CC BY
76
УДК 913 (Заб)
ББК Э 35
С.И. Васильев
г. Чита
«Ужас и грусть овладели моим сердцем, видя их такое учение» (восприятие бурятского ламаизма православными миссионерами во второй половине XIX века)
Во второй половине XIX века на территории Забайкальской области действовала духовная миссия, ставившая своей задачей обращение в православие всех иноверцев, прежде всего бурят-ламаистов. В статье показан первоначальный набор представлений православных миссио-неров о бурятском ламаизме, полученный ими в ходе общения с ламаистами и наблюдения за их религиозной жизнью.
Ключевые слова: Забайкалье, религия, православие, ламаизм, миссионерство, субъективное восприятие.
S.I. Vassilyev
Chita
“Horror and sadness captured my heart seeing their doctrine”
(the perception of bouryat lamaism by orthodox missioners in the second half of the 19th century)
A mission agency functioned in Transbaikalia in the second half of the 19th century. The purpose of the mission was the conversion of non-Christians, first of all Bouryat Lamaists, into Orthodox religion. The paper shows the initial perceptions of Orthodox missioners about Bouryat Lamaism received as a result of communication with Lamaists and overseeing their religious life.
Key words: Transbaikalia, religion, Orthodoxy, Lamaism, mission, subjective perception.
Цель статьи состоит в том, чтобы на основе документов Государственного архива Забайкальского края (ГАЗК) показать, каким было субъективное восприятие христианскими священнослужителями второй половины XIX в. бурятского ламаизма и его атрибутов.
Забайкалье — край многонациональный и неоднородный в религиозном отношении. В начале 60-х гг. XIX в. в Забайкальской области проживало, за исключением находящихся в составе казачьего войска, около 350 тыс. чел., из которых более 137 тыс. были неправославного
исповедания, в ос-новном ламаистами [4, л. 45]. Решением Святейшего Синода от 25 мая 1861 года на территории области стала действовать специальная духовная миссия, главной задачей которой считалось обращение в православие бурят и эвенков.
К моменту образования духовной миссии история забайкальского ламаизма насчитывала уже более двух веков. По сообщениям русских служилых людей его исповедовали некоторые буряты уже в XVII в. В следующем столетии начала складываться культовая система бурятского ламаизма, чему способствовали прибывшие в Забайкалье в 1712 г. 150 монгольских и тибетских лам. В 30-е гг. XVIII в. был построен первый стационарный монастырский комплекс — Цон-гольский дацан. В 1741 г. правительство Елизаветы Петровны официально признало буддизм одной из религий России, с утверждением в Забайкалье 11 дацанов и 150 штатных лам.
Буряты легко принимали буддизм потому, что он не требовал коренной ломки их образа жизни и соответствовал их мироощущению. Почитаемые местные боги и духи вошли в пантеон ламаистских божеств. Принявшие большое участие в этногенезе бурятского народа переселенцы из Монголии уже давно исповедовали ламаизм. Религия родового строя шаманизм, в значительной мере перестала удовлетворять быстро формировавшуюся феодальную верхушку бурятского общества. Активную роль в становлении бурятского буддизма сыграло и русское правительство. В XVIII в. у бурят не было самостоятельной ламаистской организации и они ориентировались на буддистские центры в Монголии, Тибете и Китае. Маньчжурское правительство Цинов, контролируя ла-маистскую церковь, могла влиять на ламаистов Российской империи. В связи с внешнеполитическими угрозами, власти России способствовали созданию Автокефальной бурятской ламаистской церкви и бурятского ламства.
Вытесняя шаманизм, буддизм утвердился вначале у селенгинских бурят, затем у хорин-ских, в XIX в. у бурятских родов левобережья Селенги, у тункинских, баргузинских и аларских бурят.Непрерывно увеличивалось количество лам. Если в 1741 г. их было 150, то в 1842 г. — 5545 [1, с. 142-143].
Распространение буддизма в Забайкалье вызвало беспокойство светских и церковных властей России в первой половине XIX в. Даурия считалась ключевым районом в коммуникациях с Дальним Востоком и связи местных ламаистов с заграничными единоверцами стали восприниматься имперской администрацией с возрастающей тревогой. В 1857 г. правительство утвер-
дило «Положение о ламаистском духовенстве», в котором устанавливалось макси-мальное количество дацанов и лам в Забайкалье (34 дацана и 285 лам), определялись права и обязанности бандидо-хамбо-ламы (главы ламства), ширетуев (настоятелей дацанов), гелунов и гецулов (звания лам), бандиев (послушников) и хувараков (учеников). Ограничивая распространение буддизма, царское правительство также позаботилось об открытии за Байкалом православной миссии, о необходимости которой неоднократно высказывались иркутские архиепископы Нил (Исакович) и Парфений (Попов). После «Высочайшего утверждения» указа Синода об открытии миссии, православные благовест-ники повели упорную борьбу за искоренение «язычества».
Прежде чем вступать в первые контакты с «язычниками» миссионеры должны были изучить все имеющиеся к тому времени исследования о незнако-мой им религии. О северной ветви буддизма - ламаизме - писали ученые XVIII в. Паллас, Ланганс, Георги. Академик Паллас в 1772 г. посетил Цонгольский дацан и описал проходившие там богослужения. В XIX
в. сложилась школа отечественного монголоведения, яркими представителями которой были Я. Шмидт, А. Бобровников, Д. Банзаров,
О. Ковалевский, К. Голстунский, А. Позднеев, А. Руднев. К моменту образования миссии О. Ковалевский опубликовал свою работу «О забайкальских бурятах» (Казань, 1829 г.) и многотомную «Монгольскую хрестоматию» (Казань, 1836 г.). Он же описал священный канон ламаизма — Ганджур. Довольно широкую известность получили работы В.П. Васильева «Буддизм, его догматы, история и литература» (СПб., 1857 г.) и Нила (Исаковича) «Буддизм, рассматриваемый в отношении к последователям его, обитающим в Сибири» (СПб., 1858 г.). До конца XIX в. о буддизме в России и за её пределами писали А. Позднеев, В. Вашкевич, И. Подгорбунский, Т. Рис-Дэвидс.
Однако похоже, забайкальские миссионеры совершенно не интересовались имеющимися исследованиями о буддизме. В их отчетах и журналах миссионерских действий нет и намека на знание этих работ. Единственный документ, который они точно знали, это «Положение о ламайском духовенстве в Восточной Сибири» (СПб., 1853
г.). Предложение священника Алексея Малкова изучать в Цугольском дацане обряды, уставы, верования буддистов и книжных бурятский язык — «ибо при дацане очень много книг» — встретило резкую отпо-ведь Иоанна Никольского (иерея из бурят), назвавшего ламаистов «разорителя-ми божьих храмов»[2, лл. 50 — 52].
Практически все сведения о буддизме миссионеры получали в результате общения с ламаистами или наблюдения за их жизнью, субъективно преломляя добытое знание в своем сознании. Неудивительно, что миссионеры путались даже в произношении и написании буддистских терминов. Так, ламаизм право-славные благовестники именовали «будуизмом», «ла-мизмом», «буддоламайством», «будо-ламайским культом», Будду Шакьямуни — «Шигумуни», «Шигимуний», «Шигмуни», «Шигэмуни». К перлам миссионерской терминологии можно отнести определения ламаизма, ламаистов, дацанов и предметов буддистского культа, в избытке отмечаемые в архивных документах: «притоны раз-врата», «позорища», «зловредные и ненужные памятники грубого язычества». Особую неприязнь ревнители православия испытывали к ламаистскому духовенству, которое они определяли как «зловредную касту», «жрецов идольских», «достойных слуг духа зла», «бесчеловечных язычников», «тунеядцев», «лже-пророков», «шарлатанов».
Следует заметить, что миссионеры гораздо терпимее относились к шаманистам, которые охотнее шли на контакт с проповедниками христианства. Ламаисты, считавшие свою веру (как и христиане) единственно правильной, нередко отказывались говорить с миссионерами, а то и выгоняли их из своих жилищ. Миссионеры радовались, когда их назначали работать среди шаманистов и неохотно шли к ламаистам. Священник Григорий Литвинцев выразил общее мнение своих собратьев: «Шаманцы... народ добродушный... , напротив, ламаисты народ коварный» [7, лл. 79-80].
С трудом находя общий язык с иноверцами, миссионеры по крохам собирали сведения о неведомой им религии, записывая их в свои путевые журналы. Каким же получился набор представлений забайкальских миссионеров о бурятском ламаизме, запечатленный в архивных документах?
Буряты верили, что существует единый для всего человечества Бог, но разным народам он явился в разных лицах. Русским явился Христос, монголам и бурятам — Шакьямуни. Будда Шакьямуни и Христос «лица равные, силу и могущество имеют одно»[7, л. 304]. Между ними существует соглашение о сотво-рении душ и о разделении управления миром [9, л. 213].
По мнению бурят, меняющий веру подвергается гневу Шакьямуни, может заболеть или впасть в нищету. Менять веру бессмысленно, ибо «Бог один, только веры разные, что сколько бы не было меньших рек, но все они идут в одно огромное море» [7, л. 303]. Бог даровал 77 вер-
на выбор каждому народу. Меняющие веру отцов будут страшно наказаны после физической смерти.
Учение ламаистов о Боге в изложении миссионеров получилось довольно противоречивым. Будда Шакьямуни, в их представлении, представлялся то равным Христу проявлением единого Бога, то человеком, ставшим Богом за свои добродетели и которому Христос великодушно оставил на земле место для проповеди, то единственным Богом, управляющим миром в настоящем, который передаст в будущем власть новому Будде Майдари. Поскольку большинство лам и рядовых ламаистов вообще отказывались говорить о своей вере, раздраженные миссионеры делали выводы, что ламаизм «не есть какая-нибудь религия, но бредни, придуманные разными ламами для обеспеспечения их благосостояния» [7, л. 94]. О «невежестве» и «безграмотности» ламаистов писали все миссионеры, хотя и признавали приверженность бурят к своей вере.
В земной жизни ламаистов преследовали читкуры — злые духи, насылавшие болезни и смерть. После смерти душа проходит восемнадцать испытаний, которые миссионеры называли «мытарствами», по аналогии с православным учением о загробном существовании. После «мытарств» душа получает разре-шение на избрание рода будущей жизни, но при условии, что ламы молятся за эту душу. Адский судья Чойджил в зеркале видит грехи каждой души, обма-нуть его нельзя. На весах взвешиваются добрые и злые дела и помыслы усопшего. Чойджил приказывает наполнить ящик в квадратную сажень зернами и раз в сто, или в пятьдесят, или в тридцать лет выбрасывать по одному зерну. Когда в ящике не останется зерен, душа получит облегчение от адских мук. Все это описано в редкой книге «Чухон-Кырыгылыкчи» [3, лл. 215-216].
По буддийским канонам человек, который в жизни не был вором, мошенником и не менял веру, может надеяться на благоприятный исход посмертного суда. Души большинства людей перерождаются в телах животных или человеческих. Буддистская вера в перерождение душ стала для миссионеров предметом насмешек и острот. Алексей Малков говорил буряту, у которого умер брат: «Зачем ты не поминаешь умершего брата? Что, если душа его переродилась в барана или жирного емана, как раз попадет под нож. Это еще хорошо. А если Ерлик-хан (Бог Ада) пошлет ее в змею, тогда ведь брат твой за непоминовение его может горе с тобой сделать, знаешь, змея — животное ядовито!» Затем Мал-ков спросил, где переродился отец этого че-
ловека. Когда бурят ответил, что, по мнению лам, где-то в Монголии и живет там богато, Малков посоветовал съездить к отцу в гости [7, лл. 151 — 152].
В записках миссионеров иногда встречаются описания культовых атрибутов ламаизма. За священными книгами для дацанов ламаисты Забайкалья ездили в Тибет, покупая эти книги за большие деньги. Чтобы приобрести «Данжур», богатый ламаист Гыцо продал 200 кобылиц, 250 быков, 1000 баранов и несколько десятков верблюдов [9, л. 208]. Из Китая и Монголии привозили вызолоченные и медные статуи божеств. Называются эти статуи «бурханами». Значение слова «бурхан» в интерпретации миссионеров — «истинный Бог». Во время праздников ламы носят бурханов из улуса в улус, из юрты в юрту.
Над юртой ламаиста развевается знамя охранения — мани. К дверям юрты рукой ламы подвешен «бурхан-караульщик» — клочок бумаги с тибетской над-писью и плетью, отпугивающей читкуров. Внутри юрты установлены статуи бурханов, картины дацанских художников, пол устлан войлоками. Перед бур-ханами в чашках жертвоприношения божествам — пшеница, овес, масло, чай. Некоторые статуи выполнены в форме чудовищ и имеют огромные пасти, длинные рога, клыки, выпученные глаза. «Можно ли подобное существо найти в пучине морской» — ужасался миссионер Иннокентий Шастин [7, л. 95]. Он же описал в 1867 году внутреннее убранство юрты ламы Доржеева. Под стеклом, в красивой отделке, стояли «истуканы». Шакьямуни вылит из меди, в левой руке держит ламскую чашу, в правой — ветвь. Далее был идол Ариа-було с одиннадцатью головами. Доржеев объяснил, что Ареа-було поручился перед Шакья-муни, что люди не будут грешить, иначе он подвергнется рассечению головы. Люди не исправились и Шакьямуни рассек ему голову на одиннадцать частей. Затем Доржеев брал в руки бубны, трубы, раковины, колокольчики и производил звуки. Показал доски с вырезанными бурханами [3, лл. 216 — 217].
Кроме бурханов особо почитают ламаисты обо — места поклонения духам, отмеченные камнями, поставленными кругом березовыми или таловыми прутьями с ходаками — лоскутками шелковой материи. Миссионеры считали обо отдельной буддистской кумирней и презрительно именовали ее «безобразной кучей таловый прутьев» [2, л. 139].
Во время молитвы ламаисты складывают ладони и прикладывают их ко лбу. Главная буддистская молитва «оммани бадме хом», иначе «ом-ма-ни-пад-мэхум». Миссионер Евфимий
Мефодьев переводил эту молитву как «Господи помилуй». Иннокентий Шастин дал другое толкование со слов ламаиста Больчинова: ом — небожитель; ма — враждебные духи; ни — человеческие грехи; бад — черви и мелкие животные; ме — разные чудовища (берюты); хом — ад. Получилось, что буддисты просят небожителей избавить их от злых духов и от ада, от перерождений за грехи в червей и животных [3, л. 215].
Ламаистские праздники — хуралы — сопровождаются торжественными процессиями, пышными церемониями, молебствиями, обильной трапезой, конными состязаниями, борьбой и собирают в крупных дацанах до десяти тысяч зрителей и участников [5, л. 60]. Агинский миссионер Антоний отмечал, что хурал поражает бурят своим блеском и укрепляет их в своей вере. Он спрашивал знакомых бурят, что они чувствуют во время торжества? Те ответили: «Страшно нам делается, даже дрожь пробегает по всему телу нашему» [8, л. 117]. Миссионеры перечисляли отрицательные моменты хуралов: пьянство, падения с лошадей во время скачек, драки во время борьбы силачей.
В миссионерских записях упоминаются Арабнай — праздник освящения дацана, летний праздник «Майдера». В начале февраля буряты отмечают Ца-гансар (Саган-сара) — начало нового года. «Из ящиков вынимают запыленных бурханов разной уродливой формы и, вычистив их от пыли и паутины, расставляют на шкафе, ходаки разных цветов вешают на шнурках вокруг бурханов», — детализировал иеромонах Паисий [6, л. 378]. Осенью совершается хурал Мани, посвященный бурхану Арья-боло, который продолжается от трех до семи дней.
Из непраздничных обрядов особое внимание миссионеров привлек обряд отпевания покойника. В юрте умершего на ковре сидят четыре ламы и читают нараспев из написанных по-тибетски книг что-то им самим непонятное. Умерший прикрыт халатом. На дворе забивают баранов, а в юрте готовят чай и водку-араку. Хозяева суетятся, заботясь об угощении для лам. Отпевание обычно продолжается у ламаистов семь дней и все это время хозяева кормят прожорливых лам [6, л. 379].
Единодушное негодование миссионеров вызывал «бесчеловечный лама, хитрый собиратель прибыли...» [4, л. 21]. Иеромонах Паисий даже утверждал, что у лам врожденная злоба, хотя и вынужден был признать, что ламы умеют с замечательным искусством поддерживать свое влияние в народе и что буряты всегда ламами довольны [7, лл. 201, 305, 348]. Иннокентий Ша-стин привел типичное бурятское наставление: «Всегда с благоговением взирай на лицо своего
наставника подобно простосердечному и умному юноше. Не гневайся, как пес, на ламу, если он станет осуждать или кричать» [7, л. 93].
Большая часть лам жила при дацанах, обставленных для этой цели массой построек. Ламы обладали лучшими пашнями, сенокосами, табунами лошадей, стадами скота, освобождались от всех общественных расходов и податей и брали поборы в свою пользу и в пользу дацанов за ворожбу, идолослужение, колдовство и лечение. Были ламы-отшельники и буддистские монахини. Бурятки принимали монашеский обет в 60-70 лет, редко ранее. Монахиня обязана четыре раза в месяц поститься, оставить житейские дела, никого не обижать и соблюдать нравственную чистоту [3, лл. 51—52]. При многих дацанах содержатся школы, где обучались ученики до тридцати лет. Кроме того, в доме каждого ламы есть маленькая школа, в которой бурятские мальчики изучают священные книги, астрологию, медицину и значение предметов ламаистского культа.
Священник Павел Шавров описал обучение учеников, виденное им при Цугольском дацане в 1876 г.: «Несколько молодых людей в двадцатилетнем возрасте параллельно сидят в ширину училища. Сидят на полу и как будто стараются изобразить из себя безмолвных своих истуканов. Против каждого из них на несколько шагов поодаль стоят их товарищи. Вдруг стоячий быстро подходит к сидячему, хлопает в ладоши, выкрикивает какие-то фразы, то, по-видимому, угрожающие, то — рассмехающие, то — приводящие в бешенство, словом, как будто стараются вызвать на разговор. Но напрасно. Сидящий погружен как будто в глубоких сон, и только после долгих стараний своего противника, промолвит несколько слов, от которых стоящий приходит в еще большее бешенство. Ужас и грусть овладели моим сердцем, видя их такое учение. Изучают с сильным трудом какую-то религию, стараются постигнуть что-то, вдуматься в что-то, понять что-то и провести жизнь, ничего положительного не доискавшись» [9, л. 125]. Проведя полтора часа в Цугольском дацане во время обучения лам и хувараков учению «Сонит», сопровождавшемся криком, биением в ладоши и подпрыгиваниями, Алексей Малков «стал как угорелый» и вывел следующее заключение о ламах: «Да что, впрочем, им и делать, как не с жиру беситься; как-нибудь да нужно праздное время проводить!» [3, лл. 7 — 8].
Однако, несмотря на демонстративное осуждение ламаистского духовенства, его собирательный образ в миссионерских отчетах получился каким-то двойственным. С одной стороны, ламы хитрые, необразованные, не-
вежественные, ничего не знают даже о своих богах, дерзкие, ведущие праздную жизнь, обирающие население, пьянствующие и имеющие жен, вопреки своему религиозному уставу. С другой стороны, ламы полны достоинства, уважают христианство, делают пожертвования на церкви и монастыри, содержат неимущих и кормят голодных, лечат больных и местные жители ценят их выше, чем русских врачей. Ламы очень любознательны и в дацаны стекаются сведения о политических, экономических и военных событиях в России и мире. «Сущие афи-неи!» — восторженно писал Алексей Мал-ков, сравнивая лам с афинянами Древней Греции [8, л. 106].
Таким представлялся мир буддистской веры и культуры православным миссионерам второй половины XIX в. Легко обвинить их в субъективности, тенденциозном, даже карикатурном изображении бурятского ламаизма и его атрибутов. Главное заключалось в том, что состоявшаяся на территории Забайкалья встреча религиозных миров не вылилась в межконфессиональную вражду, а открыла дорогу для более полнокровного общения между христианами и ламаистами. Конечно, их взаимоотношения не стоит идеализировать,
обоюдный фанатизм имел место. Однако попытки понять друг друга постепенно меняли негативное восприятие иноверцев на более позитивное у многих православных миссионеров и ламаистов. Вот что писал иеромонах Нектарий в своем отчете о миссионерских действиях: «.нужно сказать о нравственных чувствах бурят, сколько мог я понять их из обращения с ними, что много у них таких, которые, несмотря что омрачены дьяволом, совершают дела, достойные христианина, любят подавать пособия нищим, хотя бы оные были и не их веры» [3, л. 9]. Православные миссионеры свободно посещали дацаны, жилища лам, где пили чай и дружелюбно обсуждали разные дела со «слугами бесовскими». В свою очередь, ламы посещали христианские богослужения и даже жертвовали деньги на возведение новых церквей.
В наше время, когда контакты религиозных конфессий в Забайкалье приобретают все более цивилизованные формы, не следует забывать, как из субъ-ективного и во многом тенденциозного восприятия неведомой и чужой религии православным миссионерам XIX века постепенно прорастало зерно религиозного понимания и терпимости.
Библиографический список
1. Высочайше учрежденная под председательством статс-секретаря Куломзина Комиссия для исследования землевладения и землепользования в Забайкаль-ской области. Материалы. СПб., 1898. Вып. 6. 172 с.
2. ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 2006.
3. ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 2150.
4. ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 2179. Л. 45.
5. Г ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 2180.
6. ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 2181.
7. ГАЗК. Ф. 282 Оп. 1. Д. 2241.
8. ГАЗК. Ф. 282 Оп. 1. Д. 2416.
9. ГАЗК. Ф. 282 Оп. 1. Д. 2455.
