагольная репрезентация языковой ментальности // Вестник Воронежского государственного университета. Серия «Гуманитарные науки». 2005. №1. Воронеж : Изд-во ВГУ. С. 192-203.
5. Fauconnier G. Mental Spaces: Aspects of Meaning Construction in Natural Language. New York : Cambridge University Press, 1994. 238 p.
4. Omel'chenko, S. R. Glagol'naja
reprezentacija jazykovoj
mental'nosti // Vestnik Voronezhs-kogo gosudarstvennogo universite-ta. Serija «Gumanitarnye nauki». 2005. №1. Voronezh : Izd-vo VGU.
5. 192-203.
5. Fauconnier G. Mental Spaces: Aspects of Meaning Construction in Natural Language. New York : Cambridge University Press, 1994. 238 p.
26
