CC BY
130
УДК 111.12 : 34 : 32.01
В. И. Кравченко
В. Соловьев об антропологических основаниях права и власти
В статье раскрывается понимание В. Соловьевым антропологических оснований права и власти; анализируются взгляды философа на место и роль в обществе религии и церкви, на отношения между государством и церковью. Показывается актуальность размышлений Соловьева для осмысления современной российской действительности.
The article deals with V. Solovyev's understanding of law and power anthropological basis, the author analyzing the philosopher's views on the part of religion and church in society, as well as on the relationships between state and church, and showing the importance of Solovyev's ideas for contemporary Russia.
Ключевые слова: В. Соловьев, власть, право, государство, личность, философская антропология, мораль.
Key words: V. Solovyev, power, law, state, personality, philosophic anthropology, moral.
Характерной чертой нашего времени является идейная полемика, становящаяся нередко настолько острой, что можно говорить о столкновении социально-нравственных позиций. В дискуссиях на первый план выходит проблема взаимосвязи личности и государства. И здесь важным становится осознание различий между зависимой и свободной личностью, демократическим и недемократическим государством. Спор этот не нов, и если мы обратимся к русской философии, то такие мыслители, как В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев и др. именно эти проблемы ставили в центр своего анализа.
Государство создается самими людьми, которые в нем живут, поэтому личная свобода дает им право распоряжаться только собой, а политическая свобода, имея иной характер, дает право распоряжаться другими посредством личной харизмы. Именно политическая свобода рождает отношения власти и подчинения, причем доля власти, как правило, для основной массы людей ничтожна, а доля подчинения огромна. Политическая свобода выступает гарантией свободы личной, корень которой лежит в самоопределяющейся воле отдельного лица. Когда же человек становится частицей целого, то
© Кравченко В. И., 2014
его личная свобода стесняется и ограничивается. Можно согласиться с утверждением многих русских философов, полагавших, что без личной свободы невозможно человеческое достоинство и высшее нравственное развитие. Но, с другой стороны, человек не может существовать как нравственная личность иначе как в обществе. Таким образом, личная свобода предлагает для своего собственного осуществления стеснение свободы в той степени, в какой она несовместима с общим благом. И регулятором этого взаимоотношения выступает некая третья сила, которую можно назвать правом. Основной силой является не власть, а право, на котором базируется власть, а следовательно, и фундаментальность, надежность и легитимность будут определяться правовыми нормами при любом государственном правлении, будь то демократическая или любая другая форма.
Право, по мнению В. Соловьева, возникает фактически в истории человечества наряду с другими проявлениями общечеловеческой жизни - языком, религией и т. п. Все эти формы, в которых живет и действует душа человечества и без которых немыслим человек как таковой, очевидно, не могут иметь своего исторического начала в сознательной и произвольной деятельности отдельных лиц, не могут быть произведениями рефлексии, все они являются сперва как непосредственное выражение инстинктивного родового разума, действующего в народных массах; для индивидуального же разума эти духовные образования являются первоначально не как добытые или придуманные им, а как ему данные.
В. Соловьев убежден, что стремление личности к самоутверждению и к полнейшему высвобождению из первобытного единства родовой жизни остается фактом всеобщим и несомненным. А потому право как необходимая форма человеческого общежития, вытекая первоначально из глубины родового духа, с течением времени неизбежно должно было испытать влияние обособленной личности, и правовые отношения должны были стать в известной степени выражением личной воли и мысли [4]. Поскольку В. Соловьев предлагает некую «платоно-макиавеливскую» модель определенного правового государства, то, естественно, после определения в общих чертах понятия права он переходит к определению правовых отношений между людьми в виде некоего договора. В этом случае мы получаем нормальное, справедливое, правовое государство, возвышающееся над всяким частным интересом. В таком государстве общая власть должна быть беспристрастна, и в этом смысле можно сказать, что она должна заботиться об общей пользе, т. е. пользе
всех одинаково, когда равная польза для всех и есть справедливость. Забота государства заключается не в том, чтобы каждый достигал своих целей и осуществлял свою выгоду, - это личное дело каждого, а в том, чтобы каждый, стремясь к выгоде, не нарушал равновесия с выгодами других, не устранял чужого интереса в тех пределах, в которых он есть право. Таким образом, требование власти к подданным есть общее требование справедливости neminem laede (никому не вреди - лат.) и, следовательно, право не определяется понятием полезности, а заключает в себе и формальное нравственное начало.
Говоря о правовом государстве, В. Соловьев имеет в виду государство христианское, а стало быть, беспристрастная власть должна быть, прежде всего, христианской. В «Предварительных замечаниях о праве вообще» Соловьев пишет:
«Христианство, возвышая религию над государством, создавая церковь, тем самым освобождает и общество от государственной власти или государственного всевластия, образует свободное самостоятельное общество. С одной стороны, оно создает народ в тесном смысле этого слова, т. е. низший и вместе с тем основной класс общества. Без формального уничтожения рабства, одним только признанием рабов членами Церкви религиозно-полноправными, христианство вводит их в общество и дает этому последнему его настоящую основу. Становясь христианами, прежние рабы входят в состав общества - появляется крестьянство. С другой стороны, и свободные граждане (свободные относительно своих рабов, но сами рабы государства), становясь членами церкви, тем самым перестают быть исключительно членами государства, освобождаются от его всевластия и, развивая в себе личное начало, подавленное государством, образуют высший общественный класс. Таким образом, общество избавляется от абсолютного подавления государством, от христианства получает свободу и движение» [5, с. 86].
Мы видим, что, с точки зрения В. Соловьева, истинное человеческое общество слагается только из свободных лиц. Построение человеческого общества в существенных своих чертах чрезвычайно просто и совершенно разумно. Оно определяется тремя главными условиями, которым соответствует и тройственный состав общества. Человеческое общество должно твердо стоять на земле, обеспечивать свое материальное существование и жить естественной жизнью. В случае если естественная жизнь человечества не совершенная и не заключает сама в себе своей цели, то общество должно иметь средства изменить свою жизнь и развивать свои силы. Условия такой подвижности и изменяемости вырабатываются так называемой цивилизацией, которая образует искусственную жизнь со-
вершенствующегося общества. Совершенствование как процесс безусловный В. Соловьев видит только в духовной жизни, а потому в соответствии с этой троякой жизнью философ и представляет нам новое христианское общество, состоящее как бы из трех классов: народ в тесном смысле - класс сельский и земледельческий по преимуществу, затем класс городской и, наконец, класс лучших людей, общественных деятелей и вождей народа, показателей пути; иначе -село, город, дружина. После выполнения определенной роли, по словам Соловьева, государство идеализируется и одухотворяется через служение высшим религиозным интересам и притом - через свободное служение. Высшие религиозные интересы, исходящие из церкви, которым христианское государство должно служить под руководством церкви, сводятся к трем следующим: распространение христианства в мире, в самом христианстве - мирное сближение народов, в каждом народе - устроение общественных отношений по христианскому идеалу.
Предложенное великим русским философом - в определенной степени больше желаемое, чем действительное, но актуальность сказанного Владимиром Соловьевым не снижается, если представить сам процесс современного формирования религиозного общественного сознания. К тому же, Соловьев предлагает принципиально новое понимание власти, что, в конечном счете, является противопоставлением любой другой существующей власти. Он пишет:
«Мы знаем три главные власти в мире человеческом: священническую, передаваемую через таинство рукоположения, царскую, передаваемую по родовому наследству или каким-либо другим путем, но освящаемую таинственным помазанием, и, наконец, власть пророческую, которая, будучи прямым личным даром, проявляется в общественной деятельности в силу свободного вдохновения, но оправдывается и утверждается заслугой и святостью» [4, с. 130].
Одним из элементов религии являются религиозные нормы, т. е. правила поведения, установленные различными религиями (вероисповеданиями) через официальное волеизъявление, обязательные для их последователей, регулирующие отношения в сфере интересов этих вероисповеданий. Господствующее понимание права в позитивно-нормативном аспекте в определенной степени препятствует уяснению сущности религиозных норм как регулятора поведения. Нормативно-правовой аспект права, как известно, предполагает его рассмотрение как совокупности норм, обладающих рядом свойств и признаков (формальной определенностью, государ-
ственной обеспеченностью, общеобязательностью и т. п.), как институциональное явление, инструмент социального регулирования и воздействия со своими специфическими и юридическими закономерностями. Одним из способов такого властного воздействия является принуждение. Как пишет один из специалистов церковного права М. Е. Красножен, «принудительность, к которой в случае необходимости прибегает церковь, нисколько не противоречит основным христианским догматам о свободе воли. Церковь никого насильно не принуждает вступать с ней в союз, но раз кто-либо уже вошел в нее и принадлежит ей, если только желает пользоваться благами, предлагаемыми церковью, обязан повиноваться ее законам, которые зиждутся на Божественной роли как на харизматической власти»1. Таким образом, человек свободен в выборе религии, но, однажды выбрав, он попадает под определенное влияние принудительного божественного воздействия на себя власти церкви как определенного социального института.
Разрешение проблем взаимодействия религии и права важно не только для тех, на кого возложены забота о сохранении общественного порядка, формирование законодательства и его охрана. Это может быть важным и для любого человека, поскольку любой может оказаться перед дилеммой, куда ему следовать: за своими религиозными убеждениями или за требованиями закона. И этот выбор может навсегда определить человеческую судьбу.
Один из основателей социологии как науки Э. Дюркгейм определил религию как целостную систему верований и обрядов, относящихся к священным, т. е. отдельным, запретным вещам; верований и обрядов, которые объединяют в одну моральную общину, называемую церковью, всех, кто им следует. Таким образом, для Дюркгейма священное - источник принуждения (запрета) и уважения (авторитета) одновременно. Это, по мнению Дюркгейма, указывает на общественный характер священного, поскольку только общество обладает указанными качествами: быть, с одной стороны, источником авторитета, любви и поклонения, а с другой - источником принуждения. Дюркгейм выделяет несколько социальных функций ритуала, которые считает основными: дисциплинарная, или подготовительная, цементирующая функция братско-сестринских отношений, эйфорическая и др. Перечисленные функции служат поддержанию социальной солидарности членов общества, и в этом случае религия, по мнению Дюркгейма, выполняет в
1 Цит. по: [1, с. 82].
обществе исключительно позитивную роль, все функции ритуалов сплачивают, возвышают и очищают людей, мобилизуя их на активное социальное действие1.
Нечто подобное предлагал в свое время В. Соловьев, когда говорил о создании христианского государства. Утверждая в «Духовных основах жизни» в качестве основания христианского государства «вместо языческого начала - устрашения и вместо ветхозаветного - возмездия» христианское начало жалости к потерпевшему, он писал:
«...христианское государство не должно забывать о человеческой душе преступника, способной к возрождению. Само государство не может прямо заниматься исправлением и перерождением преступников, так же как оно не может само лечить больных. Но оно устраивает больницы и помогает материальными средствами институту врачей, посвящающих себя этому делу по призванию» [3, с. 45].
Развивая этот тезис, В. Соловьев сравнивает преступников с больными людьми:
«Больные заразительными болезнями, без сомнения, приносят великий вред обществу, но государство, кроме этого вреда для других, видит и собственное несчастие больных и потому не ограничивается удалением их из общества ради пользы общества, для ограждения его от заразы, но передает их врачам ради пользы самих больных, для их собственного исцеления. В таком смысле государство заботится о народном здравии и борется с болезнями, в таком же смысле оно должно заботиться о народной нравственности и бороться с преступлениями. И там, и здесь собственно государственные меры, при всей своей практической важности, имеют лишь вспомогательное служебное значение. И как дело физического лечения совершается не санитарною полицией, а медициной, так и дело нравственного исцеления или исправления преступников принадлежит (в нормальном строе) не суду и тюрьме, а церкви и ее служителям, которым государство должно давать материальную возможность воздействовать на преступника» [3, с. 59].
Анализ предложений В. Соловьева при всей их актуальности и значимости все же вызывает больше вопросов, чем ответов. Прежде всего, мы не можем согласиться с подобным сравнением больного и преступника. Уже сами понятия «болезнь» и «преступление» нельзя рассматривать в качестве тождественных по своему смыслу. Кроме этого, В. Соловьев не предлагает даже проекта тех условий, в которых должны находиться больные преступлением люди. Наконец, не все преступники могут лечиться в стенах церкви, ибо, как пишет сам Соловьев, «нравственно-воспитательное действие церкви на
1 Подробнее см. [2, с. 220 и далее].
преступника начинается там, где кончается действие государства, которое должно доверять церкви в этом деле так же, как оно доверяет врачебному институту в медицинском деле» [3, с. 40].Таким образом, можно предположить, что после попыток государственных институтов воздействовать на преступников некоторые из них могут быть направлены для дальнейшего перевоспитания под наблюдением церкви в трудовые лагеря. Принципиальным является предложение Соловьева различать в преступнике и его преступлении три стороны: «Во-первых, преступление есть беззаконное дело, вытекающее из злой воли преступника, - в нем есть грех или вина; во-вторых, преступление есть дело вредное для других - для потерпевшего и для общества; в-третьих, оно есть несчастье для самого преступника как человека» [3, с. 43]. Исходя из этого, В. Соловьев предлагает и в самом преступнике видеть и различать эти три качества: преступник - человек виновный, человек вредный, и он же есть человек несчастный. Нельзя не согласиться с утверждением В. Соловьева о том, что церковь должна заниматься не судом и не наказанием преступника, а его спасением, поскольку сама она основана на домостроительстве спасения.
Было бы наивно видеть панацею в деятельности церкви сегодня, но бесспорным остается факт, что церковь готова активно участвовать в процессе воспитания и перевоспитания граждан. Религия господствует над умами и делами людей в течение тысячелетий, церковь в течение сотен лет управляла всей хозяйственной, общественной и политической жизнью Европы. Период господства церкви - наиболее мрачный и наиболее преступный период человеческой истории. Достаточно вспомнить средневековье и инквизицию. И сегодня процент атеистов невелик. «Может ли кто сказать, что господство церкви привело к падению преступности? Нет. И после этого еще защитники бога утверждают, что атеизм, безбожие грозят затопить мир в пороках и преступлениях! Лживы и ни на чем не основаны подобные утверждения, ибо, несмотря на рост атеизма, религия еще достаточно сильна в капиталистическом мире, под руководством ее священнослужителей находится воспитание подрастающего поколения, все стороны общественной и бытовой жизни. Какое же основание имеют защитники религии утверждать об опасности атеизма для человеческого общества? Не верно ли будет говорить о пагубной роли религии», - спрашивает, например, М. Шейман [6, с. 59-60]. В российской истории за последние четверть века можно найти множество примеров, подтверждающих правоту приведенных выше слов, хотя и написаны они в прошлом
веке. Однако можно привести и многочисленные примеры благотворного влияния церкви и религии. Трудно не согласиться с Владимиром Соловьевым, утверждавшим, что нравственный облик любой власти неразрывно связан с нравственным обликом народа. Поэтому многих социальных проблем могло бы не быть вовсе или, по крайней мере, они не стояли бы так остро, если бы все люди по мере своих сил следовали в своей жизни христианскому духу взаимопомощи и ответственности друг за друга. Острая полемика вокруг места и роли церкви и религии в современном российском обществе показывает актуальность обращения к отечественному философскому наследию и необходимость современных исследований в этой области.
Список литературы
1. Керимов Д.А. Основы философии права. - М.: Наука, 1992. - 345 с.
2. Осипов Е.Н. Социология Э. Дюркгейма. - М.: Мысль, 1977.- 432 с.
3. Соловьев В.С. Духовные основы жизни. - СПб., 1897. - 163 с.
4. Соловьев В.С. О христианском единстве. - М.: Рудомино, 1994. - 334 с.
5. Соловьев В.С. Предварительные замечания о праве вообще // Власть и право: Из истории русской правовой мысли: сб. / сост. Л.В. Поляков, И.Ю. Козлихин. - Л.: Лениздат,1990. - С. 83-93.
6. Шейман М.М. Религиозность и преступление. - М.: Наука, 1977. - 145 с.
