CC BY
236
УДК - 314.7 : 342.25 (574)
В. А. НОСКОВ
Омский государственный аграрный университет
ВЛИЯНИЕ ТРАДИЦИЙ КОЧЕВАНИЯ КАЗАХОВ СТЕПНОГО КРАЯ НА ФОРМУ ИХ «САМОУПРАВЛЕНИЯ» ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX -НАЧАЛЕ XX вв.
Для объяснения факторов влияния традиций кочевания казахов Степного Края и пограничных с ним уездов Западной Сибири на форму их (казахского) «самоуправления» во второй половине XIX — начале XX вв. автор статьи приводит комплекс разнообразных исторических архивных и этнографических источников. Эти материалы являются яркой иллюстрацией быта казахских кочевий и постепенного перехода от кочевого к полукочевому и частично оседлому хозяйственным укладам казахов, который был вызван последовательными действиями царского правительства по ограничению земельных угодий для пастбищ, кочёвок и приаульной территории, особенно с 90-х гг. XIX в. В ходе исследования автор выявляет довольно заметное сохранение многих средневековых родоплеменных, патриархальных традиций в казахском аульном самоуправлении и в первые десятилетия XX в.
Ключевые слова: самоуправление, кочевое хозяйство, казахский аул, патриархальные традиции.
В настоящей статье Автор в рамках исследования неформальных форм местного самоуправления в Западной Сибири во второй половине XIX — начале XX вв. рассматривает влияние традиций кочевания, типа хозяйства, собственности и характера поселений казахов на особенности их местного самоуправления в Степном Крае. До революции ноября 1917 г. Северная часть Акмолинской области этого региона представляла собой зону наиболее тесного этнического и экономического контакта кочевников-каза-хов с нетюркским населением Западной Сибири, главным образом с русскими и украинскими переселенцами. Переселенцы из европейских губерний России, также как и местные «старожилы», казаки, были в преобладающем большинстве оседлыми земледельцами. Причем основу хозяйства у них составляло полеводство, а скотоводство было развито довольно слабо. Казахи же в основе своего хозяйства имели кочевое скотоводство, и лишь некоторая их часть, главным образом на юго-западе Киргизской степи, занималась земледелием. Традиции «местного самоуправления» также у кочевников-казахов и земледельцев-крестьян и казаков сложились под влиянием права и типа хозяйства по-разному. У скотоводов евразийских степей, именуемых обычно в литературе кочевниками, издревле (с конца эпохи бронзы) посезонное кочевание со стадами домашних животных составляло основу производящего хозяйства. Довольно подробно характер казахского кочевания (перекочёвок казахских аулов) рассмотрен в работе «Традиционная система скотоводческого поселения казахов (в историческом развитии)» казахского исследователя С.Е. Ажигали [1 ].
Поселения (аулы) казахов-кочевников и связанные с ними жилищно-хозяйственные комплексы в соответствии с их важнейшей (непосредственной) жизнеобеспечивающей функцией изначально не являются сугубо консервативными элементами традиционной культуры и в своем развитей подвержены нередко серьезным изменениям. Последние происходят, прежде всего, под влиянием существенных перемен в хозяйственно-культурной деятельности населения, а также под воздействием таких важных факторов, как социальное расслоение, этнокультурные контакты (инновации), государственно-политический, демографический ит. д. [2].
Таким образом, развитие поселений, хозяйства (экономики) и права носили иной характер и роль у этносов и этнических групп, в хозяйстве которых оседлость не играла решающей роли, в частности у скотоводов умеренного пояса, к которым в прошлом относились казахи (киргиз-кайсаки).
Ещё один из первых исследователей и популяризаторов жизни Степного края П. М. Головачев в своей работе «Сибирь: Природа. Люди. Жизнь». (1902 г.) отмечал, что наиболее характерными для степного скотоводческого Казахстана были временные общинные поселения — аулы. Они же были и основой для формирования местной неформальной формы самоуправления казахов [3|. Итак, самой обычной единицей традиционного казахского поселения издревле являлся аул — «поселение скотоводов». Впоследствии в казахском языке этот термин приобрел более широкий смысл — поселение, поселок вообще (наряду с родовым понятием коныс), то есть имел широкий спектр значений — от одиноко
стоящей в степи юрты до больших сельских поселений. Термин «улус», как обозначение поселения в степи, не имел широкого толкования, а преимущественно означал какой-то центральный, значимый для данной местности, района (аймака) пункт [4] . «Аул» как единица поселения не всегда совпадал в значении с понятием «хозяйственный аул», который зачастую распределялся на несколько разрозненных, но экономически связанных мелких поселений, хотя крупный аул-поселение мог включать в себя несколько аулов — социальных организмов. Этнограф и археолог В.В. Радлов в своей работе «Опыт словаря тюркских наречий» пояснял, что «...аул образует всегда одну социальную единицу, зависящую от одного лица, по имени которого аул и называется; кибитки разных, друг от друга не зависящих людей, хотя и совершенно близкие одна к другой, считаются разными аулами ...» [5]. Кроме того, с 1822 г., начиная с «Устава о сибирских киргизах», под административным пониманием аула подразумевался, как учётная единица, аул, состоящий, как правило, из 250 — 200 кибиток — нескольких отдельных хозяйств [6]. В отношении кочевого казахского аула С.Е. Ажигали пишет следующее: «Поселение, как основополагающая жизнеобеспечивающая структура, продуктивно функционирует лишь в упорядоченной системе территориально-экономических отношений. В исследуемом регионе оптимальный строй территориально-хозяйственных отношений по всем признакам сложился во второй половине XVIII в. в форме пастбищ-но-кочевой системы землепользования, в ее основе лежала община как социально-экономическая ячейка казахского общества, сфера деятельности которой распространялась на вполне определенную территорию. Пастбищно-кочевая (скотоводческая, аульная) община формировалась на принципах родства и общности экономических интересов» [7]. Следует выделять две основные формы общины, связанные со спецификой ведения кочевого и полукочевого скотоводческого хозяйства, основную или минимальную и временную или расширенную (концентрированную), характерные, соответственно, для зимнего и весенне-летне-осеннего периодов хозяйственной деятельности [8]. Основная (первичная) община фактически совпадала с понятием хозяйственного аула (называемого иногда также аул-кыстау [9]. Временная, расширенная община обычно включала в себя несколько хозяйственных, а при определенных условиях летнего выпаса объединяла до нескольких сотен хозяйств, сконцентрированных на жайляу (территории летнего кочевья, пастбищ и колодцев) [10]. Причём расширенная община в определенном плане находит параллели в родоплеменной номенклатуре кочевого казахского общества в виде термина аймак как отдела, колена крупного родового подразделения, имеющего территориальный оттенок смысла [11]. Община имела хозяйственную территорию, распределенную на сезонные пастбища, водопои и угодья, но лишь на правах пользования ими, поскольку основным субъектом собственности у казахов являлся род. При этом только зимовки (кыстау), иногда первично обустроенные комплексом жилищно-хо-зяйственных сооружений, и призимовочные территории могли находиться в наследственном владении, тогда как территория пастбища, на которой выпасался скот весной, летом и осенью, использовалась сообща несколькими, минимальными общинами, хозяйственными аулами, На хозяйственной территории расширенной общины-аймака наблюдалось поауль-
ное, традиционно достаточно регламентированное, расселение казахов-скотоводов, которое отличалось различной посезонной плотностью: характерное рассредоточенное (дисперсное) состояние аулов в зимнее время и более или менее сосредоточенное (концентрированное) их расположение в весенне-летне-осенний период [12].
Социально-экономической основой аула-поселения являлся хозяйственный аул, причем эти понятия совпадали. В составе такого аула могло быть различное число хозяйств: от 1 до 20 и более. Самым обычным и оптимальным распространенным в XIX — начале ХХ вв. являлся казахский кочевой аул, состоящий из 5 — 7 отдельных семейных хозяйств, которые использовали, в свою очередь, от 7 до 13 войлочных юрт [13]. Крупный кочевой хозяйственный аул, насчитывающий до 50 и более юрт, в XIX в. в Казахстане уже являлся реликтом [14]. Среди факторов, определявших размер аулов, главным фактором, с конца XVIII в., являлось поголовье скота, в основном овец и баранов, которое могло, быть обеспечено кормом на данной территории сезонного кочевания. В связи с этим хозяйственные аулы, формировавшиеся на базе многоскотного байского хозяйства, не могли состоять, за редким исключением, из большого числа хозяйствующих семей, более 10 хозяйств. Казахская семья в среднем, например, на 1909— 1911 гг. состояла из 5 — 7 человек, а весь малый аул насчитывал от 25 до 50 человек [15]. Отсюда следовало, что увеличение поголовья скота сверх определенной нормы выпаса неизбежно вело к выделению из основного, «отцовского аула» малых «аулов-сыновей», образовывавших новые единицы поселения, в особенности в зимний период [16]. Неотъемлемой составной частью байских аулов было консы (или караша) — совокупность зависимых экономически и, соответственно, социально от основного скотовладельца хозяйств и семей бедных родственников, наемных работников (малай, жалшы) [17]. На размеры кочевых аулов влияли также и локальные особенности условий выпаса (рельеф местности, характер травостоя, обеспеченность водопоями); так, в местностях с расчлененным рельефом они были меньше, чем в равнинных [18].
Таким образом, аул в настоящей статье понимается как поселение, единица поселения, т. е. как структурно-территориальный признак хозяйствующего населения. При этом это поселение могло «кочевать», то есть временно менять географическую территорию бытования. Соответственно, и местное самоуправление было устроено в интересах такого уклада; по-другому — уклад жизни и сформировал у казахов в XVШ — XIX вв. ту форму местного самоуправления, что бытовала в Киргизской степи до революционных преобразований 1917 г.
Права на те или иные угодья аула как «родовой общины», вписывалось, опять же в тип ведения кочевого и полукочевого хозяйства. На первом месте пастбища и водопои (колодцы).
Наиболее активными периодами кочёвок были весна и осень. Продолжительность той или иной остановки казахов-кочевников весной и осенью, зависела от условий водопоя и пастбища. На 2-3-дневных стоянках на водопоях кочевники располагались также в юртах и кибитках. Вместе с тем в этот период делались непродолжительные остановки аулов, которые условно можно назвать стоянками типа «журт» («место короткой стоянки, кострище»). На таких остановках иногда даже не устанавливали юрт; а ставили временные палатки, типа «итарка». После
полдневного отдыха, выпаса скота и ночевки караван рано утром двигался дальше до следующего привала. Этот темп весенних и осенних перекочевок перемежался с более продолжительными стоянками. При переходе на жайляу длина дневных переходов увеличивалась (20 — 30 км), продолжительность стоянок в основном зависела от характера водопоя. Тогда все более характерным становится концентрированное состояние хозяйственных аулов, как правило, кочующих последовательно один за другим и останавливающихся на стоянки по соседству. Такое соседство аулов (сыбайлас, козы сыбай), продолжавшееся затем и летом, имело важное общественное, коммуникативное значение [19]. Особо следует сказать о колодцах. Обычно такие колодцы [для поения скота из расположенных здесь же корыт — астау. — В.Н.], на устройство которых затрачивался большой труд, считались собственностью аула, и пользование им другими общинами регламентировалось. В первой половине июня кочевники прибывали на богатые летние пастбища, где скапливалось большое количество аулов. Летние пастбища — жайляу — кочевников-казахов в основном располагались по берегам рек на севере страны и на альпийских и субальпийских лугах юто-восточной части Казахстана. Не все местности отвечали этим условиям, поэтому на хорошие жайляу, которые были известны издревле, стекались большие-массы кочевников. Определенный большой район жайляу находился во владении всего рода либо нескольких родов, но пользование пастбищами было все-таки достаточно регламентировано традициями и нормами обычного права. Без такой регламентации нормальное пользование угодьями было бы невозможно. На летовках наблюдалась наивысшая концентрация кочевого населения и, соответственно, близкое соседство аулов-поселений различных общин и родов. Группа хозяйственных аулов обычно располагались, полосой вдоль водоемов, при этом аулы разбивались на небольшие группы по пять-семь юрт. Как правило, они размешались не у самой воды, где наблюдалось скопление комаров, мошек и т. д., а в небольшом отдалении на открытых проветриваемых площадках [20]. Байские хозяйства с большим количеством скота в летний период вынуждены были дробиться, выделяя из себя небольшие пастушеские аулы (кой ауыл), которые создавали «гнезда поселений» (по две-три юрты) в районе основного жайляу
[21]. В летних аулах большее развитие получала хозяйственная микрозона, что было связано со спецификой производственной деятельности и активизации промыслов. Летом на жайляу исключительную важность для скотоводов приобретали водопои. У некоторых многоводных колодцев стояло несколько аулов (подаулов) и водопоем пользовались по установленному режиму. В хозяйственную зону поселения входили и окружающие пастбища (жайилым) в радиусе до 5 км и более, которые находились в неотъемлемом пользовании стоящего на водопое аула
[22]. Здесь обсуждались важные вопросы общественного характера, устраивались свадьбы. В конце лета — начале осени устраивались и крупные поминки — «асы» — в память о выдающихся деятелях того или иного рода [23].
Одной из архаичных форм временных стоянок казахов-кочевников был, применявшейся также и зимой, катан или аула катан, означавший «огороженное по окружности пространство» и вмещавший в себя 4-5 юрт. В идеале аула катан был характерен для основного отцовского (байского) аула (улкен уй).
В зимнее время принцип катана использовался неповсеместно, так как многие хозяйственные аулы ввиду нехватки пастбищ распадались на отдельные подаулы, располагавшиеся неподалеку и вмещавшие по 2-3 юрты. Сам принцип такой замкнутой организации пространства оставался достаточно популярным не только на зимних, но и на весенне-осенних стоянках. Длительность таких стоянок была различной — от нескольких дней до одного месяца и более — аул на основе «бедняцко-середняцких хозяйств» с небольшим количеством скота [24]. «Нередко поселение аула котан выполняло роль центра зимнего хозяйственного аула (улкен уй), скот которого был равномерно распределен по малым аулам, и являлось фактически зимним стойбищем», подчеркивает Е.С. Ажигали [25]. Другой простейшей формой зимнего поселения кочевников являлись стоянки табунщиков, которые в это время находились в районах жайляу [26].
Применительно к теме аульной собственности, к праву у кочевников-казахов, следует отметить, что специфическая ценность пастбищ и угодий, от которых зависело сохранение поголовья скота, их постоянный дефицит обусловили формирование системы их экономного использования и определенных форм распределения между кочующими группами. В древности и средневековье такое распределение зимних и примыкающих к ним позднеосенних и ранневесен-них пастбищ осуществлялось на уровне родовых подразделений, где в основном и размещались родовые могильники, а границы кочевий отмечались зачастую каменными знаками «оба», «боликтас» и т. п [27]. Внутри этой территории для зимнего выпаса скота в целом господствовало нерегламентированное занятие угодий (право первого захвата). Подобный порядок использования зимних пастбищ был характерен для так называемых чистых кочевников (кошпел1), к которым относилась основная масса скотоводов Казахстана до середины XIX в. Ссылаясь на материалы по казахскому обычному праву [28]. Однако и среди «кош-пелЬ> существо-вали имплицитные формы владения зимними пастбищами, находившимися около глубоких колодцев (шынырау), устройство которых было связано с большими трудозатратами и которые являлись фактической собственностью определенного лица и его потомков. Минимальное обустройство места зимней стоянки также давало определенные права на повторное ее использование. С конца XVIII в., в условиях стабильного роста казахского кочевого населения, наметилась достаточно четкая тенденция распределения конкретных мест зимования хозяйственных аулов с постепенным утверждением традиционного права обособленного использования данных зимних угодий, на которых параллельно развивались отдельные элементы стационарного обустройства поселений. В зимний период в связи с естественным недостатком пастбищ наблюдалось разбросанное размещение хозяйственных аулов или их частей в районах зимовий [29]. Общее направление осеннего кочевания казахов — куздеу — совпадало с весенним (но в обратную сторону) и имело небольшие отклонения от ранее пройденных путей с потравленными пастбищами. Характер поселений в целом совпадал, но в обратном порядке: по пути следования на куздеу, это были крупные аулы, которые затем, после стойбища, распадались. На раннем этапе осенней кочёвки большое значение приобретали искусственные источники воды, поскольку естественные водоемы пересыхали. Поселения приурочивались к
колодцам и были, как правило, кратковременными (1-2 дня) Более продолжительными (до двух недель) являлись осенние стойбища куз-деу, где кочевники стояли обычно в октябре. Здесь, как и на стойбищах коктеу, собирались большие группы скотоводов, что было вызвано специфическими хозяйственными задачами — в первую очередь необходимостью сбора всего скота, его осмотра, распределения по стадам и табунам для зимнего выпаса и т. д. На куздеу кочевники оставляли при родственных аулах недостаточно набравший силу скот, небольшое количество коров, а также и лошадей, которые затем угонялись в районы жайляу. В свою очередь кошпел1 обеспечивали такие аулы мясными продуктами, шерстью и т. д. [30]. После завершения цикла работ на куздеу кочевники вновь разбивались на небольшие хозяйственные аулы и подаулы, которые кочевали уже на территориях обособленного пользования около территорий зимнего пастбища. На позднеосеннем этапе кочевники начинали использовать стоянки типа кон [31]. Кон — наиболее распространенная форма временного поселения, стоянки кочевников в зимний период, место прошлогодней, хорошо унавоженной стоянки [32].
С 30-х — 40-х гг. XIX в. на территории казахских орд — жузов — начинают развиваться стационарные зимники — кыстау («зимний аул»), жители которых в целом вели полукочевое хозяйство в районах весенних и осенних пастбищ [33].
С древности в скотоводческих районах Казахстана развивались также и нетра-диционные формы долговременных стационарных поселений: укрепленные городища (носившие в основном характер временных убежищ) и «владельческие» поселения (усадьбы, замки, крепости), которые получают определенное развитие в системе поселений нового времени» [34]. Стационарные кыстау лесостепной полосы (идущей от среднего течения Урала до Иртыша севернее 50-й параллели) в основном приурочивались (с середины XIX в.) к окраинам лесных массивов, рощиц, создававших необходимое укрытие от ветров и снежных заносов. При суровом климате северной части Казахстана укрытость являлась основополагающим фактором формирования здесь стационарных зимних поселений, менее важным условием их образования являлось наличие поблизости естественных водоемов и сенокосных угодий. Вместе с тем местности, удовлетворявшие всем этим условиям, безусловно, обживались под поселения; до 50 отдельных хозяйств [35]. В формировании стационарных кыстау степной зоны заметную роль сыграл переход в конце XIX — начале XX вв. части южных кочевников к полукочевому хозяйству. Такие хозяйства уже не кочевали на юг, летом выпасали скот на сохранивших свое значение жайляу, зимой же переводили часть его на полустойловое содержание. В данном случае это были довольно крупные скученные поселения. На стационарных кыстау, наряду с сенокошением, развивалось также и земледелие, главным образом посевы проса, бахчеводство, которыми занимались жатаки, егшш1 [36].
С активным распространением исламской идеологии со второй половины XVIII в., массовым строительством мечетей и сопутствующих им мектепов и медресе в XIX — начале XX вв. происходит формирование своеобразных культово-жилищных комплексов, достаточно тесно интегрированных с кочевым скотоводческим хозяйством [37]. На этих поселениях постоянно проживали ишаны мечетей, мул-
лы, ученики, работники-жатаки, занимавшиеся сенокошением и примитивным земледелием. Скотоводы отдавали на обучение муллам грамоте своих детей (мальчиков), взамен обеспечивая культовые комплексы скотом, а также топливом (баялыш) на зимний период. Жатаки по возможности обеспечивали их зерновыми продуктами [38]. Большинство скотоводов областей полупустынной зоны сохраняло кочевой образ жизни и ведения хозяйства. Развитию стационарных зимовок в пустынных районах препятствовало отсутствие достаточных сенокосных угодий, скудный травостой, вынуждавший кочевать и зимой, и, в определенной степени, недостаток надежных водных источников. Зато менее суровый климат засушливой зоны Казахстана позволял кочевникам зимовать в утепленных юртах и использовать раз-борно-переносные загоны для скота. Большое значение на таких зимовках придавалось обустройству глубоких колодцев. XIX в. был также тесно связан с внутренними процессами развития казахского общества. С одной стороны, это существенный прирост населения в течение периода политической стабильности, который вызвал образование избыточной прослойки индивидов, не востребованных в традиционном цикле скотоводческого хозяйства, — жатаки, егинши. Эта часть скотоводов, лишенных скота как средства к существованию, постепенно превращалась в полуоседлых, а затем и оседлых жителей, занимаясь сенокошением, земледелием, охраной угодий и зимовок. С другой стороны, увеличение народонаселения и, соответственно, поголовья скота неизбежно влекло за собой дефицит пастбищных угодий, поднимало их хозяйственную значимость, особенно зимних, вызывало у скотоводов стремление более прочно закрепиться на этих угодьях посредством стационарного обустройства зимних стойбищ [39]. «Таким образом, у кочевых скотоводов Казахстана в новое время функционировала вполне определенная система сезонных поселений (стоянок и стойбищ), которая вырабатывалась в течение длительного освоения территории и учитывала как многовековой хозяйственный опыт, так и экологию конкретных районов. Наряду с этим к середине XIX в. сложились четкие культурно-исторические предпосылки для развития стационарных (преимущественно сезонных) поселений в скотоводческой среде», подчёркивает С.Е. Ажигали [40].
Несомненный интерес представляют выводы о том, что:
— несмотря на активное развитие капиталистических товарно-денежных отношений и промышленного земледелия в Российской империи в конце XIX —начале XX вв., во многом в казахской среде сохранялись полуфеодальные, патриархальные отношения. Казахское население продолжало сохранять основные обычаи традиционного родоплеменного общества, к которому понятие «местное самоуправление», в его современном определении, подходит со значительными оговорками;
— становление традиционной системы казахских поселений было теснейшим образом связано с ходом социально-экономических и общественно-политических процессов на исходе позднего средневековья, а именно: формированием этнической территории казахов, началом общеполитической стабилизации в регионе, ростом кочевого населения, оптимизацией пастбищно-кочевой системы землепользования, упорядочением общинно-территориальных отношений и др.;
— сама история становления новых экономических отношений, связанных с желанием родов кочевников владеть определёнными пастбищами и водопоями постоянно, частным образом, повлияла на характер становления местного самоуправления в Киргизской степи в конце XIX — начале ХХ вв.;
— именно на основе «аульной системы», во главе которой по силе и по старшинству находился «байский» аул, и сложилась специфическая форма казахского «местного самоуправления». Такой аул, в среднем, автор и рассматривает в рамках формы местного самоуправления у казахов.
Библиографический список
1. Ажигали С. Е. Традиционная система скотоводческого поселения казахов (в историческом развитии) [Текст] / С. Е. Ажигали // Этнографо-археологические комплексы: Проблемы культуры и социума. ; под ред. С. А. Арутюнова [и др.] — Новосибирск : Наука: Сибирск. предприятие РАН, 2002. — Т. 5. — С. 143- 190.
2. Ажигали С. Е. Традиционная система скотоводческого поселения казахов (в историческом развитии) [Текст] / С. Е. Ажигали // Этнографо-археологические комплексы: Проблемы культуры и социума. ; под ред. С.А . Арутюнова [и др.] — Новосибирск: Наука: Сибирск. предприятие РАН, 2002. — Т. 5. — С. 153.
3. Головачев П. М. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь [Текст] / П. М. Головачев. — М. : Изд-е Базановой, 1902. — 298 с.
4. Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. — Оренбург; 1877. — С. 98; Масанов Н.З. Проблема ... — С. 112.
5. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий [Текст] / В.В. Радлов. — СПб., 1893. — Т.1. — С. 74.
6. История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней : в 5 т. — Алма-Ата, 1979. — Т. 3. — С. 157, 227 — 228; Шахматов В. Ф. Казахская пастбищно-кочевая община: (вопросы образования, эволюции и разложения). — Алма-Ата, 1964. — С. 69.
7. Ажигали С. Е. Традиционная система скотоводческого поселения казахов (в историческом развитии) [Текст] / С. Е. Ажигали // Этнографо-археологические комплексы: Проблемы культуры и социума. ; под ред. С. А. Арутюнова [и др.] — Новосибирск : Наука : Сибирск. предприятие РАН, 2002. — Т. 5. — С. 153.
8. Масанов Н. З. Проблема социально-экономической истории Казахстана на рубеже ХУШ — Х1Х веков. — Алма-Ата, 1984. — С. 98.
9. Аргынбаев Х. А. Историко-культурные связи русского и казахского народов, их влияние на материальную культуру казахов в середине XIX — начале ХХ веков: (По материалам Восточного Казахстана) // Тр. ИИАЭ АН КазССР. — Алма-Ата, 1959. — Т. 6: Этнография. — С. 32.
10. Масанов Н.З. Проблема социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVШ — XIX веков. — Алма-Ата, 1984. — С. 107.
11. Ажигали С.Е. Традиционная система скотоводческого поселения казахов (в историческом развитии) [Текст] / С. Е. Ажигали // Этнографо-археологические комплексы: Проблемы культуры и социума. ; под ред. С.А. Арутюнова [и др.]. — Новосибирск : Наука : Сибирск. предприятие РАН, 2002. — Т. 5. — С. 153—156.
12. Масанов Н.З. Проблема социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVШ — XIX веков. — Алма-Ата, 1984. — С. 98.
13. Баронов С.Ф. Опыт медико-санитарного обследования среди казахов // Казаки. Антропологические очерки С.Ф. Баронова, А. Н. Букейхана и С. И. Руденко. — Л., 1927. — С. 38 ; Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в XVII — начале
ХХ века. Политико-экономический анализ. — Алма-Ата, 1971. — С. 501.
14. Михайлов В. Киргизские степи Акмолинской области. Кушмурунская волость // Зап.-Сиб. отделение РГО. — Омск, 1893. — Кн. 16, вып. 1. — С. 11.
15. Ажигали С.Е. Указ. Соч. С. 153, 154, 155, 156.; Пахомов И.Киргизское хозяйство на Ак--Кабе и на верховьях Кучума // Зап. Семипалат. под. отд. Зап.- Сиб. отд. РГО. -Выл. V. — 1911. — С. 8
16. Ажигали С.Е. Указ. Соч. С. 153, 154, 155, 156.; Пахомов И.Киргизское хозяйство на Ак-Кабе и на верховьях Кучума // Зап. Семипалат. под. отд. Зап.- Сиб. отд. РГО. -Выл. V. — 1911. — С. 8
17. Толыбеков С.Е. Кочевое общество ... — С. 527.
18. См.: Шахматов В.Ф, Казахская пастбищно-кочевая община. — С. 67; Масанов Н.З. Проблема социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVШ — XIX веков. — Алма-Ата, 1984. — С. 98 и др. Проблема ... — С. 101.
19. Толыбеков С.Е. Кочевое общество ... — С. 554.
20. Ажигали С.Е. Указ. соч., с. 167; Хозяйство казахов. — С. 64.
21. Толыбеков С.Е. Кочевое общество ... — С. 559 — 563.
22. Руденко С.И. Очерк быта северо-восточных казаков // Казаки: Сб. ст. антрополог. отряда Казахстанской экспедиции АН СССР. Исслед. 1927 г. — Л., 1930. — С. 4, 8, 21; Ажигали С.Е. Указ. соч., с. 167, 170; Фиельструп Ф. Скотоводство ... — С. 104 — 105.
23. Ажигали С.Е. Указ. соч., с.170; Толыбеков С.Е. Кочевое общество ... — С. 563, 567, 570.
24. Курылев В.П. Опыт типологии скотоводческого хозяйства казахов (вторая половина XIX — начало ХХ в.) // Проблемы типологии в этнографии. — М., 1979; Ажигали Е.С. Указ. соч. — С. 161.
25. Ажигали Е.С. Указ. соч. С. 161.
26. Толыбеков С.Е. Кочевое общество ... — С. 537 — 540; Ма-санов Н.Э. Проблема ... — С. 62—71.
27. Ажигали С.Е. Указ. Соч. С. 156 — 157.
28. Материалы по казахскому обычному праву. — Алма-Ата, 1948. — Сб. 1. — С. 140.
29. Ажигали С.Е. Указ. Соч. С. 157; Хозяйство казахов на рубеже XIX — XX веков: Материалы к историко-этнографическо-му атласу. — Алма-Ата, 1980. — С. 64.
30. Ажигали С.Е. Указ. соч., с.170 — 171. Ашмарин. Кочевые пути ... — С. 122.
31. Ажигали С.Е. Указ. соч., с. 171.
32. Древнетюркский словарь. — Л., 1969. - С. 455; Бикейхан А.Н. Казаки,,, — С. 70; Толыбеков С.Е. Кочевое общество. — С. 523, 571; Ажигали Е.С. Указ. соч. С. 158;; Фиельстрип Ф. Скотоводство и кочевание в части Западного Казахстана // Казаки. Антропологические очерки. - Л., 1927. - С. 102-103. Ажигали Е.С. Указ. соч. С. 158.
33. Ажигали С. Е. Указ . соч. С. 172.
34. Там же, с. 153.; Баскаков Н.А. Жилища приилийских казахов // СЭ. — 1971. — № 4. — С. 110.
35. Словцов И. Путевые заметки, веденные во время поездки в Кокчетавский уезд Акмолинской области в 1878 году // Зап.-Сиб. отдел ИМП. РГО. 1897. — Кн. XXI. — С. 16—17.
36. Бикейхан А.Н. Казаки ... — С. 63.; Ажигали С. Е. Указ. соч. С. 178.
37. Аджигалиев С.И. Памятники Донызтау (Северный Устюрт) // Изв. НАН РК Сер. обществ. наук. — 1994. — № 1.
38. Ажигали С.Е. Указ. соч., с. 178, 181. Ажигали С.Е. Указ. соч. С. 178.
39. Ажигали С.Е. Указ. соч. С. 179— 180.
40. Ажигали С.Е. Указ. соч. С. 171.
НОСКОВ Вадим Александрович, аспирант кафедры истории и регионального развития.
