CC BY
122
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2010. № 3
В.И. Игнатьев, докт. филос. наук, профессор кафедры социологии Новосибирского государственного технического университета (НГТУ)*,
А.Н. Степанова, канд. филос. наук, ст. преп. кафедры социологии Новосибирского государственного технического университета (НГТУ)**
ВИРТУАЛЬНОЕ СОЦИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОВСЕДНЕВНЫХ ПРАКТИК
В статье анализируется процесс становления нового социального порядка на основе нового типа системообразующего элемента — виртуального социального действия. Рассматривается природа нового уровня социального — виртуального социального пространства. Выявляется зависимость виртуального действия от роста информационных потоков. Авторы приходят к выводу, что нарастающие риски, индивидуализация и аномия в современном обществе обусловлены "информационнымрезонансом" и раздвоением системы социального действия на актуальное и виртуальное.
Ключевые слова: виртуальное социальное действие, актуальные и виртуальные системы, информационный резонанс, "символический другой".
The process of becoming of the new social order is analyzed on the basis of new type of system element — virtual social action. The nature of a new level social — virtual social space is considered. Dependence of virtual action on growth of information streams comes to light. Authors come to a conclusion, that increasing risks, individualization and anomia in a modern society are caused by "information resonance" and bifurcation of system of social action on actual and virtual.
Key words: virtual social action, actual and virtual systems, information resonance, "symbolical another".
Виртуализация является относительно новым предметом социологического анализа, хотя уже наметились некоторые подходы и предварительные выводы, но не обсуждаются онтологические и гносеологические аспекты этого явления. Так, В.М. Розин пишет о том, что виртуализация рассматривается преимущественно лишь как процесс замены реальных вещей воображаемыми1, хотя виртуализация — это не просто процесс замены, а процесс уподобления образов, символов реальным вещам. Ж. Бодрийяр отмечал, что виртуализация — это процесс симуляции, процесс создания симулякров (изображаемого)2, однако способ бытия виртуального в социальном им не раскрывается. В то же время М. Кастельс, В.И. Тищенко, Ф. Хайек указывают на то, что появились многочисленные вирту-
* Игнатьев В.И., e-mail: ignat@fgo.nstu.ru; socio@fgo.nstu.ru ** Степанова А.Н., e-mail: alest_star@ngs.ru; socio@fgo.nstu.ru
1 См.: Розин В.М. Теория культуры. М., 1996.
2 См.: БордийярЖ. К критике политической экономии знака. М., 1998.
альные сообщества3. Виртуальные сообщества трактуются как элемент информационного общества. Они существуют в самой социальной реальности, а не вне ее. Виртуальные сообщества — это особое коммуникативное пространство, специфическая форма взаимодействия, которое осуществляется посредством глобальной сети. Виртуальные сообщества создаются для решения каких-либо социальных проблем. Виртуальное сообщество как "расширенная форма"4 общественных отношений отличается от своих предшественников (рыночной и индустриальной форм) доминированием в своей среде прямых информационных взаимодействий между людьми. Разновидность виртуальных сообществ, по мнению М. Кас-тельса, — это сетевые организации5, т.е. организации, основанные на горизонтальных связях.
По мнению ряда исследователей образовался новый особый сектор социального пространства — "киберпространство" и особая социальная реальность — "виртуальная реальность". Это побудило А. Бюля, А. Крокера, М. Паэтау, М. Вэйшнтейна, а в российской социологии Д.В. Иванова6 обратиться к исследованию процессов виртуализации, которые обнаруживают себя в различных сферах общества — политике, экономике, науке, искусстве. Указывается на то, что в сфере экономики виртуализируются товар, инновации, производство, рынок, предпринимательство, корпорация, деньги.
Так, Д.В. Иванов полагает, что современность вообще подчиняется императиву виртуализации. В его исследованиях приводятся многочисленные факты, подтверждающие, по его мнению, существование виртуализации как тотальности7. Действительно, в современную эпоху, эпоху постмодерна, в качестве товара выступает прежде всего знак. Стоимость товара определяется социальным статусом производителя, а не стоимостью, как это было ранее, в эпоху модерна. Начинает производиться уже не вещь, а ее образ с помощью рекламы. Процесс создания стоимости перемещается из отраслей производства вещей в отрасли, в которых создаются образы, т.е. в сферу услуг.
3 См.: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Под науч. ред. О.К. Шкаратона. М., 2000; Тищенко В.И. Виртуальные сообщества (методология и реальность). К постановке проблемы // Социальное мышление и деятельность: Слияние новых интеллектуальных технологий. М., 2004; Хайек Ф. Путь к рабству. М., 1992.
4 Хайек Ф. Указ. соч.
5 См.: Кастельс М. Указ. соч.
6 См.: Иванов Д.В. Императив виртуализации: современные теории общественных изменений. СПб., 2002; Buhl A. Die virtuelle Gesellschaft // Ukonomic, Politic and Kultur im Zeicheudes Cyberspace. Opladen, 1997; Kroker A. Data trash. The theory of the virtual class. Montreal, 1994; Paetau M. Virtualisiering des Sozialen. Die Informations-gessellschaft Zuischen Fragmentierung und Globalisierung. Frankfurt am Main, 1997.
7 См.: Иванов Д.В. Указ. соч.
В проведенных А. Бюлем, А. Крокером, М. Вэйнштейном и Д.В. Ивановым исследованиях не удалось зафиксировать новый социальный объект в целом, а также как становящуюся целостность, т.е. как особый тип социального организма. Все, кроме М. Паэтау, рассматривают виртуализацию как процесс создания параллельного социальному миру виртуального общества, в котором действуют свои законы. Эта точка зрения обусловлена тем, что указанные исследователи изначально под обществом понимают систему институтов. Поэтому виртуальная реальность, возникающая в результате процессов виртуализации, рассматривается ими как отчуждение от давления социальных институтов. Так, М. Паэтау опирается на понимание общества, которое предлагает Н. Луман: общество — это система коммуникаций8. Следовательно, по мнению М. Паэтау, современное общество — это система виртуальных коммуникаций. Действительно, в эпоху постмодернизма появляется новая форма коммуникаций — электронная с новым содержанием — виртуальным. Виртуальными коммуникациями пронизаны все сферы общества. Виртуальные коммуникации — это операции трансляции образов, символов. Таким образом, социальные институты (рынок, корпорация, государство, политические партии, университет) не перестают быть социальной реальностью, они обретают черты новой формы — виртуальной. Институциональный строй общества симулируется, а не ликвидируется, так как он, сохраняя атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, в которой удобно создавать и транслировать образы и которая открыта для входа/выхода. Виртуализируясь, общество не исчезает, а переопределяется, изменяется его социальный порядок. Компьютерные технологии, и прежде всего технологии виртуальной реальности, оказались наиболее эффективным инструментом симуляции общества. Теперь императив симуляции ведет к превращению компьютерных технологий в инфраструктуру всякого человеческого действия9.
Наиболее продуктивной, на наш взгляд, могла бы стать интерпретация феноменов социальной виртуализации с позиции поиска нового социального порядка, рассматриваемого как единство определенных (устойчивых) и неопределенных (неустойчивых) процессов и тенденций в формировании новых социальных норм, общностей и институтов. К устойчивым элементам относятся инновации, ведущие к появлению нового социального порядка. Процессы виртуализации можно отнести к инновационным процессам, а виртуализацию — интерпретировать как способ появления нового порядка качественно новой социальной системы.
8 См.: Луман Н. Почему необходима "системная теория"? М., 1992.
9 См.: Иванов Д.В. Указ. соч.
Социальный порядок — это определенная последовательность взаимосвязей, выражающая направленность и содержание взаимодействий людей и являющаяся основой их совместной жизнедеятельности. Взаимодействия представляют собой взаимодействия при помощи посредника10. В зависимости от типа посредника меняется форма социального порядка. Если раньше посредником служили письма, телефон, то сейчас это уже компьютер. Причем компьютер не просто как машина для воспроизведения вычислительных операций, каким он был на начальном этапе своего появления, а компьютер как средство виртуального общения. Необходимо отметить, что виртуальные коммуникации были присущи обществу всегда, однако они не давали таких широких возможностей для общения, как виртуальные коммуникации нового типа, основанные на интернете. Они связывают людей, находящихся на очень большом расстоянии друг от друга, упорядочивают взаимодействия между людьми, сжимая пространство и время. Виртуальные коммуникации, основанные на интернете, повлияли, таким образом, на изменение формы и содержания социальных взаимодействий, на расширение социальных интеракций. Именно это явление имеет в виду М. Кастельс, описывая формирование сетевого общества, основанного на виртуальных коммуникациях, осуществляемых посредством Сети11.
Социальный порядок — это условия существования, при которых формируются и поддерживаются различные образцы социальной организации, представленные совокупностью институтов и способов их воздействия на социальную жизнь. В социальных институтах информационного общества активно появляются виртуальные феномены, которые не ликвидируют старые, а привносят в них новое содержание.
Система символического социального мира порождается новой социальной системой, системой нового способа организации социального порядка. Для ее теоретического отображения необходимо зафиксировать простейшую клетку строения. Таковой, на наш взгляд, выступает виртуальное социальное взаимодействия (система социального действия), т.е. иллюзия воздействия субъекта на субъект. Как появляется эта особая система социального действия?
Устойчивый и нарастающий во всем социуме избыток информации порождает, по мнению Э. Гидденса и С. Лэша, аномию — переизбыток моделей выбора ролевого поведения12. Но аномия
10 См.: СорокинП.А. Система социологии. Т. I. Социальная аналитика: учение о строении простейшего (родового) социального явления. М., 1993.
11 См.: Кастельс М. Указ. соч.
12 Giddens A. The runway world, how globalization is reshaping our lives. L., 2002; Lash S. Critique of information. L., 2002.
растет в условиях контроля со стороны других значимых акторов над ресурсами. Поэтому ориентация на другого как условие целе-достижения лежит в основе и взаимодействия и действия. Информация, организованная как ресурс, т.е. готовая выполнить функцию индивидуального средства целедостижения, позволяет актору ориентироваться не на другого, а на создаваемый им самим нормативный порядок. У З. Баумана этот феномен назван индивидуализированным обществом; С. Лэш фиксирует замену норм на ценности индивидуальные.
В этой связи теорию "индивидуализированного общества" З. Баумана (как его теорию современности) можно интерпретировать как теорию перманентной и нарастающей аномичности, являющейся сущностью этого общества, а данный процесс интерпретировать как спровоцированный нарастающим ростом информационных потоков, обрушивающихся на отдельного актора, что можно назвать "информационным резонансом".
В этом же ключе можно интерпретировать и теорию нарастающей социальной неопределенности С. Лэша, согласно которой происходит замена норм на индивидуальные ценности (как основания интерактивной регуляции), и идею о замене единого общества на социальный мир растущих сообществ, и концепцию "роста рисков" Э. Гидденса.
Этим теоретическим конструктам релевантна следующая модель. Практика актора в условиях "информационного резонанса" обусловлена не социально, а индивидуально как ориентация на его собственные нормы. При этом ресурс — информация — остается социально порождаемым фактором целедостижения и ориентации в социальном пространстве. Поэтому действие актора остается социальным. Но возникает новое информационное качество социального, в том смысле, что появляется новый субстрат социальных связей. Социальный контроль и образование социальных общностей смещаются в пространство виртуального, воображаемого, вторичного и "параллельного" социального мира. Однако информационные ресурсы и условия производства информации продолжают определяться в сфере реальной социальной практики. Поэтому социальная реальность удваивается — она становится одновременно и практической и виртуальной. В этом состоит противоположность и противоречивость измененного социального взаимодействия. Виртуальность меняет не только информацию (ее цели и содержание), но и саму практическую деятельность.
В случае если действие детерминировано преимущественно виртуально, то социальное действие протекает под влиянием взаимообусловленного практического и виртуального действия. Одним из следствий такого "информационного резонанса" является, на
наш взгляд, разрушение "габитуса" как универсального механизма интериоризации (наследования, передачи, восприятия и использования актором социального опыта).
Своеобразным "концептуальным" резонансом этого феномена стал ряд фундаментальных выводов теории "информационального способа развития" М. Кастельса: "Коммуникационная система, которая в противоположность историческому опыту создает реальную виртуальность, — это система, в которой сама реальность полностью схвачена, полностью погружена в виртуальные образы (которые сами становятся опытом)"13.
М. Кастельс следующим образом характеризует связь между информацией и виртуализацией: "СМИ, особенно радио и телевидение, стали аудиовизуальной окружающей средой, с которой мы непрестанно и автоматически взаимодействуем... являясь символической тканью нашей жизни, СМИ воздействуют на сознание и поведение так же, как реальный опыт воздействует на сны, поставляя сырой материал, над которым работает наш мозг <...> мир виртуальных грез... возвращает нашему сознанию власть выбирать, рекомбинировать изображения и звуки, которые мы создали через нашу коллективную практику или индивидуальные пред-почтения"14.
Однако традиционные СМИ не преобразовали однонаправленную логику их вещания и не позволили установить подлинную обратную связь. Это мир однонаправленной коммуникации. Можно утверждать, что в этом случае формируется образ квазипараллельного социального мира, но он именно параллелен реальному. Налицо подражание и столкновение отображенных образов с реальными образцами взаимодействия. Но при этом сохраняется образ наличного "социального целого", который репрезентируют сами СМИ.
Концепция "информационализма" М. Кастельса позволяет уточнить новый характер взаимосвязи между информацией и знанием в информационную "эпоху", порождающую информационную цивилизацию. Возьмем один из его исходных постулатов: происходит не просто накопление знаний, а совершенствование и накопление технологий накопления знания.
Поскольку информация — это знание, которое организовано для передачи, технологизированное и технологизируемое знание, потенциально ориентированное, подготовленное для включения в практику (актуализацию), то информационализированная экономика — это не экономика обмена предметами и энергией (деятельностью), а экономика символического обмена (симуляции), когда
13 Кастельс М. Указ. соч. С. 40.
14 Там же. С. 320, 323.
предметы, энергия и деятельность замещаются символами (символическим миром, "симулякрами"), обмениваются и потребляются не свойства предметов, а все новые и новые фрагменты знания (информация) о предметах — "информация об информации". Субстанцией общества становится информация, а не стоимость (как в индустриальной цивилизации, основанной на капиталистической экономической системе), а субстратом — символический мир как непредметный (в противоположность предметному субстрату "товарного мира вещей" индустриальной цивилизации). Специфика, качественное отличие новой формы социального взаимодействия явно фиксируются. Неслучайно ряд исследователей ищут и находят феномены, с успехом обозначаемые ими новым термином "виртуальность". Однако обозначение еще не есть определение. Во всех приведенных (в том числе у М. Кастельса) определениях или описаниях виртуальных феноменов есть один недостаток: исследователи попадают в логическую ловушку, определяя виртуальность через "символическое", а символическое через "виртуальное", что нисколько не проясняет ни природу, ни специфику виртуальности. Есть и смысловая ловушка: в поиске специфических признаков виртуальности не удалось пойти дальше банальной констатации, что виртуальное действие и реальность — это... символическое действие и реальность. Но ведь социальное взаимодействие всегда имеет символического (знаково-символиче-ского) посредника.
В виртуальной реальности человек наделяет смыслами, знаниями те предметы и явления социального мира, которые не может объяснить. Таким образом, виртуализация социальной жизни людей осуществляется, с одной стороны, посредством символического замещения непознанных сторон реального мира, а с другой — воспроизводством и самовоспроизводством смыслов. Тем самым виртуальное может быть отнесено к сфере идеального.
Поскольку "виртуальное", как и "идеальное", опосредует реальное, то виртуальная реальность, сформировавшись сначала в коллективном сознании, воплощается затем реально, становясь мощным рычагом контролирующего, упорядочивающего воздействия на ход реальной жизнедеятельности людей. Виртуальная реальность, которая проявляется в реальном посредством символов (ритуалов, знаковых систем и пр.), и есть его особое инобытие.
Виртуальное и реальное взаимосвязаны и взаимно проникают друг в друга. Виртуальность "постигает" мир, а реальное его сохраняет (воспроизводит) либо изменяет. Виртуальное содержит в себе новые ценности, образцы поведения и существует изначально независимо от реального, живет по своим законам. Социальный прогресс, возникновение нового социального порядка проходит
7 ВМУ, социология и политология, № 3 97
через мир возможный (виртуальный). Однако прогресс не наступит до тех пор, пока этот мир не будет актуализирован новаторским интеллектом, действием, т.е. пока ценности, образцы поведения не будут включены в реальную жизнь, не будут упорядочивать социальные взаимодействия.
В таком случае виртуальность в обществе можно рассматривать как способность отдельного человека к креативности. Превосходство индивидуальной креативности над групповой — это и есть наступление времени виртуальной социальной реальности.
Феномен виртуальности коренится в несводимости реальностей друг к другу. Для человека та часть социального мира реальна, которая его (человека) включает, с которой он взаимодействует не в воображении (потенциально), а актуально, т.е. испытывая воздействие конкретных людей, направленное именно на него, и сам воздействует на конкретных людей. Весь другой социальный мир дан ему не актуально, а виртуально, т.е. он тоже есть в его сознании, но не включен в конкретные действия. Воображаемые события потенциальны, возможны, но не актуальны — они не есть действия.
Первый аспект применения понятия "виртуальность" к изучению социальных феноменов состоит в следующем. Виртуальность — это феномен, который существует только до тех пор, пока есть взаимодействие между социальными субъектами. Нет взаимодействия — он распадается. Но если виртуальность — это идеальное в социальной реальности, то виртуальное противоречит сути идеального: идеальное не исчезает после прекращения взаимодействия, оно продолжает жить не как действие субъектов, а как мысли, идеи субъектов. При исчезновении виртуальности распадаются нормы взаимодействия. И только этот феномен дает основание для использования особого понятия — "виртуальная социальная реальность".
Второй аспект: виртуальность — это такие образцы действия и взаимодействия, которые либо свободно извлекаются отдельными индивидами из арсенала "неактуальных" (недействующих) образцов, либо вначале конструируются на уровне воображения, а не интеракции, а затем вводятся ими по их воле в интеракцию. Это образцы взаимодействия, в котором один субъект реален, а другой воображаем.
Таким образом, актуальное социальное взаимодействие — это взаимодействие с участием реальных, а не воображаемых акторов. Виртуальное социальное взаимодействие имеет место тогда, когда одна из сторон — реальный субъект, а другая — "образ другого". Основой социальной системы такого типа выступает символический обмен как форма символического социального взаимодействия; формируется специфическая система социального действия — "виртуального социального действия".
Можно предположить, что виртуализация как социальный феномен приводит к трансформации и самой базовой "клетки" исходной, элементарной системы социума — социального взаимодействия. Возникает система актуального и виртуального социального действия.
Виртуальная социальная реальность есть общество спектакля, в котором индивид становится многоликим, происходит размывание его идентичностей и ролей. Театрализация жизни, по мнению Г. Дебора, проявляется в возросшем потреблении символов, их восприятии, интерактивном обмене символами. По мере развития интерактивного информационного пространства и создания все более изощренных технологий манипуляции общественным сознанием спектакль сливается с жизнью, в которой различение мнимого и подлинного, инсценированного и реального, публичного и интимного становится все более сложной задачей. Общественное растворяется в тотальной спектализации социального на своем пути к "незримому обществу". "Представления" действительно становятся все более реальными, приближенными к жизни и включенными в нее15.
В соответствии с концепцией постмодернизма гиперреальность, представленная образами, символами, и есть среда современного человека. Гиперреальность имплозирует, искажает смысл, превращает подлинное бытие в представление, человеческую жизнь — в процесс спектализации. В обществе развитых технологий, особенно электронных массмедиа, дается возможность множественных восприятий, подрывающих у человека веру в объективную реальность. В мире средств массовой информации разрушилась разница между реальностью и фантазией, а на ее место пришла гиперреальность и взаимозависимость знаков. Мы можем видеть перед собой, по мнению Ж. Бодрийяра, модель будущей формы контролируемой социализации: скопление в одном гомогенном пространстве-времени всех разрозненных функций социального тела и жизни, пространство-время целой операциональной симуляции социальной жизни16.
Человек в обществе спектакля, с точки зрения И. Гофмана, всегда есть потенциальный драматург, желающий манипулировать другими и расставлять персонажи по своему усмотрению. И эта потребность "быть кукловодом" куда сильнее способности контролировать собственное поведение. Человек лишается своих человеческих качеств, между людьми отсутствует человеческая связь, присутствует лишь символический обмен, включающий индивидов
15 См.: Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000. С. 109.
16 См.: Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социального. Екатеринбург, 2000. С. 15.
в замкнутый круг какой-то "новой социальности". Социальные отношения в ней развиваются не за счет производства, обмена, потребления, а за счет коммуникации, театрализованной, расширенной все возрастающим множеством моделей поведения17.
В современном обществе происходит процесс фрагментации человека, его дробления, которое порой он не может явить, даже в многообразии ипостасей, свои виртуальные идентичности и роли, не то чтобы реальные. Человек-вещь, человек-фрагмент, человек-желание — ипостаси человека, которые все активнее востребуются коммуникацией, информационно-политическими технологиями, предлагающими носитель вместо сообщения. Человек более не озабочен поисками своей целостности и интегрированного Ego. "Идеалом" становится "дивидуум", человек делимый, многоликий. "Носитель" включает индивидов в интерактивные контакты, общие реакции, но способен снимать интерсубъективное отношение, означенное содержанием информации. Интерактивность порождает новый "потребительский" класс — консюмтариат и новую правящую элиту, способную жить в Сети и активно использовать ее возможности18.
В виртуальной социальной реальности меняются роли индивидов. Личности из пассивных объектов превращаются в активных субъектов, что соответствует признакам виртуального общества. Индивид получает возможность самому формировать свой образный ряд. Компьютерная коммуникация охватывает всю сферу социальной активности и применяется для: 1) выполнения профессиональных задач, 2) переписки с использованием электронной почты, 3) активного участия в политической жизни. Таким образом, информатизация в виртуальном обществе должна трактоваться, по мнению И.В. Соколовой, не только как процесс совершенствования и развития информационных технологий, но и как процесс качественного изменения когнитивных социальных структур. Информатизация сливается с процессами социализации, интеллектуализации, существенно повышающими творческий потенциал личности. Информационные технологии воздействуют на социальные процессы, в том числе на развитие и положение человека в обществе, на изменение социальных структур общества19.
Виртуальная социальная реальность выступает как альтернатива социальной реальности, поскольку в ней отсутствуют жесткие социальные ограничения и человек может чувствовать себя более
17 См.: Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000. C. 202.
18 См.: Мальковская И.А. Многоликий Янус открытого общества: опыт практического осмысления ликов общества в эпоху глобализации. М., 2005. C. 118.
19 См.: Соколова И.В. Основы социальной информатики. М., 1997. C. 17.
свободным. В этой реальности индивид начинает жить одним днем, выбирая рисковые модели поведения, теряется духовная связь между поколениями. В современном обществе индивиду предлагаются в огромном количестве разные, нередко противоречивые ценности, нормы, модели поведения. У людей отсутствуют основополагающие правила поведения, на которые они могли бы ориентироваться, люди не знают, что хорошо, а что плохо. Они постоянно рискуют, выбирая ту или иную модель поведения. Поэтому жить в современную эпоху, по мнению Э. Гидденса, — значит жить в мире случайности и риска. Понятие риска становится центральным в обществе, которое прощается с прошлым, с традиционными способами деятельности и открывается для неизведанного будущего. Однако сегодняшняя повседневная жизнь не стала более рискованной, чем раньше. Просто в условиях современности мыслить в понятиях риска стало более или менее постоянным занятием, отчасти даже незаметным. Современный риск стал более институционализированным. Воздействию институционализированных систем риска подвержен практически каждый, участвует ли он в судебных процессах или берет кредиты в банках. У людей отсутствует уверенность в завтрашнем дне, они живут в неких виртуальных состояниях, стремясь к лучшей жизни, рисуя себе в воображении иллюзорные картины мира20.
Единая культурная связь между поколениями утрачивается, и обществу грозит опасность распасться на группы и атомы, связанные уже не духовным пониманием, а внешней нуждой и необхо-димостью21. Следствием этого, по мнению И.А. Мальковской, станет человеческая фрагментарность, разорванность внутренних идентичностей и ролей, бесконечность продуцируемых желаний и "одноразовых" взаимопотреблений22. Человек, замечает М. Эп-штейн, все менее ассоциирует себя со всем человечеством и все более воспринимает себя как представителя местной культуры или узкой специальности23.
З. Бауман говорит о том, что главной культурной ценностью становится ценность индивидуализма24. Индивидуализация рассматривается как отрицание форм социальности, известных из прошлого, как нечто, выступающее в одно и то же время причиной и следствием фрагментаризации и социальной действительности, и жизни каждого конкретного человека; в новых условиях
20 Giddens A. Op. cit. P. 63.
21 См.: Розин В.М. Указ. соч.
22 См.: Мальковская И.А. Указ. соч. C. 118.
23 См.: Эпштейн М. Информационный взрыв и травма постмодерна // Русский журнал. 1998. Окт. C. 220.
24 См.: Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002. C. 125.
не только масштабные социальные задачи подменяются личными желаниями и стремлениями, но и сами люди все чаще и охотнее отказываются от "долгосрочной" ментальности в пользу "краткосрочной". В индивидуализированном обществе происходит утрата человеком контроля над большинством значимых социальных процессов, стремление человека отказаться от перспективных целей ради получения немедленных результатов. Как следствие — все более явная фрагментированность человеческого существования. Современный человек становится дезориентированным, ограниченным и беспомощным, поскольку в современном мире события, по существу, беспредельны и бесконтрольны, носят квазистихийный, незапланированный, непредвиденный, спонтанный и случайный характер. Индивид все менее способен контролировать собственную судьбу, возрастает неопределенность человеческого бытия. С одной стороны, человек свободен, чего он и добивался инстинктивно, пытаясь преодолеть давление общества, но, с другой стороны, он чувствует неуверенность, боязнь потерять эту свободу: "Уровень жизни, общественное положение, признание полезности и права на собственное достоинство могут исчезнуть все вместе и без предупреждения"25. Стать свободным и уверенным в себе позволяет виртуальный мир, который, по мнению И.А. Маль-ковской, становится альтернативой реальному миру26. Причем в этом альтернативном мире нет ни женского, ни мужского начала, есть третье, внеродовое — "Оно". Нет ни социального, которое "факультативно", ни индивидуального, которое ушло от личности, есть состояние "одноразового потребления" то одного, то другого посредством театрализованной коммуникации. На смену классическим дихотомиям, например образам, олицетворяющим мужское и женское начала, прорывается образ индивидуализированного массового потребителя — некое "Оно", "техно-человек", потерявший свои чувства, свое тело и свое социальное пространство.
Неопределенность рефлексируется в изменении системы ценностей и моделей поведения. Люди, стремясь приспособиться к изменяющимся условиям, начинают сами отрицать стабильность и длительность как важные условия нормального существования. Они начинают жить в виртуальном мире, поскольку для них начинает существовать лишь настоящее, нет прошлого и будущего: "Возникает ощущение разъединенного времени, идущего от неожиданного эпизода к непредвиденному, и угрожающего способности человека составить из отдельных фрагментов целостное повествование"27. Время сжимается и сокращается восприятие
25 Там же.
26 См.: Мальковская И.А. Указ. соч. С. 118.
27 Там же.
бесконечно расширяющегося его потока до ощущения текущего мгновения. Но если так, то разрушается преемственность поколений, снижается значение семейных традиций и ценностей.
Человечество, по мнению М. Эпштейна, находится в состоянии информационной шизофрении, когда грань между реальным и нереальным размывается, когда происходит неадекватное восприятие подлинной реальности, когда возникают виртуальные состояния, образ человека желающего, застрявшего где-то "между капитализмом и шизофренией", сделавшего свой выбор в пользу сексуальности, а не духовности, скитания в клипах и "интегрированных каналах" коммуникации. Человеческое воображение уводится от предназначения и подлинности коммуникации28.
В свое время Э. Тоффлер констатировал, что в современном обществе люди находятся в состоянии футурошока, поскольку сталкиваются с передовыми достижениями современных технологий, формирующих виртуальную реальность. Ускоряющиеся темпы технического и общественного прогресса заставляют индивидов почувствовать себя отрезанными, страдающими от сокрушительного стресса и потери ориентации29. В данной ситуации человек не может адекватно воспринимать окружающий его мир, в его сознании стирается грань между реальным и нереальным. В результате виртуальный мир становится единственной реальностью, в которой живет индивид.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002.
Бордийяр Ж. К критике политической экономии знака. М., 1998.
Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социального. Екатеринбург, 2000.
Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000.
Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000.
Иванов Д.В. Императив виртуализации: современные теории общественных изменений. СПб., 2002.
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / Под науч. ред. О.К. Шкаратона. М., 2000.
Луман Н. Почему необходима "системная теория"? М., 1992.
Мальковская И.А. Многоликий Янус открытого общества: опыт практического осмысления ликов общества в эпоху глобализации. М., 2005.
Розин В.М. Теория культуры. М., 1996.
Соколова И.В. Основы социальной информатики. М., 1997.
Сорокин П.А. Система социологии. Т. I. Социальная аналитика: учение о строении простейшего (родового) социального явления. М., 1993.
28 См.: Эпштейн М. Указ. соч. С. 220.
29 См.: Тоффлер Э. Шок будущего. М., 1970. С. 332.
Тищенко В.И. Виртуальные сообщества (методология и реальность). К постановке проблемы // Социальное мышление и деятельность: слияние новых интеллектуальных технологий. М., 2004.
Тоффлер Э. Шок будущего. М., 1970.
Хайек Ф. Путь к рабству. М., 1992.
Эпштейн М. Информационный взрыв и травма постмодерна // Русский журнал. 1998. Окт.
Buhl A. Die virtuelle Gesellschaft // Ukonomic, Politic and Kultur im Zeicheudes Cyberspace. Opladen, 1997.
Giddens A. The runway world, how globalization is reshaping our lives. L., 2002.
Kroker A. Data trash. The theory of the virtual class. Montreal, 1994.
Lash S. Critique of information. L., 2002.
Paetau M. Virtualisiering des Sozialen. Die Informationsgessellschaft Zuischen Fragmentierung und Globalisierung. Frankfurt am Main, 1997.
