CC BY
103
Приведённый перечень, конечно, не исчерпывает все закономерности, регулирующие социокультурное развитие, но он позволяет спрогнозировать некоторые тенденции обозримого культурного будущего. В нём можно ожидать, во-первых, ускорение темпа перемен культурных форм, стилей, порядков, во-вторых, понижение актуальной значимости национальной самобытности культуры, постепенно превращающейся в специфическую субкультуру традиционалистской части населения. И, в-третьих, в качестве опре-
делённой компенсации снижения значимости национального начала следует ожидать повышения роли и значимости индивидуального начала в культуре, уже не только в художественной, что фактически наблюдается с времён Ренессанса, но теперь и в социальной культуре.
Этот прогноз касается обозримых культурных перспектив развитых постиндустриальных стран. Актуальность этого прогноза для россии будет зависеть от темпов и особенностей её постиндустриального развития.
Ц
енности и смыслы «НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОЕКТА»:
ПАЛИМПСЕСТ И АПОКРИФ
УДК 130.2
М. И. Козьякова
Высшее театральное училище (институт) имени М. С. Щепкина
при Государственном академическом Малом театре России (ВТУ им. Щепкина)
Глобальные вызовы современности, этноконфессиональные, национальные, региональные конфликты с неизбежностью выдвигают на первый план вопросы национальной, конфессиональной специфики. Автор рассматривает в данной статье проблемы национальной идентичности, анализируя их в контексте доминантных событий русской истории. «Национальный проект» неоднократно «переписывался», менялся вектор, определявший направление дальнейшего развития, однако цивилизационный код, ценности и смыслы глубинного уровня оставались неизменными. Проходя «огонь и воду» исторических трансформаций, они сохранялись, подобно апокрифам, в народном сознании, запечатлеваясь в культурной традиции.
Ключевые слова: глобализация, национальная идентичность, «национальный проект», ценности и смыслы, цивилизационный код, палимпсест, апокриф.
M. I. Kozyakova
Higher theatre school (Institute) named after M. S. Shchepkin under the State Academic Maly Theatre of Russia, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury), Neglinnaya str., 6/2, bldg. 1, 2, 109012, Moscow, Russian Federation
THE VALUES AND MEANINGS OF THE "NATIONAL PROJECT": PALIMPSEST AND THE APOCRYPHA
Global challenges, ethno-religious, national, regional conflicts invariably bring on the foreground issues of national, confessional specifics. The author considers in this article the problems of national identity, analyzing them in the context of the dominant events of Russian history. "The national project" has "rewritten"many times, changed the vector determines the direction of further development, however civilizational code, values and meanings underlying level remained the same. They remained in the national consciousness, passing through "fire and water" historical transformations, like the Apocrypha were depicted in cultural traditions.
Keywords: globalization, national identity, "the national project", values and meanings, civilizational code, palimpsest, the apocrypha.
КОЗЬЯКОВА МАРИЯ ИВАНОВНА — доктор философских наук, кандидат экономических наук, профессор кафедры философии и культурологии Высшего театрального училища (института) имени М. С. Щепкина при Государственном академическом Малом театре России (ВТУ им. Щепкина)
KOZYAKOVA MARIYA IVANOVNA — Full Doctor of Philosophy, Ph.D. (Economics), Professor of Department
of the philosophy and culture, Higher theatre school (Institute) named after M. S. Shchepkin under the State Academic
Maly Theatre of Russia _
e-mail: markoz@yandex.ru
© Козьякова М. И., 2015
Доминировавший вплоть до для недавнего времени стадиальный тип общественного развития, определяемый, казалось бы, незыблемыми социальными, экономическими, культурными закономерностями, теперь всё более уходит в прошлое. Эволюционный вектор, генерировавший прогрессивные тенденции в различных областях человеческой жизни, заменяется стохастической пульсацией, разорванными ритмами, инволюционными, регрессивными процессами. Вместе с нарастанием масштабов, радикализмом происходящих трансформаций, ростом солипсизма нарушается устойчивость среды обитания — на место предсказуемого, значимого мира приходит мозаичное многообразие спонтанных вариаций, увеличиваются экономические, политические, социальные, экологические риски, которые превращаются в «неотъемлемую принадлежность прогресса» [1, с. 55].
в связи с этим особую актуальность приобретают исследования системных стабилизаторов, в том числе базовых атрибуций, таких как национальная, социальная, конфессиональная принадлежность, а также факторов, опосредующих их модификации. Национальные приоритеты, перспективы их развития, национальные проблемы и национальные интересы перемещаются с периферии общественного внимания в центр ожесточённой политической, идеологической, экономической борьбы, проецируются в фокус важнейших проблем современности.
Содержательный потенциал смыслогене-тически родственных продуктов индустриальной эпохи — наций и национализма — в современных условиях поляризуется, они получают различные, как правило, диаметрально противоположные этические оценки. Так, нации, национальное представительство, интересы, национальные проекты и т.п. наделяются положительным смыслом как институции (деятельность), способствующие стабилизации, упорядочению культурных, социальных, институциональных структур, организации социального взаимодействия. национализм же интерпретируется как по-
литически маргинальный функционал, априори оценивается негативно, снабжается отрицательными коннотациями: он ассоциируется с фашизмом, шовинизмом и ксенофобией, поскольку был скомпрометирован идеологией и практикой германского национал-социализма, современными проявлениями в виде геноцида и этнических чисток.
национализм, однако, многогранен: он не только постулирует превосходство отдельного народа, нации, этноса. Рассмотренный в исторической ретроспективе, он инспирирует рождение современных наций, происходившее в период нового времени. в этом генезисе исходным пунктом являлась борьба за национальное и социальное освобождение — первоначально нации формировались в ходе национально-освободительной борьбы в Латинской Америке, в США; политически же феномен нации конституа-лизировался во время великой французской революции (1789—1794), объединив народ в новую гражданскую общность вместо «подданства французской короны». Освобождённая от крайностей радикализма, национальная идея может внести положительную мотивацию в консолидацию общества, усилить внимание к родной культуре, языку. в известной степени она замещает в современных условиях такие доминантные в прошлом идентичности, как конфессиональные, сословные, классовые.
Актуализации проблематики «национального проекта» способствует также развитие в различных регионах мира глобализацион-ных тенденций. Эти явления, бесспорно, действуют в одном и том же направлении, подобно гигантскому катку, равняющему культурное пространство, и потому одинаково враждебны к исторически сложившимся формам аутентичности. Мир стремительно меняется, и стабильные в прошлом ориентиры, дававшие возможность транслировать опыт предыдущих поколений, утрачивают некогда императивные характеристики, подвергаются рестрикции либо элиминируются, заменяются новыми, нередко в угоду политической
конъюнктуре. тенденция к образованию единого культурного пространства оборачивается в условиях информационного общества властью сильнейшего: доминирующие североатлантическая либо европейская модели навязывают остальному миру собственную систему ценностей, стереотипы образа жизни. Однако в культуре «пограничная зона», «пограничье» были всегда особо выделенной зоной: о значимости границы писали и М. М. Бахтин, и Ю. М. Лотман: «... наиболее "горячими" точками семиообразовательных процессов являются границы семиосферы. Граница — механизм перевода текстов чужой семиотики на язык "нашей", место трансформации "внешнего" во "внутреннее", это фильтрующая мембрана, которая трансформирует чужие тексты.» [4, с. 262].
вторжение в национальное культурное, политическое пространство с целью реализации собственных интересов может протекать явно или скрытно, имплицитно, не вызывая сопротивления окружающей среды. наиболее эффективно в этом плане использование «мягкой силы», концептуализированной Дж. Найем. К ней обычно относят авторитет страны на международной арене, уровень развития экономики, внешнюю политику, успехи дипломатии, а также социокультурные факторы — идеологию, ценности, качество и уровень жизни. Страна может оказывать влияние привлекательностью собственного образа, своими спортивными, творческими достижениями.
Сценарий «мягкого» воздействия, однако, ни в коей мере не отменяет «жёсткого» варианта, который используется сильнейшими игроками. Принудительной адаптации подвергаются не только важнейшие системы и структуры общества, но и личностные диспозиции, включая ментальности, социальные практики, образцы поведения людей. всё более теряют своё значение историческая память и опыт, нарушается межгенерационная преемственность — культурная традиция утрачивает важнейшие функции поддержания порядка, моделирования поведенческих стереотипов.
«традиция, лишённая содержания и подвергшаяся коммерциализации, превращается либо в часть исторического наследия, либо в китч — безделушки сувенирного магазина в аэропорту» [2, с. 60—61].
Глобализация не только выравнивает «культурный ландшафт». во многих случаях она, наоборот, становится причиной возрождения культурной самобытности, поскольку «культурный империализм» вызывает протест, провоцирует поворот к этническим, национальным истокам: «местный национализм оживает в ответ на глобализационные тенденции» [2, с. 30]. Неизбежной и неотложной задачей при данных обстоятельствах становится работа по реализации «национальных проектов», поскольку социализация неизменно связана с проблемой поиска идентичности как в национальных, конфессиональных, гендерных, генерационных, иных групповых аспектах, так и в аспекте личностного самоопределения.
постепенное изменение условий жизнедеятельности, смена доминантных признаков, определяющих типологические черты членов гражданского общества, происходят как в центре, так и на периферии социальной активности. ослабевает императив многочисленных связей, обязательств, предписаний, сопровождавших человека на протяжении всей его жизни. таксономически акцентированные, обязательные для выполнения в традиционном обществе, они нивелируются и исчезают, знаменуя тем самым обретение человеком большей свободы в проявлении своей воли. происходит определённая эмансипация, освобождение от регламентирующих установок, диктуемых социальной средой. в отличие от коллективистских ориента-ций традиционного общества, такая свобода однозначно оценивается в либеральной среде как положительный эффект.
Антропоцентрическое целеполагание, культивирование индивидуализма, борьба за демократические свободы как за его необходимую предпосылку имеют в западном мире длительную историю, проходят «красной»
нитью через весь период Нового времени. Европейский «проект модерна» был обога-щён протестантской этикой труда, идеями великой французской революции, в которых нашла своё выражение квинтэссенция западных цивилизационных идеалов — лозунги «свобода, равенство, братство». Важнейшая ценность буржуазного мира — собственность — лежит в основании таких институтов, как «гражданское общество», «правовое государство», «просвещение». Собственность закладывает фундамент цивилизации модерна, скрепляет комплекс правовых гарантий, формирует свободы буржуазного мира. Она же должна, как полагают западные теоретики, способствовать рождению аутентичного субъекта, так как по мере продвижения по этому пути происходит формирование свободной личности — индивида, наделённого как гражданскими правами, так и «абсолютным суверенитетом взглядов и наклонностей человека» (ф. фон Хайек).
на практике, однако, всё более рационализирующийся западный мир в массовом порядке генерирует иную индивидуальность: человек-масса, или «листья травы» (У. Уитмен), становится типичным персонажем современности, актором гражданского общества. Эра масс (Г. Лебон), восстание масс (X. Ортега-и-Гассет), век толп (С. Москови-чи) обрели свою аутентичную основу в массовых стереотипах и стандартах, в однородности конвейерного производства и брендово-го потребления, в макдональдизации процессов образования, здравоохранения, культуры [6, с. 143—145]. В лоне европейской цивилизации систематически возрождается варварство, связанное с «тиранией большинства» (А. де Токвиль). Это диктатура большинства, не желающего терпеть рядом с собой тех, кто к нему не принадлежит, — не коллектив, но масса апеллирует к всевластию государства, требуя повсеместной стандартизации и унификации, прибегая к систематической агрессии по отношению ко всем несогласным.
преодоление и замена традиционных ценностей выступает здесь как необходимое
условие успешного развития. Самосознание субъекта всё в большей степени нацелено на обустройство материального мира, преобразование окружающей среды, апостасийный поиск земного рая. Индивидуалистические установки рефлексирует позитивистская философия Г. Спенсера, они концептуализируются фундирующим постулатом: «каждый человек волен делать то, что желает, если не нарушает при этом равную свободу любого другого человека». Этот посыл служит оправданием отхода от традиционалистских ценностей, полагая принципиальную неразличимость добра и зла, добродетели и порока.
Англо-саксонский пуританизм, пронизанный ветхозаветным мессианизмом, воспринимает весь мир как сферу гегемонии Pax Americana. И это имеет основания: человек массы относительно легко поддаётся воздействию политтехнологий, политическому и социальному манипулированию. Наглядный пример подобных трансформаций предлагают бывшие советские прибалтийские республики, ныне самостоятельные государства Литва, Латвия и Эстония, а также Украина. Эти государства выстраивают «национальный проект» на конъюнктуре момента, как палимпсест, стирая и переписывая главы своей истории. Политизация исторических реалий, кардинальная переоценка совместного прошлого, в том числе в период борьбы с фашизмом, привели к подъёму националистических движений, к оправданию многих преступлений, совершенных карателями в годы Второй мировой войны.
В этом плане особенно характерна ситуация на украине, где практически уже выросло целое поколение, воспитанное не на идеалах добрососедского взаимопонимания братских славянских народов, а на готовности противостоять «имперским притязаниям» Москвы. Для этого применяется передёргивание или откровенное извращение исторических фактов, будь то спекуляция с «голодомором» или оценка основополагающих событий прошлого, таких как создание украинской государственности, борьба с фашизмом. Реставриру-
ется идеология бандер и шухевичей, объявленных радикалами национальными героями с молчаливого согласия политических элит; подвергаются отрицанию подвиги советского народа в годы великой отечественной войны; создаётся и активно внедряется в сознание соотечественников образ россии как врага. раскол в обществе, война, преступления против мирного населения стали закономерным итогом подобного катастрофического сценария.
Любой «национальный проект», не нацеленный на узкоконъюнктурные потребности властной верхушки, проект, учитывающий перспективы общественного развития, должен отвечать интересам широких сло-ёв гражданского населения. он формируется как теория реализации идентификационной синестезии и потому не только учитывает конъюнктуру сегодняшнего дня, но и включает доминантные цивилизационные характеристики. Это те ценности и смыслы, присутствующие в народном сознании, которые закреплены на архетипическом уровне. Бытующие явственно или же по большей части неявно, имплицитно, не признанные и не легитимированные властными структурами, они проходят через «огонь и воду» исторических пертурбаций, подобно апокрифам, онто-логизируются культурной традицией.
проблема социально-культурной идентичности остро стоит и для россия, возвращающейся после своего краткого исторического «небытия» в круг великих держав, определявших пути современного развития. Сама возможность реставрации, возможность занять то место, которое по праву принадлежало ей в XVIII, XIX, XX веках, связана с восстановлением целого ряда исторических атрибуций. Чрезвычайно важным в связи с этим представляется вопрос об исторической памяти, проясняющей подходы к проблеме современной культурной идентичности, которая раскрывается в контексте анализа трёх взаимосвязанных моментов: памяти, места действия и сети смыслов (п. в. престон). Эти составляющие на протяжении россий-
ской истории неоднократно менялись, коренным образом трансформировались, стирались из памяти и формировались заново.
Начав своё историческое развитие на необъятных просторах великой русской равнины, российская государственность изначально строилась на фундаменте разнообразного этнического «материала», чьё богатство в дальнейшем опосредовалось многообразными культурными влияниями. Духовной основой более 150 племён, населявших данную территорию, являлось язычество, почитание и поклонение природным стихиям, о чём свидетельствует многочисленный пантеон языческих богов, древние культовые обряды и ритуалы. Связь человека с природой, антропоморфная персонификация отдельных природных феноменов занимали главное место в системе ценностей, являли стратегическую доминанту славянского идентификационного комплекса.
Впервые стирание цивилизационного «текста» происходит под влиянием византии: принятие христианства, а также всего комплекса сопровождающих его социальных норм можно интерпретировать не только как религиозный, но и как самый ранний социальный, политический, культурный палимпсест на территории российского государства. православное христианство, принятое русью, «вычищает» языческий синкретизм, пишет новый исторический текст, определивший ценности и смыслы дальнейшего развития, собственной исторической судьбы. Вместе с верой усваивалось богатейшее культурное наследие античности, а также идеи и практика государственного строительства, необходимые для цементирования огромных территорий вместе с многочисленными народами, обитавшими на них.
русь, получая крещение из Византии, присоединялась к величественному «материку» православного христианства. Империя ро-меев являла собой символ богатства и мощи, пример не характерного для той эпохи прочного государственного образования с сильной централизованной властью, организо-
ванной бюрократической машиной и армией. Византия, как писал Тойнби, «... опережала западное христианство на семь или восемь столетий, ибо ни одно государство на Западе не могло сравниться с Восточной римской империей вплоть до XV—XVI вв. ...» [5, с. 319].
новый палимпсест пишется в период татаро-монгольского нашествия, последовавшего затем двухсотлетнего чужеземного ига, прервавшего динамичное развитие Древней Руси. Главным «приобретением» осталась традиция властного деспотизма, тот «внутренний Восток», который не раз ещё зловеще оживёт в трагической истории России. Освободившись от захватчиков, растущая Московия поглотит в скором времени остатки распавшейся Орды, включив в свой состав этнические группы бывших завоевателей.
В новое время новый ценностной комплекс будет заложен петровскими реформами, «вестернизацией», жёстко ориентировавшей дворянство и городские слои на европейские нормы. петровская модернизация дала пример глобальной трансформации, она коренным образом преобразовала жизнь правящего класса, затронула экономику и военное дело, административную систему и образование. появляется новый «язык культуры» (Д. С. Лихачев): дворянская среда ассимилирует западную культуру, воспринимая инновации не только в повседневном обиходе, но и в духовно-интеллектуальной сфере — в искусстве, философии, литературе. В последующем возникнет странная ситуация, когда правящий класс настолько отдалится от основной массы народа, станет настолько космополитичным, что на его представителя будут смотреть как на «случайно родившегося в России француза» (В. О. Ключевский).
Абсолютная гегемония французской культуры будет поколеблена у поколения, пережившего наполеоновское нашествие. «Отцы были русскими, которым страстно хотелось стать французами; сыновья были по воспитанию французами, которым страстно хотелось стать русскими» [3, с. 228]. Вновь переписывается культурный текст:
Отечественная война, вызванный ею патриотический подъём знаменовали собой важную веху в развитии национального самосознания. В последующем эти явления нашли своё выражение в интересе к отечественной истории — к ней обращаются композиторы и поэты, писатели и драматурги, активизируется изучение фольклора, осмысливается феномен «народности».
на Вызов, предложенный нашей национальной культуре в виде давления чужой иноязычной системы, был дан мощный Ответ русской самобытностью, составившей «золотой» фонд русской культуры. Этот Ответ шёл «снизу», из кругов светской (дворянской) интеллигенции, ответом же властей явилась теория «официальной народности», проект, выраженный в идеологеме «самодержавие, православие, народность». В нём самодержавная Россия противопоставлялась Западу, заражённому идеями либерализма, а «народность» рассматривалась в качестве оплота политической стабильности, создавая идеологическое прикрытие для усиления «охранительных» функций государства.
Эпохальные катаклизмы первой мировой войны, Октябрьской революции (1917) преобразовали социальную систему, разрушили «мир насилья» и, казалось бы, навсегда похоронили «старую» культуру. Тяжёлая, трагическая ситуация сложилась после Октябрьской революции: вновь переписывалась книга жизни — старый мир с его традициями, системой ценностей и смыслов разрушался до основания. В историческом эксперименте идейный диктат и абсолютизация революционности сопрягались с культом вождей и практикой террора, необходимым, чтобы «перестроить всю жизнь до дна по выдуманным схемам» (П. А. Флоренский). Новый идентификационный код включал в себя лозунги «внутренней классовой борьбы», и воинствующий космополитизм, отрицавший отечественную историю, называвший «классовыми врагами» такие исторические фигуры, как Александр Невский и Дмитрий Донской, объявлявший «классово чуждой» великую
литературу — А. С. Пушкина, ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого.
За время своего более чем полувекового господства, однако, коммунистическая теория претерпела известную эволюцию — марксистская идеология парадоксальным образом соединялась с историей российского государства. Происходил постепенный отход от воинствующей революционности, в годы Великой отечественной войны вернулась память о героических подвигах предков, получили свои права советский патриотизм, любовь к отечеству, а идеи пролетарского интернационализма обрели новую жизнь в освобождении от фашизма европейских народов. реабилитированная победой коммунистическая идеологема была скорректирована естественным стремлением человека жить и трудиться на своей земле. В последующие мирные десятилетия она выполняла важнейшую функцию консолидации и идентификации советского общества.
революционная перестройка общества в конце столетия снова упразднила систему уже укоренившихся советских ценностей и смыслов — ушла в небытие великая страна, созданная трудом, усилиями и страданиями миллионов людей. В пустое пространство аксиологической ниши устремились со всего света симулятивные идеи, образы и мифологемы, ремейки и парафразы, весьма далёкие от подлинной культурной аутентичности, зато удивительно коммерчески конкурентоспособные. Совершенно естественно, что в этом потоке образцов западной массовой культуры доминировали уже готовые клише североатлантического издания.
В реформах нашей страны изначально была задана ориентация на западный опыт, но результаты его применения никак не отвечали ожиданиям. Вестернизация в конечном счёте должна была способствовать нивелированию культурных систем, закреплению стандартов западного индустриального мира, унификации социокультурных характеристик. Жизненная практика показала опасность подобного подхода, невозможность
механического применения рационалистических, радикально позитивистских моделей. В результате использования предложенных атлантическими «данайцами» правил игры в стране произошла радикальная ломка всего и вся — трансформация жизненного уклада, уничтожение социальных и государственных институций, разрушение народно-хозяйственного комплекса. как оказалось, рецепты западного толка далеко не универсальны, эффективность их применения в ином социокультурном контексте вызывает большие сомнения, тем более что предлагались они отнюдь не бескорыстно.
россия никогда не принадлежала к западному цивилизационному универсуму: не вдохновлялась картезианским рационализмом, не признавала протестантскую этику мотивации труда и потребления, не принимала собственность как альфу и омегу жизненного мира. Не внушали ей особого пиетета и либеральные ценности — А. С. Пушкин дал в своё время исчерпывающий ответ: «Не дорого ценю я многие права.» Свобода при этом мыслилась не столько «от» чего-либо, сколько «для», подлежа суду преимущественно не закона, но нравственных канонов.
россия — иная европейская цивилизация. Не отказ от традиционных ценностей, культурных корней, а их сохранение и поддержку необходимо поставить сегодня на повестку дня, что подчёркивал в своих выступлениях Президент россии В. В. Путин в речи на заседании Совета по культуре и искусству, в Выступлении на Валдайском форуме, в Послании федеральному Собранию. Универсалистские ориентации, господствующие в общественном сознании, этатизм, приверженность привычному для многих поколений россиян образу страны как великого государства формируют так называемую великодержавность сознания. Солидарность, вера, органическая целостность общероссийской идеи — всё это восстанавливает ещё недавно, казалось бы, утраченную идентичность. Гордость за страну, отстаивающую свои позиции на мировой арене, восстанавливаю-
щую свои исторические границы, патриотизм, имплицитно присутствующий в российском архетипе, недавно ярко проявили себя в связи с воссоединением крыма с Россией.
Дважды на протяжении прошедшего столетия был преобразован идентификационный комплекс, государство разрушалось и воссоздавалось заново. Однако ценности, определившие лицо русской культуры, оставались неизменными, обеспечивая жизнестойкость и уникальность «русского мира». Они являются традиционными, «родовыми», исторически наследуемыми качествами, сохранявшимися при всех эпохальных катаклизмах.
И потому необходимо, чтобы апокрифическая традиция приобрела легитимный статус,
была достойно отражена в новом «национальном проекте».
как представляется, первые шаги в этом направлении уже сделаны — с начала XXI века постепенно возобновляется государственная активность в сфере культурной политики, конструктивно осмысливаются исторические реалии, предпринимаются шаги по реставрации культурно-исторических символов. Объединительный пафос характерен для таких знаковых событий, как празднование 70 годовщины Победы в Великой Отечественной войне. Историческая память восстанавливается, ведь есть желание, а главное — есть совместная жизнь, общий язык, ценности и смыслы, события, достойные сопереживания, рефлективно объединяющие россиян.
Примечания
1. Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну / пер. с нем. В. Седельника, Н. Федоровой. Москва : Прогресс-Традиция, 2000. 383 с.
2. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь / [пер. с англ. М. Л. Коробочкина]. Москва : Весь мир , 2004. 120 с.
3. Ключевский О. В. Курс русской истории : в 9 томах. Москва : Мысль, 1987—1990. Т. V. Москва : Мысль, 1989. 477 с.
4. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки. Санкт-Петербург : Искусство-СПБ, 2000. 703 с.
5. Тойнби А. Дж. Постижение истории : сборник / гаст. А. П. Огурцов. Москва : Прогресс, 1991. 736 с.
6. Ritzer G. The Mcdonaldization of Society. Pine Forge Press, 2000.
References
1. Beck U. Risikogesellschaft. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1986. (In Rus. ed.: Bek U. Obshchestvo riska: Na puti k drugomu modernu [Society of risk: On the way to other modernist style]. Moscow, Progress-Traditsiya Publishers [Progress Tradition Publishers], 2000. 383 p.
2. Giddens A. Runaway world: how globalisation is reshaping our lives. Moscow, Ves Mir Publishers, 2004. 120 p. (in Russian)
3. Klyuchevsky O. V. Kurs russkoi istorii, v 9 tomfkh, tom 5 [Handbook of Russian History, in 9 vol., vol. 5]. Moscow, Mysl Publishers, 1989. 477 p.
4. Lotman Yu. M. Vnutri myslyashchikh mirov [In the conceiving worlds]. Semiosfera. Kultura i vzryv. Vnutri myslyashchikh mirov. Statyi. Issledovaniya. Zametki [Semiosfera. Culture and explosion. In the conceiving worlds. Articles. Researches. Notes]. St. Petersburg, Iskusstvo-SPb Publ. [Art — St. Petersburg Publ.], 2010. 703 p.
5. Toynbee A. J. A study of history, 1934 —1961. (In Rus. ed.: Toinbi A. Dzh. Postizhenie istorii [A study of history]. Moscow, Progrss Publ., 1991. 703 p.)
6. Ritzer G. The Mcdonaldization of Society. Pine Forge Press, 2000.
