CC BY
110Традиция многодетного материнства у таджиков в контексте гендера и времени
София Касымова
Ключевые слова: гендерная политика, гендерный контракт, материнство, многодетность, планирование семьи, работающая мать, репродуктивное поведение, система контроля, социальный ресурс, традиционные гендерные нормы.
Под натиском глобальных трансформационных процессов многодетное материнство, это центральное звено традиционной гендерной конструкции, потеряло или теряет во многих обществах свою высокую значимость. Иным становится сам дискурс материнства. В высокоразвитых странах оно уже не долг и не обязанность женщины, а результат ее свободного выбора. Общества с традиционалистскими установками, где сохраняется взгляд на материнство как на «естественное» предназначение женщины, предопределенное Богом и природой, еще стараются, как и тысячи лет назад, его регламентировать. Но и в них прослеживается, как минимум, тенденция к демографическому переходу, в ходе которого один тип популяционной стабильности меняется на другой1.
Основываясь на данных о численности за последние сто лет населения Таджикистана2 и таджиков как отдельной этнической группы, можно прийти к выводу, что за годы советской власти Таджикистан вступил во вторую стадию демографического перехода. С большой долей вероятности можно предположить, что в настоящее время таджикское общество находится на начальном этапе третьей стадии этого перехода. Несомненно, процесс будет длительным, поскольку репродуктивное поведение таджиков подвергается разнонаправленным влияниям со стороны общества и государства. В обществе
София Рахматулоевна Касымова, руководитель Центра гендерного образования, Душанбе (Таджикистан).
многодетность по-прежнему ценится высоко, что не может не отражаться на уровне рождаемости — он пока остается высоким. Государство же заинтересовано в снижении уровня деторождения и в повышении трудовой активности женщин; с этой целью оно стремится в рамках программы планирования семьи осуществлять действенный контроль над репродуктивным поведением населения Таджикистана.
Материнство в советский период
В Средней Азии советская модернизация оказала двоякое воздействие на практику многодетности. С одной стороны, демографическая политика советского государства способствовала воспроизводству установки на многодетное материнство, с другой, именно в советское время как у мужчин, так и у женщин появились новые практики репродуктивного поведения.
Принципиальные положения советской гендерной идеологии во многом были созвучны традиционным представлениям и этническим обычаям народов Средней Азии, в частности таджиков. В этих представлениях материнство образовывало ядро категории «женщина». Беременность и роды не были частным делом женщины, она не могла самостоятельно решать вопрос о времени и количестве беременностей/рождений, не имела права быть бездетной по собственной воле. Но и коммунисты не считали материнство частным делом, поскольку придерживались патриархатной3 концепции. Под патри-архатностью, вообще говоря, понимается главенство мужчины в автономной, отдельно проживающей, имеющей собственные источники дохода нуклеарной семье. Патриархатность же дискурса советской власти выражалась в том, что он представлял женщин как особую категорию граждан со значимыми половыми и гендерными отличиями от мужчин и эти отличия позиционировались как репродуктивно-биологические и социально-политические4.
Между тем в дореволюционной Средней Азии господствовал патриархальный контроль над репродуктивным поведением женщины, осуществлявшийся расширенной семьей, в первую очередь старшим поколением при низкой автономии супружеской пары5. Впрочем, женщина контролировалась не только семьей, но и всем обществом. Советское государство через проводимую им гендерную политику активно вмешивалось в репродуктивную сферу. Оно ограничивало, а в 1930— 1950-е годы вообще отменило право женщин на
аборт, морально и материально поощряло многодетность6. Официальная идеология формировала образ идеальной советской женщины, которая в представлениях власти должна была удовлетворять сразу две важнейшие потребности советского общества — демографическую и производственную.
«Материнство было провозглашено социальной ответственностью женщины перед государством, т. е. ее публичной ответственностью, в отличие от дореволюционной приватной ответственности жены перед мужем»7 В соединении с воздействием целого ряда объективных факторов8 такая политика способствовала быстрому подъему рождаемости в регионах с преобладанием мусульманского населения. Показатели естественного прироста населения у коренных народов Средней Азии более чем в пять раз превышали соответствующие показатели у народов Прибалтики9. Начиная с 1960-х годов, Таджикистан неизменно занимал первое место в СССР по естественному приросту населения: по данным на 1988 год10 — 40 рождений на 1000 человек населения.
В советском Таджикистане многодетные матери имели статус, значимый не только в традиционном контексте, но и в контексте гендерной политики советского государства11, где центральной фигурой была «работающая мать»12. При построении социализма женщина должна была играть сразу две роли и обе центральные: работницы и матери. Вовлеченность в публичную сферу, выполнение ролей труженицы и матери — то есть контракт работающей матери, подразумевающий обязательность и «общественно-полезного» труда, и выполнения миссии матери «как женского природного предназначения» и гражданского долга, — вот что власть ожидала и требовала от советской женщины любой национальности. Но то, что выходило на деле, не соответствовало этим ожиданиям и требованиям. В разных республиках СССР, в разных национальных сообществах/этнических общностях в отношении женщин существовали свои многообразные, отсылавшие к традиции нормы и практики. Они корректировали предписания социалистического государства13, и поэтому навязывавшийся им контракт по-разному выполнялся в разных частях СССР.
Если говорить о Таджикистане, то его отличие от европейской части Союза заключалось в том, что традиция и практика многодетного материнства совершенно четко и бесспорно препятствовали здесь вовлечению женщин в общественно-трудовую деятельность. Соответственно одной из сложных задач того периода было, по мнению М. Гафаровой, признание материнства социальной функцией
женщины и создание условий, позволивших бы женщине гармонично сочетать материнство и общественный труд, развивать свои способности и дарования14. Теоретически такое сочетание казалось возможным, но на практике его было трудно осуществить в силу причин объективного свойства. На протяжении всего советского периода в Средней Азии отрасли промышленности, ориентированные на местные кадры и нужды, были развиты слабо; квалифицированных работников из числа местного населения, способных переместиться в сферу индустриальной занятости, всегда не хватало; социальная инфраструктура тоже заметно отставала по стандартам РСФСР, не говоря уж о стандартах прибалтийских республик. Для большинства местных жителей — как мужчин, так и женщин — самой доступной и распространенной формой занятости была работа в колхозах и совхозах, не требовавшая особой квалификации и интеллектуальных усилий. У этой категории работников/работниц возможности для социальной мобильности были очень ограничены. К тому же труд в колхозе или совхозе часто имел принудительный характер.
Проживавшие в Таджикистане русские, украинки, немки и прочие «европейки» 15 могли на уровне семьи и личных взаимоотношений с мужчинами-партнерами самостоятельно регулировать свое репродуктивное поведение. Практически вся эта группа женщин была вовлечена в общественное производство в городах, что давало многим из них возможность занимать выгодные статусные позиции в социальной иерархии советского общества. Вдобавок они были экономически более или менее независимыми от супруга/партнера и/или от других членов семьи. Эта независимость, пусть относительная и неполная, во многом способствовала их эмансипации.
Иная картина была характерна для численно преобладавшего таджикского сегмента в населении республики. Здесь формированию советского гендерного контракта «работающей матери» очень сильно противодействовали традиционные гендерные нормы и представления о роли и месте женщины в обществе. Сочетать в таких условиях материнство и общественный труд было для таджичек (как и для узбечек, кыргызок и т. д.) вдвойне затруднительно. Как следствие, в масштабах всего Таджикистана советский гендерный контракт «работающей матери» так и не стал доминирующим. В пользу этого вывода прежде всего свидетельствует сравнительно низкая мобильность таджикских женщин в публичной сфере (высшее образование, квалифицированная занятость, профессиональная карьера, участие в политике, занятия искусством, спортом, наукой и т. д.) 16.
Причина этого заключалась не столько в самой традиции многодетности, препятствовавшей включению большинства таджикских женщин в трудовую профессиональную деятельность, в ходе которой они могли бы «развивать свои способности и дарования», сколько в факторах сохранения этой традиции. Любая традиция является действенной только тогда, когда она отвечает требованиям людей, живущих в данное время в данном пространстве. Традиция многодетного материнства сохранялась потому, что эгалитарную идеологию равенства полов советская гендерная политика сочетала с традиционными гендерными стереотипами, реализовавшимися в частной сфере. В Таджикистане эта политика позволяла использовать ресурсы государства для поддержания традиционного распределения ролей между полами: мужчина, имея гарантированную занятость, мог осуществлять функцию кормильца и содержать большую семью, а женщина могла быть многодетной матерью, поскольку наряду с расширенной семьей ее поддерживало и государство. Как указывает А. Тёмкина, патриархальная система, даже модернизированная советским государством, — это сильная система защиты индивидов, прежде всего женщин. Таджикские женщины, пребывая в сетях родства и сообщества, были во многом защищены и от вмешательства государства в семейную жизнь, и от непредсказуемости жизни вообще17. Не удивительно, что женщины сами не стремились к изменениям, предпочитая для себя традиционную роль многодетной матери вместо бремени двойной занятости «работающей матери». Материнство в целом удовлетворяло их экономические, социальные и личностные — психологические и духовные — потребности.
И все же советская гендерная политика положила начало изменениям в репродуктивном поведении таджиков. В первую очередь они произошли в сфере мотивации деторождения. Мотивация, характерная для традиционных культур, теряет свое универсальное значение, заменяется дифференцированной мотивацией. Разные социальные группы исходят теперь из своих индивидуальных потребностей, обусловленных социальным статусом, уровнями благосостояния и образованности, региональными особенностями социальной среды и культуры локальных сообществ. Появляются совсем новые мотивы деторождения. Для городских образованных родителей экономическая мотивация многодетности теряет свою актуальность, акценты ставятся на психологические мотивы.
Многодетность в целом была уделом сельских женщин с их низким уровнем образования и с ограниченными духовными потребностя-
ми — домохозяек или занятых неквалифицированным трудом. В массе своей они придерживались традиционной системы ценностей и экономически зависели от супруга и/или взрослых детей. Экономический мотив, как и раньше, стимулировал их к высокой рождаемости. Работающими матерями в основном были высокообразованные женщины, занятые квалифицированным трудом и проживавшие в русифицированной городской среде. Обычно у них было не более двухтрех детей, и дети для них имели иную ценность, нежели для сельских матерей. Как правило, такие семьи и материально были лучше обеспечены, чем многодетные. А вот наличие только одного ребенка в семье в советский период было редкостью и почти всегда объяснялось какими-либо объективными причинами, а не желанием женщины.
Материнство в контексте постсоветского дискурса о планировании семьи
В конце 1980-х годов многодетное материнство стало восприниматься в Таджикистане как проблемное социально-демографическое явление. Аналогичный процесс происходил и в других республиках Средней Азии. Понятно, почему именно в то время: перестройка Михаила Горбачева с ее риторикой «нового мышления» давала возможность советским гражданам публично озвучивать и обсуждать проблемы, о которых они не могли не то чтобы высказаться, но даже и помыслить в годы застоя и сталинского террора. В Таджикистане первыми на проблему многодетности обратили внимание ученые-демографы и медики-практики. Печатные и электронные СМИ начали анализировать и критически оценивать последствия «демографического взрыва» в Таджикистане в 1960— 1980-е годы18. Демографы, а с ними и экономисты указывали на аграрное перенаселение и на преобладание в составе населения лиц нетрудоспособного возраста (дети, молодежь) со всеми вытекающими отсюда последствиями для экономики республики19. Медики же заостряли внимание власти и общественности на проблеме здоровья матери и ребен-ка20. По их мнению, частые роды, плохое питание, недостаточная и низкоквалифицированная медицинская помощь на селе, каждодневный физический труд дома и на сельскохозяйственном производстве разрушительно воздействовали на здоровье матери и ее детей. По оценкам авторитетных медицинских специалистов, большинство таджикских женщин в молодой и средней возрастных группах
страдали анемией, причиной которой были частые роды и плохое питание в период беременности и кормления ребенка. Высокая рождаемость сопровождалась также высоким уровнем детской и материнской смертности21.
Всеобъемлющий кризис 1990-х годов22 еще более высветил негативные стороны многодетности. После распада Советского Союза прежняя экономическая система стала рушиться. Многие промышленные предприятия в городе, колхозы в сельской местности перестали функционировать в прежнем ритме, а то и вовсе прекратили свое существование. Уровень заработной платы неуклонно падал, так что занятость превращалась в антитезу — скрытую безработицу, когда занятость вроде бы и есть, но в то же время не является вознаграждающей, не обеспечивает жизненно необходимые потребности работника и его семьи. Если раньше мужчина — глава семьи своим трудом и с помощью государства (системы государственной социальной защиты, бесплатного образования, здравоохранения) мог содержать большую семью, то в новых условиях ему уже не удавалось сводить концы с концами.
Несомненно, это заметно повлияло на гендерные отношения, о чем свидетельствуют изменения в положении таджикских женщин. Безработица среди мужчин стимулировала активность женщин. Все чаще и чаще таджичка берет на себя прежде ей не свойственную роль кормилицы семьи. И делает это не только тогда, когда остается вдовой или «разведенкой» с маленькими детьми, но и когда муж, мужчина, глава не в состоянии обеспечить семью необходимым минимумом.
Так в Таджикистане сложилась ситуация, которую российский демограф Л. Дарский описывал следующим образом: «В условиях развивающегося капитализма из-за консерватизма культурных норм репродуктивное поведение еще соответствует традициям, а отношение к детям уже иное, так как в силу социальных и экономических сдвигов их полезность упала, и многодетность из преимущества превратилась в недостаток»23.
В конце 1990-х годов проблему многодетности осознали на государственным уровне: были приняты законодательные акты, регулирующие репродуктивную сферу населения Таджикистана24. О том, что демографические процессы все больше и больше занимают власть, говорит и такой факт: в 2002 году для их изучения постановлением правительства был образован научно-исследовательский институт демографии при Академии наук Таджикистана. Политика контроля над репродуктивным поведением населения со стороны
государства остается, но вектор ее смещается в противоположную сторону — государство перестает материально и морально поощрять многодетность. Через механизмы идеологического воздействия (СМИ, институт местных общин, аудио-визуальные носители информации) оно доносит до населения свой новый официальный дискурс, в котором во главу угла ставится планирование семьи. (В скобках заметим, что на формирование его и соответствующей ему демографической политики заметное влияние оказали международные организации, специализирующиеся на защите материнства и детства. В первую очередь это представительство в Таджикистане ЮНФПА — Фонда народонаселения ООН25.)
Итак, планирование семьи — главное направление новой демографической политики. Его государство рассматривает теперь в качестве важного фактора снижения уровня бедности в стране, улучшения здоровья и благосостояния населения. Официальный дискурс репрезентирует многодетное материнство как нецелесообразное репродуктивное поведение, порождающее множество социальных и экономических проблем и для конкретной семьи, и для всего общества26. Многодетная мать лишается социально-экономической поддержки государства, а в некоторых случаях и морального одобрения общества. СМИ пишут о печальных последствиях так называемого «неосознанного» материнства, когда женщина не представляет, чем многодетность может обернуться для нее и ее семьи. Так, автор статьи «В чем причина нищеты?» прямо называет традицию многодетного материнства одной из причин бедности большинства населения Таджикистана27. Происходит переосмысление статуса многодетной матери, ее имидж постепенно теряет свою привлекательность и для самих матерей. Бывшая «мать-героиня», в советское время гордившаяся своей многодетностью, сегодня советует молодым женщинам не следовать ее примеру: «Я родила 15 детей, но потеряла свое здоровье. От жизни ничего не увидела, кроме утомительного каждодневного труда. Так и состарилась. Сейчас ни у детей нормальной жизни, ни у нас»28.
Новая демографическая политика, как и аналогичная ей по смыслу деятельность международных организаций, вызывает неоднозначную реакцию в современном таджикском обществе. Официальный дискурс планирования семьи поддерживают в основном городские образованные слои населения. Сельские жители, по мнению Ф. С. Исламова, неправильно понимают цели и задачи государственной демографической политики 29. Мероприятия по планиро-
ванию семьи они воспринимают как вмешательство государства в их личную жизнь, как посягательство на традиции и обычаи народа.
Несмотря на усилия государства, в общественном сознании все еще сильны традиционалистские установки на многодетность. Многодетное материнство остается одной из составляющих гендерной и этнической идентичности таджикской женщины. Через СМИ транслируются мифы и легенды, возвеличивающие жертвенность и самоотверженность, заключенные в самой природе женщины-мате-ри30, религиозные максимы типа «рай находится под материнской пятой», модернизированные изводы этих максим, смысл которых может быть передан известным воззванием: «Да здравствует женщина-мать — неиссякаемый источник жизни!» Проводниками всей этой риторики в основном выступают новая творческая элита, придерживающаяся идеи национального возрождения, и духовенство.
Как видим, сложные социально-экономические условия страны и процессы национального строительства предопределяют два подхода в современном дискурсе материнства. Первый подход выражается в демографической политике правительства Таджикистана и направлен на то, чтобы за счет внедрения целенаправленной практики планирования семьи добиться снижения уровня деторождения. Второй подход, в соответствии с которым материнство по-прежнему трактуется как ядро категории «женщина», питается (сверх)идеей о национальном возрождении и зиждется на идеализации традиционных норм и установок.
Многодетность: попытки объяснения
Получается, что ни гендерная политика советского государства, ни новая демографическая политика постсоветского Таджикистана не смогли коренным образом изменить традиционные установки на многодетность у таджиков. Очевидно, что надо обратиться к причинам этой устойчивости, выявить и исследовать факторы, влияющие на сохранение и/или разрушение модели многодетности в таджикском обществе.
Высокая рождаемость у таджичек и других среднеазиатских женщин и многодетность их семей нередко оказывались в поле зрения демографов, этнографов, социологов и антропологов. В большинстве случаев ученые связывали эти феномены с исламской религией и этническими традициями. В кругу европоцентристских исследовате-
лей 31 по настоящее время распространено мнение, что главная причина высокой рождаемости — нежелание коренных народов Средней Азии регулировать свое репродуктивное поведение, так как это противоречит религиозным канонам32. Безусловно, религиозное мировоззрение влияет на репродуктивное поведение мужчин и женщин (как и на другие формы их социального поведения), но не настолько сильно, чтобы считать его влияние главной причиной высокой рождаемости33.
В подтверждение можно сослаться на то, что в разные исторические периоды таджикские женщины использовали приемы контрацепции. Даже в начале прошлого века, когда среди таджиков типичным был взгляд на предохранение от беременности как на вмешательство в волю Аллаха, который дает женщине столько детей, сколько ей суждено иметь34, контрацепция применялась35. Многие знали народные способы предохранения от нежелательной беременности, знание это устно передавались от женщин старшего поколения к молодым. Правда, пользовались им нечасто. Но почему? По мнению Е. Пещеревой, в первую очередь потому, что до революции в Средней Азии была повышенная детская смертность. В среднем женщины рожали по семь-восемь детей, но больше половины из них умирали. Желаемого количества детей достигали лишь немногие родители. Страх перед детской смертностью и заставлял их воспроизводить потомства столько, сколько это было физиологически возможно для конкретной супружеской пары 36.
Начиная с 1960-х годов, городские работающие таджички начинают все более активно практиковать самый доступный тогда метод прерывания беременности — аборт, производимый в медицинских учреждениях. Практика абортов была широко распространена во всех регионах СССР, что объяснялось отсутствием других эффективных методов контрацепции. Так, в 1978 году в СССР делалось 90 абортов на 1000 женщин фертильного возраста, тогда как в США — в три раз меньше: 28 абортов на 1000 женщин37. Но то в городах, в сельской местности аборты встречалась нечасто. Можно, конечно, усмотреть в этом решающее влияние традиционных установок на репродуктивное поведение сельских жителей. Но нужно, как минимум, принять во внимание и то обстоятельство, что во многих кишлаках не было родовспомогательных учреждений, врачей, акушеров-гинекологов. То есть сельской женщине просто негде было сделать аборт, даже если бы она захотела.
Через 30 лет, в 1999 году, лишь 5% опрошенных38 женщин заявили, что хотели искусственно прервать беременность, но не сделали
этого из «страха перед Богом и общественным мнением»39. Следующий опрос, датируемый 2005 годом40, опять зафиксировал второстепенную роль религии в структуре установки на многодетность: из 690 опрошенных женщин только пятеро в качестве мотива многодетности отметили религиозный фактор. Зато каждая вторая в целях прерывания нежелательной беременности делала аборт, некоторые — по два и более раза41. О том же говорили и респонденты А. Тёмкиной в Худжанде (Северный Таджикистан): «У нас не было запрета на аборты. Я при советской системе выросла. Это как медицинская процедура. То есть не было религиозных ограничений и не было традиционных ограничений. Традиция не говорила: “Смотри, не смей!”»42. В этой связи следует напомнить, что в отличие от некоторых католических стран Европы, в Таджикистане не было и нет публичного дискурса на тему о греховности умерщвления плода.
В определенной мере рост рождаемости стимулировался материальной и моральной поддержкой многодетности советским государством. Многодетным матерям выплачивалось ежемесячное денежное пособие на детей43, они имели льготы на получение жилплощади, их детям предоставлялись бесплатные путевки в пионерские лагеря и т. д. Еще одна причина заключается в становлении и быстром развитии современной системы здравоохранения в Средней Азии. Не вызывает сомнений тот факт, что в советский период, благодаря наличию разветвленной сети медицинских учреждений по охране здоровья матерей и детей44, смертность обеих категорий населения снизилась во много раз, и это способствовало бурному росту рождаемости в 1950— 1980-е годы. Наконец, стоит напомнить об экономической целесообразности многодетности. До революции, когда господствовало натуральное хозяйство, благополучие семьи напрямую зависело от количества рабочих рук в ней45. В советский период этот фактор оставался значимым, поскольку производство главной для Средней Азии сельскохозяйственной культуры, хлопка, несмотря на все попытки его механизации, основывалось по преимуществу на ручном труде женщин и детей. И хотя труд этот был низкооплачиваемым, выручка от него образовывала немалую, а для многих семей — основную часть распределяемого семейного дохода. В то же время, так как, благодаря практике многодетности, в большинстве семей были дети, которые могли заменить взрослых на хлопковом поле, беременность и роды становились для женщины законным средством периодического освобождения от этой повинности46.
Материнство в контексте гендерного порядка
Итак, традиция многодетного материнства обусловлена не одной, а многими, в том числе и исторически недавними, причинами объективного и субъективного свойства. Сохраняется ли она или разрушается, зависит от воздействия различных факторов: социокультурных характеристик общества, уровня экономического развития страны, интеллектуально-образовательного потенциала населения и т. д.
Наряду с ними немаловажную роль в репродуктивном поведении населения в целом и каждого индивида в отдельности играет существующий в конкретном обществе гендерный порядок. Это система дифференциации разных групп мужчин и женщин по иерархическому принципу неравенства социальных статусов, предписываемых той или иной позиции, которую человек занимает в экономике, политике и частной жизни. Согласно патриархатному гендерному порядку, на протяжении веков преобладающему во многих обществах Запада и Востока, единственное предназначение женщины — быть матерью и домашней хозяйкой. По мнению Э. Гидденса, всеобщая распространенность патриархата обусловлена не господством мужской физической силы, а материнскими функциями женщины: частые роды и хлопоты по уходу за детьми делают ее зависимой от мужчины, в том числе и в материальном отношении47.
Включение женщин, по мере развития капитализма, в сферу общественного производства оказало разрушительное воздействие на традицию многодетного материнства в Европе и Америке. Занятые общественным трудом и сами зарабатывающие на жизнь женщины были вынуждены регулировать количество беременностей и промежутки между ними. Жесткие условия капиталистического рынка диктовали новые моральные нормы и правила поведения, выдвигали на передний план иные, чем прежде, ценности. Аналогичная ситуация сложилась в советской России в первой половине XX века, когда основная масса женщин фертильного возраста была вовлечена в общественный труд как в городах (на заводах и фабриках), так и на селе (в колхозах и совхозах). Им тоже пришлось регулировать свое репродуктивное поведение, что в совокупности с другими факторами привело в конечном счете российское общество к практике малодетности.
Что касается таджикского и других среднеазиатских обществ, то в них вплоть до советизации господствовало четкое социальное разделение труда между полами по принципу: публичная экономика — мужчине, приватная семейная (домохозяйство) — женщине. Роль
кормильца семьи признавалась естественной функцией мужчины, женщине надлежало быть матерью и хранительницей домашнего очага. Полное исключение женщины из сферы публичного пространства до предела сужало круг доступных ей социальных ролей. Материнство было главной, чуть ли не единственной, ролью, бездетность в замужестве означала для женщины трагедию, так как, согласно шариату, являлась обоснованной причиной для развода или для того, чтобы муж взял вторую жену, способную на деторождение. Женщина могла стать полноправной хозяйкой в доме мужа только после рождения нескольких детей, особенно мальчиков48, смысл жизни заключался для нее в ее детях. И сейчас треть опрошенных Ф. С. Исламовым женщин так объяснили основной мотив многодетности: «Люблю, когда дома много детей»49. Как признает сам автор, трудно понять, какой смысл вкладывают они в эти слова. Ясно, однако, что дети для этих женщин действительно являются бесценным благом. Ибо они, скорее всего, были лишены всех других благ, насильно низведены до узкофункционального существования в замкнутой семейной сфере50.
На протяжении долгого исторического периода тотального патриархата женщины, адаптируясь к этим условиям, научились использовать свою биологическую способность воспроизводить потомство в качестве социального ресурса, часто единственного, с помощью которого они могли занять «пристойное» место в социальной иерархии. В сословном обществе, почти не знавшем социальной мобильности, стать отцом или матерью семейства было единственным актом социального возвышения51. Добавим от себя — единственным гарантирующим такое возвышение. У женщины же вообще не было какой-либо иной возможности социально-психологической самореализации и личностного самоутверждения, поэтому роль матери была основополагающей в ее жизни. Социальный статус она обретала через своего сына — могла быть узнанной, услышанной и признанной в сообществе как мать авторитетного и обладающего властью мужчины. Иногда она могла таким образом подняться достаточно высоко по вертикали социальной мобильности, например, если была матерью правителя или прославленного ученого. Тогда ее имя могло даже остаться в исторической памяти народа, как случилось, например, с Ситорой — матерью выдающегося ученого средневековья Абу Али Ибни Сино (Авиценна). И сейчас в Центральной Азии у матери президента куда больше шансов «обрести имя» и пользоваться авторитетом и всеобщим уважением, чем
у матери сына, известного только узкому кругу друзей, родственников и сослуживцев. И наоборот, сейчас, как и в прошлом, женщина может оказаться в положении отщепенки, если общество стигматизировало ее сына, — и в данном случае не важно, что на смену клейму «еретика» или «мятежника» пришло клеймо «террориста» либо «бандита».
Кроме того, став матерью мальчика, женщина через него получала некую символическую власть над мужчиной, которой она не могла обладать, будучи дочерью отца, сестрой брата и даже женой/ возлюбленной мужчины. Эта символическая власть с течением времени становилась все более реальной, особенно после того, как в жизни выросшего сына появлялась другая женщина — супруга, в большинстве случаев выбранная ему именно матерью. Уже в одном этом действии кроется источник власти матери над сыном-мужчиной. Самое распространенное представление свекрови о роли и месте в ее доме входящей в него невестки не оставляет в этом сомнений и артикулируется оно часто и вполне недвусмысленным образом: «Новобрачная дана мне в услужение»52. Для взаимоотношений свекрови и невестки это представление имеет принципиальное значение, нередко становясь источником затяжных семейных конфликтов. Тем не менее оно в конечном счете приемлемо для обеих сторон, раз воспроизводится из поколения в поколение. Получается неразрывный замкнутый круг: невестка, услужающая свекрови, в свою очередь рассчитывает на услужение от будущей жены своего сына. Возможно, именно этим объясняется желание многих женщин иметь сына/сыновей. По данным опроса 1999 года, 82% женщин считали, что «лучше родить мальчика, а не девочку», потому что мальчики заботятся о своих родителях, когда становятся взрослыми и больше зарабатывают для семьи53. И желание иметь сына/ сыновей тоже нередко становится причиной частых родов.
Повседневная практика брачно-семейных и чувственно-сексуальных отношений мужчин и женщин в современном таджикском обществе показывает, что биологическое материнство для большинства женщин все еще остается основным социальным ресурсом, от которого они ожидают удовлетворения своих социальных, экономических, психологических и личностных потребностей в настоящем и в будущем. И чем больше этого ресурса, тем лучше. Особенно он важен для женщин, которые по объективным причинам не имеют доступа к ресурсам социальной мобильности, к каковым можно отнести хорошее образование, профессиональную квалификацию, высоко-
оплачиваемую работу, собственное имущество и сбережения, короче — все то, что могло бы обеспечить более или менее благополучное существование сегодня и завтра. Так, 61,7% опрошенных лиц в Согдийской области на вопрос: «В чем заключается ценность детей для родителей?» — ответили: в старости дети будут помогать своим родителям, а пока помогают по хозяйству54.
Как и в прошлом, до революции и в советскую эпоху, категоризация гендерной идентичности большинства современных таджикских женщин происходит через осознание себя прежде всего в качестве «женщины» и «матери». Саму свою личностную уникальность они воспринимают только в роли матери, не быть матерью означает несостоятельность женщины как личности, как индивида. Как подчеркивают казахстанские исследовательницы С. Шакирова и К. Ток-тыбаева, представление об успешности личной судьбы, о самореа-лизованности женщины всегда и однозначно связано с реализацией материнской функции. Успешное материнство извиняет и безуспешность во внесемейной сфере, и отсутствие профессионального статуса. Наоборот, успешная карьера не оправдывает, не компенсирует, не легитимирует не-материнство. Невозможность материнства переживается женщинами намного острее, чем невозможность брака55. Даже неудачи в семейной жизни — нелюбовь к мужу или его нелюбовь и измены — часто словно бы сглаживаются, компенсируются надеждой на любовь, уважение и заботу детей в старости.
Репродуктивное поведение: равенство двух моделей?
И все же в новых социально-экономических условиях независимого Таджикистана традиционные установки на многодетное материнство начали давать сбои, что привело к некоторому уменьшению деторождений у таджикских женщин. С 1991 по 2004 годы число рождений снизилось на 15,6%, в том числе в городских поселениях — на 12,1%, в сельских — на 16,7%. Коэффициент рождаемости по состоянию на конец 2004 года составлял 26,8 рождений на 1000 человек56. Полевые данные подтверждают тенденцию, демонстрируемую официальной статистикой. Согласно опросу, проведенному сотрудниками института демографии АН РТ в 2005 году во всех регионах Таджикистана, большинство женщин на вопрос о том, сколько детей лучше иметь в сложившихся условиях, ответили: че-тыре-пять. Для сравнения: у матерей этих женщин было в среднем
шесть-семь детей, а желаемое ими количество детей, зафиксированное обследованием 1983 года, было еще больше57.
По мнению демографов, снижению уровня деторождения в постсоветском Таджикистане в первую очередь способствовали социально-экономические по своей природе факторы58. Реальные доходы многих семей резко сократились. Причины можно объединить в три группы. Причины первой группы локализуются в сфере занятости — это безработица, неполная и невознаграждающая занятость и, как следствие, низкая заработная плата. Причины второй — в изменении социальной политики государства, в прекращении им адресной материальной и моральной поддержки женщин по случаю беременности и родов. Причины третьей группы заключаются в новой демографической политике государства, направленной на снижение рождаемости.
Эти первопричины в свою очередь спровоцировали новые практики повседневности, влияющие на репродуктивное поведение. Например, ухудшение экономического благополучия семей вынудило таджикских женщин куда более активно, чем в последние советские десятилетия, включаться в сферу общественного труда. Женщины учатся новым формам трудовой деятельности, ищут и находят разные способы зарабатывать деньги: на свой страх и риск осваивают предпринимательство и «челночный бизнес» 59, используют возможности, открываемые трудовой миграцией60. Многие из этих новых работниц — бывшие домохозяйки и многодетные матери из сельских районов Таджикистана61. Естественно, занятость, от которой зависит выживание семьи, вынуждает женщин самостоятельно регулировать вопрос о времени и количестве беременностей/рождений.
Изменения, происходящие в структуре традиционной семьи, тоже подталкивают вниз уровень рождаемости. Большую роль тут сыграла массовая миграция. Во-первых, из-за нее в сельской местности распространяется новая разновидность семейных отношений — «заочная семья». Ее номинальный глава, мужчина, отсутствует по во-семь-девять месяцев в году, поскольку все это время трудится где-то за пределами Таджикистана, так что жена и дети остаются практически без его контроля и попечения. Во-вторых, миграция сделала интенсивным процесс разрушения расширенной семьи и традиционалистских взаимоотношений внутри нее. Браки все чаще заключаются по «экономическим» и «психологическим» мотивам, родственные и клановые интересы игнорируются. Причем тенденция свободного выбора супруга — общая, она прослеживается как у мужчин, так и у
женщин. Образно говоря, автономизация супружеских пар усиливается с двух сторон62. Более того, одновременно растет число семей с женщиной во главе; таковых в Таджикистане, по данным официальной статистики, уже 21% от общего количества семей63. Большинство женщин во главе семьи — вдовы и/или разведенные. Но все чаще встречаются женщины, никогда не вступавшие в брак, не имеющие детей и, возможно, не стремящиеся ни к тому, ни к другому.
Исследователи констатируют: «Социально-экономический кризис, безработица, вынужденная трудовая миграция резко снизили социальную роль мужчин в семье. Часто это приводит мужчин к отчуждению от семьи, к социальной деградации»64. А некоторые авторы, соглашаясь с тем, что «в новых условиях происходит ослабление традиционной роли мужчин как кормильцев семьи»65, пытаются объяснить это инертностью мужчин, тем, что они плохо адаптируются к новым жизненным ситуациям. Но что бы ни стояло на первом месте — социально-экономические или социально-психологические причины утраты мужчинами доминирующей роли в семье — результат один: усиление позиции женщины при принятии решений по семейным вопросам, в том числе и по вопросу планирования семьи.
В совокупности все это приводит к ослаблению контроля расширенной семьи и мужчины над репродуктивным поведением женщины, делает более свободным ее выбор между «рожать» и «не рожать». Все больше женщин начинают проявлять внимание к своему репродуктивному поведению, прибегая к помощи медицинских учреждений в случае нежелательной беременности или в целях ее предупреждения. И не только молодые образованные городские женщины, стремящиеся к активной жизненной позиции, но и женщины в сельских районах. На данный момент работающие матери, занятые преимущественно в неформальном секторе экономики, стали более весомой социальной группой женского населения, чем многодетные домохозяйки. У материнства как социального ресурса появились сильные конкуренты — образование, профессиональная карьера, общественная деятельность.
Но хотя в современном таджикском обществе система контроля над репродуктивным поведением женщин теряет постепенно свой универсальный характер, она все еще действенна. Опрос 2005 года показал: делая выбор, рожать ей или не рожать, каждая третья женщина вынуждена прислушиваться к советам и пожеланиям родственников, прежде всего мужа, матери, отца, свекрови, сестер, а также подруг, соседей и т. д. Каждая десятая из этой группы опро-
шенных женщин мотив своей многодетности объяснила желанием мужа и близких родственников66. По другим данным67, женщины фертильного возраста нередко находятся под морально-психологическим прессингом своего окружения, который приобретает иногда формы психологического насилия: «Мой отец заставлял мою мать рожать каждый год. Он говорил, что дети — дар Божий и чем их больше, тем больше в дом придет “барака ” (благословение Божие, понимаемое таджиками как достаток. — С. К.)»68. Зависимость женщин от воли других сильнее в регионах, где в наибольшей степени сохранились элементы семейно-родственных отношений большой патриархальной семьи69.
И традиционалистская модель репродуктивного поведения, воплощаемая образом многодетной матери-домохозяйки, и модернистская, ассоциируемая с идеалом работающей матери, сформировались еще в советский период. Ныне обе они подвергаются ощутимой трансформации. В советское время сильна была первая модель, однако, если судить по такому убедительному показателю, как снижение уровня рождаемости среди всех возрастных групп, сила ее убывает, хотя, по всей вероятности, темп снижения будет небольшим, ибо значительная часть населения все еще ориентируется на многодетность. С другой стороны, вынужденный выход в публичную сферу большинства таджикских женщин укрепляет значимость второй модели за счет первой, так что с большой долей уверенности можно утверждать, что в настоящее время их «вес» в общественном сознании примерно одинаков.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Понятие «демографический переход» используется для описания трехстадиального процесса. На первой стадии уровни рождаемости и смертности одинаковы, велика младенческая смертность и население практически не растет. На второй стадии при сохранении высокой фертильности уровень смертности снижается, благодаря чему отмечается выраженный рост населения. На третьей стадии под влиянием индустриализации и урбанизации рождаемость падает до такого уровня, что прирост населения снова стабилизируется. См.: Гидденс Э. Социология. М., Эдиториал УРСС, 1999.С. 549.
2 За период с 1897 по 2004 год численность населения Таджикистана увеличилась в 6,7 раза. См.: Исламов Ф. С. Тенденции демографического развития Республики Таджикистан. Душанбе, 2005. С. 6.
3 Тёмкина А. Гендерный порядок: постсоветские трансформации: Северный Таджикистан // Гендер: традиции и современность. Сборник статей по гендерным исследованиям / Под ред. С. Р. Касымовой. Душанбе, 2005. С. 81.
4 См.: Здравомыслова Е, Тёмкина А. Советский этакратический гендерный порядок // Социальная история. Ежегодник 2003 / Под ред. Н. Пушкаревой. М., РОССПЭН, 2002. С. 436-463.
5 Тёмкина А. Указ. соч. С. 81.
6 Мерненко И. Конструирование понятия аборта: дискуссия от разрешения к запрету (СССР, 1920-1936 годы) // Гендерные исследования / Харьковский центр гендерных исследований, 1999. № 3. С. 151-165.
7 Бараулина Т. Моральное материнство и воспроизводство женского опыта // В поисках сексуальности: Сборник статей / Под. ред. Е. Здравомысловой и А. Тёмкиной. СПб., Дмитрий Буланин, 2002. С. 370.
8 Высокая доля сельских жителей в составе населения, с их традиционным укладом жизни; низкий образовательный уровень населения (особенно женщин); небольшая занятость женщин квалифицированным трудом и соответственно экономическая зависимость женщины от мужа и других членов семьи; установки на многодетность — как у мужчин, так и у женщин, поддерживаемые вековыми традициями и религиозными нормами; ограниченный доступ женщин к надежным средствам контрацепции; высокая брачность населения и т. д.
9 Этническая демография. Марксистско-ленинская теория народонаселения / Под ред. Д. И. Валентея. М., Мысль, 1974. С. 110.
10 См.: Народное хозяйство Таджикской ССР в 1988 году: Статистический ежегодник / Государственный комитет по статистике Таджикской ССР. Душанбе, Ирфон, 1990. С. 23-51.
11 В 1988 году в Таджикистане почетное звание «Мать-героиня» носили 38 274 женщины, каждая из них родила и воспитала 10 и более детей (там же). Наряду с передовыми работницами и колхозницами они были почетными гостями теле- и радиопередач, положительными героинями газетно-журнальных публикаций, представляли один из социально-приемлемых типажей счастливой/успешной женщины Советского Востока.
12 См.: Здравомыслова Е, Тёмкина А. Указ. соч.
13 Тёмкина А. Гендерный порядок... С. 14.
14 Гафарова М. К. Женщины Советского Востока. Душанбе, Ирфон, 1987. С. 13.
15 По переписи населения 1979 года таджики составляли 58,8% населения Таджикистана, узбеки — 22,9%, русские — 10,4%, татары — 2,1%, киргизы — 1,3%, украинцы — 0,9%. Еще 2,8% приходилось на немцев, евреев, корейцев, белорусов, осетин, армян, чувашей, мордву и др. См.: Советский Таджикистан за 60 лет. Юбилейный статистический ежегодник. Душанбе, Ирфон, 1984. С. 20.
16 Этот вывод автора основывается на анализе статистических данных советского периода. Подробнее см.: Касымова С. Р. Гендерная система в контексте социальных изменений таджикского общества. Автореф. канд. дис. Душанбе, 2004.
17 Тёмкина А. Указ. соч. С. 41.
18 Например, с июля 1987 по февраль 1988 года на страницах республиканской правительственной газеты «Точикистони Совети» шла дискуссия по вопросу о многодетности таджикской семьи. В ней приняли участие известные специалисты в области медицины, экономисты, демографы и общественные деятели. Многие были едины во мнении, что практика многодетности должна быть упорядочена, поскольку частые роды не только ослабляют здоровье матери и ее детей, но и вызывают множе-
ство социальных проблем, таких, как безработица, бедность и т. д. См.: Хакимова С. Хушбахти ва бадбахтихои серфарзанди (Счастье и несчастье многодетности) // Точикистони Совети (Советский Таджикистан), 1987, 15 июля; Ояндаи миллат ба сихатии кудакон вобаста аст (Будущее нации зависит от здоровья детей) // Там же, 1988, 27 февраля.
19 Следует отметить, что такого рода опасения вовсе не были преувеличенными. В постсоветский период именно избыток рабочей силы в сельских районах, где проживает 73% населения Таджикистана, стал в условиях социально-экономического кризиса одной из главных причин массовой внешней трудовой миграции, которая в свою очередь вызывает множество социальных проблем в современном таджикском обществе. См. в этой связи: Дадабаева З. Демографическая политика в Таджикистане как объект исследования зарубежных политологов // Многоаспектный анализ развития РТ в современной концепции зарубежных политологов (1980—1993 гг.). Душанбе, 1995. С. 37-63.
20 См.: Хакимова С. Указ. соч.
21 См.: Хакимова С. Заложники империи. Душанбе, 1998. С. 104-129.
22 Имеются в виду распад СССР, обретение независимости, гражданская война и постконфликтный период в Таджикистане (1992-1997). Подробнее см.: Касымова С. Р. Гендерная система...
23 См.: Дарский Л. Е. Рождаемость и репродуктивная функция семьи // Демографическое развитие семьи. Сб. статей / Под. ред. А. Г. Волкова. М., Статистика, 1979. С. 85-125.
24 См.: Закон РТ «О репродуктивном здоровье и репродуктивных правах». Душанбе, 2002; Рахмонов Э. Ш. Планирование семьи — основа устойчивого развития общества. Душанбе, 2002.
25 Представительство ЮНФПА в Таджикистане функционирует с 1993 года. При финансовом и организационном содействии этой организации были проведены несколько исследований, реализуются программы, обучающие применению контрацептивных средств, предоставляется гуманитарная помощь медицинским учреждениям и т. д.
26 «Планирование семьи для нас не веяние моды или простая формальность, а острая необходимость решить поставленные перед обществом социально-экономические проблемы». Из выступления Президента РТ Э. Ш. Рахмонова на республиканском совещании, посвященном демографическим проблемам и вопросам планирования семьи. См.: Танзими оила — саодати волидон (Планирование семьи — благополучие родителей) // Гуфтугу (Разговор). Журнал для женщин, Душанбе, 2003, № 3. С. 4.
27 Фаргони М. Сабаби кашшоки дар чист? (В чем причина нищеты?) // Там же. С. 26-27.
28 Там же. С. 20.
29 Исламов Ф. С. Тенденции демографического развития... С. 174.
30 Вот одна из самых популярных легенд, услышать ее можно в разных уголках бывшего СССР. Сын вырывает сердце из груди матери и несет его своей возлюбленной, потребовавшей от него такого дара. По дороге он спотыкается и падает. «И матери сердце, упав на порог, спросило его: “Не ушибся сынок?”» См.: Посиделки. Информационный листок / Петербургский центр гендерных проблем. 1999, № 7-8. С. 1.
31 То есть тех, кто на все социальные явления во всех обществах смотрит через призму модернизации, автономизации и индивидуализации личности. См.: Тёмкина А. Постсоветские трансформации... С. 7.
32 См.: Этническая демография... С. 105-117; Дадабаева З. Демографическая политика... С. 37-63.
33 Абсолютизация религиозного фактора может привести к неверным обобщениям и выводам.
34 Андреев М. Из материалов по мифологии таджиков / По Таджикистану. Краткий очерк о работе этнографической экспедиции в Таджикистане. Ташкент, 1927. С. 77.
35 По мнению С. Хакимовой, чаще женщины пользовались методом так называемой «лактационной аменореи» — прекращением менструаций в период кормления грудью. Мальчика кормили до пяти лет, девочку — до трех, и на протяжении этого времени беременность физиологически не наступала См.: Хакимова С. Заложники империи... С. 114. Современные исламские богословы в качестве одного из дозволенных способов контрацепции упоминают о прерывании полового акта. (Любовь и секс в Исламе: Сборник статей и фетв. М., Издательский дом «Ансар», 2004. С. 47). Однако из-за отсутствия более или менее надежных источников информации трудно сказать, насколько этот метод был распространен в Средней Азии, в частности в таджикском обществе.
36 Пещерева Е. М. Ягнобские этнографические материалы. Душанбе, 1976. С. 43.
37 Хакимова С. Указ. соч. С. 124.
38 Опрос был проведен неправительственной организацией «Открытая Азия» при финансовой поддержке Европейского регионального бюро Всемирной организации здравоохранения во всех регионах Таджикистана, выборка включала 900 женщин от
14 до 60 лет (Шарипова М. Некоторые формы гендерных стереотипов, распространенных в Таджикистане. Душанбе, 2002. С. 8).
39 Там же. С. 13.
40 Опрос проводил Институт демографии Академии наук РТ, выборка — 690 женщин из всех регионов Таджикистана, возрастная группа 18-49 лет. См.: Исламов Ф. С. Тенденции демографического развития... С. 57.
41 Там же. С. 60.
42 Тёмкина А. Гендерный порядок... С. 27.
43 В 1955 году его получали 6,9 тыс. женщин с числом детей семь и более, к 1988 году эта цифра увеличилась почти в 10 раз — до 64,1 тыс. См.: Народное хозяйство Таджикской ССР в 1988 году... С.23-51.
44 Количество женских консультаций, детских поликлиник и амбулаторий возросло с 71 в 1940 до 446 в 1983 году (Советский Таджикистан за 60 лет... С. 307).
45 Исламов Ф. С. Указ. соч. С. 59.
46 Хакимова С. Указ. соч. С. 115-117.
47 Гидденс Э. Социология... С. 164.
48 Соответственно придавалось огромное значение физиологической способности женщины беременеть и рожать желаемое количество детей. В связи с этим у таджиков существовал комплекс представлений и ритуальных практик, направленных на стимулирование рождаемости. Если после замужества через определенное время не появлялись дети, женщины начинали прибегать к разным средствам, чтобы забеременеть. Так, свекровь в первые же месяцы замужества готовила своей невестке специальное сладкое блюдо «халво»: оно считалось «горячительным», поэтому надеялись, что, поев его, молодая скорее понесет (Пещерева Е. М. Ягнобские этнографические материалы... С. 56). Традиционным является поклонение святым местам, именуемым «мазары» (гробницы), в целях исцеления от бесплодия и облегчения родов. Несмотря на доступность современных медицинских услуг, этот обычай остается в силе, хотя в большинстве случаев соблюдается беременными женщинами и их близ-
ким окружением формально, имеет скорее символическое, чем практическое значение.
49 Исламов Ф. С. Указ. соч. С. 158.
50 Вишневский А. Г. О мотивационной основе рождаемости // Демографическое развитие семьи... С. 134.
51 См.: ДарскийЛ. Е. Рождаемость и репродуктивная функция семьи...
52 Шарипова М. Указ. соч. С. 16.
53 Там же. С. 12.
54 Опрос был проведен в 2003 году среди 500 сельских семей в 13-ти районах Согдийской области. См.: Исламов Ф. С. Указ. соч. С. 93-102.
55 См.: Шакирова С., Токтыбаева К. Материнство как фактор женской самостоятельности // Пол женщины. Сборник статей по гендерным исследованиям. Под. ред. С. Шакировой, М. Сеитовой. Алматы, 2000. С. 56.
56 Ежегодник Республики Таджикистан. Статистический сборник. Душанбе, 2005. С. 24.
57 Исламов Ф. С. Тенденции демографического развития... С. 54.
58 Там же. С. 73.
59 «Челночным бизнесом» в основном занимаются именно женщины. Этот вид деятельности вынуждает их к «нетрадиционному ненормативному поведению». Женщина-челнок должна выехать на некоторое время из дома без сопровождения «своих» мужчин, вступать в переговоры с другими («чужими») мужчинами, распоряжаться семейными и/или своими деньгами и т. п., что в контексте традиционных гендерных норм поведения считается недопустимым.
60 По результатам обследования среди тех, кто в 2002 году выехал с целью заработка за пределы республики (в Россию), женщин было 15%. См.: Олимова С., Боск И. Трудовая миграция из Таджикистана. Душанбе, 2003. С. 30.
61 Во время гражданской войны (1992-1997) многие семьи из сельских районов, спасаясь от преследований и в поисках пропитания, переезжали в города. В городе сельские женщины остались большей частью без кормильцев, которые погибли или уехали на заработки. Не имея ни достаточного образования, ни необходимой трудовой квалификации эти женщины просто были вынуждены заниматься мелкой уличной торговлей, чтобы обеспечить свои семьи минимумом дохода, позволяющим им выжить. Подробнее см.: Касымова С. Р. Гендерная система...
62 Там же. С. 19.
63 См.: Гендерная статистика. Душанбе, 1999.
64 Гендерные отношения. Национальный отчет. Душанбе, 1999. С. 45.
65 Шарипова М. Некоторые формы гендерных стереотипов... С. 45.
66 Опрос 2005 года с выборкой из 690 женщин из всех регионов Таджикистана, возрастная группа 18-49 лет. См.: Исламов Ф. С. Тенденции демографического развития... С. 57.
67 Шарипова М. Некоторые формы гендерных стереотипов... С. 15.
68 Там же.
69 К этим регионам относятся районы Хатлонской области и Раштской долины, где наблюдается самый высокий в Таджикистане коэффициент рождаемости: 29,9 и 29,3 рождений на 1000 человек. Ср. с Согдийской областью и ГБАО, где этот коэффициент соответственно 23,0 и 20,0 рождений. См.: Регионы Республики Таджикистан. Статистический сборник. Душанбе, 2004. С. 31-32.
