CC BY
74
ИСТОРИЯ, ПОЛИТОЛОГИЯ
ТРАНСФОРМАЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА:
ОТ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ К ЭЛЕКТОРАЛЬНЫМ КЛАСТЕРАМ (ИЗ ОПЫТА США И РОССИИ)
С.Г. Зырянов
Электоральные кластеры стали объективной реальностью политической жизни как России, так и США. Несмотря на различия в мотивационной составляющей формирования такого рода групп избирателей, общим является типология организационных структур и их противостояние традиционным политическим факторам. В условиях углубления кризиса традиционного института общенациональных партий электоральные кластеры с каждым годом могут занимать все больше ниш в электоральном пространстве современной России.
Ключевые слова: политическое пространство, электоральный кластер, социальная сеть, транзитивный политический режим, отчуждение граждан от власти, партия как политический институт.
Политическое пространство (англ. -
political space) представляет собой среду ресурсных, структурных, процессных, т. е. политических, экономических и других элементов и коммуникаций, ограниченную либо формально-юридическими рамками территории государства, либо рамками относительной однородностью политических процессов и наличием потенциала, необходимого для оказания влияния в государственном или региональном масштабе.
Под термином «электоральные кластеры» (англ. - Electoral cluster) понимаются группы избирателей, ориентированных на использование выборов для достижения узкогрупповых целей, отличающихся от интересов большей части населения, рассматриваемой в указанном контексте как социально-политический агрегат, ранее класс. Задачу выражения интересов таких устойчивых групп избирателей, как классы, должны решать политические партии и общественнополитические движения.
В наши дни все чаще высказывается оценка, что работа по большим электоральным «площадям» с каждым годом становится все менее эффективной, поскольку не учитывает тонкости социальной и политической самоидентификации реальных избирателей и происшедшего во второй половине XX в. усложнения социальной структуры общест-
ва, процессов глобализации. Косвенным свидетельством отторжения избирателей от политических партий становится снижающаяся во многих странах мира явка на выборы и кризис партийных идеологий.
Соответственно, высказывается мысль о том, что эра массовых политических партий уходит в прошлое. Так, М. Афанасьев отмечает: «Как в свое время частные союзы и клиен-телы - партии традиционного общества - уступили место массовым политическим организациям индустриальной эпохи, так и последние с переходом общества в постиндустриальную стадию развития сменяются временными избирательными объединениями, которые создаются ad hoc и быстро переформатируются сообразно ускоряющейся социальной динамике. Новая социальность (глобализация и одновременно ренессанс коммунитаризма, размывание прежней социально-классовой структуры, распространение принципиально немажоритарных идеологий и форм групповой идентификации) и новые коммуникации (Интернет, интерактивные и специализированные медиа, интегрированные маркетинговые технологии, ориентированные на индивидуализацию потребления и постиндустриальные ценности) определяют новый тип политических предприятий, ориентированных не на инерционную идеологию, а на динамичные идеи - конкретные
проекты развития того или иного сообщества. Партия из стабильной организации с оформленным массовым членством и целой армией парторгов превращается в интерактивный PR-проект, который задумывается, продвигается и переформатируется в зависимости от конъюнктуры политического рынка. Получается, наши «просвещенные» политические бюрократы, как всегда, маршируют под флагом прогресса и, как всегда, в обратном направлении» [1].
В отличие от ставящих своей целью приход к власти легитимным путем участия в выборах институционализированных политических партий, участники электоральных кластеров стремятся достичь того же, исходя из ориентации на латентные политические, экономические и социальные интересы, используя для этого в узкогрупповых интересах бренды существующих политических партий, а также слабости электорального законодательства.
В переводе с английского слово «cluster» означает рой, гроздь, скопление. С организационной точки зрения исследователь имеет дело с сетевой структурой, в рамках которой наряду с равноправными узлами существует иерархический «стержень», вокруг которого группируются участники кластера, а также с тем, что заинтересованными в успешном функционировании кластеров акторами осуществляется координация их действий. В России довольно часто такими акторами являются клановые группы.
Рассмотрим составляющие предложенной дефиниции, исходя из анализа электорального опыта США и современной России. При всем различии политического опыта населения этих стран, сам феномен появления и развития электоральных кластеров свидетельствует о существовании в рамках демократических политических систем, носящих онтологический характер, дисфункций.
Данные дисфункции объясняются как несовершенством демократических процедур, так и неудовлетворенностью существующим положением частью индивидов как субъектов политического действия. Российский исследователь С.П. Иванов следующим образом описывает социально-политический фон, на котором происходит развитие указанных дисфункций: «... многим ясно, что от стремящихся к самоопределению людей тре-
буется непротиворечивое объединение усилий с целью выхода из состояния глобального кризиса, поиска системы средств, которые могли бы оптимально отвечать встающим перед современным обществом конкретным задачам, которые могут быть решены при условии адекватной направленности потреб-ностно-мотивационных отношений субъекта действия» [2].
В условиях унификации пространства политических взаимодействий, к которому стремятся массовые партии, наблюдается расхождение ценностных ориентаций граждан. Это расхождение не может быть нивелировано в условиях двух близких по политической ориентации партий, как это наблюдается в США и к чему в последние годы движется российская политическая система.
Известные американские политологи Р. Карри и Л. Уэйд предложили исходить из того, что политический процесс может быть основан на теории «обмена» и «полезности» в условиях конкуренции на «рынке», необходимости выбора при ограниченных ресурсах и возможностях. Целью любого участника политического процесса в этом случае является максимизация «прибыли» и минимизация «издержек». Процесс «торга» происходит по установленным правилам игры, обусловленным системой права, культурными традициями и ценностной ориентацией.
Особенности проявлений механизмов теории обмена, а также ценностная ориентация, отличают участников электорального кластера от других, расположенных на соответствующей территории, индивидов. В рамках политологического дискурса электоральный кластер представляет собой группу избирателей, которая выделяется среди прочих повышенной личной заинтересованностью в исходе выборов. Именно основанная на соответствующей ценностной ориентации личная заинтересованность в исходе выборов отличает членов кластера от участвующих в выборах сторонников политических партий, стремящихся через личное участие добиться достижения общественных целей, декларируемых в партийной программе.
Высокий уровень латентности появления и развития электоральных кластеров до настоящего времени не позволял идентифицировать эти структуры как участников политического процесса. В случае достижения
поставленной изначально при создании электорального кластера цели, на поверхности политического пространства оказывались соответствующие политические фигуры, успех которых на выборах объяснялся использованием тех или иных политтехнологий. В случае же неудачи об участниках выборов забывали до начала нового электорального цикла.
Поскольку в выборах участвует большое количество людей, выявление кластеров стало возможным с использованием вычислительной техники и применением такого математического инструмента, как кластерный анализ, первоначально предложенный американским исследователем Р. Трионом еще в 1939 году [3]. В силу многомерности массивов первичных данных очень важно корректно классифицировать участников кластера по однородным признакам.
В качестве признаков существования электорального кластера могут выступать любые характеристики участников электорального процесса, с помощью которых выявляется в поле политических взаимодействий неявно структурированная группа избирателей. Анализ научных источников позволяет прийти к выводу о том, что в США кла-стероообразующими факторами являются:
- социальное положение;
- тип мобильности (восходящая или нисходящая);
- этно-рассовая принадлежность;
- семейный статус;
- тип жилища.
В современной России обычно рассматривается несколько иной набор кластероооб-разующих факторов:
- социально-экономическое положение;
- цивилизационная идентификация («славянофилы», «западники», «мусульмане», «христиане» и т. д.);
- регионально-территориальная принадлежность (жители мегаполисов, средних и малых городов, сельской местности);
- демографический статус (молодежь. люди среднего возраста, пожилые люди);
- общественно-политическая активность и др.
С организационной точки зрения электоральные кластеры могут существовать как в форме социальных формализованных структур, так и в форме социальных сетей. В рамках социальных структур существует строгая
иерархия участников электоральных кластеров со стандартными решениями и формальными функциями в сфере решения электоральных проблем. Такого рода кластеры создаются целенаправленно, и их существование поддерживается политическим актором, инициировавшим их появление. Сетевые структуры, хотя и возникают стихийно на основе общих ценностей. Однако существующие в их рамках отношения координации между участниками электорального кластера позволяют обеспечить высокую адаптивность к изменениям политической ситуации в ходе выборной кампании, а также жизнеспособность.
На постсоветском пространстве наиболее ярко существование электоральных кластеров, до определенного времени находившихся в латентной фазе, высветилось в ходе «цветных революций». Как констатирует заместитель генерального директора Фонда эффективной политики В. Л. Фролов, «Виктор Ющенко вел успешную и эффективную кампанию, которая опиралась на неформальную сетевую структуру сторонников, выстроенную за годы пребывания в оппозиции. Выбор в пользу личного общения с избирателями по методу «от двери к двери» был единственно верным» [4].
В данной цитате представляется важным акцентировать внимание на процессах воспроизводства политических взаимодействий в рамках электоральных кластеров. Именно процесс воспроизводства позволяет рассматривать эти политические образования как полноценные объекты и субъекты политической жизни и политического анализа. Энтони Гидденс в связи с этим отмечал, что: «структуральные свойства социальной системы существуют только благодаря непрерывному воспроизводству различных форм социального поведения во времени и в пространстве» [5].
В современной России властвующая элита и бюрократия не хотят и не могут организовать равноправный, эффективный диалог с представителями гражданского общества. В результате в стране появилось большое количество индивидов, лишенных возможности доступа к вертикальному «социальному лифту» в условиях существующего политического режима, что также сказывается на формировании социальной почвы для появления электоральных кластеров.
Обратимся к анализу объективных причин, способствующих появлению электоральных кластеров в странах с транзитивными политическими режимами (к которым, заметим, относится и Россия). Как отмечает американская исследовательница Дж. Нелсон, в посткоммунистических странах законодательный процесс существенным образом парализуется появлением множества конкурирующих между собой новых политических партий и групп интересов. Возникающие на политической сцене партии, профсоюзы, ассоциации бизнеса и другие группы пытаются «блокировать некоторые аспекты экономической реформы», а также стремятся направить их в выгодное для себя русло [6]. Применительно к рассматриваемой проблематике выражение «направить их в выгодное для себя русло» означает стремление достичь латентных целей в рамках существующего политического порядка.
Объективность процессов появления в политическом пространстве России и США неких автономных единиц, латентно функционирующих в слабо институционализированной электоральной среде, подтверждается рядом отечественных и зарубежных исследователей. «Не исключено, что демократия сместится в более мелкие автономные единицы, в связи с чем на передний план выйдут проблемы федерализма, который не то же самое, что демократия, или, по меньшей мере, другая демократия», - пишет, к примеру, отечественный политолог А. Кустарев [7]. В этих условиях повышается вероятность прихода к власти и закреплению в системе государственного управления изначально неполитически ориентированных акторов, использующих в своих интересах пробелы действующего законодательства, созданного бюрократами под интересы одной партии, как правило, партии власти.
Итак, факторами способствующими появлению электоральных кластеров в современной России являются:
- излишняя зарегулированность «вертикали власти», не стимулирующая развитие конкурентной партийной системы и индивидуальной инициативы участников политического процесса, и, как следствие, появление очагов сопротивления унификации политической и социальной жизни;
- возрастание рисков транзитивного периода, способствующее появлению на политической арене несистемных политических акторов;
- появление нового поколения неформальных лидеров социальных групп, ориентированных на службу гражданскому обществу и при этом не имеющих возможности самореализоваться в рамках институционализированных государственных и муниципальных структур управления и политических партий;
- растущее в обществе неприятие коррупционных практик чиновничества и институционализированных политиков;
- существование у значительной части общества проблем с реализацией интересов в экономической, социальной и политической сфере и др.
Отчуждение граждан от власти делает проблематичным их реальное и эффективное соучастие в процессах политического управления. К примеру, вполне правомочно утверждение, что наблюдаемая в последние годы активизация молодежных политических движений была принесена в Россию Майданом. «Если до этого молодежь считалась самой пассивной частью общества, не интересующейся политикой, причем даже «лимо-новцы» получали эпитет «карикатурных» фигур, то после выборов на Украине ситуация изменилась. Киевский Майдан стал катализатором всплеска политической активности российской молодежи: молодежных отделений партий КПРФ, «Яблоко», «Союз правых сил», «Родина», молодежных организаций НБП и АКМ. Появились и стали принимать участие в политической жизни такие движения, как «Идущие без Путина», организованное бывшими членами «Идущих вместе» в середине января 2005 года и принявшее участие в протестах против монетизации льгот; «Пора!», созданное на украинский манер и созвавшее презентационную пресс-конференцию в Киеве в середине марта 2005 г. [8].
Отметим, что одна из важнейших задач партий как политического института состоит в формировании для не входящих в партии индивидов инфраструктуры включения и участия в политической деятельности. К сожалению, в современной России подобная
инфраструктурная составляющая практически не проявляется.
В современной России сложилась избирательная система, в рамках которой фактически не учитываются голоса значительной части участвовавших в выборах избирателей, а инструментом отсеивания выступает довольно высокий порог прохождения партий в парламент. При 5-процентном барьере потерянными оказывались 49 % голосов избирателей. То есть почти половина электората голосовала за партии, которые не имеют шанса остаться в Думе из-за указанной нормы, а при 7процентном барьере количество пропавших голосов может возрасти еще больше.
Такая ситуация так же способствует возникновению электоральных кластеров, поскольку ориентирует политических акторов на не всегда легитимные способы работы с электоратом. При этом отметим, что установленный в России высокий порог прохождения политических партий в парламент не является общепризнанным демократическим инструментом, а служит лишь интересам крупных партий.
К примеру, в Израиле партия попадает в парламент, набрав всего лишь 1 % голосов избирателей, в Мексике - 1,5 %, в Дании -2 %, в Испании, Греции, Хорватии, Аргентине - 3 %, в Швеции и Италии достаточно набрать 4 %, в Польше и Словакии - по 5 %, а в России - 7 %. Если в соседней Украине процентный барьер был снижен с 4 по 3 %, то в России он вырос с 5 до 7 %.
Росту протестных настроений избирателей способствует снижение уровня политических и гражданских свобод, которое произошло в период после 2000 г. Подменяя политическую жизнь примитивной позитивистско-патриотической пропагандой, власть вытесняет значительную часть политики в подполье, в котором и происходит формирование самых разных электоральных кластеров, в том числе основанных на стремлении использовать несовершенство существующих в обществе демократических процедур в антидемократических целях.
Именно радикально настроенная часть граждан способна привлечь к своим идеям граждан, лишенных возможности политической самореализации. В этом контексте достаточно показателен пример «Движения против нелегальной иммиграции», буквально за
несколько лет ставшего одним из самых популярных националистических объединений. События осени 2006 года в Кондопоге, Саль-ске и других городах, в которых националисты смогли привлечь под свои знамена значительную часть ранее политически пассивного населения, свидетельствуют о возможности локальных изменений и на этом сегменте электорального поля.
Подведем итоги. Электоральные кластеры стали объективной реальностью политической жизни как России, так и США. Несмотря на различия в мотивационной составляющей формирования такого рода групп избирателей, общим является типология организационных структур и их противостояние традиционным политическим акторам. В условиях углубления кризиса традиционного института общенациональных партий электоральные кластеры с каждым годом могут занимать все больше ниш в электоральном пространстве современной России.
1. Афанасьев М. Пять причин голосовать против всех // Эксперт. 2003. № 34 (389). 15 сент.
2. Иванов С.П. Субъект действия в пространстве историко-культурной ситуации развития. Субъект действия, взаимодействия, познания. (Психологические, философские, социокультурные аспекты). М.; Воронеж, 2001. С. 59.
3. TryonR.C. Cluster Analysis. N. Y., 1939.
4. Фролов В.Л. Демократия: дистанционное управление // Россия в глобальной политике. 2005. № 4. Июль - август.
5. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации / пер. с англ. И. Тюриной. М., 2003. С. 15.
6. Nelson J.M. How Market Reforms and Democratic Consolidation Affect Each Other / J.M. Nelson et al. (Eds.) // Intricate Links: Democratization and Market Reforms in Latin America and Eastern Europe. New Brunswick, 1994. Р. 9.
7. Кустарев А. Зачем России демократия? // Новое время. 2006. № 15.
8. Оранжевая революция. Украинская версия: сб. ст. М., 2005.
Поступила в редакцию 2.03.2008 г.
Zyryanov S.G. Political area transformation: from political parties to electoral clusters (from the experience of the USA and Russia). Electoral clusters have become the objective facts of political life in Russia as well as in the USA. In spite of the fact that motivational component of such electorate is different, its structure and opposition to
political factors are the same. The number of electorate Key words: political area, electoral cluster, social
clusters can increase in modern Russia due to the crisis of network, transitive political regime, alienation of citizens the institute of national parties. from the power, party as a political institute.
ПРОБЛЕМА АНГЛИЙСКИХ ВОЕННЫХ КОНТИНГЕНТОВ ВО ВРЕМЯ ПОДГОТОВКИ РАЗДЕЛА ИНДИИ
Л.А. Черешнева
Определение будущего английских солдат и офицеров Королевской индийской армии и военных частей, дислоцированных на Индостане, явилось одной из важных проблем в ходе подготовки раздела Индии. Оставив на службе доминионов часть своих офицеров и солдат, Великобритания сумела решить в комплексе ряд вытекающих из данной проблемы задач: минимизировать негативные последствия передачи власти и раздела Индии на два новообразующихся государства, стать гарантом безопасности границ Индийского Союза и Пакистана на стадии их становления, усилить свои собственные стратегические позиции в Южной Азии на фоне новой геополитической ситуации после Второй мировой войны.
Ключевые слова: Королевская индийская армия, британские офицеры и солдаты, передача власти, геополитическая ситуация.
В августе 2007 г. исполнилось 60 лет со дня передачи власти индийскому народу в Британской Индии. Этот исторический процесс сопровождался разделом страны на Индийский Союз и Пакистан, что предполагало сложные операции по разделению имущества, территории, населения и армии.
Проблема раздела Королевской индийской армии остается недостаточно изученной в отечественной историографии. Отчасти это связано с идеологическими догмами, довлевшими над советской исторической наукой, оказавшейся в данном случае перед выбором - поддерживать в этом вопросе Великобританию, своего бывшего партнера по Антигитлеровской коалиции, или же - освободительное движение индийцев, направленное против британского колониализма. С другой стороны, требовался пласт документов, касавшихся, в частности, планов раздела армии, которые лишь относительно недавно утратили гриф секретности, и возникла возможность вовлечения их в научный оборот.
Задачей настоящей статьи является характеристика планов Британии относительно роли и места английских военных контингентов и английских офицеров, командовавших индийскими подразделениями Королевской индийской армии, во время подготовки раздела Индии. Исследование основано на рассекреченных британских документах.
К 1947 г. Королевская индийская армия насчитывала 968 тыс. человек, из которых английские военнослужащие составляли около 10 % [1]. После Второй мировой войны усилился процесс политизации армии в результате деятельности индийских националистических организаций - Индийского национального конгресса (ИНК), Мусульманской лиги (МЛ) и других. Кроме того, вернувшиеся с фронтов, в том числе из Европы, индийские солдаты приобрели не только боевой опыт, но и наблюдали иной уровень жизни, права и обязанности военнослужащих других армий, возможности карьерного роста европейских солдат и офицеров. Они «привезли с собой» новые для колониальной армии идеи либеральных свобод и необходимости освободиться от иноземного управления.
Восстания в колониальных авиационных подразделениях и на флоте в 1946 г. ввергли в шок имперский политический истэблишмент, британское превосходство в армии кончилось. Вице-король А. Уэйвелл, бывший до своего назначения главой колониальной администрации, главнокомандующим индийскими вооруженными силами, стал убеждать официальный Лондон в необходимости скорейшего ухода англичан из Индии: «Я делаю все возможное, но не вижу просвета... По-моему, единственно правильное решение
