CC BY
555
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2014. № 3 (40). С. 55-63.
УДК 342
ВИДЫ МЕР КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОГО ПРИНУЖДЕНИЯ
KINDS OF CONSTITUTIONAL LEGAL ENFORCEMENT MEASURES И. А. ВОЛОДЬКО (I. A. VOLODKO)
Анализируются существующие классификации мер государственно-правового принуждения в целях выявления оптимального основания классификации мер конституционно-правового принуждения, позволяющего отразить его системность.
Ключевые слова: государственно-правовое принуждение; конституционно-правовое принуждение; меры; основания; классификация; цель.
Different classifications of legal enforcement are analyzed in this article to finding an optimal base for classification of constitutional legal enforcement measures, that can demonstrates its systematic character.
Key words: legal enforcement; constitutional legal enforcement; measures; bases; classification; aim.
В современных исследованиях, посвя-щённых проблеме государственно-правового принуждения, существует ряд точек зрения по вопросу о существовании различных видов мер (форм) государственно-правового принуждения. При этом в новейших исследованиях отдельные классификации государственно-правового принуждения используются применительно к отраслевым видам государственно-правового принуждения [1].
Конституционно-правовое принуждение, как и родовое понятие, также являясь многоплановым и сложным, сочетающим в себе не только правовую сущность, но и социальные и психологические аспекты, характеризуется и различными формами своего проявления. В конечном итоге, содержательная основа различных форм конституционно-правового принуждения заключается в конкретных мерах принуждения.
По мнению И. С. Сурковой, под формой конституционно-правового принуждения следует понимать обособленную группу принудительных мер, имеющих определённую частную цель, фактическое и юридическое основания применения, что обуславливает способ принудительного воздействия, а также характерные для этой группы мер правовые последствия либо их отсутствие [2].
Меры (формы) государственно-правового принуждения по действующему российскому законодательству различны, что и отражается в отдельных основаниях их классификаций, предпринятых в различных отраслях правовой науки.
Существенный вклад в разработку проблемы классификации мер государственно-правового принуждения внесли учёные-адми-нистративисты, в первую очередь Д. Н. Бахрах и Б. В. Россинский. Именно Д. Н. Бахрахом был сформулирован и доказан тезис о том, что принуждению свойственен характер системности, что и позволяет классифицировать его на отдельные группы, а также тезис о неоднородности государственного принуждения, что обусловило наличие различных оснований для классификации.
С. Н. Кожевников, избрав в качестве основания классификации цель применяемых мер, выделил меры предупредительного воздействия, меры пресечения правонарушений, меры защиты субъективных прав и обязанностей, меры юридической ответственности [3]. В. В. Серегина подразделяет государственно-правовое принуждение на отдельные формы по следующим основаниям: 1) предмету правового регулирования; 2) предметному содержанию направленности ограничения;
© Володько И. А., 2014
3) органам (субъектам), применяющим меры принуждения; 4) нормативным основаниям; 5) фактическим основаниям применения мер принуждения; 6) способу обеспечения общественного порядка и правовым последствиям применения мер принуждения [4].
Таким образом, можно сделать вывод, что классификация форм государственно-правового принуждения вполне подготовлена всем ходом развития научных идей и представлений о государственно-правовом принуждении.
Вместе с тем, признавая значимость приведённых оснований для классификации, необходимо уделить особое внимание такому основанию классификации государственно-правового принуждения, которое позволило бы отразить не только его правовую, но и социальную и психологическую сущность, характер воздействия государственно-правового принуждения на общественные отношения.
Представляется, что таким основанием является цель применения мер государственно-правового принуждения, поскольку именно цель, являясь моделью конечного результата применения принуждения, выражающегося в определённом поведении субъекта права, позволяет отразить специфику государственно-правового принуждения в первую очередь как социального регулятора. А поскольку норма права sui generis содержит в себе определённую модель поведения, то классификация форм государственно-правового принуждения по критерию цели неизбежно будет носить помимо социального ещё и правовой характер и, в конечном счёте, будет являться комплексным основанием классификации, как и само классифицируемое явление с его социально-психолого-правовой сущностью и неоднородностью. При этом классификация мер государственно-правового принуждения по целевому критерию позволит использовать метод научного моделирования, в частности исследовать объект (конституционно-правовое принуждение) путём построения и изучения упорядоченного набора предположений о его сложной системе (модели) [5]. Также классификация конституционно-правового принуждения по целевому критерию позволит выявить степень эффективности правового воздействия в рамках определённых правоотношений: сопоста-
вляя цель определённой меры конституционно-правового принуждения с конкретным поведением субъекта права, можно определить эффективность осуществленного правового воздействия и при необходимости скорректировать его.
Основа для научных изысканий в данном направлении была заложена Б. Т. Базы-левым, который в 1968 г. предложил по критерию цели применяемых мер государственно-правового принуждения выделять следующие формы их осуществления: 1) юридическую ответственность; 2) принудительное восстановление нарушенного права; 3) процессуальное обеспечение материальных правоотношений; 4) административное предупреждение правонарушений; 5) административное пресечение правонарушений; 6) охрану правопорядка при чрезвычайных обстоятельствах [6]. В. В. Серегина, обобщая выводы многих учёных, также приходит к выводу, что действующей правовой системе свойственны следующие основные меры го -сударственно-правового принуждения: а) меры пресечения; б) меры превентивные, предупредительные; в) меры правовосстанови-тельные; г) юридическая ответственность.
Иногда цель применения государственно-правового принуждения и соответствующий ей способ обеспечения правопорядка объединяют в одно основание классификации. В частности, по такому основанию классификации Н. В. Макарейко выделяет:
1) предупредительные (превентивные) меры;
2) меры пресечения; 3) меры защиты (право-восстановительные меры) 4) юридическую ответственность [7]. М. А. Латушкин, М. М. Магомедрасулов по целевому критерию выделяют: 1) меры предупреждения; 2) меры пресечения; 3) меры восстановления (защиты); 4) меры ответственности [8]. Е. А. Цыганкова также по целевой направленности подразделяет меры государственно-правового принуждения на предупредительные, пресекательные, правовосстановитель-ные (меры защиты), меры юридической ответственности, обеспечительные меры, понимая под целью последних обеспечение правовых процедур [9]. По нашему мнению, приведённая классификация наиболее полно отражает воздействие государственно-правового принуждения на конституционно-пра-
вовые отношения и является однородной в рамках заданного основания классификации.
Таким образом, вышеизложенные представления позволяют сделать вывод, что классификация государственно-правового принуждения по целевому критерию далека от своего завершения, хотя и получила довольно широкое распространение в науке, создав определённые предмодельные разработки.
Учитывая, что сегодня целый ряд авторов именуют все меры конституционно-правового принуждения мерами (санкциями) конституционно-правовой ответственности [10], необходимо предметно рассмотреть каждую меру конституционно-правового принуждения, выделенную по целевому критерию, с тем чтобы обосновать её прежде всего телеологичекую специфику, несводимость её к мерам (санкциям) конституционно-правовой ответственности и, таким образом, дать ответ на вопрос, поставленный В. О. Лучи-ным: «Почему же всё-таки нельзя отождествлять юридическую ответственность с принуждением?» [11].
Меры конституционно-правового предупреждения. Под предупреждением необходимо понимать извещение, данное заранее о чем-нибудь, предупреждение [12]; приятие мер для отвращения чего-либо [13]. Целью применения данной меры конституционно-правового принуждения является как общая, так и частная превенция. Общее предупреждение заключается в том, что угроза наступления неблагоприятных последствий, адресованная неопределённому кругу субъектов конституционно-правовых отношений, предотвращает наступление конституционных конфликтов и их последующую трансформацию в конституционно-правовые деликты (конституционные правонарушения).
Субъектами, которым данная угроза адресована, являются индивидуальные и коллективные участники конституционно-правовых отношений, сомневающиеся в необходимости соблюдения конституционно-правовых норм. Специальная превенция адресована лицу, которое своими действиями (бездействием) создало возможность наступления неблагоприятных последствий в виде конституционного конфликта, но пока не предвидит в полном объёме наступление неблагоприят-
ных последствий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предусмотреть.
Таким образом, главное назначение данной меры - предупредить возникновение возможных конституционных конфликтов, в принципе нарушения конституционных норм и обеспечить тем самым безопасность личности, общества и государства. Данные меры применяются вне зависимости от наличия вины и не преследую цель наказания (кары). Согласно аксиоме, что болезнь легче предотвратить, чем лечить, меры конституционно-правового предупреждения направлены именно на предотвращение «болезни» - кон -ституционного конфликта.
Выделение данной меры конституционно-правового принуждения основано также на предупредительной функции правовой нормы, в том числе конституционно-правовой, в соответствии с которой путём угрозы применения государственно-правового принуждения «неустойчивые» граждане удерживаются от совершения деяний, способных причинить вред утвердившимся общественным отношениям [14].
Меры конституционно-правового пресечения. Под пресечением при грамматическом толковании необходимо понимать прекращение чего-нибудь сразу, остановку резким вмешательством [15]. Данные меры имеют целью прекращение противоправного поведения [16].
Если меры конституционно-правового предупреждения не достигли своей цели и конституционный конфликт возник, но, вместе с тем, ещё не наступили его материальные последствия (политический кризис, нарушение прав и свобод человека и гражданина и т. д.), необходимы адекватные меры для своевременного пресечения противоправного поведения с тем, чтобы минимизировать неблагоприятные последствия. Данные меры отличаются от конституционно-правовой ответственности тем, что они лишь создают условия для привлечения впоследствии лица к конституционно-правовой ответственности, что, однако, не является их самоцелью; их цель - на конкретном этапе развертывания конституционного конфликта пресечь его и тем самым предотвратить тяжкие для человека, общества и государства последствия и
лишь потом решить вопрос о применении мер конституционно-правовой ответственности.
Меры конституционно-правового восстановления (защиты) нацелены на охрану, обеспечение субъективных прав физических и юридических лиц тогда, когда они сами не способны в силу определённых причин осуществлять свои права [17]. При грамматическом толковании под восстановлением необходимо понимать приведение в прежнее состояние [18].
С. С. Алексеев рассматривает защиту права в целом как государственно-принудительную деятельность, направленную на осуществление «восстановительных» задач -на восстановление нарушенного права, обеспечение юридической обязанности [19]. Именно поэтому различные авторы не проводят дифференциации между мерами защиты и мерами восстановления нарушенного права. С. Н. Кожевников также считает, что меры защиты в основном преследуют право-восстановительные цели и не связаны с виновностью или невиновностью нарушителя. В. Н. Протасов дополнительно отмечает, что отсутствие вины - характерный признак оснований применения мер защиты [20]. Интересна точка зрения О. Э. Лейста, который видит отличие мер защиты от юридической ответственности в том, что первые применяются за правонарушения, обладающие зачастую минимальной степенью общественной опасности, или деяния, представляющие собой правовую аномалию, незначительные отклонения от нормального правопорядка, не приобретающие характер правонарушений [21].
На основании вышеизложенного можно утверждать, что меры конституционно-правового восстановления (защиты) подчинены цели восстановления нормального состояния конституционно-правовых отношений путём принуждения их субъектов к надлежащему исполнению возложенных на них юридических обязанностей, тем самым обеспечивая стабильность конституционного правопорядка.
Таким образом, каких-либо иных неблагоприятных последствий, кроме принуждения к исполнению своих обязанностей, данные субъекты не претерпевают, что не позволяет сводить меры конституционно-правового восстановления (защиты) к конституционно-правовой ответственности.
Конституционно-правовая ответственность. Важнейшей и в то же время сложнейшей формой конституционно-правового принуждения является юридическая ответственность за нарушение норм конституционного права. Несмотря на большое количество исследований данного явления, плюрализм авторских дефиниций, конституционно-правовая ответственность всё ещё остается terra incognita российского конституционного права, несмотря на то, что сам факт существования конституционно-правовой ответственности уже не оспаривается и может считаться установленным [22].
А. А. Кондрашев характеризует консти-туционно-правовую ответственность как правовое явление, имеющее две стороны: негативную в качестве ответственности за правонарушение и позитивную, или политическую, как последствие правомерного, но ошибочного поведения в рамках принципа разделения властей или просто как принуждение, реализуемое властным субъектом в отношении подвластного в целях эффективной реализации властных полномочий [23]. М. П. Авдеенкова и Ю. А. Дмитриев определяют конституционно-правовую ответственность как установленный нормами конституционного права особый вид юридической ответственности, представляющий собой ответственность за ненадлежащее осуществление публичной власти должностными лицами и органами публичной власти [24]. По нашему мнению, данная позиция даёт наиболее точное представление о конституционно-правовой ответственности как о виде юридической ответственности. Несмотря на то, что иные определения конституционно-правовой ответственности также имеют право на существование, указание на политический и моральный (так называемая позитивная юридическая ответственность) аспекты конституционно-правовой ответственности ничего не даёт для уяснения природы и социального назначения последней, а только привносит неопределённость в вопрос об основаниях её наступления, равно как и смешивает юридическую ответственность с иными видами социальной ответственности. В силу вышеизложенного необходимо поддержать и другой значимый тезис, выдвинутый М. П. Авдеен-ковой и Ю. А. Дмитриевым, о том, что кон-
ституционно-правовая ответственность, несомненно, обладает всеми признаками, присущими иным видам юридической ответственности, опирается на общие принципы юридической ответственности и является мерой государственно-правового принуждения [25].
В силу сформулированного критерия классификации в дальнейшем необходимо установить особую цель конституционно-правовой ответственности по отношению к другим мерам конституционно-правового принуждения.
По мнению Р. Л. Хачатурова и Д. А. Ли-пинского, конституционная ответственность выполняет регулятивную, превентивную, карательную, восстановительную и воспитательную функции [26]. М. П. Авдеенкова и Ю. А. Дмитриев отмечают, что конституци -онно-правовая ответственность - это не только кара за нарушение конституционно-правовых норм, в данном случае имеет место и правовосстановительная функция [27].
Несомненно, что конституционно-правовая ответственность преследует цель превенции, как общей так и специальной, однако в меньшей степени, нежели меры конституционно-правового предупреждения. При этом цель восстановления нарушенного общественного порядка также присуща конституционно-правовой ответственности. Вместе с тем указанные цели не являются генеральными, сущностными для конституционно-правовой ответственности, в отличие от такой цели, как кара.
При этом под карой необходимо понимать осуждение, отрицательную оценку совершённого деяния, выражающуюся в несении каких-либо лишений конституционно-правового статуса лицом, совершившим опасное для общества деяние. Общераспространенно утверждение, что всякая кара состоит в наложении на правонарушителя страданий и лишений [28]. В этой связи кон -ституционно-правовая ответственность не является исключением, поскольку её санкции содержат наибольший потенциал принуждения по сравнению с иными мерами конституционно-правового принуждения. В частности, никакая другая из исследованных нами мер конституционно-правового принуждения не имеют своей целью кару правонарушите-
ля. При грамматическом толковании под карой также понимается наказание, возмездие [29].
Таким образом, как справедливо отмечает В. В. Серегина, особенностью, присущей только юридической ответственности, в данном случае конституционной, является государственное и общественное осуждение и порицание личности и деяния виновного. Иные формы государственно-правового принуждения не сопровождаются таким порицанием и осуждением [30].
Представляется спорным утверждение, что целью конституционно-правовой ответственности является воспитание правонарушителя. Ранее нами было отмечено, что конституционно-правовому принуждению как виду государственно-правового принуждения свойственен особый характер принудительных мер, а именно: изъятие, ограничение, а иногда и прекращение конституционно-правового статуса. Таким образом, конституционно-правовому принуждению в меньшей степени свойственен характер личного воздействия, по сравнению, например, с административно-правовым и уголовно-правовым принуждением. Например, такая мера уголовно-правового принуждения, как уголовное наказание, имеет своей целью исправление осуждённого, что предусмотрено ч. 2 ст. 43 Уголовного кодекса Российской Федерации, поскольку содержит строго личное принуждение, обращённое к личности правонарушителя, его правам и свободам (лишение свободы, ограничение свободы, принуждение к труду и т. д.).
В качестве примера можно отметить, что довольно сложно «перевоспитать» законодательный (представительный) орган государственной власти субъекта Российской Федерации, распущенный в связи с принятием им нормативного правового акта, противоречащего федеральным законам, изданным по предметам ведения Российской Федерации и предметам совместного ведения, в случае если в течение шести месяцев со дня вступления в силу судебного решения, установившего такое несоответствие, данная коллизия не будет устранена. Поскольку допущенный законодательным (представительным) органом государственной власти субъекта Российской Федерации конституционно-право-
вой деликт не может свидетельствовать о наличии у депутатов неких асоциальных установок, требующих устранения в ходе воспитания, в данном случае в принципе невозможно говорить о перевоспитании применительно к коллективным субъектам конституционно-правовых отношений.
В то же время отрешение высшего должностного лица субъекта Российской Федерации от занимаемой должности Президентом Российской Федерации в связи с утратой доверия Президента Российской Федерации за ненадлежащее исполнение своих обязанностей, также не носит воспитательного характера, поскольку в данном случае лицо, замещающее должность высшего должностного лица субъекта Российской Федерации, не является социально опасным, а лишь не имеет определённых управленческих и конъюнктурных навыков, необходимых для получения доверия Президента Российской Федерации и надлежащего, с точки зрения федеральной власти, исполнения своих должностных обязанностей. Вместе с тем отсутствие данных навыков не является дефектом воспитания, в связи с чем и не может быть восполнено путём применения мер воспитательного характера.
Учитывая также тот факт, что субъекты конституционно-правовых отношения должны обладать полной дееспособностью, т. е. достигнуть возраста 18 лет, а, как гласит народная мудрость, воспитание ребёнка подобно резьбе по камню, в то время как воспитание взрослого - рисованию по песку, воспитание в качестве цели конституционно-правовой ответственности в принципе не может быть реализовано.
Обобщая вышеизложенное, необходимо отметить, что меры конституционно-правового предупреждения, пресечения, восстановления (защиты) не могут быть сведены к мерам конституционно-правовой ответственности по двум главным причинам. Во-первых, по цели их применения: несмотря на то, что конституционно-правовой ответственности свойственны в определённой степени цели вышеперечисленных мер конституционно-правового принуждения, тем не менее «специализация» конституционно-правовой ответственности - именно кара, не свойственная никакой другой мере конституционно-
правового принуждения цель. Именно поэтому нельзя согласиться с утверждением Н. М. Колосовой о том, что каждая мера конституционной ответственности (предупреждения, взыскания и пресечения) направлена и на пресечение неблагоприятных последствий, и на наказание правонарушителей, и на восстановление нарушенных отношений [31]. И во-вторых, конституционно-правовую ответственность отличает особое основание её наступления (conditio sine qua non) - конституционно-правовой деликт (конституционное правонарушение), без которого наступление конституционно-правовой ответственности невозможно, в отличие от применения иных мер конституционно-правового принуждения. В частности, как отметила В. В. Серегина, особенность юридической ответственности в отличие от иных форм государственно-правового принуждения состоит в специфике оснований её применения: фактическим основанием её применения является только состав правонарушения, предусматривающий указанный вид санкции [32].
Меры конституционно-правового обеспечения. Данный вид мер конституционно-правового принуждения выделяется немногими исследователями, в связи с чем представляется необходимым обосновать его самостоятельность в системе конституционно-правового принуждения. Выделяя обеспечительные меры в качестве самостоятельных, Е. А. Цыганкова отмечает, что данные меры государственно-правового принуждения имеют своей целью обеспечить правовые процедуры, в рамках которых происходит рассмотрение дела, вынесение по нему решения, а также исполнение вынесенного решения [33]. По мнению И. П. Жаренова, особый интерес при целевой классификации го -сударственно-правового принуждения вызывают меры процессуального обеспечения, главная особенность которых состоит в том, что они не устанавливаются и применяются в целях принятия окончательного решения по делу, а преследуют промежуточные цели, носят вспомогательный характер и сопряжены с обязательной процедурностью [34]. Справедливое выделение указанными авторами данной меры конституционно-правового принуждения связано прежде всего с тем, что конституционно-правовое принуждение реа-
лизуется, по нашему мнению, в форме правоприменения.
В настоящее время не существует единого мнения по вопросу о том, как связаны между собой правоприменение и государственно-правовое принуждение. Именно поэтому проблема принуждения в правоприменении сегодня занимает одно из центральных мест в общей теории права и является наименее разработанной.
Современные исследователи, основываясь на позициях, сформулированных С. С. Алексеевым и И. Я. Дюрягиным [35], традиционно рассматривают реализацию права в четырех её основных формах: соблюдение, исполнение, использование и применение [36]. При этом критериями для такого определения чаще всего служат характер и направленность правореализующего поведения.
Вместе с тем многие правоведы, исследуя правоприменение как особую форму реализации права и изучая принуждение в качестве одного из способов воздействия на волю и поведение участников общественных отношений, в том или ином контексте затрагивали отдельные вопросы, касающиеся соотношения принуждения и правоприменения. Так, например, В. В. Серегина отмечает, что с точки зрения внешне выраженных форм принуждение как социально-правовое явление приобретает характер правоприменительного процесса, конкретной правовой деятельности по применению принудительных мер в строгом соответствии с процедурно-процессуальными нормами [37]. С. С. Алексеев отмечал, что применение права является единственным каналом, через который фактически осуществляется государственное принуждение в правовом регулировании [38].
Вместе с тем для конституционного права совершенно справедливы установленные общей теорией права четыре случая объективно необходимого правоприменения. В частности, правоприменение как форма реализации права необходимо в случае возникновения потребности в государственно-правовом принуждении, которое требуется при ненадлежащем исполнении субъектом правоотношений возложенной на него юридической обязанности, а также при обнаружении правонарушения и невозможности са-
мостоятельного разрешения спора, необходимости определения соответствующей меры взыскания при участии специальных органов, наделенных властными полномочиями разрешать конфликтные ситуации между сторонами правоотношений и принимать по ним конкретно-определённые правовые акты [39].
Таким образом, именно данный случай правоприменения позволяет установить существующую связь между правоприменением и конституционно-правовым принуждением, которая заключается в том, что если конституционно-правовые отношения требуют применения мер конституционно-правового принуждения, то нормы права, закрепляющие данные меры принуждения, реализуются в форме правоприменения.
Таким образом, все виды мер конституционно-правового принуждения применяются в особых процессуальных формах. При этом гарантиями соблюдения данных процессуальных форм и выступают соответствующие меры конституционно-правового обеспечения.
Обобщая вышеизложенное, отметим, что меры конституционно-правового обеспечения оказывают властное воздействие на действия инстанций конституционно-правового принуждения, обеспечивая строгое соблюдение ими процессуальной формы при применении мер конституционно-правового принуждения (предупреждения, пресечения, восстановления (защиты) и конституционно-правовой ответственности). Данные меры служат средством обеспечения актов применения конституционного права и самого правоприменительного процесса в целом, поскольку соблюдение правоприменительной процедуры (процессуальной формы) является одной из важнейших гарантий законности применения мер конституционно-правового принуждения вне зависимости от конкретной применяемой меры. Данное обстоятельство и обусловило необходимость выделения мер конституционно-правового обеспечения, поскольку от их применения зависит законность применения иных мер конституционно-правового принуждения, а также их самостоятельность в системе мер конституционно-правового принуждения, поскольку никакая иная мера не достигает целей мер конституционно-правового обеспечения.
На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что конституционно-правовое принуждение, являясь сложным и многоплановым явлением, тем не менее, обладает свойством системности, что позволяет классифицировать его по целевому критерию, не позволяющему сводить меры конституционно-правового принуждения только к конституционно-правовой ответственности.
1. См., напр.: РазгильдиеваМ. Б. Теория финансово-правового принуждения и сферы его применения : дис. ... д-ра юрид. наук. - Саратов, 2011. - С. 367.
2. Суркова И. С. Конституционно-правовое принуждение, применяемое к органам государственной власти субъектов Российской Федерации в системе федеративных отношений : дис. ... канд. юрид. наук. - Омск, 2008. -С. 26.
3. Кожевников С. Н. Меры защиты в советском праве : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. -Свердловск, 1968. - С. 9.
4. Серегина В. В. Государственное принуждение по советскому праву. - Воронеж : Изд-во Во-ронежск. ун-та, 1991. - С. 74.
5. Максуров А. А. Идеальные модели эффективности юридических процессов (на примере координационной юридической практики) // Законодательство и экономика. - 2010. - № 3.
- С. 17.
6. Базылев Б. Т. Государственное принуждение и правовые формы его осуществления в советском обществе : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Киев, 1968. - С. 16.
7. Макарейко Н. В. Государственное принуждение как средство обеспечения общественного порядка : дис. ... канд. юрид. наук. - Н. Новгород, 1996. - С. 125-145.
8. Латушкин М. А. Обеспечение законности применения мер государственно-правового принуждения (теоретико-правовой анализ) : дис. ... канд. юрид. наук. - Волгоград, 2010. -С. 72 ; Магомедрасулов М. М. Особенности принуждения в правовом государстве : дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2010. - С. 85.
9. Цыганкова Е. А. Принуждение как метод осуществления государственной власти : дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2010. - С. 133-134.
10. См., напр.: Виноградов А. В. Конституционная ответственность: вопросы теории и правовое регулирование. - М., 2000.
11. Лучин В. О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации. - М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2002. - С. 273.
12. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. - М. : Азбуковник, 1999.
- С. 582.
13. Юридический словарь / под ред. А. Н. Азрилияна. - М. : Институт новой экономики, 2007. - С. 729.
14. Филимонов В. Д. Норма права и её функции // Государство и право. - 2007. - № 9. - С. 10.
15. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Указ. соч. -С. 584.
16. Кокотов А. Н. Конституционно-правовое принуждение // Российский юридический журнал. - 2003. - № 1.
17. Там же.
18. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Указ. соч. -С. 99 ; Юридический словарь / под ред. А. Н. Азрилияна. - С. 74.
19. Алексеев С. С. Общая теория права. - Т. 1. -М., 1981. - С. 280.
20. Цит. по: Левков А. А. Меры защиты в российском праве : дис. ... канд. юрид. наук. - Самара, 2002. - С. 24.
21. Цит. по: Там же. - С. 25.
22. Хачатуров Р. Л., Липинский Д. А. Общая теория юридической ответственности : монография. - СПб. : Юридический центр Пресс, 2007. - С. 652.
23. Кондрашев А. А. Теория конституционно-правовой ответственности в Российской Федерации. - М. : Изд-во московского университета, 2011. - С. 466.
24. Авдеенкова М. П., Дмитриев Ю. А. Конституционное право в Российской Федерации : курс лекций : в 9 т. - Т. 1 : Основы теории конституционного права. - М. : Весь Мир, 2005. - С. 285.
25. Там же. - С. 286.
26. Хачатуров Р. Л., Липинский Д. А. Указ. соч. -С. 656.
27. Авдеенкова М. П., Дмитриев Ю. А. Указ. соч.
- С. 324.
28. Сорокин П. А . Преступление и кара, подвиг и награда : социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали.
- М. : Астрель, 2006. - С. 169.
29. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Указ. соч. -С. 265.
30. Серегина В. В. Указ. соч. - С. 107.
31. Колосова Н. М. Конституционная ответственность в Российской Федерации. - М., 2000. -С. 113-118.
32. Серегина В. В. Указ. соч. - С. 106.
33. Цыганкова Е. А. Указ. соч. - С. 134.
34. Жаренов И. П. Государственное принуждение в условиях демократизации общества : дис. . канд. юрид. наук. - М., 2006. - С. 87.
35. См.: Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в советском государстве. - М. : Юрид. лит., 1966. - С. 93-94 ; Дюрягин И. Я. Применение норм советского права. - Свердловск : Изд-во Свердловск. юрид. ин-та, 1973.
- С. 8, 10, 19.
36. См., напр.: Синюков В. Н., Григорьев Ф. А. Правовая система: Вопросы правореализа-ции : учебное пособие. - Саратов : СВШ МВД РФ, 1995. - С. 109-113 ; Налоговое право России : учебник для вузов / отв. ред. д-р юрид. наук, проф. Ю. А. Крохина. - М. : НОРМА, 2003. - С. 220.
37. Серегина В. В. Указ. соч. - С. 36.
38. Алексеев С. С. Проблемы теории права : курс лекций : в 2 т. - Т. 2. - Свердловск, 1973. -С. 208.
39. См.: Кожевников С. Н. Реализация права и законность в российском обществе. - Н. Новгород, 2000. - С. 17 ; Черданцев А. Ф. Теория государства и права. - М., 2001. - С. 247 ; Теория государства и права : курс лекций / под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. - М., 1999. - С. 416 и др.
