CC BY
428
УДК 81.00 Д18
ББК Ш 141.01.2973
В.П. Даниленко
типология детских неологизмов
(на материале КНИГИ К.и. чУКОВСКОГО «от ДВУХ до пяти»)
Как тонкий и профессиональный языковед К.И.Чуковский предстаёт перед нами прежде всего в трёх книгах: «От двух до пяти», «Высокое искусство» и «Живой как жизнь». Цель настоящей статьи - выявить типологию детских неологизмов на материале первой из этих книг.
Ключевые слова: К.И.Чуковский; языкознание; типология; дети; неологизм; словообразование; лексикология; морфология
V.P. Danilenko
a typology OF CHILDISH NEOLOGISMS (on the basis of k.i.chukovsky’s book «from one to FIVE»)
K.I. Chukovsky gives an analysis of language in the three of his books - “From One to Five”, “The High Art” and “As Alive as Life”. The purpose of this article is to offer a typology of childish neologisms on the basis of the first of these books.
Key words: K.I. Chukovsky; linguistics; typology; children; neologism; word-formation; lexicology; morphology
Корней Иванович Чуковский (1882-1969) прожил большую жизнь - 87 лет. Это была жизнь взлётов и падений [Лукьянова, 2006]. В памяти большинства его читателей он остался как непревзойдённый сказочник - как автор «Крокодила» и «Тараканища», «Мойдодыра» и «Айболита», «Мухи-Цокотухи» и «Федорина горя», «Краденого солнца», «Телефона» и «Путаницы». Но К.И.Чуковский был ещё и выдающимся филологом - как литературоведом, так и языковедом.
Ещё до революции К.И.Чуковский завоевал себе славу как блестящий литературный критик [Чуковский, 1969]. В 1962 г. за книгу «Мастерство Некрасова» - через девять лет после её издания - ему была присуждена ленинская премия. В этом же году он получил диплом почётного доктора литературы в Оксфордском университете.
Как тонкий, вдумчивый и профессиональный языковед К.И.Чуковский предстаёт перед нами прежде всего в трёх книгах: «От двух до пяти», «Высокое искусство» и «Живой как жизнь». Цель настоящей статьи - выявить типологию детских неологизмов на материале первой из этих книг. Она переиздавалась и дополнялась автором много раз. Книга разраста-
лась за счёт всё новых и новых примеров из речи детей, которые присылали её автору их родители со всего Советского Союза. Я буду делать отсылки к её переизданию 1999 г. [Чуковский, 1999].
Усвоение языка ребёнком К.И. Чуковский считал чудом. В начале книги «От двух до пяти» мы читаем: «...каждый малолетний ребёнок есть величайший умственный труженик нашей планеты, достаточно было бы приглядеться возможно внимательнее к сложной системе тех методов, при помощи которых ему удаётся в такое изумительно короткое время овладеть своим родным языком, всеми оттенками его причудливых форм, всеми тонкостями его суффиксов, приставок и флексий. Хотя это овладение речью происходит под непосредственным воздействием взрослых, всё же оно кажется мне одним из величайших чудес детской психической жизни» [Чуковский, 1999, с. 272].
К.И. Чуковский учил видеть в детской речи не только результат подражания взрослому языку, но и плоды самостоятельного творчества. Он писал: «У двухлетних и трёхлетних детей такое сильное чутье языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся калеками
или уродами речи, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: и сердитки, и духлая, и красавлюсь, и всехный [Там же].
Слова, созданные детьми, К.И.Чуковский делил на две группы - уже имеющиеся в языке и отсутствующие в нём. К первой группе относятся, например, слова пулять, никчемный, обутки и т.п. Изобретая их, ребёнок не подозревает, что они уже имеются в языке. Он пересоздаёт их заново [Чуковский, 1999, с. 272273]. Однако большую часть детских слов составляют подлинные неологизмы - слова, отсутствующие в языке. В этом случае мы имеем дело с настоящими детскими неологизмами.
К.И.Чуковский не даёт в своей книге классификации детских неологизмов. Опираясь на огромное число примеров, помещённых в ней, мы можем, тем не менее, выделить четыре их типа - словообразовательные, лексические, морфологические и синтаксические. последний, синтаксический, тип представлен единичными случаями (например, употребление моновалентного глагола «плакать» в значении бивалентного: Я плачу не тебе, а тёте Симе). Вот почему в поле нашего внимания попадут только словообразовательные, лексические и морфологические типы детских неологизмов.
Словообразовательные неологизмы
Детский словообразовательный неологизм
- это новое слово, созданное ребёнком. В книге «От двух до пяти» мы обнаруживаем три разновидности детских словообразовательных неологизмов. Назовём их этимологическими, омонимическими и аналогическими.
Этимологические неологизмы. Уже маленький ребёнок способен к словообразовательному анализу. Он, например, хорошо осознаёт, что домище - это очень большой дом, а улочка - очень маленькая улица. Но как ему осмыслить слова, которые не поддаются словообразовательному анализу? Он действует так же, как и взрослые, использующие механизм народной этимологии: вазелин превращает в мазелин, помаду - в помазу, компресс -в мокресс, термометр - в теплометр, петлю
- в цеплю (от цеплять, ртуть - в вертутию (от вертится), бормашину - в больмашину, сухарик - в кусарик, парикмахера - в вихрахе-ра, валерьянку - в болерьянку, вентилятор -в вертилятор, паутину - в паукину, пружин-
ку - в кружинку, буравчик - в дыравчик, милиционера - в улиционера, экскаватор - в песко-ватор, рецепт - в прицепт (потому что прицепляется к аптечной бутылке), ватрушку - в творушку (от творог) и т.д.
О необыкновенной словообразовательной активности малолетних детей ярко свидетельствует их этимологическая придирчивость. Многих из них не устраивает этимология некоторых слов. Более того, в своей критике взрослого языка они доходят до желания заменить имеющиеся слова, словообразовательная природа которых их не устраивает, на более, с их точки зрения, удачные.
- Почему ручей? Надо бы журчей. Ведь он не ручит, а журчит.
- Почему ты говоришь: тополь? Ведь он же не топает.
- Почему ты говоришь: ногти! Ногти у нас на ногах. А которые на руках - это рукти.
- Почему ты говоришь: рыба клюет? Никакого клюва у ней нет.
- Почему разливательная ложка? Надо бы наливательная.
- Почему перочинный нож? Надо бы ото-чительный. Никакие перья я им не чиню [Чуковский, 1999, с. 313].
К.И.Чуковский настаивал на том, что словообразовательная придирчивость - характерная черта всех малышей: «Нет ребенка, который в известный период своего духовного роста не задавал бы подобных вопросов. названный период его жизни характеризуется самым пристальным вглядыванием в конструкцию каждого слова» [Там же]. Он приводил в связи с этим множество других её примеров. Белку дети предлагают заменить на рыжку, бодает - на рогает, синяк - на красняк, перчатки
- на пальчатки, полозья - на повозья, самовар
- на мамовар и т.д.
Омонимические неологизмы. Иногда ребёнок создаёт слова, которые случайно совпадают по своей звуковой форме со словами, уже имеющимися во взрослом языке. Иначе говоря, сам того не ведая, он создаёт слова-омонимы. Вот какие примеры мы находим в книге К.И.Чуковского: гусеница вместо гусыня, любовница (Бабушка! Ты моя лучшая любовница!), распутница (Мама, я такая распутница! И показала верёвочку, которую ей удалось распутать), Макарона вместо Макаровна (Жил-был пастух, его звали Макар. И
была у него дочь Макарона); кочегарка (жена кочегара), судак (подсудимый); насупиться (наесться супа) и т.п.
Аналогические неологизмы. Данный вид детских словообразовательных неологизмов является самым многочисленным. Разобьём их на три группы - существительные, прилагательные и глаголы.
Существительные: стрекозёл (муж стрекозы); шишенята (Вы и шишку польёте? Да. Чтобы выросли шишенята?); спун (Какой ты страшный спун! Чтобы сейчас было вста-то!); почтаник (почтальон); сердитки (морщинки); смеяние (Мне аж кисло во рту стало от баловства, от смеяния); тормозило (тормоз); ползук (червяк, по аналогии с жук или паук); обувало (обувь); брызгань (Мы хорошо купались. Такую брызгань подняли!); учило (учебник); сольница (солонка); ещё (Двухлетнюю Сашу спросили: «Куда ты идёшь?». «За песочком». «Но ты уже принесла». «Я иду за ещём») [Там же. С. 278],и т.д.
Прилагательные: никовойная (Я мамина и больше никовойная); пахлая, духлая (Лялечку побрызгали духами: «Я вся такая пахлая. Я вся такая духлая»); всехний (Я зажёг для детей костёр. Издали солидно подползла двухлетняя соседская девочка: «Это всехний огонь?». «Всехний, всехний! Подходи, не бойся!» [Там же. С. 271]; баюльная (колыбельная, от баю); окошный (Какой окошный дом!) и т.д.
Глаголы: красавиться (И вертится у зеркала: «Я, мамочка, красавлюсь!») [Там же: 269]; нанитывать бусы (по аналогии с нанизывать на нитку); копытнуть (ударить копытом); налужить (о дожде); распакетить; отсониться (Погоди, я ещё не отсонилась); залошадить (Весь мост залошадило»); угла-зиться (На что это ты такуглазилась?); по-ломыть (пол мыть); не божемойкать (не говорить «Боже мой»); оцыплятиться (Наседка оцеплятилась); высолить; вытрудить; от-помнить; отпачкать; расгащиваться; при-тонуть, вытонуть (о кукле в ванне); отму-хиваться (Я сижу и отмухиваюсь!) и т.д.
Глагольное словотворчество автор книги «От двух до пяти» считал более продуктивным у детей, чем субстантивное: «Так велико у детей тяготение к глаголу, что им буквально не хватает глаголов, существующих во “взрослом” языке. Приходится создавать свои
собственные. нет, кажется, такого существительного, которое ребёнок не превратил бы в глагол:
- Часы часикают.
- Вся елка обсвечкана! Вся елка обсвечка-
на!
Брат трехлетней нины играет на балалайке. Нина страдальчески морщится:
- не балалай, пожалуйста!
ребёнок создает такие глаголы десятками -гораздо чаще, чем мы. прищемив себе руку дверью, ребенок кричит:
- Ай, я задверил руку!
И пусть родителей коробит это смелое производство глагола, ребенок считает его совершенно нормальным.
- Отскорлупай мне яйцо.
- Замолоточь этот гвоздик.
- Бумага откнопкалась.
- Я защёкала свою карамельку!
- Ого-го, как ладошкаются!
- Ой, меня крапива накрапивила!
- Я намакаронился.
- Я уже начаепился.
И даже:
- Мы почайпили кофе.
Иногда оглаголивается даже наречие.
- Расширокайтесь!.. Расширокайтесь! -кричала своим гостям четырехлетняя девочка, требуя, чтобы они расступились» [Там же. С. 291-292].
к.И. Чуковский без конца поёт в своей книге дифирамбы детскому словотворчеству. Вот что он писал, например, о слове перелай: «Ни в чём не сказывается с такой очевидностью лингвистическая чуткость и одарённость ребёнка, как именно в том, что он так рано постигает все многообразные функции, выполняемые в родном языке каждой из этих мелких и незаметных частиц. Ребенок впервые очутился на даче. На соседних дачах и справа и слева лают весь вечер собаки. Он с удивлением спрашивает:
- Что это там за перелай такой?
Этот перелай (по аналогии со словами перекличка, переписка, перебранка, перепляс, перезвон) отлично изобразил то явление, которое подметил ребёнок: прерывистость и «обоюдность» собачьего лая. Чтобы объяснить перелай иностранцу, пришлось бы прибегнуть к такой многословной описательной речи: лают две собаки (или больше) с двух противо-
положных сторон, причем не сразу, а попеременно - едва умолкает одна, тотчас же принимается лаять другая: перелай. Вот сколько понадобилось бы слов, чтобы выразить то, что ребенок высказал единственным словом с короткой приставкой» [Там же. С. 298].
А вот что к.И. Чуковский пишет о слове нырьба: «Или, например, слово нырьба. Ребёнок создал его лишь потому, что не знал нашего взрослого слова ныряние. купаясь в ванне, он так и сказал своей матери:
- Мама, скомандуй: «К нырьбе приготовиться!»
Нырьба - превосходное слово, энергичное, звонкое; я не удивился бы, если бы у какого-нибудь из славянских племен оказалось в живом обиходе слово нырьба, и кто скажет, что это слово чуждо языковому сознанию народа, который от слова ходить создал слово ходьба, от слова косить - косьба, от слова стрелять -стрельба и т.д.» [Там же. С. 273].
Лексические неологизмы
Существует два лексических способа словообразования - метафоризация и метоними-зация. В первом случае слово появляется в языке за счёт его переносного употребления по сходству обозначаемых предметов, а во втором - по смежности. примеры метафори-зации: шляпка (у гвоздя), кулак (зажиточный крестьянин), зайчик (солнечный блик), слог (стиль) и т.п. Примеры метонимизации: галифе, ампер, вольт, рентген и т.п.
Для малолетних детей характерен первый из указанных способов лексического словообразования - метафоризация. Но подступаются они к нему с осторожностью. Поначалу они оказывают метафоре явное сопротивление. Вот как об этом писал К.И.Чуковский в разделе «Против метафор»: «Пожалуешься, например, при ребёнке:
- У меня сегодня ужасно трещит голова!
А ребенок насмешливо спросит:
- Почему же не слышно треска?
И тем подчеркнёт своё отрицательное отношение к странной (для него) манере взрослых выражать свои мысли метафорами, столь далёкими от подлинных реальностей жизни» [Там же. С. 317].
Другие примеры: «Спрашивают его о сестре:
- Что же это твоя Иришка с петухами ложится?
- Она с петухами не ложится - они клюются: она одна в свою кроватку ложится.
- Вот зимой выпадет снег, ударят морозы...
- А я тогда не выйду на улицу.
- Почему?
- А чтоб меня морозы не ударили» [Там же. С. 324].
Особое сопротивление ребёнок оказывает фразеологизмам, построенным на метафоре. Ему кажутся дикими, например, такие устойчивые словосочетания, как собаку съесть или денег куры не клюют. Он понимает их в прямом смысле: «Когда же он услышал, что пришедшая в гости старуха “собаку съела” на каких-то делах, он спрятал от неё своего любимого пса... Про какого-то доктора большие говорили в присутствии Мити, что денег у него куры не клюют. Когда Митю привели к этому богатому доктору, он, конечно, сейчас же спросил:
- А где у тебя твои куры?» [Там же. С. 322; 324].
«Правда, в конце концов у детей создается привычка к нашим “взрослым” идиомам и метафорам, но эта привычка вырабатывается не слишком-то скоро, и любопытно следить за различными стадиями её возникновения и роста. Приведу один очень характерный пример. В семье заговорили о новой квартире, и кто-то сказал, что её окна выходят во двор. Пятилетний гаврик счёл необходимым заметить, что окна из-за отсутствия ножек не могут ходить по дворам. Но произнёс он это свое возражение без всякой запальчивости, и было видно, что для него наступил тот период языкового развития, когда дети начинают примиряться с метафоричностью наших “взрослых” речей» [Там же.С. 315].
Постепенно ребёнок созревает до осознания метафоры. Он становится автором собственных метафор. Подчас они выглядят очень неожиданными. Вот лишь некоторые примеры: паровоз купается, голова босиком (о лысине), брюки нахмурились, ноги толстопузые (Ой, мама, какие у тебя толстопузые ноги!), как сесть на примус (жарко) и т.п.
А вот уж и совсем нечто странное: «Когда же вы со мной поиграете? Папа с работы - и сейчас же за книгу. А мама - барыня какая! -сразу стирать начала» [Там же. С. 269].
Морфологические неологизмы
Если при создании словообразовательных неологизмов мы имеем дело с образованием новых слов, то при создании морфологических неологизмов - с созданием необычных морфологических форм того или иного слова. Эти словоформы языковеды называют ги-перкорректными (сверхправильными). Так, английские дети вместо неправильных глаголов употребляют правильные (вместо went «шел» - goed; вместо did «делал» - doed; вместо thought «думал» - thinked и т. п.). В русском языке можно услышать такие детские гиперкорректизмы, как идил (шёл), плохее (хуже), хорошее (лучше).
О чём говорит наличие гиперкорректизмов в речи ребёнка? О его языковой активности, поскольку он творчески применяет языковые модели по отношению к конкретным речевым образованиям. Правда, при этом он не учитывает исключений из правил. Вот почему на место неправильной формы он может поставить правильную. Она оказывается сверхпра-вильной.
Очень доступно объяснил механизм создания морфологических неологизмов К.И. Чуковский. Он писал: «Конечно, многие неологизмы ребёнка нередко свидетельствуют лишь о его неспособности освоить на первых порах те или иные отклонения от норм грамматики, свойственные общепринятой речи. Иное “созданное” ребёнком речение, кажущееся нам таким самобытным, возникло, в сущности, лишь потому, что ребенок слишком прямолинейно применяет к словам эти нормы, не догадываясь ни о каких исключениях» [Там же.
С. 279].
В анализируемой книге К.И.Чуковского мы встречаем два ярких случая употребления морфологических неологизмов (гиперкоррек-тизмов):
1) приписывание мужского рода существительным, которые в литературном языке его не имеют (Синица - тетёнька, а дяденька - синиц; Женщина - русалка. Мужчина -русал) [Там же. С. 302];
2) создание сравнительной степени от слов, которые её не имеют. Например:
- Мне сам папа сказал...
- Мне сама мама сказала...
- Но ведь папа самее мамы... Папа гораздо самее.
Другой пример: «Юра с гордостью думал, что у него самая толстая няня. Вдруг на прогулке в парке он встретил ещё более толстую.
- Эта тетя заднее тебя, - укоризненно сказал он своей няне» [Там же. С. 270].
При создании собственных слов и словоформ ребёнок заявляет о себе как о творческой языковой личности. Он смело врывается в безбрежную стихию родного языка, и она ему оказывается подвластной. Разумеется, не следует забывать о том, что на детское словотворчество влияет не только творческий фактор, но и подражательный. К.И.Чуковский определил соотношение между ними очень точно. Он писал: «Конечно, когда мы говорим о творческой силе ребёнка, о его чуткости, о его речевой гениальности, мы, хотя и не считаем этих выражений гиперболами, всё же не должны забывать, что (как уже сказано выше) общей основой всех названных качеств является подражание, так как всякое новое слово, создаваемое ребенком, творится им в соответствии с нормами, которые даны ему взрослыми. Но копирует он взрослых не так просто (и не так послушно), как представляется иным наблюдателям» [Там же. С. 278].
Вот какие временные рамки творческой активности ребёнка в освоении языка установил К.И. Чуковский: «Вообще мне кажется, что, начиная с двух лет, всякий ребенок становится на короткое время гениальным лингвистом, а потом, к пяти-шести годам, эту гениальность утрачивает. В восьмилетних детях её уже нет и в помине, так как надобность в ней миновала: к этому возрасту ребёнок уже полностью овладел основными богатствами родного языка. Если бы такое чутье к словесным формам не покидало ребенка по мере их освоения, он уже к десяти годам затмил бы любого из нас гибкостью и яркостью речи. Недаром Лев Толстой, обращаясь ко взрослым, писал: «[Ребенок] сознает законы образования слов лучше вас, потому что никто так часто не выдумывает новых слов, как дети» [Там же].
Более того, в возрасте до пяти лет, по мнению того же Л.Н.Толстого, ребёнок приобретает такой объём знаний и умений, которые он не приобретает за всю оставшуюся жизнь. Вот эти слова великого мыслителя, которые цитирует в своей книге К.И.Чуковский: «Разве не тогда я приобретал всё то, чем я теперь живу, и приобретал так много, так быстро, что во
всю остальную жизнь я не приобрел и одной сотой того? От пятилетнего ребенка до меня только шаг. А от новорожденного до пятилетнего страшное расстояние» [Там же. С. 329].
Теперь нам понятно, почему свою книгу о детском языковом творчестве К.И.Чуковский назвал «От двух до пяти». Именно в эти годы ребёнок «становится гениальным лингвистом». Именно в эти годы он щедро одаривает своих близких неологизмами собственного сочинения. К.И. Чуковский назвал их словами-однодневками. Он писал: «Всё это слова-экспромты, слова-однодневки, которые и не притязали на то, чтобы внедриться в язык, войти в общий речевой обиход, сделаться универсально пригодными. Созданные для данного случая, они чаще всего культивировались в домашних разговорах, в частных письмах, в шуточных стихах и умирали тот-
УДК 820
ББК 81.2 Англ
В.К. Чернин, Д.Н. Жаткин
а.м. Федоров - переводчик монодрамы альфреда теннисона «мод»
В статье впервые осуществлен сопоставительный анализ монодрамы Альфреда Теннисона «Maud» («Мод», 1855) и ее русского перевода, выполненного А.М. Федоровым («Магдалина (Maud)», 1895). Отмечается стремление переводчика максимально сохранить атмосферу теннисоновской монодрамы, передать не только сюжетную канву, но и все многообразие используемых художественных деталей, вариации чувств. Вместе с тем в переводе получили отражение особенности творческой манеры Федорова, его взгляды на окружающий мир и место человека в нем, тяготение к темам природы, любви, человеческой души, впоследствии ставшим наиболее значимыми и в оригинальном творчестве русского поэта-переводчика.
Ключевые слова: А. Теннисон; русско-английские литературные связи; английский романтизм; художественный перевод; реминисценция; традиция
V.K. Chernin, D.N. Zhatkin
A.M. FEDOROV - THE TRANSLATOR OF ALFRED TENNYSON’S MONODRAMA «MAUD»
The article presents for the first time a comparative analysis of Alfred Tennyson’s monodrama «Maud» (1855) and its Russian translation made by A.M. Fedorov («Magdalina (Maud)», 1895). The translator’s intention was to preserve the atmosphere of Tennyson’s monodrama, to render not only the plot, but also the whole variety of the literary details and emotions. At the same time the peculiarities of Fedorov’s creative manner, namely his adherence to the themes of nature, love, human soul appeared in his own writings under the influence of Tennison.
Key words: A. Tennyson; Russian-English literary relations; English Romanticism; literary interpretation; reminiscence; tradition
час же после своего появления на свет» [Там же. С. 294].
Эти слова не совсем справедливы. Они верны для тех детских неологизмов, которым уготована короткая жизнь. Но они несправедливы по отношению к тем неологизмам, которые обессмертил в своей прекрасной книге «От двух до пяти» её мудрый автор.
Библиографический список
1. Лукьянова, И.В. Корней Чуковский [Текст] / И.В.Лукьянова. - М. : Молодая гвардия», 2006.
2. Чуковский, К.И. Собр. соч. В 6 т. Т.6. Статьи [Текст] / К.И. Чуковский. - М. : Худож. лит., 1969.
3. Чуковский, К.И. Стихи и сказки. От двух до пяти [Текст] / К.И. Чуковский. - М. : Планета детства, 1999.
© Чернин В.К., Жаткин Д.Н., 2010
