CC BY
73
ющая в формировании нарративных субстанций.
Нарративная субстанция - наибольшая нарративная единица, включающая в себя семантическую совокупность нарративных высказываний, неизменённых или дополненных до формы предложения, и нарративных аргументов, содержащих ответы на вопросы как, почему, зачем, каким образом и так далее.
Нарратив с когнитивной точки зрения -это когнитивный конструкт, состоящий из определённого количества связанных между собой нарративных высказываний и нарративных аргументов, представленных в нарративных субстанциях, последовательность и взаимосвязь которых определяется автором в зависимости от целей, стоящих перед ним.
Нарратосфера - область нарратопорож-дения, находящаяся в когнитивном пространстве человека и содержащая в себе модель конструирования и воспроизведения нарратива.
Таким образом, предложенный нами механизм нарратопорождения, представленный в виде схемы нарратосферы, является когнитивным механизмом в том смысле, что весь процесс, описанный в этой схеме, во-первых, запрограммирован и осуществляется в рамках только этой схемы, хотя и в разной последовательности. Во-вторых, поскольку эта программа выполняется в когнитивном пространстве, то и весь процесс, от начала до конца, является ментальным механизмом, отдельные компоненты которого поддаются не только исследованию, но и необходимой корректировке.
Кроме того, с помощью этой программы возможно проследить, как перерабатывается информация, поступающая в когнитивную область человека, и формируются знания и опыт индивида, а следовательно, и его способность понимать и создавать нарративы.
Библиографический список
1. Анкерсмит, Ф. Нарративная логика [Текст] / Ф. Анкерсмит. - М. : Идея - Пресс, 2003.
2. Данто, А. Аналитическая философия истории [Текст] /А. Данто. - М. : Идея - Пресс, 2002.
3. Лихачёв, Д. С. Концептосфера русского языка [Текст] / Д. С. Лихачёв // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология / под ред. проф. В. П. Нерознака. - М. : Academia. 1997. - C. 280-287.
4. Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика: учеб. пособие [Текст] / В. А. Маслова. - 2-е изд. - Мн. : Тетра Системс, 2005.
5. Charadeau, P Langage et discours. Elements de semi-olinguistique [Text] / Р. Charadeau. - P. : Classiques Hachette, 1983.
6. Defays, J. - M. Theories du texte et apprentissage des langues: les grands axes d’une approche interdisciplin-aire [Text] / J. - M. Defays // Travaux de linguistiques. Revue international de linguistique francaise. - Bruxelles, с. Duculot, 1997. - № 34. - P. 107-120.
7. Labow, W. Narrative Analysis: Oral versions of personal experience [Text] / W. Labow, J. Waletzky // Essays on the Verbal and Visual Arts. - University of Washington Press, 1967. - P. 12-44.
8. Mink, L. O. History and Fiction as Mode of Comprehension [Text] / L. O. Mink // New Literary History. -NY, 1970.
9. Mink, L.O. Narrative Form as a Cognitive Instrument [Text] / L.O. Mink // The Writing of History. Literary Form and Historical Understanding. - Madison, 1978.
10. Todorov, T Problemes de l’enonciation [Text] / T. Todorov // Langages. - 1970. - №17. - P. 17-21.
УДК 8П.Ш.Г0 (045) ББК 81. 411.2-0
Е.И. Безматерных
терминологическое определение лексических разночтении в древнерусском языке
В статье характеризуются лексические разночтения в древнерусском языке на примере разновременных списков «Повести временных лет», которые определяются терминологически как лексические синонимы и лексические варианты.
Ключевые слова: лексические разночтения; лексический синоним; лексический вариант.
E. I. Bezmaternykh
the terminological definition of lexical variation in the old Russian language
The article focuses on lexical variation in some manuscripts written in the XIV-XV centuries; the contextually interchangeable words are classified as lexical synonyms and lexical variants.
Key words: exical variation; lexical synonym; lexical variant.
Сопоставление разных списков одного памятника может выявить незначительные разночтения, которые в плане содержания практически не имеют существенного значения, но представляют немалый интерес для лингвиста, так как могут быть объяснены собственно языковыми причинами, а потому соотнесены с основными языковыми тенденциями, которые нельзя не учитывать при формировании современного русского литературного языка и реконструкции его истории.
Однако в науке о языке с давнего времени предметом дискуссий остается вопрос о терминологическом статусе лексических разночтений, выявленных между несколькими списками того или иного памятника письменности. В современной лингвистической литературе исследователи древнерусских текстов пользуются такими понятиями, как лексический вариант (лексико-семантический вариант) и лексический синоним.
Теоретическое освещение вопроса о вариантах впервые получил в статье В.В. Виноградова «О формах слова». Опираясь на его положения, А.И. Смирницкий в статье «К вопросу о слове (проблема тождества слова)» рассматривает варианты слов как видоизменения слова в плоскости собственно лексической. А.И. Смирницкий выделяет следующие признаки вариантов слова: 1) общая корневая часть, 2) лексико-семантическая общность, 3) звуковые различия не должны выражать лексико-семантических различий. Он, как и В.В. Виноградов, различает этимологическое тождество слова и тождество слова в данную эпоху и подчеркивает, что для получения полной картины развития слова необходимо иметь в виду и то и другое [Смирницкий, 1954, с. 4].
По мнению Р.П. Рогожниковой, сущность варьирования «заключается в видоизменении внешней стороны слова - фонетической или грамматической, - не затрагивающем
внутренней стороны слова - его лексического значения» [Рогожникова, 1967, с. 9]. Такого же мнения придерживаются Н.М. Шанский и К.С. Горбачевич и др.
Таким образом, в качестве основных критериев для выделения лексических вариантов в современном русском языке исследователи предлагают: 1) тождество морфологословообразовательной структуры; 2) тождество лексического и грамматического значения; 3) различие либо фонетическое (произношение звуков, состав фонем, место ударения или комбинация этих признаков), либо различие по формообразовательным аффиксам (суффиксам, флексиям).
Лексическая синонимия - явление иного порядка. По мнению К.С. Горбачевича, «синонимы имеют разную субстанцию. Синонимы - это генетически нетождественные языковые единицы с неодинаковой словообразовательной структурой и набором словообразовательных морфем. Варианты слова же имеют единую генетическую субстанцию, их формальные несовпадения не выходят за пределы фонетических или иных преобразований внутри данного слова. Генетическое и материальное единство вариантов слова и составляют тот релевантный признак, который отличает их от синонимов» [Горбачевич, 1978, с. 18].
Все синонимические словари исходят из традиционной точки зрения на синонимы, которая сводится к тому, что синонимами считаются не только слова тождественные, т. е. равные по значению, но и слова, близкие по значению. Допущение компонента «близость значения» делает традиционную точку зрения достаточно уязвимой, т.к. нет никаких объективных критериев для того, чтобы разграничить близость и неблизость значений.
Ю.Д. Апресян в своих работах приходит к выводу, что синонимами следует считать только слова с тождественными значениями, а слова с близкими значениями расценивать
как квазисинонимы. При этом для признания двух слов лексическими синонимами (в узком смысле слова) «необходимо и достаточно, (1) чтобы они имели полностью совпадающее толкование, т. е. переводились в одно и то же выражение семантического языка, (2) чтобы они имели одинаковое число активных семантических валентностей, (3) чтобы они принадлежали к одной и той же (глубинной) части речи» [Апресян, 1974, с. 223]. Квазисинонимами исследователь считает «лишь такие лексические единицы, семантические различия между которыми в ряде позиций нейтрализуемы» [Апресян, 1974, с. 235]. О нейтрализации несовпадающих семантических признаков говорит и Д.Н. Шмелев [Шмелев, 1964].
Итак, в современном русском языке основными критериями синонимичности двух слов считаются следующие: 1) критерий общности понятия; 2) критерий тождественности/близости лексического значения; 3) критерий взаимозаменяемости; 4) критерий нейтрализации; 5) одинаковое число активных семантических валентностей; 6) принадлежность к одной и той же части речи.
В качестве объекта исследования нами избраны три списка «Повести временных лет» (далее - ПВЛ), вошедших в состав Лаврентьевской (1377 г.), Ипатьевской (первая половина XV века) и Радзивиловской (последнее десятилетие XV века) летописей (далее - ЛЛ, ИЛ и РЛ соответственно). Таким образом, во-первых, перед нами оригинальное, а не переводное произведение древнерусской литературы, и, во-вторых, период развития русского литературного языка не древнерусский, а среднерусский, то есть переходный этап от средневекового синкретизма к семантической автономности слова.
Сопоставление трех списков ПВЛ выявило в пределах идентичных контекстов случаи лексических замен, которые в семантическом плане не изменяют текст полностью, но насыщают его образно, подчеркивают уже выраженную мысль, уточняют или детализируют то или иное понятие.
С учетом специфики древнерусского слова будет определяться статус взаимозаменя-ющихся по разным спискам лексических единиц. Этот вопрос в исследованиях по истории языка на сегодняшний день остается открытым.
Л.П. Жуковская использует термин «лексические варианты» в значении «два или более слов, тождественных или близких по значению и потому взаимно заменявшихся в разных славянских списках одного и того же памятника в параллельных местах текста» [Жуковская, 1976, с. 89]. При этом в число так называемых лексических вариантов включаются разнородные явления (с точки зрения современного русского языка): и лексические синонимы (сЬдалище - столъ), и словообразовательные синонимы (пастухъ - пастырь), и грамматические варианты (народъ - народи), и фонетические варианты (съсЬдъ - соусЬдъ), и слова, принадлежащие к разным частям речи (сЬАтель - сЬАи).
Аналогичное употребление термина находим в работах В.В. Лопатина, Л.Я. Петровой, А.А. Пичхадзе, С. А. Авериной, Н.Г. Михайловской. Так, исследования Н.Г. Михайловской в целом носят противоречивый характер. Работая как с оригинальными произведениями древнерусской литературы (Лаврентьевская, Радзивиловская и Московско-Академическая летописи), так и на материале переводной письменности (Хроника Георгия Амартола XIII - XIV вв., «Сказание о свв. Борисе и Глебе» XII в., «Пчела» к. XIV в.), она выделяет и анализирует, во-первых, лексикосемантические варианты, давая им определение Л.П. Жуковской, а во-вторых, лексические синонимы, понимая под ними «слова, принадлежащие к одному грамматическому классу, которые обладают способностью взаимозаменяться вследствие своей семантической общности, не изменяя смысла контекста. Варианты же, не являющиеся синонимами, изменяют смысл и содержание контекста» [Михайловская, 1972, с. 128]. Значит, с одной стороны, основными признаками лексических вариантов являются взаимозаменяемость в одинаковых контекстах, влияющая на смысл контекста, и близость/тождественность значения, с другой - объективным доказательством смыслового тождества Н.Г. Михайловская называет «факт замены одного слова другим в одних и тех же контекстах одного памятника по разным спискам» [Михайловская, 1964, с. 19]. Налицо противоречие: взаимозаменяемость в пределах идентичных контекстов по разным спискам памятника вроде бы должна указывать на тождественность значе-
ния слов, однако в других работах того же автора она свидетельствует о близости значения (а потому об изменении семантики контекста). Таким образом, отсутствие объективных критериев, позволяющих определить изменение смысла контекста (или, наоборот, его неизменность), не дают оснований для разграничения лексической вариантности и синонимии. Более того, использование в качестве исследуемого материала разнородных произведений делает сомнительным подобное толкование разночтений.
Итак, обзор теоретической литературы показал, что о лексико-семантической вариантности по разным спискам одного памятника правомерно говорить лишь в отношении переводной письменности. Многозначное греческое слово, которое необходимо было расшифровать для славянского читателя, влечет появление в древнерусских текстах слов-синкрет [Колесов, 2004, с. 123], а в последующих списках - соответствующих по семантике слов-замен, которые могли более точно перевести оригинал. По словам В.В. Колесова, «переводчики и компиляторы, равняясь на образцы, аналитически представляли значение многозначного греческого слова, развертывая его в текст, а из последующих его текстовых переработок и возникло представление о синонимах, хотя в современном смысле слова синонимами подобные слова, конечно же, не были» [Колесов, 2004, с. 124]. К примеру, В.В. Колесов в статье «Лексическое варьирование в Изборнике 1073 г. и древнерусский литературный язык» рассматривает такие лексические варианты, как благъ - добръ (греч. ауаио^), образъ - подобиЕ (греч. оцоюог^), образъ - тЬло (греч. 81хюу) и т. п. [Колесов, 1977, с. 112, 120-124].
Иную картину представляют собой оригинальные произведения древнерусской литературы. Если раньше главным для книжника было стремление дать более точный, адекватный славянскому мышлению перевод греческого слова (следствие такого перевода - появление слов-синкрет, оформленных в формулы-синтагмы), то для переписчика оригинального произведения приоритетным становится истолкование символа-синкреты, его конкретизация, упрощение формулы, что само по себе отражает процесс основных языковых изменений, а именно разрушение форму-
лы и становление слова в качестве самостоятельной лексической единицы. Поэтому говорить о лексических вариантах, на наш взгляд, в таком случае неправомерно. Об этом будут свидетельствовать, во-первых, неабсолютная тождественность лексических значений слов и, во-вторых, отсутствие существенных семантических изменений контекстов.
Попробуем, с одной стороны, доказать эти положения примерами, а с другой - применить критерии синонимичности и вариативности, выделенные в современном русском языке, к древнерусскому тексту и проверить, какие из них оказываются для него релевантными. Но следует отметить, что в древнерусском языке семантика слова-синкреты формируется за счет окрестных слов, от него не зависящих («семантика и образность каждого отдельного слова не существовали в эпоху средневековья сами по себе, всегда определяясь традиционной формулой-речением, в составе которого находится слово» [Колесов, 2004, с. 31]); в современном русском языке, наоборот, - в предложении важной оказывается синтаксическая зависимость слов: именно значением той или иной лексемы определяется его лексическое окружение. Поэтому критерий «одинаковое число активных семантических валентностей» следует исключить из списка гипотетически применимых к средневековому памятнику письменности.
Выявленные в ходе сопоставления трех списков ПВЛ лексические разночтения мы разделили на 2 группы: 1. Лексические разночтения на уровне слова. 2. Лексические разночтения на уровне формулы-синтагмы.
1. Анализ взаимозамен между списками ПВЛ на уровне отдельного слова важен потому, что в центре внимания исследователя оказывается имя, в большей степени освободившееся от зависимости формулы-синтагмы и вследствие этого выступающее с определенным, собственным, лексическим значением. Тем не менее нужно иметь в виду, что это лексическое значение, с одной стороны, вроде бы осмысляется как закрепленное за словом, с другой - представляет собой пучок семантических признаков, наличие которого, несомненно, является доказательством существования древнего имени-синкреты.
ЛЛ: Аще оударить мечемъ или копьЕмъ или кацЬмъ любо wружьЕмъ Русинъ Грьчи-
на или Грьчинъ Русина да того дЬля грЬха заплатить среба литръ Е по закону Русскому (л. 13.2). ИЛ: И аще оударит мЕчемъ или копьЕмъ или кацЬмъ иным съсудом (л. 20.2). РЛ: Или аще ударить мечем, или копьемъ, или кацЬм иным сосудомъ русинъ гречина или гре-чинъ русина. да того дЬля греха заплатить серебра литръ 5 по закону русскому (Радз. : 27, л. 25 об.).
При общем семантическом признаке («орудие, инструмент, снасть» (СлРЯ)) слова wружьЕ и съсудъ имеют разный объем лексического значения. Значение существительного wружьЕ содержит такой семантический компонент, как «орудие нападения», «доспехи». Имя съсудъ эксплицирует прежде всего такие компоненты, как «посудина», «лодка», «утварь». Следовательно, слова принадлежат к абсолютно различным тематическим группам: первое связано с военной темой, второе - с бытовой. Апелляция к контексту, однако, позволяет нам говорить о том, что актуальной в данном случае оказывается бытовая тематика, так как оба слова употреблены в одном синтагматическом ряду со словом кацьмъ («жаровня, русская кадильница» (МСДРЯ)), военные же орудия были перечислены летописцем ранее. Поэтому можно говорить о том, что существительные wружьЕ и съсудъ заменяются благодаря общему для них значению ‘орудие, инструмент, снасть’ (СлРЯ). Указанные выше семантические различия нейтрализуются контекстом, одинаковым для обоих слов.
В другом примере взаимозаменяющиеся слова возъ/сани имеют общий семантический признак ‘повозка’: возъ - повозка (МСДРЯ), сани - зимняя повозка на полозьях (МСДРЯ). ЛЛ.: иде Звенигороду не дошедшю Ему града и прободенъ бы w проклятаго Нерадь-цЯ w дьАволя наоученьА и w злыхъ члвкъ Ле-жащю и ту на возЬ саблю с коня прободе (л. 68). ИЛ: де звенигороду не дошедшу ему города прободенъ бы w проклятаго НерАдьца w w злыхъ члвкъ кнзю же Арополку лежащу на санках а wнъ с коня саблею прободе А (л. 76 об.). РЛ: и идее ко Звенигороду. Не дошедшю ему город(а), прободенъ быс(ть) от проклятого Нерядца, от дьявола наученъ и от злых ч(е)л(овЬ)къ. Лежащу ему в возе, саблею с коня прободе и (с. 84, л. 119).
В Древней Руси был распространен обычай везти покойника на кладбище именно на санях даже летом (МСДРЯ - 3), отчего возникло устойчивое выражение (формула) сидЬти на саньхъ - «стоять одной ногой в могиле». Более того, из ПВЛ мы узнаем о смерти князя Ярополка (прободенъ быс(ть)). Уже мертвый, он лежал на возу/санкахъ. Несомненно, семантический элемент лексического значения слова сани, связанный с древним обычаем, послужил причиной появления в ИЛ именно этого слова. Однако в тексте ИЛ полной реализации формулы сидЬти на саньхъ нет. Летописец дает описание не смерти князя как таковой (об умерщвлении Ярополка упоминается двумя-тремя словами и без объяснения его причин), а сообщает о том, что тело его мертвое лежало на возу/саняхъ. Таким образом, именно контекст создает условия для появления слова возъ и закрепления его в РЛ.
Рассмотренные слова, во-первых, взаимо-заменяются в пределах одного и того же текстового отрезка. Во-вторых, при общности обозначаемого понятия и лексического значения слова имеют и дополнительные семантические элементы, послужившие причиной замены одного из этих слов на другое. В-третьих, в условиях идентичного контекста эти дополнительные семантические компоненты слов оказываются несущественными: они не изменяют общий смыл ПВЛ, а лишь наполняют его образно, подчеркивая ту или иную мысль, конкретизируя то или иное понятие. Итак, благодаря контексту происходит своего рода нейтрализация семантических оттенков. Этот факт, на наш взгляд, важен потому, что он намечает основные пути к установлению между рассматриваемыми словами синонимических в их современной интерпретации связей.
2. Лексические разночтения наблюдаются не только на уровне отдельного слова, но и на уровне формулы. При этом заменяемость формул оказывается достаточно распространенным явлением. И это неслучайно: ведь традиционная формула-синтагма являлась основной единицей средневекового текста [Колесов, 2004, с. 160].
ЛЛ: орадуися wче и наставниче мирьскыА плища wринувъ молчаньЕ възлюбивъ Бу по-служилъ Еси в тишинЬ въ мнишьскомь жи-тьи всяко собЬ принесеньЕ бжственоЕ при-
неслъ Еси пощеньЕмь превозвышься плоть-скы стрстии и сласти възненавидЬвъ (л. 70). ИЛ: радуйся wue нашь и наставниче Федосии мирьскыА плища wринувъ молчаньЕ възлюбивъ Бу послужилъ еси оу мнишьскомъ житьи всяко собь принесьнье принеслъ еси бжтвеное посЬщеньЕмь преоузвысився плотьскы сла-стии възненавидивъ (л. 78 об. - 79). РЛ: Раду-итеся, о(т)че нашь, наставниче Феод(о)сии, мирьскыя плища отринувъ, молчание възлюбивъ, б(о)гу послужылъ еси въ мнишескомъ житьи, вся къ собЬ приносение принеслъ еси б(о)ж(е)ственое, пощениемъ превъзвысис(я), плотьских стр(а)стеи възненавидЬвъ(с. 86, л. 123).
Пример представляет собой иллюстрацию распадения формулы-синтагмы: в ИЛ и РЛ употреблено одно из двух составляющих традиционной формулы плотьскые сласти и страсти. При этом значение прежней формулы «удовольствие, наслаждение, страсть» (МСДРЯ - 3) сохраняется лишь отчасти. Сласть - это ведь не только страсть физическая и духовная. Лексическое значение этого слова содержит дополнительный семантический компонент ‘вкусная, сладкая пища’. Таким образом, выражение плотьскы сластии възненавидивъ значит ‘отречение от всех земных удовольствий’ (в т. ч. и пищевых). Замена же сластии на страстеи актуализирует прежде всего отказ лишь от греховных помыслов и действий, что оказывается достаточно правомерным: речь в тексте идет о некоем духовном наставнике Феодосии, посвятившем свою жизнь служению Богу. Последовательное употребление распространенной в древнерусских памятниках письменности формулы плоть-скые сласти и страсти первоначально в полном объеме (ЛЛ), а затем в сокращенном с последующей меной слов (плотьскы сластии в ИЛ и плотьские стр(а)сти в РЛ) свидетельствует о распаде (по крайней мере частичном сокращении) устойчивой формулы-синтагмы и закреплению за словами, входящими в ее состав, независимого от прежнего устойчивого сочетания значения. Итак, три взаимо-заменяющиеся формулы благодаря контексту имеют общее значение «земные удовольствия». Различное сокращение состава прежней формулы плотьскые сласти и страсти в ИЛ и РЛ до сочетаний плотьскы сласти и плотьскии страстеи, соответственно, кар-
динально не влияет на ее значение и семантику контекста. Однако при вариации формулы слова, входящие в ее состав, вариантами назвать нельзя. Имея «общее ядро значения» [Шмелев, 1964, с. 141], слова страсти и сласти обладают рядом семантических различий (слово страсти во мн. ч. чаще в церковных текстах употреблялось в основном в значении «страдания, мучения», а сласть - «удовольствие, наслаждение»), нейтрализуемые в определенных контекстных позициях. В сочетании со словом плотьскыи оба существительных приобретают значение «земные удовольствия, страсть». Поэтому можно говорить об установлении между именами страсти и сласти синонимических отношений.
В другом примере заменяющиеся формулы ити в полонъ - ити в поганыА имеют общее значение «идти в плен».
ЛЛ.: и послушаста цря посласта сестру свою сановники нЬкиА и прозвутеры wна же не хотяше ити Ако в полонъ ре(ч) иду... (л. 38). ИЛ.: и послушаста ц(с)ря и посласта сестру свою и сановникы нЬкыА и прозвутеры wна же не хотяше ити Ако в поганыА (л. 42). РЛ.: И послушаста ц(а)ря, и посласти сестру свою, и сановники нЬкыа, и презвитери. Она же не хотяше ити: «Яко въ поганыа, - рече, - иду (с. 51, л. 61 об. - 62).
Однако вторая формула (ити в поганыА) приобретает значение «идти в плен» именно в контексте. Если имя полонъ в составе формулы ити в полонъ содержит значение «плен, рабство» (МСДРЯ), то слово поганыи эксплицирует прежде всего значения «язычник»; «неправо верующий, еретический, еретик»; «неправославный, нехристианский, поганый (прозвание недругов Руси) (МСДРЯ). Однако, благодаря контексту, формула ити в поганыа приобретает символическое (образное) значение «попасть в мир языческий, нехристианский», иначе говоря, «оказаться в варварском плену»; показательно, что эти слова произносит сестра византийского императора, придерживающаяся православной веры, о князе-язычнике Владимире, требующем у греческого царя отдать ее себе в жены.
В замене слов в составе формул с последующим закреплением одного из них можно видеть семантическое уточнение. Формула ити въ поганыА наиболее точно передает идею текста: противопоставление греческо-
го православия и русского варварства (язычества) и, соответственно, противопоставление христианской свободы и языческого рабства (плена) с целью прославления православной веры. Не случайно, поганый в значении ‘языческий’ возникло еще на латинской почве в период до IV века как антитеза христианству: у христиан язычество называлось гв^ю pagana, т. е. «вера деревенская, мужичья», потому что христианство в Риме сначала было религией главным образом городского населения [Черных, 1944].
Формулы ити в полонъ - ити в поганыА, имея общее значение, в параллельных местах текста нейтрализуют семантические различия. Благодаря общности номинации, близости значения и нейтрализации семантических оттенков разночтения на уровне формулы также оказываются синонимичными друг другу. Взаимозамены в этом примере отнюдь не являются вариантами: они не обладают тождеством структуры и тождеством семантики. Более того, не подтверждается и мысль Н.Г. Михайловской о том, что «варианты изменяют смысл и содержание контекста» [Михайловская, 1972, с. 128], в отличие от синонимов. Разбор формул ити в полонъ - ити в поганыА показал, что, несмотря на некоторые различительные семантические оттенки в их значении, смысл, а также содержание контекста не изменяются.
Итак, анализ лексических разночтений между тремя списками ПВЛ подвел наше исследование к следующим выводам:
1. Все рассмотренные ряды слов имеют общую понятийную соотнесенность.
2. Лексические значения разночтений имеют общие семантические компоненты (т. е. слова обладают близостью значения).
3. Взаимозаменяемость происходит в параллельных текстовых отрезках.
4. Различие в семантике слов оказывается несущественным для общего смысла контекста.
Другими словами, семантические оттенки нивелируются в определенных контекстных условиях, которые оказываются одинаковыми для рассматриваемого ряда слов. Анализ лексических разночтений, взаимозаменяющихся в пределах одного и того же контекста по разным спискам древнерусского памятника письменности, важен, на наш взгляд, прежде всего
потому, что намечает пути к современной теории нейтрализации семантических оттенков при определении синонимичности двух слов.
Таким образом, главные критерии, характеризующие синонимические отношения между словами в современном русском языке, оказываются релевантными и в отношении древнерусского текста. Они позволяют нам говорить о том, что между словами-заменами возникает не вариативная, а синонимическая связь. Более того, возможность взаимозаменяющих-ся слов нейтрализовать семантические оттенки в различных контекстных позициях создает устойчивый характер нейтрализации (слова wружьЕ - съсудъ, возъ - сани и др.). Это значит, что контекстная синонимия в древнерусском языке приобретает общеязыковой характер.
Библиографический список
1. Апресян, Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка [Текст] / Ю.Д. Апресян. - М.
: Наука, 1974.
2. Горбачевич, К.С. Вариантность слова и языковая норма (на материале современного русского языка) [Текст] / К.С. Горбачевич. - Л. : Наука, 1978.
3. Жуковская, Л.П. Текстология и язык древнейших славянских памятников [Текст] / Л.П. Жуковская. -М. : Наука, 1976.
4. Колесов, В.В. Лексическое варьирование в Изборнике 1073 г. и древнерусский литературный язык [Текст] / В.В. Колесов // Изборник Святослава 1073: сб. ст. - М. : Наука, 1977. - С. 108-127.
5. Колесов, В.В. Слово и дело: из истории русских слов [Текст] / В.В. Колесов - СПб. : Изд-во С. -Пе-терб. ун-та, 2004. - 703 с.
6. Михайловская, Н. Г. Синонимические прилагательные со значением ‘сильный по характеру своего проявления’ в древнерусском языке Х1-Х^ вв. [Текст] / Н. Г. Михайловская // Исследования по исторической лексикологии древнерусского языка.
- М. : Наука, 1964. - С. 18-42.
7. Михайловская, Н.Г. Заменяемость слов как признак синонимичности (на материале древнерусских памятников) [Текст] / Н.Г. Михайловская // Лексикология и лексикография: сб.ст. - М.: Наука, 1972. -С. 127-148.
8. Рогожникова, Р.П. Соотнесение вариантов слов, однокоренных слов и синонимов [Текст] / Р.П. Рогожникова // Лексическая синонимия: сб. ст. - М. : Наука, 1967. - С. 56-74.
9. Смирницкий, А.И. К вопросу о слове (проблема тождества слова) [Текст] / А.И. Смирницкий // Труды ИЯ АН СССР. - М. : АНСССР, 1954. - Т. 4.
- С. 3-9.
10. Черных, П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. [Текст] / П.Я. Черных - М. : Русский язык, 1994.
11. Шмелев, Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка [Текст] / Д.Н. Шмелев - М. : Просвещение, 1964.
Список источников примеров
1. «Повесть временных лет» по Ипатьевской летописи [Электронный ресурс]. - Режим доступа : www. mns.udsu.ru.
2. «Повесть временных лет» по Лаврентьевской летописи [Электронный ресурс]. - Режим доступа : www.mns.udsu.ru
3. «Повесть временных лет» по Радзивиловской летописи [Текст] // Полное собрание русских летописей. Радзивиловская летопись. - Л. : Наука, 1989.
- Т. 38. - С. 11-104.
4. МСДРЯ - Срезневский, И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам [Текст] / И.И. Срезневский. Репринт. изд. : в 3 т. - М. : Наука, 1989.
5. СлРЯ XI - XVII - Словарь русского языка XI -XVII вв. [Текст] / гл. ред. С. Г. Бархударов. - М. : Наука, 1975-1999. - Вып. 1-24.
УДК 811 ББК 81.2
А.Г. Бойченко
АФОРИЗМЫ КАК ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЦЕННОСТНОГО КОМПОНЕНТА СТРУКТУРЫ КОНЦЕПТА «ПИТИЕ»1
Статья посвящена анализу афоризмов как индивидуально-авторских интерпретаций ценностного компонента структуры концепта «Питие» в русской языковой картине мира. Ключевые слова: концепт; язык и культура; языковая картина мира; афоризм.
A. Boychenko
APHORISMS AS CREATIVE INDIVIDUAL INTERPRETATIONS OF THE EVALUATIVECOMPONENT OF THE STRUCTURE OF THE CONCEPT «DRINKING»
The article tackles aphorisms as their authors ’ interpretations of the concept «Drinking» in the Russian language world picture.
Key words: concept; language and culture; language world picture; aphorism.
В центре внимания современной антрополого-ориентированной лингвистики находится проблема взаимодействия человека, языка и культуры. Обретая статус самостоятельной комплексной научной дисциплины, занимающейся изучением взаимосвязи и взаимодействия языка и культуры, лингвокульту-рология рассматривает этот процесс как в теоретическом аспекте (Е.М. Верещагин, В.Г Костомаров, Ю.Е. Прохоров, В.А. Маслова,
В.Н. Телия и др.), так и в прикладном аспекте, исследуя воплощение фрагментов языковой картины мира в культурно маркированных языковых единицах, какими выступают культурные семы слов, стереотипы, символы, эталоны, мифологемы, прецедентные тексты,
паремии, фразеологизмы и лингвокультурные концепты (Ю.С. Степанов, В.И. Карасик,
С. Г. Воркачёв, М.В. Пименова, В.В. Красных,
В.В. Воробьёв и др.). С позиции лингвокульту-рологии в концепте - базовой единице культуры - должна отражаться система ценностей, являющаяся результатом обобщения коллективного сознания/знания и отмеченная этнокультурной спецификой. Именно ценностный компонент В.И. Карасик считает основанием для выделения концепта, показателем которого является наличие оценочных предикатов [Карасик, Слышкин, 2001, с. 77].
Одним из источников описания ценностной составляющей концепта «Питие» является анализ его объективации в кратко сформу-
1. Исследование осуществлено при поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009 - 2013 гг. Государственный контракт №02.740.11.0374.
