CC BY
179
ENEOLITHIC SETTLEMENTS IN CISCAUCASUS, YASENEVA POLYANA AND CULTURE OF PIN PEARL CERAMICS IN CISCAUCASUS
S.N. Korenevskij
The article considers the issue of Pin Pearl ceramics culture in Ciscaucasus settlements. The becoming of cultures at early cattlemen and farmers of Ciscaucasus can be represented in two stages of the historical development at a local population. The well-known second stage is connected with the spreading of maykopian community at Ciscaucasus. This stage is quite significant for flourishing of local metal working, ceramic manufacture and intensive militarization of a society, neighbouring and distant daros that are exchange contacts and construction of huge barrows reflected by archeological sources. This time falls on the 4th millenium BC according to radicarbonnic dates. The authors find it hard to show any considerable changes in culture of the community; however they note the synchronization aspect in connection with Oriental cultures, so, according to the state of chronology making schemes on late or early monuments out of the settlement culture set seems to be not well-grounded.
© 2008 г.
А.В. Мастыкова
«ВАРВАРСКИЕ КОРОЛЕВСТВА» ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ У АЛАН ЦЕНТРАЛЬНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ*
В Центральном Предкавказье для эпохи переселения народов (конец IV — первая половина VI вв.) известна серия погребений с богатым инвентарем, которые можно характеризовать как привилегированные или «вождеские». В данной работе будет предпринята попытка исторической интерпретации этого археологического факта.
При выделении привилегированных погребений, были использованы критерии, разработанные для хорошо изученных социумов “варварской” Европы. Вопрос социальной интерпретации данных погребальной археологии является одним из наиболее сложных, поскольку принципы соотнесения «погребальной» и реальной иерархии древних обществ остаются дискуссионными1. Именно поэтому археологи чаще всего ограничиваются выявлением стратификации древних погребений по уровню богатства инвентаря, но воздерживаются от прямой атрибуции выделенных страт той или иной социальной группе. Особенно сложной представляется классификация женских могил, так как обычно
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ/НЦНИ в рамках международного российско-французского совместного проекта «НЦНИЛ_а», № 07-01-94652а, 2007-2009, «Варварские королевства в центральной и южной части Восточной Европы в эпоху Великого переселения народов».
2
в них иерархия выступает не столь отчетливо, как в мужских2, в том числе и в
3
северокавказском материале3.
Тем не менее, некоторые общие закономерности улавливаются археологами. Привлечение этнографических параллелей и исторических данных позволяет утверждать, что погребальный обряд, как социальный акт, так или иначе отражает структуру социума. В раннесредневековой Европе, где археологические данные частично проверяемы письменными источниками, погребения наиболее знатных лиц, такие как могилы исторически известных франкских королей и королев, например, Хильдерика4 или Арегонды5, имеют самый богатый и престижный погребальный инвентарь, включая элементы костюма.
Погребения людей высокого социального статуса, как мужские так и женские, содержат редкие и престижные предметы — инсигнии, указывающие на статус их владельцев.
В могиле короля Хильдерика были такие «статусные» вещи — именной перстень-печать, римская золотая Т-образная фибула функционера высокого ранга, золотой «королевский» браслет с расширенными концами и меч с обложенной золотом рукоятью6. Могила королевы Арегонды содержала именной перстень, который собственно и позволил установить личность погребенной'. Кроме того, могилы знати по своей архитектуре и местоположению явно занимают привилегированное положение. Так могила короля Хильдерика находилась вероятней всего под большим курганом и вокруг нее сохранялось, не заня-
о
тое другими погребениями, пространство8. Погребение королевы Арегонды
было обнаружено в церкви Сен-Дени, где совершались погребения членов ко-
9
ролевской семьи и их окружения9.
Другие известные на сегодняшний день могилы меровингской знати, надежно определяемые по их местоположению, например в той же церкви Сен-Дени, также содержат богатый и престижный инвентарь10. О существовании особой «статусной» погребальной архитектуры в догосударственных социумах Европы свидетельствуют и нарративные источники, например «Сага об Инглингах», согласно которой мифический прародитель первой шведской королевской династии Один постановил, что «в память о знатных людях надо насыпать курган, а по всем стоящим людям надо ставить надгробный камень. Этот обычай долго потом держался»11.
Все это позволяет утверждать, что в погребальной практике раннесредневековой Европы существовала несомненная связь между социальным статусом погребенного, богатством и престижностью погребального инвентаря, местоположением и архитектурой могилы. Иначе говоря, чем выше был социальный статус погребенного в «варварской» Европе эпохи Великого переселения народов, тем богаче и разнообразнее был его погребальный инвентарь.
То же самое явление наблюдается и в погребальных древностях протоисторических предгосударственных обществ Европы, где степень богатства инвентаря (показатель NAT: Number of Artefact Types) прямо связано с присутствием
12
в могиле редких импортных и дорогостоящих вещей из ценных металлов12. Конечно, как всякое обобщение, такой вывод нуждается в уточнениях и оговорках. Так, например, замечено, что разница в степени богатства инвентаря может быть связана с разными культурными традициями. В Северной Галлии «бо-
гатый» инвентарь (за исключением привилегированных аристократических
13
могил в церквях) не характерен для городского населения13. В Южной и Восточной Галлии, а также в Италии «богатый» инвентарь типичен для германской культурной традиции. Погребения, соответствующие римским погребальным обычаям и часто находящиеся в дорогостоящих каменных саркофагах и мавзолеях, либо вообще не содержали деталей убора, либо сопровождались одним символическим предметом: гребень, пряслице, пряжка14. Необходимо учитывать и возрастные критерии погребенных, поскольку в традиционных обществах социальное положение человека зачастую зависело от его возраста. Этот факт хорошо известен, например, для народов Северного Кавказа в XIX в.15 Для ряда аламаннских раннесредневековых некрополей отмечено, что вещи из серебра обычны в погребениях людей пожилого возраста, в то время как золотые предметы чаще встречаются в захоронениях людей моложе 40 лет16.
Немецкий исследователь Р. Кристляйн, используя богатство и разнообразие инвентаря как критерий социальной дифференциации, выделил три уровня франкских и аламаннских могил, которые в целом соотносятся таким образом: группа «С» — со «знатью», группа «В» — «средним классом» и группа «А» — «беднотой»17. Автор благоразумно воздержался от прямого сопоставления выделенных им групп с известными по письменным источникам социальными категориями. Это придало системе Р. Кристляйна универсальность, она была с
успехом применена не только для Германии, но и для других частей меровинг-18
ского королевства18. Впоследствии для меровингской зоны среди привилегированных погребений группы «С» в системе Р. Кристляйна был выделен уровень «Б», куда и попали вышеперечисленные королевские и «княжеские» могилы со
«статусными» вещами19. Вскоре подобные схемы были созданы и для других
20
регионов «варварской» Европы, например, для Подунавья20 или для британ-
21
ских островов21.
Разумеется, невозможно механически переносить выработанные на западноевропейском материале критерии на северокавказский, можно только руководствоваться общими принципами. Поэтому предлагаемая здесь социальная интерпретация северокавказских находок имеет самый предварительный характер.
Итак, для Центрального Предкавказья, занятого в изучаемую эпоху аланами, к числу привилегированных отнесены женские и мужские погребения с наиболее богатым и разнообразным инвентарем, включающим изделия из золота и/или «статусные» престижные предметы, а также редкие импортные вещи.
Среди мужских погребений к числу привилегированных в Центральном Предкавказье для эпохи переселения народов относятся мужские захоронения, сопровождавшиеся набором из меча (в ряде случаев богато украшенного), котла, стеклянной посуды, поясной, обувной и портупейной гарнитуры из золота
или серебра, предметов конской упряжи: Брут, курганы 2 и 722; Лермонтовская
23 24
Скала-2, погребения 10 и 11; Кугульские Западные склепы 2 и 4 ; Мокрая
Балка, погребение 12325; Байтал-Чапкан, погребение 2326; Гиляч, погребения
2.1965 г. и 4.1965 г.27; Джамагат, погребение 128; Острый Мыс-1, погребение
29 30 31
1; Шестая Шахта30; Зарагиж, погребение 118 (рис. 1). Сюда же можно отне-
сти разграбленные парные погребения 3, 5 и 6 на могильнике Лермонтовская Скала-1, из которых происходят серебряная обкладка с чешуйчатым орнаментом (погребение 3), наконечник ножен меча (погребение 5), золотая инкрустированная бляха от конского убора и серебряная инкрустированная пряжка (погребение 6)32, а также разграбленный склеп 1 на горе Развалка, где была найдена золотая инкрустированная бляха от конского убора или поясной
33
гарнитуры33.
К числу привилегированных несомненно относится захоронение в разрушенном кургане 14 Былым-Кудинетово34, откуда происходят небольшие золотые двупластинчатые фибулы, отражающие германскую аристократическую традицию женского костюма, а также золотая шарнирная бляха с перерегород-чатой инкрустацией средиземноморского происхождения. Из того же кургана происходят средиземноморские золотые псалии стиля клуазонне, украшенные птичьими головками, вещь крайне редкая даже для «княжеского» уровня погребений “варварской” Европы35. Погребение в Былым-Кудинетово могло быть, судя по наличию фибул, женским или парным, если конский убор относить исключительно к мужскому инвентарю. Скорее всего этой же категории принадлежит отдельная могила в кургане Былым-Озоруково, где была найдена единст-
36
венная на Северном Кавказе ранневизантийская пиксида из слоновой кости36. В “варварском” контексте эпохи переселения народов подобный предмет известен еще только в «королевском» кургане Журань, в Южной Моравии37. Но к сожалению неизвестно, было ли озоруковское захоронение женским или мужским.
К числу женских привилегированных захоронений можно отнести погребения, содержащие предметы из золота, довольно редкие в северокавказском регионе. Это в первую очередь «княжеское» погребение со «статусной» гривной из могильника Клин-Яр-338. А также — погребение 5.1965 г. могильника Гиляч с золотыми проволочными серьгами, золотой шарнирной инкрустированной бляхой и фибулой обтянутой золотым листом39; женское захоронение из коллективной могилы 10 некрополя Лермонтовская Скала-2 с золотой шарнирной бляхой с инкрустацией и золотой фибулой-брошью с камнями40; погребение 3 могильника Гиляч41, погребение 52 некрополя Клин-Яр-342, погребение 54 могильника Мокрая Балка43, погребение 11 могильника Лермонтовская Скала-244, Чми-1, погребение 4/скелет девочки45 - все с золотыми серьгами; женское погребение в могиле 118 некрополя Зарагиж с золотой подвеской и золотой аппликацией46 и погребение 24 могильника Байтал-Чапкан с бляхой поли-хромного стиля, обтянутой золотым листом47. Наконец, серия престижных вещей полихромного стиля происходит с осетинских могильников Верхняя и Нижняя Рутха48.
Мужские и женские привилегированные могилы известны по всему Центральному Предкавказью, однако самые престижные, “княжеские” — Клин-Яр-3, Лермонтовская Скала-2, Брут, Былым-Кудинетово и Былым-Озо-руково — известны пока в Пятигорье, Кабардино-Балкарии и Осетии. Возможно их распространение отражает географию формирования центров власти, «варварских» королевств49 (рис. 1).
Рис. 1. Привилегированные погребения эпохи Великого переселения\ народов в Центральном Предкавказье.
1: Былым-Озоруково и Былым-Кудинетово; 2: Гиляч; 3: Лермонтовская Скала 1 и 2; 4: Зарагиж; 5: Клин-Яр-3; 6: Брут; 7: Мокрая Балка; 8: Кугульские Западные склепы; 9: Байтал-Чапкан; 10: Шестая Шахта; 11: Джамагат; 12: Острый Мыс-1; 13: Развалка; 14: Верхняя Рутха и Нижняя Рутха; 15: Чми.
КАВКАЗ 153
В западной археологии неоднократно отмечалось, что наиболее богатые погребения со сложным погребальным обрядом и пышным инвентарём относятся к эпохе становления государственных «варварских» формирований, с «открытой» структурой50, когда «новые» правящие элиты пытаются таким образом подчеркнуть свою значимость и «обосновать» легитимность своей власти. Приведу два общеизвестных примера. Уже упоминавшийся франкский король Хильдерик был захоронен с богатым набором золотых вещей под курганом значительных размеров, его погребение сопровождалась принесением в жертву довольно многочисленных лошадей, а его сын Хлодвиг, кстати далеко превзошедший своего отца по части создания меровингской империи, погребен в саркофаге в церкви по христианскому обряду, который исключал «варварскую пышность». Анонимный черниговский правитель X века был удостоен при погребении огромного кургана Черная Могила, его сопровождали дополнительные погребения (или погребение?), богатый набор престижного оружия и другие приношения. А выдающийся русский государственный деятель Ярослав Мудрый, принадлежавший уже следующему поколению правящей элиты, покоился в церковном саркофаге и сопровождался весьма скромным инвентарем. Видимо, могилы аланских вождей Центрального Предкавказья с богатым инвентарем скорее соответствуют первой стадии становления “варварских королевств”.
Концентрация богатых могил V в. с престижным оружием и убором в Пяти-горье, долине Баксана и в Северной Осетии является археологическим свидетельством существования здесь политического формирования типа “варварского королевства” с военизированной знатью во главе. “Варварское королевство” является предгосударственной, наиболее развитой формой “вождества”. Вож-дество (сЫеГёот) характеризуется наличием предводителя, часто сакрализован-ного, стоящего во главе иерархической системы, основанной на неравенстве кланов и семей. Иерархия кланов имела первостепенное значение для варваров, ее несоблюдение или незнание могли привести к тяжелым последствиям. Так, византийские послы, пытавшиеся возмутить гуннов-акацир против Атти-лы, раздали подарки “не по чину” акацирским предводителям, чем вызвали недовольство знатных родов, которые немедленно сообщили о заговоре Аттиле51. Как и в обычном “вождестве”, в “варварском королевстве” власть зиждется на традиционном устном праве, обычаях, авторитете вождя, а кодифицированные законы и структуры, необходимые для их применения (суд, полиция, армия и.т.д.), отсутствуют. Однако, в “варварском королевстве” родовые привилегии начинают заменятся сословными. Появляются образования, не связанные с родовой системой, такие как дружина, часто включающие значительное количество иноплеменников. Одновременно родовая “знать” постепено вытесняется королевскими представителями.
Такие “королевства” хорошо известны по письменным источникам V в. в Западной и Центральной Европе. Часто они возникают как пограничные формирования римских федератов, либо как “вассальные” княжества гуннской “империи”. В отличие от больших варварских объединений позднеримского времени, таких как держава Германариха, они занимают компактную территорию, это особенно хорошо видно на примере дунайских или франкских коро-
левств середины-второй половины V в. Так, сравнительно небольшая территория позднеримской Паннонии, к западу от Дуная, была поделена между тремя остроготскими королевствами52. На ограниченной территории современной южной Бельгии и приграничных районов Франции располагалось, по меньшей мере, два франкских королевства: одно со столицей в Турнэ, принадлежавшее
53
династии Меровингов и другое — короля Клодиона со столицей в Камбрэ .
Районы концентрации “привилегированных” могил V в. считаются археологическим выражением “варварских королевств”54. Погребения варварской и варваризированной знати этого времени в Западной и Центральной Европе отличаются престижным инвентарем: парадные мечи с золотыми обкладками и полихромным декором на ножнах, рукояти и гарде; поясные и обувные гарнитуры из золота и серебра в мужских захоронениях55; большие двупластинчатые фибулы, украшения полихромного стиля из золота или серебра в женских могилах56.
На археологическом материале малые “варварские королевства” выделялись в Центральной Европе57. По мнению Я. Тейраларечь идет о небольших высоко милитаризированных группах смешанного, германского и негерманского (гуннского, аланского и.т.д.) происхождения, которые возникли в смутную эпоху Великого переселения народов. В начальной стадии своего существования такие группы выступают чаще всего как пограничные федераты Рима (такие как гото-алано-гуннские отряды Алафея и Сафрака в Паннонии в 378 г.) или вассалы гуннов (например, остроготские Амалы, оставшиеся в Восточной Европе). После смерти Аттилы и окончательного падения римского лимеса в
450—460 гг., эти королевства получают независимость и вступают между собой
58
в жестокую борьбу за лидерство58.
В Восточной Европе подобные “королевства” в V в. (гуннское и постгунн-ское время) выделяются у оседлого населения по концентрации “княжеских” находок, идентичных или близких по составу центральноевропейским и кладов золотых монет, в частности в Среднем Поднепровье и в Молдавии59, на западной окраине Восточной Пруссии60, в районе Танаиса (Синявка)61, на Черно-
62
морском Побережье Кавказа под Новороссийском62 и в южном Дагестане
63
(Ираги)63. Сложнее выделить погребения знати у кочевников (гуннов, болгар, алан), поскольку с гуннского времени мода на сравнительно недорогие, обтянутые золотым листом на бронзовой основе, украшения полихромного стиля является у них повсеместной. Тем не менее одно их таких “королевств” для по-стгуннского времени выделяется близ устья Дона64. Находка второй половины
V в. из кургана у Хасав-Юрта65, возможно, свидетельствует о существовании какого-то кочевнического “королевства” в Северном Дагестане.
Разумеется, лишь немногие из привилегированных погребений принадлежат вождям варварских объединений. Большую же часть вышеназванных погребений, скорее всего, можно соотнести с варварской “аристократией” различного уровня (местные старейшины, предводители кланов, знатные воины и члены их семей). Однако, концентрация выделенных погребений в конкретных регионах весьма показательна для географии “варварских королевств” V в. в Восточной Европе, и в частности, в Центральном Предкавказье (рис. 1).
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Харке Г., Савенко С.Н. Проблемы исследования древних погребений в западноевропейской археологии // РА. 2000. № 1. С. 217-226; Харке Г., Савенко С.Н. Проблемы исследования древних погребений в американской археологии // РА. 2000. № 2. С. 212-220; Perin P. Possibilites et limites de l’interpretation sociale des cimetieres merovingiennes //Antiquites Nationales. 30. 1998. P. 169-184.
2. Perin. Op. cit. Р. 173, 178.
3. Коробов Д. С. Социальная организация алан Северного Кавказа IV—IX вв. Москва, 2003. С. 282, 288.
4. Perin P., Kazanski M. Das Grab Childerichs I // Die Franken, Wegbereiter Europas. Mainz, 1996. S. 173-182; Казанский М.М., Перен П. Могила Хильдерика (481/482 г.): состояние исследований // КСИА. Вып. 218. 2005. С. 24-42.
5. Fleury M, France-Lanord A. (dir.). Bijoux et parures merovingiens de la reine Aregonde, belle-fille de Clovis // Dossiers de l’archeologie. N° 32. 1979.
6. Perin, Kazanski. Op. cit.; Казанский, Перен. Ук. соч. С. 25. Рис. 1-4.
7. Die Franken. Wegbereiter Europas. Mainz, 1996. S. 936-938. Kat. VI.2.10.
8. MUller-Wille M. Les tombes royales et aristocratiques а tumuli // Antiquites Nationales.
29. 1997. P. 245-257; Р. 248. fig. 3.
9. Fleury, France-Lanord. Op. cit.
10. Paris de Clovis а Dagobert. Paris, 1997. Р. 62-70.
11. Снорри Стурлусон. Круг земной (пер. М.И. Стеблин-Каменского). М., 1995. Сага об Инглингах. VIII. С. 14.
12. HedeagerL. Iron-Age Societies. From Tribe to State in Northern Europe, 500 BC to AD 700. Oxford-Cambridge, 1992. P. 120, 121.
13. Perin. Op. cit.
14. Martin M. Grabfunde des 6. Jahrhunderts aus der Kirche St. Peter und Paul in Mels SG //Archaoloige der Schweiz. 11. 1988. S.167-181.
15. Лавров Л.И. Этнография Кавказа (по полевым материалам 1924-1978 гг.). Ленинград, 1982; Казиев Ш.М., Карпеев И.В. Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке. М., 2003.
16. Stauch E. Alter ist Silber, Jugend ist Gold 1 Zur altersdifferenzierten Analyse fruh-geschichtlicher Bestattungen // Zwischen Spatantike und Fruhmittelalter. Archaologie des 4. bis. 7. Jahrhunderts im Westen. Berlin; New-York, 2008. S. 275-295.
17. Christlein R. Besitzabstfungen zur Merowingerzeit im Spiegel reicher Grabfunde aus West- und Suddeutschland // Jahrbuch des Romisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. Bd. 20. 1973. S. 147-180.
18. Martin M. Le Haut Moyen Age // Peuples et archeologie. Bale, 1990. P. 187-213.
19. Perin. Op. cit.
20. Bierbrauer V. Ostgermanischer Oberchichtgraber der romischen Kaiserzeit und des Fruhen Mittelalters // Peregrinatio Gothica. Lodz, 1989. S. 39-106.
21. Cм. библиографию: Харке Г., Савенко С.Н. Проблемы исследования древних погребений...
22. Габуев Т.А. Аланский всадник. Сокровища князей I—XII веков. М., 2005. № 55-85.
23. Рунич А.П. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1973 год // Архив ИА РАН. 1973. Р-1. № 5009; Рунич А.П. Захоронение вождя эпохи раннего средневековья из Кисловодской котловины // СА. 1976. № 3. С. 256-266.
24. Рунич А.П. Раннесредневековые склепы Пятигорья // СА. 1979. № 4. С. 232-247.
25. Афанасьев Г.Е., Рунич А.П. Мокрая Балка. Выпуск 1. Дневник раскопок. М., 2001. С. 228.
26. Минаева Т.М. Могильник Байтал-Чапкан в Черкесии || СА. Вып. XXVI. 1956. С. 236-361.
27. Минаева Т.М. Раскопки святилища и могильника возле городища Гиляч в 1965 г. || Древности эпохи Великого переселения народов V—VIII веков. М., 1982. С. 222-234.
28. Биджиев Х.Х.Отчет археологической экспедиции Карачаево-Черкесского Научно-Исследовательского Института за 1978 год || Архив ИА РАН. Р-1. 1978. № 7121.
29. Рунич А.П. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1974 год || Архив ИА РАН. 1974. Р-1. № 5249.
30. Абрамова М.П. Ранние аланы Северного Кавказа III—V вв. н.э. М., 1997. С. 49.
31. Atabiev B. Tombe 118. Zaragij, Naltchik (Caucase du Nord, Ripublique de Kabardino-Balkarie), Russie || L’Or des princes barbares. Du Caucase а la Gaule, Ve siecle apres J.-C. Paris, 2000. P. 162-165.
32. Рунич А.П. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1962 год || Архив ИА РАН. 1962. Р-1. № 2454.
33. Рунич. Раннесредневековые склепы Пятигорья.
34. ОИАКза 1882—1888 гг. Санкт-Петербург. С. 156.
35. O них см.: Akhmedov I. Cheeck-pieces and elements of harness with zoomorphie decoration in the Great Migration period || Probleme des fruhen Merowingerzeit im Mitteldonauraum. Brno, 2002. P. 11-30.
36. Искусство Византии в собраниях СССР. 1977. М., 1977. Т. 1. С. 128. кат. № 188.
37. Poulik J. Zufan in Geschichte Mitteleuropas || Slovenska Archeologia. XLIII-1, 1995.
S. 27-109, S. 97, Abb. A. 1-4.
38. Kuznecov V.A. Deux tombes alaines des Ve-VIe s. а Hasaut et a Klin-Yar (Caucase du Nord) || Les sites archёologiques en Crimie et au Caucase durant l’Antiquiti tardive et le haut Moyen-Age (Colloquia Pontica. Vol. 5). Leiden, 2000. P. 153-192, Р.170-185; Мастикова А.В. Гривна из могильника Клин-Яр и возможности выделения привилегированных женских погребений эпохи Великого переселения народов в Центральном Предкавказье || Северный Кавказ и мир кочевников в раннем железном веке. Сборник памяти М.П. Абрамовой. М., 2007. С. 472-490.
39. Минаева. Раскопки святилища и могильника ...
40. Рунич. Захоронение вождя...
41. Минаева Т.М. Археологические памятники на р. Гиляч в Верховьях Кубани || МИА. № 23. 1951. С. 273-301.
42. Флеров B.C. Аланы Центрального Предкавказья V-VIII веков: обряд обезвреживания погребенных (Труды Клин-Ярской экспедиции I). М., 2000. С. 36, 37.
43. Афанасьев, Рунич. Ук. соч. С. 115.
44. Рунич. Отчет о полевых исследованиях в районе Кавминвод за 1973 год.
45. Абрамова М.П. Раннесредневековый могильник у с.Чми в Северной Осетии || Новые материалы по археологии Центрального Кавказа в древности и средневековье. Орджоникидзе, 1986. С. 49-71.
46. Atabiev. Op. cit.
47. Минаева. Могильник Байтал-Чапкан ...
48. Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа (Материалы по Археологии Кавказа. Т.УШ). Москва, 1900; Абрамова. Ранние аланы Северного Кавказа ... C. 76, 77.
49. Казанский М.М., Мастикова А.В. Центры власти в и торговые пути в Западной Алании V-VI вв. || Северный Кавказ: историко-археологические очерки и заметки (Материалы и Исследования по Археологии России. 3). М., 2001. С. 138-161.
50. Binford L.H. Mortuary Practices: Their study and their potential || American Antiquity.
26. 1971. P. 6-29; Steuer H. Archaeology and History: Proposals on the Social Structure of the Merovingian Empire || Birth of Europe (Analecta Romana Instituti Danici. Vol. 16). Rome, 1989 P. 100-122; Fischer S. Roman Imperialism and Runic Literacy. The Westernization of Northern Europe (150-800 AD) (Aun. 33). Uppsala, 2005.
51. Артамонов М.И. История хазар. Ленинград, 1962. С. 55; ГадлоА.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Ленинград, 1979.
52. Kiss A. Ein Versuch die Funde und das Siedlungsgebiet der Ostgoten in Pannonien zwischen 456-471 bestimmen || Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungari-cae. 31. 1979. Budapest. S. 329-339; Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до середины
VI в.). М., 1984, С. 170.
53. Лебек С. Происхождение франков V-IX века. 1. Новая история средневековой Франции. М., 1993.С. 39.
54. Kazanski M. Les tombes “princieres” de l’horizon Untersiebenbrunn, le probleme de l’identification ethnique || L’identiti des populations archiologiques. Sophia Antipolis, 1996. P.109-126; Tejral J. Les fidiris de l’Empire et la formation des royaumes barbares dans la rigion du Danube moyen а la lumiere des donnies archiologiques || Antiquitis Nationales. 29. 1997. P. 137-166; Tejral J. Neue Erkenntnisse zur Frage der donaulan-disch-ostgeramnischen Krieger- beziehungsweise Mannergraber des 5. Jahrhunderts || Fundberichte aus Osterreich. Bd. 41. S. 2003. 496-524.
55. Kazanski M. Les tombes des chefs militaires de l’ipoque hunnique || Germanen beiderseits des spatantiken Limes. Koln-Brno, 1999. P. 293-316.
56. Bierbrauer V.Ostgermanischer Oberchichtgraber...; Kazanski M. Les tombes “princieres” de l’horizon Untersiebenbrunn.
57. Tejral. Les fidiris de l’Empire.; Tejral. Neue Erkenntnisse.; Kazanski. Les tombes “princieres” de l’horizon Untersiebenbrunn.; Kazanski. Les tombes des chefs militaires.
58. Tejral. Les fidiris de l’Empire.; Tejral. Neue Erkenntnisse.
59. Казанский М.М. Остроготские королевства в гуннскую эпоху: рассказ Иордана и археологические данные || Stratum +. Кишинев, 1997. С. 181-193; Ахмедов И.Р., Казанский М.М. После Аттилы. Киевский клад и его культурно-исторический контекст || Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регине на исходе римского времени и в раннем средневековье. СПб., 2004. С. 168-202.
60. Кулаков В.И. Holibo. Междуречье Ильфинг и Фришинг в 5 в. н.э. || Пстарычна-Археалапчны Зборнік, № 13. 1998. Мінск, C. 98-119.
61. Безуглов С.И., Ильяшенко С.М. Богатое погребение гуннской эпохи биз Танаиса || Донская Археология. 2000. № 1. С. 91-100.
62. Мастикова А.В. Социальная иерархия женских могил северокавказского некрополя Дюрсо V-VI вв. (по материалам костюма) || Историко-Археологический Альманах. 7. 2001. М.-Армавир. С. 58-69.
63. Абакаров А.И., Давудов О.М. Археологическая карта Дагестана. М., 1993. C. 215.
64. Засецкая И.П., Казанский М.М., Ахмедов И.Р., Минасян Р.С. Морской Чулек. Погребения знати из Приазовья и их место в истории племен Северного Причерноморья в постгуннскую эпоху. СПб., 2007.
65. Kazanski M, Mastykova A. Le Caucase du Nord et la region mediterraneenne aux 5e-6e siecles. A propos de la formation de la civilisation aristocratique barbare || Eurasia Antiqua. Bd. 5. 1999. P. 523-573. Fig. 25.
