Центры силы в современной системе международных отношений (международная конференция) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ЦЕНТРЫ СИЛЫ В СОВРЕМЕННОЙ СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Международная конференция, проведённая Институтом Европы РАН совместно с Фондом им. Розы Люксембург (ФРГ) 10 декабря 2003 года в г. Москве

В конференции участвовали:

Арбатова Н.К., руководитель Центра международных отношений и внешнеполитических исследований ИЕ РАН; Бальке Фриц, научный сотрудник Фонда Розы Люксембург (ФРГ); Белов В.Б., заведующий Отделом стран и регионов Европы ИЕ РАН; Борко Ю.А., руководитель Центра исследований европейской интеграции ИЕ РАН; Виттих Детмар, д-р, эксперт ФРЛ (ФРГ); Вяткин К.С., старший научный сотрудник ИЕ РАН; Володин Л.Н., учёный секретарь ИЕ РАН; Грабовски Вольфганг, руководитель Московского представительства ФРЛ (ФРГ); Гринберг Р.С., директор ИМЭПИ РАН; Кроме Эрхард, руководитель международного отдела ФРЛ (ФРГ); Кудров В.М., руководитель Центра международных социально-экономических сопоставлений ИЕ РАН; Максимычев И.Ф., главный научный сотрудник ИЕ РАН; Масленников А.А., руководитель Центра "Банки и кредитная политика" ИЕ РАН; Монтаг Клаус, д-р, эксперт ФРЛ (ФРГ); Носов М.Г., заместитель директора ИСК РАН; Орлов А.А., заместитель директора департамента внешнеполитического планирования МИД РФ; Пех Норман, профессор, специалист по международному праву (ФРГ); Потёмкина О.Ю., завсектором региональных исследований ИЕ РАН; Рогов С.М., директор ИСК РАН; Ры-кин В.С., заместитель руководителя Центра германских исследований ИЕ РАН; Тимофеев Т.Т., руководитель Центра цивилизационных исследований ИЕ РАН; Фёдоров В.П., заместитель директора ИЕ РАН; Фоменко В.А., координатор проектов ФРЛ; Шенаев В.Н., заместитель директора ИЕ РАН; Шмелёв Н.П., директор ИЕ РАН; Шюнеманн Манфред, вице-президент Общества внешней политики и международного права (ФРГ) и другие.

Ниже публикуется основное содержание выступлений участников.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

директора Института Европы РАН академика Н.П. Шмелёва

В самом названии нашей конференции заложена мысль, что мир однополяр-ным не является и не будет таким, что он многополярен не только по политическим устремлениям тех или иных государств, но объективно. Это неоспоримо теоретически. Жизнь за последнее время доказала, что это неоспоримо и практически - при всем высокомерии, самоуверенности и действительно невероятном могуществе Соединённых Штатов Америки. Уже первые попытки соорудить в мире какую-то однополярную конструкцию показали, что ничего не получается. Не получилось в Югославии, и только наивные люди считают, что там всё уже закончилось, у меня же, например, ощущение, что там всерьёз всё только начинается. Сложной остаётся ситуация в Афганистане. Происходящее в Ираке - тоже ещё только начало, а каким будет продолжение, никто не знает. И даже в Северной Корее Соединённые Штаты вынуждены прибегнуть к посредничеству других мировых центров силы. Таким образом, ход международных событий подтверждает, что без участия других центров силы какой-то новый баланс, новое равновесие в мире не устанавливаются, да, вероятно, и не могут быть установлены.

Другая часть нашей конференции целиком посвящена европейским проблемам, Европе как второму по влиянию центру силы в мире. Здесь, конечно, дискуссии не избежать, особенно в таких вопросах, как: обретёт ли когда-нибудь объединённая Европа полную самостоятельность, успешным ли будет расширение европейской интеграции - никто не знает пока, до каких пределов оно будет продолжаться. Сумеет ли Евросоюз "переварить" новых членов или эта рискованная игра может парализовать достигнутый прогресс Европейского союза, как далеко расползётся влияние Большой Европы, которое сейчас обсуждается? С одной стороны, здесь видна некая мудрость Старого Света, много видевшего на своём веку, в подходе к решению, казалось бы, неразрешимых проблем: вместо того, чтобы пытаться силой преодолеть назревающий конфликт цивилизаций в районе Средиземноморья, Европа предлагает диалог, экономическое сотрудничество и постепенное полустихийное втягивание всех стран континента в систему отношений, которая позволит установить стабильность, некий баланс сил и принцип хотя бы мирного существования в этом регионе.

Нам предстоит также сформулировать своё видение будущего: уйдут ли когда-нибудь Соединённые Штаты из Европы или не уйдут? Насколько реальна военно-политическая составляющая самостоятельной Европы и что вообще будет с НАТО как организацией: останется ли она дееспособным военным союзом, с расширяющейся сферой компетенции, или действительно превратится в

политический клуб без особых военных амбиций? И где в этом рисунке место России? Мы не можем миновать этого вопроса.

Вы видите, что в программе конференции Россия остаётся главным образом фоном, а не прямым обсуждаемым вопросом. Но Россия - это тоже центр влияния, центр пассивного влияния, и лично мне даже очень хотелось бы, чтобы она такой и оставалась на видимую перспективу. Думаю, многие со мной согласятся, что лучшим периодом в российской истории последних двух веков было время Александра III, когда мы ни во что в мире не вмешивались и спокойно строили свою Транссибирскую магистраль. Это была очень конструктивная позиция, она не уменьшала влияния страны в мире. Но оно было пассивно, и ответственность в делах мира мы тогда на себя не брали.

Пока мы говорим о двух центрах силы, но существует ещё Китай, и я лично глубоко убеждён, что лет через 50 Соединённые Штаты будут спрашивать у Китая разрешения, что можно делать, а что нельзя (а не наоборот). Образуется центр силы в Индии. Появился и такой центр силы, как не имеющий ни границ, ни формальных структур, но реально набирающий размах международный терроризм, выступающий как самостоятельная сила.

И, наконец, последний круг вопросов - судьба Организации Объединённых Наций. Все мы являемся свидетелями того, что старые принципы международных отношений, на которых держался мир последние 300-350 лет: суверенитет, невмешательство во внешние дела государств, уважение границ (хотя они часто нарушались, но всё-таки существовали, были ориентиром для человечества) -эти старые принципы сегодня закачались. Откуда-то вырастает принцип превентивного вмешательства, превентивного удара, который обсуждают всерьёз. И даже рассуждения некоторых наших политических деятелей оставляют впечатление, что они не прочь присоединиться к этому принципу упреждающего удара, превентивного гуманитарного или какого угодного вмешательства.

С одной стороны, это очень привлекательно: действительно, если было бы право превентивного вмешательства, то мир был бы избавлен от Гитлера, от Пол Пота и от многих, многих им подобных. А с другой стороны: где критерий, кто судья и каковы принципы такого вмешательства, может ли оно быть индивидуальным или это вмешательство должно быть коллективным? А если коллективным, тогда должны быть выработаны принципы, в каких случаях такое вмешательство объективно и обоснованно. Наверное, всё-таки единственная более или менее действенная международная структура, которая как-то пытается управлять миром, это Организация Объединённых Наций и Совет Безопасности. Вряд ли они будут уничтожены до конца при всем презрительном к ним отношении Соединённых Штатов. Но если ООН сохранится, значит, надо думать, на какие принципы она будет опираться и каким механизмом станет в будущем как ведущая сила коллективного регулирования международных отношений, как своего рода мировое правительство.

НАУЧНЫЕ ДОКЛАДЫ чл.-корр. РАН Рогов С.М.

Хотелось бы добавить к вступительному слову Н.П. Шмелева, что прислушиваться к мнению Китая американцы будут не через 50 лет, а через 20. Даже сегодня США требуют, чтобы Тайвань не проводил референдума, поскольку не хотят портить отношения с КНР.

Переходя собственно к теме конференции, я считаю необходимым отметить, что процесс глобализации, который я понимаю в первую очередь как процесс создания действительно глобального рынка, начался в конце XIX - начале XX века. Но Первая мировая война и Октябрьская революция в России этот процесс затормозили.

Окончание "холодной войны", т. е. прекращение раскола человечества на две разные социально экономические, политические, идеологические системы придало большой импульс этому процессу. В начале XXI века наступил качественно новый этап глобализации.

Мой первый тезис - роль США в сегодняшнем мире связана главным образом с тем, что они стали лидером процесса глобализации и получают от этого процесса максимальную выгоду. В целом выигрыш от глобализации получают развитые государства, Западное сообщество, в то время как многие страны и целые регионы остаются в проигрыше. Выигрыш США бьёт все рекорды. Именно этим объясняются американские претензии на роль единственной сверхдержавы. Я не считаю, что мир является однополярным, но реальны попытки США придать миру однополярную структуру.

Для этого есть некие объективные обстоятельства. Американский ВВП по паритету покупательной способности составляет примерно 21% мирового ВВП, а по обменному курсу - около 32%. Если мы возьмём военные расходы, то в истории ещё не было такого случая, чтобы одна страна тратила на эти цели в год 400 млрд из общей мировой суммы 800 млрд долларов. Иными словами, половина всех глобальных военных расходов приходится на США. По закупкам вооружений доля США составляет 65%, а по расходам на военные НИОКР -75-80%. Этот ряд цифр свидетельствует об экономическом обосновании американских сверхдержавных претензий, точнее, о важной роли военного фактора, с помощью которого США пытаются подкрепить свои глобальные претензии. Сегодня администрация Буша ведёт гонку вооружений сама с собой, поскольку ни Россия, ни Китай, ни ЕС в этой гонке по существу не участвуют. США пытаются уйти в отрыв в военной сфере, чтобы стать единственной страной в мире, которая в начале XXI века перейдёт на вооружение пятого и даже шестого поколения. Военная однополярность мира заслуживает особого внимания, поскольку в экономической сфере ситуация куда менее однозначная - там есть и

Европейский союз, и экономический конгломерат в Восточной Азии. В экономической сфере однополярности нет.

Между тем в военной сфере тенденция к однополярности усиливается. Единственным сдерживающим фактором перед лицом абсолютного военного превосходства США является ядерное оружие России. Но через 10-20 лет останутся только воспоминания о былом ядерном паритете СССР и США. А в сфере обычных вооружений превосходство США будет подавляющим. Сам термин "обычные вооружения" в данном случае обманчив, поскольку неядерное вооружение пятого поколения - это военная техника, позволяющая решать задачи, которые раньше поддавались решению только с помощью ядерного оружия. К тому же США опираются на систему институтов Западного сообщества, что приводит к мультипликации американской мощи.

Конечно, Организация экономического сотрудничества и развития формально демократическая организация, но её лидером являются США. Европа тоже играет свою роль, но тем не менее ОЭСР, Всемирный банк, Международный валютный фонд - это институты, где главенствуют США. НАТО - институт, с помощью которого США контролируют военную политику объединённого Запада; для Японии и Южной Кореи существуют двусторонние союзы. Таковы те факторы, на которые опираются американские претензии на сверхдер-жавность.

И все же, я думаю, США не в состоянии реализовать ту цель, которую поставила администрация Буша. Предыдущая волна гонки вооружений была 20 лет назад, при Рейгане, когда военные расходы США достигали 6,5% ВВП, а дефицит федерального бюджета США составлял 3-3,5% ВВП. Она подвела Америку в конце 1980-х вплотную к перенапряжению сил. Клинтон был вынужден сократить американские военные расходы до 3% ВВП в 2000 году. И вместо дефицита возник профицит - 3%. Тогда Гор и Буш-младший спорили о том, как делить этот профицит. За несколько последних лет Буш вернул Америку в то состояние, в котором она находилась в конце 1980-х годов. Сегодня военные расходы США составляют 4,5% ВВП, а если добавить расходы на внутреннюю безопасность - 5%. К тому же Буш, в отличие от Рейгана, не сокращает социальные расходы. Траты на образование, на медицинскую сферу растут - Буш реализует лозунг: "И пушки, и масло", при этом резко сократив налоги. Результат - колоссальный недобор средств. В этом году (точнее говоря, в прошлом, поскольку 2003 финансовый год в Америке кончился в октябре) вместо 3%-го профицита налицо 3,5%-й дефицит федерального бюджета. И дальше этот разрыв будет увеличиваться.

Для войны в Ираке, на мой взгляд, нефтяной фактор играл второстепенную роль. Главное - это идеология неоконсерваторов, которые ещё в 1990-е годы ругали Клинтона за то, что он не реализовал колоссальное военное превосходство, не показал всему миру, что с Америкой связываться не надо. Ирак был избран в качестве мальчика для битья. Ясно, что режим Саддама был отврати-

тельным, диктаторским, кровавым, но били его не за это. И цена войны в Ираке оказалась слишком высокой. В этом календарном году администрации Буша дополнительно потребовалось 160 млрд долларов. И никакого света в конце тоннеля для американцев не видно.

Сегодня в США идёт серьезный разговор о том, чтобы объявить победу, быстренько удалиться, и пусть НАТО делает грязную работу. Но НАТО не хочет идти в Ирак. Система союзов, которая мультиплицировала американскую мощь, начала трещать по вине президента Буша. Такого пренебрежительного отношения к своим собственным союзникам не проявлял ни один американский президент. В НАТО разразился острейший кризис. Это фактор весьма серьёзный. Всё-таки НАТО - это уникальный военно-политический союз, который не развалился после окончания "холодной войны". Вспомним, антигитлеровская коалиция как только победила, тут же развалилась, а НАТО выстояла и, видимо, не развалится, хотя очень трудно быть военно-политическим союзом, если нет общего врага. Но когда Джордж Буш-младший сказал: наш враг - это Ирак, Саддам, в НАТО возник раскол. Франция и Германия оказались в одной лодке с Россией. И теперь Пентагон объявил о санкциях против этих трех государств: они не будут допущены к дележу нефтяных контрактов в Ираке. НАТО оказалась в какой-то странной ситуации. Этим объясняется, помимо других причин, процесс консолидации, который идёт в Европейском союзе и в экономической, и в политической, и в военной сферах. Развивается процесс формирования собственной европейской идентичности. Такое впечатление, что в администрации Буша есть немало людей, которые очень боятся этого. Хотя идеологически есть попытка представить Китай врагом США номер один, но политически в Вашингтоне сильны настроения против ЕС: дескать, эти гады за спиной у Америки пытаются создать самостоятельную политику, их надо душить в зародыше, не должно быть никакой консолидации Европейского союза.

В сфере российско-американских отношений налицо колоссальная асимметрия. Если США сегодня страдают от избытка силы, то Россия страдает от избытка слабости. Психологически нам трудно поставить себя на место "младшего брата", ведь мы всегда были "старшим братом". Но сегодняшняя Россия по отношению к главным центрам силы - США, ЕС, Китаю - "младший брат". С этим психологически очень трудно смириться. Отсюда колоссальная асимметрия в отношениях между Россией и США.

В Америке по отношению к России сегодня существуют три линии. Одна линия - это Бжезинский, старые антисоветчики, которые говорят: Россия слаба, вот и надо её добить, чтобы она больше никогда не появлялась в числе игроков на мировой арене. Вторая линия - Россия слаба и нечего на неё обращать внимания. Вот через 20 лет крышку откроем, посмотрим, что там сварилось, тогда и решим, что делать, а сейчас просто с Россией не надо считаться, не стоит обращать на неё внимания. Наконец, третья линия, которая широко представлена и в Совете Национальной Безопасности, и в Госдепартаменте, в то время как в

Пентагоне господствуют приверженцы первых двух. Сторонники третьей линии опасаются перенапряжения сил Америки. В ходе избирательной кампании 2000 года Буш и Кондолиза Райс ругали Клинтона за то, что он ввязывается в любой конфликт, а сегодня США делают именно это. Отсюда стремление вернуться к роли балансира в системе баланса сил, отказаться от той линии, которую США ведут вот уже 50 лет, когда Америка не играет в баланс сил, а держит свои войска в Европе, в Корее, в Японии, в Ираке и т. д., то есть делает всё сама. Но если играть в баланс сил, то Америке нужна Россия, которая была бы не слишком сильна, чтобы угрожать США, но достаточна сильна, чтобы можно было использовать её в игре против исламского мира, против Китая, а если потребуется, то и против Европы и Японии.

Пока рано говорить о том, что попытка США закрепить за собой роль единственной сверхдержавы захлебнулась, видимо, потребуется ещё какое-то время, возможно, политическое поражение США в Ираке. Сегодня шансы на переизбрание Буша через год в лучшем случае фифти-фифти. Но нельзя исключать, что Буш - это всерьёз и надолго. Если он будет переизбран на второй срок, тогда американская линия одностороннего доминирования в мире усилится. Однако не стоит исключать и того, что маятник качнётся в другую сторону и американская политика вернётся к более традиционному курсу.

Клаус Монтаг (ФРГ)

Нынешняя конфликтная ситуация в отношениях США - ЕС является более сложной, чем это имело место прежде. В данном случае возникло нечто более фундаментальное. Во-первых, это американское стремление реализовать преимущества силы в такой степени, чтобы обеспечить себе возможность самостоятельно устанавливать новые правила мирового порядка. И это не новый "заскок" администрации Буша. С данным процессом мы имеем дело на протяжении последних десяти лет. Вторая тенденция заключается в том, что западноевропейские страны предпринимают попытки отмежеваться от американской гегемонии, с тем чтобы не утратить равноправия, по крайней мере на словах. Обе тенденции создали в настоящее время область устойчивого конфликта. Здесь мы столкнулись с конфликтной ситуацией между США и ЕС, а также с расколом Европы, который вызван не только иракской проблемой, но и имеет множество других причин, порождаемых внутриполитической борьбой.

Мы имеем дело с небывало широкой мобилизацией социальных сил в Европе и опирающихся на них правительств, выступающих против политики США. Рост антивоенных сил принял ярко выраженные черты антиамериканизма. Это явление многих сильно раздражает. Принимаются меры, чтобы уйти от расширяющейся полемики, замаскировать её лозунгом "стабилизации", в том числе и

в отношении Ирака, не продолжать дискуссию по спорным вопросам стратегии, снять остроту проблемы путём изъятия неудобных формулировок из документов социал-демократической партии, чтобы лишний раз не раздражать администрацию Буша. Это своего рода смягчение конфликтной ситуации, выбор других терминов, движение навстречу американской стороне по некоторым вопросам.

Несмотря на это, некоторые принципиальные разногласия сохранятся и в долгосрочной перспективе как следствие смены парадигмы в американской политике. Не имеет никакого значения, находится ли сейчас Польша или другая страна в фарватере США по современным проблемам, поскольку всем придётся столкнуться с этими факторами: и с попыткой США осложнить равноправное партнёрство государств, обеспечить себе положение гегемона и не допустить появления многополярной структуры, и с американским проектом "расширяющейся демократии", который в конечном счёте сводится к постоянному применению силы в целях изменения общественного строя в решающих регионах. Вопрос в том, сохранится ли в такой ситуации трансатлантическая общность в долгосрочной перспективе?

Поддержание американского превосходства означает применение силы или ведение войны как средства достижения политических целей, несмотря на все разговоры о превентивной или упреждающей военной реакции, и это противоречит традиционным европейским представлениям о политике. Неуважение к международным организациям, к их правилам нацелено на минимизацию их влияния и доведения до абсурда принципов международного права, которые формировались начиная с 1945 года при участии США. Конечно, необходима дискуссия по остающемуся открытым вопросу о том, насколько необходимой является реформа международной системы в условиях новой расстановки сил, новых угроз, новых взаимозависимостей. Но главное другое: можно ли считать новые аспекты в долгосрочной политике США фактором отчуждения или европейская концепция безопасности сможет повлиять на политику США таким образом, чтобы те отказались от некоторых своих позиций? На мой взгляд, предполагать, что такое возможно, было бы иллюзией.

В условиях отчуждённости НАТО будет и в дальнейшем играть решающую роль, однако её особое положение ослабеет в результате превращения в резервуар временных коалиций, имеющих целью политическую легитимизацию американских военных интервенций или ограниченную поддержку США.

В Германии продолжаются горячие споры о её позиции: правильно ли было встать в ряды тех, кто отклонил американский курс, пошёл на конфронтацию и за отсутствием других возможностей превратился в "отказника", поскольку для неприятия американской политики не было других средств. Занятая Берлином позиция вызвала долгосрочные последствия для отношений между США и Германией. В то же время обе стороны сознают, что вследствие вовлечённости

в трансатлантическую систему они нуждаются друг в друге. Вопрос в том, в какой мере? В какой степени ФРГ при красно-зелёной коалиции играет ведущую роль для реализации американских интересов в Европе? Как известно, вскоре после 1990 года и самоустранения СССР появилось решение Совета национальной безопасности США, согласно которому центральная роль в Европе предназначалась Германии. В современных условиях данный фактор приходится поставить под вопрос.

Эрих Кроме (ФРГ)

Мы должны исходить из того, что существуют общеевропейские структуры, или Большая Европа, с одной стороны (что в известном смысле находит своё институциональное выражение в существовании ОЭРС), и Европа в более узком значении, представленная ЕС. С точки зрения интересов западноевропейской элиты совершенно очевидно, что Россия никогда не станет членом ЕС, который всегда останется актором, отличным от России и других государств на востоке Европы. В некоторых странах ЕС ведётся дискуссия о том, есть ли пределы расширению ЕС, рассматриваемому как единое правовое пространство, имеющее единые правила для экономических и иных процессов на всей его территории, то есть как пространство, практически управляемое из Брюсселя. В этом смысле ЕС имеет свои естественные пределы. В дискуссиях уже звучат опасения, не приведёт ли расширение ЕС до 25 членов к тому, что он превратится в неуправляемый организм, не запрограммирован ли в результате этого расширения его возврат к зоне свободной торговли?

Общая заинтересованность основных стран ЕС (Германии, Франции, Италии), или "ядра Европы", внутри которого движение происходит с различной скоростью, в существовании данной интеграционной структуры сильнее, чем акцентировка различий между ними или опасность её раскола. Альтернатива такова: либо сохранить и расширить общие интересы, либо предпочесть национальные интересы в ущерб ЕС, как правило, его ядру, в ущерб экономическому, социальному и правовому сообществу, которое заинтересовано в сохранении единства. В первую очередь это сказывается на общей внешней политике и политике безопасности, а также в области военной политики, где проявились расхождения в связи с войной в Ираке.

Здесь налицо разногласия, прежде всего, между континентальными членами ЕС, с одной стороны, и Великобританией - с другой. Поддержка Италией и Испанией американской политики в Ираке является делом временным. Бывший федеральный канцлер Гельмут Шмидт на вопрос о Великобритании, которая уже давно проводит политику, ориентированную на США, ответил: ей надо выйти из состава ЕС и войти в состав США. Именно здесь проходит линия раз-

лома, и ЕС придётся определяться со своим дальнейшим политическим развитием. В остальном же я исхожу из долгосрочного единства интересов государств, образующих сегодня ЕС.

Поскольку в военной области США в количественном и качественном отношении находятся на таком уровне, что их невозможно догнать, внутри ЕС постоянно звучат призывы даже и не пытаться создавать военный потенциал, который мог бы составить серьёзную конкуренцию США. Несмотря на неясную и непрогнозируемую ситуацию, большинство стран ЕС готово принять Европейскую конституцию, в которой чётко прописаны положения о совместной внешней политике и политике в области безопасности, выходящие за рамки того, что до сих пор практиковалось. Там есть пункт, предусматривающий принципиальное обязательство членов ЕС участвовать в наращивании вооружений, а также в создании европейского Ведомства вооружений, которое будет руководить данным процессом. Этот пункт побудил многие левые партии, включая Партию демократического социализма, требовать отклонения этой конституции, хотя в ней заложены многие базовые положения и права.

Параллельно существует намерение создать войска быстрого реагирования ЕС численностью 60 тысяч человек (примерно треть составят немцы), которые смогут независимо от США действовать в различных частях мира. Пентагон пытается через НАТО воспрепятствовать обретению ЕС самостоятельной способности к действиям в военной области или "приручить" новые структуры, чтобы они не выпадали из рамок НАТО. Но определённые круги в странах ЕС хотели бы иметь интервенционистские силы в качестве средства, конкурирующего с возможностями США, хотя понятно, что в случае, когда ЕС вознамерится ввести куда-либо свои войска, США смогут заблокировать это. Силы быстрого реагирования ЕС в обозримом будущем не будут в состоянии выступить против воли США. Я полагаю, что дело кончится тем, что всё будет оставлено как есть. Мощь ЕС будет увеличена за счёт сил поддержания порядка на случай угрозы гражданских конфликтов. Создание собственных вооруженных сил ЕС, конкурирующих с США, не получится.

Франция и Германия продемонстрировали в политико-дипломатической области исключительно высокую дееспособность в связи с войной в Ираке. И я подтверждаю своё мнение о том, что США, возглавляемые администрацией Буша, конечно же, приложили усилия, чтобы нанести урон Организации Объединённых Наций, что, несмотря на это, ООН была и остаётся важным инструментом международных отношений, что Совет Безопасности ООН не дал США полномочий на ведение этой войны, что война как таковая с самого начала противоречила международному праву, а новая резолюция Совета Безопасности является попыткой произвести дипломатический ремонт [ситуации] и включить в игру ООН. Однако это не одно и то же, как если бы США заранее получили полномочия вести эту войну. И это является принципиально важным для оценки иракского кризиса.

В экономической и политико-экономической областях, а также в мировой торговле ЕС выступает как единая величина. Соответствующий брюссельский комиссар разъясняет в ВТО или какой-либо аналогичной организации, в чём состоят интересы ЕС. ЕС выступает в качестве сильного игрока, принуждающего иногда даже администрацию США предпринимать такие шаги, которые она не хотела бы делать. Военное превосходство США не может быть использовано для эквивалентной компенсации их экономико-политической слабости.

В сфере отношений между США или Северной Америкой, с одной стороны, и ЕС - с другой, переплетаются сотрудничество и противоборство. Имеются значительные общие интересы, обусловленные тесным переплетением капиталов Северной Америки и ЕС, которые в торгово-политической и политико-экономической сферах вступают в противоречие с интересами Китая и других мировых акторов. Обороты дочерних компаний немецких концернов в шесть раз превышают торговый оборот между ФРГ и США. Опасения немецких консерваторов, что политика ФРГ в отношении Ирака приведёт к торговым санкциям США, не оправдались. Ничего такого не произошло даже в отношении Канады, хотя она на 80% зависит от экономики США и не может рассчитывать на поддержку ЕС. Общность позиций североатлантического сообщества сказалась и на Всемирной торговой конференции в Канкуне. Если проанализировать выдвинутые там предложения, то требования ЕС к странам Юга по важным параметрам были острее и серьёзнее, чем претензии США. Использование невоенных способов не означает отказа от проведения политики силы.

Что касается социального измерения международных отношений, включающего общественные и социальные движения, то мощные демонстрации в защиту мира и против надвигающейся войны в Ираке, которые состоялись 15 февраля 2003 года по всему миру и имели мощный политический резонанс также в странах ЕС, являются частью новой социальной силы.

На всемирных социальных форумах (Порто-Аллегро, Париж и т. д.) происходит объединение очень различных социальных и политических сил - крестьян, выступающих за здоровое питание и против международных зерновых и овощных монополий; движения геев и лесбиянок; движения сторонников мира и защитников окружающей среды.

Серьёзные аналитики, такие как Иммануэль Валленстейн, говорят, что это движение порождает новые силы, которые всё более активно участвуют в решении вопроса о том, каким образом должны развиваться процессы глобализации. Эта проблема становится делом не только капиталистической элиты западных стран, но и весьма значительной части населения, избирателей.

Я не согласен с тезисом о том, что движение сторонников мира в Европе носит антиамериканский характер. Оно направлено только против политики Буша. Существует тесная связь между американскими и западноевропейскими сторонниками мира. Социальные движения и движения сторонников мира являются важным самостоятельным международным фактором.

Академик Журкин В.В.

Все последние десятилетия Европейский союз был мощным центром влияния в мире, он им и остаётся и будет впредь одним из глобальных центров влияния. Но главный вопрос, который должен нас волновать сегодня, состоит в том, усилится ли ЕС как центр влияния в XXI веке, ослабеет или останется примерно в тех же нынешних относительных параметрах.

Мне кажется, что мы настолько сжились с успехами Евросоюза, настолько привыкли относиться к нему с чувством эйфории, что как-то легкомысленно подходим к тем серьёзным кризисам, которые поразили его в начале нынешнего века во всех главных сферах деятельности.

Основа европейского центра влияния или центра силы - это экономика, в военном отношении Европа пока ещё, если говорить о Европейском союзе, -сила почти нулевая. К большому сожалению, в наше время впервые за несколько десятилетий, а может быть, и за всё время существования ЕС, европейская экономика забуксовала и забуксовала очень серьёзно. В 1990-е годы выявилось замедление темпов роста европейской экономики по сравнению с Соединёнными Штатами и другими схожими странами, возможно за исключением Японии и стран Юго-Восточной Азии, которые поразил свой кризис.

В начале нынешнего века произошло определённое падение производства и ВВП даже в главных локомотивах Евросоюза - во Франции и особенно в Германии. И когда мы сегодня с большим удовлетворением узнаём, что в каком-то квартале в Германии произошёл рост на треть процента или на полпроцента, это уже само по себе отражает ту степень депрессии, которая поразила Европу. Мы как-то спокойно прошли мимо такого совершенно скандального факта европейской экономической жизни, как нарушение Германией и Францией Пакта стабильности, что резко осудили крупнейшие европейские экономисты, руководители Евробанка (и прежний - Дуйзенберг, и нынешний - Трише), а также многие политики, но они не смогли противостоять этому подлинному вызову, брошенному европейской интеграции. Этот яркий факт, как и множество других, - очень серьёзный показатель трудностей в экономике Евросоюза.

Тревогу бьют многие эксперты, причём иногда даже довольно драматически, вплоть до сверхалармистского прогноза такого серьёзного и даже осторожного аналитика, как Чарльз Грант, руководитель Центра европейских реформ в Лондоне. Он заявил, что если так дела пойдут и дальше, то на протяжении одного поколения ВВП Европы будет составлять половину американского, что американцы вдвое обгонят Европу. Экономисты должны исследовать, в чем причины этих кризисных явлений. В отставании Европы в информатике, вообще в информационной сфере, в целом в высоких технологиях? В тяжеловесности ЕС, его раздутой бюрократии? В том, что Европа слишком далеко зашла в своих социальных реформах, социальной направленности своей экономики?

Или в чём-то ещё? Здесь широчайшее поле для анализа, дискуссий, научного поиска.

Кстати, если говорить о социальной сфере, то её принялись усердно урезать (с большим ущербом для трудящихся) чуть ли не все правительства Европы, причём не только консервативные, как в Испании, Франции, Италии, но и социалисты. Так, сегодня германские социал-демократы в своей новой социальной политике больше похожи на самых настоящих христианских демократов, чем на былых социал-демократов. А лейбористы в Великобритании схожи с консерваторами, а не с бывшими лейбористами.

Разумеется, нельзя отрицать, что руководители ЕС крайне озабочены кризисными явлениями в экономике, пытаются и будут пытаться что-то сделать. Но перспективы всё же туманны. Конечно, Европа была и останется центром влияния, но экономические неурядицы могут серьёзно ослабить её роль.

Следующая проблема - это расширение Евросоюза до 25 членов, которое произойдет в мае 2004 года. Как отразится расширение на будущей роли ЕС? Сейчас об этом в Европе спорят, потому что вся новая десятка - это страны более отсталые, чем, скажем, Испания, а большинство из них даже более отсталые, чем Португалия и Греция, субсидировавшиеся на протяжении многих лет. Так что, к примеру, шумливая Польша, которая постоянно пытается добиться для себя каких-то особых прав, - это далеко даже не Испания, не говоря уже о главных, самых мощных членах Европейского союза.

Поэтому почти наверняка следует ожидать в экономике, а может быть и не только в экономике, наряду с количественным ростом ЕС его качественного внутреннего ослабления. И уж при всех обстоятельствах процесс ассимиляции этой новой десятки, а потом ещё вдобавок Болгарии и Румынии, может занять десятилетия, и это, мне кажется, тоже будет серьёзным фактором, который станет, как минимум, сдерживать усиление роли Европы.

Все мы с изумлением (а кое-кто, к сожалению, и с удовольствием) наблюдаем, как идёт формирование конституции Европейского союза. Мне кажется, что здесь вещи также следует называть своими именами. Борьба вокруг проекта новой конституции является острейшим внутренним кризисом ЕС. И возможно, что Евросоюз никогда таких мощных кризисов ещё не переживал. Если вы помните (многие обратили на это внимание), когда Берлускони начал борьбу за то, чтобы до конца года принять новую конституцию, Франко Франтини, итальянский министр иностранных дел, сказал, что, если мы начнем изменять конституцию, то откроем ящик Пандоры с непредсказуемыми последствиями для сегодняшних ситуаций и в принципе для всего будущего Европы. К прискорбию, именно это сейчас и происходит. Ящик Пандоры открыт, и открыт с непредсказуемыми последствиями.

Сегодня самые разнообразные новости на эту тему появляются одна за другой. Например, во Франции и в Германии всерьёз задумываются над тем, что, может быть, вообще стоит отказаться от этой конституции, если Польша и Испания не пойдут на уступки. Возможно, это средство нажима, но ситуация оста-

ётся достаточно острой. Вполне вероятно, если конституция будет принята на основе компромисса между, скажем, большими и малыми членами Евросоюза, между его новобранцами и ветеранами, между более проамериканскими членами ЕС и более независимыми, то вполне можно ожидать, что ситуация в этой острейшей сфере внутренней жизни ЕС успокоится. Но последствия этого кризиса (даже если он будет урегулирован) будут ещё долго, долго ощущаться.

Что касается внешней политики, то мы привыкли за последние десятилетия к тому, что в этой области Европейский союз выступал единым голосом. Европейские послы в Москве регулярно собираются для того, чтобы совместно выработать общую позицию, европейские представители в ООН формулируют единую политику по всем крупнейшим вопросам, будь то ближневосточный кризис или иные многочисленные международные проблемы. ЕС всегда занимал единообразную, однозначную позицию.

В связи с кризисом вокруг Ирака Европа раскололась. Я сейчас даже не затрагиваю вопрос о том, кто был прав, кто виноват, хотя тут, мне кажется, у нас расхождений нет. Но впервые произошёл раскол, причем даже между крупнейшими четырьмя или четырьмя с половиной странами (не знаю, считать ли Испанию полностью крупнейшей страной). Две страны, наиболее мощные и наиболее инициативные державы Европы - Германия и Франция, оказались по одну сторону баррикад, три (или две с половиной) другие - Британия, Италия и Испания - по другую сторону. Поэтому, когда мы говорим о центрах влияния в мире, то, может быть, уже не столько Европейский союз в военно-политическом плане является центром влияния, а его наиболее крупные державы, т. е. Германия является центром влияния, Франция является центром влияния, Британия, Италия и т. д.

Два слова о том, как отнестись к полюбившейся СМИ и некоторым нашим политикам "оси Москва-Берлин-Париж", которая, де, возникла в связи с нашими общими выступлениями против интервенции Соединённых Штатов и Британии в Ираке. В моём понимании, эта "ось" мифическая, это более или менее случайное совпадение интересов, правда, по достаточно крупному и острому международному вопросу. Но всё это никак не мешает Франции портить отношения с Россией по другим проблемам, Германии сталкиваться с Россией по третьим вопросам. Поэтому, мне кажется, что наши российские СМИ и некоторые политики очень уж увлеклись этим несерьёзным мифом. Но всё-таки фактом остаётся важнейшее историческое событие: впервые в 2003 году произошёл раскол Евросоюза по крупнейшей международной проблеме. Конечно, это раскол внутри НАТО, наверное, точнее было бы сказать, что он произошёл среди европейских союзников Соединенных Штатов, поразив и НАТО, и Европейский союз. Но тем не менее это несомненно новое явление в Евроатлантическом сообществе, в Европе да и просто в современной мировой истории.

Теперь об общей обороне, бесспорно новой тенденции в развитии ЕС, Европы, европейской интеграции. Её начало лет пять тому назад было многообещающим. Достаточно вспомнить франко-британский саммит в Сен-Мало в

конце 1998 года, призвавший к созданию собственной европейской системы обороны, саммиты ЕС (сессии Европейского Совета) в Кёльне и Хельсинки, чётко определившие параметры строительства еврообороны в следующем, 1999 году. Но вот прошло полдесятилетия, а основные достижения остаются на бумаге. Творцы европейской обороны, по существу, завязли в своих организационных проблемах. Пока что эти силы, численностью 60 ли тысяч солдат или 100 тысяч, как заангажировались члены ЕС (в том числе 18 тысяч человек от Германии), реально не созданы.

Некоторые наши политики и военные беспокоятся, что ЕС мало что делает практически в сотрудничестве с Россией в сфере безопасности и обороны, хотя подписано на эту тему уже несколько очень содержательных совместных деклараций. Но, видимо, обижаться тут не стоит, потому что сама Европа ещё во многом не определилась, процесс формирования европейской обороны оказался затяжным, более сложным, чем ожидалось ранее. Евросоюз, правда, проводит отдельные конкретные операции, такие как "Конкордия" (в ЕС очень гордятся этой миротворческой операцией в Македонии), размещение его полицейских сил в Боснии-Герцеговине и маленькая военно-гуманитарная акция за пределами Европы под названием "Артемис" в Конго. Но всё это не идёт в сравнение с радужными планами, звучавшими четыре-пять лет тому назад.

Сказанное отнюдь не значит, что Европейский союз разваливается. Нет! Он функционирует, все его механизмы действуют, комиссии заседают, комиссары работают, бюрократия занята своими бюрократическими делами, правда очень часто больше ухудшая ситуацию, чем улучшая её. И всё же целый комплекс негативных тенденций, столь несвойственных Евросоюзу в прошлом, сегодня налицо. Они, естественно, дают право поставить вопрос: каков этот комплекс -это временное, случайное, преходящее явление, своего рода болезнь роста или здесь есть элементы системного кризиса, который поражает все звенья Европейского Союза? Ответа на этот вопрос пока нет. Встает и другой вопрос: как эти проблемы будут решаться? Обычными паллиативными мерами, к которым привык ЕС, или он нуждается в каких-то более радикальных реформах? И третий вопрос, в чём всё-таки причины? Не получилось ли так, что лидеры Евросоюза, его крупнейшие державы просто-напросто переоценили свои силы и просчитались, взявшись сразу и за расширение, и за углубление, и за решение целого круга других проблем, которые ЕС оказались не по силам...

Всё это крайне важно для России. Встав на путь продвинутого сотрудничества с Европой, олицетворяемой для нас Евросоюзом, наша страна очень заинтересована в том, чтобы ситуация там складывалась нормально, чтобы ЕС как центр влияния в современном мире укреплялся, а не слабел.

Вполне возможно, что я слишком сгустил краски, говоря о кризисах и проблемах Европы, Европейского союза в начале XXI века, несколько драматизировал оценку реально существующих тенденций. Впрочем, для целей нашей дискуссии это, может быть, даже и неплохо.

Орлов А.А.

В развернувшихся в мире жарких дискуссиях о перспективах развития системы международных отношений важное место занимают проблемы будущего ООН и её реформировании. Я не отношусь к ооноскептикам и не считаю, что Организация Объединённых Наций переживает какой-то кризис. Его переживают отдельные государства, которые пытаются выйти за рамки ООН и особым образом поставить себя в современном мире.

"ООН переживает затяжной и глубокий кризис, будучи по своей сути реликтом прошлой исторической эпохи, и не отвечает новым реальностям", - такое категоричное суждение является весьма расхожим среди определённой части политологов и учёных. Пессимистические оценки перспектив ООН характерны и для многих государственных деятелей и политиков, прежде всего заокеанских. Да и в Старом Свете не всем люб этот ветеран международных отношений, повидавший на своём полном бурными событиями веку немало всевозможных катаклизмов. Критикуют ООН за разное. Одни - за неэффективность в критических для мира ситуациях, другие - за недемократичность, третьи - за недостаток внимания к проблемам развивающихся стран, четвертые - за бюрократизм, раздутость штатов и непомерный бюджет, пятые - за невосприимчивость к реформам и т. д. У всех есть своя доля правды. Только вот общая картина не всегда получается объективной, в полной мере отражающей действительность. А посему и выводы зачастую делаются скоропалительные, весьма далёкие от реального положения вещей.

Историческим предшественником ООН была Лига наций, идея создания которой возникла в годы Первой мировой войны. Это обстоятельство роднит Лигу наций и ООН - обе они вышли из мировых войн с целью избавить страны и народы от новых трагических испытаний. Однако Лига наций оказалась неспособной противостоять деструктивному ходу развития событий в мире в 30-е годы прошлого столетия.

Принято считать, что одной из причин банкротства Лиги наций явилось организационно-правовое несовершенство этой международной организации. С этим трудно не согласиться. Главными органами Лиги нации были Ассамблея, Совет и постоянный секретариат во главе с Генеральным секретарём. Это напоминает нынешнюю ООН. Однако все решения Ассамблеи и Совета Лиги наций, за исключением процедурных, принимались единогласно. И это очень напоминает другую организацию, которая существует сейчас, а именно ОБСЕ. Таково первое существенное отличие Лиги наций от ООН. Другое важное несовпадение в методах работы Лиги наций и ООН заключалось в том, что при разбирательстве спора двух сторон, являвшихся членами совета Лиги наций, их голоса не учитывались при принятии решения. По этой схеме 14 декабря 1939 года из Лиги наций был исключён СССР, являвшийся постоянным членом её Совета.

Творцы ООН обладали необходимой информацией о том, что себя оправдало и могло пригодиться в будущем из практики деятельности Лиги наций, и одновременно знали, чего делать не следует. Тем не менее потребовалось время и политическая воля на самом высоком уровне, чтобы избавиться от инерции прошлых ошибок. В 1943 году на Тегеранской конференции Сталин и Рузвельт пришли к общему пониманию важности обеспечения в первую очередь единства действий великих держав, необходимого для борьбы с агрессией в будущем. В принципиальном же плане вопрос о единогласии постоянных членов Совета Безопасности (СБ) как краеугольном камне ООН был согласован на высшем уровне чуть позже, в ходе Крымской, или Ялтинской, конференции. Этот принцип, называемый чаще правом вето, стал своего рода красной тряпкой, которая с момента создания ООН и до сих пор возбуждает острые дискуссии.

Ещё в ходе конференции в Сан-Франциско, где вырабатывался устав ООН, принцип единогласия постоянных членов СБ подвергся серьёзной критике. Аргументация, которой оперировали противники права вето более полувека тому назад, мало чем отличается от той, которой пользуются их современные единомышленники. В её основе был тезис о том, что принцип суверенного равенства государств, заложенный в фундамент ООН, несовместим с тем положением, когда ряд стран обладает дополнительными существенными полномочиями, ставящими их в особое положение по сравнению с остальными государствами-членами Организации. Не ограничившись фронтальными атаками на принцип единогласия постоянных членов СБ, его критики прибегли и к различным обходным манёврам, в частности к сужению сферы применения права вето. Была, например, идея вывести из сферы компетенции СБ кризисные ситуации в Латинской Америке, а для их разрешения использовать соответствующие межамериканские механизмы.

В наши дни многие критики ООН связывают появление антидемократичного, по их мнению, права вето постоянных членов, ставящего их в особое положение, с победой государств антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне. Действительно, принцип единогласия великих держав во многом явился следствием их выдающейся роли в Победе, освободившей человечество от фашистского Третьего рейха и японского милитаризма. Некоторые хотят об этом забыть, как о делах давно минувших дней. Но делать это не следует.

Принцип единогласия постоянных членов СБ стал, по сути дела, выдающейся международно-правовой находкой, позволившей избавить новую всемирную организацию от многих родимых пятен Лиги наций, ограничивавших её эффективность. Нахождение разумного баланса в компетенциях главных органов ООН, прежде всего Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности, позволило создать прочный каркас Организации, предотвратило открытое соперничество между её структурами.

Почему тема реформы ООН вновь встала в начале 90-х годов прошлого века? На мой взгляд, к тому привело несколько причин.

Первой стала политическая причина, связанная с распадом СССР, разрушением целой системы союзнических отношений и вследствие этого прекращением длившейся без малого полвека "холодной войны", в орбиту которой было втянуто большинство государств мира. Многие развивающиеся страны, традиционно ориентировавшиеся на СССР, потеряли в его лице своего рода маяк в океане мировой политики и, посчитав, что новая, демократическая Россия встанет в кильватер политики США в международных делах, начали атаку на право вето, как на механизм, с помощью которого развитые страны могли диктовать свои условия "третьему миру", не имея противовеса, каким до этого был СССР.

Вторая причина носила формально объективный характер: количество членов ООН в первой половине 90-х годов приблизилось к цифре 190 (сейчас в ООН 191 государство). Естественно встал вопрос о том, как обеспечить более или менее регулярный доступ суверенных государств-членов к участию в работе главных органов ООН и прежде всего СБ.

Третья причина - политико-экономическая. За полвека после создания ООН в мире произошли серьёзные перемены. Ряд государств, которых обычно скорее по инерции, нежели по объективным критериям, относят к категории развивающихся, совершил мощный рывок, выйдя на новый уровень развития. У этих стран возникло вполне объяснимое желание расширить возможности своего влияния в ООН, в том числе и путём институционализации своего нового статуса. Изменилось за это время и положение в мире Германии и Японии: из государств-врагов Объединённых Наций, по смыслу статьи 107 Устава, они превратились во влиятельных и уважаемых членов международного сообщества, также претендующих на повышение своего статуса в ООН, с учётом той заметной роли, которую они играют в современной системе международных отношений. Поэтому необходимость приведения структуры и механизмов ООН в соответствие с новыми международными реалиями воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Любой сложный организм, в том числе и такой многогранный, по сути всеобъемлющий, как ООН, нуждается в периодической профилактике, балансировке, подстройке. Это вполне естественно.

Но требует ли система ООН коренной перестройки, пересмотра главных принципов, заложенных в её основу, составляющих её становой хребет? Действительно ли ООН настолько отстала от современной жизни, что не способна, как ей предписано в первой статье Устава, "поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру". Как мне представляется, ответ на эти вопросы, если взглянуть на современные проблемы трезво и объективно, вполне очевиден: отнюдь не ООН повинна в том, что в конкретных случаях что-то не склеивается в современных международных отношениях.

Каковы же возможные, по моему мнению, перспективы ООН и пути её реформирования?

Первое. Постепенное превращение ООН в некое подобие не снискавшей славы Лиги наций. Шагами на таком пути могло бы стать ограничение и последующее упразднение права вето, разбухание СБ до таких размеров, когда его работа по определению стала бы неэффективной. Итог такой линии: ослабление СБ, передача его главных функций Генеральной Ассамблее и превращение ООН во всемирную говорильню. Как следствие, многие государства потеряли бы интерес к такому форуму. В результате сложилась бы, на мой взгляд, новая система международных отношений, когда ООН превратилась бы в некий декоративный форум, основными центрами принятия решений стали бы региональные и субрегиональные организации или группы по интересам, типа "восьмерки".

Второе возможное направление развития ООН - однозначная ориентация на США, к чему собственно Вашингтон и стремится. С помощью ООН США могли бы в этом случае реализовать своё "историческое стремление" осчастливить весь мир, навязав ему свои стандарты жизни и поведения. Устроит ли это Россию, Западную Европу, Китай, Индию, да и другие страны? Едва ли. Перспектива та же самая - кризис ООН.

На мой взгляд, наиболее рациональный путь - эволюционное развитие ООН, не разрушающее базовые принципы Организации, заложенные в её Уставе. Принцип единогласия постоянных членов СБ ООН должен оставаться своеобразным стимулятором для того, чтобы великие державы старались найти взаимоприемлемые решения в кризисных ситуациях. Иначе будут возникать ситуации типа иракской, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Настраивание или налаживание работы ООН должно постоянно проходить в рабочем режиме. Такая поднастройка в принципе и происходит. Вот конкретные примеры. Одним из главных органов ООН являлся Совет по опеке. В своё время шли жаркие споры о его функциях, но сейчас этот орган потерял своё былое значение. Такая же ситуация сложилась и с Военно-штабным комитетом, хотя Российская Федерация неоднократно предлагала его реанимировать. С другой стороны, в связи с появлением угрозы терроризма решением СБ создан Контртеррористический комитет. Это тоже элемент реформы ООН - комитет призван координировать усилия международного сообщества в борьбе с терроризмом.

ООН - это, по сути дела, стержень существующей системы международных связей, главный координатор и регулятор отношений между суверенными государствами, центр согласования решений по кардинальным международным проблемам. Но совершенно очевидно, что ООН будет настолько эффективной, насколько этого захотят её члены, и прежде всего постоянные члены СБ. Если кто-то из постоянных членов сознательно или в силу каких-то причин нарушает Устав ООН, то никакая ООН помочь не может. Здесь уже вступают в действие, как говорится, форс-мажорные обстоятельства, и винить за такую ситуацию ООН не стоит.

Норман Пех (ФРГ)

Объединённым Нациям исполнилось почти 60 лет. ООН вдвое старше Лиги наций, своей неудачливой предшественницы. Однако всё чаще высказываются сомнения относительно того, способна ли ООН достичь своей главной цели: "поддерживать мир и безопасность... развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов" (ст. 1 Устава ООН). Устарела ли ООН? Или является просто нежизнеспособной конструкцией? Не наступил ли тот исторический момент, когда на смену неоднократно дававшей сбои системе поддержания мира в рамках коллективной безопасности, именовавшейся Лигой наций или ООН, приходит новый мировой порядок?

Нет недостатка в проектах реформы ООН. Немало соответствующих предложений лежит на столе переговоров с момента основания Организации. Чего не хватает, так это воли великих держав пойти на уступки в отношении своих привилегий и суверенитета и самим подчиниться правилам системы коллективной безопасности, умерив свои имперские амбиции.

Это относится и к праву вето пяти постоянных членов Совета Безопасности, которое является одним из вызывающих наибольшую критику элементов конструкции ООН, и к обладанию ядерным оружием. Ясно, что миру жилось бы легче без этих проблем, но державы, обладающие правом вето и ядерным оружием, ревностно следят за тем, чтобы никто другой не получил к ним доступа. Многие считают, что не механизмы и инструменты ООН, а равновесие страха между ядерными державами и сдерживание более мелких держав обеспечили десятилетия "холодного мира" и вытеснение войн за пределы Европы на другие континенты. Однако система нераспространения ядерного оружия без собственного разоружения остается гегемониальной системой, которая будет функционировать чем дальше, тем хуже. Государства, которым угрожают США и их партнеры по коалициям, будут и впредь стремиться обзавестись собственным ядерным оружием или другим оружием массового поражения. Они будут проделывать всё больше дыр в системе нераспространения.

С другой стороны, никто до сих пор не утверждал (и убедительно мотивировать подобные утверждения было бы крайне трудно), что без права вето мир стал бы более мирным, более свободным и более демократическим. Хотя угроза применения права вето со стороны Франции, России и Китая не предотвратила в конечном счёте вторжение в Ирак, она продемонстрировала изоляцию военной коалиции и лживость провозглашённых ею оснований для войны. Слабость ООН, связанная с продиктованным ею самой себе правом вето, может в целом ряде случаев расцениваться как её сила, поскольку она принуждает государства искать иные способы воздействия, чем военные санкции.

Остаётся нереализованной мечта об ООН как "открытой миру Организации, которая действовала бы в качестве глобального парламента, располагающего постоянными вооружёнными силами поддержания мира и способного добиться всеобщего разоружения". Об этом писал недавно американский философ Ричард Рорти. Однако даже претворение в жизнь этого смелого проекта парламен-таризации ООН вряд ли смогло бы остановить антииракскую военную коалицию. Рорти сам признаёт, что "подобная концепция усиления ООН проникнута бесполезным идеализмом, тождественна отказу от признания реальностей и является романтическим бегством в воображаемый мир". Конечно, следует поддержать предложение о включении в состав Совета Безопасности в качестве его постоянных членов представителей тех континентов, которые пока в нём не представлены, но и его реализация вряд ли что-либо изменила бы в принципиальных проблемах ООН.

Какова же альтернатива? Различные политические силы в США и в Германии рекомендуют примириться с "мировым насильственным порядком" под руководством самой сильной в экономическом и военном отношении державы. Но это было бы трагедией не только для либерально настроенных демократов США, но и для международного права, которое уже сейчас под предлогом его совершенствования собираются "освободить" от основополагающих принципов запрещения применения силы и интервенций под тем предлогом, будто запрет вмешательства во внутренние дела устарел. Отказ от обязательных принципов Устава ООН сломал бы хребет самой Организации, поскольку без признанной за ней монополии на применение силы (в соответствии с главой VII Устава ООН) она была бы лишена в сфере решения центральной задачи обеспечения мира главного преимущества по отношению к великим державам с их военной мощью. Тот, кто в обеих важнейших военных доктринах новейшего времени -стратегии НАТО от апреля 1999 года и национальной оборонной стратегии США от сентября 2002 - оставил за собой право на военное вмешательство в кризисной ситуации без мандата ООН и действовал соответственно в последних войнах на пространстве от Югославии до Ирака, уже вернул себя, с точки зрения исторических категорий, во времена, предшествовавшие Лиги наций.

Мир столкнулся с парадоксальной ситуацией, когда даже самые яростные противники ООН постоянно стремятся заручиться её легитимирующей поддержкой. В то же время мы должны признать, что заложенной в фундамент ООН системе коллективной взаимной безопасности на основе права, одинакового для всех государств, которая должна была сменить старую систему равновесия сил, грозит крах именно в тот момент, когда старое равновесие сил (НАТО - Варшавский договор) развалилось. Неужели основополагающая идея ООН нежизнеспособна без того, что она должна была преодолеть - без равновесия сил? Если таков урок, преподаваемый нам самыми уважаемыми державами, которые некогда стояли у колыбели новой системы, а ныне скатываются назад, к международно-правовому варварству, то нам остаётся только надеяться

на то, что в других государствах исторический прогресс оставил такой глубокий правовой, то есть цивилизационный след, что они смогут успешно противопоставить международно-правовому нигилизму создание равной ему силы.

В далеко идущих новых предложениях о реформах в ООН недостатка нет. Ещё в 1992 году Генеральный секретарь Бутрос Бутрос-Гали выдвинул под названием "Повестка дня для мира" логичную концепцию развития возможностей Объединённых Наций действовать в сфере обеспечения мира. В 2000 году она была дополнена рекомендациями комиссии Брахими, содержавшими многочисленные предложения (в целом 57) в отношении миссий ООН по поддержанию мира. В том же 2000 году Генеральный секретарь Кофи Аннан обнародовал свой доклад о реформах, приуроченный к тысячелетия. В нём были сформулированы три решающие стратегические цели, реализация которых должна позволить государствам-членам ООН более адекватно реагировать на требования, предъявляемые глобализацией: свобода от нужды ("Повестка дня для развития"), свобода от страха ("Повестка дня для безопасности") и обеспечение экологически устойчивого будущего ("Повестка дня для окружающей среды").

Идея и философия ООН не устарели и не опровергнуты её многочисленными неудачами. В качестве основного организационного и цивилизационного принципа международного порядка у ООН по-прежнему нет альтернативы. Её проблемой является не отсутствие концепций реформ содержательного или структурного характера, а также конкретных предложений по приданию работе ООН большей эффективности. Проблемы создаёт поведение сильнейших держав-членов Организации, постоянно стремящихся уклониться от выполнения законов ООН, которую они сами же создали. Будущее Объединённых Наций зависит от того, удастся ли убедить эти государства в том, что они смогут надёжнее защитить свои интересы при соблюдении правил международного сообщества, чем при их нарушении.

ИНФОРМАЦИЯ

Результаты опросов международного общественного мнения

Дитмар Виттиг (ФРГ)

В своей речи 6 ноября 2003 года Джордж Буш заявил: "Или регион Среднего Востока станет пространством прогресса и мира, или он останется источником опасностей и террора. Мы преисполнены решимости добиться триумфа мира в этом регионе. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы обеспечить свободе постоянное место пребывания в Афганистане и в Ираке". Однако большинство населения земного шара не согласно с политикой Буша.

Отмежевание от войны США против Ирака и осуждение её, повсеместно наблюдавшиеся накануне начала военных действий, сохранились практически неизменными и после того, как США объявили об окончании войны. Таков вывод, который можно сделать из повторного опроса международного общественного мнения, проведенного "Гэллап интернейшнел" в апреле-мае 2003 года в 41 стране (опрошены 31 806 чел.).

Сделала ли эта война мир более безопасным? Только в самих США и кроме них лишь в Албании в момент проведения опроса можно было констатировать большинство в пользу мнения: "Войны сделали мир более безопасным". Но даже в США свыше трети опрошенных стоит на той позиции, что мир стал более опасным местом. Ещё только в двух странах менее половины опрошенных усматривает наличие возросшей опасности - это Нидерланды и Литва. В остальных 35 из 40 стран, по которым имеются данные опросов, настроение большинства сводится к мнению, что опасностей стало больше.

Если у США и была стратегия оправдания войны задним числом, то она провалилась. Кроме самих США, есть только девять других стран, где более или менее явное большинство считает войну США и их союзников против Ирака оправданной. Ещё в пяти странах такого мнения придерживается относительное большинство. К ним кроме Израиля и некоторых американских союзников относятся также Албания и край Косово. В остальных 26 странах, где проводились опросы, преобладает точка зрения, что эта война не была оправданной.

В мире чётко господствует мнение, что финансирование восстановления Ирака должны взять на себя исключительно США и их союзники. В 27 из участвовавших в опросах стран большинство высказалось в этом смысле. В очень немногих странах оценка большинства была противоположной, в некоторых было поровну ответов "за" и "против". Так выглядит картина настроений в самих США и у большинства их союзников.

Почти повсеместно мнение большинства сводится к тому, что в контексте войны в Ираке нанесён ущерб ООН. Есть только одна страна, Филиппины, где большинство с небольшим перевесом не согласно с тем, что ООН потерпела урон. В некоторых странах только относительное большинство считает, что ООН нанесён ущерб. К ним относятся Малайзия, Исландия, а также Грузия, Польша и другие восточноевропейские страны - Албания, Болгария и Литва. Однако в большинстве стран во всех регионах мира большинство или значительное большинство респондентов высказывает мнение: "В связи с войной против Ирака ООН нанесён серьёзный ущерб".

При оценке перспектив нарастания дипломатической напряжённости между США, с одной стороны, и выступившими против войны странами, такими как Франция, Германия и Россия, с другой, наблюдаются значительные расхождения между отдельными регионами. В западноевропейских странах доля тех, кто в этом вопросе настроен пессимистически, сравнительно велика. В США и союзных им странах оптимисты и пессимисты уравновешивают друг друга. В це-

лом есть только девять стран, где большинство высказалось оптимистически. В большинстве стран не выявилось чёткой картины.

В мире явно преобладает мнение, что без преодоления конфликта между Израилем и Палестиной невозможен мир на Ближнем Востоке. Это мнение высказывается значительным большинством в США и Израиле, а также в других странах.

Мнение мира в отношении возможного нападения США на Сирию однозначно. В США лишь 28% опрошенных поддержали подобную акцию собственных вооружённых сил, а большинство в 57% высказалось против. Есть только один край, где было выявлено одобрение большинством такого нападения -это Косово; здесь 57% высказались за него. В целом в пяти странах доля голосов "за" составляет от 25% до 30%, как в США, но и в них преобладает отказ от поддержки. В большинстве же стран осуждение возможного нападения США на Сирию высказывается подавляющим большинством опрошенных - между 60% и почти 90%.

Почти повсюду в мире большинство склоняется к мнению, что США слишком сильно концентрируются на применении военной силы против третьих стран. Это означает, что указанное большинство выступает против применения военной силы. Лишь в немногих странах часто высказывается противоположное мнение (это Албания, Филиппины и Малайзия). В США также значительная доля опрошенных выступила против применения военной силы. В большинстве государств, прежде всего в Западной Европе, в том числе и в союзных США странах, убедительное большинство отклоняет предпринимаемые США военные акции.

Война США против Ирака повредила их международной репутации. Наибольшее число ответов опрошенных гласило, что эта война негативно повлияла на их отношение к США. В целом внешняя политика США повсеместно вызывает критику. В западноевропейских странах, в Южной Америке и в Азии особенно часто высказывается мнение, что американская внешняя политика пагубно сказывается на их странах.

ОБЩАЯ ДИСКУССИЯ

Гринберг Р. С.

Я хотел бы выделить три аспекта обсуждаемой проблемы. Первый касается существующих центров влияния. Мне кажется, что в современной внешнеполитической дискуссии у нас есть искушение сделать сильный акцент на т. н. "тройке" - ФРГ, Франции и России. Это абсолютно контрпродуктивное занятие

при любом исходе. На самом деле существуют три Европы - "Европа старожилов", "новая Европа" и "другая Европа", к которой я отношу Россию, Украину и Молдавию. С точки зрения европейских ценностей настоящая "тройка" - это США, Европа и Россия. У мира есть шанс выжить, если эти три центра влияния будут сотрудничать. Европа и США - это всё-таки одна семья, трансатлантическая семья, и Россия здесь будет выступать только как временный союзник, как бы ни обострялись отношения между "старой Европой" и США.

Второй аспект касается тенденции России стать центром пассивного влияния. Вопрос - где? Вообще в мире или на постсоветском пространстве? Я думаю, что у России есть большие шансы стать центром пассивного влияния в СНГ, если не произойдёт восстановления имперских традиций, что вполне реально сейчас, в обстановке эйфории после выборов в Госдуму. (Я не имею в виду то, что предлагал Чубайс насчёт "либеральной империи", - это просто недоразумение).

На постсоветском пространстве у России узкий коридор возможностей. Страны СНГ абсолютно независимы, суверенны, и нет никаких оснований рассчитывать, как это делали демократы в начале 1990-х годов, на то, что они приползут на поклон. При самой жуткой деградации жизни в каждой из этих республик нет никаких шансов вести политику по отношению к ним иначе, как только на основе равноправия, что для России абсолютно непривычно.

У меня возникает вопрос по поводу аджарской истории: правильно ли ведёт себя Россия, предоставив широкие возможности безвизового въезда на свою территорию для грузин, живущих в Аджарии, в отличие от тбилисских грузин? Весь Запад настроен категорически против, и это ещё подогревается плохим для Запада исходом наших выборов. Поступает ли Россия правильно с точки зрения своего рационального поведения на постсоветском пространстве? У меня нет ясного ответа. Потому что, с одной стороны, мы вынуждены выступать за целостность и суверенитет Грузии, за неприкосновенность её границ, но, с другой стороны, мы должны считаться с положением людей, которые живут в Аджарии. Но можем ли мы действовать так, как мы действовали вчера? Здесь у меня большие сомнения.

В любом случае единственный шанс у России стать центром пассивного влияния (может быть, даже активного влияния), если на политическом уровне она не будет поддаваться искушению возрождать силовые или державные компоненты в своей политике. Нам очень важно брать пример с США и настаивать на либерализации постсоветского пространства. У меня идея простая: США настаивают на глобализации всего остального мира, что означает его либерализацию, открытие границ, предоставление четырёх свобод. В рамках такого мирового либерального пространства сильный выигрывает больше и больше получает.

Это относится и к постсоветскому пространству, где Россия ведёт абсолютно провинциальную политику. Например, в условиях формально созданной зо-

ны свободной торговли Россия не хочет лишаться налога на добавленную стоимость, но одновременно не хочет предоставлять Украине возможности взымать такой налог. Имея профицит бюджета, мы могли бы пожертвовать 700 млн долларов ради налаживания действительно либерального единого экономического пространства в постсоветских границах, где российский бизнес превосходит любой другой и становится естественным лидером. Вместе с ним стала бы естественным лидером, а также центром пассивного влияния и Россия.

Последний аспект касается роли Запада на постсоветском пространстве, которая остаётся контрпродуктивной. Например, любое интеграционное начинание, даже любое рукопожатие Лукашенко и Путина рассматривается им как восстановление российских имперских традиций. У остального мира есть подспудное, подсознательное стремление сохранить избыток слабости у России, и это очень опасно. Даже если не придавать значения таким терминам, как "вер-сализация" России, которые часто произносят в Германии, по результатам наших последних выборов мы видим, что всё-таки что-то похожее в России есть. Последние 15 лет России вела, в моём представлении, абсолютно авантюристическую внутреннюю экономическую политику, что привело её к слабости. Теперь есть угроза восстановления державных традиций, что не приведёт к противоположным результатам.

Максимычев И.Ф.

С.М. Рогов нарисовал нам убедительную картину, из которой следует, что спасти мир от катастрофы в ближайшее десятилетие может только перенапряжение сил США. Все против их претензии на однополюсный мир, на право решать международные проблемы по-своему и своими силами, но противопоставляют этому стремлению только моральные призывы: уважать ООН и его Совет Безопасности, соблюдать принципы и нормы международных отношений и т. д. Но не хотят США жить по этим нормам и принципам - они хотят добиваться своих целей теми силовыми средствами, которые у них имеются.

Р. С. Гринберг почему-то осудил "тройку" Франция - Германия - Россия, которая образовалась в момент развязывания войны в Ираке. Мне кажется, эта "тройка" является единственным лучом света в том тёмном царстве, в котором оказались международные отношения. Мир и Европа должны быть признательны канцлеру ФРГ Герхарду Шрёдеру за то, что он первым открыто и решительно сказал "нет" планам войны с Ираком. Обвинения в его адрес насчёт того, что он сделал это по предвыборным соображениям, неубедительны. Шрёдер уловил настроения своих сограждан и выступил в защиту мнения немецкого народа.

Не меньшей благодарности и уважения заслужила мужественная и принципиальная позиция Жака Ширака и Владимира Путина, которые, несмотря на оказываемый на них нажим, отказались благословить запуск в Ираке механизма

войны. Волна нападок на европейскую тройку достигла накануне войны в Ираке такой степени интенсивности и беспардонности, что заставила вспомнить о худших временах континентальной напряжённости. Франко-германо-российскую солидарность характеризовали не иначе, как "новый силовой треугольник, ведущий к расколу Европы".

Не антиамериканскими играми заняты Франция, ФРГ и Россия. На кону стоит будущее человечества, которое может быть обеспечено лишь в условиях прочной системы безопасности как в глобальном, так и в европейском масштабе. Система - это когда существуют правила, обязательные для всех. Когда же каждый придумывает себе свои правила в зависимости от степени слабости очередного вызывающего антипатию объекта, то это ничем не ограниченный произвол, всеобщая дестабилизация и неуверенность в завтрашнем дне. У согласования линии трёх стран в международных делах есть сторона не менее важная, чем поиски выхода из тупика, в который США завели себя и весь мир. Это начало формирования общеевропейской идентичности, без которой у нашего континента нет будущего. Создав "тройку", Франция, ФРГ и Россия по существу сделали заявку на то, чтобы стать инициативной группой строительства Большой Европы. В ней представлены наиболее крупные и влиятельные страны континента, которые в конечном счете определяют его будущее.

Значение франко-германо-российской "тройки" подвергается сомнениям и справа и слева. Однако её возникновение, означающее окончание "холодной войны" не на словах, а на деле, остаётся единственным событием в международной жизни последних полутора десятка лет, которое вселяет хоть какой-то оптимизм в отношении перспектив мирового развития. Война в Ираке и её последствия ещё раз убедительно доказали, что pax americana несёт с собой полную анархию в мире, разгул терроризма, войну всех против всех и, в конечном счёте, всеобщую катастрофу. Европейская "тройка" может претендовать на то, чтобы стать несущей опорой глобального равновесия, которое сумеет предохранить мир хотя бы от наиболее опасных эксцессов всемогущества США и восстановить центральную роль Организации Объединённых Наций. Никакой другой международной конструкции для выполнения этой функции пока не просматривается.

Отсутствие юридически оформленных рамок специально для тройственного сотрудничества скорее усиливает позиции "тройки", чем ослабляет их. Оно демонстрирует прежде всего тот факт, что она не замыкается в себе и остаётся открытой для подключения других государств. Базой для согласованных акций всегда является параллелизм интересов. Это вполне солидная основа: без совпадения интересов координация действий немыслима даже при наличии десятка договоров. Кроме того, договорная основа для сотрудничества в рамках "тройки" всё же есть - это франко-германский (Елисейский) договор 1963 года и связывающий Германию и Россию фундаментальный договор 1990 года. Как оказалось, оба эти двусторонних документа могут успешно работать и в трёх-

стороннем режиме. Конечно, никто не даст гарантию успеха объединённым усилиям Франции, ФРГ и России, однако шансы на благополучный исход нынешнего кризиса международных отношений определённо возросли после возникновения "тройки".

Тимофеев Т. Т.

Я хотел бы призвать к тому, чтобы была продолжена традиция обсуждения комплексных тем, подобных сегодняшней, где рассматривается роль Европы в контексте мирового развития и в сочетании с анализом роли других центров влияния. На будущее я бы предложил включить в дискуссию аспект, который сегодня некоторые называют коалицией или союзом цивилизаций, Европа -Китай - Индия, а также взаимоотношения с таким центром силы, как исламский. Это отдельные темы, но важен подход к ним, который выводит наш институт на новый уровень более комплексных, углублённых исследований, способствует повышению его координирующей роли и расширению контактов с другими профильными учреждениями как отечественными, так и зарубежными.

Я поддерживаю призыв И.Ф. Максимычева, чтобы мы не только изучали роль сложившейся в Европе "тройки", этой новой модернизированной Антанты, как её ещё называют, но и помогали её активизации своими исследованиями, советами, предложениями.

По докладу С. М. Рогова мне хотелось бы затронуть два-три вопроса, с которыми я не совсем согласен. Во-первых, с тем, что нефтяной фактор в Ираке играет какую-то третьестепенную роль. Это один из главных и решающих факторов.

Второй вопрос касается столкновения противоборствующих тенденций. Мы говорим об имперской идеологии, имперской политике США, но ведь там неоимперская идеология определяет подходы к выработке политики уже в течение многих лет. Что нового появилось в этой старой дискуссии? Влиятельные средства информации (не только те, что связаны с правыми республиканцами традиционно, но даже "Нью-Йорк таймс" и другие солидные газеты) впервые отказываются от прежде присущего интеллектуальной элите Америки критического взгляда. В ходе подготовки и осуществления интервенции в Ираке они стали горячо поддерживать этот курс и участвовать в его дальнейшей разработке. Таким образом, неоимпериализм как теория имеет официальную поддержку. Тем не менее надо больше внимания уделять анализу противоборствующих тенденций. Ведь 100-процентной поддержки бушевского курса нет не только в Европе, но и в Америке. Мы знаем, что в университетских кругах, среди интеллигенции, профессуры, большинство против этой откровенной имперской идеологии. Там говорят о бедствиях, которые ожидают

Америку, если она не внесёт коррективы. Опытные геополитики типа Бжезин-ского начинают предупреждать, что Вашингтону надо что-то менять с Ираком и в смысле политики, и в смысле идеологии.

Манфред Шюнеманн (ФРГ)

В начале XXI века главная угроза миру и безопасности исходит не от глобальной конфронтации между сверхдержавами, а от многослойных конфликтов между государственными и негосударственными акторами. Их главная причина кроется не в глобальном противостоянии двух противоположных идеологий, а в различных представлениях о духовно-культурных ценностях, противоречиях между индустриальными и развивающимися странами, в экономических и политических процессах глобализации. Формы проявления и носители "новых" конфликтов весьма многообразны. Они простираются от религиозного фанатизма и радикального национализма до индивидуального терроризма. Порождаемые ими угрозы для всего цивилизованного человечества усиливаются в результате того, что как нестабильные государственные режимы, так и негосударственные структуры могут получить доступ к оружию массового уничтожения.

К сожалению, ответы на новые асимметричные угрозы оказываются весьма различными и в большинстве случаев ошибочными или неудовлетворительными. Западные государства, прежде всего США, под лозунгом уничтожения международного терроризма ведут борьбу скорее против определённых форм проявления этих "новых" угроз, а не их истинных причин. "Ответы" США тра-диционны и ограничиваются в основном массированными бомбовыми ударами по государствам и их гражданскому населению. ЕС и Россия также прибегают при отражении "новых" угроз (Афганистан, Балканы) или в борьбе с чеченскими сепаратистами главным образом к военным средствам. В то же время требуются активные действия международного сообщества в решении насущных социально-экономических проблем (голод, нищета, болезни), в предотвращении и урегулировании региональных конфликтов, в усилении эффективности Договора о нераспространении оружия массового уничтожения, а также в выработке представлений об общих ценностях и приведении международного права в соответствие с изменившимися международными условиями.

Новая ситуация с угрозами требует не ослабления многосторонних институтов, а их усиления. В частности, ООН должна вернуть себе центральную роль в поддержании мира и безопасности. Как показал иракский кризис, полномочия Совета Безопасности ООН оказываются недостаточными для противодействия США и нуждаются в расширении. Это станет возможным только в итоге долгосрочного процесса адаптации системы принятия решений в рамках ООН к изменившемуся соотношению сил и потребует усиления роли региональных центров силы в международной политике. Появление таких центров силы соответ-

ствует объективно существующей многополярности и противодействует стремлению США к однополярному миру. В Европе в результате расширения ЕС формирование этого влиятельного регионального центра силы вышло на новый качественный уровень. В ближайшие десятилетия подобные центры возникнут и в других регионах мира и будут оказывать все большее влияние на глобальные процессы. Такая тенденция отчётливо вырисовывается уже сегодня в связи с развитием Китая, Индии и Японии, а также в результате внутренней стабилизации в России.

В международной политике ЕС всё заметнее выступает как самостоятельный фактор, хотя до общеевропейской внешней политики и политики в области безопасности ещё далеко. По сути, речь идёт, как и прежде, о координации в рамках ЕС внешнеполитических акций суверенных государств. Это будет продолжаться в течение длительного времени, поскольку пока интересы стран -участниц ЕС значительно расходятся. Например, Франция и Великобритания рассматривают себя в первую очередь как самостоятельных акторов и соглашаются на вовлечение в "европейскую внешнюю политику" только в той мере, в какой это служит реализации их собственных интересов. Другие государства ЕС также практикуют сдержанность в отношении выработки общих европейских позиций и стремятся прежде всего к ограждению своих национальных интересов. Это особенно отчётливо видно на примере позиции большинства восточноевропейских стран-кандидатов ЕС по актуальным международным вопросам. Они заинтересованы в экономических преимуществах, которые даёт членство в ЕС, но твёрдо стоят на стороне США в иракском конфликте, обеспечивая себе гарантии политической безопасности вне ЕС. Выработка и реализация общей европейской внешней политики в условиях расширившегося ЕС становятся ещё более сложными, чем ранее.

Отношения между ЕС и остальной Европой, в частности между ЕС и Россией, остаются, наряду с проблемами внутри ЕС, дополнительным фактором, влияющим на эффективность европейской политики. Несмотря на определённые позитивные сдвиги (Совет Россия - НАТО, встречи глав правительств ЕС-России; принятие России в "семёрку"), вопрос о том, каким образом можно включить Россию в систему европейской внешней политики и безопасности, остаётся ключевой проблемой. Решения традиционного образца (ассоциированное членство или присоединение) в обозримом будущем представляются маловероятными. Для вовлечения России необходимо разработать качественно новую модель взаимоотношений. Проявившееся во время иракского кризиса согласование внешнеполитических акций между Германией, Францией и Россией не следует расценивать как рецепт. Этот "специфический союз" вызвал скорее недоверие других членов ЕС и к тому же дополнительно осложнил трансатлантические отношения. Длительное противостояние между Европой и США не только не соответствовало бы интересам стран ЕС и России, но и не способствовало бы долговременной стабильности в международных отношениях.

Существенное значение для повышения роли России в Европе имело бы её превращение в интеграционный центр на постсоветском пространстве. Предпринимаемые до сих пор усилия в этом направлении не были последовательными и оказались неэффективными. Ни сотрудничество в рамках СНГ, ни создание Евро-Азиатского экономического сообщества, ни проект образования Общего экономического пространства не привели к интеграции на постсоветском пространстве. Главными причинами этого являются как недостаточная экономическая мощь России, так и существующие противоречия политических и экономических интересов постсоветских государств, в частности между Россией и Украиной.

В последнее время после фазы доверительного сотрудничества в борьбе с международным терроризмом и поэтапного вовлечения России в структуры западных союзов снова обостряются противоречия между Россией и США, Западом в целом. Это относится, в частности, к действиям на постсоветском пространстве, проблемам вооружения и разоружения, а также концепциям в области военной политики и безопасности. Как в США, так и в большинстве европейских стран возросли сомнения в характере процессов демократизации в России и во внешнеполитическом курсе её руководства во главе с президентом В. Путиным. Действия в преддверии думских выборов (ограничение свободы средств массовой информации, арест М. Ходорковского) и более сильное подчёркивание российских интересов на постсоветском пространстве (Кавказский регион, приднестровский конфликт, пограничный спор с Украиной), а также некоторые модификации в военной политике заметно усилили подспудное недоверие Запада в отношении стратегических целей России. В то же время позволительно предположить, что для подчас резкой реакции на действия Кремля в отношении крупного российского капитала решающую роль сыграли собственные экономические интересы Запада, а не забота о российской демократии.

Расценивать внешнеполитическую и военно-политическую активность России как выражение её новых великодержавных устремлений было бы упрощением. Сравнение тезисов действующей с апреля 2000 года военной доктрины по поводу возможности нанесения превентивных ядерных ударов с тезисами доклада о задачах российских вооруженных сил (октябрь 2003 года), ошибочно интерпретируемого западными средствами массовой информации как новая военная доктрина, показывает, что каких-либо изменений в критериях их использования нет. Об этом чётко заявил министр обороны Сергей Иванов ещё раз во время неформальной встречи министров обороны НАТО в Колорадо-Спрингс, прокомментировав сообщения средств массовой информации о якобы новой доктрине первого удара: "Россия не рассматривает ни в каких сценариях и вариантах нанесение первой удара с применением стратегического ядерного оружия . ...Теоретически мы не исключаем возможности применения ядерного оружия, но лишь в том случае, если никакие другие меры окажутся не в состоянии остановить угрозу безопасности России". Конечно, высказывания президента В. Путина и военных руководителей по поводу задач и целей российских

вооружённых сил ясно указывают на некоторое изменение российской военной политики. Один только факт, что президент В. Путин с лета нынешнего года выступил уже на трёх совещаниях в Министерстве обороны, чётко указывает на повышение роли военных в российской политике. После нескольких лет материальной и духовной деградации вооружённых сил предпринимаются серьёзные усилия для модернизации боевой техники и руководящих структур. Дальнейшее пренебрежительное отношение к российскому военному потенциалу, несомненно, нанесло бы серьёзный ущерб безопасности страны. Российское правительство вынуждено идти на эти меры с учётом расширения НАТО: самолёты блока после присоединения стран Балтии смогут долететь до Санкт-Петербурга за 3-5 минут, а НАТО по-прежнему придерживается по отношению к России военной доктрины, ориентированной на наступательные операции. Определённую роль играет и понимание того, что российские интересы в приграничных регионах могут быть обеспечены лишь в том случае, если российские вооружённые силы станут фактором, который необходимо принимать всерьёз.

Результаты думских выборов показывают, что внутриполитический и внешнеполитический курс президента В. Путина не только встречает одобрение военных руководителей и менеджеров российской экономики, но и согласуется с мнением и национально-патриотическими настроениями широких кругов населения страны. Русское самосознание, вновь обретённое в последние годы благодаря внешней и внутренней политике президента В. Путина, создаёт наряду с дальнейшей стабилизацией внутренней ситуации предпосылки для того, чтобы Россия осталась влиятельным региональным фактором силы, который наряду с США и Европейским союзом будет играть важную роль в международных делах.

На этой основе продолжится долгосрочный процесс вовлечения России в систему европейских и международных связей. Положение и роль Европейского союза в мировой политике укрепились бы, если бы для вовлечения России были найдены организационные структуры, которые, с одной стороны, сделали бы экономический, политический и военный потенциал России доступным для европейской политики, а с другой - не привели бы к конфронтации с США. Одновременно это обеспечило бы ситуацию, при которой Европа успешно встретила бы вызовы XXI века в области политической безопасности.

Масленников А.А.

По моему мнению, для тех, кто понимает опасность и неприемлемость од-нополярного мира, очень важно осознавать, что водораздел между сторонниками и противниками однополярности пролегает не только между странами, но и внутри этих стран. Не случайно американские средства массовой информации атакуют не столько страны "тройки", "международных диссидентов" Францию,

Германию и Россию, сколько совершенно конкретных политических деятелей -Шрёдера в Германии, Ширака во Франции и Путина в России.

У нас складывается совершенно чёткое впечатление, что за последний период (порядка двух лет, с момента начала подготовки иракской войны) внезапно и очень резко, просто драматически усилился "накат" на нашего президента. Я не большой сторонник позиции Путина по многим вопросам, но как гражданин России со всё большей тревогой смотрю на то, что происходит. Тот факт, что американские СМИ никогда нам особенных комплиментов не делали, понятен. Меня настораживает, прежде всего, позиция некоторых кругов в нашей стране. Сейчас говорят: Путин подчинил себе все телеканалы на выборах. Отчасти это действительно так. Но в целом, если вы внимательно присмотритесь, ведь в последнее время критикуют именно Путина - и по телевидению, и по радио, и в печати. Раньше его в основном критиковали "левые", теперь усилились нападки "справа".

Враждой к Путину вызваны и горестные вопли, и скрежет зубовный, которые доносятся к нам с Запада в связи с прошедшими выборами. Стоит задуматься, почему недавно Радио "Свобода" прекратило вещание на все бывшие социалистические страны, вступающие в ЕС и НАТО, сделав исключение для России, которая продолжает оставаться объектом американской пропаганды совершенно определённого толка.

Поэтому, если мы хотим остановить паровой каток глобализации и однопо-лярности, который катится по миру, мы должны повнимательней присмотреться к тому, что происходит в нашем собственном доме. Надо извлечь уроки из некоторых международных событий, в частности в Ираке, а также на южных границах России. Ни в коем случае нельзя отказываться от конструктивного сотрудничества с США, но мы должны одновременно ясно видеть грозящие нам опасности. Если мы будем бороться против однополярности не только на международных научных конференциях, не только в рамках ООН, но и в своих собственных странах, нам будет легче добиться успехов.

Борко Ю.А.

Хочу сформулировать следующие три тезиса. Тезис первый заключается в том, что мир вступил в переходную эпоху, которая характеризуется повышенной неустойчивостью, и это надолго. Более устойчивый мировой порядок установится лишь тогда, когда группа ведущих акторов на международной арене придёт к какому-то консенсусу в отношении того, какую модель положить в основу нового мироустройства. Пока этот консенсус не просматривается.

Второй тезис: пока определили свою роль в новой мировой ситуации только два государства из числа ведущих. Это США, которые приняли на себя бре-

мя сверхдержавы и распоряжаются своими ресурсами, чтобы устроить мир в соответствии со своими взглядами, и Китай, который на данном этапе избрал позицию стороннего наблюдателя, занятого своими проблемами. Что будет через 10-15 лет никто не возьмётся предсказать. Такая мощная сила, как Европейский союз, своего места пока не определила, и думаю, что это произойдёт не скоро.

Третий тезис сводится к тому, что Европейский союз, являющийся ведущей зоной в Европе, регионом наиболее стабильным и сильным во всех отношениях, вступил в очень трудную полосу, которая, думаю, будет длительной. ЕС в первый раз за последние полстолетия столкнулся с таким широким кругом проблем. Трудно сказать, переоценил ли он свои силы, став на путь одновременного углубления интеграционного процесса и расширения. Я думаю, что это был осознанный выбор. ЕС предпочёл в первую очередь расширить на восток зону распространения западноевропейской модели, экономической системы, политического устройства и демократии и тем самым увеличить на континенте зону стабильности и безопасности. Это решение потребовало принесения в жертву целого ряда других задач.

Может быть, недостаточно просчитаны были перспективы экономического развития Европейского союза. 1960-е годы были временем баснословно высоких темпов в европейской экономике, но в 1970-е годы наступил кризис. 1980-е годы начались как будто благополучно, но потом обнаружилось существенное отставание. Если в середине 80-х ЕС с 12 членами превосходил по объему ВВП США, то за последующие 15 лет он отстал на 10-15%, и пока изменений не видно. В Западной Европе прозевали новую научно-техническую революцию. США раньше уловили новую волну.

Серьёзно повлияла недостаточная инновационная активность западноевропейского бизнеса по сравнению с американским, а ещё раньше - с японским (японцы сами забуксовали из-за нежелания идти на большие инновационные риски, меньшей гибкости бизнеса). Важной причиной явилось преобладание государственного регулирования по сравнению с более либеральной американской экономикой. Наконец, сказалось и то обстоятельство, что хотя интеграция зашла далеко, единый внутренний рынок до конца и сегодня ещё не построен (официальная программа создания такого рынка должна была завершиться в 1992 г.). Остаётся незавершённым строительство Валютного союза: формально всё сделано, но надо ещё налаживать этот механизм.

Посмотрите, что сейчас получается: колоссальный по своему масштабу и амбициозности план завершить строительство рынка, Валютного союза, создать единое пространство свободы, безопасности, правосудия, проводить общую внешнюю политику, общую политику безопасности и обороны откладывается как минимум на 15 лет. Нельзя построить единый внутренний рынок, прежде чем органически в него не вольются последние входящие в него государства.

Нельзя построить структуру, где 15 стран образуют единый рынок, а 10 не входят в него. В 2004 году присоединяются 10 стран, в 2007 году - 2 страны, когда присоединяется Турция, не известно, а там есть ещё 5 западнобалканских стран, которых тоже будут принимать где-то после 2010 года (может быть, в 2015). К какому же времени будет завершено строительство единого внутреннего рынка в расширенном союзе? К какому времени будет построен Экономический и валютный союз как органически отлаженный механизм, столь же однородный, гомогенный и цельный, как, скажем, экономическое пространство США? Когда будет построено единое пространство свободы, безопасности, правопорядка? Когда, наконец, страны ЕС действительно перейдут к реальной общей внешней политике, общей политике безопасности и обороны? Очевидно, не раньше, чем в него войдут последние государства, стоящие в очереди, и не просто вступят, а органически вольются, на что потребуется несколько лет переходного периода. У нас нет оснований злорадствовать по этому поводу. Я считаю, что Россия крайне заинтересована в том, чтобы на её западных границах была стабильная, сильная Европа. Это в долгосрочных стратегических интересах России.

За 50 лет европейской интеграции накоплен ценный опыт, но в результате возник колоссальный бюрократический механизм, усложняется процесс принятия решений, контроля над ними со стороны Европейской комиссии. Парадоксальным образом объединение Европы сопровождается тем, что внутри Европейского союза она становится гетерогенной, разнородной. Начинают формироваться различные группировки стран, что сильно усложняет процесс принятия решений. Когда же ЕС заговорит единым голосом? А без этого как можно говорить об усилении роли Европейского союза в мире?

Наконец, мне не ясны и перспективы наших отношений с ЕС. Внешне всё тоже хорошо: есть соглашение о партнёрстве и сотрудничестве, в 1999 году было провозглашено стратегическое партнёрство, в Санкт-Петербурге впервые через четыре года после этого стороны сформулировали долговременные цели -четыре общих пространства, которые мы собираемся строить. Но тут возникает немало сложностей и с нашей, и с той стороны.

ЕС расставляет приоритеты следующим образом: надо закончить программу углубления, надо завершить процесс расширения, надо наладить отношения с США. Значит, концепция нового соседства с Россией и общих пространств составляет как бы четвёртый приоритет на будущее. А сегодня надо решать кучу конкретных вопросов: условия вступления России в ВТО, полёты самолётов над Сибирью, инициируемые ЕС антидемпинговые дела и т. д. Есть масса конкретных претензий, спорных вопросов, которые решаются с большой пробуксовкой, утопают в бюрократических словопрениях. Мы тоже не до конца решили, что для нас приоритетно - продолжение, развитие стратегического партнёрства с

ЕС, создание общего экономического пространства или мы возвращаемся к идее интеграции в рамках СНГ?

Арбатова Н.К.

Рассматривая вопрос о центрах влияния в современном мире, необходимо, по моему мнению, анализировать роль и активность того или иного центра в решении актуальных проблем сегодняшнего дня, в частности возникших после 11 сентября задач борьбы против международного терроризма.

Очень многое будет зависеть от того, как международное сообщество -США, Европа и Россия - выйдет из иракского кризиса. Кто будет играть ключевую роль в постконфликтной стратегии в Ираке. Тот факт, что США пытаются всё больше и больше привлекать к иракским делам европейских союзников, говорит о том, что Европа остаётся важным фактором. Сегодня ни один из так называемых "центров влияния" не в состоянии в одиночку решать проблемы, которые возникли после 11 сентября и после Ирака.

Когда мы рассуждаем о провалах и успехах общей внешней политики и политики безопасности ЕС, следует задаться вопросом: каковы критерии оценки успехов или провалов политики. Одну и ту же позицию можно рассматривать и как успех и как провал. Например, Югославия, когда под влиянием Германии ЕС принял решение о поспешном признании суверенитета бывших югославских республик. Это был успех с точки зрения общей внешней политики и политики безопасности ЕС, но это был полный провал с точки зрения урегулирования югославского конфликта.

На мой взгляд, наилучшим был вариант, когда две крупнейшие страны Европы - Франция и Германия, поддержанные Россией, послали США чёткий сигнал о том, что в Европе не согласны с их курсом в отношении Ирака, не довольны традиционным атлантизмом и лидерством Вашингтона. Этот сигнал не создал в то же время серьёзного кризиса в евроатлантических отношениях, который был бы просто катастрофой.

Если говорить об антитеррористической коалиции, то глобализация угроз требует и глобализации ответа международного сообщества, включения в антитеррористическую коалицию новых центров влияния. Её центром будет, несомненно, оставаться евроатлантическое пространство, и успех международного сообщества будет зависеть от отношений ЕС, НАТО, США и России.

Кудров В.М.

По степени зрелости рыночных механизмов вся Европа делится на три большие части. Первая часть - это ЕС. Здесь рыночный механизм самый зрелый. Вторая часть - 10 стран Центральной и Восточной Европы, которые будут приняты в Евросоюз. Большинство из них постсоциалистические страны, отстающие от передовых европейских держав по уровню развития рыночного механизма. Но есть и третья группа - это дальняя Европа: Россия, Молдова, Украина, где уровень зрелости рыночного механизма или рыночной экономики значительно ниже.

Западная Европа образует ведущую колонну, которая в перспективе не будет отставать от США. В ближайшие 20 лет Евросоюз по объёму ВВП несомненно превзойдёт уровень США. Что касается России, то наша задача не просто присоединяться к кому-то против кого-то, а наладить партнёрство со всеми: и с Западной Европой, и с Соединенными Штатами, и на Дальнем Востоке, где у нас есть очень важные соседи и потенциальные партнёры - Китай и Япония. Нам нужно учиться профессионализму у западно-европейских и американских партнёров, у нас здесь не всё обстоит благополучно.

По моим оценкам, лет через 10-15 доля США в мировом ВВП сократится с нынешних 20-21% примерно до 16-17%. Доля Западной Европы возрастёт. США уступят Китаю первые позиции в мире. ЕС, возможно, займёт третье место. Ведь парадокс состоит в том, что, сокращая свою долю в мировой экономике, США не ослабят свою лидирующую роль в целом в силу инновационного характера развития и преобладания высоких технологий в экономическом росте.

Орлов А.А.

Российская Федерация выступает против разрушения существующей системы международных отношений, ключевым элементом которой является ООН. Её можно критиковать много, но что есть лучше, чем ООН? Когда у нас появится реальная конструкция, которой можно заменить ООН, тогда можно будет об этом предметно рассуждать. Мы готовы конструктивно решать вопросы кодификации международного права, реформы ООН, но не в ущерб тому, что существует сейчас, потому что, как показывает наша наполненная трагедиями история, разрушить очень просто, а вот создать на месте разрушенного что-то такое, чтобы работало, - это исключительно сложно.

В отношении реформы Совета Безопасности ООН моя точка зрения такова, что чрезмерное его расширение - вещь опасная. Везде должна быть разумная мера. Совет Безопасности должен принимать решения в оперативном режиме, когда рассматривается кризисная ситуация, причём решение должно быть принято быстро и эффективно. Демократизация ООН в том смысле, что все страны

должны участвовать в решении всех проблем, приведёт к тому, что организация станет просто неэффективной. Она не сможет решать те проблемы, которые должна решать. Когда какие-то государства откровенно нарушают Устав ООН, международное право становится неэффективным. И расширение состава СБ не решит эту проблему. Российская Федерация поддерживает предложение об участии в числе постоянных членов СБ ООН Германии, Японии, Индии. Это исторически великие державы, они имеют право быть в Совете Безопасности. Мы не против того, чтобы там было по одному представителю от региональных организаций Африки, Латинской Америки и Азии с условием, чтобы эти организации сами определили, какие страны будут представлять их интересы в СБ ООН. Но это нелёгкое дело, учитывая обилие разногласий. Сможет ли, например, Латинская Америка договориться? Аргентину заблокирует Мексика, а Мексику заблокирует Бразилия. Возьмём Африку, там тоже есть несколько реальных кандидатов - ЮАР, Нигерия, Египет. Но возможно ли, чтобы африканцы определили какую-то одну страну? Схожее положение в Азии. Индия достойна быть в Совете Безопасности по всем критериям. Но её заблокирует Пакистан. Точно так же непроходным вариантом будет Индонезия. Ещё одна проблема - численность постоянных членов СБ. В рамках Африканского союза не так давно было принято решение добиваться, чтобы от Африки в СБ было два постоянных члена. Представьте себе: два постоянных члена от Африки, два от Латинской Америки, два от Азии, это уже шесть, плюс Германия и Япония, сколько-то непостоянных членов - это уже новый Совет Безопасности.

Россия согласна с тем, чтобы расширить Совет Безопасности за счёт только категории непостоянных членов, как это было сделано в 1963 году, когда принималось решение о расширении СБ с 11 до 15 непостоянных членов. Но многие государства, не великие державы, не постоянные члены Совета Безопасности, препятствуют такому подходу. Позиция Российской Федерации относительно того, как должно быть принято решение о реформировании Совета Безопасности, достаточно обосновано. Мы хотим, чтобы оно было принято широким большинством голосов, желательно консенсусом, а если это не получится, есть механизм, записанный в Уставе ООН: две трети членов Организации должны проголосовать "за", плюс пять постоянных членов СБ.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Вольфганг Грабовски (ФРГ)

Я хотел бы в первую очередь поблагодарить наших российских друзей за подготовку и проведение этой конференции. Это касается и её содержательной части. В обсуждении возможностей США мы пошли дальше. Стоит подумать,

где действительно проходят границы возможностей этой супердержавы. И в России, и в Германии публикуется много материалов, которые доказывают, что в Ираке Америка не способна решить возникшие проблемы, как хотелось. И все разговоры о том, что просчитались, думали, что одним махом смогут ликвидировать, - пустое дело. Вопрос: куда в этом случае смотрели политики? Ведь налицо не только военные, но и экономические последствия. Это же не шутка, что они сейчас должны вкладывать в Ирак гигантские средства, а что будет на следующий год, если другие туда не пойдут? Если не пойдут натовцы? Россия пока чётко не пойдет, зачем, действительно, ей лезть в эту страну?

Немцы тоже считают, что лучше другими способами осуществлять свои новые амбиции в мире. Конечно, амбиции есть, мы просто здесь о них не говорили. Элиты Германии не только мечтают, они готовят их реализацию. Они не согласны с курсом Буша, они согласны с лидерством США, но не хотят подчиняться интересам Америки. Политика Буша демонстрирует как раз желание господствовать. Американцы просто уверены, что иначе они не могут использовать свою роль гегемона. Но что будет в сухом остатке? Баланс сил и возможностей - вопрос большой, он остаётся для следующей дискуссии.

Даже западногерманские консерваторы от ХДС ещё год тому назад высказывали озабоченность тем, что политика Буша может привести к "священной империи". Это серьёзно. Германские, французские элиты хотят своего. Встаёт вопрос: какие условия должны существовать для того, чтобы без конфронтации вести дела с Америкой.

Нам следует ещё глубже изучать интересы сторон. Я убеждён, что у Западной Европы есть объективные глубинные интересы для развития отношений с Россией, с Востоком. Конкретная политика ЕС сегодня очень противоречива, часто идёт вразрез даже с элементарными интересами Западной Европы, например на Кавказе. А в этом нет резона с точки зрения общих германских интересов и т. д. Однако заинтересованность в сотрудничестве с Россией есть. Люди, которые консультируют элиты в Германии, почти в унисон формулируют этот интерес.

Я хотел бы подчеркнуть, что нам надо вплотную заниматься "новыми соседями". Это, конечно, важнейшая тематика. Здесь часто говорилось о Европе, причём так, будто её составляет Европейский союз. Но это не совсем логично: по разным параметрам часть Европы за Бугом составляет половину континента. Это надо иметь в виду. Жизненно важно то, что будет твориться на этой границе, в Беларуси, Украине, Молдове.