CC BY
35
УДК 9(420) (08)
«УМИРОТВОРЕНИЕ» ГОРНОЙ ШОТЛАНДИИ В КОНТЕКСТЕ ШОТЛАНДСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
© 2009 г. В.Ю. Апрыщенко
Южный федеральный университет, Southern Federal University,
344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 105, 344002, Rostov-on-Don, B. Sadovaya St., 105,
decanat@hist. sfedu. ru decanat@hist. sfedu. ru
Изучаются социально-экономические и административные процессы в Горной Шотландии в период после подавления якобитского движения. Анализируются основные мероприятия, предпринимаемые британским правительством, направленные на придание шотландской модернизации необратимого направления развития. Эти мероприятия осуществлялись в рамках британских политических институтов и практик, включали экономические, социальные, культурные меры и в итоге привели к окончательной интеграции Горной Шотландии.
Ключевые слова: XVIII век, Шотландия, Генри Дандас, Хайленд, якобиты, модернизация, Каллоден.
The article is devoted to social, economic and administrative development of Highland of Scotland after Jacobite risings of 18th century. The author analyzes the main arrangements which were organized by British Government for development of Scottish modernization. These actions were realized inside British political institutes and practices and they included economic, social and cultural actions which promoted to full integrations of Highlands to the Britain.
Keywords: 18th century, Scotland, Henry Dundas, Highlands, jacobitism, modernization, Culloden.
Шотландская социально-экономическая модернизация, активная стадия которой приходится на вторую половину XVIII и XIX в., предполагала переход от традиционного общества, где зачастую преобладали патриархальные связи и патронажные практики, идущие от родовых отношений, к коммерческому обществу, преимущества которого должны были испытать на себе в первую очередь представители шотландской клановой элиты и аристократии. Эффективность этого процесса должна была зависеть от комплексности преобразований, необходимых как в области организации производства, социальных отношений и управления, так и в сфере культуры и идентичности. Однако становление новых отношений было невозможно до тех пор, пока в обществе преобладала приверженность традиционным социальным нормам, с которыми связывалась вся предшествующая история Шотландии. Отсюда история политики хайлендерского «умиротворения» - это не только история подавления восстания и искоренения любых предпосылок его повторения, но и история горской модернизации, которая в свою очередь составила часть процесса трансформации шотландской идентичности.
Хайлендерская проблема являлась одной из главных в процессе модернизации Шотландии по нескольким причинам. Во-первых, модернизация всего северо-бри-танского региона была невозможна без его объединения и унификации социальной структуры. Хайленд с его остатками патриархальных клановых отношений требовал устранения тех норм, которые препятствовали развитию рыночного общества. Во-вторых, горный регион представлялся источником постоянной угрозы, которую необходимо было устранить, дабы сделать мо-дернизационный процесс необратимым. Представления об угрозе со стороны горцев были закреплены фактом участия хайлендеров в Великом восстании
1745-1746 гг. Средством нейтрализации этой опасности могла стать только интеграция Горной Шотландии. В-третьих, необходимость особого внимания к Хайлен-ду объяснялась демографическими процессами. Не говоря уже о том, что регион являлся самым крупным по площади в Шотландии, по данным Вебстера, составленным на основании отчетов всех приходов Шотландии, в 1755 г. в Хайленде проживало 652 тыс. чел., что составляло 51 % от общего населения Шотландии, а плотность населения была 31 чел. на квадратную милю. Для сравнения в центральной части, наиболее развитой, плотность населения составляла 110 чел. на квадратную милю, а население - 37 % от общей численности шотландцев, а в Лоуленде - 36 чел. на милю (11 % от общего населения) [1]. Еще одной характерной чертой демографической ситуации в Хайленде было то, что население гор в середине XVIII в. было очень молодо, например, в поместье Барисдэйл 32 % жителей составляли дети в возрасте до 10 лет. Женщины также значительно преобладали, что, очевидно, стало результатом событий 1745 г. Таким образом, этот регион представлял стратегическую важность для Британии. И, наконец, последнее - в глазах остальной Европы именно Хайленд являлся символом Шотландии, а поэтому его трансформация должна была свидетельствовать о динамике перемен в Шотландии.
Победа британских войск в Каллоденском сражении 16 апреля 1746 г. еще не означала, что Хайленд был полностью подчинен. Для активных преобразований необходимы были мероприятия, которые в будущем не допустили бы повторения мятежа. Этот первый период преобразований может быть назван «умиротворением» Горной Шотландии. Вместе с ликвидацией тех традиционных институтов, которые могли представлять опасность для королевства, власть создавала экономическую основу и социальные условия для
проведения активной модернизации в горах. Верхняя граница этого периода может быть условно обозначена 80-ми гг. XVIII в., когда в знак осознания того, что угрозы со стороны горного региона не существует, был отменен ряд репрессивных законов середины 40-х гг. XVIII в.
Начало активной стадии социально-экономической модернизации Горной Шотландии можно напрямую связывать с подавлением последнего крупного яко-битского восстания в 1746 г. При этом следует иметь в виду, что частично мероприятия в этом русле проводились еще тремя десятилетиями ранее, когда было подавлено выступление 1715 г. Несмотря на то, что вплоть до Великого восстания правительство не рассматривало серьезно горскую угрозу, был сделан ряд попыток экономического воздействия на бунтовщиков. Эти малоуспешные меры надолго закрепили среди исследователей отчасти справедливое представление о том, что состояния якобитов в 1715-1716 гг. были конфискованы в бессистемной форме, с единственной целью наказать активных участников движения, и что все эти доходы, осев полностью в кошельках чиновников, не сыграли никакой общественной роли [2, с. 12].
Те социальные и индустриальные успехи, которыми характеризовалась шотландская модернизация, несомненно, имели корни в правительственной политике XVIII в. и особенно его второй половины. Уже сразу после подавления восстания 1715 г. была создана Комиссия специальных уполномоченных, которая должна была заниматься конфискацией якобитских поместий, просуществовавшая до 1784 г., когда был издан акт о возвращении изъятых земель. В состав Комиссии вошли тринадцать человек - семь уполномоченных от Англии и шесть от Шотландии, среди которых были представители известнейших британских фамилий, некоторые из них, впрочем, не избежали намеков на их проякобитские симпатии.
С самого начала работы в 1715 г. Комиссия столкнулась с серьезными трудностями, поскольку, согласно постановлению Судебной сессии, конфискации подлежало все движимое и недвижимое имущество якобитов. Кроме того, уполномоченные были засыпаны требованиями кредиторов экспроприируемых поместий, которые настаивали, чтобы было принято решение о возвращении им якобитских долгов [2, с. 15]. Было заявлено, что работа Комиссии по конфискациям займет 20 - 30 лет из-за судебных тяжб.
Одной из функций комиссионеров был подбор и назначение управляющих для конфискованных поместий. Однако уже в те годы, а еще более - позже, стало ясно, что в полном соответствии с патронажными практиками из-за подкупов членов комиссии на должности управляющих чаще назначались родственники экспроприируемых. Господство патронажа приводило и к постоянной борьбе между шотландской элитой, выразившейся в противостоянии Судебной сессии и Комиссии уполномоченных. Высшей точкой конфликта стало обвинение лорда-председателя Судебной сессии комиссионерами, заподозрившими его в получении взя-
ток за распределение должностей управляющих.
Еще одна сложность заключалась в том, что во многих хайлендерских поместьях арендные платежи носили натуральный характер, что вызывало затруднения у английских членов комиссии, не представлявших, как можно провести оценку стоимости этих хозяйств. Взамен английских оценщиков были назначены шотландцы, что вновь открыло дорогу для взяток и коррупции. Шотландские якобиты пытались за соответствующее вознаграждение вернуть себе родовые имения через подставных лиц и родственников, многие из которых обогатились, оказывая услуги состоятельным якобитам. Несмотря на многочисленные сложности, через четыре года, намного ранее первоначально определенных сроков, было объявлено, что в целом работа Комиссии уполномоченных закончена. Поместья выставлялись на открытый аукцион и покупались, как правило, родственниками тех, кто их потерял.
Доходы от продажи имений составили 411 082 ф., из которых после всех выплат кредиторам осталось 84 043 ф., а за вычетом жалованья служащих Комиссии -1107 ф. [2, с. 38]. Учитывая, что экспроприировано было 50 поместий, на каждое имение приходится в среднем по 22 с небольшим фунта. Сумма даже по тем временам мизерная. Работа Комиссии, перешедшей в 1727 г. под управление баронов казначейства, не принесла, таким образом, дохода казне и самое главное сохранила status quo в шотландском землевладении - перераспределения собственности не произошло в отличие от следующего якобитского движения 1745 г.
Ответственность по реформированию социальной системы Хайленда была возложена на лорда-адвоката Шотландии. Изначально он как член Факультета адвокатов - одной из самых влиятельных «общественных» организаций Шотландии, объединявшей юристов, - рассматривался как главный представитель короны в Шотландии, которого король назначал по своему усмотрению. Но постепенно обязанности его расширялись. Он мог издавать прокламации, руководил официальной корреспонденцией между Эдинбургом и Государственным секретарем в Лондоне, был членом парламента, ответственным за шотландские легислатуры, шотландские требования и запросы, т.е. был своеобразным каналом связи между правительством и шотландскими интересами.
Стюарты имели приверженцев практически во всех слоях населения, которые подогревали антиюнионистские и простюартовские настроения. Ручаться за лояльность любого жителя Шотландии было крайне рискованным, а законы и королевский авторитет на севере Британии были крайне слабы. К тому времени, когда восстание было окончательно подавлено, Британский парламент заседал уже в течение шести месяцев. Тем не менее он не был распущен до тех пор, пока депутаты не приняли несколько актов, направленных на искоренение остатков мятежа и предотвращение появления новых волнений на севере. В течение недели, после того как вести о Каллоденском сражении достигли Вестминстера, палата общин приняла закон, согласно которому все те, кто подозревал-
ся в симпатиях к Стюартам и чьи поместья или жилища находились на территории Шотландии, должны были предоставить поручителей своей лояльности короне. Вскоре последовали другие меры. Памятуя о массовом участии прихожан епископальной церкви в восстании, правительство издало декрет о том, чтобы клирикам было запрещено проведение служб до тех пор, пока они не принесут присягу верности и не проведут службу во здравие короля.
Особо позаботились в Лондоне о том, чтобы искоренить воинственный дух хайлендеров. Им было запрещено носить оружие, а в качестве наказания предпринимались меры ареста до шести месяцев или ссылки в колониальные войска, а при повторном случае нарушения этого закона - до семи лет ссылки. Предпринимало правительство меры и для того, чтобы этот акт не остался лишь на бумаге - массовые обыски были проведены на подавляющей части территории Шотландии, в результате которых было изъято огромное количество оружия.
Этот же документ не только разоружал шотландцев. Он предусматривал, что ни один шотландский юноша или мужчина независимо от рода его занятий не имеет права носить килт или другой элемент шотландской одежды. Содержащие тартан пледы и накидки также были строго запрещены. Наказанием за ношение шотландки было шесть месяцев заключения для первого случая и семь лет каторги - для второго. 12 августа 1746 г. закон о запрете ношения шотландской одежды был одобрен монархом и в дальнейшем реа-лизовывался со всей строгостью. Войскам было приказано в случае его нарушения «приводить нарушителя прямо в его наряде в суд, который силой своей власти должен был наводить порядок» [3].
Р. Стивенсон в романе «Похищенный», события которого относятся к 1751 г., так описывает сложившуюся с одеждой ситуацию: «Горский костюм был со времен восстания запрещен законом, местным уроженцам вменялось одеваться по обычаю жителей равнины, глубоко им чужому, и странно было видеть пестроту их нынешнего облачения. Кое-кто ходил нагишом, лишь набросив на плечи плащ или длинный кафтан, а штаны таскал за спиной как никчемную обузу; кое-кто смастерил себе подобие шотландского пледа из разноцветных полосок материи, сшитых вместе, как старушечье лоскутное одеяло; попадались и такие, кто по-прежнему не снимал горской юбки, только прихватил ее двумя-тремя стежками посередине, чтобы преобразить в шаровары вроде голландских. Все подобные ухищрения порицались и преследовались: в надежде сломить клановый дух закон применяли круто...» [4].
В армии офицеры были обязаны проверять подозрительных солдат на верность династии и докладывать об их лояльности шерифу. Но все эти акты, являвшиеся инициативой парламента и не учитывавшие реальной ситуации, затрагивающие лишь поверхностную сторону конфликта, не способны были привести к порядку в северных землях. Парламент принимал акт за актом, и раз за разом население Северной Шотландии готово было поднять очередной бунт.
В том случае, если шотландские суды не выполняли
возложенные на них обязанности, об этом следовало доложить лорду-адвокату. Все чиновники помимо этого время от времени должны были докладывать об исполнении новых законов, которые служили искоренению одного из основных клановых принципов, приведших к восстанию - феодальному принципу «военного держания» (м>агёкоМт^, в соответствие с которым хайленде-ры наделялись землей на условии несения военной службы вождю. Наследственное право землевладения, согласно которому вождь наследовал не только землю, но и верность тех, кто на ней проживал, на протяжении долгого времени было источником нестабильности, и теперь становилось очевидным, что следует отделить собственность от административного иммунитета. Ликвидацией этой системы правительство решало двоякую задачу. С одной стороны, устранялась иерархическая система, в рамках которой население Хайленда в любой момент было готово подняться на вооруженное восстание, с другой - ликвидировалась система механизмов влияния на вассалов, в рамках которой в случае невозможности несения военной службы владельцы земли обязаны были выполнять в пользу сеньора другие службы.
Вскоре после подавления восстания все хайленде-ры должны были явиться к своим шерифам ради принесения присяги верности. В силу жестокости и казалось бы бессмысленности правительственных мероприятий порой создается впечатление, как оказывается, все же обманчивое, что реализация всех этих законов связывалась и сопровождалась банальным уничтожением «чужой» горской культуры [5].
Пожалуй, самая ожесточенная борьба развернулась вокруг законопроекта, получившего название Акта наследственной юрисдикции. Согласно ему, земли на севере Шотландии, представлявшие особый стратегический интерес для государства, могли быть постановлением парламента конфискованы. Правда, экспроприированным землевладельцам предусматривалась компенсация. Несмотря на борьбу, развернувшуюся вокруг законопроекта, он был одобрен нижней палатой 14 апреля 1747 г. и вскоре стал законом.
11 ноября истекал срок подачи заявлений на компенсации от потери земель по принятому Акту наследственной юрисдикции. Общая сумма претензий составляла 583 тыс. ф. Список претендентов на компенсацию возглавлял граф Аргайл, оценивший свои потери в 25 тыс. ф., затем шел граф Гордон, претендовавший на 22 тыс. ф. Графы Бьюклеуч и Атол ожидали получить по 17 тыс. Минимальная сумма в этом списке из 160 претендентов составляла 166 ф. Год спустя, 18 марта 1748 г., было вынесено решение об удовлетворении претензий. Граф Аргайл получил компенсацию в 21 тыс. ф. - всего лишь на 4 тыс. меньше, чем требовал. В гораздо более скромном положении оказались другие. Например, граф Гордон получил всего лишь 5 тыс. Общая сумма компенсации составляла 152 тыс. ф. - около трети от требуемой суммы.
Одновременно с обнародованием сумм компенсаций вышло постановление о введении службы шерифа в каждом графстве Шотландии. Самая большая
сложность заключалась в выборе шерифа, поскольку формально им мог стать любой верный короне и правительству человек. Лорд Ньюкасл представил список из претендентов, за каждым из которых стояли несколько высших персон, лоббирующих его. Однако вопрос курировал лично лорд-адвокат Грант, который отвечал за назначение кандидатов. Около каждого имени из представленного кандидата стоял сделанный им комментарий, и практически все кандидатуры отклонялись. Нередкими пометками были замечания вроде «виг», «ревностный виг», или «является прихожанином (служит) незаконной церкви» и т.д.
1752 г. принес некоторые неожиданные на первый взгляд решения - были отменены акты о разоружении и наследственной юрисдикции. Но их принципы не были забыты. В замен отмененного Акта в феврале 1752 г. лорд-адвокат представил в парламенте билль, согласно которому рента с конфискованных короной поместий баронов, принимавших участие в восстании -Ловатов, Пертов, Камеронов Лохилов, Макферсонов Клуни, Стюартов Ардшели и других, должна быть использована в целях цивилизовывания жителей этих земель и других частей Хайленда и островов Шотландии, для распространения среди них протестантской религии, справедливого управления, производства и мануфактуры и принципов уважения и лояльности по отношению к его величеству, его наследникам, но не в других целях. Рента с вассалов на указанных землях снижалась на четверть. Вскоре законопроект был одобрен парламентом.
После «сорок пятого» правительственная политика в отношении Шотландии и ее регионов действительно медленно, но необратимо наполнялась смыслом и социальной логикой. Цель пресвитерианских деятелей, столь рьяно взявшихся за выполнение программы по переустройству Хайленда, согласно Тобиасу Смоллетту, опубликовавшему спустя пятнадцать лет свои объяснения хайлендерских преобразований, заключалась в том, чтобы «предотвратить любое будущее восстание в Горной Шотландии, распространяя дух производства среди уроженцев тех мест, и особенно освобождать их от того рабского положения, в котором они находились из-за своей зависимости от владельцев и вождей» [5]. Характерно, что «язык», в который облекалось идеологическое обоснование хайлендерской политики в XVIII в., практически не отличался от того, что использовался в этих мероприятиях и столетиями раньше, когда шотландские монархи осуществляли первые мероприятия по «цивилизовыванию» Хайленда.
Основная задача, которой было озабочено правительство, как и ранее, заключалась в том, чтобы устранить сами корни постоянных беспорядков в Горной Шотландии. По мнению лондонских наблюдателей, восстание стало результатом неэффективности мер, принимаемых королевской властью, следовательно, было необходимо усилить влияние правительства в горах. Еще до того, как окончилась парламентская сессия, лорд-канцлер инициировал целый ряд законопроектов, в соответствие с которыми все элементы наследственной юрисдикции полностью устранялись, что в итоге
должно было привести к более эффективной системе судопроизводства в Шотландии. Билли, предложенные канцлером, полностью были одобрены и поддержаны лордом-адвокатом.
Однако все понимали, что не так-то легко будет отменить те правила, которые существовали на протяжении многих поколений и были укоренены в самой системе клановости. Интересно, что когда в парламенте активно дискутировались законы, направленные на подавление якобитского мятежа и на репрессии в отношении тех, кто принимал в нем наиболее деятельное участие, многие представители шотландской аристократии и члены Палаты общин увидели в этом ущемление их собственных интересов, особенно в части, касающейся законов о конфискации поместий. Депутаты, выражая свой протест, аргументировали это тем, что нарушаются статьи договора 1707 г. В данном случае уния становится тем стандартом, которого стоило придерживаться.
Упадок якобитизма во второй половине 1740-х -1760-е гг. XVIII в., открывший возможность модернизации горных регионов страны, безусловно, связан с несколькими факторами. Но основной из них - уничтожение той специфической социокультурной среды, которую олицетворяли и сторонники епископальной церкви, и все другие противники унии. Невозможность реставрации Стюартов стала фактором, разрушавшим не только иллюзии восстановления шотландского политического суверенитета, но и особую горскую яко-битскую культуру. Эта культура на несколько десятилетий вплоть до начала XIX в. осталась в своеобразном одиночестве, после того как начиная с 1746 г. налаживаются отношения британских тори с Ганнове-рами и смягчается позиция официальной власти по отношению к епископальной церкви, следствием чего стал спад накала религиозной борьбы.
Одновременно уже к концу 1740-х гг. стали сказываться положительные экономические последствия унии 1707 г., что обеспечило дополнительный стимул для более успешной интеграции Шотландии в состав Британского королевства. Эта интеграция, безусловно, имела разные стороны - и сгон клансменов с земли, так называемые «чистки», и службу хайлендерских полков в Британской армии, в результате чего Камероны, Фрейзеры и целый ряд других кланов смогли вернуть утраченную было честь носить клановое оружие, гербы и одежду. Все это, совместившись одно с другим, сделало практически невероятной ситуацию нового восстания в горах.
Менее легко проследить идеологическую трансформацию, которая произошла в сознании как горцев, так и британцев. Окончательная судьба якобитизма была далека от того, что могли предполагать Ч. Стюарт или его победитель герцог Кумберленд. Якобитизм как форма преданности Стюартам, безусловно, уходил в прошлое. И, несмотря на то, что наследственные формы держаний сохранялись вплоть до 90-х гг. XVIII в., о чем свидетельствует речь лорда Браксвилда, без поддержки извне и утратив большую часть политических сторонников внутри Шотландии, якобитизм не представлял реальной
политической силы. И поэтому в 1784 г. был издан закон, возвращавший конфискованные имения участников якобитского движения бывшим владельцам.
Инициатива Акта о возвращении исходила от Г. Дандаса, который годом ранее занял пост лорда-адвоката. Еще в 1775 г. он высказывал мнение о том, что Горная Шотландия слишком изменилась за последние тридцать лет и необходимо восстановить в правах землевладения шотландскую знать. В начале августа 1784 г. проект был внесен в палату общин, а уже 19 августа одобренный парламентом стал законом.
Отчасти Акт лишь фиксировал de facto сложившуюся ситуацию - уже к концу 1760-х гг. большая часть крупных поместий была выкуплена их бывшими владельцами, находившимися на службе Британской империи, или их наследниками. «Scots Magazine» не единожды публиковал заметки о том, что то или иное имение вернулось в руки потомков древнего, прославленного рода. Потомки якобитских семей жили рука об руку с теми, кто когда-то поддержал ганноверскую династию, вместе строя будущее империи. В этой связи Акт о возвращении не являлся чем-то неожиданным или искусственным, скорее, наоборот, его потребность ощущалась уже давно, и вместе с умиротворением Хайленда приходило чувство, что память о конфликтах прошлого должна быть подчинена настоящему.
Кроме того, существовало устойчивое представление о том, что изъятые и переданные во внешнее управление земли использовались неэффективно. Во время дебатов по закону граф Сидней, чье мнение, правда, вряд ли может быть принято как объективное, обращаясь с речью к парламенту, подчеркнул, что аннексированные поместья очень легко отличить по тому плачевному состоянию, в котором они находятся [6]. Аргументы сторонников и немногочисленных противников возвращения относятся к разным сферам - если те, кто выступал против принятия закона, принадлежали к новому поколению модернизаторов и использовали главным образом экономические доводы, то их визави настаивали на сохранении древнего права наследования и приводили примеры верной службы бывших якобитов на протяжении последних трех десятков лет. Таким образом, в споре речь шла не только об экономической рыночной конъюнктуре, идея исконной связи земли и клана все еще определяла сознание шотландцев и очень часто и детерминировала экономическое поведение, в частности, процесс распределения собственности.
Несмотря на массовую поддержку Акта, в законе подчеркивалось, что земли будут возвращены бывшим владельцам или их потомкам за вычетом требований, предъявленных кредиторами. Но, как бы то ни было, невзирая на недостаточное финансирование и ограниченное время, итоги работы Комиссии по управлению изъятыми поместьями в 1740-1770 гг. были гораздо более ощутимы, нежели результаты работы первой комиссии 1710-1730-х гг. Правительство теперь уже с большим вниманием относилось к горской проблеме и считало ее решение одной из актуальных задач. Однако при этом, очевидно, не экономические, а скорее социокультурные ресурсы Шотландии привле-
кали интерес Лондона. Шотландскую культуру предстояло превратить в символ Британии, в олицетворение лояльности.
Показательно, что в 1788 г., когда вести из Рима о смерти Чарльза Эдуарда достигли Шотландии, даже епископальные священники считали уже естественным возносить молитвы во здравие Ганноверов. К этому времени «милый принц Чарли» с его блестящими авантюристами-якобитами, превращаясь в образ, уже дрейфовали от берега истории в сторону мифа.
Уже во второй половине XVIII в. Северная Шотландия стала гораздо более лояльной частью королевства, нежели раньше, главным образом оттого, что политика «умиротворения» часть правящей элиты просто уничтожила, а другая вынуждена была либо переселиться на равнину, либо эмигрировать на континент, в Испанию или Францию, или же вообще отправиться за океан, тогда как другие представители старой аристократии адаптировались в британский правящий класс. В некотором смысле эта ситуация сопоставима с той, что сложилась в Англии в конце XV в., когда в результате 30-летней войны Алой и Белой роз старая родовая английская аристократия была практически полностью уничтожена, что открыло возможность перераспределения земельных ресурсов и создало перспективу для развития нового социального слоя джентри. Социальные перемены, вызванные подавлением восстания, в свою очередь заложили основу для трансформации сознания.
Однако, пожалуй, главное значение восстания, а точнее политики, которую оно спровоцировало, заключается в том, что в горах была создана основа для успешной модернизации, предполагавшей не только политику сельскохозяйственных «улучшений», строительство коммуникаций и разрушение традиционных социальных институтов, но и завершение процесса объединения страны, интеграцию горных районов в экономические, политические и социально-культурные институты единой Британии. В этом смысле неудачное восстание 1745 г. сделало для Шотландии больше, чем могло бы произвести гипотетическое восстановление Стюартов.
Своими действиями правительство не ставило цель искоренить горскую культуру. Умиротворение необходимо было, чтобы инкорпорировать Хайленд в британскую систему управления. Якобитское движение дало повод для резких мер, в результате которых на Горную Шотландию были распространены административные нормы британского государства, что способствовало дальнейшему развитию модернизации. Однако горская культура в процессе реализации этого процесса уничтожена не была, ее «возвратили» горцам, а затем ретранслировали на всю Британию. Жестокое подавление восстания 1745 г. стало своеобразной искупительной жертвой ради того, чтобы по прошествии нескольких десятилетий наполнить прежние символы новым содержанием. Политика «умиротворения» должна была разрушить контекст (говоря словами У. Эко, идеологию, т.е. «все то, с чем так или иначе знаком адресат и та социальная группа, которой он принадлежит» [7]), но не уничтожить культурные коды. Разрушению подвергался тот
контекст, в котором шотландская история могла быть «прочитана» как история борьбы с Англией, в то время как в перспективе в новых условиях модернизированной Британии англо-шотландское прошлое должно было восприниматься как история единения Шотландии и Англии.
Другая сторона этого процесса заключается в том, что в ходе умиротворения были уничтожены кланы и их вожди, нелояльно настроенные по отношению к британскому государству. Поместья этих вождей были конфискованы, что разрушало клановую систему, в основе которой лежал принцип землевладения кланов во главе с вождем. Земли переходили в руки лояльных вождей, что, с одной стороны, создавало социальную поддержку британской монархии в горах, а с другой - способствовало дальнейшей административной и экономической модернизации.
Кроме того, в ходе якобитского движения и дальнейшей политики «умиротворения» многие вожди переселились из Хайленда на равнину или даже в Лондон. Это нарушало традиционную изолированность горного региона и способствовало последующей интеграции Шотландии в британскую административную систему. Этот процесс сопровождал сращивание политических элит Англии и Шотландии, ставящих перед собой общие цели, а интеграция в него хайлендерской аристократии элит придавала ему целостность и гарантировала необратимость.
И, наконец, последнее, значение этого наиболее противоречивого периода хайлендерской истории состояло в том, что сама политика британского правительства в отношении Горной Шотландии претерпела изменения -
Поступила в редакцию
начинала происходить структурная перестройка органов власти, под юрисдикцией которых находилась Шотландия и, в частности Хайленд, в результате чего управление регионом становилось более эффективным и соответствовало стратегическим, культурным, экономическим целям Британии. Все это одновременно являлось частью модернизации британского государственного аппарата.
Литература
1. Scottish Population Statistics / Ed. by J. Gray Kyd. Edinb., 1975. P. 18.
2. A Selection of Scottish Forfeited Estates Papers. 1715; 1745. Edited from the Original Documents, with Introduction and Appendices by A.H. Millar. Edinb., 1909.
3. Omond G.W.T. The Lords Advocates of Scotland, from the close of the fifteenth century to the passing of the Reform Bill. Edinb., 1883. P. 32.
4. Стивенсон Р.Л. Похищенный : собр. соч. в 5 т. М.,
1981. Т. 4. С. 98.
5. Allan D. Scotland in the Eighteenth Century. L., 2002. P. 61.
6. Smith A.M. Jacobite Estates of the Forty-Five. Edinb.,
1982. P. 225.
7. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб., 2006. С. 137.
16 сентября 2008 г.
