CC BY
67
Идеи и смыслы
Михаил ЮРЧЕНКО
ВЛАСТЬ И СВОБОДА: АНТИТЕЗЫ ЛИБЕРАЛИЗМУ И МАРКСИЗМУ
Статья посвящена анализу понятий «впасть» и «свобода» в политической теории в аспекте того, что является бпагом и что - злом в политике. Сопоставляются различные концепции, рассматривающие сущность изучаемых явлений. Приводятся положения, подвергающие сомнению состоятельность теорий либерализма и марксизма под изучаемым углом зрения.
The article is devoted to the analysis of the ideas of «authority» and «freedom» in political theory in the aspect of what is good and what is evil in politics. Different conceptions which examine the phenomena are compared, the points that cast doubt on justifiability of liberal and Marxist theories are studied particularly.
Ключевые слова:
власть, свобода, государство, благо, зло; authority, freedom, state, good, evil.
ЮРЧЕНКО
Михаил Викторович — к.полит.н., доцент кафедры политологии и политического управления КубГУ, г. Краснодар [email protected]
Неоспоримым фактом является то, что никогда и нигде не было обществ без какой-либо власти и принуждения. Но чаще всего власть и принуждение рассматриваются как неизбежное зло, и им противопоставляют свободу как подлинное благо. Именно представления о свободе питают все основные общественные движения. Многие политологи убеждены, что центральная проблема политики — это проблема свободы. Вот почему так важно вникнуть в сущность как того явления, которое называется властью, так и того, которое называется свободой. Нельзя не отметить, что и одному, и другому феномену посвящено много публикаций, но рассматриваются они, как правило, отдельно друг от друга. Для данного исследования особенно важно подчеркнуть взаимосвязь и взаимообусловленность понятий власти и свободы, составляющих различные проявления одного и того же факта — самостоятельности человеческой личности. Во взаимодействии с окружающими людьми каждая личность, смотря по обстоятельствам, находится попеременно в состоянии свободы и власти.
Важно отметить, что власть и подчинение не являются обязательными результирующими какого-либо насилия, подавления и уничтожения свободы. Следует иметь в виду, что в сложной натуре человека есть не только стремление к свободе, но и искание над собой власти, которой можно было бы подчиниться. Подчинение власти — это сила «нравственного тяготения», потребность воздействия одной души на другую. Сила эта соединяет людей в общество. Она же заставляет искать другого человека, к которому можно присоединиться, кого слушаться. Эта очень глубоко подмеченная черта психологии людей вовсе не есть проявление слабости, она, скорее, выражает «поэтическое созерцание идеалов, искомого нами и чарующего нас, вызывающее наше преклонение и подчинение.
Подобно тому, как стремление к независимости может порождаться не только могучей силой, но также и грубой необузданностью натуры, демоническим тщеславием, так и стремление к подчинению не всегда является результатом слабости, но и лучших, тончайших свойств природы нашей»1. Именно это искание над собой власти, свободное желание подчинения играло огромную роль в развитии общественности. Свобода — это состояние для личного существования как бы идеальное, но с точки зрения общественной — бездеятельное, пассивное, ибо абсолютно сво-
1 Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. — СПб., 1992, с. 17.
58
ВЛАСТЬ
201 0’01
бодные особи, друг на друга не влияя, уже не живут общественной жизнью. И напротив, общественное состояние все сплетено из взаимодействия власти и подчинения, и естественное состояние не есть свобода, но — или власть, или подчинение. В них по преимуществу выражается человеческая кооперация, ими строится общество. То есть, факт власти является неизбежным, прямым следствием психической природы человека, и с нравственной точки зрения факт этот сам по себе не может быть ни превозносим, ни осуждаем, ибо оценка власти и подчинения вполне зависит от того, во имя каких целей и с какими последствиями власть применяет свое влияние, а подчинение ищет или допускает воздействие власти. Ни один социальный порядок, ни один политический режим на современном этапе не может опираться только на силу, «господство покоится на согласии, признающем его легитимность»1. Два фактора играют здесь огромную роль: потребность в легитимации, которая выражается властным авторитетом, и вера в легитимность существующего порядка, которую исповедуют индивидуумы, этому порядку подчиненные. Динамику данного взаимодействия можно понять, только опираясь на веберовскую мотивационную модель. Но, поднимая вопрос о потребности и вере, Макс Вебер не затрагивает наиважнейшее: их несоответствие друг другу. Идеология как раз и компенсирует это несоответствие, повсюду создавая систему координат тотального конфликта. Ключевым смыслом идеологии является идея, порождающая идеологическое движение, слово здесь не столько выражает понятие, сколько является символом — мобилизующим инструментом идеологии.
Главной целью власти, как известно, является создание определенного общественного порядка, причем власть должна придать этому порядку нравственный характер, сделать его орудием осуществления правды, к которой народ стремится. В человеке всегда присутствует неистребимое сознание, как бы воспоминание о своем происхождении от некой высшей правды, от которой он отделен чем-то, но к кото-
1 Вебер. М. О некоторых категориях понимающей социологии // Избранные произведения. - М., 1990, с. 541.
рой стремится возвратиться, ибо только в подчинении ей, своему нравственному источнику, он чувствует себя самим собой, существом свободным. Это великолепно раскрывается в христианском учении о свободе, по которому человек становится свободным, лишь становясь рабом Божьим. Это потому, что, подчиняясь источнику правды, человек подчиняется не чему-либо чуждому, а только наиболее высокой части своего собственного «я». И хотя сознательное понимание этого психологического состояния доступно только христианину, но смутное ощущение факта собственной природы свойственно всякому человеческому индивиду. Человек ищет правды и ищет ее именно для того, чтобы ей подчиниться. Речь здесь идет о глубинном понимании правды в недрах народного сознания. Это и есть, в сущности, искание наиболее устойчивой экзистенции. Только по отношению к этой высшей реальности познаем мы и справедливость, ибо справедливо то, что сообразуется с правдой.
Подлинная консолидация общества возможна только на основе духовного единения, а оно, в свою очередь, напрямую зависит от осознания политическим классом своей миссии: быть привилегированным субъектом истории, носителем, источником духовных ценностей, которые формулируются в праве. Уважение к праву появляется постольку и тогда, поскольку и когда оно становится формулой справедливости. Если власть стремится быть сильной, ей недостаточно укрепления силовых министерств или материальной, институциональной силы, в том числе и финансовой, ей даже недостаточно так называемой сильной личности, на харизме которой может некоторое время основываться стабильность общества.
Действительно сильная власть в своем основании должна иметь силу нравственного закона, которой люди сознательно готовы подчиниться, что и приводит к так называемому эффекту синергии, возникновению того внутреннего единства, консолидации и сотрудничества, удесятеряющих силу данного общества и данной власти. Однако это не состояние общества, раз и навсегда заданное, это процесс нравственного возвышения, к которому власть обязана стремиться и без которого она не может найти устойчивых точек ориентации для выхода из любого кризисного состояния.
201 0 ’ 01
ВЛАСТЬ
59
Наше общество за последнее время уже дважды переживало коллапс идеологических систем, с разной степенью основательности претендовавших на всеобщность: сначала, в 1980-х гг., рухнул марксизм-ленинизм как государственная идеология; затем участь его в 1990-х гг. разделила и «радикально-либеральная» модель. Почему власть либералов или коммунистическая диктатура не имели той силы поддержки, которая обеспечивала бы им основание для усиления позиций подлинной государственности? Прежде всего, потому, что и та и другая исповедовали принцип: «Любые средства хороши для достижения поставленной цели». Нравственный релятивизм в политике считался не только возможным, но и желательным. И коммунисты, и либералы являются откровенными антигосударственниками: одни мечтают об отмирании государства, другие проповедуют минималистские идеи государства - «ночного сторожа». Именно отношение к государственности и отличает центристов от правых и левых антигосударственников.
Грубым и часто используемым способом искажения истины является подмена понятий, или эвфемизм. Например, отождествляют такие понятия, как «государство» и «коррупция», «монархия» и «тирания», «верховная власть» и «диктатура» и т.д. На этом основании создаются и распространяются мифы, легенды, стереотипы и предрассудки, такие как: «политика есть грязное дело», «власть — это зло» и т.п. Часто можно встретить в средствах массовой информации, что те, кто защищает государство, являются попросту алчными корыстолюбцами, коррупционерами, властвующими тиранами, не желающими интересоваться нуждами и проблемами, составляющими жизненный мир простого народа. Подлинные же защитники народных интересов якобы всегда выступают против государства. То есть, получается, что государство — это всегда некая антинародная организация (достаточно вспомнить ленинские распространенные определения).
Но «правые» и «левые» крайности смыкаются в своем обмане и самообмане. Выступая против государства на словах, и те и другие использовали монополию на применение силы, не считаясь ни с правами человека, ни с законностью, ни с
демократическими ценностями, так рьяно ими провозглашаемыми. Проблема заключается не в том, что и «левые», и «правые» на протяжении всей политической истории России XX в. неоднократно использовали грубую силу в противовес законности, о которой и те и другие любят много и красиво говорить. Проблема заключается в самой природе зла в политике и в его источнике.
В некотором отношении сократическая и платоническая философии являются результирующими размышлений над проблемой «тирана», то есть власти, никоим образом не считающейся с законом и согласием подданных. Что делает возможным существование тирана — фигуры, противопоставляющейся философу? Поль Рикер отвечает следующим образом: «Данный вопрос затрагивает философию за живое, потому что тирания невозможна без фальсификации слова, то есть этого высшего проявления способности человека говорить что-либо и общаться с другими людьми»1. Вся аргументация Платона в «Горгии» основывается на связи между софистикой как извращенной формой философского мышления и тиранией как извращенной же формой политической жизни. Тирания и софистика образуют в своей корреляции ужасающее сочетание. И тогда Платон открывает некий аспект политического зла, отличного от могущества, но тесно с ним взаимосвязанного, это — «лицемерие» как искусство вызывать убежденность, не опираясь при этом на истину. Следовательно, необходимо выявить соотношение между политическим и неистинным. Ложь, лицемерие, обман, неистинное — все это разные проявления политического зла, разрушающие основы человеческого бытия, аннигилирующие органическую социальную солидарность, без существования которой невозможным представляется нормальное функционирование общественного организма.
Таким образом, не любая политика, не любая власть есть зло. Миссия политической теории заключается в том, что она, развиваясь, размышляет по поводу гордыни могущества и неистины, разоблачая то зло, которое присуще инструментальной политике общества купцов.
1 Рикер П. Политический парадокс // История и истина. — СПб., 2002, с. 299.
