CC BY
121
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 27 (165). Филология. Искусствоведение. Вып. 34. С. 12-20.
н. д. голев, л. г. ким
вариативно-интерпретационное функционирование текста (квопросу о расширении границ лингвистической вариантологии)
В статье с позиций антропоцентрической лингвистики обсуждается проблема вариативно-интерпретационного функционирования текста в речевой деятельности реципиента. Данный предмет вписывается в общее пространство лингвистической вариантологии. Разрабатывается методология описания и предлагаются единицы интерпретационного функционирования текста, моделирующие это явление.
Ключевые слова: вариативность, интерпретация, функционирование.
Вариативность как универсальное свойство языковых единиц является объектом изучения лингвистической вариантологии -научной теории, в рамках которой вариативность рассматривается как способ существования и функционирования единиц языка, как имманентное свойство языковой системы, основывающееся на неоднородности и дискретности элементов языка и обусловленное а) существованием каждой единицы в виде некоторого класса и б) использованием в речи всегда одного представителя класса1. При этом исследование феномена вариативности соотносится с рассмотрением языка не только в статическом, но и динамическом аспекте. Так, опираясь на идеи В. Гумбольдта, Л. Г. Зубкова рассматривает вариативность «как обязательное свойство языка как порождающего организма, как динамичной системы, характеризующейся членораздельностью и символичностью»2. Таким образом, традиционно вариативность, во-первых, исследуется в направлении от языковой системы к речевому материалу, как проявление на речевом уровне системных свойств языка, и, во-вторых, как модификация формы языковой единицы, коррелирующей с одной и той же смысловой сущностью, и, напротив, модификация смысла, коррелирующего с одной звуковой формой3. При этом наиболее разработанным в системном плане оказался первый из названных видов корреляции: при исследовании феномена вариативности в языке акцент делается в основном на модификации звуковой формы или структуры языковых единиц4. Вариантология первоначально развивается в рамках фонологии, рассматривающей фонему в ее инвариантном и вариантном статусе, а затем расширяет свою предметную
область в сферу лексикологии, морфологии и словообразования; главный ее объект на этом этапе - лексические и морфемные единицы языка с колеблющейся звуковой оболочкой или неоднородным содержанием5.
Для описания вариантных отношений в названных лингвистических дисциплинах разрабатывается достаточно строгий понятийнотерминологический аппарат, системно фиксируются, в том числе лексикографически6, количественные изменения конкурирующих вариантов. Положение об инварианте как абстрактном обозначении одной и той же сущности в отвлечении от ее конкретных модификаций - вариантов - является в этих дисциплинах отправным при описании ряда коррелирующих единиц - эмического и этического уровня: фонемы и звука, лексемы и лексы, морфемы и морфа, предложения и вы-сказывания7. Актуализированными в лингвистике и получившими дальнейшее развитие являются идеи о некоем образце, эталоне, или норме, и варианте как модификации этой нормы или отклонении от нее8. Дальнейшее развитие получили идеи о позициях как условиях функционирования языковой единицы, определяющих репрезентацию того или иного ее варианта, условиях, в которых актуализируются/нейтрализуются ее дифференциальные свойства9. Некоторые из принципов структурной вариантологии проецируются и в область семантики, прежде всего на ее морфемно-деривационном уровне, и особенно в сферу семантического варьирования словообразовательных типов; оно достаточно полно и последовательно представлено, например, в «Русской грамматике». В мировой лингвистике имеется немало успешных описаний структурно-семантического плана
вариативности лексической семантики; возможно, наиболее глубокое и системное ее описание представлено в работах, примыкающих к московской семантической школе Ю. Д. Апресяна; имеются также успешные попытки системного дериватологического моделирования лексической полисемии. При этом необходимо подчеркнуть, что единицы более высокого уровня, чем слово, редко рассматриваются в парадигме вариантности. Так, например, понятие «синтаксические синонимы» (типа быстрота, с какой он двигался, удивляла нас; его быстрое движение вызывало у нас удивление и т. д.) оказывается более предпочтительным для синтаксистов, чем понятие «синтаксические варианты»10. Однако не вызывает никакого сомнения то. что такие универсальные и глубинные понятия, как «пропозициональная семантика», «генеративная схемы», «тексты-примитивы» и подобные естественным образом соотносятся с базовой оппозицией вариантологии «инварианты - варианты», и то, что они раскрывают движение речевой деятельности производителя текста в направлении от абстрактной языковой системы к конкретному тексту, вариантам текста. Отметим здесь, что понятие-термин «текстовые варианты» малоупотребителен в лингвистике, в отличие, скажем, от литературоведения.
Таким образом, современная варианто-логия находится на начальном этапе своего становления как самостоятельной лингвистической дисциплины, ее контуры как сквозной (универсальной) и целостной модели языка только просматриваются, но даже в этом состоянии достаточно хорошо видны ее высокие объяснительные возможности, вытекающие из самой значимости явления вариативности в языке и речи, которая, в частности, заключается не только в том, что она «порождается системой, но и сама выступает порождающей силой, способствуя дальнейшему членению и категоризации языковых элементов»11. Как будет показано ниже, в процессе исследования вариативно-интерпретационного функционирования текста возможно использовать основные понятия и теоретические положения традиционной вариантологии. Тезис о модификации смысловой стороны языковой единицы, репрезентированной вариативной множественностью речевых произведений, вполне приложим и для трактовки вариативной интерпретации текста.
Таким образом, в данной статье в вариан-тологию вводится новый предмет изучения -интерпретационная вариативность текста; тем самым предпринимается попытка существенного расширения горизонтов вариантологии. Во-первых, в качестве ее объекта рассматривается текст. Во-вторых, вариативность исследуется в направлении не «от языковой системы к речевому материалу (тексту)», а «от текста - к речевой деятельности». В-третьих, предметом изучения является речевая деятельность не продуциента текста, а его реципиента. В-четвертых, описывая варианты интерпретации в плане содержания, мы делаем акцент на смысловые (модусно-диктумные) детерминанты вариативности. Наконец, в-пятых, одну из причин воздействия данных детерминант мы видим в вариативности качеств языковой способности носителя языка (языковой личности). Последнее обстоятельство выводит вариантологию в лингвоантропологическое пространство, пока мало затрагиваемое этой научной дисциплиной, хотя оно органически связано с системным про-странством12. Присоединяясь в связи с этим к тезису В. М. Солнцева о том, что «вариантноинвариантное строение языка моделирует
13
вариантно-инвариантное строение мира»13, считаем возможным включить в него промежуточное звено - вариантно-инвариантное строение персонологической сферы языка. Согласно нашей концепции, смысловая вариативность текста задается факторами одновременно индивидуально-психологического и объективно-структурного характера как следствие объективных свойств языка и языковых знаков. Вариативность интерпретационной деятельности реципиента и - как результат
- экспликация смысловой множественности текста детерминированы вариативным потенциалом самой языковой системы, поскольку, согласно нашей гипотезе, принципы системного устройства языка коррелируют с принципами ментально-психологического персонологического пространства14. Иными словами, язык устроен таким образом, чтобы обслуживать вариативность рецептивноинтерпретационной деятельности, или - в другом аспекте - вариативность интерпретационной деятельности и вариативность как фундаментальное свойство языковой системы взаимодетерминированы.
Безусловно, такая постановка проблемы и изучение феномена вариативности восприя-
тия и интерпретации языковой единицы и текста в целом имеет философские и общенаучные предпосылки, в частности, в философии постмодернизма15, в исследованиях гер-меневтического16 и психолингвистического1' направлений.
Предлагаемая нами модель вариантности интерпретации текста очерчена в ряде наших предшествующих исследова-ний18, посвященных описанию вариативноинтерпретационного функционирования текста в свете современной антропоцентрической парадигмы. В настоящей статье она проецируется в методологическую и методическую плоскости.
Актуализируя сформулированную Л. В. Щербой мысль о единстве языка, речи и речевой деятельности19, в названных статьях мы рассматривали феномен вариативности в языке как объективированный в виде совокупности интерпретирующих текстов речевой материал, представляющий собой результат деятельности реципиента. Феномен вариативного функционирования текста описывается нами различными путями: посредством моделирования интерпретационного процесса, представляющего собой разнообразие речевой деятельности реципиента; путем выявления и описания интерпретирующих текстов, которые воплощают речевой материал как внешне наблюдаемое явление, позволяющее познавать ненаблюдаемую языковую сущность, и через исследование и описание языкового потенциала вариативности как проявление имманентного свойства языковой системы.
Одной из задач настоящей статьи, постулирующей вариантоцентрическую концепцию языка, является обоснование понятий и терминов, необходимых для выделения и описания феномена вариативного функционирования текста в рецептивно-речевой деятельности, и в первую очередь - выявление основной языковой единицы такого функционирования.
Для решения этой задачи принципиален тезис, согласно которому вариативность восприятия смыслового содержания текста есть всеобщее и регулярное проявление его сущности. Феномен смыслового варьирования имеет место не только в пространстве художественных, игровых текстов, т.е. текстов, воплощающих соответствующую - игровую
- интенцию автора20, в текстах, отмечен-
ных ортологической дефектностью21 или в текстах-вариантах (правках). Любой текст как репрезентант языкового функционирования реализуется множественностью смысловых вариантов. Причем если в случае функционирования художественного текста вариативность его «прочтения» обусловлена самой амбивалентностью его природы, открытостью смысловых границ, имеющей эстетическую значимость, а потому прогнозируемой автором, то относительно научного или, скажем, законодательного текста объективная множественность его интерпретаций, несомненно, противоречит единственности субъективного замысла автора.
Далее, мы оцениваем такое функционирование текста как нормативное явление, обусловленное объективными свойствами языковой системы. При этом нормативность мы рассматриваем не в ортологическом аспекте (норма - предписание), а в описательном коммуникативно-узуальном, (норма - регулярная реализация). Т. е. феномен вариативности репрезентации языковой единицы в речи - явление объективное и нормативное. Такая позиция в определенной мере противоречит провозглашаемому при рассмотрении феномена вариативности тезису - особенно ортодоксально заявляемому при оценке этого явления относительно русского правописания - о нормативности единственности и аномальности множественности вариантов написаний. Доминирование подобной позиции мы наблюдаем и относительно оценки юридического текста.
Что касается развиваемой нами концепции, то закономерным и актуальным для нас является тезис о независимости, самостоятельности и вариативности интерпретации, тезис, согласно которому текст как целостная функциональная структура открыт для множества смыслов; текст существует в потенциальном единстве явных и неявных, невербализованных значений, буквальных, вторичных, скрытых смыслов, реализуемых в процессе интерпретации и представляемых множественностью смыслового результата. Постулируемый нами тезис о нормативности вариативной репрезентации текста в речевом сознании реципиента и равной коммуникативной значимости каждого варианта в определенном смысле противоречит традиционно сложившемуся герменевтическому представлению о «правильности» одного,
соответствующего авторскому, «прочтения» текста и «неправильности» прочих; цель ментально-продуцирующей деятельности адресата при этом заключается в постижении «чужой индивидуальности», реконструкции «воли автора»22.
И наконец, вариативно-интерпретационную репрезентацию текста мы рассматриваем как явление синхронного функционирования языка, обеспечиваемое объективной вариативностью интерпретационных процессов в рецептивном пространстве. В то время как согласно традиционному взгляду вариативность в синхронии есть, в первую очередь, следствие динамических процессов языка и
23
его эволюционного развития в диахронии23.
Рассмотрим в этом ключе основные единицы интерпретационного функционирования текста. Интерпретационный процесс направлен на восприятие и осмысление текста
- объекта рецептивно-интерпретационной деятельности, который в соответствии с нашей концепцией мы называем интерпретируемым текстом. Результат рецептивного ментально-речевого процесса воплощается в виде интерпретирующего текста, который в генетическом аспекте является вторичным, находящимся в отношениях формальносмысловой детерминации относительно интерпретируемого текста, а в лингвокогнитивном - представляет собой результат активного проявления метаязыкового сознания и разной степени вербализации метаязыковой деятельности реципиента, определяемой задачей семантизировать ментально-языковой объект восприятия, представляющий собой совокупность семантико-прагматических смыслов. Функционально-языковое соотношение интерпретирующего и интерпретируемого текста можно охарактеризовать как отношение аспек-туальной, функционально-направленной и субъективно-детерминированной компрессии.
Считаем необходимым подчеркнуть справедливость так или иначе высказывавшихся ранее положений о том, что в обычном речевом функционировании рецептивноинтерпретационная деятельность слушающего активно не проявляется, не вербализуется, не получает «оязыковления»; нормой является молчаливая рефлексия24, или «ин-
25
терпретативная тишина»25; рецептивно-
интерпретационный процесс протекает в скрытом, латентном состоянии. Но в опреде-
ленных коммуникативно-прагматических условиях происходит актуализация сущности интерпретационного процесса, который предстает как явление, зафиксированное, как отмечают И. М. Кобозева и Н. И. Лауфер, в виде интерпретирующего речевого акта26 и репрезентированное метатекстом, в структуре которого в разной степени вербализованы метаязыковые элементы - маркеры интерпретационной деятельности.
Приведем примеры, демонстрирующие актуализацию, перевод в «светлое поле сознания» рецептивного интерпретационного процесса27. Как показано ниже, объектом интерпретации является как диктум, так и модус интерпретируемого текста, или - в другой научной парадигме - его семантика и прагматика, вербализуемые различными языковыми единицами и высказыванием в целом.
При интерпретации семантики реципиент актуализирует следующие компоненты текста:
- лексическое значение языковой единицы: - Часто слышу из уст политиков или читаю в СМИ словосочетание «простые люди». А кто это? Где граница между «простыми» и «сложными» россиянами? (Аргументы и факты (далее - АиФ). 2009. № 1);
- референтную соотнесенность языкового знака: - Вы сказали: «Мы строим бордель». «Мы» - это кто? Народ или власть? (АиФ. 2008. № 9);
- импликатуру высказывания: «Саша, по твоему мнению, чей номер телефона надо было набрать журналисту, чтобы услышать голос «хоккеиста № 1». - Кросби, Малкина... или все-таки Вячеслава Фетисова?» - «У меня, правда, нет ответа на этот вопрос. Называя кого-то «самым», ты утверждаешь, что все остальные - второй сорт» (АиФ. 2009. № 1);
При интерпретации прагматики объектом актуализации являются следующие компоненты:
- коннотативный компонент значения слова: «Не верю своим ушам. Вы, экс-телекиллер, герой информационных войн, зовете нас назад, в застой?! Снова закуклить-ся?» - «А что тут такого? Вот вы обидное слово употребили - «закуклиться». А в нем столько смысла!» (АиФ. 2008. № 9);
- уместность/неуместность употребления слова: «Почему вы сбегаете из страны в канун юбилея?» - «Слово «сбежать» здесь не
очень подходит. День рождения каждый человек должен проводить в тех условиях, которые наибольшим образом порадуют и его самого, и его близких» (АиФ. 2008. № 48);
- общая оценка высказывания: С. Степашин, председатель Счетной палаты: «Должно отвалиться то, что не делало никогда. Хватит бездельникам и лежебокам получать постоянно дармовые, ничего не производя и потирая ручки!» - «Трудно сказать, о чем говорил г-н Степашин, но, по нашему мнению, лучшего определения разросшейся бюрократии еще никто не давал!» (АиФ. 2008. № 52);
- искренность/неискренность говорящего: «Из вашего фильма следует, что красота вопреки Достоевскому все-таки не спасет мир. Вы действительно так считаете?» (АиФ. 2008. № 37).
Мы не ставим своей целью дать исчерпывающий перечень компонентов текста, являющихся объектом интерпретационной деятельности реципиента, а также представить репертуар соответствующих дискурсивных маркеров и метапоказателей интерпретации. Приведенные нами примеры призваны лишь проиллюстрировать мысль о том, что в процессе восприятия текста адресат осуществляет контроль, точнее самоконтроль, за ходом рецептивно-интерпретационного процесса. В ходе обычной коммуникации этот контроль имеет латентную форму, но при необходимости, обусловленной жанровой природой текста (например, жанр интервью), соответствующей иллокуцией реципиента, определенным перлокутивным эффектом высказывания (адресат не понял содержание воспринимаемого текста, не согласен с употреблением в речи говорящего той или иной языковой единицы, сомневается в его искренности - словом, при отсутствии коммуникативного удовлетворения), а также рядом других факторов, интерпретирующая речевая деятельность приобретает осознанный характер, актуализируется и воплощается в виде интерпретирующего текста, характеризующегося разной степенью проявленности его признаков, используя для этого готовые языковые формы, модели и единицы.
Высказанные положения позволяют далее говорить о том, что речевая деятельность реципиента, воплощенная в виде интерпретирующего текста, есть реализация интерпретирующей функции языка, а следовательно, интерпретация как ментально-рецептивный
процесс имеет собственно языковой статус и языковые единицы ее онтологизации.
Под единицей интерпретационного функционирования текста на «эмическом» уровне мы понимаем инвариант (абстрактную модель), который существует в отвлечении как от субъекта, так и от речевого воплощения его деятельности. В своем идеальном функционировании он обеспечивает неосознаваемую, автоматическую интерпретацию. Как языковая единица, он в таком функционировании выполняет семантизирующую функцию, в результате чего обеспечивается ход (продвижение) и исход (коммуникативное удовлетворение) речевого акта.
Далее осуществляется попытка проекции базовых постулатов системной вариантоло-гии в сферу интерпретативного функционирования текста. К их числу относятся две тесно связанных между собой, но тем не менее различных оппозиции. Одна из них репрезентирует аспекты «абстрактное - конкретное», «потенциальное - реальное» (виртуальные единицы системы - их реализация в тексте: фонема - звук речи, слово - словоупотребление и т. п.), другая - аспект «тождество - различие» (единицы как инварианты, то есть обобщения вариантов в пределах тождества
- единицы как варианты). Для вариантологии конституирующим является второй аспект. Учитывая традицию в области лингвистической терминосистемы наименований «эмиче-ских» единиц (фонема, лексема, информема28, ситуатема29), а также ее содержательную сущность описываемую нами единицу интерпретационного функционирования текста можно назвать интерпретатемой, или интерпретационным полем. Предлагаемые термины мы рассматриваем как синонимичные, актуализирующие разные аспекты одной содержательной сущности: в первом случае подчеркивается языковой статус единицы, а во втором - ее некая (ядерно-периферийная) структурированность по аналогии, например, с лексемой как совокупностью лексикосемантических вариантов.
Под интерпретатемой (интерпретационным полем) предлагается понимать абстрактную языковую единицу, которая представляет собой обобщенную множественность вариантов диктумно-модусных смыслов интерпретируемого текста. Ее функционирование в речи обусловливается онтологическим статусом текста как носителя потенциала интерпрета-
ционного функционирования и, следовательно, как фациенса коммуникативного процесса. В плане содержания интерпретатема представляет собой пучок смыслов (диктумов и модусов)30. И в этом плане она обнаруживает такие же принципы организации, как и другие типы языковых единиц: фонема как пучок дифференциальных признаков, обобщающий конкретные (в том числе вариантные) ее проявления в речи, лексема как абстрактная совокупность словоупотреблений (в том числе лексико-семантических вариантов).
Интерпретатема как абстрактная языковая единица в ходе рецептивно-интерпретационного процесса реализуется в виде объективноидеальной (смысловой) и объективноматериальной речевой сущности, т.е. единицы «этического» уровня. Для обозначения этой единицы мы предлагаем использовать термины интерпретата, или смысловая версия. Первый из терминов подчеркивает ее речевой статус, коррелируя с другими единицами «этического уровня» (лекса, морф), а второй
- актуализирует ее онтологические свойства. На оси «тождество - различие» интерпретат они трактуются как варианты одной интер-претатемы.
Смысловая версия - моделируемая речевая единица. Она, подобно лексикосемантическому варианту слова, извлекается из интерпретируемого текста в результате речевой интерпретационной деятельности реципиента, опирающейся на интерпретационные фреймы языкового сознания; версия воплощается в форме интерпретирующего текста.
Интерпретативное функционирование текста органически связано и с такими фундаментальными понятиями вариантологии, как позиция (сильная и слабая) и актуализация/ нейтрализация признаков единицы. Феномен интерпретатемы отражает онтологическую устойчивость содержательной сущности языковой единицы, ее семантический потенциал, который в зависимости от условий функционирования текста проявляется вариативной множественностью своих реализаций, т.е. «раскрывается» веером смысловых версий, каждая из которых, с одной стороны, есть проявление потенциала смысловой сущности инварианта, а с другой - проявление влияния тех условий (позиций), в которых функционирует языковая единица, поскольку «конкретные объекты-варианты хотя и являются проявлением «одной и той же сущности», имеют
отдельное существование и относительно самостоятельное взаимодействие с окружающей средой»31. При этом и в том и в другом случае смысловая версия есть реализация и актуализация одного из семантических признаков пучка диктумно-модусных смыслов интерпретатемы.
Так, к примеру, фраза - рекламный слоган К 8 Марта всегда свежие цветы как интерпретируемый текст, представленный на языковом уровне, является интерпретатемой
- обобщенной множественностью (пучком) диктумно-модусных смыслов, характеризуемых соответствующими признаками на оси «абстрактное - конкретное», «потенциальное
- реальное». В процессе рецептивного функционирования эта фраза репрезентируется «веером смысловых версий»: 1) ‘каждый год к 8 марта бывают свежие цветы’; 2) ‘свежие цветы бывают только к 8 марта’; 3) ‘свежие цветы бывают всегда, в том числе и к 8 марта’; 4) ‘если вам нужны свежие цветы к 8 марта, приходите к нам’; 5) ‘мы призываем мужчин накануне 8 марта посетить наш магазин . Очевидно, этот смысловой ряд, включающий диктумные (1-3) и мо-дусные (4-5) смысловые версии может быть продолжен. Каждая из обозначенных интер-претат находится в отношениях смыслового варьирования относительно прочих и вместе с тем она есть конкретизация в определенных коммуникативно-прагматических условиях абстрактной языковой единицы.
Таким образом, интерпретатема в ее рецептивно-речевом функционировании в определенных позициях реализуется своим речевым коррелятом - смысловой версией.
Экстраполируя основные положения фонологической и стилистической теории сильных и слабых позиций на исследуемые нами процессы вариативного функционирования текста в рецептивном пространстве, мы предлагаем дифференцировать позиции актуализации и нейтрализации.
Согласно соссюрианскому принципу линейности речи и принципу экземплярного существования всех единиц языка, «одно место в речевой цепи может быть занято лишь одним экземпляром, т. е. вариантом»32. Следовательно, закономерным является положение, при котором в реальном рецептивно-речевом функционировании интерпретатемы из пучка его диктумно-модусных смыслов актуализируется один и нейтрализуются прочие. Иными
словами, реципиент из веера смысловых версий «выбирает» одну, которая в его восприятии, во-первых, находится в отношениях гармонии ее формально-смысловой организации и, во-вторых, в отношениях соответствия с его интенциональностью и «горизонтом ожиданий». Причем этот выбор осуществляется в режиме автоматической, непроявленной и не-рефлексируемой интерпретации. Результатом таких интерпретационно-речевых действий является коммуникативное удовлетворение реципиента и дальнейшее продвижение коммуникативного процесса. Именно такая модель, т.е. актуализация одного и нейтрализация прочих смыслов диктумного-модусного пучка и репрезентация веера одной смысловой версией, и отражает сценарий типового функционирования текста в интерпретационном пространстве реципиента.
Иная модель, т. е. неактуализованность смысла или, напротив, актуализация нескольких смыслов, а следовательно, «торможение» коммуникативного процесса или, напротив, его разворачивание в игровом пространстве отражает специфические, периферийные зоны коммуникативного взаимодействия, которые имеют место в случаях коммуникативной неудачи или игровой, людологической коммуникации. Такая модель рецептивноинтерпретационного функционирования текста предполагает деавтоматизацию речевой деятельности адресата и активизацию его ме-таязыкового сознания.
Сказанное позволяет поставить вопрос о возможности использования при описании вариативно-интерпретационного функционирования текста одной из базовых оппозиций вариантологии, связанной с противопоставлением сильных и слабых позиций. Применительно к объектному плану интерпретационной деятельности, заключенному в самом тексте, слабой позицией является такая, в которой интерпретационный потенциал реализуется в нескольких вариантах. Это позиция, в которой текст допускает множественность интерпретации и ставит реципиента перед выбором одного. Скажем, возможность неоднозначного понимания приведенной выше фразы свидетельствует о ее слабой позиции. Сильная позиция делает актуальной одну версию, которая возникает в сознании реципиента автоматически и не предполагает решения «интерпретационных дилемм». Та же фраза в условиях «проясняющего» контекста
(например, 8 Марта - особенный праздник. Поэтому к 8 Марта всегда свежие цветы), актуализирующего одну из смысловых версий и нейтрализующего прочие, позволяет говорить о ее сильной текстовой позиции.
При этом, с нашей точки зрения, необходимо дифференцировать сильные и слабые текстовые и персонологические позиции. Основанием для указанного противопоставления является, во-первых, онтологическая дифференциация текстового и личностного пространства и, во-вторых, двоякая природа интерпретации, которая имеет как объективно-языковую обусловленность, так и субъективно-личностную. Говоря об объективно-языковой природе интерпретации, мы имеем в виду, прежде всего, потенциальную и регулярно реализуемую способность языкового знака и текста в целом к самоинтерпретации. Такой потенциал и его реализация определяются законами семантического, синтаксического и прагматического согласования формы и значения языкового знака, его сочетаемостных возможностей и праг-магических смыслов. Кроме того, объективноязыковая природа интерпретации определяется также ролью контекста (контекстного пространства), актуализирующего одни и нейтрализующего другие смысловые характеристики языкового знака и текста в целом. Следовательно, объективно-языковая природа интерпретации определяет влияние сильных и слабых текстовых позиций на характер и результат интерпретационного процесса. Рассмотренная выше фраза иллюстрирует проявление сильных/слабых текстовых позиций.
Говоря о сильных и слабых персонологических позициях, мы имеем в виду позицию текста в личностном пространстве реципиента, которая детерминируется типом рецептивной языковой личности, а именно личности склонной/не склонной к проявлению речевой рефлексии, также коммуникативными потребностями, степенью «интерпретационных усилий» и их «оязыковления». Иными словами, персонологическая позиция текста определяется особой ролью рецептивной языковой личности, ее интенциональностью и степенью автоматизации/деавтоматизации используемых им интерпретационных стратегий. Сильная персонологическая позиция представляет собой такие условия восприятия, когда реципиент в наибольшей степени реализует интерпретационные усилия, что находит воплощение в соответствующим об-
разом маркированном интерпретирующем тексте (метатексте), структура и содержание которого свидетельствуют о деавтоматизации интерпретационного процесса. Примером сильных персонологических позиций являются рассмотренные выше фрагменты интервью. Слабая персонологическая позиция, отражающая условия обыденной коммуникации, характеризуется противоположными перечисленным признаками.
Завершая свои рассуждения, посвященные развитию основных положений системноструктурной вариантологии и их использованию антропоцентрической лингвистикой, остановимся на проблеме оппозиции статуса вариантов реализации единицы «эмического» плана. Наиболее открыто оно проявляется в оппозиции смыслов лексемы «тождественные смыслы - лексико-семантические варианты - различные смыслы (омонимы)». Полагаем, что смысловые версии в пределах одного интерпретационного поля могут успешно описываться на шкале тождества/различия, близости/отдаленности смыслов.
Продемонстрируем сказанное на примере рецептивного функционирования текста-надписи Места для детей и инвалидов, воплощающегося следующими типами смысловых версий: 1) информативного (‘место предназначено для детей и инвалидов’), 2) предписывающего (‘детям и инвалидам предписывается находиться на этом месте’) и 3) запрещающего (‘всем лицам, кроме детей и инвалидов, запрещается находиться на этом месте’). Полагаем, что информативный и предписывающий тип интерпретат находятся в отношениях частичного пересечения, т.е., если проводить аналогию со структурой лексемы, находятся в отношениях частичного тождества, или смысловой близости (полисемии), а запрещающий тип интерпретаты - в отношениях омонимии, или смыслового различия.
Подводя итог сказанному, еще раз подчеркнем мысль о том, что вариативность как универсальное свойство языковой системы в целом и ее единиц проявляется также и на уровне текста как единицы коммуникативного функционирования языка, в том числе в рецептивно-интерпретационном пространстве. Основные положения традиционной системно-структурной вариантологии (учение об инварианте и его вариантах - речевых единицах, связанных отношениями тождества
и различия, о корреляция двух типов единиц
- «эмического» и «этического» уровня, учение о позициях как условиях актуализации/ нейтрализации смысловых дифференциаций текста), отражающие некие сквозные, межу-ровневые универсалии, могут быть успешно использованы при исследовании феномена вариативного функционирования текста в рецептивном персонологическом пространстве.
Примечания
1 Солнцев, В. М. Язык как системноструктурное образование. М. : Наука, 1977.
2 Зубкова, Л. Г. Сущностные свойства языковой системы и вариативность ее элементов // Явление вариативности в языке : материалы всерос. конф. Кемерово : Кузбассвузиздат, 1997.С. 14.
3 Эти направления исследования вариативности на материале разных языков представлены, например, в монографии: Семантическое и формальное варьирование. М. : Наука, 1979.
4 См.: Богословская, З. М. Диалектная вариан-тология. Томск : Изд-во ТПУ, 2005.
5 Подробнее см. об этом в статье В. Н. Ярцевой (Ярцева, В. Н. Проблема вариативности и взаимоотношение уровней грамматической системы языка // Вопр. языкознания. 1983. № 5. С. 17-24.
6 См.: Граудина, Л. К. Грамматическая правильность русской речи. Опыт частотностилистического словаря вариантов / Л. Грау-дина, В. А. Ицкович, Л. П. Катлинская. М. : Наука, 1976.
7 Солнцев, В. М. Вариативность как общее свойство языковой системы // Вопр. языкознания. 1984. № 2. С. 31-42.
8 См.: Вербицкая, Л. А. К вопросу о соотношении нормы и вариантов // Звуковой строй языка. М. : Наука, 1979; Горбачевич, К. С. Вариантность слова и языковая норма. Л. : Наука, 1978; Косериу, Э. Синхрония, диахрония и история (проблема языкового изменения). М. : Едиториал УРСС, 2001.
9 Бодуэн де Куртенэ, И. А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. 1-2. М., 1963; Панов, М. В. Современный русский язык. Фонетика. М. : Высш. шк., 1979.
10 Мы можем назвать лишь отдельные работы, посвященные исследованию синтаксической вариативности, например, Монина, Т. С. О критериях разграничения синтаксических синонимов и синтаксических вариантов в
структурном аспекте предложения // Предложение и его структура в языке. М., 1986. С. 67-74; Мухин, А. М. Вариантность синтаксических единиц. М. : Наука, 1995; Соколов,
A. И. Некоторые проблемы синтаксической вариантности (на материале сербохорват. яз.) // Проблемы современного теоретического и синхронно-описательного языкознания. Л., 1988. № 3. С. 142-146.
11 Зубкова, Л. Г. Сущностные свойства языковой системы и вариативность ее элементов // Явление вариативности в языке. С. 14.
12 См.: Лингвоперсонология : типы языковых личностей и личностно-ориентированное обучение. Барнаул ; Кемерово : БГПУ, 2006.
13 Солнцев, В. М. Вариативность как общее свойство... С. 33.
14 Одним из направлений, развивающих этот тезис, является лингвоперсонологическая концепция языка. Подробнее см.: Лингво-персонология : типы языковых личностей и личностно-ориентированное обучение. Барнаул ; Кемерово : БГПУ, 2006.
15 См.: Барт, Р. Избранные работы : Семиотика. Поэтика. - М., 1994; Гадамер, Х.-Г. Текст и интерпретация // Герменевтика и деконструкция / под ред В. Штегмайера, Х. Франка, Б.
B. Маркова. СПб., 1999. С. 202-242; Рикер, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М, 1995; Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. М. : Симпозиум, 2005.
16 Обзор основных работ по этому направлению представлен в ряде публикаций, например, Кузнецов, В. Г. Герменевтика и ее путь от конкретной методики до философского направления // Логос. 1999. № 10 (20); Шпет, Г. Г. Герменевтика и ее проблемы // Контекст : Литературно-теоретические исследования. Ч. 1. М., 1989; Ч. 2. М., 1990; Ч. 3. М., 1991.
17 Залевская, А. А. Текст и его понимание. Тверь, 2001.
18 См.: Голев, Н. Д. Амфиболическое
(вариативно-интерпретационное) функционирование текста / Н. Д. Голев, Л. Г. Ким // Филол. науки. 2007. № 4. С. 80-88; Голев, Н. Д. Об отношениях адресата, автора и текста / Н. Д. Голев, Л. Г. Ким // Сиб. филол. журнал. 2008. № 1. С. 144-153.
19 Щерба, Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // История языкознания Х1Х-ХХ вв. в очерках и извлечениях : в 2 ч. Ч. 2. М., 1965. С. 361-373.
20 См.: Санников, В. З. Русский язык в зеркале языковой игры. М. : Языки славянской культуры, 2002.
21 Колесников, Н. П. Синтаксическая омонимия в простом предложении. Ростов н/Д. : Изд-во. Ростов. ун-та, 1981.
22 См.: Кузнецов, В. Г. Указ соч.; Малахов, В.
С. Герменевтика как методология гуманитарного знания. URL : http:// www.rsuh.ru/ article. html?id=2751.
23 Михайлова, Л. П. Переход фонетических вариантов в самостоятельные слова // Проблемы диалектной лексикологии и лексикографии: К 80-летию Ф. П. Сороколетова. СПб. : Наука, 2004. С. 197-205; Расторгуева, Т. А. О синхронном варьировании и эволюции языка // Вариативность в германских языках: функциональные аспекты. М., 1996. С. 16-23.
24 Кобозева, И. М., Интерпретирующие речевые акты / И. М. Кобозева, Н. И. Лауфер // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. С. 63-71.
25 Марова, Н. Д. Парадигмы интерпретации текста. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 2006.
26 Кобозева, И. М. Указ. соч.
27 Необходимо подчеркнуть, что в качестве примеров рассматривается нами языковой материал, в котором метаязыковые маркеры интерпретационного процесса представлены в наиболее сильной степени, в то время как в обыденной коммуникации этот процесс, как правило, в явном виде не обнаруживается. Его экспликация осуществляется при «коммуникативном сбое» или в каких-либо иных ситуациях, в том числе обусловленных намерениями адресата.
28 Сорокин, Ю. А. Психолингвистические аспекты изучения текста. М. : Наука, 1985.
29 Лебедева, Н. Б. Полиситуативность глагольной семантики (на материале русских префиксальных глаголов). Томск : Изд-во Том. ун-та, 1999.
30 Ср. мысль Ю. М. Лотмана о тексте как пучке потенциальных возможностей : Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М. : Гнозис, 1994.
31 Солнцев, В. М. Вариативность как общее свойство... С. 33.
32 Там же. С. 35.
