CC BY
39
ТРАДИЦИОННЫЕ ЭКОНОМИКО-ПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ В МОРДОВСКОЙ СЕМЬЕ КОНЦА XIX — НАЧАЛА XX В.
Ю. Н. Сушкова, кандидат исторических наук
В мордовской семье в конце XIX — начале XX в. бытовали две формы собственности: совместная (общесемейная) и индивидуальная (личная). Все члены семьи составляли единый хозяйственный организм, основанный на общности имущества (мокш. «парши», эрз. «паро-чи»). В общесемейной собственности обычно находились жилой дом, хозяйственные постройки, инвентарь, скот. Что касается земельного надела, то он считался принадлежавшим сельской общине и распределялся между ее членами паями по мужским душам с периодическим переделом, т. е. находился во временном пользовании. В общесемейную кассу поступали деньги, вырученные от продажи излишков сельскохозяйственной и промысловой продукции, а также заработанное членами семейного коллектива в отходах [1, с. 171 — 173]. Из общесемейных доходов выплачивались подати, необходимые суммы за аренду земли, покупку орудий труда и домашней утвари. Из этих же доходов обеспечивалось питание членов семьи, справлялась верхняя одежда, обувь, ими же покрывались все затраты для проведения семейных и общинных обрядов. «Каждый член семьи одевается, обувается, ест и пьет на счет всей семьи и может быть вполне уверен в том, что он обеспечен и от голода, и от холода, пока он живет в семье. Когда вздумается ему, как это случается, уйти куда-нибудь на работу, то весь свой заработок он обязан целиком принести семье, ничего не утаивая, так как, собственно говоря, он утаил бы у себя, а не у других» [4, с. 162].
Заработанные членами семьи деньги передавались в распоряжение кудазору, который по собственному усмотрению, но, как правило, с согласия семейного или родственного совета принимал решения по вопросом распределения бюджета. «Раньше семейной кассой ведали дед и бабушка. Для того, чтобы взять какую-либо сумму, нужно было объяснить нужду в деньгах как перед кудазором, так и перед всеми семей-
ными. Все заработанное всегда отдавали в общее хозяйство. Только на советах большак объявлял, кем и сколько было заработано. Человека, внесшего больше всех в семейную кассу, очень уважали и ценили»0 «Деньги хранил хозяин. Раньше мало на что тратили. Все в хозяйстве изготовлялось самими, только за сапогами ездили на рынок. Обычно же ходили в лаптях, сплетенных из лыка своими же домашними»2*
Нередко большак сам договаривался с наемщиками о работе своих сыновей, при этом они даже не видели заработанных денег, ибо все расчеты с наемщиком осуществлялись непосредственно кудазором. Бывали случаи, когда дети какую-то малую часть из заработанного скрывали от родителей и тратили на собственные нужды. Такой поступок считался нарушением семейного порядка формирования бюджета, и виновник наказывался домохозяином. «Все заработанные деньги должны были передаваться на хранение отцу. Иногда наиболее смелый оставлял себе немного из этой суммы. По рассказам моей матери, один раз поехали два брата в город торговать. Большую часть прибыли отдавали отцу, а на оставляемое втихаря покупали для своих жен ватные одеяла. Свекровь, узнав об этом, была возмущена. Братьев больше не отпускали на заработки и при распределении общих денег учли скрытые суммы, не дав их женам средств на приобретение дополнительной одежды»3) Эта же респондентка поведала о таком эпизоде из жизни деревенского парня: «Поехал как-то один на заработки. Для него это был первый выезд в город. Во время работы познакомился он с городскими, которые повели его на гулянье, где парень потратил из заработанного двадцать копеек на развлечения. Осознав содеянное, он всю дорогу домой проплакал, переживая предстоящую встречу с отцом»4).
Правомочия кудазора по распоряжению семейным имуществом были значительными, причем настолько, что в случаях какой-либо
© Ю. Н. Сушкова, 2007
произведенной им нерациональной растраты государственные и общинные органы власти фактически не привлекали его к ответственности. «Если хозяин растратит семейное имущество, то он ответствен только лишь перед Богом». Бывало, дети жаловались на своего отца в волостной суд за растрату им общего имущества, но, как правило, суд выносил решение, основываясь на принципе, что отец вправе распоряжаться имуществом по своему усмотрению. «Мордва смотрит на семейное имущество отнюдь не как на что-то совершенно неприкосновенное для отца и, в особенности, если оно целиком им же и нажито» [4, с. 139 — 140].
Свидетельством широкой правосубъектности кудазора в отношении семейной собственности служит записанная А. А. Шахматовым со слов одного крестьянина села Оркино ис-
Но ею семейные экономические отношения не ограничивались, ибо в мордовской семье имела место еще одна форма собственности, которую можно назвать личной или индивидуальной. Правда, личное имущество мужчин было настолько незначительно, что практически не играло никакой роли в семейной экономике. Обычно они обладали правом преимущественного пользования отдельными предметами семейной собственности (одеждой, обувью), но не имели имущества, которым могли бы самостоятельно распорядиться (продать, подарить). Даже шуба и тулуп, например, часто являлись в семье общими. Правда, иногда возникала возможность заработать, если так можно выразиться, «на карманные расходы».
Другое дело — личная собственность замужней женщины-мордовки, включавшая приданое, часть «кладки» (калыма), наследство, по-
тория о его отце Степане, который пропивал дарки, а также заработки. Существенным ис-
семейные деньги и имущество. Семья в отчаянии пошла жаловаться уряднику, тот обещал расследовать дело, но слово не сдержал. Сын обратился к старейшинам сельского схода. Однако, выслушав обстоятельства дела, те постановили, что раз «отец нажил имущество, его и воля в отношении к имуществу, куда хочет, туда и денет». На просьбу сына передать ему права домохозяина, иначе отец и лом «пропьет», старики ответствовали: «Если станем ставить сыновей хозяевами, то старикам нельзя будет жить». На вопрос сына, кто будет возвращать отцовский долг в 60 рублей, они сказали: «Ты сам и заплатишь, ты еще молод» [8, с. 622 — 624].
В обычно-правовой практике случаи растраты семейного имущества кудазором встречались редко, ибо тот, как правило, дорожил своей семьей, берег ее достоинство и прежде всего ее экономическое благосостояние.
Общесемейная собственность в системе имущественных отношений занимала основополагающее место, играла решающую роль.
точником пополнения ее бюджета была реализация излишков «бабьего хозяйства»: овощей, шерсти, молока, яиц и других продуктов, получаемых в общесемейном хозяйстве в результате ее труда. Замужним женщинам и вдовам в семье выдавалась полоска земли, которую они засевали льном. Женщины иногда, чтобы делать подарки гостям, например, в связи с рождением ребенка, вынуждены были продавать свои волосы [9, с. 309].
Подтверждением права женщины иметь собственное имущество служили специальные пристрои в избе, отводившиеся под хранилище женского добра. К избе прилегали узкие сени, по другую сторону которых ставилась обыкновенно горница или вышка (пустая, нежилая изба без печки), в которой хранились разные вещи и продукты (одежда, посуда, молоко, яйца). Под вышкой устраивалось нижнее отделение, «подклеть», куда помещали на зиму овец, свиней или ставили ульи с пчелами. Различных клетей и пристроек в больших семьях было много, обычно столько, сколько снох в
0 Информация записана автором в 2003 г. со слов Е. М. Горностаевой, 1937 года рождения, с. Шокша
Теньгушевского района Республики Мордовия.
2) Информация записана автором в 2003 г. со слов Ф. Д. Чекмаевой, 1932 года рождения, с. Шокша
Теньгушевского района Республики Мордовия.
3) Информация записана автором в 2003 г. со слов А. И. Маскаевой, 1926 года рождения, с. Баево Теньгушевского района Республики Мордовия.
4) Информация записана автором в 2003 г. со слов А. И. Маскаевой, 1926 года рождения, с. Баево Теньгушевского района Республики Мордовия.
Серия «Экономические науки*
67
семействе. Каждая сноха имела клеть и в ней помещала все свое имущество [6, с. 124].
Основу личной собственности женщины составляло приданое, которое она начинала готовить с детства. «С ранних лет, — писал И. Н. Сырнев, — они начинают вышивать
ства обсуждался на совете и решался главой семьи. Его стоимость в зависимости от экономического состояния семьи обычно колебалась от 15 до 100 рублей, в редких случаях она достигала 150 — 200 рублей5). Количество выдаваемой одежды зависело от состоятельности
себе рубашки и мало-помалу пополнять свой семьи, от трудоспособности и мастерства невес-
гардероб, подбирая бусы, пуговицы, ракушки, теньки, полотна, полотенца, сукно и т. п. Материал для этого они берут из семейного имущества, в чем им нет никакого запрета» [7, с. 188 — 189]. В подготовке приданого девушке помогали мать и сестры. Нередко приданое изготовлялось на деньги, внесенные в виде калыма, так что жених, внося плату за невесту, получал его обратно практически в том же объеме. Калым и приданое были более или менее соразмерны по величине: чем больше приданое, тем большим был калым.
Состав приданого устанавливался обычно-правовыми нормами, существовала обрядовая церемония его укладки в сундук (мокш., эрз. «парь»). Обычно парь покупал для девушки перед свадьбой свекор, это ставилось ему в усло-
ты и ее матери, действенной помощи родственников. Практиковалась покупка в складчину одежды, особенно женской, и некоторых предметов приданого (одеяла и пр.) несколькими родственными семьями.
В с. Шокша Теньгушевского района отмечали, что в состав приданого входили следующие вещи: шурмы (занавески, зашторивавшие постель молодых) 12 — 14 м в длину, высотой от потолка до пола, соломенный матрас, одеяло и две подушки, а также 17 вышитых рубашек и полотенец. По этому поводу одна мордовка поделилась со мной историей, рассказанной ее матерью: «Раньше обязательно давали невесте все постельные принадлежности: матрас, одеяло, подушки. Иногда давали одну подушку, чтобы муж и жена не расходились. Мой отец в
вие при сватовстве. Свадебный ритуал укладки первую брачную ночь отказался спать с моей
имущества невесты в новый сундук осуществляли в сенях, поскольку считалось, что в избе на потолке находилась земля, а между «двумя землями» можно было собирать только покойников, а не живых людей. Сундук обводили изнутри горящей лучиной, после чего первым клали каравай обрядового хлеба (мокш., эрз. «шумбра кши»), затем пять штук серебряных монет: четыре по углам, пятую на средину, на каравай. Также клали в сундук принесенные родственницами лепешки: по две штуки от каждой родственницы, третью лепешку тут же делили между присутствовавшими. В сундук, кроме того, укладывались чашка для еды и ложка, рубашки, шушпаны [2, с. 182 — 191].
В приданое обязательно входили одежда, по-
матерью, сказав, что ей в приданое не дали одеяло... В приданое давали одежду, причем самую лучшую. Пальто, полученное мною от матери в приданое, до сих у меня в чулане висит, как новое»6). В пос. Центральном Тор-беевского района мне сообщили, что в приданое входили одеяло, подушка, соломенный матрац, самотканая подстилка (ватола), в семьях побогаче набирали короба с одеждой7). В Дра-кине того же района «приданое богатой невесты состояло из большой подушки, одеяла и столешника. Кроме вещей, приданое включало и скот, от каждой породы скота по молодой матке, если отец держал пчел, то из них давал одну или две колоды»8).
Важной составляющей приданого были ук-
стельные принадлежности, набор украшений, рашения, головной убор и ожерелье, передава-домашний скот. Размер выдававшегося имуще- емые по наследству от женщины к женщине,
Информация записана автором в 200с$ г. со слов М. П. Учуватовой, 1927 года рождения, с. Стандрово Теньгушевского района Республики Мордовия.
6) Информация записана автором в 2003 г. от Ф. Д. Чекмаевой, 1932 г. рождения, село Шокша Теньгушевского района Республики Мордовия.
7) Информация записана автором в 2002 г. от Н. М. Мялина, поселок Центральный Торбеевского района Республики Мордовия.
8) Информация записана в 2002 г. от Л. Ф. Очкиной, 1936 г. рождения, село Дракино Торбеевского района Республики Мордовия.
причем каждая из владевших ими считала своей непременной обязанностью добавить по возможности украшений, прикупить монет и ракушек. Так, в Атяшевском волостном правлении разбиралось дело о продаже мужем пяти золотых монет с головного украшения жены, заявившей в суде, что те деньги были накоплены и пришиты к головному убору ее пробабкои по матери Анной. Суд наложил на обвиняемого денежное взыскание [4, с. 128]. Короб (сундук, в котором хранилось приданое) считался особенно ценным в силу того, что в нем хранили наголовник с монетами, монеты.
С шеи на грудь у женщин-мордовок опус-
хои: взять у них в долг, продать что-нибудь из их имущества, но потом взятая сумма обязательно возвращалась или компенсировалась. «Мордовская семья всегда имеет запасный небольшой капиталец — в косах (плетнях), сус-туке девушек и молодух. И нет больше огорчения для мордвина, когда, в случае какой-либо домашней невзгоды, он должен почать этот заветный капитал, отрезавши плетень у
девушки или у молодухи. При первых благо-
*
приятных обстоятельствах он тотчас пополняется» [5, с. 192]. Если же муж расточал общесемейное имущество, жена могла сказать об этом старшему в доме (домохозяину).
М. Е. Евсевьев, характеризуя положение
кался продолговатый лоскуток, вышитыи шерстью, а у тех, кто был побогаче, и унизанный серебряными монетами. Это украшение называлось сустук. Монет на нем иногда набиралось на 7 — 8 рублей. Парадный головной убор, венец, также включал монеты. Каждая взрослая девушка запасала венец в приданое. Сверху голова покрывалась накидкой из вышитого холста, а обыкновенно каким-нибудь платком. К головному убору также относились «плетени» из монет, привязываемые к косам, иногда ценою на 10 рублей. Один из пле-теней собирался невестою, другой — женихом. По свидетельству А. Мартынова, «мор-довка-невеста все приданое носит на себе, ибо оно состоит главным образом из монет, в придачу к которым дается еще несколько шушпанов, рубах и платков. Богатую невесту тотчас видно по ее плетеню, сустуку и венцу (венец — род колпака из бархата, вышитого бисером и унизанного монетами)» [5, с. 191].
Личной собственностью женщина распоряжалась самостоятельно, но обычно она советовалась с мужем. Охраняя коробьи, женщины прибегали иногда к хитростям, чтобы спасти свое имущество от расхищения в случае смерти: при тяжелой болезни или беременности тихонько, через подручниц, перетаскивали свою коробью в дом матери. «Никто из мужчин не стоит так сильно за свое имущество, как стоит за свое бабье добро мордовка», — писал по этому поводу В. Н. Майнов [4, с. 128].
Личная собственность женщины была неприкосновенна для других членов семьи и без ее согласия не могла быть использована на нужды семейного коллектива. В случае необходимости кудазор с согласия других членов стали бы косо смотреть на ту жену, которая семьи мог заключить сделку с женой или сно- поступила бы иначе, и отнеслись бы совершен-
замужнеи женщины, отмечал, что она своими трудами должна была обшивать и одевать мужа и детей, на что из общего хозяйства давались ей только кудель, лен на пряжу и незначительное количество шерсти на чулки и варежки. Деньгами она не получала ни копейки. Что касается приданого, полученного от родителей и родных в виде телки, поросенка или ягненка — то все это поступало в общее достояние семьи. В пользу женщины шли только те деньги, которые она выручала от собственных рукоделий. Этими средствами она и удовлетворяла все свои нужды на приобретение нарядов [2, с. 339].
По мордовским воззрениям «все, что составляет бабий доход или бабье имущество, не может ни в каком случае растрачиваться мужем или кудазором. В случае, если муж, будучи ку-дазором, делал долги и затем умирал, или же по иным причинам не мог быть ответственным за долги, сделанные для дома, а не лично для своих целей, жена, как принявшая от него домоводство, должна была отвечать. В том же случае, когда долги делались женой на нужды всей семьи или ее собственные, муж выступал ответчиком за эти долги и отвечал за них всем семейным имуществом» [4, с. 128].
Ситуация складывалась иначе, если долг был сделан по причине «пьянства» или «прогула», тогда эти суммы не возмещались женой. Но, поскольку отношения мужа и жены в большинстве случаев были теплыми и тесными, жена старалась как-нибудь потихоньку продать что-нибудь из имущества и скрытно от всех уплатить кабацкий долг мужа. «Все
Серия «Экономические науки»
69
но равнодушно, если бы не заплатили за отца дети и односемьяне» [4, с. 128 — 129}.
Все содержимое паря, в том числе головной убор и ожерелье, передавались по наследству по женской линии. Со смертью бездетной жены муж обязан был все ее девичье имущество возвратить ее семье, и там оно поступало в распоряжение матери умершей, или за смертью последней — девушкам: племянницам, сестрам, а если таковых не было, то холостым братьям. В случае вдовства женщина была вправе вернуться в дом родителей, забрав свой короб. Приобретенное при жизни мужа становилось с его смертью общим достоянием семьи, и жена имела право пользоваться лишь половиной того, «на что она могла рассчитывать при его жизни». В малой же семье в случае смерти мужа жена — полная и бесконтрольная распорядительница всего оставшегося после него имущества за исключением душевого надела, который обыкновенно брался в общество до совершеннолетия детей мужского пола [1, с. 483]. Все, что было истрачено мужем при жизни жены с ее согласия или
даже без него, после смерти жены семья покойной от мужа требовать не могла. Имущество после смерти мужа переходило к его детям или родственникам. Если вдова оставалась бездетной, она получала кое-что «на память», а если у нее были дети, то они считались наследниками, она же при них была опекуншей.
Итак, имущественной основой семейных отношений у мордвы конца XIX — начала XX в. являлись две формы собственности — общесемейная и индивидуальная, главным образом, женская. Поскольку брак у мордвы в рассматриваемый период представлял сделку, супружество можно характеризовать не просто как личный, но прежде всего как имущественный союз. Права женщины нашли при этом наиболее ярко выраженное обычно-правовое оформление, ибо ее собственность, считавшаяся неприкосновенной, играла существенную роль в определении статуса жены в семье. Управление общесемейным имуществом возлагалось на домохозяина, распределявшего его по своему усмотрению на общесемейные нужды.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гребнев М. Мордва Самарской губернии: историко-этнографический очерк / М. Гребнев // Самарские епархиальные ведомости. 1886. № 24.
2. Евсевьев М. Е. Избранные труды / М. Е. Евсевьев. Т. 5., 1966.
3. Лузгин А. С. Жизнь промыслов. Промысловая деятельность крестьян Мордовии во второй половине XX в. (Этнокультурные аспекты) / А. С. Лузгин. Саранск, 2001.
4. Майнов В. Н. Очерк юридического быта мордвы / В. Н. Майнов. СПб., 1885.
5. Мартынов А. Мордвы в Нижегородском уезде (из записок 1863 года) / А. Мартынов / / Нижегородские губернские ведомости. 1865. № 24.
6. Народы России. Живописный альбом. СПб.: Издание Картографического заведения А. Ильина, 1880; Шахматов А. А. Мордовский этнографический сборник / А. А. Шахматов. Спб., 1910.
7. Сырнев И. Н. Распределение населения Среднего и Нижнего Поволжья по территории, его этнографический состав, быт и культура / И. Н. Сырнев / / Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга; под ред. В.П. Семенова. Среднее и Нижнее Поволжье и Заволжье. СПб, 1901; Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Среднее и Нижнее Поволжье и Заволжье: репринтное издание. Ульяновск, 1998.
8. Шахматов А. А. Мордовский этнографический сборник / А. А. Шахматов. СПб., 1910.
9. Рукописный фонд ГУ НИИ ГН. И-496.
Поступила 07.02,07.
