CC BY
83XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Кореневский Андрей Витальевич
кандидат исторических наук Южный федеральный университет
ВЧЕРАШНЕЕ ЗАВТРА РОССИИ:
БРИТАНСКИЙ ВЗГЛЯД ЭПОХИ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ
Общим местом в отечественной науке и публицистике стало «пресечение» споров об узловых моментах нашей истории заявлениями о том, что она-де, история, «не знает сослагательного наклонения». Но, собственно, каковы основания для утверждения этой сомнительной аксиомы? Цицерон называл историю «наставницей жизни», а какое назидание можно извлечь из знания о прошлом, если считать, что все произошедшее состоялось потому, что не могло не произойти, так как над ним довлел фатум «исторической закономерности», сиречь неизбежности?
В.О. Ключевский, объясняя, чем отличается «университетская» история от «гимназической», писал: «Учитель истории рассказывает ученикам, что было; профессор рассуждает со студентами, что это былое значило»1. Иными словами, подлинная историческая наука не может ограничиваться ответами на вопросы «что? где? когда?», более того, она не может не побуждать к вопрошанию: «почему и как?» А за этими главными историческими вопросами с логической неизбежностью должно следовать: «Почему это произошло так, а не иначе? И могло ли быть по-другому?». Предельно точно и емко сформулировал суть этой коллизии А.Я. Гуревич: «Если мы исходим из положения, что одним из признаков конкретной исторической закономерности является то, что она выступает как равнодействующая участвующих в движении социальных сил, как своего рода средняя статистическая всех действующих в данный момент одинаково и разно направленных воль, то не следует ли предположить в каждый такой момент возможность и различных вариантов
1 Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1991. С. 522.
- 242 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
исторического развития? Те или иные компоненты, взаимодействие которых порождает историческое движение, могут иметь различную силу и направленность, и от изменений этих факторов зависит изменение результативной равнодействующей»2.
Таким образом, если над историком не довлеют идеологические, политические и иные запреты, он не только может, но и должен задаваться подобными вопросами. Следует согласиться с В.Г. Хоросом в том, что «если историк лишь констатирует то, что было, и задним числом подыскивает этому объяснение, то он покидает почву научного анализа и становится пассивным регистратором событий, если не их апологетом»3. По большому счету, данная постановка вопроса лишь частный случай фундаментальной проблемы познания прошлого - проблемы исторической вероятности. Как писал М. Блок, «историк, спрашивающий себя о вероятности минувшего события, по существу лишь пытается смелым броском мысли перенестись во время, предшествовавшее этому событию, чтобы оценить его шансы, какими они представлялись накануне его осуществления»4.
Однако куда как легче поставить проблему альтернативных исторических сценариев, чем воплотить этот подход в исследовательской практике. Как бы ни стремился историк к беспристрастности и взвешенности оценок, главным препятствием для объективного сравнительного анализа исторических альтернатив будет само знание историка о том, какая из них реализовалась, а какая - нет. Историку мешает то, что он смотрит на события из будущего и знает, чем они завершились. Поэтому кроме «смелого броска мысли» нужны еще и надежные свидетельства прошлого о том, как виделось будущее предшествующим поколениям. Нужна точка опоры - источники, позволяющие взглянуть на это «будущее в прошедшем» глазами современников.
Увы, в целом таких источников не так уж много. Но в отношении Первой мировой войны данная интеллектуальная операция вполне осуществима. Будучи порождением «века идеологий», она и сама была конфликтом не только военнополитическим, но и мировоззренческим - «Великой войной слов», по меткому выражению канадского историка П. Бьютенхьюза5. Поэтому по обе стороны линии фронта тиражировались пропагандистские тексты, содержащие не только боевые кличи и обличения противника, но и картины будущего «справедливого» переустройства мира. Как писал Г. Уэллс, наряду с другими писателями
2 Гуревич А.Я. Общий закон и конкретная закономерность истории // Вопросы истории. 1965. № 8. С. 23-24.
3 Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. М., 1994. С. 153.
4 Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М, 1986. С. 71.
5 Buitenhuis P. The Great War of Words: British, American and Canadian Propaganda and Fiction, 19141933. Vancouver, 1987.
- 243 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
участвовавший в разработке британской пропагандистской доктрины, «подлинной целью союзников является не только разгром врага, но и установление такого мирового порядка, при котором будет исключена опасность повторения войны»6.
Разумеется, не все подобные тексты были равноценными. Своего рода полюсами недостоверности являлись исполненные патриотического негодования опусы о врагах и сверхкомплиментарные о себе. Иное дело - тексты о союзниках, в которых авторы не столь «зашорены» и могли позволить себе хотя бы относительную объективность, поскольку не обязаны были демонстрировать ни праведный гнев к «чужим», ни горячую любовь к «своим».
Таким образом, коль скоро нас не может не волновать проблема трагического излома в истории России, произошедшего в годы Великой войны, то, чтобы понять его причины, следует обратиться к аналитическим прогнозам из стана ее союзников, в первую очередь Британии, безусловно первенствовавшей на идеологическом фронте всемирной бойни. Тем паче, что эту тему трудно отнести к числу «освоенных» историками. Если участие британских писателей в деятельности Бюро военной пропаганды, известного по его местоположению как Веллинтон-Хаус, отражено в великом множестве добротных монографий, то вклад профессиональных историков в работу этого ведомства не удостоился столь же пристального внимания. Трудно указать на нечто значительное по данной теме за исключением одной главы в книге К. Нельсона и С. Олина «Почему война?»7 и нескольких пассажей в биографиях таких классиков исторической науки ХХ века, как А.Дж. Тойнби8 и Л. Неймир9, сотрудничавших с Веллинтон-Хаус в годы Великой войны. В российской же историографии данный сюжет вообще обойден вниманием исследователей, не считая отдельных абзацев в книгах таких отечественных исследователей творчества Тойнби, как Е.Б. Рашковский10, Ю.Н. Семенов11 и В.М. Мучник12. Однако и эти фрагменты касаются в основном участия Тойнби в разоблачении антиармянской политики Османской империи и его критики идейных основ национализма. В то же время русская тема в работах Тойнби, равно как и в сочинениях его коллег по Веллинтон-Хаус, остается вне поля зрения историков.
6 Stuart C. Secrets of Crewe House. The Story of a Famous Campaign. L.; N.Y.; Toronto, 1920. Р. 62.
7 Nelson K.L., Olin S.C. Why War? Ideology, Theory and History. Berkley; Los Angeles; L., 1980. P. 92-132.
8 McNeill W.H. Arnold J. Toynbee. A Life. New York; Oxford, 1989. Р. 68-76.
9 Namier J. Lewis Namier: A Biography. L., 1971. P. 122-149.
10 Рашковский Е.Б. Востоковедная проблематика в культурно-исторической концепции А.Дж. Тойнби. М., 1976. С. 69-70.
11 Семенов Ю.Н. Социальная философия А. Тойнби (критический очерк). М. 1980. С. 12.
12 Мучник В.М. В поисках утраченного смысла истории: эволюция мировоззрения А.Дж. Тойнби. Томск, 1986. С. 42-44.
- 244 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Бедность историографии данной проблемы при ее очевидной не только научной, но и социальной актуальности, тем более удивительна, что для ее исследования имеется весьма солидная и репрезентативная источниковая база. Наиболее обстоятельные и аргументированные суждения о будущем Российской империи в послевоенном мире представлены в работах Тойнби, в первую очередь -в его капитальном труде «Национальность и война», а также в работе «Новая Европа: очерки о реконструкции», являющейся его логическим продолжением. Работы коллег Тойнби У. Сетон-Уотсона и Л. Неймира, в которых также имеются прогнозы будущего России, позволяют существенно расширить и уточнить наше представление о том, как в британских политических кругах виделось послевоенное устройство мира и какое место отводилось в нем России. Наконец, имеется целый ряд источников вспомогательного характера, содержащих ценную информацию для воссоздания того интеллектуального и культурного ландшафта, в котором вызревали идеи Тойнби и других аналитиков Веллингтон-Хаус. Это мемуары (в первую очередь самого Тойнби), военно-политическая публицистика и периодика того времени. Все это в сумме составляет достаточно репрезентативную базу для реконструкции «будущего в прошедшем» Российской империи, того, как виделись перспективы ее послевоенного развития ведущим политическим аналитикам из Бюро военной пропаганды Великобритании накануне трагического излома в истории России. Разумеется, воссоздание столь сложной и насыщенной ментальной реальности во всей ее полноте и многообразии нюансов - неподъемный труд в формате статьи. Поэтому задача ставится скромнее: сфокусировав внимание на наиболее значимых и информативных текстах, обозначить общий контур проблемы и подходы к ее последующему решению.
Важная особенность британской пропагандистской стратегии заключалась в том, что на идеологический фронт были мобилизованы не только газетчики, карикатуристы и прочие мастера агитационного «ширпотреба», но и подлинные интеллектуалы. Именно им, по словам Бьюттенхьюза, удалось достаточно быстро сфабриковать пропагандистский миф, «который господствовал вплоть до конца войны вопреки противоречившей ему очевидности»13.
Достаточно много написано об активном участии в деятельности Бюро военной пропаганды таких писателей, как А. Конан Дойль, Р. Киплинг, Г.К. Честертон, Дж. Голсуорси, Т. Гарди, Г. Уэллс. Гораздо меньше известно об историках, также призванных на пропагандистский фронт, но выполнявших несколько иную миссию. Их тексты должны были воздействовать не столько на чувства, сколько на разум; их целевой аудиторией были не «широкие массы», а политический класс, причем не только британский, но и американский. И хотя то подразделение в Веллинтон-Хаус,
13 Buitenhuis P. The Great War of Words. P. XV.
- 245 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
в котором трудились эти специалисты, называлось Отделом пропаганды, они были скорее аналитиками, чем пропагандистами: в их задачу входило обеспечение надежной и обоснованной информацией тех, кто принимает политические решения и организует пропагандистские кампании. При этом одна часть данной информации предназначалась исключительно для служебного пользования, другая - предавалась огласке в соответствии с потребностями политического момента.
Весьма примечателен персональный состав этого уникального мозгового треста. Первым профессиональным историком, призванным на идеологический фронт, был один из самых влиятельных английских германистов Джеймс Виклиф Хедлэм. Он был широко известен как автор биографии Бисмарка, считавшейся «образцовой, общепринятой биографией Бисмарка»14, «лучшим выражением английской точки зрения на сей предмет»15.
Следом за Хедлэмом в Веллингтон-хаус был приглашен признанный знаток Австро-Венгрии Роберт Уильям Сетон-Уотсон. Пожалуй, он подходил для выполнения миссии, возлагавшейся на отдел, даже в большей мере, чем Хедлэм: в его послужном списке уже значился опыт аналитических исследований с элементами политологического прогноза, т.е. именно таких текстов, о необходимости которых говорил Г. Уэллс. Широкую известность приобрела книга Сетон-Уотсона «Будущее Австро-Вегрии и позиция великих держав», изданная в 1907 г., т.е. всего за год до аннексии Габсбургской империей Боснии и Герцеговины, поставившей Европу на грань войны. Исходной посылкой его видения будущего Двуединой монархии был тезис, сформулированный в одной из предшествующих публикаций историка: «Европа - тонкий (delicate) организм, и если в нем страдает один орган, то вместе с ним страждут и остальные»16.
Сетон-Уотсон доказывал, что «Франция и Великобритания должны приложить все усилия для сохранения Двуединой монархии (разумеется, внутренне преобразованной)»17, поскольку «Австро-Венгрия, несмотря на ее внутренние распри, задает ось европейской политики, и ее исчезновение неминуемо сокрушит баланс сил»18.
14 Тойнби АДж„ Пережитое. Мои встречи. М., 2003. С. 492.
15 Sloane W.M. Rev.: Bismarck and the foundation of the German Empire, by James Wycliffe Headlam // Political Science Quarterly. 1901. Vol. 16. № 1. P. 149.
16 Cited in: Peter L. R.W. Seton-Watson's Changing Views on the National Question of the Habsburg Monarchy and the European Balance of Power // Slavonic and east European Reviw. 2004. Vol. 82. № 3. Р. 655.
17 Scotus Viator (Seton-Watson R.W.). Future of Austria-Hungary and the Attitude of the Great Powers. L., 1907. Р. VII.
18 Ibid. Р. 4.
- 246 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Впрочем, путешествие по Венгрии, предпринятое автором вскоре после издания книги, заставило его существенно скорректировать свои взгляды. Причиной тому было сделанное им во время странствий по Венгрии неприятное открытие: общаясь с людьми самых разных убеждений, Сетон-Уотсон обнаружил, «сколь глубоко погрязла Венгрия в шовинизме»19.
Примечательно, что именно в связи с разочарованием в национальной политике Двуединой монархии Сетон-Уотстон дает политический прогноз, в котором фигурирует Россия: «Историческая миссия дома Габсбургов - обеспечение равных прав и свобод всех находящихся на его попечении народов. Отказ от этой миссии позволит России утвердить свое господство на Балканах и поставит под угрозу само существование какой-либо великой державы на Среднем Дунае»20.
Но если в процитированном отрывке Россия воспринимается как угроза интересам Великобритании, то в следующей своей книге «Югославянский вопрос и Габсбургская монархия», написанной уже после аннексии Боснии и Герцеговины, Сетон-Уотстон существенно корректирует свою позицию. Он вполне определенно говорит об «австро-венгерском империализме»21, направленном против славян, а в России видит защитницу их интересов, хотя и отмечает слабость ее внешнеполитических позиций, проявившуюся во время Боснийского кризиса22. С другой стороны, авторитет России как защитницы славян подрывает ее внутренняя политика - «репрессивный шовинизм», проявляемый по отношению к Польше и Украине. Тем не менее, Сетон-Уотстон полагает, что в Балканском вопросе Британия должна проявлять солидарность с Россией, причем аннексию Боснии и Герцеговины он считает не только русским, но и британским поражением: «мы (sic!) проиграли первое сражение»23.
Дальнейшее развитие этих взглядов мы можем увидеть в подготовленной под редакцией Сетон-Уотстона книге «Война и демократия» - первом крупном издательском пропагандистском проекте, реализованном под эгидой Веллингтон-Хаус. Отдав дань своим прежним убеждениям, Сетон-Уотстон подчеркнул, что всегда считал Австро-Венгрию вполне жизнеспособным организмом, достигшим существенного прогресса в области конституционного строя и политических свобод. «Но, - подводит он безрадостный итог, - каждый раз Венгрия оказывалась злым гением Австрии: влияние венгерской олигархии привносило реакционный дух во внутреннюю и внешнюю политику, блокировало любые реформы, отравляло
19
20 21 22 23
Scotus Viator (Seton-Watson R.W.). Future of Austria-Hungary. P. XII.
Ibid. P. 418.
Seton-Watson R.W. The Southern Slav Question and the Habsburg Monarchy. L., 1911. Р. 405. Ibid. P. 338.
Ibid. P. 405.
- 247 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
отношения государства с его южными соседями»24. Это вынуждает автора признать неизбежной перекройку карты Восточной Европы в пользу России: Австро-Венгрия могла бы купить мир уступкой Восточной Галиции («провинции, которая никогда в полной мере не вписывалась в ее географическую и политическую систему»25) и тесно связанной с ней северной части Буковины (южную, как он полагал, следует передать Румынии).
Но еще радикальнее оказались высказанные Сетон-Уотсоном суждения по самому болезненному для России вопросу - о Черноморских проливах. Стоит вспомнить, что на протяжении всего предшествующего столетия позиция Британии в этом вопросе была непоколебимой. Даже во время Боснийского кризиса Россия, уже будучи ее союзником по Антанте, не получила никакой поддержки в планах «получить Константинополь хотя бы в виде "нейтрализованного и свободного города", никому не принадлежащего, но с русскими пушками на Босфоре, в обмен на согласие с австрийской аннексией Боснии и Герцеговины»26.
Теперь же именно то решение, о котором в 1908 г. А.П. Извольский униженно просил сэра Эдварда Грея, Сетон-Уотсон вынужден был признать «замечательным в теории», но крайне опасным на практике: «Такой откат к диким и нелепым предрассудкам предшествующего поколения стал бы прелюдией крушения нашего союза с Россией, в сохранении которого жизненно заинтересованы все британские патриоты»27. Сетон-Уотсон не видит препятствий к тому, чтобы Константинополь приобрел статус вольного города под российским флагом, с российским губернатором и автономной администрацией, подобно Триесту - порто-франко под флагом Италии. Единственной возможной компенсацией за передачу проливов и Константинополя под контроль России, равно как и снятие любых ограничений для русского флота, он считает демонтаж фортов на Босфоре и Дарданеллах. И уж совершено «не по-британски» звучат слова автора: «Величайшей из христианских держав должно быть позволено водрузить крест на куполе святой Софии»28.
Помимо этих маститых профессионалов в Отдел пропаганды были зачислены три выпускника оксфордского Бэйллиол-колледжа - Хемиш Пэтон, Льюис Неймир и Арнольд Дж. Тойнби29. По всей видимости, слово за них замолвил хорошо знавший их Альфред Циммерн - друг Сетон-Уотсона, его компаньон по второму путешествию в Венгрию и один из соавторов книги «Война и демократия». Двум последним из
24 Seton-Watson R.W., Dover Wilson J., Zimmern A.E., Greenwood A. The War and Democracy. L., 1914. Р. 251.
25 Seton-Watson R.W., etc. The War and Democracy. P. 257.
26 Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914-1920. В 2 кн. М., 1993. Кн. 1. С. 85.
27 Seton-Watson R.W., etc. The War and Democracy. P. 287-288.
28 Ibid. P. 287.
29 Smith A. «New Statesman»: Portrait of a Political Weekly 1913-1931. N.Y., 1996. Р. 120.
- 248 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
этой тройки - Неймиру и Тойнби - удалось, несмотря на их юные годы, сыграть поистине выдающуюся роль в антигерманской пропаганде, а после войны стать всемирно известными историками.
Льюис Неймир (настоящее имя Людвик Бернштейн-Немировский) был крещеным евреем родом из села Воля Окжейска в российской части Польши, земляком Генрика Сенкевича и на тот момент страстным польским патриотом. Много позже, столкнувшись с зоологическим антисемитизмом новой польской элиты, он станет убежденным сионистом.
Неймир был, пожалуй, самым информированным в проблематике Восточной Европы сотрудником отдела после Сетон-Уотстона. Как вспоминал позже Тойнби, он за год или два до войны (Тойнби точно не мог вспомнить - было ли это Рождество 1912 г. или Пасха 1913 г.), вернувшись после каникул с родины, рассказывал о явных военных приготовлениях по обе стороны границы. Однако утверждение Неймира о том, что «европейская война уже не за горами», вызвало безудержное веселье остальных участников беседы, считавших такую перспективу абсолютно невозможной. «Не прошло и трех лет после того удивительного разговора, -подытоживает Тойнби, - как половины из этих незадачливых насмешников уже не было в живых»30.
О политических взглядах Неймира накануне войны, а также о степени его увлеченности этими идеями, говорит другой случай, описанный в мемуарах Тойнби: «Как-то днем он зашел к нам в дом, как раз в тот момент, когда моя жена собиралась выходить, и начал перечислять по памяти исконные славянские названия германских городов к востоку от Эльбы»31. Эта антигерманская эскапада заняла целых двадцать минут, за что Розалинд Тойнби, из вежливости не прерывавшая Неймира и стоявшая все это время на сквозняке, заплатила простудой.
В 1915 г. Л. Неймир опубликовал книгу «Германия и Восточная Европа», где, приведя внушительное количество статистических и иных фактов и описав историческую прелюдию вопроса, вынес свои рекомендации. С его точки зрения причины войны следует искать именно в Восточной Европе («европейском Ближнем Востоке», по терминологии автора32), в вековом противостоянии славянства и «германской системы»33 - немецкого доминирования в Восточной Европе, осуществляемого как напрямую, через скоординированную политику двух «германоязычных держав», так и опосредованно - через влияние, оказываемое на правительства стран региона.
30 Тойнби АДж. Пережитое. Мои встречи. М., 2003. С. 345.
31 Там же. С. 344.
32 Namier L. Germany and Eastern Europe. L., 1915. Р. XIII, 107.
33 Ibid. Р. 10.
- 249 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Даже антипольскую политику России Неймир склонен был объяснять немецким засильем в имперской бюрократии и придворных кругах. По его словам, «разделы Польши не были делом славянских государственных мужей», и этому противились такие «московские» политики, как канцлер Безбородко, «предпочитавший не получить ни дюйма польской территории, только бы не содействовать немецким государствам в разделе славянской страны»34.
Подлинным виновником бед своей родины Неймир считал канцлера К. Нессельроде, стремившегося максимально подчинить российскую политику прусским интересам: «При любых обстоятельствах, в интересах России и нашей династии, наша политика должна оставаться, как это и было в прошлом, монархической и антипольской», - цитирует Неймир «Политическое завещание» Нессельроде. - Нам не следует забывать, что в нынешнем кризисе (имеется в виду Крымская война. - А.К.) из всех держав одна лишь Пруссия выказала твердое намерение не быть нам враждебной»35. Но насколько «невраждебной» была политика Пруссии, свидетельствует, по мнению Неймира, позиция «железного канцлера», прикидывавшегося честным маклером: «Когда Бисмарк, покидая Санкт-Петербург, как бы между прочим отрезал "La Russie, c'est le neant" (Россия - это ничто), эта фраза выражала не только мнение, но также - желание и надежду»36.
Линии Нессельроде, как считал Неймир, в российской и польской политической элите противостояла линия канцлера А.М. Горчакова, великого князя Константина Николаевича и маркиза А.И. Велепольского - последователей программы Адама Чарторыйского, видевшего будущее Польши в воссоединении всех ее территорий под сюзеренитетом России.
Таким образом, во имя будущего России, Польши, равно как и всех народов восточной Европы, а также для установления мира на всем континенте, «германская система» должна быть демонтирована. Германию как главную виновницу войны и причину перманентной напряженности в регионе следует лишить всех не-немецких территорий, а Двуединую империю - вообще раскассировать. Процитировав известное выражение Горчакова «Австрия не государство, а правительство»37, Неймир в то же время выразил свое несогласие с известным суждением о ней как о тюрьме народов. Точнее, она является таковой лишь для трех народов - итальянцев, сербов и румын, считающихся нелояльными короне, поскольку их национальные государства недружественны империи. Для остальных же это скорее «отель или
34 Namier L. Germany and Eastern Europe. Р. 13-14.
35 Ibid. Р. 10-11.
36 Ibid. Р. 20.
37 Ibid. Р. 120.
- 250 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
пансион»38, впрочем - достаточно старый и ветхий. Поэтому неудивительно, что крыша этого дома, наконец, рухнула на головы его обитателей. Окончательный вердикт Неймира таков: полякам и украинцам следует воссоединиться со своими соотечественниками под эгидой Российской империи, в пределах которой они должны получить после войны широкую автономию, остальным - образовать собственные национальные государства, а немцам Австрии, «лишив их власти над другими странами, предоставить свободу идти туда, куда они пожелают»39.
Но, пожалуй, самые масштабные исследовательские проекты в рамках Отдела пропаганды были предприняты Арнольдом Тойнби. Поскольку в Оксфорде он специализировался по античной и византийской истории, а после окончания университета продолжил образование в Афинской археологической школе, в Веллингтон-Хаус его пригласили в качестве эксперта по Балканам. При этом следует отметить, что его знание было не только книжным: в 1911-1912 гг. Тойнби исходил пешком большую часть Греции (по его собственной оценке - не менее трех тысяч миль40), и к этому опыту личного общения с живыми наследниками эллинской и византийской культур он неоднократно обращался в своих книгах.
Вскоре после зачисления в штат Отдела пропаганды Тойнби подготовил и издал очерк, посвященный политике Греции с 1882 г., т.е. с того момента, когда, правительством премьер-министра Х. Трикуписа был взят курс на сближение страны с Францией и Великобританией41. Тогда же он был включен в авторский коллектив издания «Балканы: история Болгарии, Сербии, Греции, Румынии, Турции»42. Но постепенно круг его интересов значительно расширился, о чем свидетельствует опубликованное в декабре 1914 г. в журнале «Political Quarterly» эссе о славянских народах43.
Наконец, в феврале-марте следующего, 1915 г., Тойнби подготавливает 522страничное исследование планов Антанты по послевоенному устройству мира «Национальность и война» (точнее, «идея нации и война» - Nationality and the War). Особенно примечательно то обстоятельство, что львиная доля объема этой книги была посвящена России, и это при том, что изначально ее автор не был специалистом в данной области. Но, пользуясь помощью своего друга Неймира и собственными усилиями, Тойнби в короткий срок восполнил пробелы в своих познаниях и смог представить весьма обоснованный анализ ситуации. Можно даже
38 Namier L. Germany and Eastern Europe. Р. 124.
39 Ibid. Р. 126.
40 Тойнби АДж. Пережитое. Мои встречи. С. 32.
41 Toynbee AJ. Greek Policy since 1883 (Oxford Pamphlets). L. etc., 1914.
42 Forbes N., Toynbee AJ., Mitrany D., Hogarth D.G. The Balkans: A History of Bulgaria, Serbia, Greece, Rumania, Turkey. Oxford, 1915.
43 Toynbee AJ. The Slav Peoples // Political Quarterly. 1914. № 4. Р. 33-68.
- 251 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
сказать, что его видение будущего России и Восточной Европы оказалось более точным, чем у Неймира, а в некоторых аспектах почти пророческим.
В своем пристальном внимании к России Тойнби исходил не только из трезвой оценки ее реального вклада в борьбу с Центральным блоком. Это было и проявлением гражданской позиции. Его волновало и возмущало широко распространенное среди соотечественников двуличное отношение к своему союзнику, выражавшееся в сочувственном отношении к главному тезису германской пропаганды об угрозе для европейской цивилизации со стороны «варварской России» и ее «панславистской» агрессивной политики: «Мы могли бы с улыбкой пренебречь "панславистской" страшилкой Германии, если бы это не находило отклика в нашей стране, - восклицает Тойнби, - но уж слишком часто слетает с уст фраза "После Германии - Россия". Выходит, мир - та высшая цель, ради которой мы всем жертвуем сегодня - иллюзия? И вслед за тучами этой войны из-за горизонта надвигаются новые, более грозные?»44 Поэтому автор ставит цель проанализировать тиражируемые вражеской пропагандой памфлеты о «русской угрозе».
Итак, с точки зрения Германии, ее «империализм» - всего лишь средство сдерживания варварской агрессивной России, которая ничем ее не лучше - «из того же теста, только качество похуже, да помол погрубее»45, а ее заявления о якобы бескорыстной защите порабощенных славян - лицемерие, что подтверждается политикой Российской империи по отношению к Польше. Столь серьезные обвинения побуждают, как считает Тойнби, предельно внимательно отнестись к их проверке: «Если Россия в душе подобна нынешней Германии, злом возвысившейся и добро попирающей, ситуация безысходна»46. Если «панславизм» всего лишь эвфемизм для обозначения политики «панруссизма», масштабного «русского заговора», «в котором малые славянские народы - орудие, а цель - господство в Европе»47, то это будет означать полную дискредитацию планов Антанты по послевоенному переустройству Европы.
На первый взгляд, замечает Тойнби, немецкие аргументы могут показаться убедительными. Действительно, политическое устройство империй Гогенцоллернов и Романовых кажется очень похожим, хотя при всем их сходстве это сравнение явно не в пользу последней: «Цели и методы российской и немецкой бюрократии примерно одинаковы; но если немецкое правительство эффективно и, в целом, опирается на поддержку общественного мнения, то русское - оторвано от народа,
44 Toynbee АЛ. Nationality and the War. L.; Toronto, 1915. P. 295.
45 Ibid. P. 294.
46 Ibid. P. 295.
47 Ibid. P. 281.
- 252 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
невежественно и неэффективно»48.
Но в этом-то и заключается, по убеждению Тойнби, главное различие между двумя странами, поскольку нельзя ставить знак равенства между правительством и подданными: «Даже в демократически организованных государствах Западной Европы эти два фактора не совпадают, а в центре и на востоке континента они и близко не соприкасаются»49. Исправное функционирование немецкой
государственной и военной машины, как считает Тойнби, свидетельствует не о более высокой цивилизованности Германии, а об извращении самой идеи цивилизации и моральном фиаско немецкой нации: «С одной стороны - немецкое правительство, использующее такие порожденные цивилизацией национальные черты, как точность и предусмотрительность для достижения своекорыстной и, как мы считаем, нецивилизованной цели завоевания мира, подобно тому, как трест подтачивает благосостояние общества, используя обеспечиваемую обществом защиту собственности и скорость коммуникаций. С другой стороны, великая немецкая нация, поправшая свои идеалы и саму суть цивилизации - способность делать свободный выбор и смотреть на все собственными глазами, служит дурным целям правительства. Нынешний успех политики немецкого правительства стал обвинительным актом немецкой нации в том ее виде, в каком она предстает сегодня. Нет нужды в насилии по отношению к добровольному сообщнику, не нужно прибегать к обскурантистским кампаниям против деморализованной и изолгавшейся интеллигенции»50.
Совершенно иначе Тойнби характеризует ситуацию в России. В первую очередь он решительно возражает против утверждений о «русском варварстве», считая, что речь может идти лишь об определенном отставании в силу длительной изоляции от Европы, которое, однако же, стремительно преодолевается. Тойнби предпринимает экскурс в историю России XVIII-XIX вв., дабы доказать, что за этот короткий срок она проделала путь, на который другим странам континента понадобились века, и при этом внесла неоценимый вклад в европейскую культуру.
Тойнби выразил свое искреннее преклонение перед русской литературой, «столь же значимой и важной для мировой духовной истории, как и французская литература восемнадцатого столетия»: «Когда вы читаете русский роман, то попадаете из космополитической среды индустриальной Европы в "Святую Русь" - мир рек и лесов, снега и солнца, религиозных традиций и обычаев, совершенно незнакомый вам прежде. Но вы неожиданно легко привыкаете к нему, потому что струящееся в нем
48 Toynbee АЛ. Nationality and the War. P. 295.
49 Ibid.
50 Ibid. P. 295-296.
- 253 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
чувство жизни столь же отчетливо, как звук прибоя, который улавливается вашим ухом после нескольких месяцев пребывания вдали от моря»51.
При этом Тойнби не испытывает никаких симпатий к политическому режиму Российской империи, считая его рудиментом прошлого, банкротом, полностью утратившим доверие общества. Тойнби искренне надеялся, что война приведет к либерализации российского политического строя. Залог этого виделся ему в успехах российского парламентаризма и росте политической активности русской интеллигенции, не заискивающей перед правительством в отличие от «изолгавшихся» немецких интеллектуалов.
Оспаривая мнение об отчужденности русского образованного класса от своего народа, о том, что это - «дом на песке», Тойнби утверждал, что «русская интеллигенция обретает живительную влагу в неистощимом источнике народной жизни», и это, по мнению автора, сулит стране большие перемены: «Российская нация обрела свою душу; неминуемо наступит следующая стадия, когда ни на что уже не годное "сильное правительство" уступит место тем, кому сама нация доверит свою судьбу. Нынешняя война - очень важный момент в данной трансформации. Тому также есть параллель во французской истории, а именно - успешное вмешательство в Войну за независимость Соединенных Штатов Америки, позволившее либерализму угнездиться в лоне официальной политики. Подобным же образом российское правительство не может развернуть знамя, не изменив надпись, вытканную на нем прежде. Изменение перспективы будет означать замену персонала: Россия может найти тех Тюрго и Неккеров, кто, усвоив уроки своих французских предшественников, решит проблемы, перед которыми те спасовали; и может как раз сейчас в рядах ее армии сражается более сильный и целеустремленный Лафайет. Недопонимание и трения, имеющиеся сегодня в отношениях между правительством и народом России, не симптом разложения, как это представляется немцам, а признак роста. Если бы нация стала на позицию бюрократии, это действительно было бы доказательством морального падения нации. Но российская бюрократия принадлежит прошлому. Либерализм торжествует и будет набирать силу»52.
При каких же условиях, по мысли Тойнби, этот оптимистический сценарий мог бы реализоваться? Подобно упоминавшимся уже ранее коллегам по Веллингтон-Хаус, он считал ахиллесовой пятой Российской империи ее национальную политику. Жесткий антипольский курс дискредитирует Россию в глазах Европы и дает козыри германской пропаганде, позволяя обвинять ее в лицемерии. Поэтому Россия должна открыто и недвусмысленно продемонстрировать союзникам и всему миру конструктивную позицию в польском вопросе. Свое видение этой проблемы Тойнби
51 Toynbee АЛ. Nationality and the War. P. 298.
52 Ibid. Р. 298-299.
- 254 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
изложил в параграфе с весьма символичным заглавием «Рисорджименто Польши»53. Смысл этой метафоры, отсылающей читателя к эпохе объединения Италии, нетрудно понять: итогом войны должно стать воссоединение польской нации в общих политических границах.
Однако Тойнби вовсе не считал, что обретение полной независимости было бы реальным благом для поляков. Он полагал, что небывалый экономический бум конца XIX - начала ХХ веков в той части их страны, которая входила в состав России, был прямым следствием таможенного протекционизма империи и доступа к ее необъятному внутреннему рынку. Какой же выход видится автору? Тойнби доказывает, что единственным способом сохранить единое политическое и экономическое пространство России, удовлетворив при этом все чаяния угнетенных наций, является деволюция, т.е. такое перераспределение функций управления, при котором значительная часть полномочий перейдет от центра к регионам, а морально обанкротившаяся имперская бюрократия утратит монополию на власть. При этом данное перераспределение функций вовсе не должно быть арифметически равным на всей территории империи.
С точки зрения Тойнби, мера внутренней самостоятельности каждой отдельной территории, полученной ею в результате деволюции, должна быть обратно пропорциональна степени ее включенности в экономическое, политическое и социокультурное пространство империи. В центре страны, где разные народы жили вместе веками и где степень взаимозависимости отдельных областей чрезвычайно велика, ослабление вертикальных связей опасно, да попросту и невозможно. В то же время на окраинах империи можно сохранить за центром ровно столько полномочий, сколько необходимо для нужд обороны и внешней политики. Иными словами, каждая составная часть данного политического организма может быть, по мысли Тойнби, суверенной ровно настолько, насколько самодостаточной является она в экономическом и культурном отношении.
Широкую автономию с сохранением за центром вопросов внешней политики и общеимперских коммуникаций Тойнби считает оптимальной для Польши, Литвы и остзейских губерний. В то же время придание подобного статуса Украине он считал нецелесообразным в виду чрезвычайно тесной экономической и культурной связи данного региона с центром страны. Весьма симптоматично, что он почти не употребляет слово «Украина», предпочитая именовать ее Малороссией (Little Russia), доказывая, что это лишь часть единого этнического массива («расы»), различающегося «диалектами». Более того, русины (Ruthenes) Галиции - часть этого же массива, поэтому присоединение данного региона к России в результате послевоенного переустройства Европы вполне соответствует национальным
53 Toynbee АЛ. Nationality and the War. Р. 291-294.
- 255 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
устремлениям малороссов. Подтверждением того, что данная перспектива встречает сочувственное отношение и со стороны галицийского населения, Тойнби считал так называемое «москвофильское» движение. Впрочем, чтобы окончательно завоевать симпатии местного населения после включения Галиции в состав России, имперским властям потребуются немалые усилия. Тойнби отмечает, что при Габсбургах русины имели достаточно прочные гарантии сохранения языка и культуры, что налагает на Россию соответствующие обязательства.
Дополнительным и весьма веским аргументом в пользу неотделимости Украины от России Тойнби считал существование между этническим ареалами «великороссов» и «малороссов» такого специфического региона, как Новороссия (New Russia). Предприняв развернутый экскурс в историю колонизации причерноморских степей, он указывает, что заселение региона происходило как с северо-востока, так и с северо-запада, но «малороссийский элемент» здесь никогда не преобладал. Поэтому, несмотря на историческую и географическую близость Новороссии к Украине, формируемый здесь этнокультурный сплав («новороссийская смесь») «определенно никогда не будет иметь особой "малороссийской" окраски»54. Новороссия, подытоживает Тойнби, «не имеет социальных связей с Малороссией и никогда не сможет быть поглощена ею, но Малороссия как самоуправляемая единица, не имеющая выхода к побережью, географически и экономически почти невозможна»55.
Тойнби полагал, что в единстве Российской империи заинтересовано подавляющее большинство населяющих ее народов, но от Украины ее сохранение зависит в особой степени: «Малороссийский элемент составляет около трети всей расы, и если он отколется и попытается следовать собственным курсом, это неминуемо нарушит баланс всей имперской системы»56. Результатом этой братоубийственной борьбы, взаимно ослабляющей обе стороны, будет «в худшем случае полный распад Российской империи, а в лучшем - длительный политический паралич»57. Именно поэтому украинцы, как полагал Тойнби, в собственных же интересах «должны оставить свой партикуляризм и согласиться на то, чтобы вновь врасти в единое тело "Святой Руси"»58.
Итак, принимая во внимание сложносоставной характер экономического, политического и социокультурного пространства Российской империи, Тойнби считал оптимальным для нее государственное устройство, представляющее собой
54 Toynbee АЛ. Nationality and the War. Р. 316.
55 Ibid. Р. 316-317.
56 Ibid. Р. 318.
57 Ibid. Р. 319.
58 Ibid.
- 256 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
своего рода гибрид федерации и конфедерации. На первый взгляд, это может показаться очень похожим на проект превращения Британской империи в Содружество наций, который именно в то время активно пропагандировала группа интеллектуалов «Круглый стол» во главе с Лайонелом Кертисом59. Тем паче, что программная работа последнего, посвященная федерализации империи, вышла в свет в том же 1915 г.60
Однако стоит заметить, что знакомство Тойнби с этим «пророком» федерализации империи состоялось лишь 3 июня 1915 г.61, тогда как книга «Национальность и война» вышла из печати 1 апреля того же года62, т.е. на два месяца раньше. Причем на тот момент концепция Содружества наций предполагала предоставление широкой автономии исключительно «белым колониям», т.е. доминионам, наиболее близким метрополии по языку и культуре. Лишь с 1917 г. деятели «Круглого стола» стали включать в число тех владений, которые вполне созрели для широкого самоуправления, Индию. Тогда же ими стал использоваться термин «деволюция»63. Сам Кертис впервые употребил его в своих «Письмах к народу Индии»64, почти каждый раз добавляя при этом прилагательное «специфическая», из чего можно заключить, что на тот момент данный термин был еще не вполне привычен для него. Но уже с начала 1920-х гг. слово «деволюция» прочно входит в политический лексикон и рассматривается как ключевое условие удовлетворения национальных прав65. Таким образом, есть все основания полагать, что не идеи деятелей «Круглого стола» вдохновили Тойнби на его размышления о будущем Российской империи, а, скорее всего, имело место обратное влияние. Впрочем, в любом случае такое созвучие двух имперских проектов вполне объяснимо, поскольку эти мысли буквально носились в воздухе.
В подтверждение можно указать на разительное сходство рекомендаций Тойнби с еще одним проектом, автор которого явно не был знаком с книгой «Национальность и война». Проект этот был затеян (был ли он реализован - другой вопрос) на политическом пространстве бывшей Российской империи через семь лет после выхода в свет опуса Тойнби. Его ключевым конституционным принципом была, фактически, разноуровневая деволюция, при которой объем делегируемых
59 Kendle J.E. The Round Table Movement and Imperial Union. Toronto, 1975; Burgess M. The British Tradition of Federalism. Leicester, 1995. P. 70-76.
60 Curtis L. The Problem of Commonwealth. London etc., 1915.
61 Тойнби АДж. Пережитое. Мои встречи. С. 403.
62 McNeill W.H. Arnold J. Toynbee. A Life. Р. 69.
63 Darwin J. The Empire Project: The Rise and Fall of the British world-system, 1830-1970. Cambridge, 2009. Р. 349.
64 Curtis L. Letters to the People of India on Responsible Government. L., 1918. P. XI, 2, 110, 117-118, 159.
65 Macdonald J.A.M. The Case for Federal Devolution. L., 1920. Р. 5.
- 257 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
полномочий возрастет по мере удаления от центра - от приграничных квазигосударственных образований со всеми внешними признаками суверенитета до национально-культурных автономий в статусе республик, областей и округов внутри страны. Разумеется, в реальности политическое устройство Советского Союза обеспечивало населявшим его народам только сохранение языка и культуры, тогда как все прочие атрибуты самостоятельности были всего лишь декорацией. И тем не менее, сам факт очевидного сходства разных постимперских проектов говорит о том, что видение будущего Российской империи, представленное в книге «Национальность и война», вовсе не было утопией. К слову сказать, много позже и сам Тойнби отмечал сходство советского и британского проектов. В четвертом томе «Постижения истории», вышедшем в свет в 1939 г., он отмечал, что в СССР, в подражание британскому эксперименту, посредством «прогрессивной деволюции» создана «сложная система автономий внутри автономий»66.
Прогнозы Тойнби относительно будущего Российской империи, высказанные им в книге «Национальность и война», сбылись лишь отчасти и совсем не так, как это представлялось самому автору. Либерализм в России победил всего через два года после издания книги, но лишь на семь месяцев, «деволюция» же осуществилась не в самой империи, а на ее руинах, и она отнюдь не привела к реальному решению национального вопроса. Однако мы вправе задать вопрос: вина ли это Тойнби, если учесть, что фатальный исход русской смуты в значительной мере на совести Антанты, устранившейся от реальной помощи России как до революции, так и после нее?
После выхода в свет книги «Национальность и война» в апреле 1915 г. Тойнби продолжал свои штудии по национальному вопросу, результаты которых публиковались в виде отдельных статей в журнале «Nation». К сентябрю, когда таковых набралось уже шесть, он принял решение об их объединении в отдельную книгу по вопросу послевоенной «реконструкции» с символическим заглавием «Новая Европа». Но для полноты рассмотрения этой темы в уже готовом материале явно не хватало сюжета о будущем Российской империи. Поэтому Тойнби решил написать еще один очерк по самому сложному, как он полагал в тот момент, аспекту данной проблемы - об Украине. Во введении Тойнби подчеркнул, что это добавление сродни ложке дегтя в бочке меда (буквально: skeleton at the feast -скелет на банкете). Оно необходимо, чтобы напомнить читателям и самому себе, «что любая реальная проблема сродни ловушке, и если наши теории и абстракции не нацелены на ее разрешение, то лучше не предаваться этим абстракциям и не теоретизировать вовсе»67.
66 Toynbee АЛ. A Study of History. London etc., 1939. Vol. IV. P. 188.
67 Toynbee АЛ. The New Europe. Some Essays in Reconstruction. L.; Toronto, 1915. Р. 6.
- 258 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Чтобы понять, в чем укорял себя Тойнби, следует напомнить о тех кардинальных изменениях, которые произошли на восточном театре Великой войны с момента выхода из печати книги «Национальность и война». Когда Тойнби дописывал ее последние главы, русская армия развивала успешное наступление, а когда книга уже была сдана в печать, пришло известие об одном из самых крупных ее успехов за все время войны: 22 марта пал Перемышль - самая мощная австрийская крепость, считавшаяся неприступной. «Русских следует сердечно поздравить с их блестящим успехом в Перемышле, - писал в те дни «Спектэйтор». -Они добились падения одной из величайших крепостей мира благодаря хладнокровным и терпеливым действиям, спланированным великим князем [Николаем Николаевичем]»68. В завершении статьи ее автор подчеркивал, что это событие не может не побудить Германию к решительным ответным действиям: «Павший Перемышль взывает к ней, предупреждая: "Сегодня я, а завтра - ты!" И все, что нам известно о Германии, убеждает, что она скорее попытается взять реванш, нежели покорно усопнет»69.
Прогноз журналиста оказался предельно точен. 2 мая 1915 г. началась Горлицкая операция, перешедшая в широкое австро-германское наступление по всему Восточному фронту. Всего через месяц, 3 июня, русские вынуждены были оставить Перемышль, что произвело удручающее впечатление на союзников, в том числе и на самого Тойнби, чему есть красноречивое подтверждение в его мемуарах70.
Разумеется, сугубо военное значение этих событий было не столь велико, как это пыталась представить германская пропаганда. Все русские соединения отошли предельно организованно, и шлиффеновские «Канны», о которых мечтали кайзеровские полководцы, у них не получились. В сущности, это «Великое отступление» на самом деле стало, по меткому выражению корреспондента «Таймс» Стэнли Уошборна, «победой в поражении». В названой так книге, состоящей из репортажей с Восточного фронта, он писал, что, по его убеждению, «величайшей проверкой характера является не победа, а поражение». Более того, те перемены, которые происходят в России вследствие осознания уроков этого поражения, «будут признаны историей единственной значимой причиной германского краха, который, по моему мнению, неизбежен - будь это через шесть месяцев или через два года»71. Заметим, что слова эти были сказаны 1 марта 1916 г., т.е. всего за два месяца до Брусиловского прорыва, и меньше чем за два года до окончания войны.
68 The Importance of Przemysl // The Spectator. 1915. March 27. P. 6.
69 Ibid. Р. 7.
70 Тойнби АДж. Пережитое. Мои встречи. С. 403.
71 Washborn S. Victory in Defeat. The Agony of Warsaw and the Russian Retreat. L., 1916. P. XIV.
- 259 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Тем не менее, хотя военные цели германского наступления достигнуты не были, Центральному блоку удалось в 1915 г. одержать важную победу на пропагандистском фронте. И дело не только в том, что русское отступление многими на Западе было воспринято именно как поражение. Гораздо важнее то, что возвращение австро-венгерских войск в Галицию удалось представить как ее освобождение от «русских варваров», горячо поддержанное местным населением. Это был очень болезненный удар по репутации России как защитницы славян: в доказательство несостоятельности ее претензий указывалось на отношение к украинцам, которым - в отличие от Двуединой империи - Россия отказывала в праве быть нацией со своим языком, культурой и даже именем.
Эта пропагандистская атака возымела свое действие, посеяв смятение в умонастроениях многих интеллектуалов, в том числе и Тойнби. Он не мог не понимать, что многие пассажи его предыдущей книги выглядят как выражение полной солидарности с российской политикой в украинском вопросе, причем в самых одиозных ее проявлениях, например, в демонстративном употреблении термина «Малороссия» вместо «Украина» и категорическом утверждении, что «малороссийский» язык всего лишь диалект русского. В этой ситуации требовалась определенная корректировка более ранних утверждений, чтобы это не выглядело полной капитуляцией, а лишь некоторой подобающей приличиям толикой «mea culpa».
И именно с такого покаяния в грехе невежества начинает Тойнби свой очерк об Украине, признав, правда, эту вину не персонально за собой, а за всем западным обществом: «Много национальностей, относительно которых мы пребывали в неведении, добились признания благодаря войне, но случай с украинцами, безусловно, самый странный из всех. Нация составляет тридцать миллионов, а мы никогда не слышали ее имя!»72 И тут же, «чтобы хоть чуть-чуть развеять наше невежество», поясняет, что украинцы - это те же «русины» (Ruthenes) и «малороссы» (Little Russians). Дабы это не выглядело полной сдачей позиций, Тойнби уклоняется от ответа на вопрос, являются ли украинцы отдельной нацией или частью русского народа, а их речь - особым языком или диалектом. По его словам, украинец и «москвич» (Muscovite) ответили бы на него по-разному. Тем не менее, Тойнби с явным неодобрением ссылается на так называемый Эмский указ 1876 г. о запрете печати на украинском языке и слова П.А. Валуева, о том, что языка этого «никогда не было, нет и не должно быть»73. И тут же, дабы показать, насколько гонители
72 Toynbee АЛ. The New Europe. Р. 75.
73 Ibid. Р. 76. Тойнби не вполне точен. Во-первых, и так называемый «Валуевский» циркуляр 1863 г., и Указ 1876 г. допускали издание не только «древней» (antiquarian) литературы (как это утверждает Тойнби), но и «изящной словесности». Во-вторых, Валуев писал, что «большинство малороссов сами
- 260 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
украинского языка были не в ладах с реальностью, Тойнби добавляет: «Протест министра был явно чрезмерным. Указы не издают против галлюцинаций»74.
Примечательно также изменение, произошедшее в оценке «москвофильского» движения в Галиции. Если в первой книге Тойнби писал о нем как о свидетельстве тяготения галицийского населения к России, то во второй он утверждал, что эта партия «никогда не обладала жизненной силой»75. Попутно следует обратить внимание на то, что в оригинале это движение названо «Moskalophil», написание, с очевидностью указывающее на источники информации о ситуации в Галиции.
Разумеется, и то и другое было крайностью. Москвофилы никогда не были столь влиятельны, как это хотелось видеть политикам из Петербурга, но их влияние не было так ничтожно, как это утверждала германо-австрийская пропаганда. Очевидное ослабление позиций пророссийского крыла национального движения в Галиции было прямым следствием целенаправленной политики Габсбургской монархии. Начиная с середины XIX в. австрийские власти целенаправленно взращивали антироссийское «украинофильское» крыло движения галицийских русинов, одновременно преследуя «москвофилов». В преддверии войны к правовой и культурной дискриминации добавились открытые гонения на представителей этого направления, чья деятельность, по справедливому утверждению современного украинского историка, «рассматривалась венским кабинетом как откровенное проявление сепаратизма»76.
С первых же дней войны эти репрессии приняли массовый характер. Уже 28 августа 1914 г. начальник львовской полиции потребовал от имперского наместничества «вывезти из Львова арестованных опасных для государства москвофилов, которые в числе около 2 000 с большим трудом размещены в местной тюрьме»77. В первых числах сентября тысячи тех, кто подозревался в «пророссийской» ориентации, были вывезены в лагеря Терезин и Талергоф, а общий
весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может (курсив мой. - А.К.)». Иными словами, в высказывании Валуева нет долженствования и он ссылается не на собственное мнение, а на реально бытовавшие, в том числе и в украинской среде, представления. Подробнее см.: Александровский И.С. «Язык» или «наречие»? Полемика вокруг украинского языка в XIX в. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Исторические и политические науки». 2009. № 1. С. 46-53.
74 Toynbee AJ. The New Europe. Р. 76.
75 Ibid. Р. 82.
76 Савченко В.Н. Восточная Галиция в 1914-1915 годах: этносоциальные особенности и проблема присоединения к России // Вопросы истории. 1996. № 11-12. С. 97.
77 Талергофский альманах: Пропамятная книга австрийских жестокостей и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914-1917 гг. Львов, 1924. Вып. 1. С. 27.
- 261 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
счет уничтоженных в 1914-1917 гг. русинов идет на десятки тысяч78. Следствием этих репрессий был исход в Россию тех, кто не желал отказываться от «русской» самоидентификации, особенно усилившийся накануне «Великого отступления»79. Массовый характер этого исхода отмечал в своих мемуарах и А.И. Деникин80.
В итоге, пророссийское крыло национального движения в Галиции оказалось обескровленным, а их оппоненты, наоборот, укрепили свои позиции и были представлены германской пропагандой как истинные выразители вековых чаяний украинского народа. Ситуация, сложившаяся в годы Первой мировой войны, а особенно после «Великого отступления», привела к тому, что это изменение в соотношении сил приобрело необратимый характер.
Данные обстоятельства побудили Тойнби к существенной корректировке прогноза будущего Российской империи в указанном аспекте. Хотя в книге «Новая Европа» он склоняется к признанию национального своеобразия Украины, перспектив ее самостоятельности Тойнби, тем не менее, не видит, а мечтания украинских националистов о независимом государстве, включающем Киев и Одессу, кажутся ему просто нелепостью: «Киев и Одесса отторгнуты от России! Россия отрезана от Черного моря! Разумеется, такая схема практически невозможна», -восклицает Тойнби. «Украина и остальная часть России неразделимы географически, взаимосвязаны в экономическом плане, переплетены в этническом и культурном отношении»81. В то же время, игнорирование национального своеобразия Украины, тем паче политика русификации, с точки зрения Тойнби, абсолютно бесперспективны: «Украина никогда не сможет добиться всеобъемлющей
политической независимости от Москвы, а Москва - искоренить украинскую национальность или полностью ассимилировать весь украинский народ. Урегулирование может быть достигнуто только через компромисс, при котором каждая из сторон сможет обеспечить свои насущные потребности ценой отказа от чрезмерных претензий. У России должно быть географическое единство, у Украины
78 8 октября 2004 г. Верховной Радой Украины было принято постановление № 2084-IV «О 90-летии трагедии в концлагере Талергоф», в преамбуле к которому сказано: «Нынешней осенью исполняется 90 лет трагедии в концлагере "Талергоф" возле австрийского города Грац. Тогда власть Австро-Венгрии учинила репрессии против тех коренных граждан империи, которые считали себя русинами как частью русского народа. Жертвами погромов, арестов, казней за такую национальную идентификацию, "инакомыслие" и неподчинение стали десятки тысяч жителей Буковины, Галиции и Подкарпатской Руси (ныне - Закарпатья)». (Постанова Верховно! Ради Укра!ни «Про 90^ччя трагедп у концтаборi "Талергоф"» // Вщомосл Верховно! Ради Укра!ни. 2005. № 2. С. 64).
79 Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX-XX вв. М., 2001. С. 154-156.
80 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль-сентябрь 1917 г. М., 1991. С. 46.
81 Toynbee AJ. The New Europe. Р. 83.
- 262 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
- ее национальные права»82. Но впредь и те и другие должны забыть о своих непомерных притязаниях - русификации с одной стороны, и независимости - с другой.
По убеждению Тойнби, стремление украинского народа к воссоединению не оставляет иного варианта послевоенного урегулирования, как включение Галиции в состав Российской империи, но это предполагает и ответное условие. Он еще раз подчеркивает, что под властью Габсбургов украинцы имели значительно более прочные гарантии удовлетворения своих национальных прав, чем их соплеменники в России. И теперь ей не остается ничего другого, как предоставить обеим частям разделенного ранее народа никак не меньший, а по возможности больший, уровень политических свобод. Если же этого не случится, то последующий политический сценарий русско-украинского конфликта и роль в нем Галиции Тойнби определяет предельно точно и афористично, прибегая к метафорам эпохи Рисорджименто: российская «Ирридента» (невоссоединенная территория) неминуемо станет украинским «Пьемонтом», т.е. центром консолидации национального движения. Как мы знаем, и в 1917-1920 гг., и в более отдаленной исторической перспективе данный сценарий реализовался в полной мере.
Другой точный и, к несчастью, сбывшийся прогноз Тойнби касался не только Российской империи, но также ситуации в Восточной Европе в целом и политической доктрины Антанты, в основе которой лежала идея нации как основного субъекта исторического развития. Общий вывод Тойнби, высказанный еще в первой книге, сводился к тому, что «национальное государство - это самое величественное и самое опасное социальное достижение»83.
В книге «Новая Европа» эта мысль была существенно развита. Тойнби определяет национальное самосознание («национальность») как «волю к сотрудничеству» (will to cooperate), а нацию - как «группу людей, связанных присущностью данного импульса каждому индивиду»84. Но эта воля к сотрудничеству проявляется не только в культуре, историческом опыте и языке. Не меньшее значение имеет экономика, причем в некоторых случаях «требования экономики и национального самосознания становятся взаимоисключающими»85. Но именно готовность и способность выйти из этого противоречия, по мнению Тойнби, являются экзаменом на зрелость нации. Понимание общего экономического интереса консолидирует людей, побуждая их к сотрудничеству наперекор различиям в языке и культуре.
82 Toynbee АЛ. The New Europe. Р. 83.
83 Toynbee АЛ. Nationality and the War. P. 481.
84 Toynbee АЛ. The New Europe. Р. 19.
85 Ibid. Р. 33.
- 263 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
В этом секрет удивительной трансформации карты Западной Европы, где средневековая «фантастическая мозаика бесчисленных крошечных государств»86 уступила место протяженным границам современных держав. Но на востоке континента, в силу слабого развития экономики, этот фактор действует в значительно меньшей степени, и «воля к сотрудничеству» реализуется почти исключительно в стремлении к языковому и культурному единству и почти неизбежно против тех, в ком видится угроза этому единству.
Такой национализм мыслит нацию как «естественное» сообщество, которое должно занимать «естественную» для него территорию87. «Эта догма, - резюмирует Тойнби, - выражает все то зло, которое заключено в национальном принципе»88. Понятно, что в условиях мозаичности этнической карты Восточной Европы такая национальной однородность в «естественных» границах может быть достигнута быстрее всего за счет истребления всех прочих народностей.
Как известно, этот сценарий реализовался очень скоро. К чему приводит трансплантация национальной идеи за пределы Западной Европы мир увидел в то самое время, когда дописывалась книга «Новая Европа»: в апреле 1915 г. этнические чистки и депортации, осуществлявшиеся младотурецкими «патриотами» против армян, перешли в фазу тотального геноцида. Участие Тойнби, а также выдающегося медиевиста лорда Джеймса Брайса в разоблачении этих преступлений - отдельный сюжет, выходящий за тематические рамки данной статьи. Скажем лишь, что вряд ли справедливо то, что сегодня в Армении память Брайса увековечена, а его секретаря и сотрудника, автора книг, всколыхнувших общественное мнение Европы, нет.
Данный сценарий решения национального вопроса, хоть и в меньших масштабах, был реализован и в Восточной Европе. Начало этому, как уже отмечалось выше, положили австрийские власти, «зачистив» Галицию от «пророссийских элементов». Но это была лишь прелюдия в сравнении с теми кровавыми событиями, которые развернулись на просторах рухнувшей Российской империи после 1917 года, затем повторились в еще больших масштабах в годы Второй мировой войны, отозвались эхом с распадом Советского Союза и вновь напомнили о себе в наши дни.
Предвидя высокую вероятность националистических эксцессов, Тойнби пытался предложить средства их предотвращения. В частности, он настаивал на необходимости приведения административно-территориального деления в строгое соответствие с этнической картой. Так, например, именно им была предложена формула польско-украинской демаркации, ставшая впоследствии известной как
86 Toynbee АЛ. The New Europe. Р. 29.
87 Ibid. Р. 37-38.
88 Ibid. Р. 38.
- 264 -
XX век и Россия: общество, реформы, революции. Электронный сборник. Вып. 2. Самара, 2014 URL: http://sbornik.lib.smr.ru/
Статьи и сообщения
Линия Керзона. В то же время Тойнби считал, что любая перекройка границ крайне опасна, особенно, если она порождает «ирредентизм». «Разделение, - писал он, -почти всегда приводит к возникновению неистового, почти патологического национализма, который не утихомирится, пока неправомочное нарушение status quo не будет отомщено и аннулировано, даже если в этой бесперспективной борьбе будут растрачены все жизненные силы - как угнетателей, так и угнетенных»89.
Именно поэтому Тойнби был категорически против такого послевоенного урегулирования, которое будет унизительным для побежденных и породит комплекс «обиженной нации». Еще во введении к книге «Национальность и война» он писал, что будущее зависит от того, какие требования будут предъявлены побежденной Германии. Единственный способ склонить ее к прочному послевоенному миру -«хорошенько наказать, но потом договориться по-доброму»90. Как мы знаем, в руководстве Антанты в 1918 г. возобладала иная позиция. Ее лидеры не захотели «договариваться по-доброму» ни с державами Центрального блока, ни с Россией, и что из этого вышло, мы тоже очень хорошо знаем: Версальский мирный договор, подписанный 28 июня 1920 г., оказался, как и предсказывал маршал Фердинанд Фош, «не миром, а перемирием на двадцать лет». Как известно, главнокомандующий Антанты ошибся всего на два месяца.
Итак, Тойнби и другие историки, работавшие в Веллингтон-Хаус, сыграли важную роль в победе Антанты на пропагандистском фронте. При этом они дали достаточно реалистичные и обоснованные прогнозы последующего политического развития как всей Европы, так и отдельных государств, в первую очередь Российской империи. Немало из того, что предлагали Тойнби и другие аналитики, было вполне рационально и помогло бы впоследствии избежать многих катаклизмов. Но степень реального воздействия сотрудников Отдела пропаганды на принятие политических решений оказалась весьма незначительной, чем в значительной мере объясняются фатальные ошибки, допущенные руководством Антанты в «реконструкции» Европы.
Таким образом, интеллектуалам из Веллингтон-Хаус была уготована роль Кассандры, что лишний раз подтвердило печальный парадокс Гегеля: «История учит человека тому, что человек ничему не учится из истории».
89 Toynbee АЛ. The New Europe. Р. 68.
90 Toynbee АЛ. Nationality and the War. P. 29.
- 265 -
