CC BY
76
Социология управления
Дивильковский И.М. Властные паттерны современного российского общества
Дивильковский Иван Михайлович — аспирант, факультет государственного управления, МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва, РФ. E-mail: divilkovskiy@gmail.com SPIN-код РИНЦ: 4250-7631
Аннотация
В статье рассматривается специфика властных отношений в современном российском обществе. Для изучения властных паттернов, присущих некоторым ключевым общественным институтам, используется методология Г. Экстейна. Рассматривается феномен «призонизации» российского общества с точки зрения его влияния на восприятие власти обществом. Отдельно изучаются властные паттерны, характерные для «граничащих институтов» — силовых структур и армии. Неоднородность существующих паттернов рассматривается как фактор угрозы стабильности современного российского общества и как возможный источник его изменения.
Ключевые слова
Властные отношения, властные паттерны, дисциплинарная власть.
Успешное и стабильное государственное управление немыслимо без глубокого всестороннего изучения объекта управления — общества. Особый интерес представляет изучение властных отношений, так как именно их специфика влияет на устойчивость системы госуправления и на эффективность ее работы.
При этом мы будем исходить из понимания власти М. Фуко: властные отношения возникают не только в процессе взаимодействия гражданина и государства, но пронизывают всю общественную жизнь, конструируя и определяя действия и коммуникации. Система власти, по Фуко, выражает себя через определенную технику власти, с помощью не закона, а нормы, посредством не наказания, а контроля, и осуществляет себя на таких уровнях и в таких формах, которые выходят за пределы государства и его аппарата1.
Непосредственные взаимодействия с государством, таким образом, представляют собой частные случаи общей практики асимметричных отношений. Можно предположить существование взаимосвязи между практиками взаимодействия гражданина и государства и формами реализации других властных отношений в обществе.
Рассмотрим существующую сегодня в России культуру властных отношений с точки зрения властных паттернов.
1 ФукоМ. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
Теория властных паттернов была предложена в 1975 году Гарри Экстейном (1924-1999) — известным американским политологом, профессором Калифорнийского университета в Ирвайне, профессором Принстонского университета, вице-президентом Американской ассоциации политических наук. Экстейн занимался компаративной политологией, участвовал в создании проекта POLITY, собирающего политологические данные по всем странам мира.
Экстейна интересовала проблема стабильности демократии. Изучая примеры Великобритании и Германии (Веймарская республика является одним из хрестоматийных примеров нестабильной демократии), Экстейн обратил внимание на культурные особенности этих обществ. Ученый предложил понятие «властный паттерн» (authority pattern)2 для обозначения конфигурации принятых в обществе асимметричных отношений.
Экстейн выделял следующие характеристики, присущие властным отношениям:
Директивность — степень регламентированности поведения подчиненных. Директивность можно представить в виде континуума: максимальная директивность подразумевает наличие детальных правил для всех сфер деятельности подчиненных, минимальная — наличие лишь правил, необходимых для существования организации (абсолютное отсутствие правил означает отсутствие властных отношений). Директивность характеризуется тем, насколько широко распространяются правила, насколько подробно они регламентируют действия подчиненных, насколько глубок контроль и жестки санкции.
Участие — степень вовлечения подчиненных в процесс управления. Участие характеризуется наличием и использованием каналов вертикальной восходящей коммуникации.
Отзывчивость — степень готовности управляющих учитывать мнение подчиненных.
Подчинение — готовность подчиненных действовать в соответствии с указаниями управляющих. Варьируется от абсолютно позитивного (готовность исполнять приказы независимо от их соответствия личным интересом) до негативного (стремление саботировать любой приказ).
2 Eckstein H. Authority Relations and Governmental Performance // Comparative Political Studies. 1969. No 2. P. 269-325.
Дистанция власти — восприятие наделенных властью как высших, более значимых людей.
Поведение — фамильярность или отстраненность между властвующим и подвластным.
Сложность структуры управления — переменная, объединяющая оценки горизонтальной и вертикальной дифференциации, наличия и глубины системных конфликтов между властвующими, уровня координации.
Правила принятия решений — степень стремления властвующих к принятию решений консенсусом.
Правила формирования элиты — способы подвластных войти в состав властвующих3.
Асимметричные отношения существуют во многих общественных институтах: государствах, политических партиях, коммерческих организациях, профсоюзах, волонтерских организациях, больницах, церквях, спортивных командах, образовательных учреждениях (школах и университетах), семьях и т. д. Очевидно, что в каждом конкретном институте конфигурация властных отношений уникальна, но при этом типичные или характерные особенности разнятся от культуры к культуре. Экстейн предположил, что стабильность режима зависит от того, насколько близки, или конгруэнтны, властные паттерны, используемые в сфере государственного управления, с паттернами, наблюдаемыми в других институтах.
При этом некоторые институты обладают большим «весом»: их конгруэнтность с паттернами государственных организаций (для упрощения Экстейн использует термин «правительства», подразумевая под ними не только непосредственно высшие органы исполнительной власти, но и нижестоящие исполнительные органы, а также и другие ключевые органы государственной власти; «властные паттерны правительства», если прямо не указано более узкое понимание, относятся ко всем обычным случаям принятия политических решений) более важна для стабильности режима. Такие институты Экстейн называет «граничащими». В основном к ним относятся те институты, которые поставляют кадры в государственную элиту. В зависимости от специфики конкретной страны к «граничащим» институтам могут относиться армия, элитные вузы, политические партии, органы местного самоуправления и т. д. Властные паттерны национальной управленческой элиты
3 Eckstein H., Gurr T.R. Patterns of Authority: A Structural Basis for Political Inquiry. New York: John Wiley & Sons, 1975.
формируются именно в этих организациях в ходе вторичной социализации людей, непосредственно конституирующих эту элиту.
Состоятельность своей теории Экстейн доказывает, используя как политологические, так и психологические аргументы. Так, он связывает конгруэнтность с концепцией ролевого конфликта. Согласно этой идее, несоответствие норм и ограничений, налагаемых на различные социальные роли одного и того же человека, создает ролевое напряжение (role strain), которое мешает полноценно осуществлять эти роли. В случае противоречия норм может возникнуть ролевой конфликт. Схожесть норм сглаживает сложности при социализации и увеличивает вероятность их принятия и закрепления. Конгруэнтность властных паттернов как раз означает схожесть норм поведения во властных отношениях в разных ролях.
Экстейн также предлагает свою теорию для объяснения связи между сильным гражданским обществом и устойчивым демократическим режимом. Экстейн утверждает, что организации гражданского общества служат «промежуточным звеном» социализации для потенциальных акторов политических отношений. Эти люди, получая первичный политический капитал, одновременно усваивают властные паттерны, используемые в организации. В случае, если эти властные паттерны конгруэнтны, то, включаясь в национальную управленческую элиту, выходцы из данных организаций сразу способны эффективно работать, не тратя время и усилия на приспособление к новым правилам действия.
Гражданское общество, таким образом, является в терминологии Экстейна «граничащим институтом».
Проверку своей гипотезы на практике Экстейн осуществлял в Норвегии, связав ее устойчивую демократическую политическую традицию с демократическим обустройством общественных институтов. Исследователь обнаружил высокий уровень конгруэнтности между властными паттернами национального правительства, местных правительств, профсоюзов, партий, семей, школ и коммерческих организаций. Властные отношения во всех этих институтах характеризовались небольшой социальной дистанцией, высокой включенностью и делегированием. В Норвегии чрезвычайно распространены различные ассоциации, и почти все из них копировали свою структуру и правила с муниципальных органов власти. Во многих ассоциациях лидирующие роли занимали молодые люди, и даже дети, получавшие таким образом опыт работы в демократических организациях. Кроме того, Экстейн сделал вывод, что
именно схожесть властных отношений является стержнем, гомогенизирующим неоднородное норвежское общество4.
Используя методику, предложенную Экстейном, рассмотрим некоторые институты российского общества и властные отношения, действующие в них.
Семья
Важную роль в интернализации властных паттернов играет семья, являющаяся одним из ключевых агентов политической социализации. Именно в семье ребенок познает саму идею асимметричных отношений, и особенности этих отношений надолго становятся для ребенка нормативными.
Для понимания властных паттернов, приобретаемых детьми в семье, обратимся к работе М.В. Суслиной «Роль семьи в формировании образа политической власти (политико-психологический анализ)»5. В ходе изучения проблемы автор, используя психологические методы — глубинные интервью, рисунок семьи, рисунок власти, тест Люшера на авторитарность — показала взаимосвязь образов политической власти в сознании ребенка и особенностей семьи. Изучаемый образ власти включал в себя как сущностные характеристики (институциональная структура, методы управления), так и отношение к политической власти и конкретным политическим лидерам.
М.В. Суслина обнаружила, что образы политической власти в сознании детей зависят от типа семейного воспитания. Так, демократический стиль воспитания способствует формированию активной жизненной позиции ребенка, который проявляет интерес к политической сфере и более позитивно оценивает существующий тип политической системы. Либеральный стиль способствует развитию интереса к политической сфере, однако знания ребенка фрагментарны, а в качестве основного источника информации выступают СМИ. Попустительский стиль воспитания приводит к формированию негативного отношения к политике. Авторитарный стиль негативно сказывается на восприятии политической власти и отдельных политических лидеров, которые оцениваются ребенком в первую очередь по шкале «сила — слабость». Этот стиль также формирует размытые и нечеткие политические представления.
Автор отмечает сохраняющуюся ориентацию на патерналистскую модель взаимоотношений с государством и связывает это и с объективным состоянием
4 Eckstein H., Gurr T.R. Op. cit.
5 Суслина М.В. Роль семьи в формировании образа политической власти: политико-психологический анализ: дисс... канд. полит. наук. М., 2008.
российского общества, и с установками родителей, которые сохранили сформировавшуюся у них в советском прошлом установку и транслируют ее детям.
Также обнаруживается связь между уровнем благосостояния семьи и скоростью развития представлений о политической власти: дети из обеспеченных семей имеют в раннем возрасте представления, которые появляются у детей из менее обеспеченных семей значительно позже. От уровня благосостояния семьи, точнее, от способности «построить адекватные взаимоотношения с окружающим социальным миром» зависит и отношение детей к власти. Дети из менее обеспеченных семей сталкиваются с авторитарным стилем воспитания и относятся к политической власти с агрессией, носящей защитный характер. Дети из более обеспеченных семей сталкиваются со значительно меньшей авторитарностью, агрессия в их семьях имеет «инструментальный» характер, они лучше относятся к власти.
Связь авторитарного характера взаимодействий внутри семьи и незащищенного социального положения отмечал и Экстейн. Так, изучая властные паттерны беднейших слоев городского населения, он столкнулся с высокой директивностью, не зависящей от института: она была высока и в семьях, и в школах, и во дворах. Поведение регламентировалось, и за неподчинение применялись строгие санкции. Экстейн связал это с фрустрацией, возникающей из-за бедности, и с необходимостью справляться с нехваткой ресурсов. Он даже пришел к выводу, что отсутствие вовлечения в политику беднейших слоев может быть конструктивным или даже необходимым элементом здоровой политической культуры и стабильной демократии.
Таким образом, можно связать социальную адаптацию семьи с развитием более демократических властных паттернов у детей. Адаптированная семья имеет больше ресурсов (как материальных, так и временных) и может позволить себе реже применять авторитарный или попустительский стили взаимоотношений с ребенком.
Исследования современных городских семей показывают, что в целом в таких семьях проявляется тенденция к демократизации отношений «родитель — ребенок», ослаблению гиперопеки и авторитарного характера воспитания6.
Одним из ключевых измерений властных паттернов, по Экстейну, является сложность структуры управления. Более сложная система принятия решений в семье приучает ребенка к действиям внутри развитой политической системы, с
6 Койшибаева И.А. Стиль семейного воспитания как фактор развития я-концепции подростка в городской семье (на примере российских, украинских и казахских семей). М.: МПСИ, 2010.
большим количеством различных центров власти, сдержек и противовесов. В современной российской семье это измерение проявляется прежде всего в распределении отношений между супругами и напрямую соприкасается с проблемой гендерного равенства.
«Традиционная» семья, включающая в себя один центр авторитарной власти (отца), продуцирует внутри себя структурно простые властные паттерны, в то время как семья, в которой родители являются равноправными партнерами, создает структурно сложные паттерны. Вопрос равноправия в семье является чрезвычайно противоречивым в современном российском обществе. Так, в исследовании ВЦИОМ 2005 года 35% респондентов ответили, что важные решения должны приниматься совместно всеми, а мелкие — в соответствии с существующим разделением обязанностей, а главы семьи быть не должно; 38%, что главой семьи должен быть старший в семье мужчина (если его нет, старшая в семье женщина); 16%, что главой семьи должен быть тот, кто лучше ориентируется в современной ситуации и может принять эффективное для семьи решение; и 10% — тот, кто является основным кормильцем, добытчиком денег в семье. В 2008 году уже 38% россиян высказались в пользу равенства супругов, а 58% — в пользу существования главы семьи7. В опросе 2012 года 45% респондентов сказали, что идеальная семья — та, в которой муж и жена делят обязанности поровну, а 53% предпочитают вариант, при котором глава семьи берет на себя ответственность за остальных ее членов8. Мы видим постепенное «наступление» идеи равноправной (более сложной с точки зрения структуры властных отношений) семьи на позиции традиционной семьи, но при этом больше половины россиян по-прежнему предпочитают семьи с единственным центром власти.
Армия
Армия традиционно играет важную роль в жизни российского общества. Согласно закону «О воинской обязанности и военной службе», граждане РФ мужского пола имеют «конституционный долг и обязанность по защите Отечества», реализация которых происходит путем прохождения военной службы по призыву9.
7 Кто в семье главный? // Пресс-выпуск ВЦИОМ. 30.06.2008. № 992. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=10332 (01.03.2015).
8 Идеальная семья: «Погода в доме» — важнее достатка» // Пресс-выпуск ВЦИОМ. 05.07.2012. № 2062. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid= 112894 (01.03.2015).
9 Федеральный закон от 28.03.1998 № 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 13. Ст. 1475.
URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid=1998013000&docid=1373 (01.03.2015).
Роль армии не исчерпывается функцией защиты государства от внешнего вторжения. Л.Д. Гудков отмечает, что армия «остается не только важнейшим ресурсом власти, поддержки определенного политического курса, но и источником управленческих кадров как высшего звена, окружения общенациональных лидеров, так и руководства среднего уровня управления — регионального, отраслевого, а в последние годы — еще и депутатского корпуса разного уровня»10. Армия является агентом политической социализации для граждан в целом и для управленческой элиты в частности. Властные паттерны, приобретенные в армии, влияют на политические отношения как «снизу», так и «сверху».
В терминологии Фуко армия является пространством дисциплинарной монотонности. В армии распространены нормализующие санкции, призванные привести всех людей, находящихся внутри этого института, к единообразию. Она как институт обладает властью над поведением и над телом составляющих ее людей. В российской культурной традиции (в отличие, например, от израильской) армия имеет право требовать от человека пожертвовать жизнью. В ней распространены ритуалы, ставящие под контроль жесты, мимику, походку человека. Также армия является единственным институтом, в котором детально (на уровне нормативно-правового акта) контролируются не только действия, но и характер человека. Например, в уставе внутренней службы вооруженных сил Российской Федерации записано: «[воинский долг] обязывает военнослужащего <...> быть дисциплинированным, бдительным». «Военнослужащий должен быть честным, храбрым <...>, проявлять патриотизм <...>», «[в случае попадания в плен] проявлять стойкость и мужество»11.
Такие характеристики власти, как единоначалие, безусловность подчинения приказам, вероятно, следуют из задач, выполняемых армией. При этом для нее характерна информационная закрытость, недоверие к гражданскому контролю, сложность отстаивания своих прав12.
Мы можем сделать вывод, что властные паттерны, усваиваемые гражданами в армии, характеризуются чрезвычайно высокой директивностью, низким уровнем
10 Гудков Л.Г.Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья вторая. Армия в постсоветской России // Вестник общественного мнения. 2003. № 2 (68). С. 35-52.
11 Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении общевоинских уставов Вооруженных Сил Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 47. Ст. 5749. URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid=2007047000&docid=160 (01.03.2015).
12 См., например: Ульянченко К.М. Российская властно-политическая элита: специфика эволюции в постсоветский период // Армия и общество. 2014. № 2 (39). С. 70-74; Данилова Н.Ю. Армия и общество: принципы взаимодействия. СПб.: Норма, 2007.
участия, высоким уровнем дистанции власти. Армия как институт социализации уменьшает готовность граждан к политическому участию, приучает к высокой директивности; как «граничащий институт» — направляет в элиту людей, приученных к дисциплине, не стремящихся к консенсусу, не готовых быть отзывчивыми к гражданскому участию.
Тюрьма
Некоторые исследователи отмечают существование в современном российском обществе феномена призонизации. Он состоит в значительном влиянии тюремного быта, языка, культуры, норм, традиций и обычаев на все общество, включая людей, не имевших личного тюремного опыта. Согласно исследованию Левада-центра, 2,5% респондентов имели личный тюремный опыт, у 14% такой опыт имели близкие. При этом 38% респондентов имеют общие представления о нормах и законах преступного мира («понятиях»), 5% знакомы хорошо, а 3% стараются придерживаться образа жизни в соответствии с канонами преступного сообщества13. А.Н. Олейник говорил даже о конгруэнтности институциональных структур тюремного сообщества и российского социума14. Мы можем предположить, что особенности тюремной культуры оказывают определенное влияние на распространенные в российском обществе паттерны власти.
Исследователи тюремной субкультуры выделяют следующие ее особенности.
Высокое значение неформальных норм.
Властные отношения в тюрьмах имеют дуальный характер. С одной стороны, тюрьма — это один из институтов, в которых максимально проявляется дисциплинарная власть государства. Тюрьма — пространство дисциплинарной монотонности, ее архитектура и интерьер подчеркивают всепроникающий надзор, в тюрьме применяются наказания, демонстрирующие власть государства над телом (например, помещение заключенного в штрафной изолятор с экстремально неудобными физическими условиями). При этом заключенные, осознавая всеобъемлющую власть в первую очередь руководства тюрьмы над собой, не доверяют ему и не склонны выполнять его решения. Г. Сайкс сравнивает тюрьму с описанной Вебером Gebeitsverband, общностью, живущей под навязанной властью небольшой
13 Солопов М. «При зоне и живем» // Газета.ги. 09.07.2013.
URL: http://www.gazeta.ru/social/2013/07/08/5417477.shtml (01.03.2015).
14 Олейник А.Н. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «российского простого человека» // Полис. Политические исследования. 2001. № 2. С. 40-52.
группы людей. Признание легитимности власти здесь не сопровождается добровольным подчинением ее решениям15.
Кризис доверия к тюремной администрации сопровождается высоким значением неформальных норм. Возникает сложная система альтернативного закона, который используется для разрешения конфликтных ситуаций в криминальной среде. Эта власть концентрируется и персонализируется в фигурах «авторитетов» — заключенных с высоким статусом в своей среде. Создается альтернативный центр власти, зачастую противоборствующий с «официальным». Два набора признаваемых легитимными норм и институтов приводят к особенному поведению: подчиняясь одному своду норм, человек разделяет противоречащие этому своду ценности.
Примечательно, что такую особенность поведения описывают и исследователи российского общества. Так, Ф. Флерон говорит об «институализированном лицемерии», характерном для советской системы: граждане действуют в соответствии с принятыми нормами до тех пор, пока они являются обязательными, но при этом их ценности, даже противоречащие этим нормам, остаются неизменными. Ф. Флерон ссылается на исследование, проведенное Шонфельдом во французских школах в 1976 году. Шонфельд использовал термин «индивидуальная двойная бухгалтерия», описывая частую ситуацию, когда ответ учителю воспринимается учеником не как рожденный внутри, а как продиктованный, навязанный внешними условиями16.
Для тюремного мира также характерна значительно меньшая, чем вне его, способность к отстаиванию своих прав. У заключенных есть крайне мало методов оспаривания нарушений со стороны тюремной администрации, а существующие каналы обратной связи искусственно ограничиваются.
Также для обитателей тюремного мира характерно специфическое распределение доверия. Заключенные не доверяют окружающим людям, что находит отражение и в культурных артефактах: пословицах, песнях. Только 14,7% опрошенных Олейником заключенных полагают, что людям можно доверять. При этом недоверие не распространяется на ближайший круг общения заключенного — так называемую «семью». 53,4% заключенных входят в состав таких «семей», включающих в себя от двух до десяти человек. Эти люди совместно ведут хозяйство, проводят досуг.
15 Sykes G. The Society of Captives: A Study of a Maximum Security Prison. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1958.
16 Eckstein H. et al. Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia? Explorations in State-Society Relations. New York: Rowman & Littlefield Publishers, inc., 1998.
«Описывая состав своих "семей", 53% наших собеседников отмечали, что в нее входят те, кому они доверяют (первая по частоте упоминания альтернатива)»17. При этом в российском обществе уровень деперсонифицированного доверия лишь немного превышает такой уровень в криминальной среде. Например, исследование World Values Survey показывает, что доверять окружающим склонны только 27,8% россиян18.
Ф. Фукуяма выявил такие случаи в Китае, Южной Италии и России, где низкий уровень доверия за пределами маленьких семейных групп имеет ярко выраженное влияние на формы институтов19.
Призонизация массового сознания ведет к распространению крайне авторитарных паттернов власти, связанных с «институализированным лицемерием» и кризисом деперсонализированного доверия.
Силовые структуры
Особое значение приобретает изучение властных паттернов тех организаций и институтов, которые Экстейн называл «граничащими с правительством». Эти организации поставляют новые кадры в управленческие структуры. Таким образом властные паттерны национальной управленческой элиты формируются именно в них в ходе вторичной социализации людей, непосредственно конституирующих эту элиту.
Исследователи современной российской политической системы отмечают, что основные источники персонального пополнения элиты — это силовые структуры, органы государственной власти и крупный бизнес.
Рассмотрим особенности организационной культуры и ее влияние на властные паттерны людей, социализирующихся в рамках одного из типов этих институтов — силовых структур.
Тема организационной культуры в российских силовых структурах представляет большой интерес для изучающих социологию власти. Специфика силовых структур состоит в существовании детально проработанных нормативно-правовых актов, которые регламентируют деятельность сотрудников. На основании этого некоторые исследователи даже делают вывод об отсутствии или крайне низком значении организационной культуры в таких организациях. Ярким примером подобного подхода может служить доклад «Правоохранительная деятельность в
17 Олейник А.Н. Указ. соч.
18 World Values Survey Wave 6 2010-2014 Official Aggregate v.20141107. World Values Survey Association (www.worldvaluessurvey.org). Aggregate File Producer: Asep/JDS, Madrid SPAIN.
19 Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2004.
России: структура, функционирование, пути реформирования» Института проблем правоприменения под редакцией В.В. Волкова. Исследователи утверждают: «Организационная культура основных силовых ведомств, представляя интерес сама по себе, не обеспечивает некоторого устойчивого механизма сопротивления негативным стимулам. В первую очередь она диктует необходимость подчиняться приказу и следовать за структурными изменениями. <...> Таким образом, мы можем утверждать, что, по большому счету, организационной культуры как дополнительной системы различения дозволенного и недозволенного в организациях такого типа не существует. Безусловно, локальные традиции конкретного подразделения могут запрещать те или иные способы работы или, наоборот, стимулировать те или иные формы деятельности, но это не дает нам достаточных оснований для того, чтобы говорить об общих культурных рамках»20. Схожую точку зрения можно найти, например, в исследованиях организационной культуры пограничных органов и МЧС России21. В силовых структурах, так же как и в армии, организационная культура распространяется на физические действия людей: закрепляются определенные ритуальные жесты, мимика, речевые формулировки, используется воинское приветствие, строевой шаг и т. д.
Высокий уровень регламентированности является одной из характеризующих черт авторитарного властного паттерна. Люди, прошедшие профессиональную социализацию в силовых структурах, будут склонны рассматривать власть как необходимость создавать детальные инструкции для подвластных.
Иллюстрацией такого подхода может служить ситуация, описанная в газете «Ведомости».
«Один из собеседников "Ведомостей" рассказывает про такой случай. Сидит в приемной Сечина сотрудник из бывших "танкистов" — положил ногу на ногу, читает газету. Идет мимо вице-президент из "роснефтевцев", спрашивает: "Знаете, как надо в приемной у начальника сидеть?" — "Как?" — "Так! — выхватывает из рук собеседника газету. — А ну-ка, ноги вместе, руки на коленях!"» Газета отмечает, что «за кадры
20 Волков В.В. и др. Правоохранительная деятельность в России: структура, функционирование, пути реформирования. СПб.: ИПП при ЕУ СПб., 2013.
21 См., например: Метельков А.Ю. Формирование организационной культуры сотрудников пограничных органов в период их подготовки в ВУЗе. М.: ГПИ ФСБ, 2010; Сорокин В.И. Об основах формирования корпоративной культуры в системе МЧС России // Стратегия гражданской защиты: проблемы и исследования. 2012. № 1 (2). С. 71-84; Копылов А.А. Аксиология социокультурной среды силовых структур // Аналитика культурологии. 2011. № 20. URL: http ://www. analiculturolo g. ru/j ournal/archive/item/ 703-axiology-sociocultural-among-uniformed-services.html (15.05.2015).
[в "Роснефти"] отвечает вице-президент Юрий Калинин, бывший директор Федеральной службы исполнения наказаний»22.
Исследователи отмечают специфику «военизации» силовых структур. Предполагается, что она берет свое начало из периода истории, когда господствовало конфликтное, классовое понимание природы государства. Господствует «репрессивное» понимание своих задач: не построение законопослушного общества, но борьба с преступностью. Власть, таким образом, ассоциируется с силой, способностью уничтожить или подавить угрожающих субъектов. Здесь же закладывается и недоверие к разного рода общественным организациям, СМИ. Идея подотчетности власти входит в противоречие с военизированным характером структур: корпоративная культура этих организаций диктует необходимость засекречивать информацию о своей деятельности, а контроль со стороны общества воспринимается как враждебная деятельность.
Значение властных паттернов для стабильности российского общества
Согласно теории Экстейна, стабильность государственного управления зависит от конгруэнтности (схожести, но не обязательно идентичности) властных паттернов, проявляющихся в отношениях реализации государственной власти, и властных паттернов, распространенных в обществе в целом. Специфика демократического общества состоит в том, что его устойчивость зависит от существования в нем «сбалансированных различий»: то есть комбинации различных властных паттернов, в том числе и недемократических. Устойчивость демократической системы власти, таким образом, является продуктом диалектического сочетания демократических и недемократических паттернов23.
Анализ властных паттернов, существующих сегодня в российском обществе, показывает их неоднородность. Базовые институты политической социализации, в частности семья, продуцируют как авторитарные, так и демократические властные паттерны, причем динамика баланса между двумя типами направлена в сторону постепенного увеличения доли демократических паттернов. При этом многие другие институты, слабо изменившиеся с советского периода, используют в своих повседневных практиках авторитарные паттерны. Существующая амбивалентность может вызывать повышенную социальную напряженность и одновременно служить
22 Виноградова Е., Дербилова Е. Как «Роснефть» культурно поглощает ТНК-ВР // Ведомости. 10.06.2013. № 100 (3362). URL: http://www.vedomosti.ru/librarv/articles/2013/06/10/a nuka nogi vmeste ruki na kolenyah (01.03.2015).
23 Eckstein H. et al. Op. cit.
гарантией стабильности российского политического режима, в случае если он будет идти в сторону демократизации.
При этом государству следует, в соответствии с укорененными в российской культуре традициями, возглавить это движение, реформировав устаревшие институты.
Государство, обладая внутренним единством, вертикалью власти и огромными возможностями по концентрации ресурсов, может противостоять как антимодернизационным настроениям части общества, так и оппортунистическому поведению части своего аппарата. По мнению Экстейна, исход «конфликта паттернов» определяется тем, какой из элементов системы «власть — общество» менее стабилен. Сплоченная власть способна изменить общество, и в то же время активное и целеустремленное общество может влиять на власть.
Анализ властных паттернов «граничащих институтов» в России показывает, что некоторые из них, в том числе и ключевые, такие как армия и спецслужбы, способствуют интернализации крайне авторитарных представлений о власти. Наряду с реформированием этих институтов в сторону большей демократичности и подконтрольности обществу, государству следует использовать и другие источники кадров: политические партии, в том числе и оппозиционные, и институты гражданского общества. Эти организации обладают значительно более демократичными формами организации власти, и выходцы из них более подготовлены к действиям в условиях свободной политической конкуренции.
Список литературы:
1. Указ Президента Российской Федерации «Об утверждении общевоинских уставов Вооруженных Сил Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 47. Ст. 5749. URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid= 2007047000&docid=160 (01.03.2015).
2. Федеральный закон от 28.03.1998 № 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 13. Ст. 1475. URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid= 1998013000&docid= 1373 (01.03.2015).
3. Виноградова Е., Дербилова Е. Как «Роснефть» культурно поглощает ТНК-ВР // Ведомости. 10.06.2013. № 100 (3362). URL: http://www.vedomosti.ru/library/articles/2013/ 06/10/a nuka nogi vmeste ruki na kolenyah (01.03.2015).
4. Волков В.В. и др. Правоохранительная деятельность в России: структура, функционирование, пути реформирования. СПб.: ИПП при ЕУ СПб., 2013.
5. Гудков Л.Г. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья вторая. Армия в постсоветской России // Вестник общественного мнения. 2003. № 2 (68). С. 35-52.
6. ДаниловаН.Ю. Армия и общество: принципы взаимодействия. СПб.: Норма, 2007.
7. Идеальная семья: «Погода в доме» — важнее достатка» // Пресс-выпуск ВЦИОМ. 05.07.2012. № 2062. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=112894 (01.03.2015).
8. Койшибаева И.А. Стиль семейного воспитания как фактор развития я-концепции подростка в городской семье (на примере российских, украинских и казахских семей). М.: МПСИ, 2010.
9. Копылов А.А. Аксиология социокультурной среды силовых структур // Аналитика культурологии. 2011. № 20. URL: http://www.analiculturolog.ru/iournal/archive/item/703-axiology-sociocultural-among-uniformed-services.html (15.05.2015).
10. Кто в семье главный? // Пресс-выпуск ВЦИОМ. 30.06.2008. № 992. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=10332 (01.03.2015).
11. Метельков А.Ю. Формирование организационной культуры сотрудников пограничных органов в период их подготовки в ВУЗе. М.: ГПИ ФСБ, 2010.
12. Олейник А.Н. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «российского простого человека» // Полис. Политические исследования. 2001. № 2. С. 40-52.
13. СолоповМ. «При зоне и живем» // Газета.ги. 09.07.2013. URL: http://www.gazeta.ru/s ocial/2013/07/08/5417477.shtml (01.03.2015).
14. Сорокин В.И. Об основах формирования корпоративной культуры в системе МЧС России // Стратегия гражданской защиты: проблемы и исследования. 2012. № 1 (2). С. 71-84.
15. Суслина М.В. Роль семьи в формировании образа политической власти: политико-психологический анализ: дисс.. канд. полит. наук. М., 2008.
16. Ульянченко К.М. Российская властно-политическая элита: специфика эволюции в постсоветский период // Армия и общество. 2014. № 2 (39). С. 70-74.
17. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
18. Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2004.
19. Eckstein H. Authority Relations and Governmental Performance // Comparative Political Studies. 1969. No 2. P. 269-325.
20. Eckstein H. et al. Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia? Explorations in State-Society Relations. New York: Rowman & Littlefield Publishers, inc., 1998.
21. Eckstein H., Gurr T.R Patterns of Authority: A Structural Basis for Political Inquiry. New York: John Wiley & Sons, 1975.
22. Sykes G. The Society of Captives: A Study of a Maximum Security Prison. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1958.
23. World Values Survey Wave 6 2010-2014 Official Aggregate v.20141107. World Values Survey Association. Aggregate File Producer: Asep/JDS, Madrid SPAIN. URL: http://www.worldvaluessurvey.org/WVSDocumentationWV6.jsp (01.03.2015).
Divilkovskiy I.M. Authority Patterns in Modern Russian Society
Ivan M. Divilkovskiy — graduate student, School of Public Administration, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation. E-mail: divilkovskiy@gmail.com
Annotation
The article studies the authority structure in modern Russian society using H. Eckstein's methodology to assess authority patterns of some of the crucial Russian institutions. "Prizonisation" phenomenon is studied in connection with its effects on authority patterns. The author also studies "border institutions" — military and special services. Ambiguity of authority patterns is regarded both as a threat to societal stability and as a possible source of future changes.
Keywords
Authority patterns, authority relations, disciplinary power.
References:
1. Ukaz Prezidenta Rossiiskoi Federatsii "Ob utverzhdenii obshchevoinskikh ustavov Vooruzhennykh Sil Rossiiskoi Federatsii". Sobranie zakonodatel'stva Rossiiskoi Federatsii. 2007, 47, st. 5749. URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid=2007047000&docid=160 (01.03.2015).
2. Federal'nyi zakon ot 28.03.1998 No 53-FZ "O voinskoi obiazannosti i voennoi sluzhbe". Sobranie zakonodatel'stva Rossiiskoi Federatsii, 1998, 13, st. 1475.
URL: http://www.szrf.ru/doc.phtml?nb=edition00&issid=1998013000&docid=1373 (01.03.2015).
3. Vinogradova E., Derbilova E. Kak "Rosneft'" kul'turno pogloshchaet TNK-BP. Vedomosti, 10.06.2013, 100 (3362). URL: http://www.vedomosti.ru/library/articles/2013/06/10/a nuka nogi vmeste ruki na kolenyah (01.03.2015).
4. Volkov V.V. i dr. Pravookhranitel'naia deiatel'nost' v Rossii: struktura, funktsionirovanie, puti reformirovaniia. Saint Petersburg: IPP pri EU SPb., 2013.
5. Gudkov L.G. Massovaia identichnost' i institutional'noe nasilie. Stat'ia vtoraia. Armiia v postsovetskoi Rossii. Vestnik obshchestvennogo mneniia, 2003, 2 (68), pp. 35-52.
6. Danilova N.Iu. Armiia i obshchestvo: printsipy vzaimodeistviia. Saint Petersburg: Norma, 2007.
7. Ideal'naia sem'ia: "Pogoda v dome — vazhnee dostatka". Press-vypusk VTslOM, 05.07.2012, 2062. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid= 112894 (01.03.2015).
8. Koishibaeva I.A. Stil' semeinogo vospitaniia kak faktor razvitiia ia-kontseptsii podrostka v gorodskoi sem 'e (naprimere rossiiskikh, ukrainskikh i kazakhskikh semei). Moscow: MPSI, 2010.
9. Kopylov A.A. Aksiologiia sotsiokul'turnoi sredy silovykh struktur. Analitika kul'turologii, 2011, 20. URL: http://www.analiculturolog.ru/journal/archive/item/703-axiology-sociocultural-among-uniformed-services.html (15.05.2015).
10. Kto v sem'e glavnyi? Press-vypusk VTslOM, 30.06.2008, 992. URL: http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=10332 (01.03.2015).
11. Metel'kov A.Iu. Formirovanie organizatsionnoi kul'tury sotrudnikov pogranichnykh organov v period ikh podgotovki v VUZe. Moscow: GPI FSB, 2010.
12. Oleinik A.N. "Zhizn' po poniatiiam": institutsional'nyi analiz povsednevnoi zhizni "rossiiskogo prostogo cheloveka". Polis. Politicheskie issledovaniia, 2001, 2, pp. 40-52.
13. Solopov M. "Pri zone i zhivem". Gazeta.ru, 09.07.2013.
URL: http://www.gazeta.ru/social/2013/07/08/5417477.shtml (01.03.2015).
14. Sorokin V.I. Ob osnovakh formirovaniia korporativnoi kul'tury v sisteme MChS Rossii. Strategiia grazhdanskoi zashchity: problemy i issledovaniia, 2012, 1 (2), pp. 71-84.
15. Suslina M.V. Rol' sem'i v formirovanii obraza politicheskoi vlasti: politiko-psikhologicheskii analiz: diss.. kand. polit. nauk. Moscow, 2008.
16. Ul'ianchenko K.M. Rossiiskaia vlastno-politicheskaia elita: spetsifika evoliutsii v postsovetskii period.
Armiia i obshchestvo, 2014, 2 (39), pp. 70-74.
17. Fuko M. Nadzirat' i nakazyvat'. Rozhdenie tiur 'my. Moscow: Ad Marginem, 1999.
18. Fukuiama F. Doverie. Sotsial'nye dobrodeteli i put' k protsvetaniiu. Moscow: AST, 2004.
19. Eckstein H. Authority Relations and Governmental Performance. Comparative Political Studies, 1969, 2, pp. 269-325.
20. Eckstein H. et al. Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia? Explorations in State-Society Relations. New York: Rowman & Littlefield Publishers, inc., 1998.
21. Eckstein H., Gurr T.R. Patterns of Authority: A Structural Basis for Political Inquiry. New York: John Wiley & Sons, 1975.
22. Sykes G. The Society of Captives: A Study of a Maximum Security Prison. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1958.
23. World Values Survey Wave 6 2010-2014 Official Aggregate v.20141107. World Values Survey Association. Aggregate File Producer: Asep/JDS, Madrid SPAIN. URL: http://www.worldvaluessurvey.org/WVSDocumentat ionWV6.jsp (01.03.2015).
