Научная статья на тему 'Умозрительная Центральная Азия: поиски прародины арийцев в России и на западе'

Умозрительная Центральная Азия: поиски прародины арийцев в России и на западе Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
673
171
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Вестник Евразии
Область наук

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Ларюэль Марлен

С превращением Центральной Азии во второй половине XIX века в объект международной политики потребовалась научная легитимация распространения на регион европейского господства. Расширение сферы классического востоковедения предоставило инструмент этой легитимации: им стал поиск прародины арийцев. Участниками поиска были в равной мере как западные ученые, так и их русские коллеги. При этом русские ученые, работавшие в недавно завоеванном Россией Туркестане, сыграли если не ведущую, то очень значительную роль: предложили стройную теорию центральноазиатской прародины и пытались практической работой доказать ее научную неоспоримость. Объединившись вокруг Туркестанского кружка любителей археологии (1895-1918) и ссылаясь на результаты раскопок, они доказывали: русское присутствие в Туркестане есть не что иное, как возвращение на свою историческую прародину «северных арийцев», призванных ее в дальнейшем возродить. Кружок поддерживался и патронировался российской региональной и центральной властью. Свою деятельность он посвятил нахождению и сохранению памятников арийской культуры, мусульманское культурное наследие им в значительной мере игнорировалось. Таким образом, это научное объединение несло на себе ярко выраженный политический и идеологический отпечаток. Вместе с тем пропагандировавшийся и поддерживавшийся им миф о Туркестане как колыбели арийцев был своего рода оппозицией одной из разновидностей пантюркизма туранизму.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Умозрительная Центральная Азия: поиски прародины арийцев в России и на западе»

МИФЫ

Умозрительная Центральная Азия: поиски прародины арийцев в России и на Западе

Марлен Ларюэль

С превращением Центральной Азии во второй половине XIX века в объект международной политики потребовалась научная легитимация распространения на регион европейского господства. Расширение сферы классического востоковедения предоставило инструмент этой легитимации: им стал поиск прародины арийцев. Участниками поиска были в равной мере как западные ученые, так и их русские коллеги. При этом русские ученые, работавшие в недавно завоеванном Россией Туркестане, сыграли если не ведущую, то очень значительную роль: предложили стройную теорию центральноазиатской прародины и пытались практической работой доказать ее научную неоспоримость. Объединившись вокруг Туркестанского кружка любителей археологии (1895—1918) и ссылаясь на результаты раскопок, они доказывали: русское присутствие в Туркестане есть не что иное, как возвращение на свою историческую прародину «северных арийцев», призванных ее в дальнейшем возродить.

Кружок поддерживался и патронировался российской региональной и центральной властью. Свою деятельность он посвятил нахождению и сохранению памятников арийской культуры, мусульманское культурное наследие им в значительной мере игнорировалось. Таким образом, это научное объединение несло на себе ярко выраженный политический и идеологический отпечаток. Вместе с тем пропагандировавшийся и поддерживавшийся им миф

о Туркестане как колыбели арийцев был своего рода оппозицией одной из разновидностей пантюркизма — туранизму.

В конце XIX века Центральная Азия1 становится предметом спора между двумя великими империями того времени — Россией и Великобританией. В то же самое время завершается становление

Марлен Ларюэль (Marlene Laruelle), доктор истории (docteur en histoire) Национального института восточных языков и цивилизаций (L’Institut National des Langues et Civilisations orientales), Париж, ассоциированный исследователь (chercheur associe) Французского Института исследований Центральной Азии (L’Institut franQais des Etudes d’Asie Centrale), Ташкент.

Оригинальное название статьи «L’imaginaire russe et occidental sur l’Asie centrale: la recherche du berceau des premiers Aryens».

востоковедения в качестве особой университетской дисциплины. Происходит это на классической основе исследований в таких областях, как библеистика, семитология или индология. Между тем по сравнению с Индией или Ближним Востоком огромная часть Азии остается малоизученной, и многие европейские ученые стремятся определить ее роль в мировой истории. Тогда-то и возникает причудливое видение «Высокой Азии»; развиваясь, оно распространяется на пространство от Тибета до Сибири, ищет обоснование в Библии и мифологии.

«Высокая Азия» дает начало ангажированному научному дискурсу, предметом его становятся лежащие в самой ее сердцевине степи и два Туркестана, русский и китайский. Из них делают колыбель для части (или всего) человечества. Одни европейские ученые думают, что это пространство дало начало миру Турана, и потому оно чуждое и даже враждебное; другие, напротив, видят в нем прародину первых арийцев — тех, кого многие интеллектуалы того времени считали предками европейских народов.

Что такое арийский миф? До XVIII века образованных европейцев вполне удовлетворяла библейская версия происхождения человечества. Считалось, что первым языком людей был древнееврейский и что колыбель рода человеческого находилась на «старом» (классическом) Востоке, в Иудее. По Книге Бытия, потомство Ноя разделилось на три ветви — Сима, Хама и Яфета, все известные народы рассматривались как ведущие свое происхождение от Адама. Яфетидов же, или европейцев, называли еще и арийцами.

В разговорах об арийцах, в течение всего XIX века ведущихся во Франции, Германии или России, Центральная Азия фигурирует как обязательная часть умозрительной географии арийского мифа, занимающая в ней совершенно особое место: не просто место происхождения, а то пространство, которое Европе необходимо вновь завоевать и уподобить себе дабы утвердить собственную идентичность. Самозабвенный поиск корней не сводится к исключительно научному обсуждению вопроса о колыбели/колыбелях человечества: для европейцев это равным образом и поиск себя, попытка объяснить самим себе суть своего политического превосходства в мире — и так обосновать законность европейской колонизации. Для многих западных ученых, например для Адольфа Пикте (Adolphe Pictet, 1799—1875), колонизация — явление позитивное, обещающее восстановить утраченные связи между арийцами2. Начиная с 1850-х годов, к этой идее обращаются и некоторые английские интеллектуалы и

политики. Им надо оправдать господство Британии «в Индиях» — и вот, оно оказывается ничем иным, как всего лишь способом воссоединения одной из самых молодых ветвей арийской семьи с ее древнейшей ветвью. Причем этот тезис находит некоторый отклик и среди англизированных индийских интеллектуалов — будущих националистов.

Остаться в стороне от рефлексии по поводу арийской колыбели русские не могли уже потому, что в последней трети XIX века завоевали одно из предполагаемых мест происхождения арийцев. И действительно, параллельно с продвижением России в Среднюю Азию в российских общественных науках зарождается арийское течение. Выясняется, что только «северные арийцы», русские, могут стереть со своей центральноазиатской прародины тогдашние ее тюркские черты, вернуть ей утраченную идентичность. В конце XIX века «арийство» вырастает в важный (сейчас малоизвестный) составной элемент российской науки, раскрывающий ее тесную связь с национальной идеологией. В особенности это справедливо по отношению к этнографии и археологии Средней Азии.

Расхождения на Западе по вопросу о прародине арийцев

Арийская колыбель — одна из самых крупных ставок науки XIX века. Вопрос, где ее искать, увлек не только лингвистов, но и антропологов и археологов. Арийский миф зиждется на двойном постулате: 1) у всех европейцев — общее происхождение, они выходцы из Азии; 2) первые арийцы или яфетиды расселились в Европе после эпически долгого спуска с высот на равнины. Только к середине XIX века проходит робость у тех, кто допускает возможность европейского происхождения европейцев. Тогда-то и оформляются две большие гипотезы, противостоявшие друг другу: одна об автохтон-ности населения Северной Европы, другая — об его азиатской прародине — но уже не в Индии или на вершинах Тибета, а на широкой степной равнине Старого света.

Начинается все в XVIII веке и даже раньше. Как только месту еврейской истории отказывают в праве считаться питомником рода человеческого, возникает необходимость найти другую прародину (или прародины). Лейбниц, например, возвращается к гипотезе, бытовавшей еще у греческих философов: мол, все европейские языки берут начало на просторах Скифии. Сама Библия рассказом о пото-

пе наводила на мысль, что колыбель человечества лежит к востоку от Иудеи, на высокогорье. Уже в конце XVI века отдельные ученые находят сходство между европейскими языками, персидским и санскритом, объединяя их в одну группу скифских или яфетических языков. С 1587 года о близости санскрита и европейских языков твердит итальянский путешественник Филиппо Сассети; в 1767 году ему вторит французский иезуит отец Керду ^. L. Соеигёоих, 1691— 1779); но представление о древнееврейском как о «матери языков» все еще не дает пробудиться интересу к этим языковым филиациям.

Идея азиатского происхождения человечества опирается на долгую традицию. Так, Кант и просветители связывали происхождение человека с Тибетом или Гималаями. С XVIII же века рассеяние яфе-тидов и заселение ими пространства между Каспийским морем и Гиндукушем начинают отодвигать вглубь времен от сооружения Вавилонской башни. Например, аббат Байи, отвечая в 1779 году Вольтеру, утверждал, что необъятное пространство в центре Старого Света и было тем местом, где находилась знаменитая Атлантида Платона. В противовес автохтонистским теориям немцев сторонники кельтского возрождения, считавшие кельтский или нижнебретонский первоначальным языком человечества, искали его корни в Азии. В частности, первый французский кельтоман бенедиктинец отец Пезрон поместил прародину кельтов между «Мидией и Тартарией».

Еще до появления арийского мифа взгляды обращаются в сторону Индии: под влиянием деистов в ней видят родину «естественной» религии. Ссылаются на Индию (или на Египет3) и различные эзотерические учения — франкмасонов, розенкрейцеров, тамплиеров, пиетистов и т. д. Последняя треть XVIII — начало XIX века отмечены великими лингвистическими открытиями (пехлевийский язык и язык Авесты, клинопись, иероглифы); но настоящую революцию производит именно санскрит: с ним лингвистика может дать научное подтверждение предположению об азиатском происхождении человеческого рода. Правда, делает она это несколько неожиданным образом — «доказывает», что из Индии вышло не все человечество, а особая белая раса, которая после героического нисхождения с высоких плато Гиндукуша колонизирует Европу. Таким образом, если с библейской традицией покончено, грёза рождения человечества на сказочном Востоке остается. Выступление Уильяма Джонса перед членами Королевского Азиатского общества в 1788 году в Калькутте показывает, что именно так понимали в Европе индоарийский вопрос.

XIX век: высоты Гималаев или равнины Центральной Азии?

Где бы ни искали ученые прародину человечества — в Индии, Тибете или Скифии — большинство сходилось в том, что место ее в Азии. По мнению Аделунга (J. C. Adelung), автора «Митридата», она могла быть только в горах Кашмира: ведь первобытные люди должны были двигаться оттуда, откуда воды потопа схлынули в первую очередь. Сходным образом, Потт (F. A. Pott) считал, что люди могли идти только за солнцем, значит, мигрировали с Востока на Запад. В 1820 году немец Роде (J.-G. Rhode), опираясь на описания в Авесте, первым утвердил колыбель арийцев не на вершинах азиатских гор, а на степных равнинах Старого Света, между Сыр-Дарьей и Аму-Дарьей. Жюль де Клапрот развил эту теорию, обогатив ее аргументами ботанической географии4; в 1837 году Ариана — «священная страна первовремен» — локализуется учеником Мишле Анри Мартеном в Центральной Азии5; в 1849 Кристиан Лассен возвращается к идее Роде: колыбель арийцев — на севере Согдианы.

Центральнозиатская локализация подтверждалась указаниями индийских и персидских источников на северо-восточное расположение прародины ариев. Был и другой довод: раз санскрит близок первоначальному языку арийцев, значит и место их происхождения расположено рядом с ареалом санскрита. Но так как Памир не подходит для жизни, выбор падает на Бактрию. Соответствующая теория разрабатывается в Германии Максом Мюллером, во Франции — Франсуа Ленорманом, затем антропологом Катрефажем (A. Quatre-fages), археологом Уйфальви (Ch. de Ujfalvy) и лингвистом Адольфом Пикте. Последний в своем труде «Очерки лингвистической палеонтологии. Индоевропейские корни или первобытные арии» (1859) положил начало палеолингвистическим изысканиям и использовал лексический словарь для воссоздания повседневной жизни первых арийцев. А в 1873 году в пользу тезиса о том, что колыбель арийцев находилась в Согдиане, А. Пайком (Albert Pike) были привлечены доводы, взятые из мифологии и астрономии.

Спустя десять лет, в 1883 году, Отто Шрадер предложил промежуточное решение, переместив арийскую колыбель в южнорусские степи. На то были свои резоны: слишком «белыми» были арийцы, чтобы происходить из Бактрии; но и в покрытой льдами Скандинавии не могли они размножиться; оставался балто-славянский ареал. Такое решение вопроса имело еще и то преимущество, что примиряло номадистов и пасторалистов. Судя по лексическому составу

языка, западноарийские племена были скорее земледельческими, индоиранские — пастушескими, и только в одном месте обнаруживались культуры, принадлежавшие и к первому, и ко второму типу. Оно и было определено Шрадером как прародина арийцев. В 1889 году Жюбенвиль ^. J. ё’АгЪо1$ ёе Jubainville), сотрудник кафедры кельтских языков Коллеж де Франс, вновь отверг идею европейской колыбели. Основания: высокий уровень первобытной арийской цивилизации свидетельствует о ее тесных контактах с великими империями «Высокой Азии»; при этом она была признана оседлой, а не кочевой. В 1880-е годы идея центральноазиатской прародины арийцев вроде бы сходит на нет, но затем, в связи с лингвистическими открытиями в китайском Туркестане, переживает новый взлет. В 1890 году один английский лейтенант нашел к югу от Кучи берестяную рукопись на санскрите. Несколько лет спустя А. Стейн обнаружил в пещере в бассейне реки Тарим большое количество спрятанных там рукописей на нескольких языках. Два из них, впоследствии аттрибутированные как тохарские языки А и Б, не были тогда известны. Поскольку тохарский язык ближе к европейским арийским языкам, чем к азиатским, это открытие реанимировало предположения о присутствии в древности в Центральной Азии протогерманцев. Появился, таким образом, еще один аргумент в пользу центральноазиатской локализации первых ариев, и в 1909 году Жак де Морган и другие французские ученые возвращаются к азиатской гипотезе.

Туркестанский кружок любителей археологии

В отличие от своих французских и немецких коллег, русские интеллектуалы не разделялись в вопросе об арийской прародине на сторонников азиатской и европейской гипотез. По ним, располагалась она не в Индии и не в Иране, а на землях скифов — в степном пространстве, протянувшемся от южной Украины до Туркестана и даже до Сибири, вновь собранном в единое целое Российской империей. На тему колыбели русская наука размышляет на протяжении всего XIX века и приходит к таким выводам: скифы — прямые потомки первых арийцев, а русские — потомки скифов. Если немцы считают себя «чистыми» арийцами на основании своего родства с индоариями, то русские претендуют на то же, только посредством филиации со скифским миром. А некоторые даже приходят к мысли, что и Сибирь входила в состав прародины. Главным сторонни-

ком такого «расширения» был В. М. Флоринский, врач по образованию, но страстный любитель археологии, в 1880 году основавший Томский университет. По его мнению, арийцы, с незапамятных времен населявшие Центральную Азию, могли направиться в Европу по северо-восточному пути, через Алтай и Сибирь. Самое же интересное заключается в том, что университетские профессора и прочие интеллектуалы, утверждавшие, что прародиной арийцев была Средняя Азия, получали в этом вопросе поддержку российского правительства. Яркий тому пример — история Туркестанского кружка любителей археологии.

Мысль о местонахождении арийской колыбели в Центральной Азии была прежде всего детищем археологии, которая являлась одним из главных направлений исследования центральноазиатского пространства. В 1870—1880 годах, после того как к Туркестанскому генерал-губернаторству был присоединен Самарканд, там неоднократно производились раскопки. (Очень уж хотелось найти на древнем Афрасиабе следы похода Александра Македонского!) Основателями Туркестанского кружка любителей археологии, учрежденного в 1895 году и распущенного в 1918, были прославленный востоковед и тюрколог В. В. Бартольд, тогдашний туркестанский генерал-губернатор барон А. Б. Вревский и Н. П. Остроумов, который долгие годы был заместителем председателя кружка. Кружок находился под высочайшим покровительством царя и в ведении Министерства культуры и Министерства иностранных дел. Русские и мусульмане были его равноправными членами, немало в нем было и русифицированных инородцев. К 1896 году членов кружка насчитывалось около сотни; из них большинство составляли интересовавшиеся историей края русские чиновники, учителя, представители духовенства.

Кружок издавал протоколы своих заседаний и стремился к расширению. В 1903 году в Ашхабаде было создано его Закаспийское отделение; впрочем, реальная его деятельность началась только в 1914 году. Кружок располагал значительными археологическими и нумизматическими коллекциями, которые были подарены им музею в Ташкенте. Были организованы многочисленные археологические раскопки: в Пайкенде (с участием археолога А. И. Кастанье), Шахристане (возле Ура-Тюбе), в районе Ташкента, на городище От-рара и, конечно, же в окрестностях Самарканда. Кружок публиковал и чисто исторические работы, а также пытался сохранить мусульманские памятники региона, в первую очередь мавзолей Ходжи Ахмада Яссави в городе Туркестане. Имперская власть действительно

хотела спасти наиболее известные памятники, имевшие для местного ислама символическое значение, и так утвердить свое господство; но у нее не было какой-либо действенной политики по сохранению всей совокупности культурного наследия Туркестана.

Специалисты постоянно критиковали кружок за «любительство», что и не удивительно: краеведение не обладало статусом настоящей научной дисциплины. Однако на самом деле за обвинением в непрофессионализме стояло другое — превращение кружка в инструмент политики. Барон Вревский, покрывавший большую часть расходов кружка, хотел сделать из него свое орудие: кружок должен был акцентировать арийскую тему и тем самым оправдывать колонизацию края Россией. Внутри кружка начинается борьба двух направлений: одно было в большей степени научным, второе — в большей степени идеологическим. Первое хотело, чтобы кружок специализировался на мусульманской культуре Средней Азии, второе отдавало предпочтение ее арийскому прошлому. Арийский дискурс оттолкнул от кружка многих ученых. Так произошло, например, с археологом В. Л. Вяткиным: основатель Самаркандского музея, в 1908 — 1909 годах открывший обсерваторию Улугбека, посчитал кружок слишком политизированным. Да и сам Бартольд, в 1900 году избранный почетным членом кружка, быстро показал, что отнюдь не намерен солидаризироваться с его деятельностью, и в серии статей осудил надзор политиков над кружком.

Бартольд сожалел, что в центре внимания кружка находятся иранские языки, на которых в регионе говорило меньшинство населения, и что кружок не интересуется пребывавшими в плачевном состоянии величественными постройками тимуридской эпохи, да и в целом отдает предпочтение бедной памятниками предыстории, а не мусульманской эпохе с ее богатейшей архитектурой. Осуждал он и всеобщую тюркофобию, царившую в российских политических кругах.

«Преувеличенное представление о культурных заслугах арийцев и варварстве турок не могло не отразиться на понимании научных задач России в Туркестане; в 1895 г., при открытии действий местного археологического кружка, высшим представителем русской власти в крае кружку была предложена задача изучить древнюю арийскую культуру края, уничтоженную варварами-турками и подлежащую восстановлению при господстве других арийцев — русских»6. Тем не менее, Бартольд признавал, что, несмотря на политическую направленность, кружок сыграл огромную роль в археологических открытиях, сделанных в Средней Азии в конце XIX века.

Поиски арийской колыбели в Средней Азии

Совершенно очевидно, что «проарийские» умозаключения кружка наилучшее подтверждение получали как раз в области археологии. К примеру, находят его члены несколько зороастрийских оссу-ариев — и это усиливает склонность кружка к арийскому дискурсу, поскольку зороастризм рассматривался в России в качестве неоспоримого религиозного символа индоарийского мира. Задача России — в том, чтобы сохранить весь ансамбль зороастрийских находок, скифских курганов и останков арийцев, найденных одним из членов кружка И. Пославским. Равным образом наличие в Туркестане буддийских памятников, хотя и с трудом поддающихся датировке (неясно было, к какой эпохе их относить — буддизма первоначального или буддизма запоздалого, времен джунгарского владычества XVII—XVIII веков), свидетельствовало, по мнению Вревского, о том, что в ходе своего распространения из Индии в Китай буддизм продвинулся и дальше на север и значит, между народами Бактрии и Индии должны были существовать тесные связи. Кружок принял участие в спорах о каменных бабах — антропоморфных стелах; думали, что они встречаются только в Сибири, а тут несколько были обнаружены в районе Аулие-Ата. Немало рассуждали в кружке и о петроглифах и рунических надписях, найденных в регионе (например, в долине реки Талас): одни считали эти памятниками тюркскими по происхождению, другие же связывали их с финно-уграми или славянами. В 1892 году членом кружка Н. Н. Пантусовым (1849—1909) недалеко от Бишкека был найден надгробный камень с надписью на армянском и/или сирийском языке; это тоже стало поводом для споров о присутствии в Центральной Азии христиан — армян, не-сториан или сирийцев — следовательно, «арийцев».

Под огнем критики востоковедов руководители кружка ищут поддержку своим теориям со стороны западной науки. В особенности они ссылаются на немецкого астронома Франца фон Шварца, приглашенного еще первым генерал-губернатором Туркестана фон Кауфманом и с 1874 по 1890 год занимавшего пост главы Туркестанского метеорологического института в Ташкенте. В двух своих книгах Шварц пытался научно обосновать правомерность отождествления русскими Средней Азии с прародиной арийцев. Следует отметить, что в своих размышлениях и спорах по поводу интерпретации археологических находок члены кружка не пренебрегали и ссылками на Библию, «классическими» для сторонников арийского мифа. Так, заместитель председателя кружка И. Т. Пославский

представлял Среднюю Азию страной, описанной в Ветхом Завете: великая библейская река Ассур якобы протекала как Аму-Дарья, то есть пересекала весь Туркестан от Иссык-Куля до Каспия. Описание этой реки он находит у пророка Иезекииля и у античных авторов. И кружок постановляет: «Ассур Иезекииля находится здесь, в нашем Туркестане, а не на западе, в Месопотамии».

С самого основания кружок выставляет напоказ свои арийские пристрастия и не скрывает, чту следует из них в политическом плане: русские — новые арийцы, одни они способны подытожить забытое прошлое Средней Азии и возродить его. Почетный председатель кружка генерал-губернатор Вревский тоже не отрицал его политических целей: «В настоящее время, судьба привела нас, арийцев, в те места, откуда когда-то вышли наши предки, а потому на нас лежит священная обязанность собрать и сохранить исторические памятники тех мест, где некогда процветала арийская культура, которую ныне мы призваны восстановить»7. И далее: «Принято думать, что Средняя Азия... была колыбелью великой арийской расы. Древние арийцы, культура которых для своего времени могла считаться высоко развитой, с течением времени вынуждены были прибегнуть к переселению, чтобы найти места для более привольной жизни»8. Вревский кроме того надеялся, что кружок установит тесные связи с исследовательскими центрами в Индии, в особенности с Азиатским обществом в Калькутте. Ибо все должны были сотрудничать в поисках первых арийцев на Гиндукуше и в Гималаях...

* *

*

В конце XIX века Центральная Азия занимает особое место в российском дискурсе и в общественных науках России. Но она и сама — особое место, раз вызывает столь увлеченные споры о том, кто она: колыбель ариев или сердце Турана? Интересовавшиеся вопросом западные ученые не пытались противопоставить друг другу эти два определения, считали их относящимися к разным временам: по мере того, как первоначальная индоевропейская культура исчезала под наплывом тюркских народов, первое определение сменялось вторым. Не то русские ученые: у многих из них «прочтение» Туркестана было предвзятым. За их навязчивыми попытками сделать его арийской колыбелью, за их тюркофобией — одними за собой не замечаемой, другими взятой на вооружение осознанно — обнаруживается логика политической борьбы, объектом которой была в то время Центральная Азия.

Русские интеллектуалы легитимируют акт колонизации посредством двойной дискурсивной игры: с одной стороны, осуждают тюркский мир за то, что он — нечто иное, отличное от России и не поддающееся ассимиляции; с другой, ставят на место этого иного глубокое тождество Средней Азии и России — тождество в арийстве. Русская идеология прямо противоположна пантюркистской, настаивающей на туранской сущности центральноазиатской идентичности, дабы привязать ее к анатолийской Турции. Но в обоих случаях Туркестан и степной мир — не более чем предмет внешнего по отношению к ним дискурса; этот дискурс отказывает им в какой бы то ни было самостоятельности и лишь использует их для утверждения того, что считает собственной идентичностью: тюркской — в случае Турции, арийской — в случае России XIX века. Парадоксальным образом, несмотря на всестороннее развитие знания о ней, Центральная Азия еще длительное время и претерпевала немало от увлеченности западной мысли мифической «Высокой Азией», и получала от этого некоторую выгоду.

Перевод с французского Алие Акимовой и Григория Косача

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Прим. редакции. При переводе статьи там, где это позволял контекст, было проведено различение между широко понимаемой и потому более обширной Центральной Азией (часть евразийского материка между 30° и 55° северной широты и 55° и 120° восточной долготы) и менее обширной («русской») Средней Азией, которая в современных терминах может быть определена как совокупность территорий Узбекистана, Кыргызской Республики, Таджикистана, Туркменистана и южной части Казахстана. Где такое различение провести трудно или невозможно, везде употребляется термин Центральная Азия.

2 Здесь и далее по: Mallory J. P. A la recherche des Indo-Europeens. Langues, archeologie, mythes. Paris, Seuil, 1989.

3 В то время индийская и египетская культуры считались близкими, поскольку первая якобы произошла от второй (через Ноя).

4 В частности, приводился известный аргумент «березы»: название этого дерева в славянских языках и на санскрите звучит одинаково. См. Mallory J. P. Op. cit. P. 358.

5 Martin H. Histoire de France depuis les temps les plus recules jusqu’en 1789. Paris, 1837. T. 1. P. 2.

6 Бартольд В. В. Задачи русского востоковедения в Туркестане // Академик В. В. Бартольд. Сочинения. Т. IX. М., 1967. С. 529.

7 Речь барона Вревского 11 декабря 1895 года на открытии Кружка // Протоколы заседаний и сообщений Туркестанского кружка любителей археологии. Т. 1. Ташкент, 1895. С. 1.

8 Там же. С. 2.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.