Научная статья на тему '«Веня, зачем нам поезд?»: диалог текстов: песня Вени Д’ркина «Бубука» и поэма Вен. Ерофеева «Москва-Петушки»'

«Веня, зачем нам поезд?»: диалог текстов: песня Вени Д’ркина «Бубука» и поэма Вен. Ерофеева «Москва-Петушки» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
4880
303
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему ««Веня, зачем нам поезд?»: диалог текстов: песня Вени Д’ркина «Бубука» и поэма Вен. Ерофеева «Москва-Петушки»»

Теперь только черный чердак Черней чем черная ночь,

Которая там,

Где совы да сыч.

Итак, даже при беглом рассмотрении становится понятно, что наследие Д'ркина - это благодатный материал для филологического анализа. Тем удивительнее отметить, что творчество певца пока еще не стало предметом серьезного исследования, более того, даже в числе рок-поэтов («поющих» поэтов) Д'ркин практически не фигурирует, его имя не упоминается и в диссертациях по року (согласно имеющимся у нас сведениям, по крайней мере). И, конечно, речи не идет о том, чтобы услышать его песни в эфире крупных радиостанций или тем более по телевизору.

За два года до трагического августа 1999 г. Д'ркин написал такие строки:

Если Кривая поводит боками,

И если уже не приносят обеды,

Если врачи разводят руками,

Значит, сегодня придет День победы.

Врачи Института Гематологии РАМН действительно разводили руками, когда выписывали Александра Литвинова, как сказано на сайте неформального фонда Д'ркина, «без надежды на продолжение». Не стало поэта 10 днями позже - 21 августа 1999 г. Ему было всего 29 лет.

1. При написании биографии мы ориентировались на данные, помещенные на сайте Фонда Вени Дркина http://drdom.ru/dr

2. В разных источниках названия песен могут меняться, поэтому здесь и далее в скобках рядом с основным названием мы даем все возможные варианты.

3. При цитации мы ориентировались на фонограммы Вени Дркина, если это было необходимо, тексты сверялись со списком, представленным на сайте: http://drdom.ru.

© В.А. Гавриков, 2008

А.П. Сидорова (Санкт-Петербург), А.Б. Якимов (Тверь)

«ВЕНЯ, ЗАЧЕМ НАМ ПОЕЗД?»: ДИАЛОГ ТЕКСТОВ (песня Вени Д’ркина «Бубука» и поэма Вен. Ерофеева «Москва-Петушки»)

Исследователями творчества Венедикта Ерофеева неоднократно отмечалась связь его поэмы «Москва-Петушки» с предшествующей и последующей литературной и культурной традицией, в частности, её влияние на творчество авторов, принадлежащих к субкультуре1. Один из представителей русского рока Александр Литвинов взял себе псевдоним Веня Д’ркин, что в сознании слушателя и читателя, знакомого с творчеством Вен. Ерофеева, не может не вызывать определённого рода ассоциаций. Псевдоним исполнителя оказывается связанным не только с именем писателя, но и с именем героя ерофеевской поэмы - Веней. При этом сам Александр Литвинов не связывает возникновение своего псевдонима с текстом Вен. Ерофеева:

- А как ты стал Д’ркиным?

- Здесь надо рассказать предысторию - на Оскольском фестивале (1994 г.) некто Саша Литвинов, испугавшись злобной тёти, долго и очень грозно выспрашивавшей его фамилию для документов, сказал некий такой пароль из старой местной шутки: «Как зовут? Веня Д’ркин. Откуда? Из Максютовки». И случайно стал лауреатом этого фестиваля, впоследствии

бегущей строкой по экрану прошло: «Веня Д’ркин (Максютовка)». Так

2

появился этот псевдоним .

Между тем в творчестве Вени Д’ркина встречается ряд отсылок к поэме Ерофеева, одним из ярких примеров является текст песни «Бубука». Присутствующие в нём обращения («Веня, зачем нам поезд...», «...кончай её, Веня!», «Веня, не притворяйся что живой, не наше дело.»3) по структуре схожи с обращениями к герою в поэме Вен. Ерофеева («Зачем ты все допил, Веня?», «Ну, ладно, ладно, Веня, успокойся.», «Да зачем тебе время, Веничка?»4) Хотя наиболее частотным обращением в поэме является «Веничка», все варианты номинации героя, в сущности, являются формами одного имени, и в сознании читателя резкого разграничения между ними не происходит. Таким образом, и особенность композиционного строя «Бубуки», и псевдоним автора являются достаточным поводом соотнести тексты поэмы и песни Вени Д’ркина. Также в тексте песни встречаются слова «электричка», «поезд», «проводница», «водка», «налей», которые в указанном аспекте восприятия можно считать отсылками к поэме.

Первые строчки песни: «В цветочном королевстве в переходе в подземелье» свидетельствуют о перенесении действия в некое фантастическое, сказочное пространство, что вполне соотносимо с образом Вени Д’ркина, который позиционировал себя в первую очередь как сказочника, или о специфическом восприятии пространства героем, связанным с изменённым состоянием его сознания (наркотическим или алкогольным опьянением). Возникающее здесь «цветочное королевство» может быть связано с традицией продажи цветов, продуктов и прочих «предметов первой необходимости» в подземных переходах, что характерно для больших городов. В таком случае вполне естественно, что следующие строки песни ассоциируются с ситуацией купли-продажи: «За тридцать тараканов у торговки амаратор». В таком аспекте числительное тридцать синтагматически требует упоминания о серебренниках, отсылая к библейской ситуации предательства Иисуса. По мнению Г.С. Прохорова, эта ситуация имеет место и в поэме5. В тексте поэмы упоминается и само числительное, правда, в другом контексте, но также в связи с библейским текстом: «В Петушках, напр., тридцать посудин меняют на полную бутылку зверобоя» (С. 96). Пустые бутылки являются своего рода денежным эквивалентом, как и тараканы в песне. Сочетание числительного «тридцать» в одном случае со словом «тараканов», в другом - со словом «посудин» снижает библейскую семантику.

Слово «амаратор», по всей вероятности, является окказионализмом. Возможно, оно происходит от итальянского атоге (любовь, любимый), и является неким средством, способствующим «амурным отношениям» или провоцирующим изменение состояния сознания.

Следуя дальше по тексту «Бубуки», можно заключить, что переход ведёт к железной дороге: «На остановке бричка - рельсы в небо, / А роги в землю. / Гони, ямщик, в табор». Учитывая то, что некоторые исследователи отмечают связь поэмы Вен. Ерофеева с поэмой(!) Н.В. Гоголя «Мертвые души», возникновение брички и ямщика в тексте неслучайно: «Венедикт Ерофеев, безусловно, принадлежит пресловутой “линии Гоголя” в русской литературе. Прямо ли, косвенно ли, но об этом свидетельствует и авторское определение жанра “Москвы-Петушков” - поэма. (Хоть вместо птицы-тройки - но не брички! - птичка-электричка.)»6

Показательно, что именно в связи с мотивом железной дороги впервые в тексте песни проявляется диалоговая структура - возникает обращение: «Веня, зачем нам поезд.». Подобные обращения присутствуют и в тексте поэмы - Веничка постоянно обращается к себе, к ангелам, к Богу и др., поэтому можно говорить о сходстве в построении текстов песни и поэмы. Можно допустить наличие в «Бубуке» некоего то ли повествователя, то ли лирического героя, который ведёт диалог с героем Ерофеева, пытаясь повлиять на развитие событий. Вместе с тем, учитывая тот факт, что имена героев обоих текстов совпадают с именами биографических авторов, в качестве адресата этих обращений можно рассматривать не только героя поэмы Веничку, но и также писателя Венедикта Ерофеева и поэта Вениамина Д’ркина.

Известно также, что существует ранняя редакция «Бубуки» («Бубука & Мальчик»7), текст которой довольно сильно отличается от окончательного и наиболее распространенного варианта. В первой редакции расхождение текстов начинается как раз с момента первого обращения - вместо «Веня» звучит «Сэмэн» (с подчеркнутым «э»), как и далее - «кончай её, Сеня».

В таком варианте песня отсылает нас к раннему творчеству Александра Розенбаума, где некий Сэмэн (причём именно с таким произношением!) является центральным персонажем своеобразного «одесского» цикла, написанного, по словам самого Розенбаума, по мотивам «Одесских рассказов» И. Бабеля. К моменту появления первой редакции «Бубуки» (1991 г.) псевдонима «Веня Д’ркин» ещё не было (он, как уже упоминалось, появился в 1994 г., на фестивале «Оскольская лира»).

Текст «Бубуки & Мальчика» соотносим, как минимум, с двумя песнями Розенбаума: «Гоп-стоп» и «Путешествие из Одессы в Петроград».

В Вениной «Бубуке» есть практически прямая цитата из «Гоп-стопа»: «Кончай ее Сэмэн» - «Кончай ее, Сеня / Веня» (как и в песне Д’ркина «Отходняк»: «Ну-ка, позовите Херца, / Он прочтет ей модный, / Очень популярный / В нашей синагоге отходняк»8 - «Теперь слушай девка самый модный в синагоге отходняк»).

Ситуация, разворачивающаяся в песне «Путешествие из Одессы в Петроград» напоминает сюжет как «Бубуки», так и «Москвы-Петушков», начиная от присутствующего во всех трех текстах мотива дороги (группа урок едет из Одессы в Петроград мстить за убийство Мишки) и заканчивая предметным окружением героев («А в поезде мелькали две колоды и нож, / Шмат сала, водка, голое колено», «И дрогнули со страха райсобесы», «Начальник посетил шикарный наш вагон, / Просил, чудак, навязчиво билеты» и др.).

В «Путешествии.» герои, как и в «Бубуке», жёстко обошлись с проводником: «Пришлось ему в раздельный предложить выйти вон, / Слегка качнув у носа пистолетом». После этого Сэмэн «в тамбур покурить устало вышел» и обнаружил, что «там женщина стояла двадцати пяти лет / и слабо отбивалась от кого-то». Герой разобрался с обидчиком: «Советую на задний ход врубить телеграф, / Чтоб не было эксцессов между нами».

Примечательна также концовка песни: «И над столами в морге свет включили».

В контексте такого сопоставления и после фразы «кончай её, Сеня» следующие строчки «Бубуки & мальчика» («Комната с пяти углов, в доверительном холоде / А ну-ка быстрей. / Поговорим о том, как трудно / искать белых котов / в белой комнате, / Тем более когда они в ней») могут восприниматься как описание «разборки».

В связи с тем, что Сэмэн одессит, актуализируется именно такое значение выражения «искать пятый угол»: «Если вам в Одессе по какой-либо причине предложат свою помощь в поисках пятого угла, не соглашайтесь. В противном случае будете летать с помощью чужих рук и ног по всем

9

стенам помещения, в котором пятый угол все равно вряд ли отыщется» .

При условии такого сходства песен становится понятно, почему «осуждённость» героев выражена в тюремной лексике: «досрочно одиноким», «условно осуждённым за условно преступленье».

Параллель Д’ркинской «Бубуки» с «Путешествием.» Розенбаума достаточно очевидна, на фоне чего замена имени главного героя, произошедшая, видимо, после появления псевдонима автора, становится еще более знаменательной. Взаимозаменяемость имён (Сеня-Веня) позволяет с равной вероятностью проводить параллель как с ерофеевским, так и с ро-зенбаумовским текстами.

Причём в окончательную редакцию «Бубуки» добавляется несколько деталей, усиливающих её родство с «Путешествием.», но не зная первоначального варианта, это обнаружить довольно сложно, в первую очередь, из-за того, что имя главного героя во второй редакции «Бубуки» отсылает к «Москве-Петушкам». Это появление огнестрельного оружия («три патрона в замдекана»), карточная игра (трынька, по данным «Словаря воровского жаргона»10, «игральная карта, наиболее часто употребляемая шулерами», а также «карточная игра, украинская версия буры»11).

Рассматривая обе редакции «Бубуки» и содержание поэмы, можно отметить связь между ерофеевским ревизором Семёнычем и лирическими героями песни.

Обращение лирического героя песни напоминает ситуацию общения ерофеевского Венички с контролёром («Ведь, как всегда, опять у проводницы / не будет водки, / кончай её, Веня.»), однако функции действующих лиц распределяются иначе: «Прошло уже три года, как я впервые столкнулся с Семёнычем. Тогда он только заступил на должность. Он подошёл ко мне и спросил: “Москва-Петушки? Сто двадцать пять”. И когда я не понял в чём дело, он объяснил мне в чём дело. И когда я сказал, что у меня с собой ни грамма нет, он мне сказал на это: “Так что же? бить тебе морду, если у тебя с собой ни грамма нет?”» (С. 117).

Проводница, у которой не оказывается водки, в сознании читателя может ассоциироваться с образом официантки, которая не дала Веничке хересу в ресторане Курского вокзала, и, одновременно, в силу своей профессии, с контролёром Семёнычем, только ситуация здесь оказывается обратной - предполагается, что проводница, в отличие от Семёныча, должна «раздавать», а не «получать» водку. И если герой поэмы не находит сил противиться реальной действительности, то в «Бубуке» Веня способен изменить ситуацию, прикончив неугодную проводницу (равно как и урки в песне Розенбаума «договариваются» с чудаком-начальником).

В некотором смысле, ситуация с официанткой переносится в ерофеев-ский поезд: «Ну... я подожду... когда будет ... - Жди-жди... Дождёшься!.. Будет тебе сейчас херес! И опять меня оставили. Я вслед этой женщине посмотрел с отвращением. В особенности на белые чулки безо всякого шва: шов бы меня смирил, может быть, разгрузил бы душу и совесть... » (С. 29-30), из-за чего и возможна параллель с Семёнычем. По причине сходства ситуаций и функций действующих лиц возникают ассоциативные связи между текстами песен и поэмы. Включается в эту ассоциативную цепочку и текст розенбаумовского «Путешествия.», где реализован как бы «третий вариант» ситуации с подобными действующими лицами: «начальник» (контролер) «усмирён», девушка в тамбуре - спасена. Впрочем, это спасение «уравновешивается» практически прямой цитатой из «Г оп-стопа» Розенбаума: «Кончай её, Веня / Сэмэн».

Интересно и определение (самоопределение?) героев песни: «.досрочно одиноким, / условно осужденным за условно преступленье». Если проводить аналогии с Семёнычем и Веней, персонажами поэмы, действительно, можно отметить, что оба они одиноки, оба в некотором роде, «осуждены»: Веня - на вечное стремление к недосягаемым Петушкам, Семеныч - на странствие по вагонам и проверку билетов, которых ни у кого нет: «Собственно говоря, на Петушинской ветке контролеров никто не боится, потому что все без билета» (С. 115). И, что важно, их обоих связывает поезд - поэтому значимым становится вопрос, звучащий в обеих редакциях «Бубуки»: «Зачем нам поезд, Веня?», «Сэмэн, зачем нам поезд?».

Кроме того, сходство усиливается за счёт использования уголовной лексики.

Поезд (электричка) в песне, равно как и в поэме, может рассматриваться как некое особое пространство, понимаемое в ключе изменённого сознания героев. Сходными оказываются также ситуация выпивки в тамбуре: «В комнате из пяти углов, в доверительном холоде / А ну-ка налей» и «Я взял четвертинку и вышел в тамбур... Есть стакан и есть бутерброд, чтобы не стошнило. Раздели со мной трапезу, Господи!» (С. 36), и связанная с этим деформация восприятия пространства героями: у Вени в комнате (тамбуре) появляется пятый угол, а Веничка думает, что едет в Петушки, направляясь в обратную сторону. В этом же пространстве возникают схожие ситуации диалогов. Просьба героя песни «Расскажи о том, как трудно искать белых котов / В белой комнате, / Тем более когда они в ней» может рассматриваться как внутренний диалог героя с самим собой. Если же считать «Бубуку» своего рода продолжением «Москвы-Петушков», можно считать эти строки обращением героя песни к главному герою поэмы, ибо Веничка, которого контролёр Семёныч охарактеризовал как «Шехерезаду», вполне способен рассказать подобную историю.

Фраза представляет собой игру с расхожим выражением «Не нужно искать черную кошку в темной комнате, тем более, когда её там нет». При этом Д’ркин меняет цвет животного и комнаты, факт его наличия и даже пол на прямо противоположные.

В таком аспекте восприятия оба афористических выражения воспринимаются как синонимичные. Несмотря на их значительную деформацию в тексте песни, изначально «искать пятый угол» как и «искать черную кошку в темной комнате, тем более, когда ее там нет» имеют общеразговорное значение «заниматься чем-либо бесполезным, заранее обреченным на провал». Поэтому предлагаемый героем разговор - философская беседа «о тщете всего сущего». К тому же такая тематика снова напоминает об «обреченности» Веничкиного путешествия.

Стоит также обратить внимание на различие этого текстового фрагмента в двух разных редакциях. В первой редакции: «А ну-ка, быстрей / Поговорим о том.», во второй: «А ну-ка налей / Расскажи о том.». Первый вариант оказывается более агрессивным, и на фоне сопоставления с розенбаумовским «Путешествием.», действительно, в первую очередь, возникает ассоциация с Сэмэном, который усмиряет «дешёвого фраера в кепке». Во второй редакции глагол «расскажи» вместо «поговорим» лишает реплику агрессии, предполагая внимание одного собеседника к другому. Кроме того, агрессивное и неоднозначное «быстрей» заменяется на вполне понятное и дружественное «налей», в результате чего возникает дополнительная, не существовавшая в первой редакции, отсылка к тексту «Москвы-Петушков».

В «Бубуке», как и в поэме Ерофеева, происходит смешение сна и реальности, что также сближает художественные пространства песни и поэ-

мы. Причём, если во второй редакции «Бубуки» это можно увидеть только из построения текста и наличия специфических персонажей («Бубука принцесса сладких снов и примадонна глюка»), то в первой редакции перед мальчиком стоит вопрос, подобный тому, которым задается герой поэмы Ерофеева (ср: «Что есть явь, явь, явь, явь, явь, / а может сон, сон, сон, сон, сон?» в первой редакции «Бубуки» и «Есть бытие, но именем каким его назвать? - ни сон оно, ни бденье» в «Москве-Петушках» (С. 151).)

Таким образом, можно предположить, что события «Бубуки» - это сновидение мальчика, который присутствует в её первой редакции («На свежевыкрашенном заборе мальчик сидит») и также упоминается во второй («Готовь шинель мальчик, мальчик, мальчик!»). Интересно, что фрагмент текста о мальчике с мольбертом встречается в ещё одной песне Вени, также в её более ранней редакции, относящейся к 1991 г. Она называется «Мальчик с мольбертом & Князь Чипеллин», в ней практически тот же текстовый фрагмент, что и в первой редакции Бубуки, предваряет основной текст. В том варианте фрагмента, который включен в эту песню, с мальчиком ведется диалог: «Тебе давно пора уже, слышишь? / Спать, спать, спать, спать / Чтобы увидеть / Сон, сон, сон, сон, сон», после чего следует текст песни «Князь Чипеллин», в котором также звучит мотив сна и можно отметить некоторое сходство с Бубукой: «Убил дороги дремучей дрёмой», «Кукушка снов сплела нити сказок», «В глазах, забывших про сон, кипящая ртуть», «где-то там, в уюте каменных гнезд.»

Таким образом, художественное пространство в «Бубуке» действительно является пограничным между сном и реальностью, причем ближе к концу песни (как и ближе к финалу поэмы Венедикта Ерофеева) оно сопоставимо с реальностью всё меньше и меньше.

Кроме того, пространство железной дороги вообще и поезда / электрички в частности по ходу действия и поэмы, и «Бубуки» становится всё более враждебным обоим героям. Таким образом, герои снова оказываются в схожих ситуациях. Оба пытаются избежать опасности: ср.: «Самое главное - уйти от рельсов, здесь вечно ходят поезда, из Москвы в Петушки, из Петушков на Москву. Уйти от рельсов.» (С. 157) и «Бегом от электрички вдоль по рельсам, не иначе.». Ещё более усиливается мотив обречённости, безысходности: Веничкино бегство заканчивается смертью, что, впрочем, подразумевает и бегство от электрички вдоль по рельсам героя «Бубуки». При этом в песне (вторая редакция) также встречается прямое указание на смерть героя: «Веня, не притворяйся что живой, не наше дело .», а поэма заканчивается смертью главного героя: «И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду» (С. 166).

Также можно отметить сходство главных женских образов песни и поэмы. Так, и у Д’ркина, и у Ерофеева героини ведут себя похоже: («Она танцует брэйк в моей постели, она хохочет: / “Целуй меня, мальчик!”» -«.А она взяла - и выпила ещё сто грамм. Стоя выпила, откинув голову, как пианистка. А выпив, всё из себя выдохнула, всё, что в ней было свято-

го - все выдохнула. А потом изогнулась как падла и начала волнообразные движения бедрами, - и всё это с такою пластикою, что я не мог глядеть на неё без содрогания...» (С. 62)), имеют привычку пренебрежительно обращаться к героям («Целуй меня, мальчик!» - «Эх, Ерофеев, мудила ты грешный!») и отдавать им приказания («Целуй меня, мальчик!», «Готовь шинель, мальчик!» - «.Она мне прямо сказала: «Я хочу, чтобы ты меня властно обнял правою рукою!»). Отсылкой к героине поэмы также может служить строчка «Была белым-бела...», так как у Ерофеева именно белый цвет постоянно возникает при её описании: «Я на белый живот ее загляделся, круглый, как небо и земля...» (С. 57), «Там каждую пятницу, ровно в одиннадцать, на вокзальном перроне, меня встречает эта девушка с глазами белого цвета, - белого, переходящего в белесый.» (С. 52). Таким образом, можно говорить о сходстве не только героев, но и героинь песни и поэмы, что ещё раз подтверждает возможность заимствования Д’ркиным ситуаций и образов из «Москвы-Петушков».

Помимо образов и ситуаций, сходство «Бубуки» и «Москвы-Петушков» наблюдается и на уровне деталей. Так, словосочетание «хлеб на масло» в строчке «Хлеб на масло, три патрона в замдекана.» в алкогольном контексте воспринимается соответственно как закуска12 («Я ведь купил ещё два бутерброда, чтобы не сблевать» - С. 33), причём актуализируется сразу два значения: непосредственно как калька с немецкого (butter + brot) и как семантическая инверсия - намазывают чаще масло на хлеб, а не наоборот.

Похожее явление мы наблюдаем и далее, в строке «А Машка утонула, синий мячик громко плачет.» наблюдается отсылка к известному стихотворению Агнии Барто, и снова Д’ркин всё переворачивает с ног на голову, меняя местами исходные субъект и объект, а также имя девочки. В инверсированном тексте мячик приобретает цвет - синий, который, с одной стороны, напоминает о том, что мячик утонул (синий как цвет утопленников), а с другой - служит отсылкой к мотиву злоупотребления алкоголем.

Нахождение фразы «Была белым-бела, нога направо, нога налево.» в контексте описания героини создаёт дополнительные отсылки к ситуации «витязя на распутье» («Если хочешь идти налево, Веничка, - иди налево. Если хочешь направо - иди направо. Все равно тебе куда идти. Так что уж лучше иди вперед, куда глаза глядят...» - С. 157) и к Веничкиной возлюбленной, которая в поэме не мыслится в отрыве от Петушков, «земли обетованной», куда и нужно попасть герою.

К концу песни снова становится актуальным сказочное пространство, к которому нас отсылают слова «тридесятое царство», «сказочник», «замок». Однако весь фрагмент «Дом - пень под замок, / с удобствами за углом» напоминает объявление о купле-продаже, что опускает сказку до бытового уровня. Мир сказочный, фантастический и мир реальный сплетаются в измененном сознании героя «Бубуки», также как это происходит у Ерофеева.

Кульминацией этого состояния становится появление в песне самой Бубуки: «Потом придёт Бубука, принцесса сладких снов / И примадонна

глюка.» Слово «Бубука» появляется в песне в сильной позиции - в финале (мы не учитываем заглавие, т.к. факт его существования в авторских списках остаётся невыясненным, а в автометапаратекстах известных вариантов исполнения оно не звучит), что говорит о его безусловной важности для понимания текста. С одной стороны, Бубука является олицетворением изменённого сознания как существо, появляющееся в момент крайнего алкогольного / наркотического опьянения. С другой - это фантастический образ, вплетённый в контекст реальной действительности (вспомним Сфинкса у Ерофеева). В то же время за этим образом могут скрываться реалии быта, так как таинственная Бубука превращается в советскую милицию, такую же страшную, но совершенно не сказочную.

На основе произведенного анализа можно заключить, что сходство между текстами обнаруживается на различных уровнях - лексикосемантическом (употребление одних и тех же слов и выражений), ситуативном (сходство ситуаций и героев), композиционном («разорванность» в построении текстов), а также на уровне подтекстов и мотивов.

Необходимо также отметить, что и некоторые другие тексты песен Вени Д’ркина содержат в себе отсылки к поэме Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». Сходство женских образов: «Безнадёга» («Была у милой коса / Честью-безгрешностью / Стали у милой глаза / Блядские с нежностью»), «Мечта»; сходство ситуаций: «Кошка» («С вечера полоумно, / Вокзал немноголюдный», «А с утра безголово / От короткого слова / На стекле электрички») и т.д., что также представляет интерес и может послужить материалом для дальнейшего исследования.

1. См.: ДавыдовД.М. К постановке вопроса об исследовании субкультурного пласта в «Москве-Петушках» // «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Материалы третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2000; Ступников Д.О. Венедикт Ерофеев и «московский панк-текст» // «Анализ одного произведения «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2001; Доманский Ю.В. Веничка - первый в России панк // «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Материалы третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2000; Доманский Ю.В. Веня и Майк: встреча в пригороде. «Ерофеевская трилогия» Майка Науменко // «Анализ одного произведения «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2001.

2. См. интервью Вени Д’ркина газете «Рок-н-Роллер». № 3(4) ноябрь 1998 г.

3. Здесь и далее тексты Вени Д’ркина цитируются по: http://drdom.ru.

4. Здесь и далее текст поэмы «Москва-Петушки» цитируется по изданию: Ерофеев В.В. Собрание сочинений: В 2 т. М.: Вагриус, 2007. Т. 1. с указанием страниц.

5. См.: Прохоров Г.С. Функция библейского парафраза в организации внутреннего интертекста поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки» // «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Материалы третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2000.

6. См.: Карпенко И.Е.. Позиция рассказчика в русской прозе ХХ века: от Ал. Ремизова к Вен. Ерофееву // «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Материалы третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2000.

7. Цит. по фонограмме.

8. Здесь и далее тексты Розенбаума цитируются по: http://lib.ru/KSP/rozenbum.txt.

9. По материалам http://www.ta-odessa.com/humor/dictionary/index.php?letter=i&id=259.

10. По материалам http://mirslovarei.com/content_jar.

11. См.: http://staffroom.ru/forum/viewtopic.php.

12. См.: Ищук-ФадееваН.И. В. Ерофеев. «Москва-Петушки»: тошнота как экзистенциалистская категория // «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева. Материалы третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 2000.

© А.П. Сидорова, А.Б. Якимов, 2008

В.А Курская (Москва)

ОБРАЗ ОГНЯ В ПОЭЗИИ ЭДМУНДА ШКЛЯРСКОГО

Одним из наиболее часто встречающихся образов в поэзии Эдмунда Шклярского является огонь. Для начала дадим определение этому понятию.

«Огонь - 1. раскаленные светящиеся газы, выделяемые при горении; пламя; 2. перен. разг. повышенная температура тела; жар; 3. перен. внутреннее пламя; страсть; 4. свет от осветительных приборов или чего-либо горящего; 5. перен. боевая стрельба»1.

В данной статье мы рассмотрим использование этого слова в первом значении - «пламя». Отметим, что в произведениях Шклярского нередко встречается понятие «огонь» в значении «источник света» (особенно часто - фонарные огни), которое также интересно для исследования, однако это тема отдельной работы, и сейчас мы не будем ее затрагивать.

В мифологии огонь является одной из фундаментальных систем мироздания и выступает как первичный материал космогенеза. В то же время во многих эсхатологических мифах он несет миру гибель (напр., великан Сурт в скандинавских мифах сжигает мир). В европейской мифологии огонь выступает в трех основных формах: 1. небесный огонь (молния); 2. огонь жертвенный; 3. огонь подземный (адское пламя). Огонь олицетворяет сакральные знания (миф о похищении огня Прометеем), контакт человека с высшими силами (жертвоприношение, погребальный костер). Огонь может быть и очищающей стихией: с этой его функцией связаны многие обряды, напр., прыжки через костер в день Ивана Купалы у сла-вян2. В славянском фольклоре и художественной литературе пламя также часто обозначает страсть, сексуальное влечение и в таком случае нередко присутствует в одном контексте со смехом3.

В поэзии Шклярского огонь является многоморфным, то есть существует не только в виде пламени, но и в виде свечи, искр и т.д. Мы последовательно рассмотрим наиболее часто встречающиеся воплощения огня в творчестве этого автора, а также их функции в конкретных текстах и соотношение этих значений с перечисленными выше традиционными значениями огня.

Огонь / пламя. Пожалуй, одна из самых наглядных в плане рассматриваемой темы - песня «Немного огня»:

А бог живушдх в тени и дарующих свет

Это только огонь и не более, нет

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.