CC BY
525
О. В. Мякшева
УРОВНИ ПОНИМАНИЯ ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ «ВОССТАНОВЛЕННЫХ» ТЕКСТОВ)
OLGA V. MYAKSHEVA
THE LEVELS OF TEXT COMPREHENSION (ON THE BASE OF "RESTORED" TEXTS)
Мякшева Ольга Викторовна
Доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и речевой коммуникации Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского ул. Астраханская, 83, г. Саратов,410012, Россия ► myakshev@mail.ru
Olga V. Myaksheva
Saratov State University 83 Astrakhanskaya Street, Saratov, 410012, Russia
Анализируется процесс «восстановления» текста с пропущенными словами. В результате анализа выясняется, что легко восстанавливаются фрагменты текста с понятной, то есть соответствующей жизненному опыту читателей «картинкой» события. Хорошо поддерживают правильный выбор и языковые стереотипы, по части которых вспоминается всё выражение. Трудности вызывает поиск слов, отражающих атрибуты далёкой от читателя эпохи, речевых оборотов, свойственных тому времени. Четко выделяется при таком анализе пласт использованных автором выразительных средств, метафор, которые с трудом поддаются восстановлению.
Ключевые слова: клоуз-текст; восстановление текста; языковые стереотипы; культурологическая компетентность; метафоры.
The article analyses the process of «restoring» the text with missed words, proving that the texts' fragments with a clear, corresponding to the readers' life experience "picture" are easily restored. The linguistic stereotypes, by the part of which the whole sentence can be recalled, also maintain the right choice. The difficulty emerges in the search of the words that reflect the attributes of distant epoches with their turns of speech. The layer of specific to the author expressive mean and metaphors is well-defined, since they can be hardly restored.
Keywords: close texts; text restoring; linguistic stereotypes; culturological competence; metaphors.
Изучение текста, его свойств и категорий, уровней организации, места в дихотомии язык / речь, отношения к входящим в него языковым единицам — лишь небольшой перечень интересующих современную лингвистику вопросов (см., напр.: [1; 2; 5; 8]). Основным объектом таких исследований являются тексты или их относительно целостные в смысловом, композиционном, структурно-грамматическом аспектах фрагменты (которые, для простоты, также называют текстами).
По мнению Н. С. Болотновой, изучение текста, точнее — стилистики текста, приобретает всё более коммуникативный характер [2: 18]. В этом случае, как представляется, центром внимания становится не только автор текста, но и его адресат. Изучение особенностей читательского восприятия — один из важных аспектов постижения текстовой организации (см. об этом в: [1]). Воспринимаемость текста оценивается в [8] как одна из его категорий.
Наш путь исследования таков: используя так называемые клоуз-тексты, то есть тексты с пропущенными словами (см., напр.: [3]), проанализировать их восстановление студенческой аудиторией (для анализа были взяты «восстановленные» тексты у 50 студентов-филологов 3-5-го курсов) и попытаться ответить на вопрос об уровнях воспри-
нимаемости текста. О. И. Колесникова, рассматривая эстетически маркированные компоненты публицистического дискурса, которые содержат художественные факты языка с образным потенциалом, утверждает, что они требуют от читателя «дешифрующего напряжения» [4: 29], и далее: «читательская мыслительно-речевая деятельность активизируется в силу необходимости перекодировки имплицитных форм чужого текста» [Там же]. В нашем случае имплицитность создана искусственно, механически — пропуском слов из фрагмента текста, художественного произведения известного филологам писателя.
Мы хорошо осознаем относительность такого анализа (подвергаются исследованию не готовые, целостные тексты, а их «закрытые», неполные варианты), однако полученные наблюдения позволяют сделать некоторые интересные выводы о сущностных свойствах текстов, которые были бы не так заметны при взгляде на готовый текст. Такой взгляд «изнутри» показывает, например, что помогает, а что может мешать восприятию текста, его авторского замысла и тем самым позволяет заглянуть в процесс движения мысли от автора к читателю (слушателю, зрителю).
Материалом для работы стал клоуз-текст из [3: 22-23], приводимый ниже полный фрагмент этого текста выверен по: [6; 7], три несоответствия в клоуз-тексте оригиналу мы учесть не смогли, в приводимом ниже фрагменте дадим их в скобках. Полужирным шрифтом выделены опущенные в клоуз-тексте слова. Повесть В. Ф. Одоевского «Косморама», из которого взят фрагмент, была создана в 1840 году. Фрагмент именно из этой повести привлёк наше внимание по следующим причинам: 1) денотат событий вполне реален — улицы и дома Москвы; 2) авторское описание основывается как на обычных, окружающих и современного человека предметах — дома, дворы, стены, окошки, так и на приметах прошлых эпох — монастырь, дворня, мостовая; 3) во фрагменте в достаточном мере ощущаются авторские оценки, текст умеренно метафоричен.
Кстати я вспомнил, что к моим знакомым и родным я еще не являлся с визитом. Объездив кучу домов, ис-
тратив почти все свои визитные билеты, я остановил карету у Петровского бульвара и вышел с намерением дойти пешком до Рождественского монастыря; невольно я останавливался на каждом (всяком) шагу, вспоминая былое и любуясь улицами Москвы, которые кажутся такими (так) живописными после однообразных петер-буржских стен, вытянутых в шеренгу. Небольшой переулок на Трубе тянулся в гору, по которой рассыпаны были маленькие домики, построенные назло всем правилам архитектуры и, может быть, потому еще более красивые; их пестрота веселила меня в детстве и теперь снова поражала меня своею прихотливою небрежностию. По дворам, едва огороженным, торчали деревья, а между деревьями развешаны были разные домашние принадлежности; над домом в три этажа и в одно окошко, выкрашенным красною краскою, возвышалась огромная зеленая решетка в виде голубятни, которая, казалось, придавливала весь дом. Лет двадцать тому назад эта голубятня была для меня предметом удивления; я знал очень хорошо этот дом; с тех пор он нимало не переменился, только с бока приделали новую пристройку в один этаж и как будто нарочно выкрасили желтою краскою; с нагорья была видна внутренность двора; по нему (нём) величаво ходили дворовые птицы, и многочисленная дворня весело суетилась вокруг краснобая-пряничника. Теперь я глядел на этот дом другими глазами, видел ясно всю нелепость и безвкусие его устройства, но, несмотря на то, вид его возбуждал в душе такие чувства, которых никогда не возбудят вылощенные петербуржские дома, которые, кажется, готовы расшаркаться по мостовой вместе с проходящими и которые, подобно своим обитателям, так опрятны, так скучны и холодны. (В. Ф. Одоевский Косморама.)
Данный фрагмент содержит около 300 слов, пропущено в клоуз-тексте 66, то есть приблизительно пятая часть. Студенты работали в аудитории, им запрещалось пользоваться телефонами и советоваться друг с другом. Мы позволили себе не учитывать допущенные студентами при восстановлении явные ошибки и нелепицы (их было немного), подобные таким: невольно я останавливался на (!) каждом переулке; по которой расположены были унылые домики, построенные ещё всем светилом архитектуры (ср. в приводимом выше фрагменте текста). Не учитывались и вставленные слова, в результате приводящие к грамматическим трансформациям исходных фраз, которые по заданию не допускались.
Остановимся на основных результатах работы (троеточием указываем пропуск слова, которое в конкретном случае не является предметом рассмотрения).
1. Все студенты однозначно восстановили 4 слова: вспоминая (вспоминая былое), дом (я ... очень хорошо этот дом), краскою (нарочно выкрасили желтою краскою), глазами (теперь я ... на этот ... другими глазами). Что касается первого слова, вспоминая, то его однозначному восстановлению, на наш взгляд, способствовали следующие факторы: устойчивость сочетания вспоминать былое при вербализации в тексте объекта былое, синтаксическая поддержка формы глагола однородным рядом (и любуясь), наконец, семантическое прогнозирование невольно я ... на каждом ...; вспоминая былое и любуясь ... Москвы. Восстановление слова дом в фразе я... очень хорошо этот дом объясняется наличием при пропуске указательного местоимения в форме мужского рода этот и контекстом: предыдущим над ... в три этажа и последующим с тех пор он нимало не..., только с бока приделали новую... Третье слово глазами во фразе теперь я ... на этот ... другими глазами есть компонент общеупотребительного устойчивого сочетания смотреть (глядеть) другими глазами. Иных вариантов при прогнозировании слов дом и глагола зрительного восприятия смотреть / глядеть с имеющимся в тексте после пропуска глагола предлогом на здесь нет. Наконец, восстановление слова краскою поддерживается его словообразовательным дериватом в ближайшем контексте выкрасили.
2. Около двух третей восстановленных слов — это либо оригиналы, либо их синонимы (в широком смысле — слова, контекстуально допустимые), более или менее удачные с точки зрения сохранения (восстановления) исходного смысла текста. Количественное соотношение выбора оригинала или его синонима в разных случаях разное, рассмотрим наиболее интересные варианты.
Глагол останавливался, как и слово шагу, вставили в клоуз-текст почти все студенты, но встретились и оборачивался, оглядывался, озирался, вместо шагу — углу, повороте, перекрестке. Появление шагу, вероятно, было предопределено узуальной связью с каждом (предположим, что если бы в клоуз-тексте было оригинальное слово всяком, то частотность шагу была бы меньшей).
В первом предложении Кстати я вспомнил, что к моим... и родным я еще не... с визитом глагол вспомнил восстановлен в 43 работах (наречием кстати семантически поддержан именно этот глагол), кроме него: несколько раз подумал, понял (тоже глаголы мыслительной деятельности), а также по одному разу рассказывал, писал, предупредил. Как представляется, три последних глагола здесь тоже возможны, но их употребление явно было бы более зависимо от предыдущего контекста.
Во фразе над ...в три этажа и в одно окошко, ...красною ... в большинстве работ наблюдаем восстановление, близкое к оригинальному: (соответственно) домом — в 38 работах, выкрашенным (-ое) — в 21, краскою — в 48. Факту восстановления, например, слова дом мы находим такое объяснение: к середине фрагмента в воображении студентов уже воссоздана более / менее адекватная картина описываемого автором события (предшествующие слову дом предметные ориентиры: улицы, переулок, домики, дворы). Восстановление именно слова дом логически поддерживается стоящими рядом словами этажа и окошко и синтагматически — предложными оборотами в+вин.п. с определительным значением, связанными сочинительным союзом и.
Частотность оригинального глагола возбуждал и глагола пробуждал во фразе возбуждал / пробуждал в душе такие... была приблизительно равной. В Национальном корпусе русского языка (http: / / ruscorpora.ru; дата обращения — 19 августа 2015 г.; далее — НКРЯ) представлены такие данные: форма возбуждал в основном корпусе зафиксирована в 389 документах (530 вхождений), диаграмма распределения по годам — в середине XIX века 6-8 единиц, в XXI веке резкое снижение употребления до 0,3 единицы. Форма пробуждал при значительно меньшей употребительности, в 94 документах (110 вхождений, распределение по годам — в середине XIX века 1-1,5 единицы, пик в 1918 году — 3 единицы), в XXI веке имеет тенденцию к увеличению употребления от 0,25 до 0,6 единицы.
Последнее слово в этом отрезке текста возбуждал / пробуждал в душе такие... чаще всего
у студентов — чувства, кроме него — воспоминания, картины и даже эмоции. В НКРЯ слово чувства представлено в основном корпусе в 5480 документах (19 069 вхождений), в диаграмме распределения по годам — пик употребительности в 30-х годах XIX века (к 200 единицам), в XXI веке в среднем 50 единиц и несколько выше. Слово эмоции зафиксировано в НКРЯ только с конца 30-х годов прошлого века, в основном корпусе в 947 документах (1731 вхождение), в XXI веке отмечается резкое увеличение употребительности до 35 единиц. Назовём употребление слова эмоции в восстановленных текстах «дискурсивной» ошибкой студентов, отражающей недостаточное лингвистическое чутьё авторов такой «вставки», невысокий уровень читательской культуры.
Во фразах построенные назло всем ... архитектуры; голубятня была для меня... удивления и подобных частотность оригинальных слов (соответственно: правилам, предметом) доходила почти до половины. Вероятно, словосочетания правила архитектуры, предмет удивления и некоторые другие субстантивные словосочетания, состоящие из общеупотребительных слов, устойчиво стереотипны. В остальных случаях были вставлены такие близкие по смыслу слова: (в той же последовательности) законам, нормам, уставам, канонам, требованиям; верхом, местом, полна, достойна. Почти все заместители оригинальных слов с точки зрения смысла здесь допустимы (может быть, исключая местом), но менее ожидаемы.
В приведённых выше и подобных примерах контекст и грамматический «скелет» фраз позволял студентам оставаться в пределах смысла исходного текста, приведём ещё примеры, внеся в них все вставленные студентами слова: к моим знакомым / друзьям / близким и родным я еще не являлся / ездил / приезжал / заглядывал с визитом; только с бока приделали новую пристройку / постройку / дверь / лестницу / в один этаж / проем / пролёт /метр. Как видим, выбор первого существительного денотативно обусловливал подбор второго (пристройка — этаж, дверь — проём, лестница — пролет).
Довольно длинный ряд синонимов зафиксирован нами в случаях вставки существитель-
ного при глаголе с ведущей семой зрительного восприятия или глаголе оценки, например: любуясь улицами, домами, видами, окрестностями, улочками, строениями, постройками.
В нескольких фразах почти все студенты предпочли близкий синоним употребленному оригинальному, например: с тех пор он нимало не изменился (вместо переменился); теперь я смотрел (вместо глядел) на этот... другими.... По данным НКРЯ, форма глагола переменился в основном корпусе встретилась в 516 документах (785 вхождений), пик употребительности — в середине XIX века, сейчас его употребление стремится к нулю. Форма изменился встретилась в 1902 документах (2929 вхождений), пик употреблений — в конце XIX века (к 20 единицам), в середине XIX века — 12,5 единиц, в XXI веке явный рост к 15 единицам. Отсутствие глагола переменился в студенческих работах и есть подтверждение этой статистики.
Глагол глядеть с начала XIX века значительно уступал по употребительности глаголу смотреть, на протяжении XVIII-XX вв. частотность глагола смотреть поднялась до 500 единиц, глагола глядеть — не выше 110. В начале XXI века частотность глагола глядеть снизилась до 20 единиц, глагола смотреть до 200. Иными словами, при исходной большей употребительности глагола смотреть тенденция к его доминированию сохраняется, что продемонстрировал и наш анализ.
3. Работая с текстом, студенты иногда создавали иную картину по сравнению с представленной В. Ф. Одоевским. Эта разница могла касаться одного элемента ситуации, см. некоторые примеры выше и следующие: с намерением дойти прямиком / прямо / быстро / побыстрее / до обеда / сегодня / низом вместо с намерением дойти пешком; возвышалась металлическая / деревянная / черная решетка вместо зеленая решетка; по нему величаво ходили домашние / важные / разные / пестрые / наглые вместо дворовые куры. Приведённые примеры демонстрируют диапазон вариативности в процессе воссоздания картины. Например, при глаголе движения дойти возможно употребление довольно длинного ряда разных обстоятельств, что и показал наш материал. Еще
меньше языковых и логических, смысловых ограничений употребления прилагательных при конкретно-предметных существительных (см. выше при существительных решётка, куры).
Только в единичных случаях студенты могли существенно изменить картину или её оценку, по сравнению с вариантом писателя, иногда до противоположной. Во фразе Небольшой переулок на Трубе тянулся в гору, по которой рассыпаны были маленькие домики, построенные ... всем правилам архитектуры и, может быть, потому еще более красивые на месте пропуска большинство студентов вставили оригинальный предлог назло или синонимичный ему вопреки и только 2 человека — предлог согласно: построенные согласно всем правилам архитектуры и потому еще более красивые. В последнем случае в результате получилась довольно сомнительная для смысла фрагмента причинно-следственная связь между компонентами фразы построенные согласно всем правилам архитектуры и еще более красивые.
4. Особый интерес представляют собой примеры вставок, которые «выпали» на выразительное средство, «нестандартную форму выражения мысли, эстетически маркированный код» [4: 30]. Когда В. Ф. Одоевским использовалась метафора вместо прямой номинации, процент «угадывания» был низок и зависел от художественного мастерства писателя, иными словами: чем оригинальнее и неожиданнее было выразительное средство, тем этот процент очевиднее стремился к нулю. Например, во фразах: объездив ... домов; переулок на Трубе... в гору; по которой... были маленькие домики только несколько студентов вставили оригинальное слово (соответственно: кучу, тянулся, рассыпаны); во фразе возвышалась зелёная решетка в виде голубятни, которая, казалось, ... весь дом никто из студентов не нашел авторского варианта придавливала, их варианты — загораживала, закрывала, накрывала, вместила бы, подпирала, украшала, защищала, проглотила, охватывала, заслоняла.
Обобщим результаты своей работы под другим, не количественным углом зрения.
В основном студенты смогли в таких довольно сложных условиях (напомним, в клоуз-
тексте было пропущено каждое третье, реже — четвёртое слово) совершить декодирование текста. Особенно точным восстановление текста оказывалось в тех случаях, когда студенту была понятна «картинка» события, эта картинка была ему доступна, очевидна (в буквальном смысле этого слова), то есть соответствовала его жизненному опыту и знаниям. Хорошо поддерживали правильный выбор и языковые стереотипы, по части которых восстанавливалось всё выражение.
Мало «попаданий» осуществлялось при попытке восстановления слов, отражающих атрибуты эпохи, речевых оборотов, свойственных тому времени, то есть в тех случаях, когда восстановление зависело от общего культурного уровня студента, возможности / невозможности погружения в культурный пласт далёкого от него времени. Например, никто из студентов во фразе которые, кажется, готовы расшаркаться по ... не «угадал» слова мостовая, вместо него — дороге, улицам, улице, пути, полу, проспекту. Или в такой фразе: и многочисленная ... весело суетилась вокруг краснобая-пряничника — слово дворня оказалось непосильным для большинства студентов (вместо него — прислуга, детвора, орава, молодь, ребятня, стая, компания). С прилагательным визитные во фразе истратив все свои визитные... вместо слова билеты студенты употребили — карточки, средства, сбережения, деньги, места, приглашения. Забытым некоторыми студентами оказался оборот являться с визитом, а вместо глагола вышел во фразе вышел с намерением дойти пешком до Рождественского монастыря студенты употребили: пошел, ушел, отправился, сошел и даже вылез. Особенно комично выглядит глагол тормознул во фразе я ... карету у Петровского бульвара, употребленный вместо глагола остановил.
Вызывали затруднения у студентов случаи вставки прилагательных, особенно качественных (цвета, формы, эмоциональной оценки), их субстантивных дериватов (здесь чаще — оценки). Приведем показательные в этом отношении примеры: вместо оригинального прилагательного красивые во фразе построенные назло всем правилам архитектуры и, может быть, потому еще более красивые было вставлено: прекрасные,
забавные, крепкие, милые, понравившиеся, очаровательные, привлекательные, родные, разнообразные, необычные, интересные, унылые; вместо отадъективного субстантива небрежностию во фразе и теперь снова поражала меня своею прихотливой небрежностию — независимостью, неаккуратностью, непринужденностью, неправильностью, искусностью, красотой, простотой, необычностью, разбросанностью. Выбор подобных слов не детерминирован конкретной ситуацией, более зависел от авторского «угла зрения», особенностей восприятия и оценки им мира, по отношению к отвлечённым существительным — особенностям его осмысления.
Интересно последнее вставленное в этом тексте прилагательное: которые, подобно своим обитателям, так опрятны, так скучны и холодны. Проникновение к концу текста в авторскую интенциональность позволило студентам ограничить возможный синонимический ряд до следующих слов: одиноки, тоскливы и даже употребить оригинальное холодны (конечно, импульс был задан прилагательным скучны).
Четко выделяется при таком анализе пласт использованных автором выразительных средств, (кучу домов, тянулся в гору, рассыпаны домики, торчали деревья, придавливала дом и т. д.), которые, с одной стороны, формируют специфику авторского пера, с другой — отражают «художественный компонент языковой компетенции воспринимающего субъекта» [4: 30], в нашем случае — студента-филолога.
Подобная работа с восстановлением текстов даёт хороший материал для анализа «движения» лексики в разные исторические эпохи, очевидно не связанного с «движением», сменой реалий, что может быть предметом дальнейшего лингвистического анализа (см., например, переменился, глядел, возбуждал и т. д.).
Кроме того, анализ «восстановленных» текстов позволяет убедить нас в правомерности выделения учеными некоторых средств грамматической связности текста. Например, употребление всеми студентами на месте пропуска во фразе торчали деревья, а между... развешаны были разные дворовые принадлежности вместо деревьями
местоименной формы ними подтверждает существование такого средства грамматической связности в тексте, как анафорическая замена.
ЛИТЕРАТУРА
1. Арнольд И. В. Стилистика декодирования. Л., 1974.
2. Болотнова Н. С. Филологический анализ текста. М., 2009.
3. Киркинская Т.И., Вульфович А. В. Развитие общетекстовых умений школьников на уроках русского языка в 5-9 классах: практикум. Барнаул, 2011.
4. Колесникова О. И. Креативные способы современной литературы в медийном дискурсе и прагматические условия их интерпретации читателем // Мир русского слова. 2015. № 2. С. 29-35.
5. Николина Н. А. Филологический анализ текста. М., 2008.
6. Одоевский В. Ф. Повести и рассказы. М., 1988. С. 204-205.
7. Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1991.
8. Текст: теоретические основания и принципы анализа: учеб. науч. пос. / Под ред. проф. К. А. Роговой. СПб., 2011.
REFERENCES
1. Arnold I. V. (1974) Stilistika dekodirovaniia. Leningrad. (in Russian)
2. Bolotnova N. S. (2009) Filologicheskii analiz teksta. Moscow. (in Russian)
3. Kirkinskaia T.I., Vul'fovich A. V. (2011) Razvitie obshchetekstovykh umenii shkol'nikov na urokakh russkogo iazyka v 5-9 klassakh: praktikum. Barnaul. (in Russian)
4. Kolesnikova O. I. (2015) Kreativnye sposoby sovremennoi literatury v mediinom diskurse i pragmaticheskie usloviia ikh interpretatsii chi-tatelem. Mir russkogo slova, no. 2, p. 29-35. (in Russian)
5. Nikolina N. A. (2008) Filologicheskii analiz teksta. Moscow. (in Russian)
6. Odoevskii V. F. (1988) Povesti i rasskazy. Moscow, p. 204-205. (in Russian)
7. Russkaia fantasticheskaia proza epokhi romantizma (1991). Leningrad. (in Russian)
8. Rogova K. A., ed. (2011) Tekst: teoreticheskie osnovaniia i printsipy analiza: uchebno-nauchnoe posobie. St. Petersburg. (in Russian)
