CC BY
50
УДК 27-523
Kuprianova I.V. CENTURY OF BUILDING OF TEMPLES THE BARNAUL OLD BELIEVE COMMUNITY. In works process of building of temples Barnaul old believe communities - one of the largest associations of this consent in Western Siberia, - from the end XIX on the XXI-st century beginning is described; value of this process for development of old believe movement in Barnaul and region as a whole is shown; are considered its organization and financing forms.
Key words: Old Believers, belokrinichane, ohurch, house of worship, cult architecture, divine service utensils, vestments of the priest, the Soviet legislation on cults, registration of communities, religious-public life.
И.В. Куприянова, соискатель АлтГАКИ, г. Барнаул, Email: irinak-63@mail.ru
ВЕК ХРАМОЗДАТЕЛЬСТВА БАРНАУЛЬСКОЙ СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ОБЩИНЫ
В работе описан процесс храмостроительства Барнаульской старообрядческой белокриницкой общины - одного из крупнейших объединений этого согласия в Западной Сибири, - с конца XIX по начало XXI вв.; показано значение этого процесса для развития старообрядческого движения в Барнауле и регионе в целом; рассмотрены его организация и формы финансирования.
Ключевые слова: старообрядцы, белокриничане, церковь, моленный дом, культовая архитектура, богослужебная утварь, священническое облачение, советское законодательство о культах, регистрация общин, религиозно-общественная жизнь.
На основе проведенных исследований нами выявлены типы молитвенных помещений, создаваемые старообрядцами Алтая и Барнаула в различные периоды их жизнедеятельности, в зависимости от практикуемого в стране законодательства о культах, изучены возможности их открытия и содержания общинами в различных социально-политических условиях.
Барнаульская белокриницкая община, формирование которой относится ко второй половине XIX века, сыграла важную роль в распространении белокриницкого согласия на юге Западной Сибири; это объединение долгое время удерживало статус второго по рангу и первого по существу центра Томско-Алтайской епархии. Значение Барнаульской общины в жизнедеятельности белокриницкого староверия было столь очевидным, что даже послужило основанием для возникновения проекта переноса епископской кафедры из Томска в Барнаул.
Достичь такого положения Барнаульская община смогла благодаря постоянным усилиям, направленным на упорядочение своей церковной жизни, придание ей традиционной формы православного прихода. Одним из главных направлений деятельности здесь являлось храмостроительство: именно вокруг храма концентрировалось это многочисленное объединение; наличие храма давало возможность полноценного христианского исповедания; при храме осуществлялась религиозно-общественная жизнь во всем ее многообразии. Поэтому барнаульские белокриничане в разные периоды своего существования, невзирая на многочисленные трудности, не жалели средств и трудов на создание, поддержание и возобновление своего храма. Эта неустанная деятельность позволила им пережить трудные времена, сохранить и передать религиозную традицию ныне живущему поколению старообрядцев.
Старообрядческие молитвенные дома на Алтае, вероятно, начали открываться еще в XVIII в., с приходом сюда последователей «старой веры». Первоначально это были часовни и моленные, «устрояемые при частных домах, в большинстве случаев в доме или во дворе раскольничьего представителя или духовного предстоятеля» [1, с. 69]. Точное время возникновения даже наиболее чтимых и значительных старообрядческих моленных не поддается установлению: поскольку староверие в этот период находилось на положении фактически вне закона, действовали эти дома нелегально, без всякого на то разрешения гражданских властей, поэтому их существование по возможности содержалось в тайне. Тем не менее, рано или поздно, такие моленные обнаруживались и становились известными представителям власти и новоправославной церкви, которые имели право закрыть - «запечатать» их; в таких случаях старообрядцы по отбытии начальства самовольно возобновляли их деятельность - «распечатывали» закрытые моленные, либо открывали новые.
Необходимо отметить, что речь здесь идет именно о моленных, то есть, молитвенных помещениях или зданиях, которые, в отличие от храма в собственном смысле слова, не имели алтаря и не были предназначены для совершения литургии. В моленных делался многоярусный иконостас, в них читались часы, совершались богослужения и некоторые из церковных таинств: крещение, отпевание, исповедь; службой руководили уставщики, справщиками треб являлись «дьяки», те и другие -миряне, «простецы», не носившие священнического сана, поскольку староверы до появления белокриницкой иерархии по-
чти не имели своего священства. Поэтому богослужения и требы они могли совершать не только в моленных, но и в жилых домах, обратив «красный угол» - часть избы под образами -в ритуальное пространство с помощью соответствующих артефактов - книг, крестов, икон и др.
Середина XIX века была ознаменована возобновлением у старообрядчества трехчинной иерархии и формированием приемлющего ее белокриницкого согласия, распространение которого на Алтае исследователи относят к 1850-м гг. [2, с. 93]. Непременной составляющей этого процесса являлось устройство не только моленных домов, но также и храмов - культовых сооружений с алтарем, в которых отправление треб и совершение богослужений осуществлялось бы уже не мирянами, а священнослужителями.
Однако, строительство храмов старообрядцами было затруднено преследованиями со стороны гражданской власти. В одном из своих очерков известный краевед и знаток Алтая С.И. Гуляев описывает возмутительный случай чиновничьего произвола - разрушения заседателем вновь построенной единоверческой церкви в селе Краюшкино Барнаульского уезда. Церковь была выстроена в 1856 году с разрешения томского епископа, преосвященного Парфения: единоверие являлось конфессией вполне легитимной, созданной и даже насаждаемой государством в качестве компромисса между староверием и новоправославием. Тем не менее, крестьяне-старообрядцы, в течение 20 лет боровшиеся за восстановление церкви и возвращение им предметов религиозного культа, приобретенных на их личные пожертвования, так и не смогли ничего добиться [3].
Строительство же собственно старообрядческих церквей в 50-70-е гг. XIX века было практически невозможно. Поэтому белокриницкое священство в этот период имело в своем распоряжении походные полотняные церкви [1, с. 32-33, 70-72]. По сведениям никонианского духовенства, такие походные алтари и всю необходимую к ним утварь, свечи, ладан и вино священники белокриницкой иерархии на Алтае получали через барнаульского купца Игнатия Родионовича Афонина, которого считали основателем и распространителем этого согласия в Барнауле и Барнаульском округе [4, л. 72]. Такие походные храмы сохранялись у старообрядцев и в более позднюю эпоху. Например, полотняный храм значился в составе имущества Барнаульской Крестовоздвиженской общины, которая в 1920 году одолжила его на время своим одноверцам - прихожанам Никольской церкви деревни Миронской, по их просьбе; составные части этого храма перечислены в передаточной описи: «Передняя стенка с Царскими и боковыми вратами; одна боковая стенка; одно облачение на престол и на жертвенник; одна запона» [5, лл. 248, 248 об.]. Таким образом, походные церкви не потеряли своей актуальности и в тот период, когда у старообрядцев уже действовали постоянные молитвенные здания: походный алтарь мог использоваться при отправлении богослужений и таинств на выезде. Тем не менее, полотняные алтари, конечно, не могли заменить старообрядцам стационарных, постоянно действующих молитвенных зданий; поэтому они использовали любые возможности, чтобы обзавестись таковыми. Однако прошло еще довольно много времени, прежде чем появилась к тому реальная возможность .
Барнаульская Белокриницкая община в 1880-х гг. собиралась на богослужения в домовой церкви купца И.Р Афонина. По све-
дениям никонианского духовенства, религиозные обряды здесь отправлял священник Степан (Стефан) Никифорович Шумихин, постоянно проживавший в деревне Полковниковой Белоярской волости; «а дьяком у него служит крестьянин той же деревни (... ) Филипп Минин Бабин» [4, с. 73]. То обстоятельство, что священник не жил в городе, а только приезжал для совершения богослужений, указывает на стесненное положение старообрядцев в отношении гражданской власти, и особенно в отношении шпионившего за ними новоправославного духовенства.
Можно предположить, что со временем помещение домовой церкви стало тесным: вероятно, община постоянно росла, хотя численность ее в этот период была неизвестна даже никонианскому причту тех приходов, к которым относились старообрядцы по месту своего проживания, поскольку они не допускали к себе духовенство господствующей церкви «ни со Св. Крестом, ни для проверки семейств своих», и вообще отличались большим упорством: твердо стояли «за свою иерархию, не приемля никаких доказательств о незаконности оной» [4, л. 313].
По закону от 3 мая 1883 г. старообрядцам разрешалось «исправлять и возобновлять принадлежащие им часовни и другие молитвенные здания, пришедшие в ветхость» [6, с. 370]; если же таковых не имелось, совершать богослужения в частных жилых помещениях, без иконостаса и без внешних признаков православного храма.
Для практической реализации данного установления община, как правило, заказывала проект на перестройку - «приспособление» частного жилого дома под моленную. Проект, содержавший чертежи фасада, плана, одного или двух разрезов - долевого и поперечного, с обозначением внутренних стен, дверных и оконных проемов, печей, крыльца, декоративных элементов, направлялся на рассмотрение в Строительное отделение Томского губернского управления и в случае одобрения реализовывался на месте. Таким образом, еще в конце 1890-х гг. были построены или перестроены старообрядческие моленные дома в населенных пунктах Алтайского округа, в том числе и в Барнауле. Известно, что к началу XX века Барнаульская Белокриниц-кая община имела молитвенный дом, «открытый с разрешения установленной власти», по-видимому, в частном домостроении, но дом этот был крайне мал, тесен и находился в неподходящем месте, «среди обывательских домов» [7, л. 100]. По предположению Н. А. Старухина, этот молитвенный дом находился неподалеку от того места, где впоследствии был выстроен старообрядческий Крестовоздвиженский храм: на набережной пруда, у ограды бывшего сереброплавильного завода [2, с. 94].
В ходе постепенной либерализации законодательства о старообрядцах, в частности, после известных реформ 19051906 гг., строительство старообрядческих моленных домов и церквей резко активизировалось: большинство культовых зданий алтайских старообрядцев, как и по России в целом, было построено в «золотое десятилетие старообрядчества» - 19061917-е гг. [6, с. 426]. К указанному периоду относится и строительство Барнаульского старообрядческого Крестовоздвиженс-кого храма.
Сразу после выхода в свет правительственных установлений 1905-1906 гг., разрешающих старообрядцам регистрировать свои общины и строить культовые сооружения, барнаульские белокриничане начали ходатайство перед городской думой об отведении им места под строительство храма. Решение о предоставлении для этих целей участка на улице Подгорной (впоследствии улица Мамонтова), было принято на заседании думы
27 сентября 1906 г. [7, л. 108].
Участок под храм старообрядцы получили на берегу заводского пруда, рядом с плотиной; это было не совсем то место, на которое они рассчитывали - они претендовали на участок, смежный с землей, принадлежавшей Кабинету, прилегающий к сереброплавильному заводу; но в этом случае храм загородил бы дорогу с заводской плотины на пожарный взвоз; поэтому Дума предпочла перенести отводимый участок на 13 саженей (около
28 м) в сторону пруда. Характер отведенного участка, возможно, повлиял на внешний вид и размеры строения: храм, вытянутый в направлении «восток-запад», оказался почти вплотную прижат к пруду.
Крестовоздвиженский храм, построенный из камня по проекту известного барнаульского архитектор И. Ф. Носовича, стал наиболее значительным культовым сооружением старообрядцев Алтая: он достигал около 25,6 м в длину и 8,5 м в ширину. При храме имелась шатровая деревянная колокольня высотой около 11,5 м, трапезная; впоследствии были построены сторожка и ограда. Анализируя внешний облик храма по имеющимся документам и фотоматериалам, Л.С. Дементьева указывает на ряд инте-
ресных архитектурных деталей - восьмигранные купола с маковками, венчавшие храм, алтарь и колокольню, поддерживавшие их световые барабаны-восьмерики и др., а также на черты модерна, прослеживавшиеся во всем его облике [8, с. 34].
В здании храма должны были размещаться прихожане Барнаульской общины, которая до конца 1820-х гг. постоянно росла количественно, и вместе с входившими в ее состав верующими деревень Конюхи, Казенная Заимка, Гоньба и других пригородных населенных пунктов, включала свыше 670 человек, не считая несовершеннолетних. Помимо богослужений, в храме проводились собрания членов общины, заседания церковного совета, а также съезды Томско-Алтайской белокриницкой епархии: несмотря на то, что епархиальный центр находился в Томске как губернском городе, епархиальные съезды, за одним-един-ственным исключением, проводились в Барнауле, который, в отличие от Томска, не был оторван от большинства старообрядческих приходов, концентрировавшихся на юге Томской губернии, поэтому был более удобен для проведения съездов.
Предположительно в подвальном помещении храма располагались епархиальный свечной завод и склад товаров культового назначения: там хранились религиозная литература, свечи, ладан и многое другое, составлявшее предмет коммерции Барнаульской общины (весьма, впрочем, скромной) - законодательные акты 1905-1906 гг. предоставляли старообрядческим объединениям права юридического лица, позволяли иметь свой счет в банке и т. д.
Организация строительства - составление и подача соответствующих прошений, сбор денежных средств, деловая переписка и пр., - была возложена на членов церковного совета общины, который в данный период возглавляли Киприан Афанасьевич Волков, Иван Иович Черкасов, Иван Степанович Шу-михин: именно эти лица вложили наибольшие усилия в сложное и хлопотное дело создания Крестовоздвиженского храма. В 1911 г. здание храма было в основном завершено, но достройка, вместе с работой по созданию его интерьера, продолжалась еще несколько лет. Только в 1919 г., уже при Колчаке, община смогла заняться устройством церковной ограды - на эти цели требовалось собрать 5 тысяч рублей [9, с. 12].
Строительство и украшение храма осуществлялось целиком на деньги верующих, которые проводили многократные кружечные сборы, перечисляли добровольные пожертвования, брали кредит в банке и др. Особенно трудными оказались для общины 1915 и 1916 годы, на которые пришлись самые значительные выплаты по строительству и украшению храма; в частности, требовалось погасить сделанные ранее займы, а также выплатить большие суммы за работы по изготовлению иконостаса и написанию икон. С этой целью 8 января 1915 года по подписному листу было собрано добровольных пожертвований на сумму 2000 руб; 8 июля на частном совещании, куда были приглашены, по-видимому, наиболее состоятельные прихожане, последними была собрана и предоставлена общине беспроцентная ссуда в сумме 1300 руб. В начале 1916 года дважды - в январе и феврале -делались частные пожертвования по подписному листу «на покрытие долгов» и на покупку колокола, всего на сумму свыше 3000 руб. Списки жертвователей возглавляют фамилии прихожан, жертвовавших сотни рублей: К.А. и А.И. Волковых, И.И. Черкасова, А.Г. Кунгурова, И.С. Шумихина, М.Е. Астраханцева, М.Т. Афониной, Т.В. Горина, [5, лл. 269-272]. Другие члены общины также жертвовали, кто сколько мог, хотя бы по 1-5 рублей. Несомненно, эти сборы были нелегким бременем для барнаульских бело-криничан, зато в результате они получили действительно замечательное произведение религиозного искусства.
Поскольку на Алтае и сопредельных ему территориях отсутствовали крупные старообрядческие иконописные центры, Барнаульская община заказала иконы для иконостаса в селе Гора Нижегородской губернии, в мастерской иконни-ка М.М. Комарова.
По-видимому, Михаил Мартемьянович Комаров (вероятно, старообрядец) был известен как опытный и искусный исполнитель крупных заказов на старообрядческие иконы: несомненно, Крестовоздвиженская община наводила подробные справки и никогда не обратилась бы к плохому мастеру. В его письмах Крестовоздвиженской общине не только даются заверения в качестве и аккуратности выполнения работы, обещания сделать все «в любом стиле» и «в угоду» заказчикам, но и содержатся компетентные рассуждения относительно художественной стороны вопроса. В частности, говорится о том, как соблюсти гармонию между иконами и собственно иконостасом: по словам автора, необходимо сделать работу таким образом, чтобы «выделить иконостас и иконы. А то может мастер слить то
и другое - то тогда некрасиво; или [если] резьба чересчур сильно велика, а иконы малы, - то все пропадет» [5, л. 264]. К деревянному позолоченному иконостасу мастер советовал сделать иконы новгородского стиля в технике «накрасками», с золотым матовым фоном, «как в старину делали», что и было принято общиной.
Договор Крестовоздвиженской общины с М.М. Комаровым датируется 13 февраля 1915 года. Всего ему было заказано 59 икон на сумму 1300 руб. [5, л. 260]. Мастер охотно взялся бы за выполнение всего иконостаса, обещая сделать «чудо красоты». Но иконостас был заказан еще раньше, в ноябре 1914 года, Первой иконостасной Барнаульской трудовой артели «Деятель» [5, л. 256].
Работа над иконами была окончена одновременно с монтированием иконостаса: к 1 августа 1915 г. Иконы были доставлены по железной дороге до Новониколаевска, оттуда до Барнаула колесным трактом. 24 мая 1915 г. было совершено поднятие крестов; завершение иконостасных работ явилось последним аккордом строительства и украшения градо-Барнаульского старообрядческого Крестовоздвиженского храма.
Заботами старообрядческих общин создавались не только собственно культовые сооружения, но и их необходимое наполнение, прежде всего богослужебные книги и утварь. Библиотека Крестовоздвиженского храма являлась одной из наиболее полных и многочисленных из подобных собраний Алтая: в описи за 1922 год в ней значатся 32 наименования и 52 экземпляра. Здесь имелись книги литургические: «Евангелие», «Псалтырь служебная», «Чин литургии Иоанна Златоустого», «Чин литургии Василия Великого», «Апостол», «Минеи»; тексты для суточных служб: «Часослов», «Служебник», «Чин вечерни и утрени». Из певческих книг здесь значатся «Ирмосы», «Обедницы», «Октаи», «Оби-ходы», «Триоди» - постные и цветные. Имелись также произведения полемического и нравоучительного характера. К первым здесь можно отнести «Книгу о вере», «Кормчую» («Номоканон»); ко вторым - «Златоуст: книга поучений Иоанна Златоуста», «Сын церковный: собрание нравоучений», «Сборник: книга, в которой собраны нравоучительные слова святых отцов Восточной церкви учителей». Из произведений житийной литературы в Крестовозд-виженском храме имелись «Пролог - Сборник или свод житий святых», «Житие Аввы Дорофея», «Николино житие», «Житие Иоанна Богослова». Богослужебные старопечатные книги сберегались старообрядцами особенно тщательно: как правило, они переплетались кожей, бархатом, коленкором, плюшем и т. д.
Богослужебная утварь старообрядческих общин в первой трети XX века была очень простой, выполненной из недорогих материалов, чаще всего из дерева (кресты, купели) и жести (брачные венцы, подсвечники, кадила и др.). Лишь немногие общины располагали культовыми предметами из более дорогих материалов: медными, бронзовыми и деревянными бронзированными, в самых редких случаях - серебряными. Только в инвентарной описи Барнаульской Крестовоздвиженской старообрядческой церкви значатся несколько позолоченных, посеребренных и никелированных предметов культа: паникадило золоченое, паникадило бронзированное, лампадка, крытая серебром, подсвечники никелированные и др. Много было медных предметов: купель, подсвечники, кадила, кресты, брачные венцы, блюда, дискос, потир, «лжица для причащения», «трикирия и дикирия для Архиерейского служения медные дутые» и др. [10, л. 2 об.]; но все это были вещи, никакой материальной ценности собой не представлявшие. Из предметов, сделанных из драгоценных металлов, в собственности Крестовоздвиженской общины в ходе кампании по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья было обнаружено всего лишь одно серебряное кадило «с четырьмя к нему цепочками, всего весом восемьдесят семь золотников», которое и было изъято комиссией. Больше в церкви ничего, «подлежащего изъятию», не оказалось [5, л. 235].
Обязательной частью церковного интерьера является также мебель: различные шкафы, столы, лавки и пр. Эта категория церковного имущества была уже совсем простой: в описи значатся деревянные скамьи, табуретки, шкафчики для книг (они же аналои на клиросах), «конторка свечная деревянная выкрашена бордовой краской», «гардероб для облачения простой работы, крашеный бордовой краской», и др. [10, л. 3].
Ткани, употреблявшиеся при отправлении культа, были различны: чаще всего простые, домашней работы, полотенца, на-стольники, ковры; иногда аналои и престолы накрывались более дорогими тканями: шёлковыми и кашемировыми полушалками, сатиновыми шалями, бумажными скатертями и салфетками. Полы в молитвенных помещениях выстилали самоткаными половиками - «тропками». При этом в описи имущества значит-
ся много шелковых и бархатных воздухов, покровов, облачений на престол и жертвенник, а священническое облачение было даже роскошное: плисовые, парчовые и шелковые фелони, стихари, шелковые подрясники с позументом и др. [10, лл. 7 об., 8].
К сожалению, часть этих вещей к 1920-м гг. уже пришла в ветхое состояние; кроме того, наиболее ценные предметы облачения в 1923 году были похищены; несмотря на то, что преступники были очень быстро схвачены, вернуть удалось лишь часть украденного имущества. Священник о. Иаков Чучалин довольно бестактно обвинил в происшедшем бывший Церковный совет, десятью-пятнадцатью годами ранее занимавшийся строительством храма и не обеспечивший к нему решеток на окнах, из-за чего якобы и случилась «покража». Этот выпад, к тому же произнесенный с амвона, в присутствии всей общины, чрезвычайно оскорбил членов старого совета - Черкасова, Волкова и Шумихина, которые напомнили, что от решеток в свое время отказались, по общему мнению, поскольку «ето не тюрьма», а нужны ставни; крючья для ставен при постройке сделаны, «а почему не сделали ставень - касса скудна» [5, лл.137, 161, 161 об., 168].
Простота имущества, в особенности той его части, которая не имела строго культового назначения, объясняется тем обстоятельством, что старообрядческие общины, только в 19051906 гг. получившие возможность свободно и беспрепятственно открывать свои храмы, в течение ряда лет, напрягая силы, производили значительные затраты для того, чтобы в короткие сроки обеспечить себя культовыми зданиями. Строя храмы, моленные дома, колокольни, трапезные, ограды, сторожки, тратя средства на их содержание и ремонт, выплачивая налоги на строения, а также производя постоянные отчисления на содержание иерархии, старообрядцы, особенно на периферии, просто не успели накопить в своих храмах каких-либо значительных ценностей [11].
Таким образом, главной ценностью старообрядческих общин оставались сами культовые здания. Борьба за их сохранение составляла едва ли не главное содержание религиозно-общественной жизни старообрядческих приходов Томско-Алтайской епархии в конце 1920-х - начале 1930-х гг. - период, когда государство прилагало все усилия для подрыва материальной базы религиозных объединений, вынуждая их к самоликвидации.
К концу 1930-х гг. белокриничане Алтая утратили все свои молитвенные здания, в том числе самый значительный, градоБарнаульский Крестовоздвиженский храм, закрытый в 1937 г. [12, л. 227] В течение нескольких последующих десятилетий здание храма было использовано в различных целях: сначала оно значилось за сплавной конторой треста «Алтайлес», затем было передано краевому управлению лесного хозяйства [13, л. 47]; наконец, в нем был устроен кинопрокат. В 1967 г., при строительстве трамвайной линии 7 маршрута, храм был взорван.
После закрытия храма белокриницкая община Барнаула утратила свое значение одного из крупнейших центров этого согласия в Западной Сибири. Поэтому верующие Алтайского края были вынуждены в течение долгого времени ориентироваться на центры сопредельных регионов - Успенскую церковь Новосибирска и Успенскую же церковь Томска. Общины этих городов не были закрыты в 1930-х гг., и сумели, несмотря на трудности, продолжить свою религиозную деятельность на законных основаниях. Ориентация на эти центры заключалась в том, что для совершения треб алтайским старообрядцам приходилось по возможности ездить в Томск или Новосибирск, либо пытаться приглашать к себе на короткое время священников из этих центров. Там же заказывались службы, на оплату которых перечислялись деньги [14].
Тем не менее, есть основания предполагать, что закрытие храма не прекратило существование Барнаульской старообрядческой общины, хотя и значительно усложнило его. Община, хотя и значительно сократившая свою численность, все же оставалась наиболее многочисленной из всех белокриницких объединений Алтайского края. В документах в разные годы значится различное число верующих: от 140 до 300 человек [15]. Для сравнения - Томская действующая белокриницкая община в середине 1950-х гг. насчитывала 157 человек [16, л. 69]. Сами старообрядцы Барнаула, несмотря на официальное закрытие своего объединения, воспринимали себя именно как сообщество, религиозно-общественная жизнь которого никогда не прерывалась. В 1940-60-х гг. в письмах в органы власти они постоянно называли себя «общиной», которая существует в Барнауле издавна, еще со времен их дедов и отцов [13, л. 1, 71]. Более того, в переписке представителей властных структур они тоже фигурирую как «Барнаульская белокриницкая община».
В послевоенных период молитвенные собрания проводились верующими, по-видимому, на частных квартирах, небольшими группами, по 15-20 человек. Примерно с 1960-х гг. (возможно, и значительно раньше) верующие стали проводить постоянные молитвенные собрания в доме по адресу: ул. Партизанская, д. 192. По данным уполномоченного Совета по делам религиозных культов в Алтайском крае И. Я. Коробейщикова, старообрядцы оборудовали в этом доме кафедру и иконостас; постоянного священника, который был бы зарегистрирован в органах исполнительной власти, они не имели, но при этом все же «кто-то его заменял» [13, л. 66].
Можно предположить, что богослужения в этот период проводились священниками, приезжавшими нелегально из других городов - Томска и Новосибирска. Например, по данным уполномоченного по делам религиозных культов Томской области, в конце 1940-х гг. в Барнаул дважды приезжал томский протоиерей о. Павел Колосов. В феврале 1949 г. он выбыл из Томска в Барнаул «для службы в Барнаульской общине», причем сделал это по письменному распоряжению Архиепископа Московского и всея Руси Иринарха [16, лл. 30, 32, 40]. (Такого распоряжения, по существующему законодательству, Иринарх не имел права отдавать, поскольку не мог не знать о том, что Барнаульская община зарегистрирована не была; вероятно, сделал это по необходимости и под свою ответственность). Сколько времени протоиерей Колосов пробыл в Барнауле, неизвестно. Тем не менее, очевидно, религиозная жизнь барнаульских старообрядцев в 1940-1950-х гг. так или иначе продолжалась.
При этом официальное закрытие общины в 1937 г и отобрание у нее храма автоматически делали ее существование нелегальным, а все ее действия, направленные на продолжение религиозной жизни - незаконными. Такое положение вещей очень тяготило верующих, которым хотелось сделать свое положение прочным и легитимным. Однако в существующих обстоятельствах они были вынуждены постоянно нарушать законы, например, для того чтобы хоть изредка приглашать к себе священника.
Таким образом, при отсутствии регистрации в органах исполнительной власти, невозможно было наладить правильную религиозную жизнь. Алтайским старообрядцам нужен был свой легальный, постоянно действующий религиозный центр. Для этого им было необходимо возобновить официальный статус Барнаульской общины, закрытой в 1937 г., то есть, получить разрешение на регистрацию и открытие моленного дома. К выполнению этой задачи они приступили сразу же после окончания войны.
Борьба Барнаульской общины с советской бюрократической системой за регистрацию продолжалась несколько десятилетий, то обостряясь, то ослабевая. Одновременно велась и другая работа: обустройство здания по улице Партизанской, 192, и приведение его в соответствие с существующими санитарно-гигиеническими и противопожарными нормами, хотя, опять-таки, при отсутствии регистрации верующие не имели права на подобную деятельность. Вероятно, старообрядцы надеялись на то, что факт оборудования здания для культовых целей сам по себе окажет положительное влияние на исход дела о регистрации.
Стоявшая перед ними проблема была очень сложной. Дело было даже не в недостатке средств, которых, конечно, было очень мало - среди членов общины преобладали пенсионеры, домохозяйки, люди скудно оплачиваемых профессий. Многие задачи, связанные с подведением коммуникаций, было трудно или невозможно осуществить и технически и организационно. Первоначально община арендовала только часть домовладения - большую комнату («зал»), а в другой, маленькой комнате продолжали проживать хозяева. Необходимо было сделать молитвенное помещение более просторным (по существующим нормам, требовалась площадь из расчета 1 кв. м на человека; старообрядцы предоставляли в горисполком списки в 200 и более человек), сделать теплые сени, провести приток воздуха с подогревом, канализацию, батарейное отопление; необходимы были также крестильня и гостиница для приезжих.
Бесполезно было доказывать представителям власти, что имеющейся площади в 65 кв. м вполне достаточно, так как прихожане во время службы стоят, а не сидят, что всех 200 человек одновременно никогда на службе не бывает, что в случае большого наплыва верующих службу можно разделить на две части
- раннюю и позднюю; что крещение можно проводить непосредственно в церковном помещении, а приезжающих на праздники
Библиографический список
- разобрать по домам прихожан; что в крайнем случае крестиль-ню и гостиницу можно достроить и позже, главное - поскорее легализовать общину и открыть храм. Несмотря на всевозможные трудности, часть проблем удалось решить; верующие были готовы работать в этом направлении и дальше, и просили только дать им немного времени.
Новый этап борьбы за регистрацию и открытие моленного дома наступил в конце 1960-х гг., с появлением в общине сравнительно молодых и образованных прихожан, которые старались подвигнуть верующих на более решительные действия и в результате предельно обострили их отношения с исполнительными органами. В ответ городские власти, не предупредив ни верующих, ни хозяев дома, опечатали все здание целиком, не только моленную, но и жилое помещение, удалив из него хозяев. Дом простоял опечатанным две недели и был распечатан только после того, как хозяева подписали отказ общине в аренде помещения [16, л. 86, 101].
В создавшихся условиях руководство общины решило жаловаться в Москву, причем сразу во все высшие инстанции: в ЦК КПСС, Совет Министров СССР и Совет по делам религиозных культов. В письме, составленном резко и иронично, подробно излагались обстоятельства дела, которые расценивались не больше, не меньше, как нарушение местными органами власти советского законодательства о культах, подрывающее авторитет советской власти в глазах граждан. Ссылаясь на приведенные (в своей редакции) выдержки из последних выступлений высокопоставленных лиц и законоположений в области культов: о безусловном проведении в жизнь принципа свободы совести, защите прав верующих граждан, ответственности за невыполнение указанных установлений и др., и сопоставляя эти положения со своей ситуацией, верующие констатируют, что с ними поступают незаконно, и требуют восстановить справедливость. К письмам были приложены фотографии опечатанной двери моленной с подписями: «Дождались решения! Разве так открывают!» и др. [16 л. 77, 79]. Фотографии вместе с материалом, озаглавленным «Вопиющий голос народа», были предназначены для публикации в газете «Известия».
Можно видеть, что обострение ситуации, на которое община решилась, отчаявшись решить проблему, привлекло к ней внимание высших властных структур. Данное обстоятельство сдвинуло дело с мертвой точки, хотя и не принесло верующим желаемого результата: зарегистрировать общину им все же не позволили - власти посчитали, что это могло бы вызвать оживление среди старообрядцев Алтайского края и спровоцировать рост их числа. При этом барнаульским старообрядцам «временно», «пока» позволялись периодические молитвенные собрания в арендованном ими доме без регистрации в Совете по делам религий, а значит, и без приглашения священнослужителя. Фактически это решение закрепляло уже сложившееся усилиями верующих положение вещей, хотя и не прибавляло ничего нового к правовому статусу общины.
Таким образом, упорные и активные действия старообрядцев Барнаульской общины фактически вынудили власть к принятию компромиссного решения; добиться большего в тот период было, по-видимому, невозможно, учитывая общую направленность государственной политики в области культов на сворачивание деятельности религиозных объединений. Тем не менее, Барнаульская община получила возможность продолжения религиозно-общественной жизни и закрепила за собой культовое здание на Партизанской улице - в настоящее время церковь во имя Покрова Божьей матери, с которой в течение нескольких десятилетий оказалась связанной ее судьба.
Деятельность Барнаульской старообрядческой общины в области храмостроительства продолжается уже в течение многих десятилетий. Как известно, в настоящее время ею строится по специальному проекту новое культовое здание из белого камня, значительно превосходящее своими размерами и Кресто-воздвиженский храм, и теперешнюю Покровскую церковь. Эта грандиозная акция стала возможной благодаря усилиям предшествовавших поколений старообрядцев, которые настойчиво и последовательно продвигали проекты открытия, порой в тяжелейших социально-экономических и политических условиях, своих культовых зданий, вокруг которых им удавалось сплотить общину, сберечь ее от рассеяния и распада, сохранить и возродить ее значение как одного из центров белокриницкого старообрядчества Сибири.
1. Беликов, Д.Н. Томский раскол. (Исторический очерк от 1834 по 1880 годы) // Известия Императорского Томского ун-та. - Томск , 1900. - Т. 16.
2. Старухин, Н.А. Белокриницкое согласие на Алтае: Барнаульская Крестовоздвиженская церковь // Старообрядчество: история и культура: сб. ст. / под ред. Л. Дементьевой [и др.]. - Барнаул, 1999. - Вып. 1.
3. Гуляев, С.И. К истории сибирского раскола // Восточное обозрение. - 1884. - № 16. - 19 апр.
4. КГУ ГААК. Ф. 166. Оп. 1. Д. 1.
5. КГУ ГААК. Ф. 135. Оп. 1. Д. 22.
6. Мельников, Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. - Барнаул, 1999.
7. КГУ ГААК. Ф. 51. Оп. 1. Д. 5.
8. Дементьева, Л.С. Строительство храма во имя Воздвижения Креста Господня в Барнауле // Архитектура и строительство Сибири. - 2002. - № 4.
9. «Сибирский старообрядец». - 1919. - № 6.
10. КГУ ГААК. Ф. 135. Оп. 1. Д. 5.
11. Зольникова, Н.Д. «Свои и «чужие» по нормативным актам староверов-часовенных // Гуманитарные науки в Сибири. - 1998. - № 2.
12. КГУ ГААК. Ф. 312. Оп. 1 а. Д. 23.
13. КГУ ГААК. Ф. Р-1692. Оп. 1. Д. 33.
14. КГУ ГААК. Ф. Р-1692. Оп. 1. Д. 33. Л. 57-59; Д. 52. Л. 48; Д. 70. Л. 24; ГАТО. Ф. Р-1786. Оп. 1. Д. 426. Л. 30, 106; ГАНО. Ф. Р-1418. Оп. 1. Д. 109. Л. 4.
15. КГУ ГААК. Ф. Р-1692. Оп. 1. Д. 17. Л. 22; Д. 58. Л. 118; Д. 79. Л. 1.
16. ГАТО. Ф. Р-1786. Д. 426.
Bibliography
1. Belikov, D.N. Tomskiyj raskol. (Istoricheskiyj ocherk ot 1834 po 1880 godih) // Izvestiya Imperatorskogo Tomskogo un-ta. - Tomsk , 1900. - T. 16.
2. Starukhin, N.A. Belokrinickoe soglasie na Altae: Barnauljskaya Krestovozdvizhenskaya cerkovj // Staroobryadchestvo: istoriya i kuljtura: sb. st. / pod red. L. Dementjevoyj [i dr.]. - Barnaul, 1999. - Vihp. 1.
3. Gulyaev, S.I. K istorii sibirskogo raskola // Vostochnoe obozrenie. - 1884. - № 16. - 19 apr.
4. KGU GAAK. F. 166. Op. 1. D. 1.
5. KGU GAAK. F. 135. Op. 1. D. 22.
6. Meljnikov, F.E. Kratkaya istoriya drevlepravoslavnoyj (staroobryadcheskoyj) Cerkvi. - Barnaul, 1999.
7. KGU GAAK. F. 51. Op. 1. D. 5.
8. Dementjeva, L.S. Stroiteljstvo khrama vo imya Vozdvizheniya Kresta Gospodnya v Barnaule // Arkhitektura i stroiteljstvo Sibiri. - 2002. - № 4.
9. «Sibirskiyj staroobryadec». - 1919. - № 6.
10. KGU GAAK. F. 135. Op. 1. D. 5.
11. Zoljnikova, N.D. «Svoi i «chuzhie» po normativnihm aktam staroverov-chasovennihkh // Gumanitarnihe nauki v Sibiri. - 1998. - № 2.
12. KGU GAAK. F. 312. Op. 1 a. D. 23.
13. KGU GAAK. F. R-1692. Op. 1. D. 33.
14. KGU GAAK. F. R-1692. Op. 1. D. 33. L. 57-59; D. 52. L. 48; D. 70. L. 24; GATO. F. R-1786. Op. 1. D. 426. L. 30, 106; GANO. F. R-1418. Op. 1. D. 109. L. 4.
15. KGU GAAK. F. R-1692. Op. 1. D. 17. L. 22; D. 58. L. 118; D. 79. L. 1.
16. GATO. F. R-1786. D. 426.
Статья поступила в редакцию 01.09.11
УДК 930.85
Alekseeva (Gurtchenko) K.A. PHENOMENON OF CHECKS GAME IN THE HISTORY OF CULTURE. This article contains the interesting information confirming an ancient origin of checkers game and her sociocultural importance in the life of society. Mentioned are references to this game in the opuses of the world classical literature and on the canvases of the famous painters thereby it allows us to estimate the manners and life of the people.
Key words: checkers game, checkers subjects, vase painting, assembly, checkers topic, bylina, literature, sculptural composition, painting, lithography.
К.А. Алексеева (Гурченко), аспирант СПГУВК, г. Санкт-Петербург, Е-mail: vfspguvk@mail.ru.
ФЕНОМЕН ШАШЕЧНОЙ ИГРЫ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ
В статье содержатся интересные данные, подтверждающие древнее происхождение игры в шашки и её социокультурную значимость в жизни общества. Приводятся упоминания данной игры в произведениях мировой классической литературы и на полотнах известных художников, благодаря чему представляется возможным судить о жизни и быте людей.
Ключевые слова: шашечная игра, шашечные сюжеты, вазопись, ассамблеи, шашечная тема, былины, литература, скульптурная композиция, картина, литография.
В настоящее время исследователи пытаются найти ответ на вопрос, связанный с происхождением игры в шашки. До сих пор точного ответа на него не существует, однако, опираясь на данные об археологических раскопках, учитывая некоторые исторические факты, обращаясь к памятникам культуры и искусства, можно сделать вывод о древнем происхождении шашечной игры. В «Избранных диалогах» Платона находим строки, которые говорят о том, что шашечную игру создало божество Тевт. При археологических раскопках в Египте были найдены древние комплекты для шашечной игры, а в Лувре экспонируются две шашечные доски времён фараонов. На стенах гробниц Древнего Египта археологами были обнаружены изображения играющих в шашки. Это свидетельствует о том, что эта игра была у древних египтян одним из любимых занятий. Таким образом, местом её зарождения принято считать Древний Египет Шашечная игра была популярна и в Древней Греции. Сохранились до наших дней фрагменты древнегреческой вазы, на которой изображены Аякс с Ахиллом за игрой в шашки. В Британском музее имеется древнегреческое изображение на папирусе льва и антилопы, которые играют в шашки. На этой карикатуре лев олицетворяет фараона Рамзеса III (1269-1244 гг. до н. э.), а антилопа - олицетворение одной из жён или дочерей, с которыми фараон любил играть в шашки.
Еще не так давно появление шашек на территории нашей страны ученые-историки связывали с периодом правления киевского князя Владимира Мономаха (1053-1125). Однако в 50-х гг. прошлого столетия при раскопках богатого поселения недалеко от Переяславля-Хмельницкого в Киевской области был обнаружен более древний комплект шашек, выполненный из стекла. Таким образом, появление игры в шашки на Руси историки стали относить к Ш-1У векам. [1] Но существует и другая гипотеза относительно появления шашек на территории нашей страны в XIII веке. Это предположение подкрепляется тем фактом, что наиболее ранним письменным источником на Руси, где есть упоминание о шашках, является «Свиток законьный», датируемый 1282 годом. О том, что шашки были одним из любимых увлечений славян , воспринимавших их как военную игру, рассказывают многочисленные произведения народного эпоса
- былины. Так, шашечная игра упоминается в онежской былине о Михайло Потыке, а также в былине «Добрыня и Василий Казимиров».
Что же касается распространения шашечной игры в Санкт-Петербурге, то широкое развитие и популярность она получила ещё с самого его основания. Активным пропагандистом игры в шашки был Пётр I (1672-1725). При Петре I шашки стали распространяться и в придворных кругах. Сохранились воспомина-
