CC BY
132
ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРАЗИЯ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ИНТЕРЕСОВ БЕЗОПАСНОСТИ ТУРЦИИ
Джаннатхан ЭЙВАЗОВ
кандидат политических наук, заместитель директора Института стратегических исследований Кавказа, заместитель главного редактора журнала «Центральная Азия и Кавказ»
(Баку, Азербайджан)
Введение
Окончание холодной войны означало появление новых условий для безопасности Турции. СССР, представлявший главную угрозу для этой страны, прекратил свое существование, однако политические процессы на освободившемся от него пространстве — вооруженные конфликты, стремление бывшей метрополии удержать регион в своей орбите и попытки других держав заполнить образовавшийся вакуум силы, дополненные уменьшением мотивированности Запада в поддержке Турции на фоне исчезнувшей «советской угрозы», — сформировали достаточно нестабильную геополитическую ситуацию вокруг турецкого государства. Это потребовало существенно переосмыслить значение данного пространства для безопасности Турции.
В данной статье мы попытаемся пролить свет на характер взаимосвязи безопасности Турции с Центральной Евразией1, в частности исследовать ее ключевые интересы безопасности в регионе и особенности ее соответствующей политической активности.
1 Здесь используется концепция Центральной Евразии и Центральной Европы, предложенная Э.М. Исмаиловым. В соответствии с ней политическая структура Центральной Евразии включает в себя три постсоветских региона: Центральную Европу — Беларусь, Молдову, Украину; Центральный Кавказ — Азербайджан, Армению, Грузию; Центральную Азию — Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан (об этом подробнее см.: Исмаилов Э. О геополитической функции Центральной Евразии в XXI веке // Центральная Азия и Кавказ, 2008, № 2 (56). Р. 7—33).
Специфика географической связи
В Центральной Евразии Турция имеет непосредственную сухопутную связь только с центральнокавказским ее сегментом, обладая общей границей со всеми тремя составляющими его государствами. Протяженность этой границы — примерно 535 км, или около 20% всей ее сухопутной границы. Контакт с Центральной Европой проходит по Черному морю.
Несмотря на различие в особенностях географической смежности Турции с Центральным Кавказом и с Центральной Европой, далеко не просто определить, какой из
этих регионов более важен в плане ее главных интересов безопасности. Исходя из географических параметров, таковым должен быть первый. Ибо, во-первых, именно сухопутная связь, ввиду взаимодействия проживающего на прилегающих территориях населения, предполагает функциональность этнических и конфессиональных компонентов взаимозависимости безопасности соприкасающихся государств. Во-вторых, в ЦентральноКавказском регионе Турция имеет такую границу со всеми тремя его государствами, а в Центральной Европе — только с Украиной, да и то по морю. Следовательно, отмеченные социальные компоненты взаимозависимости безопасности Турции на Центральном Кавказе функциональны со всеми тремя его государствами, чего, естественно, нельзя сказать о ее связи со вторым регионом.
С другой стороны, акватория Черного моря является пространством непосредственного контакта Турции с РФ, флот которой, с основной базой дислокации в Украине, является вполне серьезным военным механизмом, способным держать под угрозой турецкое черноморское побережье.
Черноморское пространство
Итак, Черное море можно вполне характеризировать как главный пространственный сегмент, формирующий не только географическую связь, но и взаимозависимость в плане безопасности Турции и Центральной Европы. Почти вся северная часть Турции — это ее черноморское побережье, протяженность береговой линии составляет около 1 600 км, что больше совокупной длины ее сухопутного контакта с Арменией, Грузией, Азербайджаном, Ираном, Грецией и Болгарией. При этом масштабы водоема относительно малы (наибольшая протяженность с севера на юг — около 580 км), что также увеличивает уязвимость черноморского побережья Турции от возможной агрессии и заставляет ее поддерживать в его акватории крупные военно-морские силы.
Распад СССР привел к изменению военного баланса на Черном море в пользу Турции. Вместе с тем появление вместо одного «конкурента» в лице СССР трех акторов — РФ, Украины и Грузии — не способствовало принципиальному уменьшению уязвимости Турции с севера. В середине 1994 года глава Генерального штаба ВС Турции Доган Гю-реш заявил, что «Россия, в связи со своей политикой на Кавказе и в Крыму представляет большую угрозу для Турции, чем когда-либо в период холодной войны»2. Экономическое взаимодействие между Турцией и РФ, а также определенное сближение их позиций по ближневосточным проблемам и общая критика соответствующей политики Запада в 2000-х способствовали некоторой деактуализации вопросов военно-политической конкуренции двух держав на черноморском театре. Вместе с тем внутриполитическая сфера обеих стран характеризуется тенденциями, способными существенно усилить конкурентные элементы в двусторонних отношениях.
Россия уже встала на путь реставрации своего великодержавного статуса: жесткая централизация власти, антизападная риторика, укрепление Вооруженных сил и демонстрация их возможностей (война с Грузией в августе 2008 г.), активное применение экономических и энергетических рычагов в интересах геополитики достаточно наглядно свидетельствуют об этом. То, насколько активно, последовательно и успешно РФ будет идти по этому пути, неизбежно повлияет и на характер ее отношений с другими державами, в
2 Uht. no: Winrow G. Turkey and the Caucasus: Domestic Interests and Security Concerns. London: The Royal Institute of International Affairs, 2000. P. 23.
том числе со своим историческим конкурентом — Турцией3. Да и в самой Турции все более остро встает вопрос о том, сохранять ли кемалистский курс, то есть быть частью Запада, или же вернуться к истокам — к статусу самостоятельной державы с особыми интересами в исламском и тюркском мире. Что тоже не позволяет определенно говорить об устойчивости текущей российско-турецкой «оттепели».
Кавказско-каспийское пространство
Значение Кавказа для национальной безопасности Турции традиционно велико. Взаимозависимость ее безопасности с государствами Центрально-Кавказского региона сильнее, чем в случае с государствами Центральной Европы. В качестве наиболее важных пунктов, определяющих непосредственную связь безопасности Турции с регионом, можно выделить следующее:
■ во-первых, потенциальные территориальные претензии Армении4;
■ во-вторых, «курдский вопрос» и внешнее стимулирование курдского сепаратизма на территории Турции;
■ в-третьих, социально-ценностные и экономические аспекты отношений Турции с тюркскими народами Кавказа и Центральной Азии и необходимость с этой целью поддерживать стабильный, неподконтрольный никакой другой державе выход в тюркский мир — функцию такого «коридора» на сегодня выполняет независимый Азербайджан, усиленный тесными кооперативными отношениями с Грузией5.
Отношения с Арменией
Хотя Турция и была среди первых стран, признавших независимость Армении в начале 1990-х, дипломатические отношения между ними до сих пор не установлены, а границы остаются закрытыми. Своего рода катализатором обострения исторических проблем двух стран стала эскалация нагорно-карабахского конфликта и оккупация Арменией части территории Азербайджана.
В вопросе о налаживании турецко-армянских отношений официальная Анкара требует выполнения Арменией некоторых условий. Это отказ от требований признания Турцией геноцида армян в Османской империи в 1915 году; отказ от претензий Армении в отношении территории Турции; освобождение всех оккупированных в ходе нагорно-карабахского конфликта территорий Азербайджана.
3 Турция, как и РФ, обладает достаточной великодержавной историей и традициями, живущими по сей день в обществе. Эти традиции исторически были связаны в том числе и с господством на Черном море, попытками превратить его в свой «внутренний водоем». Более чем 500-летняя история отношений между Турцией и Россией характеризовалась изобилием войн, одним из главных театров действия которых было Черное море. Это не могло не привести к формированию устойчивых восприятий в этих державах в отношении друг друга, и восприятия эти более склонялись к враждебности и конкурентности, нежели дружественности и кооперативности.
4 См.: Cornell S.E. Small Nations and Great Powers: A Study of Ethnopolitical Conflict in the Caucasus. Curzon Press, 2001. P. 392.
5 Ibidem.
Вопрос международного признания «геноцида армян» — то, к чему долгие годы стремится многочисленная армянская диаспора, — естественно, сам по себе не может кардинально повлиять на состояние безопасности Турции. Однако по сути исторические моменты турецко-армянских отношений позволяют с достаточной степенью уверенности говорить о связи этой проблемы с более ощутимыми политическими, финансовыми и территориальными последствиями для Турции. Особую угрозу официальная Анкара видит в возможности требований территориальных компенсаций — так называемой «Западной Армении»6 в восточной — кавказской части современной Турции. В качестве обоснования правомерности турецких опасений относительно намерений восточного соседа в Турции приводится текст Декларации о независимости Армении, принятой ее Верховным Советом 23 августа 1990 года, где в пункте 11 было зафиксировано: «Республика Армения выступает за международное признание геноцида армян 1915 года в Османской Турции и Западной Армении»7. Кроме того, в преамбуле Конституции Армении, принятой в 1995 году, фиксируется, что в ее основе лежат «фундаментальные принципы армянской государственности и общенациональные цели, закрепленные в Декларации о независимости Армении»8.
Восприятие угрозы территориальных претензий усиливалось непрекращающейся артикуляцией этого вопроса в общественно-политической жизни постсоветской Армении. «Еще в начале 90-х в рамках только намечавшихся глобальных геополитических изменений Московский договор в очередной раз привлек к себе внимание армянской общественности, потребовавшей его пересмотра... С 1953 года Москва снова запретила Армении ставить территориальные требования (к Турции. — Дж.Э.). Однако по мере ослабления действия идеологических стереотипов советского периода в армянской печати довольно регулярно стали появляться публикации, в которых Московский договор 1921 года характеризовался как акт предательства со стороны большевиков, позволивший незаконно лишить Армению значительной части ее территории»9.
Своего рода практическим доказательством того, что территориальные вопросы в Армении, мягко говоря, не решены и по этому поводу может формироваться определенная политическая активность, стало инициирование армяно-азербайджанской войны из-за Нагорного Карабаха с использованием всех необходимых для успеха этого предприятия средств, включая военно-политический альянс с РФ и деятельность армянской диаспоры в странах Запада.
Хотя с российско-грузинской войной 2008 года и обнаружились определенные подвижки в турецко-армянских отношениях, однако, как оказалось, об их нормализации говорить еще рано. Процесс соответствующих контактов, формально начавшийся с приглашения президентом Армении С. Саргсяном президента Турции А. Гюля посетить Ереван для просмотра футбольного матча между сборными командами двух стран в сентябре 2008 года, завершился подписанием в октябре 2009 года в Цюрихе министрами иностранных дел Турции и Армении протоколов, предусматривающих восстановление дипломатических отношений и открытие границы. Но фактически он
6 Данная территория ассоциируется с основными местами проживания армян в Османской империи — это современные вилайеты Турции: Эрзерум, Ван, Агры, Хаккьяри, Муш, Битлис, Сиирт, Диярбакыр, Эрзинд-жан, Бингёль, Малатья, Сивас, Амасья, Токат и частично Гиресун (см.: История Османского государства, общества и цивилизации / Под ред. Э. Ихсаноглу / Пер. с турец. Том 1. Москва: Издательство «Восточная литература», 2006. С. 87).
7 См.: Декларация о независимости Армении, 23 августа 1990 года [http://www.parliament.am/hdoc/ Laws/ru/9t9w4k.html].
8 См.: Конституция Республики Армении от 5 июня 1995 года [http://constitution.garant.ru/DOC_ 3864869.htm].
9 Турция между Европой и Азией. Итоги европеизации на исходе ХХ века / Под ред. Н.Г. Киреева. Москва: Институт Востоковедения РАН — Крафт+, 2001. С. 365.
был следствием скорее геополитической игры между Россией, Турцией и Западом, развернувшейся в Центральной Евразии после российско-грузинской войны, чем собственно турецко-армянского сближения. Вероятно, именно с этим связано то, что с утиханием международных трений вокруг кавказской войны и относительной стабилизацией регионального баланса сил процесс армяно-турецкой нормализации значительно деактивировался, если не сказать более. На сегодня цюрихские протоколы так и остаются нереализованными.
Курдский вопрос
Очередной жизненно-важный для безопасности Турции вопрос связан с деятельностью курдских сепаратистских организаций, основной целью которых, как известно, является создание независимого курдского государства на исторической территории основного расселения курдов в Турции, Сирии, Ираке, Иране. Значительная часть этнических курдов проживает в Турции, в ее восточной, примыкающей к Центральному Кавказу части. Там же и находится основное пространственное звено так называемого исторического «Курдистана». Временами турецкие власти вынуждены были привлекать регулярную армию для подавления террористической деятельности курдских сепаратистских организаций, объединенных в конце 1970-х годов в Рабочую партию Курдистана (ПКК), ответственную за гибель более чем 30 тыс. чел.10
Итак, как и в случае с Арменией, курдская проблема также связана с центральными интересами безопасности Турции, ибо речь идет об угрозе физической основе государства, исходящей из целенаправленной активности внешних и внутренних акторов. Во втором случае элементы внешнего стимулирования не менее очевидны, чем в первом, и, более того, имеет место не менее очевидная практика как конфликтных отношений между этническими курдами и турками11, так и внешней поддержки курдского сепаратизма в Турции. Последнее заслуживает особого внимания.
В истории войн между Российской и Османской империями немало примеров использования Россией курдского населения для внутреннего ослабления Турции. В особенности это проявлялось в периоды слабости Османской империи в XIX веке12. Ситуация мало изменилась с появлением Турецкой Республики и СССР. Логика холодной войны, в которой Турция выступала единым фронтом с Западом, диктовала необходимость для Кремля подрыва «южного фланга» НАТО, в том числе и через поддержку курдского сепаратизма. С 1970-х годов СССР наиболее активно разыгрывает «курдскую карту» для реализации отмеченной цели.
Окончание холодной войны не привело к ощутимому ослаблению внешней мотивации в использовании «курдского фактора» против Турции. Наряду с РФ13 этот фак-
10 См.: Cohen A., Irwin C. U.S. Strategy in the Black Sea Region // Heritage Foundation, Backgrounder, 13 December, 2006, No. 1990. P. 4 [http://www.heritage.org/research/russiaandeurasia/upload/bg_1990.pdf].
11 Попытки создания независимого курдского государства предпринимались с середины XIX века, еще в бытие Османской империи. Они сопровождались вооруженными столкновениями и многочисленными жертвами (курдские восстания 1842—1847, 1854—1855, 1880, 1909—1914, 1919 гг. и др.).
12 В частности, ставка русских на приобретение поддержки со стороны курдского населения имела место в ходе русско-турецкой войны 1828—1829 годов (см.: Baddeley J.F. The Russian Conquest of the Caucasus. London: Longmans, Green and Co., 1908. P. 200—201).
13 В постсоветской России поддержка курдских организаций увязывалась с турецкой политикой в отношении Северного Кавказа и, в частности, с поддержкой чеченского сепаратизма (см.: Uslu N. The Russian, Caucasian and Central Asian Aspects of Turkish Foreign Policy in the Post Cold War Period // Alternatives: Turkish Journal of International Relations, Fall&Winter 2003, Vol. 2, No. 3&4. P. 166).
тор с различной степенью интенсивности использовался в региональной политике Сирии и, что особенно важно с точки зрения геополитического соперничества на Кавказе, Ирана14.
Хотя с 1999 года, после ареста турецкими спецслужбами лидера ПКК А. Оджалана, активность движения спала, начало военной операции США и союзников в Ираке изменило ситуацию не в пользу Турции. Режим Саддама Хусейна подавлял в числе прочих и деятельность курдских организаций на территории Ирака и в этом отношении был фактическим союзником официальной Анкары15. Со свержением этого режима курды начали контролировать северную часть Ирака, создав тем самым «иракский плацдарм» для акции курдских сепаратистов против Турции. «Образование де-факто Курдского государства под протекцией Запада в северном Ираке дало новый стимул курдскому национализму и привело к созданию логистической базы для атак Рабочей партии Курдистана на турецкую территорию.»16
Весьма интересным пунктом, дополняющим «паутину взаимозависимости» безопасности Турции с Центральным Кавказом, является ее «курдская связь» с Арменией. Основываясь на конфликтности в турецко-армянских отношениях, можно было бы предположить, что Армения также активно использует курдский вопрос против Турции и что курдское сепаратистское движение является естественным союзником официальному Еревану. Возможно, так и было бы, если бы не историческая и географическая специфика, на которой строятся армяно-курдские отношения. Она заставляла армянскую сторону на протяжении ее постсоветской независимости проявлять достаточную осторожность в этом вопросе.
■ Во-первых — география. Территория, называемая армянской стороной «Западной Арменией», — это, в основном, то, что обозначается курдскими сепаратистами как турецкий «Курдистан». То есть армяне и курды рассматривают в качестве своей исторической территории одно и то же пространство. Кроме того, курды являются вторым по численности этносом Армении и составляют примерно 1,3% ее населения17. Пожалуй, единственным различием между турецкими и армянскими курдами является религия: первые — мусульмане-сунниты, вторые — йезиды. Иными словами, этнически «Курдистан» не ограничивается только четырьмя перечисленными ближневосточными странами, но может быть «продлен» и на территорию Армении. Следовательно, перспектива создания курдского государства является угрозой и для официального Еревана.
■ Во-вторых, собственно история взаимоотношений курдов и армян Османской империи характеризовалась преобладанием элементов враждебности, в частно-
14 Неофициальная поддержка со стороны Сирии и Ирана курдского сепаратизма в Турции вполне определенно воспринималась официальной Анкарой в качестве серьезной угрозы безопасности и приводила к достаточно жесткой ее реакции. В частности, в октябре 1998 года Турция пригрозила Сирии вводом войск в случае, если Сирия не вышлет Оджалана (в 1979 г. Сирия предоставила убежище лидеру ПКК Абдулле Оджалану и нескольким тысячам бойцов движения), в июле же 1999 года ВВС Турции нанесли бомбовые удары по некоторым районам на границе Ирана с Турцией и Ираком, зоне расположения военных лагерей ПКК (см., например: Olson R. Turkey-Iran Relations, 1997 to 2000: The Kurdish and Islamist Questions // Third World Quarterly, 2000, Vol. 21, No. 5. P. 878—879; Lesser I.O. Turkey in a Changing Security Environment // Journal of International Affairs, Fall 2000, Vol. 54, No. 1. P. 185; Winrow G. Op. cit. P. 23; Martin L. Turkey’s National Security in the Middle East // Turkish Studies, 2000, Vol. 1, No. 1. P. 84—85).
15 См., например: Жигалина О. Курды Западной Азии в современной геополитической ситуации // Центральная Азия и Кавказ, 2003, № 1 (25). С. 21.
16 Larrabee S.F. Turkey Rediscovers the Middle East // Foreign Affairs, July/August 2007 [http://www. foreignaffairs.org/20070701faessay86408-p10/f-stephen-larrabee/turkey-rediscovers-the-middle-east.html].
17 Cм.: CIA World Factbook 2010. Armenia [https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/ geos/am.html].
сти из-за конфликтов по поводу владения землей, на которой оба эти этноса проживали. Практика взаимных погромов и кровопролитных вооруженных столкновений между ними тесно связана с периодами слабости центральной власти в Османском государстве, в частности в ходе и после русско-турецких войн второй половины Х1Х века18, вплоть до событий, преподносимых армянской стороной как «геноцид армян».
С созданием курдского государства армянская сторона не просто вынуждена будет окончательно смириться с невозможностью территориального расширения за счет Турции, но и, по всей видимости, обретет нового соседа, обладающего вполне конкретными претензиями на земли в пределах самой Армении. И, следовательно, «курдский сегмент» турецко-армянской взаимозависимости в сфере центральных интересов безопасности при обострении данного вопроса может оказаться вполне функциональным, и, более того, это один из немногих пунктов, который стимулирует именно кооперативность в армяно-турецких отношениях.
Выход в «тюркский мир»: идеологические и энергетические аспекты
Другой важный компонент взаимозависимости безопасности Турции с Центральным Кавказом связан с секьюритизацией социо-ценностного и экономического значения стабильного и неподконтрольного третьим державам выхода к тюркским государствам постсоветского пространства. Идея лидерства в «тюркском мире» имеет глубокие исторические корни и после холодной войны особо артикулировалась в турецком обществе19, что и сегодня остается важным компонентом связи ее безопасности не только с Центрально-Кавказским, но и с Центрально-Азиатским регионом.
Конец 1980-х — начало 1990-х годов характеризовались рядом весьма значимых для Турции изменений как во внешнеполитической среде, так во внутреннем положении. Спад напряженности в отношениях между Западом и СССР и последующий скорый распад последнего значительно понизил оценку западными странами геополитической важности Турции и необходимости поддерживать и укреплять «южный фланг» НАТО, в том числе и через его интеграцию в единую политическую систему европейских демократий. «Внезапно советская угроза пошла на убыль и будущее альянса НАТО и роли Турции в его рамках стали неясными. Это чувство небезопасности (в Турции. — Дж.Э.) усугублялось решением Европейского сообщества дать решительный отказ заявке Турции на членство в 1989 году»20. Это поставило Турцию перед необходимостью переосмыслить концепцию своей безопасности, да и в целом стратегию развития государства в условиях «нового» мира. Этот долгосрочный процесс продолжается по сей день.
Развитие Турции на основе принципов кемализма впервые было серьезно поставлено под сомнение именно под действием новых международных обстоятельств, сложившихся после холодной войны. Заложенные Ататюрком принципы были нацелены на
18 См.: История Османского государства, общества и цивилизации. С. 88.
19 См.: Burnashev R. Regional Security in Central Asia: Military Aspects. В кн.: Central Asia. A Gathering Storm? / Ed. by B. Rumer. New York: M.E. Sharpe, 2002. P. 132.
20 Ruseckas L. Turkey and Eurasia: Opportunities and Risks in the Caspian Pipeline Derby // Journal of International Affairs, Fall 2000, Vol. 54, No. 1. P. 219.
преобразование Турции в европейскую страну, в часть единой системы Запада, основывающуюся на западных ценностях, а не на державных идеях лидерства в тюркском и исламском мире, как это было во времена империи. Решение Европейского сообщества отказать Турции в членстве в 1989 году оказалось наиболее болезненным испытанием для кемалистской концепции развития страны, и сложившаяся после этого ситуация усилила позиции сторонников ее самостоятельного державного статуса и поведения с артикуляцией вопросов лидерства в тюркском и исламском мире.
Активность и подходы турецкой политической элиты того времени, и в частности президента Тургута Озала, свидетельствовали по меньшей мере о зачатках пересмотра кемалистского подхода к евразийскому статусу страны. И в первую очередь это коснулось взаимоотношений Турции с тюркскими ННГ и с РФ.
Основатель Турецкой Республики Мустафа Кемаль главным признавал развитие отношений с Западом и конечную политическую, экономическую и культуро-ценност-ную интеграцию Турции в Европу. Он не выделял особой исторической роли страны в Евразии, сторонясь прежних пантюркистских идей в отношении народов Кавказа и Центральной Азии и считая важным поддерживать нормальные отношения с СССР21. При Озале хотя и официально не ставилось под сомнение стремление Турции в Европу, но делались недвусмысленные попытки пересмотреть прежние позиции в отношении постсоветского пространства. «После распада Советского Союза Кавказ и Центральная Азия превратились в фокус дипломатической активности Турции, пик которой приходится на начало 1990-х годов. Турция пыталась использовать сильную культурную и языковую связь с новыми республиками. Возросший интерес турецкого государства к региону символизировался созданием «Турецкого агентства по сотрудничеству и развитию» (Т1КА) и организацией ежегодных саммитов государств Турции и тюркских республик, самый первый из которых был проведен в Анкаре в октябре 1992 года»22. В политической элите стали даже заявлять о некоем «ближнем зарубежье» Турции, относя это к тюркским государствам бывшего СССР23.
В «пост-озаловский» период турецкая активность на юге постсоветского пространства стала уменьшаться; последующие власти, развивая связи с тюркским миром, старались не забывать об интересах и аналогичных традициях влияния здесь усиливающейся России. Кроме того, сказали свое слово география и экономика: отсутствие непосредственной сухопутной связи с Центральной Азией ограничивало возможности проекции турецкого влияния в странах региона24. Экономика, показывавшая высокие темпы роста при Озале, при последующих властях пережила ряд серьезных кризисов.
Тем не менее интересы безопасности Турции в Центральной Азии и на обеспечивающем доступ к ней Центральном Кавказе сохраняются. И есть достаточно оснований полагать, что секьюритизация Центрально-Азиатского региона и необходимости поддержания «кавказского геополитического моста» к нему может существенно усилиться. Это в значительной мере остается зависимым от решения вопроса о вступлении Турции в ЕС, чего, по всей видимости, в лучшем случае, скоро ожидать не приходится. Чем более очевидной будет отрицательная перспектива членства в Объединенной Европе, тем больше будут усиливаться в турецком обществе тенденции возврата к тюркско-исламской социально-ценностной базе со всеми связанными с этим державными традициями и принци-
21 Ruseckas L. Op. cit. P. 220.
22 Onis Z. Turkey and Post-Soviet States: Potential and Limits of Regional Power Influence // Middle East Review of International Affairs, Summer 2001, Vol. 5, No. 2. P. 67.
23 Cm.: Ruseckas L. Op. cit.
24 Cm.: Uslu N. Op. cit. P. 182; Sokolsky R., Charlick-Paley T. NATO and Caspian Security. A Mission Too Far? Washington: Rand Corporation, 1999. P. 42.
пами геополитики. Весьма уместна в этом отношении мысль, высказанная З. Бжезинским еще в 1990-х годах: «Если Турция будет чувствовать себя европейским изгоем, она будет становиться более исламской и менее склонной к сотрудничеству с Западом в интегрировании Центральной Азии в мировое сообщество»25.
В том, что эта перспектива не столь уж и нереальна, убеждают политические процессы, происходящие в турецком обществе с середины 1990-х годов, в частности, значительное усиление ислама в политической жизни государства. В 1996 году коалиционное правительство Турции возглавил лидер происламской Партии благоденствия Ниджмеддин Эрбакан, и только очередное вмешательство турецких военных заставило его подать в отставку. В 2002—2003 годах на пост премьер-министра был избран Абдулла Гюль — представитель происламской Партии справедливости и развития. На парламентских выборах 2007 года эта партия одержала победу и ее лидер Тайип Реджеп Эрдоган сформировал правительство страны, а на состоявшихся в том же году президентских выборах победу одержал А. Гюль. Иными словами, происламская Партия справедливости и развития сегодня является в Турции правящей.
И весьма показательно, что отмеченная тенденция в турецком обществе сопровождается соответствующими изменениями в политическом поведении Турции, которое в наиболее общем плане можно характеризовать как выход из геополитической орбиты Запада и ставку на формирование самостоятельной геополитической стратегии. В этом отношении наиболее запомнившимися из последних примеров были активность официальной Анкары во время и после российско-грузинской войны 2008 года, в частности позиция в отношении допуска американских военных кораблей в Черное море26 и инициатива по созданию «Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе»27, а также все более жесткая критика политики Израиля в отношении Палестины28.
Интересен еще один пункт взаимозависимости безопасности Турции с Центральным Кавказом и Центральной Азией. Экономика страны зависима от внешних энергоисточников. Темпы экономического роста Турции не могут удовлетворяться ее незначительным энергетическим потенциалом. Следовательно, ее основные нефтегазовые ресурсы формируются за счет импорта.
Необходимость обеспечить энергетическую безопасность стимулирует все более активное вовлечение Турции в два этих региона бывшего СССР, что уже вылилось в участие официальной Анкары в осуществлении в конце 1990-х — начале 2000-х годов проектов нефтепровода Баку — Тбилиси — Джейхан и газопровода Баку — Тбилиси — Эрзерум.
Разумеется, в перспективе дело не ограничивается доступом к азербайджанской нефти и газу. В основе заинтересованности Турции в Кавказе в постсоветский период, по мнению Б. Араса, стояло стремление обеспечить гарантированный выход к жизненно важным энергетическим ресурсам, извлекать доходы из транзита энергоресурсов и полу-
25 Brzezinski Z. A Geostrategy for Eurasia // Foreign Affairs, September/October 1997, Vol. 76, No. 5. P. 57.
26 Ссылаясь на конвенцию Монтрё от 1936 года Турция фактически ограничила доступ в Черное море кораблей ВМФ США, которые должны были оказать давление на Кремль в ходе российско-грузинской войны 2008 года.
27 Одной из главных идей данной инициативы было признание необходимости решать региональные проблемы самими странами региона (Армения, Грузия, Азербайджан, Россия и Турция).
28 Последним инцидентом, усилившим напряженность в турецко-израильских отношениях, был перехват израильскими ВМС в июне 2010 года шести судов так называемой «Флотилии свободы», которые вышли на прорыв блокады сектора Газа, в результате чего погибло около 20 человек, среди которых были и граждане Турции. Реакция официальной Анкары включала обвинения в адрес Тель-Авива в его препятствовании ближневосточному урегулированию, отзыв посла, инициирование обсуждения данного вопроса в Совете Безопасности ООН, отмену запланированных совместных военных учений.
чить новые рынки для турецких товаров, в особенности в Азербайджане, Туркменистане и Казахстане29.
Важность реализации неподконтрольного другим евразийским силовым центрам кавказско-каспийского энергетического моста кратно повышается в рамках перспективы усиления в Турции державных тенденций. Не секрет, что геополитическая субъектность державы и ее способность к устойчивой проекции своего влияния во «внешних» пространствах зависит и от степени ее долгосрочной экономической самодостаточности, в первую очередь в энергетических параметрах. Ибо без этого обеспечить себе необходимую автономность геополитической активности представляется делом крайне сложным. Как уже отмечалось, Турция на сегодня далеко не самодостаточна в плане энергетики. А вот ее ближайшие геополитические конкуренты, Россия и Иран, обладают большими запасами энергоносителей30, что во многом способствует сравнительной независимости их экономических возможностей от других государств/держав, создавая мощный внутренний базис для экономического роста и независимой геополитической активности. В отличие от России и Ирана Турция не только не обладает такими факторами долгосрочной экономической самодостаточности, но в определенной степени зависима от этих держав в обеспечении своей экономики необходимыми энергоносителями31, что, естественно, увеличивает ее сравнительную уязвимость и ограничивает ее возможности в геополитической конкуренции с ними.
Единственный в таких условиях путь для Турции связан с достижением альтернативных неподконтрольных РФ и Ирану энергоисточников, одним из которых является Каспий. В перспективе при сохранении «трансрегионального моста» Грузия — Азербайджан энергоносители Казахстана и Туркменистана могут снизить энергетическую уязвимость Турции.
Очевидно, отмеченный интерес Турции предполагает если не единое, то хотя бы тесно взаимосвязанное понимание Центрального Кавказа и Центральной Азии, ибо без коммуникационных возможностей первого не представляется реальным говорить о реализуемости целей официальной Анкары во второй. И, учитывая текущую конфликтность ее отношений с Арменией, а также относительно сильное влияние Кремля здесь, альянс с Грузией и Азербайджаном позволил бы рассчитывать на создание такого «кавказско-каспийского моста» в Центральную Азию.
Кавказская диаспора
Усиление секьюритизации кавказских проблем в Турции может быть стимулировано и деятельностью некоторых внутренних социальных групп, в первую очередь этнических диаспор кавказских народов — черкесов, абхазов, чеченцев, грузин и др. Учи-
29 См.: Aras B. Turkey’s Policy in the Former Soviet South: Assets and Options // Turkish Studies, Spring 2000, Vol. 1, No. 1. P. 39.
30 Российские нефтяные ресурсы составляют 5,6%, а иранские — 10,3% общемировых. Запасы природного газа в России составляют 23,7%, а в Иране 15,8% общемировых (см.: BP Statistical Review of World Energy, June 2010. P. 6, 22 [http://www.bp.com/liveassets/bp_internet/globalbp/globalbp_uk_english/reports_and_ publications/statistical_energy_review_2008/STAGING/local_assets/2010_downloads/statistical_review_of_world_ energy_full_report_2010.pdf]).
31 Около 60% потребляемого в Турции газа импортируется из России (см.: Murinson A. Russia’s Use of the Montreux Convention as a Factor in its New Policy toward Turkey // Azerbaijan in the World, ADA Biweekly Newsletter, 15 October, 2008, Vol. 1, No. 18. P. 8 [http://www.ada.edu.az/files/beweekly/26/ADA%20Biweekly_Vol.% 201_No.%2018.pdf]).
тывая их сохраняющиеся связи с исторической родиной и понимание практики, которая стала причиной переселения кавказцев в Турцию, их активность и влияние на поведение официальной Анкары сбрасывать со счетов не следует. Как отмечает Дж. Хьюит, «существование, в основном в Турции, большой С(З) (Северо-западной. — Дж.Э.) кавказской диаспоры — важный, но в большинстве случаев игнорируемый фактор в оценке региональных отношений»32. И сегодня в свете геополитических изменений под влиянием российско-грузинского кризиса августа 2008 года и признания официальной Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии этот фактор может сыграть весьма ощутимую роль в формировании подходов к кавказской политике Турции.
Как известно, активная трансрегиональная миграция северокавказских народов была связана с кавказскими войнами Российской империи в Х1Х веке. Попытки силового поглощения региона сопровождались применением переселенческой политики — выселением мусульман и расселением христианского населения — армян, казаков. Характерно, что аналогичные подходы использовались и в бытность СССР. Наиболее запомнившийся пример практики насильственного переселения в политических целях — депортация в 1943—1944 годах в Казахстан и Сибирь чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, турок-месхетинцев, обвиненных в якобы «сотрудничестве с фашизмом»33.
После холодной войны турецкие граждане кавказского происхождения — а их, по некоторым данным, насчитывается как минимум 7 млн чел.34 — продолжали наблюдать примеры насилия на их исторической родине. Вооруженные конфликты на постсоветском Кавказе также привели к миграции населения, в том числе и в Турцию. Разумеется, речь прежде всего идет о двух русско-чеченских войнах, приведших, пожалуй, к наиболее масштабной гуманитарной катастрофе за всю постсоветскую историю Северного Кавказа. И это не могло не дополнить элементами враждебности и без того богатую этим историческую память кавказских народов, проживающих ныне как в РФ, так и в Турции и в других странах Ближнего Востока.
Заключение
Взаимосвязь безопасности Турции с Центральной Евразией является достаточно тесной и функциональной в плане стимулирования соответствующего политического поведения. Среди наиболее важных факторов, на которых основывается упомянутая взаимосвязь, — географическая близость, этноконфессиональная общность, богатая история взаимоотношений с народами региона и сопредельными державами, в том числе и великодержавные традиции, связанные с господством в этом регионе. Постбиполярный мир характеризовался исчезновением главной в период холодной войны советской угрозы, вместе с тем процессы на постсоветском пространстве далеко не способствовали его превращению в стабильный сегмент геополитического окружения Турции.
Хотя изменения в балансе сил на Черном море, связанные с коллапсом СССР, и были в целом в пользу Турции, однако это не ликвидировало уязвимость ее черноморского побережья. Последняя на сегодня определяется развитием турецко-российских отношений. Если текущие позитивные элементы в двусторонних отношениях, основанные преимущественно на сотрудничестве в экономике (торговля, туризм, энергетика) сохра-
32 Hewitt G. Abkhazia, Georgia and the Circassians (NW Caucasus) // Central Asian Survey, 1999, Vol. 18, Issue 4. P. 466.
33 Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. New Haven: Yale University Press, 1998. P. 316.
34 Cm.: Winrow G. Op. cit. P. 32.
нятся или будут дополнены, то это по логике экономической взаимозависимости должно привести к ослаблению факторов военно-политической конкуренции между ними, в частности на черноморском театре, и к уменьшению соответствующей уязвимости Турции.
Обострению же данной уязвимости прежде всего будет способствовать процесс реставрации Россией своего великодержавного статуса. Если он будет устойчив и результативен и, более того, если это превратится в ключевую идею для консолидации российского общества, то это приведет к усилению конкурентности в российско-турецких отношениях как на Черном море, так и на кавказско-каспийском пространстве. Что, вероятно, отразится и на двух других ключевых сегментах взаимосвязи безопасности Турции с Центральной Евразией — комплексе проблем, связанных с отношениями с Арменией, а также «курдском вопросе».
Секьюритизации кавказских проблем в Турции способствует и деятельность ее достаточно многочисленной кавказской диаспоры, а также идеологические и энергетические интересы, связанные с обеспечением стабильного и неподконтрольного другим державам геополитического выхода к тюркским государствам Центральной Азии. Последнее, по всей видимости, будет усиливаться по мере движения Турции к статусу самостоятельной евразийской державы.
