CC BY
85
от различных обстоятельств. Так, например, Тайваню предлагается более высокая степень автономии, чем Гонконгу. Тибету соответственно более низкая, чем Гонконгу, но более высокая, чем Синьцзяню и Внутренней Монголии. Права нацменьшинств в большей степени соблюдаются в области экономики, культуры, здравоохранения, чем в области политических прав. В соответствии с вышеизложенным, с точки зрения либеральных теорий автономии, китайская модель в действительности «фактически не имеет смысла» (virtually meaningless). С точки зрения «политики реального», китайская модель автономии имеет свои несомненные достижения в сфере экономики и культуры, а также в деле сохранения единства и территориальной целостности государства. Очевидно, что процесс формирования системы национальной автономии в Китае все еще не завершен. Китай продемонстрировал возможность построения в стране социализма с китайской спецификой. Прагматический метод Дэн Сяопина «переходить реку, извлекая камни со дна», применим, на наш взгляд, и к области национального строительства. Сможет ли Китай доказать, что и в этом вопросе у него есть своя китайская специфика, покажет только время.
Литература
1. Zhonghua renmin gongheguo de xianfa, 1982 (Конституция КНР, 1982). URL: http //news.xinhuanet. com/newscenter/2004-03/15/content_1367387.htm.
2. Zhonghua renmin gongheguo minzu quyu zizhifa // Xin shiqi minzu gongzuo wenxian xuanbian. - Zhongyang wenxian chubanshe, 1990. (Закон о национальной районной автономии КНР // Избр. док. национальной работы нового времени. - Изд-во документов ЦК, 1990). - C. 235-250.
3. Жоголев Д.А. Малые народности и великий Китай.
- М., 1994. - С. 115-116.
4. White Papers of the Chinese Government. Foreign Language Press. - Vol. 2 (1996-1999). - С.280-281.
5. He Baogang. The Dalai Lama’s Autonomy Proposal. A One-Sided Wish? // Contemporary Tibet: Politics, Development and Society in a Disputed Area / ed. by B. Sautman and J.T Dreyer. - N.Y: M.E. Sharpe, Inc., 2006. - С.77.
6. Богословский В.А. Особенности функционирования районной автономии в Тибете на современном этапе // Государственный строй и важнейшие социальноэкономические проблемы КНР. - М., 1982.
7. Москалев А.А. Новое в национальной политике КНР (теоретические аспекты) // Информ. материалы. Сер.: О-во и государство в Китае в ходе реформ / Ин-т Дал. Востока. Центр науч. информ. и банка данных. - М., 1999. - Вып. 4.
8. Егоров К.А. Государственно-правовое регулирование межнациональных отношений и статуса национально-автономных образований КНР // Советское государство и право. - М., 1989.
гарри Ирина регбиевна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, г. Улан-Удэ.
Harry Irina Regbievna, candidate of historical sciences, senior researcher of the Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, SB RAS, Ulan-Ude.
УДК 930 (571.5) (517.3) в.д. дугаров
традиции монголоведных исследований в региональной историографии xix- начала xxI вв.
Статья посвящена проблемам развития монголоведной историографии в России и в Байкальском регионе на пороге XXI в. Определяются основные хронологические вехи развития российского монголоведения. Автор выделяет особенности формирования монголоведной историографии в Байкальском регионе. Показано развитие бурятского монголоведения.
Ключевые слова: монголоведение, кочевники, номады, буряты, востоковедение, историография, Байкальский регион, ориенталист.
V.D. Dugarov
TRADITIONs OF MONGOLIAN sTuDIEs IN THE REGIONAL
historiographies in xix-xxi centuries
The article is devoted to the problems of development of Mongolian historiography in Russia and in the Baikal region at the beginning of XXI-st century. It identifies the main chronological milestones in the development of Mongolian studies in Russia. The author singles out features of the formation of Mongolian historiography in the Baikal region. The development of the Buryat Mongolian studies is shown.
Key words: Mongolian studies, nomads, Buryats, historiography, Baikal region.
Геополитическое положение России, географически и исторически относящейся и к Европе, и к Азии, определяла высокий уровень развития востоковедения. Это дало толчок к развитию во второй половине XIX в. «евразийству», евразийской науке XX в. Проблема «евразийства» в современной востоковедной науке занимает одно из приоритетных положений, актуальность ее методологической разработки вызывается требованиями политической жизни России.
Основными положениями, надолго определившими российскую историографию, были, по мнению востоковеда Ю.В. Кривошеева: «Сень варварства омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу...», «Россия, терзаемая монголами, напрягала силы единственно для того, чтобы исчезнуть: нам было не до просвещения!». «Ордынское иго как причина отставания Руси от «государств европейских» - таков первый вывод Н.М. Карамзина. Второй вывод российского ученого-историографа относится к внутреннему развитию Руси в «монгольские века». Он не соответствует сказанному прежде, не вытекает из него и более того противоречит, ибо, оказывается, монголы принесли на Русь не только «кровь и слезы», но и благо: благодаря им, были ликвидированы междоусобия и «восстановлено самодержавие», сама Москва была «обязана своим величием ханам» [5, с. 87].
Н.М. Карамзин первым из историков выделил влияние монгольского нашествия на развитие Руси в большую самостоятельную проблему отечественной науки [1, с 132].
В исторических конкурсах 1826 и 1832 гг. на тему: «Какие последствия произвело господство монголов в России.» были определены своеобразные акценты в этой проблематике: 1) существенно большее место теперь уделяется необходимости изучения собственно истории Золотой Орды, 2) только намеченная прежде направленность на «владычество» монголов на Руси теперь развивается в целую концепцию, здесь говорится (в духе «норманской проблемы») о «монгольской династии», образующей «необходимое звено Российской истории». Монгольские ханы - «ужас и бич» России - держали ее «в узах безусловного порабощения», а «венцом и жизнию» князей распоряжались «своенравно». Так была заложена основа будущих - не только XIX, но и XX в. - исследований по русско-ордынской проблематике [5, с. 91].
Великий российский историк С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» призывал не прерывать естественную нить событий
- именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные - и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений» [8, с. 54.]
Во второй половине века XIX в. формируются два магистральных пути изучения «монгольского вопроса». Первый, восходящий к традициям, заложенным Н.М. Карамзиным и Х.Д. Френом, и представленный рядом крупных монголоведов того времени, исходит из значительной, а временами определяющей и всеохватывающей роли монголов в средневековой русской истории. Второй путь связан с именем, прежде всего С.М. Соловьева, а также его продолжателей, среди которых выделяются имена В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, а в первой трети XX в. М.Н. Покровского и А.Е. Преснякова. Для этих ученых главным остается естественный ход внутренней жизни средневековой Руси, не подверженной, по крайней мере, кардинальным образом изменениям. Так, С.Ф. Платонов считал монгольское иго лишь «случайностью в нашей истории». Поэтому, писал он, «мы можем рассматривать внутреннюю жизнь русского общества в XIII в., не обращая внимания на факт татарского ига» [5, с. 97].
Кафедра монгольского языка Казанского университета за 22 года своего существования (18221855) провела огромную и плодотворную учебнопедагогическую, методическую и научную работу. За эти годы, по определению монголоведа Д.Б. Улымжиева «... была подготовлена плеяда ученых-монголоведов» [9, с. 6].
С востоковедческой деятельностью Казанского университета связано становление академического образования в среде бурятского населения, которое в этот период было представлено именами Доржи Банзарова, Галсан Гомбоева, А.А. Бобровникова.
С начала XVIII в. в Иркутске началась подготовка специалистов монгольского языка. Трудами представителей православной церкви начинается сбор сведений исторического и этнографического характера о монголоязычных народах, населяющих Байкальский регион. Обзорные статьи по отдельным проблемам этого процесса были опубликованы в трудах российских востоковедов В.В. Григорьева, П.С. Савельева, Г.Н. Потанина, А.В. Потаниной, А.П. Щапова и других русских демократов-просветителей.
Вопросы миссионерской образовательной де-
ятельности Русской православной церкви рассматривались в церковной литературе с XVII в.: «Сибирской летописи», «Истории Сибирской» С. Ремезова, где было идеологически обосновано присоединение Сибири к России и рассматривались вопросы христианско-просветительской деятельности русского народа по отношению к коренному населению, в том числе бурят-монголам.
В историографии данного вопроса, в трудах церковных авторов и сибирских церковных деятелей XVIII-XIX в. история миссионерской образовательной деятельности рассматривалась на страницах: «Иркутских..», «Забайкальских епархиальных ведомостей» и «Приложений..» к ним, в «Трудах православных миссий Восточной Сибири», «Трудах православных миссий Иркутской епархии», «Миссионерского обозрения» «Православного вестника» и других церковных изданий, регулярно публиковались отчеты миссий, статьи и записки миссионеров, «Дневники..» архиепископов иркутских и нерчинских Вениамина, Нила, Иринея, архимандрита Никодима, отца Мелетия, иеромонаха Нестора, священника П. Громова, других иерархов правосланой церкви и рядовых миссионеров. Освещались проблемы христианизации аборигенного населения края [2, с. 161].
В их трудах, по замечанию исследователя З.А. Шагжиной «традиционные религии сибирских народов представлены как символы языческого невежества и косности, для борьбы с которыми православная церковь прилагает огромные усилия, используя приемы и методы, преодолевая трудности и преграды на пути утверждения правильной религии - православного христианства» [12, с. 8-9].
В 1725 г. в Иркутске при Вознесеновском монастыре была открыта «Мунгало-русская школа
- первая школа в Восточной Сибири, главной задачей которой была подготовка переводчиков монгольского языка, а также миссионерская деятельность.
В этот же период в Верхнеудинске, Кяхте, Иркутске активную монголоведную работу ведет один из крупнейших энтузиастов - монголоведов того времени Александр Васильевич Игумнов (1761-1834 гг.). В совершенстве владея бурятским и монгольским языками, он был востребован на государственной и дипломатической работе. «Источники, которыми мы пользовались, твердят в один голос о том, что А.В. Игумнов не ограничивался только исполнением служебных обязанностей, что он делился своими знаниями в языках, занимался переводами и т.д.» (цит. по: Чимитдор-
жиев Ш.Б.) [10, с. 6].
Именно А.В. Игумнов стал настоящим учителем восточных языков для приехавших из Казанского университета О.М. Ковалевского и А.В. Попова. Его роль в языковом становлении родоначальников российского монголоведения неоспорима.
В наши дни проблема становления иркутского востоковедения раскрывается в трудах Н.О. Шаракшиновой, Е.М. Даревской, Н.Е. Единар-ховой, К.Л. Малакшанова, В.В. Свинина, Ю.В. Кузьмина, Е.И. Лиштованного и других восточносибирских ученых [6, с. 9].
23 сентября 1833 г. (по ст.) в приграничном городе Троицкосавске состоялось официальное открытие Русско-монгольской войсковой 4-х бурятских полков школы. По учебной программе, которая была составлена О.М. Ковалевским по просьбе Иркутского гражданского губернатора И.Б. Цейдлера, войсковая школа стояла близко к уездному училищу, но с рядом существенных отличий [4, с. 8].
Находившийся в 1830-1833 гг. в Забайкалье среди селенгинских бурят О.М. Ковалевский, посланный туда для совершенствования в монгольском языке по предположению бурятского ученого Н.В. Кима, подсказал идею о направлении нескольких лучших учеников русско-монгольской школы в Казань для продолжения обучения в гимназии. Несмотря на препоны царских чиновников, возник редчайший в Российской империи прецедент: четырех инородческих детей, в том числе и Доржи Банзарова, и вместе с ними ламу-наставника Галсана Никитуева приняли 25 января 1836 г. на казенный кошт в Казанскую гимназию. С этого времени начинается официальное обучение представителей бурятского народа в академических учебных образовательных заведениях России европейского образца.
В то же время, распространившееся с XVII в. вертикальное уйгурско-монгольское письмо на протяжении нескольких столетий являлось родным письменным языком бурятского народа. На нем велось делопроизводство, были написаны исторические хроники, летописи, родословные и созданы оригинальные фольклорнохудожественные сочинения. Старомонгольская письменность составляет общее культурное достояние монгольских народов, которую, несмотря на обилие наречий и говоров, успешно применяли ее во многих регионах монгольского мира.
Открытие дацанских школ, в которых пре-
подавалось монгольское письмо, как указывают бурятские ученые Ш.Б. Чимитдоржиев и Т.М. Михайлов, привело к росту грамотности среди бурятского населения. Дацанское образование до XIX в. являлось почти единственным очагом просвещения [11, с. 11].
Первая светская, так называемая «навигацкая школа» открылась в Иркутске в 1754 г. В 1789 г. на основании нового положения об училищах в Иркутске учреждается малое и главное народные училища. В главном училище обучали русскому языку, арифметике, гражданской истории, географии, естественной истории, геометрии, архитектуре, механике, физике, латинскому языку. Это была по существу первая общеобразовательная школа. В 1790-1793 гг. в целях подготовки переводчиков для торговых, дипломатических и военных надобностей на Востоке вводится преподавание монгольского, китайского, маньчжурского и японского языков, но в 1794 г. обучение этим языкам прекратилось.
Как отмечают Г.Л. Санжиев и Е.Г. Санжиева: «13 февраля 1793 г. в Верхнеудинске было открыто малое народное училище, которое являлось первой школой в Забайкалье и Дальнем Востоке и третьей во всей Восточной Сибири» [7, с. 197].
На протяжении первой половины XIX в. было открыто 11 бурятских училищ: в 1816 г. - Идинское и Тункинское, в 1818 г. - Селенгинское, в 1835 г.
- Аларское и Бажеевское, в 1842 г. - Агинское, в 1844 г. - Баргузинское и др. В бурятских училищах обучали русскому языку, «предметам для приходских училищ положенным и монгольской грамоте». К 60-м гг. XIX в. из 11 училищ вследствие реакционной политики Николая I действовало всего 4.
Процессы обучения светской грамоте бурятского населения не могли не привести к появлению первых учителей из числа бурят - Яков Болдонов, Николай Алексеев, Федор Хуреганов, Цыбик Онгодов, Содномпил Чайванов, Матвей Махусаев и др. Самым первым бурятским учителем был Федор Санжихаев. В 1790 г. он был определен учителем монгольского языка в Иркутском народном училище, преобразованном позднее в гимназию [7, с. 201].
Поступление Д. Банзарова в 1836 г. в Казанскую гимназию, затем университет, блестящая защита кандидатской диссертации на тему «Чер-
ная вера, или шаманство у монголов» в 1846 г., огромная эрудиция бурятского ученого в области востоковедения и знание большого количества языков, на наш взгляд, знаменовали определенный уровень развития светского европейского образования бурятского народа.
В Казанском и Петербургском университете прошло становление ученого, овладевшего европейской наукой и светскими знаниями бывшего буддийского ламы Галсана Гомбоева, который по праву занимает почетное место среди востоковедов России 1-й половины XIX в.
Таким образом, процессы развития европейского образования бурятского населения в 1-й половине XIX в., давшие мировому востоковедению имена выдающихся ученых, не вызывают сомнения в современной исторической науке. Раскрытие процессов становления востоковедной науки Бурятии является задачей историографов XXI в.
Литература
1. Борисов Н.С. Отечественная историография о влиянии
монголо-татарского нашествия на русскую культуру // Проблемы истории СССР М., 1976. Вып.У
2. Дугаров В.Д. Взаимоотношения России и Монголии в
XVI-XIX вв. // Вопросы историографии. Улан-Удэ, 2004.
3. Карамзин Н.М. История государства Российского: в 12
т. XV. С. 201, 202, 208. КривошеевЮ.В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб., 2003.
4. Ким Н.В. Доржи Банзаров (Биографический очерк).
Улан-Удэ, 1992.
5. Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследование по
истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб., 2003.
6. Кузьмин Ю.В. Иркутское монголоведение (1725-2004
гг.): исследователи и книги. Иркутск, 2004.
7. Санжиев Г.Л., Санжиева Е.Г. Бурятия XVП-XIX вв.
История. Улан-Удэ, 1999. Вып. 4.
8. Соловьев С.М. Соч. в 18 кн. Кн. 1: История России с древнейших времен. Т. 1-2. М., 1988.
9. Улымжиев ДБ. Страницы отечественного монголоведе-
ния. Казанская школа монголоведов. Улан-Удэ, 1994.
10. Чимитдоржиев Ш.Б. Игумнов А.В. // Российские монголоведы (XVП-XX в.). Улан-Удэ, 1997.
11. Чимитдоржиев Ш.Б., Михайлов Т.М. Развитие школьного образования в Бурятии и выдающиеся учителя и просветители // Выдающиеся бурятские деятели. Видные деятели культуры, просвещения и науки. XVП-нач. XX вв. Улан-Удэ, 1994. Вып. I.
12. Шагжина З.А. Миссионерская деятельность русской
православной церкви в Забайкалье (2-я половина
XVII-XX вв.). Улан-Удэ, 2000.
дугаров владимир доржиевич - доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ.
Dugarov Vladimir Dorzhievich - doctor of historical sciences, professor of department of general history of Buryat State University, Ulan-Ude.
