CC BY
425
К.А. Котова
УЧАСТИЕ МОЛОДЕЖИ В МОЛОДЕЖНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОРГАНИЗАЦИЯХ КАК ИНСТРУМЕНТ РАЗВИТИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА: ЭВОЛЮЦИОННЫЙ АСПЕКТ
Аннотация:
Развитие института участия молодежи в молодежных политических организациях рассматривается в контексте формирования гражданского общества в России. Выделяются четыре этапа реализации этого феномена, на протяжении которых прослеживаются тенденции и перспективы его развития, а также его влияние на формирование гражданских ценностей молодого поколения. Показано, что эволюция молодежного политического участия осуществлялась в направлении от преобладания его мобилизованных форм до полностью автономных с последующим переходом к управляемой молодежной политике, частью которой являются технологии рекрутирования молодых людей в политические организации и их патронирование со стороны государственнопартийных структур.
Ключевые слова:
молодежная политическая организация, политическое участие; молодежное отделение политической партии; мобилизованное участие.
K.A. Kotova
PARTICIPATION OF YOUTH IN YOUTH POLITICAL ORGANIZATIONS AS AN INSTRUMENT OF CIVIL SOCIETY DEVELOPMENT: EVOLUTIONAL ASPECT
Abstract:
Development of the institute of youth participation in youth political organizations has been examined. Four periods of its realization have been found out within which the main trends and prospects of its development as well as it's influence on forming of young generation civil values have been traced. It has been shown that the evolution of youth political participation has been proceeded from its' mobilized forms towards autonomous ones, following transition to the controlled youth policy. The last one includes such forms as recruiting technologies of young people into political organizations and their further patronage by the state and political parties.
Key words:
youth political organization, forms of participation in political organizations, political participation, youth branch of a political party; mobilized participation.
Одной из актуальных проблем современной России является развитие гражданского общества как необходимого условия построения демократии. В свою очередь, формирование демократического государства напрямую связано со становлением молодежи как субъекта сознательной деятельности, обладающего определенной суммой знаний и умений, системой демократических ценностей и готовностью участвовать в политической жизни. В
связи с этим представляет интерес рассмотрение институционализации политического участия российской молодежи и выявление перспектив развития молодежного политического активизма.
Появление в политике России феномена политического участия молодежи можно отнести к 60-90-м гг. XIX века, когда начали складываться предпосылки ее включения в общественно-политические процессы [24, с. 18]. Однако в контексте данного исследования за исходную точку рассмотрения эволюции данного явления возьмем начало советского периода, поскольку именно в это время была заложена традиция молодежного политического участия, которую затем стремились как преодолеть и разрушить, так и использовать в новых политических условиях. Процесс трансформации участия можно разделить на следующие периоды.
1. Период массового мобилизованного участия (1917-1985 гг.)
2. Период активизации автономного участия в неформальных политических образованиях (1985-1991 гг.)
3. Период автономного участия в условиях партийного плюрализма (1991-2000 гг.)
4. Период автономно-мобилизованного участия в условиях государственного контроля молодежной политики (с 2000 года).
Выделение именно этих этапов эволюции политического участия молодежи обусловлено тем, что каждый из них представляет собой законченный, хронологически определенный период, характеризующийся ярко выраженной спецификой политического участия (преобладание мобилизованного или автономного типа активности, способы вовлечения в политическую организацию, мотивация участия).
Период массового мобилизованного участия (1917-1985 гг.) Политическое участие в советский период может быть охарактеризовано в категориях концепции «мобилизованного участия», согласно которой политическая деятельность граждан носит принудительный характер и определяется такими стимулами, как административное принуждение, традиции, страх. Мобилизованное участие направлено на поддержку политической системы с целью демонстрации преданности правящей элите.
Среди особенностей политического участия в СССР называют его формальный характер, массовость и высокую активность (имея в виду, прежде всего, массовое участие в избирательном процессе), гораздо большую, чем в условиях демократических режимов [3, с. 10], проявляющуюся на фоне общей политической индифферентности и пассивности. Низкий уровень конвенционального участия и почти полное отсутствие форм неконвенционального участия дает основания, воспользовавшись формулировкой Г. Алмонда и С. Вербы, говорить о «пассивной политической позиции подданного» [1, с. 35]. Ю. Левада полагал, что «политическая роль массового человека
сводилась к роли даже не зрителя, а клакера, исполнявшего обязанность ритуального одобрения» [12, с. 8].
Что же касается мотивации политического участия, то сложилось два основных подхода, которые не являются полностью взаимоисключающими. С одной стороны, это принуждение, основанное на боязни того, что политическая пассивность небезопасна, с другой стороны - практическая полезность (продвижение по службе, шанс поехать за границу, получение квартиры через механизм распределения жилья на предприятиях) [3, с. 11; 25, с. 91]. Сказанное может быть отнесено и к участию в молодежных политических структурах, которые были представлены пионерской и комсомольской организациями. Действительно, сложно отрицать, что в период существования СССР основным механизмом вовлечения молодежи в политическое участие стала массовая идеологическая мобилизация. Понимание молодежи как строителя коммунизма, резерва и помощника партии способствовало тому, что ее включенность в политические процессы рассматривалась как государственная, партийно-политическая и личностная задача.
Отчасти описанная система мобилизованного участия молодежи может рассматриваться как механизм кадрового пополнения номенклатуры всех уровней, поскольку продвижение с одного уровня на другой сопровождалось минимальным отсевом, процент которого увеличивался по мере перехода из одной возрастной организации в другую. Семилетние дети вступали в октяб-рятскую организацию поголовно. На следующем этапе (в десять лет) ученики переходили в пионерскую организацию, где был минимальный отсев. С 14 лет школьники вступали в комсомол, куда принимали сначала «наиболее достойных». После окончания школы вне ВЛКСМ оставались лишь те, кто не был ориентирован на карьеру. Последним пунктом «общественного бэкграунда» было вступление в КПСС, куда отбор был дифференцированным. Если молодой человек стремился к политической карьере, то он должен был перейти на выборную комсомольскую, партийную или профсоюзную должность. «Таким образом, - делает вывод О. Крыштановская, - в политический процесс вовлекалось почти все население страны, с детских лет усваивавшее основы идеологии, правила партийной жизни, страх перед остракизмом номенклатуры, которая закрывала возможности дальнейшего роста» [9, с. 55].
Но нельзя не согласиться и со следующим утверждением. «При всей ограниченности и жестком идеологическом контроле общественнополитической активности молодого поколения в советский период, - пишет Д. Напольских, - следует признать, что в СССР была создана новая по форме и содержанию система политического участия» [16, с. 57]. Ее специфическими характеристиками были также массовость и активность. Это обстоятельство вынуждена была признать и западная политология, представители которой (Дж. Адамс, Д. Литтл, М. Саймон, Д. Шульц) предложили отказаться от упрощенного подхода к анализу источников и механизмов политического
участия. Так, по мнению Д. Шульца, как в СССР, так и в западных демократиях, политическое участие имеет амбивалентную природу, поэтому его нельзя рассматривать с точки зрения «все или ничего» (то есть либо мобилизованное, либо спонтанное) [15, с. 80].
Указанные ранее мотивы политического участия, в целом, были типичны и для участия молодежи в политических организациях. Правда, в данном случае точнее было бы говорить не столько о том, что заставляло молодых людей вступать в эти организации, сколько о невозможности неучастия, так как туда принимали практически в массовом порядке. Нарушение для молодого человека цепочки пионерия-комсомол было чревато серьезными проблемами. В этом плане весьма показательна правовая норма, в соответствии с которой прием в вузы осуществлялся на основе характеристик, выдаваемых комсомолом. Следовательно, отсутствие членства в ВЛКСМ было серьезным препятствием не только для поступления в вуз, но и для последующего карьерного роста. К тому же следует учитывать важность фактора группового давления. К учащемуся или студенту, находившемуся вне рамок молодежной организации, относились как к изгою. Таким образом, мотивация вступления усиливалась не только развитой у молодых людей потребностью в принадлежности, но и потребностью в принятии другими членами группы.
Если вступление в молодежные организации было практически предопределено, то в дальнейшем степень активности индивидуального участия в их работе зависела от самих молодых людей. Рассматривая мотивы участия, следует различать просто членство, связанное с выполнением ряда формальных требований, и активную работу в рамках организации. Иными словами, вступление в организацию и решение активно в ней работать могли быть мотивированы по-разному. Косвенно об этом свидетельствуют данные опроса, проведенного С. Солаником, в ходе которого было опрошено 2800 бывших советских граждан, проживающих в США [21, с. 27].
Во-первых, было показано, что у активистов чувство собственной действенности развито больше, чем у рядовых членов. Последнее понимается С. Солаником в контексте принятого у Г. Алмонда и С. Вербы термина «субъективная политическая осведомленность», т.е. вера человека в то, что, занимаясь политикой, он способен влиять на принимаемые правительством решения. Это нашло свое выражение в том, что люди, вступившие в комсомол, позднее проявляли больше склонности к вступлению в другие общественные организации, и те, кто стал лидером в этих организациях, были лидерами и в комсомоле. [21, с. 27]. Эти данные не противоречат результатам опроса, проведенного в 1998 г., согласно которым доля активистов ВЛКСМ среди россиян составляет: среди крупных бизнесменов и топ-менеджеров — 33%; специалистов — 24%; служащих и рабочих — 16% [19, с. 199] .
Во-вторых, у бывших комсомольских активистов лучше развито чувство своей неординарности и авторитетности, которое, однако, не стоит свя-
зывать исключительно с карьерными мотивами. Правильнее его рассматривать с точки зрения большей развитости у личности жизненной стратегии достижения (в отличие от стратегии избегания). «Можно предположить, -отмечает С. Соланик, - что у того, кто решил стать активистом в комсомоле, были повышенные личные амбиции, в принципе способные привести к успеху и в других сферах деятельности, которые можно назвать престижными» [21, с. 28]. Пользуясь терминологией Л. Милбрата, таких людей можно отнести к типу «гладиаторов», то есть активных участников политической жизнедеятельности [30, с. 212].
Кроме того, несмотря на сверхцентрализацию и идеологизированность молодежных политических организаций в СССР, существовал широкий набор внеорганизационных форм деятельности, которые, однако, контролировались высшими органами молодежных организаций и были доступны только для их членов (участие в пионерских лагерях, тимуровском движении, студенческих отрядах, работа на комсомольских стройках). Они имели самостоятельную ценность для участвующих в них, мало связываемую с идеологической составляющей [18, с. 123].
Очевидно, что участие молодежи в политизированных структурах, осуществлявшееся главным образом в мобилизованных формах, не могло рассматриваться как фактор становления гражданского общества. В то же время в силу указанных особенностей участия (массовое вовлечение молодых людей в общественно-политические организации не исключало их активного и осознанного участия в их деятельности) до известной степени оно оказывало влияние на формирование у молодых людей общегражданских ценностей.
Период активизации автономного участия в неформальных политических образованиях (1985-1991 гг.) связывается с началом перестроечных процессов и может быть разделен на два этапа: 1985-1987 и 1987-1991. С 1985 года обозначился распад механизма централизованной мобилизации, что проявилось в полной мере не сразу. В течение 1985-1986 гг. прежние представления о молодежи как «строителях коммунизма» оставались почти не тронутыми. Сохранялась и практика мобилизационного вовлечения молодых людей в общественно-политическую деятельность, которая воплощалась в формах деятельности, типичных для советского периода (социалистическое соревнование, участие молодежи в строительных проектах, работа студенческих бригад и пр.). С 1987 года наметилось несколько новых тенденций в реализации молодежной активности, Прежде всего, это появление неформальных объединений, что было особенно значимо в данный период. Во-первых, политическая борьба в стране стимулировала и борьбу за молодежь. Во-вторых, неформальные объединения сами по себе явились механизмом углубления и поддержания перестройки, одновременно представляя собой и большую угрозу для нее. Неформалы были признаком плюралисти-
ческого общества, но демократичность и плюрализм ставили под сомнение роль КПСС как единой и единственной партии.
Рост количества неформальных движений как новой формы канализации активности молодежи выявил изменения в механизмах вовлечения в деятельность организаций, видах деятельности и мотивационной сфере участников. На смену тотальному мобилизованному участию пришли разнообразные способы самоорганизации молодежи, основной мотивационной доминантой которых стал протест. По сути, это была идеологическая мобилизация, но не массовая, а автономная. В то же время очень важным фактором привлекательности для молодых людей в движениях подобного типа стало следование определенному стилю, выражаемое в символике, образе жизни, акциях движения. Это дало основания некоторым авторам отождествить молодежные субкультуры и политические движения, предположив, что идеология как фактор объединения и сплочения внутри молодежной политической структуры имеет вторичное значение по сравнению с ее стилистикой [28, с. 265].
Как в столичном регионе, так и на периферии возникали и активно заявляли о себе молодежные организации леворадикального направления. Среди них наиболее известными были Инициатива революционных анархистов, провозгласившая своей целью «либертарное коммунистическое общество, федерацию свободных самоуправляющихся коммун, в основе которых лежат свободное соглашение и солидарная взаимная помощь» (около 50 человек); Фиолетовый Интернационал (до 100 человек, в том числе в Москве - 20 человек, в Калининграде - свыше 60 человек, в Чехове - 10 человек, в Днепропетровске и Иванове - по 5 человек); студенческий профсоюз «Студенческая защита» - леворадикальная молодежная организация (отделения в Твери, Иванове, Воронеже, Новосибирске, Ростове и Новочеркасске) [22, с. 121].
Самыми распространенными формами внутриорганизационной деятельности были, прежде всего, внешние акции, направленные на: 1) манифестацию протестного характера движений (митинги, демонстрации протеста, часто заканчивавшиеся столкновением с ОМОНом); 2) популяризацию в молодежной среде лево-радикальных идей (издание газет, журналов, политизированные рок-концерты). Например, участники ИРЕАН издавали журнал «Черная звезда», пропагандировавший идеи «уличной войны» и «революционного индивидуального террора», члены «Фиолетового интернационала» организовали «Рок-клуб Фиолетового Интернационала», где помимо рок-концертов проходили «оранжевые акции» и был выработан канон «фиолетового движения» - варианта «оранжевого движения» [2, с. 48].
Второй заметной тенденцией этого периода стало массовое вступление молодежи в общественные политические движения, пришедшееся на 1990 год, когда и фактически, и на законодательном уровне началась институционализация независимой политической активности, т.е. было разрешено создание партий. Именно поэтому в данный промежуток неопределенности
политика становится интересной для части молодежи как арена неконформной самореализации. Основным механизмом вовлечения молодых людей в политическое участие по-прежнему остается идеологическая мобилизация, стимулирующая протестные настроения. Ее наиболее распространенным вариантом был описанный ранее механизм управляемой пассионарности, что согласовывалось с доминировавшей мотивацией участия. Данные исследований, проводившихся в 1985-1995 гг. в крупных и средних городах России, показали существенный рост властных притязаний у молодежи. «Во взлете властных притязаний, - отмечает В. Магун, - проявилось и снятие социальных запретов с прежде задавленных потребностей человека в принятии экономических и политических решений» [13, с. 308]. В материалах ВЦИОМ отмечалось, что «запас сил и ощущение перспектив у молодежи в целом таковы, что оценки собственной жизненной ситуации у молодых людей намного позитивней, чем у россиян в среднем» [24, с. 28].
Применительно к данному периоду можно говорить и об использовании политическими организациями элементов харизматической мобилизации. В этом плане одной из наиболее привлекательных для нонконформистски ориентированных молодых людей стала партия «Демократический Союз» (возникла в мае 1988 в Москве, затем в Ленинграде). С конца 1988 г. эта партия, основанная диссидентами, получила значительный приток молодых членов. ДС стал одной из первых партийных организаций, создавших свое молодежное крыло. Именно благодаря примеру ДС и его лидера В. Новодворской расширилась география политического участия молодежи. В августе 1989 г. возник Сибирский демократический союз молодежи (Новосибирск, Бердск, Кемерово), затем аналогичные организации в Калуге, Рыбинске). Формы активности, практиковавшиеся как в самой партии, так и в ее молодежных филиалах, не отличались от других протестных движений. Это были неконвенциональные акции: митинги, посвященные историческим и современным событиям (например, 20-летию годовщины ввода советских танков в Прагу; против подавления мирных демонстраций в Тбилиси), издание печатных органов.
Можно предположить, что в этот период начали складываться наиболее благоприятные предпосылки для превращения молодежных общественно-политических организаций и движений в неотъемлемый элемент гражданского общества и фактор его укрепления. Этому способствовала автоно-мизация политического участия на фоне ослабления роли государства.
Период автономного участия в условиях партийного плюрализма (1991-2000 гг.) На время правления Б. Ельцина приходится наибольший всплеск молодежной активности, выразившийся в появлении большого количества политических организаций. Толчок к резкой политизации массового сознания молодежи дали события августа 1991 г. и сентября-октября 1993 г. в России. Молодые люди, особенно те, кто в них участвовал, почув-
ствовали себя личностями, способными воздействовать на политику. Отказ политической системы от идеологического давления на молодежь привел к разрастанию плюралистических настроений. Произошло вытеснение традиционных ценностей, что подтверждается данными социологических исследований, проведенных в 1990 и 1994 гг. Из 14 ценностей, признанных респондентами базовыми, 8 по своей сути являются либеральными. За короткий срок на 8-10% повысилась распространенность таких ценностей, как свобода, независимость, инициативность [11, с. 7-8].
Столь ярко выраженная политическая активность молодого поколения не могла не сделать ее объектом внимания со стороны политиков. Со второй половины 1990-х годов начался процесс формирования реестрового механизма взаимодействия органов власти и молодежных организаций, юридически оформившегося с принятием ФЗ «О государственной поддержке молодежных и детских общественных организаций». Политическим фактором введения этого механизма стали выборы депутатов Госдумы 1995 г. и президентские выборы 1996 г. Реестр молодежных организаций стал инструментом формирования молодежного электорального ресурса власти. Для самих организаций реестр стал своего рода гарантией получения государственной поддержки для успешного функционирования [8, с. 76-77].
Начиная с 1994 г., многие «взрослые» партии стали формировать молодежные филиалы, подобные ВЛКСМ. Из наиболее известных к 1998 году «молодежных крыльев» можно назвать молодежное общественнополитическое движение «Наш Дом Россия», «Новый Курс», молодежное «Яблоко», молодежный союз «Демократический Выбор России». В своем уставе они воспроизводили главы из программ материнских партий, и степень их лояльности к власти равнялась степени лояльности «материнской» партии. Поскольку созданные партии были заинтересованы в регулярном пополнении рядов, то в этот период по-прежнему доминировала идеологическая мобилизация как наиболее эффективный способ рекрутирования. Так, накануне президентских выборов 1996 года в молодежной организации ВОПД НДР началась работа по созданию системы фиксированного членства, и на начало 1997 года она насчитывала 21500 участников, организация «Молодежного Яблока» включала свыше 30 региональных отделений численностью 3 тыс. человек [10, с. 15].
Структурная принадлежность к политическим партиям определяла специфику деятельности членов молодежных отделений. Во-первых, это преобладание внешних акций, содержание которых согласовывалось с «материнскими» партиями. Так, проправительственный молодежный НДР участвовал только в санкционированных партией мероприятиях; «Новый Курс» в лучшем случае проводил пикеты Госдумы с требованием вернуть в госбюджет строку о молодежной политике; молодежное «Яблоко» принимало участие в митингах, посвященных решению злободневных проблем. Во-вторых,
это агитационно-пропагандистская работа по привлечению электората в период предвыборных кампаний (распространение партийной литературы, массовые акций под лозунгами партии и пр.). В то же время, поскольку речь идет о создании относительно устойчивых формирований, то начинает культивироваться и внутренняя организационная работа по партийному строительству. В молодежных отделениях партий складывается ядро, состоящее их активистов, которые принимают участие во внутрипартийной деятельности (работа съездов партии и совещаний, разработка программных документов и пр.)
К этому же периоду относится возникновение многочисленных независимых молодежных организаций, создававшихся для удовлетворения политических амбиций своих лидеров. Так, в Москве получили известность «Антифашистское Молодежное Действие» и «Молодежная Солидарность». Возникнув как формы автономного политического участия, они объединялись на основе аморфного конгломерата общегражданских и политических идей, с одной стороны (идеологическая мобилизация), и как структуры, создаваемые под определенных лидеров, с другой (частично использовался фактор харизматической мобилизации).
Формы деятельности членов обеих организаций существенно различались. Основные акции АМД, как и большинства движений такого типа, носили внешний характер, и были представлены двумя видами деятельности: досуговые, например, политизированные рок-фестивали, и образовательные, например, встречи студентов вузов с популярными оппозиционными политиками (К. Боровой, И. Хакамада). В то же время активисты АМД проводили работу по налаживанию отношений с объединениями близкой политической ориентации и распространению своего влияния в регионах: участие в работе круглых столов; проведение пресс-конференций, посвященных актуальным политическим вопросам. Акции движения «Молодежная Солидарность» в основном реализовывались в виде информационных атак, например, направленных против установки памятников З. Церетели. Обе организации быстро прекратили свое существование. Причиной распада в обоих случаях стали межличностные конфликты лидеров [28, с. 104]. Как показывают региональные исследования, разнообразный спектр молодежных организаций был характерен только для Москвы и Санкт-Петербурга. Авторы региональных исследований указывают также на недолговечность большинства молодежных политических организаций, возникших в этот период [14, с. 161].
Итак, в рассматриваемый период продолжали сохраняться благоприятные условия для развития автономного участия молодежи в политических организациях. Прежде всего, этому способствовали объективные обстоятельства, стимулировавшие всплеск гражданской активности молодых людей. В то же время отмечается ряд тенденций, свидетельствовавших об ограниченности молодежного политического активизма как фактора становле-
ния гражданского общества (институционализация взаимоотношений между молодежными политическими организациями и партийными структурами постепенно вела к тому, что первые становились инструментом в конкурентной борьбе вторых, особенно в период предвыборных кампаний; слабая развитость филиалов молодежных политических организаций, наиболее широко представленных только в Центре).
Период автономного-мобилизованного участия в условиях государственного контроля молодежной политики (с 2000 года). С приходом к власти В. Путина период интенсивного участия молодежи в политических процессах сменился ситуацией, при которой участие можно оценить как исчезающе малое. Рассмотрим главные направления вовлечения молодежи, характерные для этого периода.
Во-первых, создание молодежных организаций под патронажем президентской администрации, что можно расценивать как некоторый возврат к советскому опыту. Начало этому было положено появлением «Идущих вместе». Новыми были и масштаб организации, охватывавшей полстраны, и ее численность, и откровенно прогосударственная ориентированность, и внимание СМИ. Характер ее деятельности - массовые публичные акции, носившие ярко выраженный общественно-политический характер, тоже был нов для молодежной политики того времени. Но ни в плане идеологической стройности, ни с точки зрения массовости эти движения не смогли приблизиться к комсомолу.
Во-вторых, создание молодежных отделений ряда политических партий (молодежное крыло партии «Яблоко», СПС, КПРФ). Подобная практика, установившаяся после выборов 2003 года, «отражает понимание участниками политического процесса в стране необходимость активной работы с молодежным электоратом» [20, с. 22]. Хотя молодежные структуры политических партий и предлагали различные способы вовлечения молодых людей не только как сторонников, но и как полноценных членов организаций, как будет показано далее, обычно мобилизационная активность оживлялась только на время выборных кампаний.
В-третьих, стимулирование политической активности молодого поколения путем привлечения их к участию в конкретных общественнополитических акциях и различных проектах. Большинство исследователей едины в том, что изменение направления политической активности молодого поколения во многом было обусловлено заинтересованностью власти в молодежи [6, с. 45; 29, с. 316]. Особенно наглядно эта тенденция проявилась в 2004-2005 гг., как реакция на события в некоторых постсоветских государствах (так называемые «цветные» революции). Ответом власти на эти обстоятельства было создание в 2005 году массовых молодежных общественных организаций («Наши», «Молодая гвардия»), которые открыли представительства в большинстве российских регионов. Их визитными карточка-
ми стали многотысячные акции, как правило, в Москве. В то же время исследователи отмечают, что часто участие в подобных проектах обеспечивается материальным стимулированием участников [7, с. 92].
Всплеск интереса к участию молодежи в политических движениях и организациях позволил исследователям даже говорить о моде на политические молодежные движения, появившейся после «украинской оранжевой революции, которая породила к жизни массу откровенных симулянтов и си-мулякров» [6, с. 46]. Примечательно, что понятие «симулякр» применительно к молодежным политическим организациям часто используется авторами. По мнению О. Грязновой, «наличие молодежных организаций является важной составляющей имиджа демократической страны. В условиях, когда молодежь не интересуется политикой, у представителей власти остается единственный выход — создавать своеобразные симулякры молодежных политических организаций» [4, с. 318]. Сказанное означает, что механизмы рекрутирования в молодежные политические организации новых членов становятся технологичными [27]. «Все более активно, - отмечает А. Щербак, - начинают осваиваться новые технологии включения молодежи в пространство политики, частично продвигаемые при поддержке различных западных фондов» [30]. По мнению П. Данилина, можно выделить 11 технологий, используемых в сочетании при создании современных молодежных политических организаций (например, молодежь под партию, секта, распил бюджета) [5, с. 9-12].
Создание большинства молодежных политических организаций базируется не на харизме лидеров или на нелимитированном финансировании, хотя и то, и другое значимо для выживания организации, а на современных подходах к управлению ею. Лидеры и активисты молодежных движений привыкают к постоянной потребности повышать свои навыки в области менеджмента, управления проектами, фандрайзинга, искусства переговоров и презентации, рекрутирования сторонников и выстраивания коалиций с потенциальными партнерами.
Таким образом, как видим, на современном этапе развития участия молодежи в деятельности молодежных политических организаций складывается противоречивая ситуация. С одной стороны, продолжает сохраняться плюрализм этих структур, что, по сути, должно способствовать вовлечению различных групп молодежи в общественно-политическую активность, стимулируя развитие их гражданского самосознания. Однако, с другой стороны, отчетливо прослеживается тенденция к управлению участием молодежи со стороны: 1) политических партий, создавших организационные структуры в виде «молодежных крыльев»; 2) администрации Кремля.
В целом, процесс эволюции феномена участия молодежи в политических организациях может быть описан по аналогии с траекторией движения маятника, крайние положения которой соответствуют массовому мобилизованному участию при тотальном контроле государства в советский период и свободному
автономному участию при полном отсутствии контроля со стороны государственно-партийных структур в эпоху перестройки. С 1995-1996 гг. пошел процесс постепенного возвращения от свободы неформальных общественнополитических объединений к управляемой молодежной политике, частью которой являются технологии рекрутирования молодых людей в политические организации и их патронирование со стороны государственно-партийных структур.
Литература
1. Баталов Э. Советская политическая культура (к исследованию распадающейся парадигмы) // Общественные науки и современность. 1994. №7.
2. Верховский А.М., Папп А., Прибыловский В.В. Политический экстремизм в России. М.: Информационно-экспертная группа «Панорама», 1996.
3. Гельман В.Я. Политическая культура, массовое участие и электоральное поведение. Россия в сравнительной перспективе // Политическая социология и современная российская политика. СПб, 2003.
4. Грязнова О. Российская молодежь в структуре современного социально-политического процесса // Отечественные записки. 2006. №5.
5. Данилин П. Новая молодежная политика. М.: Европа, 2006.
6. Кожаринов М., Кордонский М. Синтез молодежных движений // Русский журнал. 2007. 4 апреля.
7. Королев А. Современная российская молодежь: проблемы и суждения // Власть. 2008. №10.
8. Красникова Н.М. Взаимодействие и взаимовлияние молодежной политики и молодежного движения в современной России: дис. ... канд. полит. наук. Пермь, 2008.
9. Крыштановская О.В, Элита и возраст - путь наверх // Социс. 2002. №4.
10. Кудинов О.П., Шипилов Г.А. Диалектика выборов. М.: ЗАО ПО «МАСТЕР», 1997.
11. Лагин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Академическая трибуна. 1996. №2.
12. Левада Ю.А. Человек политический. Сцена и роли переходного периода // Экономические и социальные перемены. Мониторинг общественного мнения. М.: ВЦИОМ, 1996. № 4.
13. Магун В.С. Революция притязаний и изменений жизненных стратегий молодежи: 1985-1995 годы // Куда идет Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства. Вып. III. Под ред. Т.И. Заславской. М.: АспектПресс, 1996.
14. Мальцев П.В. Российская молодежь в современном политическом процессе: проблемы политической социализации и участия: дис ... канд. полит. наук. Орел, 2003.
15. Мягков А.Ю., Ледяев В.Г. Буржуазные концепции «политического участия» в СССР (Критический анализ методологической эволюции) // Советское государство и право. 1986. №3.
16. Напольских Д. О. Политический абсентеизм молодежи в России: история и современное состояние // Без темы. 2007. №1(3). С. 57-60.
17. Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР: закон СССР от 24.12.1958 // Ведомости ВС СССР. 1959. № 1. Ст. 5.
18. Приступко В.А. Патриотическое движение студенческих строительных отрядов 1959-1990 годов. Исторический взгляд спустя 50 лет // Молодежь и инновационное развитие России. Доклады и материалы научной конференции. М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2008.
19. Ручкин Б.А. Комсомол: уроки прошлого и опыт для современного молодежного движения // Молодежь и инновационное развитие России. Доклады и материалы научной конференции. М.: Изд-во МГУ, 2008.
20. Самаркина И.В. Функции молодежных структур политических партий: социализация или мобилизация // Социально-гуманитарные знания. 2008. №11.
21. Соланик С. Истоки и следствия нового конфликта «отцов» и «детей» // Социс. 1992. №5.
22. Тарасов А.Н., Черкасов Г.Ю., Шавшукова Т.В. Левые в России: от умеренных до экстремистов. М.: Институт экспериментальной социологии, 1997.
23. Федотова С.Ю. Становление политического сознания учащейся молодежи в России (вторая половина XIX - начала XX вв.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2005.
24. Цуладзе А. Политические манипуляции, или покорение толпы. -М.: Книжный дом «Университет», 1999.
25. Шевченко Ю. Политическое участие в России // Pro et Contra. 1998. Т.3. №3.
26. Шмелев А.А. Молодежные культурные и социальные движения в России // Социс. 1998. №8.
27. Шумилов А.В. Факторы формирования электоральной политики в молодежной среде // PolitBook. 2012. №1.
28. Щепанская Т.Б. Антропология молодежного активизма / Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга / под ред. В.В. Костюше-ва. СПб., 1999.
29. Щербак А. Новые молодежные организации, или Что ждать от неокорпоративизма? [Электронный ресурс] URL:
http://wikitest.iling.spb.ru/cogita/analitika/andrei (дата обращения 12.04. 2011).
30. Milbrath L.W. Political Participation // The Handbook of Political Behavior / by Samuel L. Long. New York and London. 1981. Vol. 4.
