CC BY
296
Д.А. Пахолкин
Рассмотрены концепции межгосударственной интеграции и реальные факторы, ее определяющие. Дан краткий обзор глобалистских концепций второй половины ХХ в., обосновывающих закономерность передачи государственных полномочий наднациональным структурам. Показано, что практика интеграции в Западной Европе, где она приобрела наибольший размах и глубину, во многом не соответствует этим доктринам. Отмечается быстрый прогресс интеграции в экономической сфере, где ей способствуют многочисленные объективные факторы и большие сложности в области внешней, социальной, культурной политики, обороны и ряде других. Подчеркивается необходимость четко различать государственно-правовой статус внутренних и глобальных структур, не обладающих суверенными правами, от государств как таковых, для которых суверенитет является основой их правомочий.
Ключевые слова: межгосударственная интеграция, транснационализм, модернизация, индивидуализация, общество риска, интеграционные процессы, План Маршалла, экономическая интеграция, платежный союз, политический союз, евроконституция, Соединенные штаты Европы, Совет Европы, правила наднационального регулирования, Маастрихтский договор, суверенные права верховной власти, производные государственные органы.
Реализация интеграционной функции конкретным государством зависит от взаимодействия со множеством международных акторов, число которых в современном мире значительно увеличилось. Именно это взаимодействие зависит от ряда факторов, которые принято делить на объективные и субъективные. Прежде чем перейти к рассмотрению факторов, влияющих на выбор форм межгосударственной интеграции, необходимо определить основные подходы, существующие в научной литературе.
В череде множества социологических, политических и экономических теорий, получивших распространение в конце ХХ - начале XXI в. на Западе, основным объектом научного анализа становится изменение роли государства в современном мире. Начиная с 1970-х гг. стала формироваться концепция транснационализма, оформившаяся в 1971 г. с выходом монографии Р. Кео-хэйна и Дж. Ная «Транснациональные отношения и мировая политика» [1]. По их мнению, государство утрачивает свою прежнюю роль главного субъекта международных отношений.
С позиции сторонников транснационализма, полноправными субъектами на международной арене могут выступать транснациональные компании, неправительственные организации, отдельные города и территории, непосредственно предприятия и отдельные индивиды (физические лица). Последователи транснационализма утверждали, что главные тенденции в международных отношениях будут определяться развитием международных политических институтов, т.е. глобальных и региональных международных ор-
ганизаций, системой официальных договоров и неофициальных договоренностей, институтами международного права и мирового общественного мнения. Общий тезис - общество подходит к новому рубежу своего развития, что обязывает нас пересмотреть роль государства и его функций.
Базой для многих рассуждений можно считать социологическую теорию «Общества риска» У. Бека [2], по мнению которого социальные структуры становятся более подвижными по сравнению с предыдущим историческим этапом. Социальные агенты, в свою очередь, оказываются менее прикрепленными к социальной структуре. Увеличиваются степени свободы как социальной структуры, так и социальных агентов. По словам У. Бека, «Эффектом структурных изменений сил социальных агентов становится большая свобода от структуры. И для успеха модернизации необходимо, чтобы эти агенты сами освободились и активно участвовали в модернизационном процессе» [2]. Таким образом, результатом модернизации становится растущая индивидуализация, а риск становится растущим моментом социального производства. Концентрация рисков ведет к так называемому эффекту бумеранга риска, т.е. к универсализации и глобализации рисков, которые разрушают классовые и национальные границы. Таким образом риски, согласно концепции «общества риска» У. Бека, преодолевают границы государств и получают глобальное значение [3].
Универсальные для всех обществ опасности сопровождают постиндустриальное социальное производство, в какой бы стране оно не находилось, а «эффект бумеранга» разрывает границы национальных государств. Техногенные катастрофы и промышленные аварии отражаются не только на состоянии экологической среды данной страны, но также и соседних стран. Последствия подобных катастроф сказываются в экономической сфере, как правило, двояким образом: катастрофа уменьшает ресурсы страны и перетягивает их значительный объем на ликвидацию последствий. В социальной сфере риски преобразуют социальную структуру. Общество риска не может быть представлено в категориях классового общества, сегодня эти категории приобретают относительный характер. Риски уравнивают тех, кто к ним причас-тен. И в этом смысле, делает вывод У. Бек, общества риска не являются классовыми обществами.
Другую грань понятия риска, отношение риска и рациональности, обозначает немецкий социолог Н. Луман, который обращается к онтологическим основаниям изучения риска: по его мнению, понятие риска ставит под вопрос рациональную природу деятельности человека. В сфере политики неопределенность понятия риска становится поводом для многочисленных спекуляций и управленческих манипуляций. По мнению Н. Лумана, социология обозначает и изучает новые грани риска. На первый план выходит анализ последствий трех типов систем, производящих риски в современном обществе, - естественных, технологических и социальных. Подводя итог своему анализу, Н. Луман утверждает: «Свободного от риска поведения не существует» [4].
Но что же предлагается для минимизации риска? Один из способов регуляции риска состоит в изменении параметров каждого из элементов цепи. Риск существует одновременно с опасностями, процессами их проявления и эффектами. Люди, признавая риск, должны признавать величину и неравенство распределения последствий. Вопрос о том, как минимизировать негативные последствия и избежать опасности, приобретает, таким образом, глобальное значение, причем одновременно риск становится политической категорией. Однако если внимательнее присмотреться к аргументации У. Бека, то не вызывает сомнений, что речь постоянно идет о политике. Более того, речь идет о политическом. Назвав одну из своих книг «Изобретение политического», У. Бек подчеркнул то значение, которое для него имеет это понятие.
Таким образом, западное общество готовится к новой экспансии на территорию или систему, откуда исходит риск. Но для этого, по мнению У. Бека, нужно «учредить и испытать ... транснациональные форумы и формы регулируемого, то есть признанного ненасильственного разрешения конфликтов между взаимоисключающими и часто взаимно враждебными национальным и космополитическим движениями», новым политическим субъектом должны стать «движения и партии граждан мира» [5].
Распад СССР и «конец коммунизма» в Восточной Европе материализовал мечту Запада о «конце истории» [6], более того Россия и новые независимые государства на бывшем постсоветском пространстве безропотно приняли навязанные им правила игры. Но отношение к России не изменилось. В своем геополитическом эссе «Великая шахматная доска» З. Бжезинский очень четко определил отношение Запада к уже постсоветской России. Приведем для более четкого понимания основную идею автора: «Распад в конце 1991 года самого крупного по территории государства в мире способствовала образованию "черной дыры" в самом центре Евразии. Это было похоже на то, как если бы центральную и важную в геополитическом смысле часть суши стерли с карты земли» [7]. Россия все более становится не великим государством, не даже «просто страной», а лишь «территорией», своего рода «географическим феноменом», по заявлению того же З. Бжезинского, которое прозвучало в Вашингтоне на международной конференции в 2001 г.
Единственный выход для России, по мнению автора, это интеграция в Европу, но под контролем со стороны США. Тем более что серьезную угрозу геополитической безопасности России представляет одна из болевых точек планеты, названная З. Бжезинским «Евразийскими Балканами» [7]. Однако эта интеграция, начавшаяся при Б.Н. Ельцине, привела Россию к частичной потере своего государственного суверенитета. Государство постепенно утрачивало контроль над своими природными богатствами, все больше и больше попадая в финансовую зависимость от стран Запада.
По мнению некоторых западных и отечественных аналитиков, наиболее острой для России проблемой («территории риска») являются дисбалансы, сформировавшиеся как в советское время, в том числе в результате перестрой-
ки, так и в период либерально-демократических реформ. Первый дисбаланс вытекает из особенностей самого российского социума, а именно - слабая психологическая социальная готовность к инновациям и нововведениям.
Второй глобальный дисбаланс, по мнению зарубежных аналитиков, связан с тем, что население нашей страны не сможет самостоятельно освоить колоссальные национальные активы, которыми располагает, ни в количественном, ни в качественном отношениях. Этот дисбаланс обостряется рядом негативных процессов и явлений. Россия превращается в криминогенную страну с высоким уровнем коррумпированности чиновничьего аппарата.
Факторами объективного характера принято считать такие, как экономический, культурный, экологический, информационный, военный и др. [8]. Этот традиционный подход не учитывает, однако, ни иерархии факторов, ни их реального влияния на интеграционные процессы. Здесь, на наш взгляд, происходит подмена понятий. Перечисленные факторы могут быть формами интеграции. Не представляется полным и оправданным сведение субъективного фактора только к личностным качествам лидера [8].
Чтобы определить факторы, влияющие на интеграционные процессы, необходимо определить, что речь может идти только о региональном уровне интеграции. Глобальный уровень интеграционных процессов пока не получил должного освещения в научной литературе, да и реальный опыт пока не реализован.
Ошибочное причисление к глобальным интеграционным процессам, опыт ООН, ВТО, МВФ и других международных организаций не предусматривают применение интеграционных механизмов. В данном случае речь может идти о интернационализации, которая предполагает выравнивание экономических параметров стран-участниц. В международном масштабе этот процесс стремятся направлять экономические организации (например, ЮНКТАД) при Организации Объединенных Наций. Однако результаты их деятельности до сих пор выглядят малозначительными.
После окончания Второй мировой войны европейские государства переживали серьезные экономические и социальные трудности. С целью оживления экономики США предложили западноевропейским странам План Маршалла, который впервые публично был оглашен 5 июня 1947 г. в Гарвардском университете. Уже 12-15 июля 1947 г. в Париже состоялось Совещание европейских государств в составе 17 стран. Цель совещания состояла в определении необходимых объемов экономической помощи со стороны США, которая составила 22 млрд долл. США.
В число европейских государств, включившихся в План Маршалла входили Австрия, Англия, Бельгия, Голландия, Греция, Дания, Западная Германия, Ирландия, Исландия, Италия, Люксембург, Норвегия, Португалия, Турция, Франция, Швейцария и Швеция, входившие в состав объединенной англо-американской оккупационной зоны «Бизон» и французской оккупационной зоны.
Для эффективного осуществления Плана Маршалла потребовалось создать специальный организационно-правовой механизм. 16 апреля 1948 г. в Париже на пленарном заседании конференции было подписано Соглашение об учреждении Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС). Задачи ОЕЭС сводились к подготовке программы оздоровления экономики европейских стран, а также распределению получаемой американской помощи. Однако уже осенью 1949 г. между США и европейскими странами наметились противоречия, в результате которых страны Европы, участвующие в Плане Маршалла, чтобы противостоять давлению со стороны США, выбрали курс на тесное экономическое сотрудничество.
Уже в 1950 г. под эгидой ОЕЭС был создан Европейский платежный союз (ЕПС), в рамках которого решалась проблема неконвертируемости европейских валют по отношению к доллару США. В 1951 г. шесть европейских стран - Бельгия, Германия, Италия, Люксембург, Нидерланды и Франция - создали Европейское объединение угля и стали (ЕОУС) - базу для следующего этапа евроинтеграции.
ЕПС прекратил свою деятельность в декабре 1958 г., сразу же после того, как европейские государства объявили о свободной конвертируемости своих валют. Еще раньше, в 1950 г., в рамках ОЕЭС был разработан план действий по экономической интеграции европейских государств, базирующийся на глубокой международной специализации производства, международном разделении труда и интеграции государств Европы в единый рынок. Этот план, получивший название «план Стиккера», стал основой для дальнейшей интеграции европейских сообществ. Таким образом, основным фактором, повлиявшим на формирование прединтеграционных процессов, стал внешнеполитический, усиленный военно-политической составляющей.
Следующий этап был юридически оформлен в 1957 г. в Риме, где участники ЕОУС подписали Римский договор об учреждении Европейского экономического сообщества (ЕЭС). В течение 35 лет, с 1957 по 1992 г., были заложены основы Общего рынка в европейском регионе. Однако только распад СССР позволил европейским странам перейти к следующему этапу - образованию Европейского союза, получившего юридическое оформление Маастрихтским договором 1992 г.
На этом этапе основным фактором, сначала сдерживающим, а с 1991 г. - активизирующим евроинтеграцию, был также внешнеполитический, по своим характеристикам носящий военно-политический характер. Внутренние факторы как объективного характера, так и субъективного, создавая внутренние условия евроинтеграции, на наш взгляд, не играли решающей роли. Решающим фактором стал именно внешнеполитический фактор, ставший катализатором, спустившим пусковой крючок евроинтеграции.
Именно после распада СССР сравнительно быстро, кроме учредительного Маастрихтского договора 1992 г., в 1997 г. было заключено Амстердамское соглашение о создании политического союза, включая общую оборону,
валютно-экономический союз, общую денежную единицу (евро), которая была введена в обращение 1 января 2002 г.
Однако следующий этап - создание политического союза, несмотря на значительные усилия, реализовать не удается. Провал принятия евроконсти-туции на фоне экономического кризиса - следствие торможения процесса интеграции. По нашему мнению, главным фактором, тормозящим дальнейшую интеграцию, выступает внутриполитический фактор, который без благоприятного внешнеполитического фактора сам не способен активизировать вышеназванный процесс.
Обратимся к истории. Планы построения европейской федерации, или Соединенных штатов Европы, предлагались с XIX в. Вторая мировая война перевела их в область практических предложений. Сразу после войны было выдвинуто несколько проектов европейской федерации. В 1946-1948 гг. в пользу федерализма выступали Паневропейский союз, Европейский парламентский союз, Европейский союз федералистов, Комитет объединенной Европы, Европейская лига экономического сотрудничества и Социалистическое движение за создание Соединенных штатов Европы. Единой целью всех этих организаций было принятие общей европейской конституции. Сторонники федерации предлагали начать объединение с формирования политического союза (федерации или конфедерации), который должен был в дальнейшем для устойчивости опираться на развитие экономической кооперации.
В 1949 г. удалось создать Совет Европы как результат компромисса между британской позицией и предложениями правительств Франции и Бельгии. Однако Совет Европы оказался лишен полномочий и инструментов для строительства «федеральной Европы». Гаагский конгресс, по сути, смог заложить основы для европейского сотрудничества прежде всего в гуманитарной области. Была принята Европейская конвенция прав человека и создан Суд по правам человека.
Неудачная попытка начать выстраивать европейскую федерацию как политическое объединение заставила федералистов переключиться на принцип «параллелизма» - одновременной интеграции в экономических и политических сферах. Изначально именно под таким углом зрения рассматривалось и совместное производство угля и стали. Созданное в 1951 г. Европейское объединение угля и стали (ЕОУС) считалось первым шагом на пути к формированию «общих основ экономического развития, первого этапа Европейской Федерации».
Последовали попытки параллельно с ЕОУС создать организацию сотрудничества в сфере безопасности. Отсюда - проект соглашения о Европейском оборонительном сообществе (ЕОС), которое было подписано в 1952 г. Статья 38 соглашения о ЕОС предусматривала возможность созыва учредительной Консультативной ассамблеи для определения деталей федеративной или конфедеративной модели европейского сообщества. Осенью 1952 г. правительства шести государств поддержали идею созыва такой учредительной
Ассамблеи на базе уже существовавшей Ассамблеи Европейского объединения угля и стали. Была создана конституционная комиссия из 22 человек.
В марте 1953 г. учредительная Ассамблея приняла к обсуждению проект Европейского политического сообщества наднационального характера. Проект предусматривал создание институциональной структуры с полномочиями в области обороны, внешней политики и экономики. Ядро федеративного союза должны были составить двухпалатный парламент (палата народов и сенат), Европейский исполнительный совет, Совет национальных министров, Суд и Социально-экономический совет.
Однако пока шло обсуждение плана создания Европейского политического сообщества, Национальное собрание Франции отказалось рассматривать вопрос о ратификации договора о ЕОС. Идея политического сообщества тоже оказалась в тех условиях преждевременной. Хотя большинство исследователей связывают провал плана ЕОС со страхами Франции перед легализацией военного строительства в Западной Германии, ее отношение к политической интеграции во многом определялось осознанием того факта, что Франция не сможет контролировать новые европейские сообщества в той же мере, что и ЕОУС, не сможет держать в своих руках нити европейской интеграции и использовать этот процесс в своих интересах [9]. Спустя несколько лет, в 1955 г., Франция ратифицировала Парижские соглашения о присоединении ФРГ к Западному союзу и НАТО, которые, в конце концов, фактически разрешили создавать германские воинские контингенты, возражения против чего обусловили позицию французских парламентариев в отношении договора о ЕОС.
Несмотря на провал ЕОС и ЕПС, сторонники европейской федерации не соглашались признать утопизм своих надежд. На заседании Общей ассамблеи ЕОУС в ноябре 1954 г. Ж. Монне заявил: «Соединенные Штаты Европы - не далекая мечта, а необходимость, которую надо стремиться осуществить в ближайшее время» [10]. В октябре 1955 г. Ж. Монне создал Комитет действия за создание Соединенных штатов Европы, который согласились поддержать многие известные политики того времени.
Однако вскоре дебаты о европейском сотрудничестве вылились в спор между сторонниками федерализма, тотальной интеграции и сторонниками ее секторальной модели. Франция твердо выступала в пользу функционально ограниченной интеграции. Париж предлагал сосредоточиться на сотрудничестве в области атомной энергетики - в той области, где у Франции в то время были преимущества и где она могла рассчитывать на лидерство. Страны Бенилюкса выступали за более радикальный подход. Но и они легко согласились на принцип секторальной интеграции, полагая, что в ходе реализации конкретных проектов станет очевидным преимущество более смелых решений.
Римский договор 1957 г. утвердил положения о создании Европейского экономического сообщества и Европейского сообщества по атомной энергии. Положения договора не содержали федералистских элементов и не затраги-
вали сферы обороны и внешней политики. В тексте подчеркивались задачи экономического характера, фактически договор представлял собой программу экономической интеграции, первым шагом которой должно было стать создание таможенного союза. Задача формирования таможенного союза и либерализация торгового обмена была решена к середине 1968 г. [11].
Последней практической попыткой создать политический союз в Западной Европе был проект «комитета Фуше», разработанный по поручению глав государств и правительств «шестерки» ЕЭС (Боннская декларация 1961 г.). Согласно этому проекту, цель союза могла заключаться в формировании общей внешней политики, сотрудничестве в областях обороны, экономики и культуры. В первой статье предлагалось объявить союз нерасторжимым. Он должен был базироваться на трех институтах - Совете глав государств и правительств, парламенте и Европейской политической комиссии. Главную роль играл бы Совет, принимающий решения единогласно. Однако государство, не считающее какое-либо решение необходимым, могло воздержаться от голосования. Таким образом, авторы проекта пытались придать гибкость принципу единогласия.
Проект не был принят. Причиной разногласий стало опасение сторон, что институты предлагаемого политического союза смогут претендовать на роль, позволяющую им объединить и подчинить себе уже созданные европейские сообщества (ЕОУС, ЕЭС, Евратом). Франция настаивала на принципиальном ограничении наднационального характера институтов любого возможного политического союза, с чем не соглашались страны Бенилюкса, продолжавшие надеяться на более тесные формы политической интеграции.
Дебаты о политической интеграции активизировались в 1980-е гг. Еще в 1976 г. специальная комиссия во главе с премьер-министром Бельгии Л. Тиндемансом подготовила доклад для Европейского парламента, в котором впервые было упомянуто о возможности преобразования европейских сообществ в Европейский союз. В 1985 г. был принят Единый европейский акт, провозглашавший необходимость создания единого европейского экономического пространства.
Во время подготовки Маастрихтского договора о Европейском союзе столкнулись два подхода. В основе первого лежала «концепция дерева». Она предполагала, что новые направления интеграции окажутся «ветвями» на уже выросшем «стволе» тех практик, которые сложились в Европейском сообществе после 1957 г. Это означало, что на новые направления распространялись бы правила наднационального регулирования, которые к тому времени сложились в сфере прежде всего экономического сотрудничества западноевропейских стран. Противники этого подхода полагали, что новые сферы интеграции должны развиваться самостоятельно и регулироваться практикой принятия решений на межправительственной основе. Они соглашались, что Европейское сообщество будет главной опорой союза, а новые направления -
дополнительными. Но это давало им аргумент в пользу развития сотрудничества в новых областях независимо от старых правил. Этот подход и одержал верх.
Европейский союз оказался основанным на «модели трех опор» с двумя способами принятия решений. Опорами были:
• европейские сообщества (таможенный союз, единый внутренний рынок, экономический и валютный союз);
• общая внешняя политика и политика безопасности;
• сотрудничество в области внутренних дел и юстиции.
Политические решения по первому блоку сотрудничества принимаются с преобладанием принципа наднациональности. По второму и третьему -на основе принципа межгосударственного взаимодействия.
Маастрихтский договор оставил область общей внешней и оборонной политики (ОВПБ) вне Европейского сообщества. Согласно договору, Европейский совет - совещание глав государств и правительств - получил право на разработку и проведение ОВПБ. Это означает, что страны-члены ЕС сохраняют контроль над интеграцией в сфере внешней политики. Договор предусмотрел возможность обойти принцип единогласия через институт «конструктивного воздержания» (constructive abstention): одна или несколько стран ЕС (но не более /) могут официально заявить о том, что они воздерживаются от принятия на себя обязательств исполнять то или иное решение, против принятия которого союзом в целом они не возражают и которое они в целом признают обязательным для союза. Это означает, что каждая из стран ЕС может при необходимости уклониться от исполнения решений союза в целом, ухитряясь при этом формально оставаться в правовом поле Евросоюза.
Очевидно, что в сфере политического взаимодействия правила интеграции резко отличаются от тех, которые приняты в области экономики. Экономическая и политическая сферы интеграции стран ЕС не являются «сообщающимися сосудами». Напротив, действующая модель развития Евросоюза предполагает, что прогресс в экономике не определяет интеграцию во внешней политике. В этом проявляет себя горизонтальный принцип «разделения властей» внутри Евросоюза. Он гарантирует сохранение контроля государств над процессами интеграции в целом и позволяет им своевременно наделять институты ЕС ровно тем объемом дополнительных полномочий, который необходим для эффективной работы союза в целом.
Предложенный Ж. Монне функциональный метод (метод Монне) основан на логике пошаговой, но тотальной интеграции. Предполагается, что интеграция будет захватывать один сектор за другим, придавая наднациональным институтам черты федерального правительства. При этом не объясняется, что может стимулировать лидеров государств соглашаться на передачу своих полномочий наднациональным органам.
Основные успехи были достигнуты в экономике. В этой области правительства согласились на значительную передачу своего суверенитета на над-
национальный уровень и не блокировали деятельность евробюрократов Комиссии и деятельность Суда. Очевидно, в экономической сфере преимущества сильных наднациональных институтов общего рынка перевешивают издержки утраты полномочий лидерами отдельных стран. В сфере общей внешней и оборонной политики или иммиграции задача создания сильных центральных институтов не реализована, и целесообразность этой задачи продолжает широко и конфликтно обсуждаться.
Таким образом, Европейский союз дает уникальный пример успешного развития интеграции без сильного центрального правительства. На протяжении более 50 лет европейская интеграция развивалась без полномочных федеральных органов, конституции и с ограниченным союзным бюджетом.
Попытки воспроизвести успех ЕС в других региональных объединениях были при этом неудачными. Например, усилия по образу и подобию ЕС выстроить объединения бывших союзных республик СССР (СНГ, иные региональные союзы, государственные объединений типа Союза России и Белоруссии [12]) были полностью неудачными. Если этим объединениям и удалось чего-то достичь, то достигнутое фактически больше отличается от опыта Евросоюза, чем его напоминает [13].
Подводя итоги опыта интеграции ЕС, можно предложить следующую схему факторов, влияющих непосредственно на саму интеграцию: среди объективных факторов можно выделить глобализационные факторы (экономические, политические, международно-правовые и др.), проявляющие себя в конкретных субъективных условиях. Субъективные факторы проявляются во внешней и внутренней политике:
• внешние факторы (военно-политические), носящие, по нашему мнению, субъективный характер, имеющие как позитивное, так и негативное содержание;
• внутренние факторы (политические), также носящие субъективный характер, среди которых следует выделить политическую стабильность, экономическую конъюнктуру, состояние обороноспособности и уровень реальных доходов населения.
Определяя эти факторы, мы исходим из того, что интеграционная функция носит надгосударственный характер и не присуща государству с его основным атрибутом - суверенитетом.
Основу юридической конструкции суверенитета составляют суверенные права государства, которые реализует своими актами верховная власть. Суверенные права выступают основой правового статуса государства и его верховной власти. Данные права составляют правовую сущность верховной власти и юридическое содержание ее деятельности.
В отличие от других правомочий государства суверенные права осуществляются непосредственно верховной властью и не могут быть переданы производным от нее государственным органам или уровням власти либо другим государственным или международным союзам без риска потери внешне-
го и внутреннего суверенитета или его значительного ограничения. Интеграция как процесс разрушает суверенитет, который неотделим от государства, а значит, эта функция выходит за рамки полномочий государства.
Народный и национальный суверенитеты как явления не существуют и не могут существовать сами по себе - отдельно от государства и помимо него. Нация или народ в качестве политического субъекта всегда выступает как один из элементов государства, его этносоциальная основа и источник (иногда один из источников) государственного суверенитета. Но собственно суверенитет как феномен верховной власти принадлежит исключительно государству.
Литература
1. Лаецов С.А. Мировая политика и международные отношения. - СПб.: Изд-во Михайлова В. А., 2000. - С. 24.
2. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. - М.: Прогресс-Традиция, 2000.
3. Бек У. От индустриального общества к обществу риска // Thesis. - 1994. -№ 5. - С. 161-168.
4. Луман Н. Понятие риска // Thesis. - 1994. - № 5. - С. 37.
5. Beck U. The cosmopolitan perspective: sociology of the second age of modernity// The British Journal of Sociology. Special issue: Sociology Facing the Next Millennium / Ed. by John Urry. - 2000. - Vol. 51. - № 1. - P. 85.
6. Ильин А.Н. Возможен ли конец истории по Ф. Фукуяме? [Электронный ресурс] // Информационно-гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». - 2012. - № 3 (май — июнь) // URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/3/Ilyin_End-of-History-Fukuyama/
7. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и ее геостратегические императивы. - М.: Международные отношения, 2002. -С. 108.
8. Киреева С.А. Межгосударственная интеграционная деятельность как выражение внешней функции Российского государства. - Саратов: ГОУ ВПО «Саратовская государственная академия права», 2005. - С. 322.
9. Акульшина А.В., Артемов В.А. Франция и Германия в европейской интеграции. - Воронеж, 2005. - C. 133.
10. СиджанскиД. Федералистское будущее Европы. - М., 1998. - С. 38.
11.Шемятенков В.Г. Большая Европа и западноевропейская интеграции. -В кн.: Европейский союз на пороге XXI века. - М., 2001. - С. 11-25.
12.Филиппов М. Игры интеграции: Белоруссия и Россия в поисках друг друга. // Неприкосновенный запас. - 2007. - № 1. - С. 67-81.
13.Стрежнева М.В. ЕС и СНГ: сравнительный анализ институтов. - М.: МОНФ. Научные доклады (№ 101, 1999). - С. 108.
