CC BY
31
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. VII, N9 1
тик АНТРОПОЦЕНТРИЗМА И НОВЫЕ СПОСОБЫ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМА ТИЗАЦИИ
Н. Н. КАРПИЦКИЙ
Й|
к_
X
X
X
ф
м
а
О
Новая философская традиция начинается с появлением нового способа проблематизации. В такие ключевые моменты развития философии первостепенное значение приобретает вопрос: что есть первично очевидное? Новоевропейский космос антропоцентричен, первично очевидное - в самом человеке, однако это ведет к роковой раздвоенности сознания: с одной стороны, признается реальность содержания собственного сознания как первично очевидного, с другой предполагается внешняя реальность, которая ка-ким-то образом должна соответствовать тому, что в сознании. В силу этого возникает удвоение реальности. Методологический тупик антропоцентризма обнаружился в концепции отражения -убеждении, что мы постигаем внешний мир не непосредственно, а путем его отражения в собственном сознании. В пределах концепции отражения оказалось невозможным обосновать реальность мира и его познаваемость, так как логически невозможно перейти от отраженного в сознании образа к его источнику в объективном мире. Стремление выйти из этого тупика выражается в поиске новых способов проблематизации.
Русская мысль пыталась раскрыть интуицию целостного бытия, первичного по отношению к человеческой субъективности. В силу исторических причин философский проект в России оказался незавершенным. Однако стремление преодолеть антропоцентрический способ проблематизации продуцирует в настоящее время возникновение новых философских идей. Это можно видеть на примере философских концепций В.Н. Сагатовского и А.Н. Кни-гина, чьи жизненные и философские судьбы много раз пересекались. Оба они сыграли ключевую роль в формировании томского философского круга.
Продолжая традиции русской философии, Сагатовский решает задачу выхода из «тупика имманентности» на основе онтоантро-пологического принципа, согласно которому множеству атрибутов бытия соответствует множество сущностных человеческих качеств. Если классическая новоевропейская философия проблема-тизирует мир и требует его обоснования в человеческой субъективности, то Сагатовский, выявляя на основе онтоантропологической интуиции первичную очевидность, проблематизирует не только
внешнии мир, но и саму человеческую субъективность. Проблема-тизация требует нового обоснования того, что поставлено под сомнение. Для этого необходимо выявить принцип конституирова-ния действительности на основе первично очевидного. В качестве такого принципа Сагатовский предлагает взаимодействие: существовать - значит взаимодействовать; взаимодействие порождает отношения, которые упорядочивают мир.
Принцип взаимодействия конституирует как объективную, так и субъективную стороны реальности, которые вместе образуют коррелятивное бытие. Здесь речь может идти именно о конституи-ровании, а не о порождении: целостное бытие присутствует как в универсуме, так и в субъекте, сообщая им единство, но не являясь их причиной. Если первичное целостное бытие - самоочевидность, значит, оно открыто в опыте. Но этот опыт не может быть субъективистским, иначе мы снова оказались бы в тупике имманентности. В связи с этим перед Сагатов-ским встала задача указать на такой опыт, который первичен опыту субъективного «Я» и из которого вычленялось бы соотносительное бытие субъективного и объективного.
Первичный опыт не отражение. Он онтологичен, бытийствует и задает контекст любого другого человеческого опыта. В силу принципиальной первичности этого опыта о нем еще рано говорить как об опыте человека или субъекта. Сагатовский обозначает его двояко: исходная интенция и фундаментальный настрой, кон-
ституирующии своей направленностью структуру внутреннего-внешнего. При этом «надо отказаться от предрассудка имманен-тизма, согласно которому «cogito» или переживание есть состояние трансцендентального Я, которое надо выявить в «чистом виде», «вынеся за скобки» (Э. Гуссерль) всё остальное»1. Вместо этого у Сагатовского речь идет о по латании изначального соотносительного бытия, которое должно быть первично как внешнему миру, так и субъекту: «Мы пока абстрагируемся от того, кому «принадлежит» наличествующее переживание. Оно есть, и мы не будем ограничивать его пределами ни Я, ни природы (или общества), ни Бога. Попробуем осознать его инвариантную структуру, независимо от его носителя и материала, из которого оно «сделано», т.е. «вынесем за скобки» именно эти «привходящие обстоятельства»»".
Если существовать означает взаимодействовать, а взаимодействие предполагает отношения, то отношения, в свою очередь, предполагают различие. Исходная интенция уже есть отношение, которое различает в первичном опыте Я, Другое и их единство - Целое. Первичный опыт в качестве переживания обнаруживается в процессе этого различения. Сосуществование различающихся сторон - объективного и субъективного, материального и идеального -образует целостность, которая, в отличие от системы, является не-структурируемым континуальным началом. Таким образом, фундаментальный настрой раскрывается как переживание всеединства.
Книгин подходит к проблеме
Ши
IW
II
1 Сагатовский В.Н. Бытие идеального. СПб., 2003. С. 17.
2 Там же.
И
imm
X
X
X
ф
3
Ой
О
овые КНИГ15
Н. Н. КАРПИЦКИЙ
III
ян
преодоления тупика имманентности так же, как и Сагатовский: через изменение способа пробле-матизации, но способ проблемати-зации у него иной. В этом в полной мере проявилось различие философских темпераментов Са-гатовского и Книгина. Если Сагатовский целиком ориентирован на целое, и его философская интуиция охватывает человека в космических масштабах, то Книгин мыслит более конкретно, ориентируясь на повседневную действительность человека.
Новый способ проблематиза-ции Книгин раскрывает в рамках «методологии естественного реализма» - собственного феноменологического подхода, принципиально отличного от гуссерлевско-го. Гуссерль, как и философы до него, проблематизировал повседневную действительность человека, получив в результате определенную философскую систему. Мысль Книгина движется в обратном направлении: первичная очевидность содержится не в глубине имманентного сознания и не в высотах умозрения, а в естественной установке человека, не рефлексирующего над основами собственного жизненного мира. Эта установка выражается в языке повседневного общения, который и становится для Книгина источником основных философских интуиций. Здесь проблематизиру-ется не естественная установка, а возникшие на основе ее критики историко-философские позиции.
При этом Книгин не приемлет субъективизма, и для него первичный опыт лежит вовсе не в случайных внутренних настроениях человека, а в речевом общении, которое и составляет действительность человеческой жизни. Практика словоупотребления фиксиру-
ет опыт присутствия в мире. Следовательно, жизненный мир конституируется естественным языком. Содержащиеся в речевом общении естественные установки восприятия жизни рассматриваются Книгиным в качестве онтологических принципов жизненного мира. Поскольку эти принципы даны дорефлексивно, то философская рефлексия не должна сводить их к какой-либо заранее предза-данной интерпретации: допустима множественность способов философского описания. Из этого вытекает релятивность философских онтологий по отношению к первичному опыту и возможность рассматривать взаимоисключающие философские интерпретации как равноприемлемые для рефлексивного сознания.
Естественный язык фиксирует самоочевидность - пласт первичных феноменов, которые выражают реальность присутствия и потому не должны пониматься субъективистски. Раскрытие механизма конституирования жизненного мира достигается через описание первичных феноменов сознания. Первичный опыт раскрывается в четырех ипостасях бытия: в созерцании, переживании, мышлении и деятельности. Если классические философские системы опирались на первичный опыт какой-либо одной из ипостасей, то Книгин говорит об их равнозначности, равноценности, равносильности и при этом - взаимной «фантомности». Принцип фангомности означает, что ипостаси взаимно незаменимы и не содержат способов взаимного определения. Дополняя друг друга, ипостаси бытия образуют целостный человеческий мир. Поскольку в ипостасях реальность мира обнаруживается экзистенциально по-
разному, они становятся релятив-ны по отношению друг к другу, оставаясь при этом «равнореальными».
Ипостась деятельности интегрирует другие три ипостаси, и Книгин выявляет первичное содержание каждой из них. Первичным опытом созерцания является не данность самих объектов или их отражений, а присутствие как таковое. Если о реальности созерцаемого еще можно спорить, то присутствие - бесспорно. Первичные феномены созерцания являют именно присутствие, которое сообщает созерцаемому характер реальности и конституирует предметный горизонт жизненного мира личности. Феноменологическое единство сознания или жизненного мира обеспечивается единым горизонтом присутствия. Если в созерцании открывается присутствие, то в переживании созерцаемое становится моментом человеческой экзистенции. В переживании не просто обнаруживается бытие, но и отношение к нему (радость, страх, ненависть и т.д.), которое придает созерцанию и мышлению экзистенциальный характер.
Раскрывая природу мышления, Книгин вводит понятие ретенции, трактуемое шире, чем у Гуссерля. Если Гуссерль считал, что ретенция (удержание) - это остаточное впечатление от только что прошедшего момента, которое очень быстро рассасывается, то Книгин полагает, что ретенция сохраняется в форме смутного ощущения в ретенциальном сознании. Ретенцию нельзя отнести к сфере бессознательного, так как она сопровождает осознаваемые феномены, однако ретенция не есть что-то наблюдаемое в сознании. При этом Книгин избегает
натурализации понятия ретенции, понимая ее как теоретический объект, фиксирующий определенные свойства, а не метафизические сущности.
Благодаря тому, что ретенция сохраняется в сознании, она удерживает не только впечатления от непосредственно прошедшего момента, но и вообще любое содержание сознания, включая события, ситуации, слова, ситуации употребления слов и т.д. Удерживая в схватывании прошедшее, ретенция открывает возможность рефлексии. Если в созерцании открывается присутствие, то в ретенции дано присутствие уже отсутствующего - «виртуальное присутствие» неопределенного множества первичных феноменов. Например, ретенция боли - это смутный образ всех актов переживания боли. Ретенция А + В = С - виртуальное присутствие всех возможных случаев наполнения этой формулы. Эти случаи присутствуют смутно где-то на границе осознанного, вспоминаемого и воображаемого, но с помощью внимания можно вычленить из этой неопределенности тот или иной конкретный случай. Таким образом, если Гуссерль связывает ретенцию только с погружающимся в прошлое теперь-моментом, то Книгин — с неопределенным множеством феноменов, включающим не только пережитые, но и возможные, существующие только в воображении.
Феноменологически слово соотносится не с самим феноменом называемого, а с его ретенцией. Например, слово «человек» соотносится не с конкретным человеком, а с ретенцией неопределенного множества первичных феноменов, в которых обнаруживается присутствие человека. «Если пер-
ЫАШ
I .'I
Ф
2
а
О
М
Н. Н. КАРПИЦКИЙ
Ж
:(|®1
эдм
И!<!
!р1ч
{]|||{
I II
I I
X
X
X
ф
1
ш
о
№
вичные феномены образуют первый (фундаментальный) этаж конструкции сознания, то ретенция -второй, а слова - третий, - утверждает Книгин, - ...связь слов -это связь ретенций, связь первичных феноменов, т.е. сложная мысль, а течение речи есть течение мысли, мышление как процесс»3. Идея представляет собой связку слова, ретенции и множества первичных феноменов. Причем слова как таковые также отбрасывают тень ретенции, с которой могут соотноситься идеи более высокого уровня абстракции.
Если в созерцании реальность мира конституируется на основе присутствия, то в мышлении - на основе предданности сознанию объектов. Если данность всегда предполагает наличное присутствие, то предданность этого не требует, здесь присутствие может быть и «виртуальным». Это возможно в ретенциальном сознании, удерживающем след не только от пережитого в прошлом, но и от возможного, воображаемого. На этой особенности ретенции фундируется основополагающее переживание — ожидание.
Таким образом, реальность мира удостоверяется в созерцании как присутствие, в мышлении -как имманентная убежденность в предданности объектов, а в переживании - как ожидание, сообщающее реальному миру экзистенциальный характер. Ожидание конституирует знание и смысл. Знание - это то, что именно ожидается. Смысл вещи - это горизонт ее ожиданий, охватывающий бесконечность ее воз-
можных проявлений. Мысль схватывает смысл благодаря соотнесенности с ретенцией не только фактических, но и возможных проявлений вещи, обрисовывая тем самым горизонт ожиданий.
Книгин ничего не утверждает относительно того, какова реальность, говоря лишь о том, почему у нас возникают те или иные представления о реальности. Тем не менее можно реконструировать логическое обоснование того, что первичная очевидность фиксируется именно в естественном языке. Бытие человека составляет единство созерцания, переживания и мышления. И хотя в каждой из этих ипостасей объективность мира конституируется по-разному, все эти способы конституирования оказываются связанными друг с другом через слово. Присутствие в созерцании не то же самое, что предданность в мышлении, однако они объединяются на основе ре-тенциального сознания. Присутствие созерцаемого отбрасывает тень ретенции, а мышление включает в себя ретенцию как свой формообразующий момент, обнаруживая благодаря ему не только данности, но и возможности, которые в переживании даны как ожидание. Ретенциальное сознание сопровождает все три ипостаси, однако само по себе оно еще не есть нечто определенное, о чем можно было бы говорить как о действительности. В силу этого возникает необходимость найти определенную форму выражения ретенциального сознания, т.е. способ существования в самосознании. В качестве этого способа существования выступает слово, ко-
Книгин А.Н. Философские проблемы сознания. Томск, 2003. С. 117-118.
торое и проясняет первично очевидное, фундирующее единст- во и объективность реального мира.
Можно видеть, что Сагатов-ский и Книгин решают одну и ту же задачу - обосновать реальность сознания и мира не на основе имманентной субъективности, а на основе первичной по отношению к ней самоочевидной и самоудо-стоверяющей реальности. Выявление этой реальности возможно только при условии изменения характерного для новоевропейской философии способа пробле-матизации. Если ранее проблема-тизировалось любое содержание мира, а первичный опыт усматривался в глубинах человеческой субъективности, то теперь про-блематизируется сама человеческая субъективность. Следствием этого способа проблематизации у Сагатовского стало выявление первичного онтоантропологиче-ского принципа, из которого вычленяются как субъективная, так и объективная сторона бытия. Книгин, в отличие от Сагатовского, никакой метафизической системы
не строит, вместо этого он выявляет в качестве первично очевидного повседневный мир, данный в словесном общении. С этой позиции естественного человека про-блематизируется не только человеческая субъективность, но и вообще любые философские способы ее концептуализации.
Философские идеи Сагатовского и Книгина подготавливают фундаментальный парадигмаль-ный сдвиг философии, который должен привести к новым открытиям. Увидеть контуры новых тенденций развития философии можно путем радикализации способов проблематизации. На мой взгляд, намеченная Сагатовским и Книгиным тенденция проблематизации человеческой субъективности неизбежно должна привести и к проблематизации ее трансцендентальных условий, что открывает трансцендентализм нового типа, позволяющий понять априорную сферу не в ее предзаданной определенности, а в процессе ее формирования.
та
1
II
