CC BY
149
УДК 316.35
П. П. Лисицын, А. В. Резаев
Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2012. Вып. 4
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОГО АНАЛИЗА ПРОЦЕССОВ ТРУДОВОЙ МИГРАЦИИ
В работе анализируется возможность изучения трудовой миграции в параметрах междисциплинарного подхода; выделяются современные концепции исследования процессов трудовой миграции. Понятие «трудовые ресурсы» в отечественной литературе советского периода в основном проходило по департаменту «политическая экономия». [1, 2]. В конце 70-х — начале 80-х годов прошлого века оно стало активно использоваться и в других социально-гуманитарных дисциплинах [3, 4]. Сегодня понятие «трудовые ресурсы» прочно входит в номеклатуру таких специальностей, как политология, психология, антропология, социология.
Понятно, что определение этого термина и его теоретическое наполнение при попадании в новую структуру исследовательской деятельности претерпевают серьезные изменения. В экономической традиции «трудовые ресурсы» понимаются как «экономически активное, трудоспособное население, обладающее физическими и духовными способностями для участия в трудовой деятельности» [5, с. 495]. В социологической традиции под «трудовыми ресурсами» понимается «часть населения страны, обладающая необходимым физическим развитием, образованием, культурой, способностями, квалификацией, профессиональными знаниями для работы в сфере общественно полезной деятельности» [2]. Как экономическая категория «трудовые ресурсы» выражает экономические отношения по формированию, распределению и использованию трудоспособного населения в общественном производстве и других сферах человеческой деятельности.
Что касается социологии, то здесь отношение к понятию «трудовые ресурсы» варьируется в зависимости от исследовательских целей и задач. Если раньше социологи игнорировали экономические теории, то теперь они переходят к их критике. Сегодня социологии «не подбирают оставленные экономистами социальные темы, а пытаются играть на чужих полях» [6, с. 7].
Сегодня трудовая миграция как междисциплинарный объект изучения предполагает различные ракурсы, приемы и техники исследования, а также разнообразную методологию. Демографы рассматривают влияние миграции на численность населения [7, с. 12]. Политологи анализируют роль государства в осуществлении контроля миграционных изменений и процесс формирования национальной политики и национальной безопасности [8, 9]. Историки изучают миграционный опыт субъектов миграции, определяют регионы исхода населения и роль миграции в развитии общества с точки зрения исторической ретроспективы [10]. Социологи выделяют причины и поводы для миграции, изучают адаптацию мигрантов на принимающей территории, рассматривают социальную мобильность, занимаются прогнозированием миграционных процессов [11-13]. Психологи рассматривают миграцию с точки зрения «культурного стресса», адаптации мигрантов, специфических миграционных стратегий, психологических проблем взаимоотношения различных этнических групп [14-16]. Экономисты
© П. П. Лисицын, А. В. Резаев, 2012
рассматривают миграцию сквозь понятия: рынок труда, безработица, себестоимость и качество продукции [17]. Однако какой бы спецификой ни обладали подходы и теории миграционных процессов, в научной среде укрепляется мнение о том, что необходима единая специфическая область знания, направленная на изучение миграционных процессов.
Современное состояние исследований проблем миграции требует выработки междисциплинарных теоретико-методологических параметров. На наш взгляд, пять теоретических концепций являются основополагающими для изучения миграционных процессов в рамках междисциплинарного подхода: сетевой подход [8, 18], новый институциональный подход [17, 19, 20], теория рисков [21], концепция «человеческого капитала» [22-24] и теоретико-методологические основы, разрабатываемые в формирующейся сегодня отечественной социологии транснациональной миграции [25, 26].
В самом общем виде остановимся на этих базовых для изучения миграции теоретических конструктах.
В социологии о сетях говорят в двух смыслах: во-первых, как о феномене, существующем в социальной реальности, а во-вторых, как об инструментарии, позволяющем анализировать данную реальность. В случае разбора социальных сетей как феномена — рассматривается содержание и структура связей между действующими лицами. В случае трактовки сетей как инструментария — исследуют конфигурацию сети, оценивая силу и чистоту связи. В любом из этих случаев в качестве способа исследования различных социальных структур выделяется анализ связей между различными субъектами социальных и экономических отношений. Иными словами, сетевой подход говорит об обществе как об огромной сети отношений, формальных и неформальных, между людьми. В социальных сетях принимается атомарное видение социальных феноменов: «Актор эквивалентен атому социальной структуры. Связи актора рассматриваются подобно связям атомов в молекуле» [18]. Подобное утверждение является основной характеристикой для исследования социальных сетей. Этот подход предлагает исследователю-социологу переместиться с макроуровня анализа на микроуровень исследования миграционных процессов.
В 1985 г. М. Грановеттер публикует статью «Экономическое действие и социальная структура: проблема укорененности» [27]. В данной работе автор «пробует нащупать, — справедливо отмечает В. В. Радаев, — средний путь между моделями пересоциализированного человека и недосоциализированного человека в концепции структурной укорененности или вероятности экономического действия» [6, с. 7]. М. Грановет-тер, характеризуя структурную укорененность экономического действия, определяет институты как социально конструируемую реальность.
Новый институциональный подход начинает приобретать сторонников в социологии в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого столетия. Представители этого подхода рассматривают сети как институциональные образования.
Если в рамках институционального подхода и экономических наук исследуется человек экономический, человек рациональный, то для междисциплинарного подхода важен человек социальный, человек, подверженный не только рациональному знанию, но и трактовке этой рациональности, на основе которой он и совершает свои действия. То есть, не каждое действие человека социального реально рационально, в то время как каждое действие человека экономического является действительно рациональным. Д. Норт, характеризуя новый институциональный подход, выходит за его рамки
экономического знания, приближая к социальным парадигмам и выводя на первый план не экономического, а социального человека, человека до конца не определенного, формирующего свое поведение не только на основе чистой рациональности и экономической выгоды, а в том числе, и за счет других отвлеченных факторов.
В первую очередь социальные экономисты пользовались разработками экономистов нового институционального направления [28]. В российской традиции новый институциональный подход представлен в исследованиях В. В. Радаева и его коллег по Высшей Школе Экономики. С. Г. Кирдина относит эти исследования к «московскому крылу» институционального направления в российской социологии [20]. В то же время новое институциональное направление становится «центральным направлением исследований Новосибирской социологической школы» [29]. Если в исследованиях В. В. Радаева прослеживается экономическая основа предметов и объектов его исследований, то в Новосибирской социологической школе рассматривается не только экономическая сфера. «Социальная деятельность в более широком контексте, включая процессы демографического и социального воспроизводства, повседневную жизнедеятельность населения, многостороннюю социальную адаптацию к меняющимся в ходе трансформаций условиям жизни и "правилам игры"» [30].
Действительно, в отечественной традиции новый институциональный подход к изучению неэкономических объектов ограничился тем, что, приняв трактовку институтов, рассматривает их влияние или же их изменение в рамках российской действительности, упустив из виду такое основополагающее явление для нового институционального подхода, как трансакционные издержки. Фактически одна из задач, которую решают институты — это минимизация трансакционных издержек. Понимание транс-акционных издержек, предложенное Д. Нортом, заключается в том, что они «состоят из издержек оценки полезных свойств объекта обмена и издержек обеспечения прав и принуждения к их соблюдению». [19, с. 45]. Трактовать трансакционные издержки возможно как издержки, происходящие вследствие дисбаланса информации.
Таким образом, трансакционные издержки присутствуют в любых отношениях, которые так или иначе основаны на получении выгоды. Основной целью трудового мигранта является получение экономической выгоды. И процесс коммуникации между адаптантом и средой происходит для достижения поставленной трудовым мигрантом цели, т. е. для получения выгоды. Вследствие этого, участие в процессе социальной адаптации — это есть адаптация к социальным институтам принимающего сообщества, которые должны минимизировать трансакционные издержки при получении выгоды.
В междисциплинарном исследовании новый институциональный подход необходим для объяснения моделей взаимодействия мигрантов с принимающей средой. Для нас социальные институты — не организации и контролирующие и формирующие правила коммуникации. Различие между институтами и организациями заключается в том, что институты — это сами правила, а организации — это субъекты этих правил.
Применение данного подхода структурирует контекст, в рамках которого происходит коммуникация между трудовыми мигрантами и принимающим сообществом. То есть, мы не рассматриваем отдельно законы, традиции, ценности, контролирующие факторы и т. д., а объединяем все это двумя формами кодификации: формальными и неформальными институтами.
Различные социальные институты, устанавливающие рамки взаимодействий субъекта со средой, рассматриваются в подходе Д. Норта как «правила игры», существующие в обществе. Эти правила созданы человеком [19].
Применение подхода Д. Норта осуществляется в сегодняшних социологических измерениях при изучении мигрантов в принимающем сообществе. Среди ряда работ можно выделить работы таких исследователей, как В. В. Петров, М. В. Донцова, Н. М. Нос. В работе «Этнические мигранты в принимающем сообществе» говорится о том, что «роль институтов заключается в нескольких функциях: 1) они уменьшают неопределенность путем установления устойчивой (хотя и не обязательно эффективной) структуры взаимодействия между людьми; 2) они формируют возможности, которыми располагают члены общества, и определяют рамки, в пределах которых люди взаимодействуют друг с другом; 3) они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия и организуют взаимоотношения между людьми; 4) они определяют и ограничивают набор альтернатив, которые имеются у каждого человека; 5) они оказывают решающее влияние на то, какие именно организации возникают и как они развиваются» [12, с. 28].
Мы опираемся на понимание того, что социальные институты не однородны, а разделяются на два вида (формальные и неформальные). Институты формальные включают политико-экономические договоры и юридически оформленные «правила игры». Эти правила, начиная от «конституции, статусов (законодательных актов), законодательных постановлений и распоряжений, до индивидуальных контрактов — составляют общие и конкретные ограничения» [12, с. 28]. Неформальные институты представляют собой «неписаные правила», традиции и обычаи. «Возникая как средство координации устойчиво повторяющихся форм человеческого взаимодействия, неформальные ограничения являются: 1) продолжением, развитием и модификацией формальных правил; 2) социально санкционированными нормами поведения; 3) внутренне обязательными для человека стандартами поведения» [19, с. 60].
Мы полностью разделяем мнение о том, что формальные институты закреплены непосредственно организациями, транслирующими (с помощью конституции, всеобщих законодательных актов, местных подзаконных актов, и т. д.) нормы и правила взаимодействия между принимающей стороной и субъектом адаптации. При этом нормы и правила, с одной стороны, подчинены общим правилам принимающего сообщества, находящимся в поле экономических, политических институтов, институтов государственного и административного управления, а с другой стороны, подчинены влиянию негосударственных общественных объединений земляков. Характер прикладной деятельности этих организаций помогает субъектам адаптации повышать степень своей информированности, контролировать соблюдение своих прав.
«Выработка, легитимация формальных норм — это только одна сторона миграционных процессов, в рамках которых происходит согласование потребностей, мотивации, ожиданий мигрантов с формальными требованиями к ним, правилами и обязанностями, сформулированными в законодательных актах и осуществляемыми правоприменительной и административно-исполнительной практиками в странах выезда и, особенно, в странах приема мигрантов» [12, с. 33]. Но существует и другая сторона миграционных процессов — это неформальные правила. Трудовая миграция, в рамках данного подхода, рассматривается как институциональное явление. Неформальные правила есть традиции и культура, а ретрансляторами этих неформальных
правил являются их носители. В процессе переезда на новое место трудовой мигрант привносит в принимающее сообщество культуру, отличную от культуры местных жителей. В этом случае взаимодействие между принимающим сообществом и адап-тантами представляется как столкновение неформальных институтов, оказывающих влияние на поведение обоих участников коммуникации. Общие институциональные основы этой коммуникации состоят из: «1) общих формальных правил принимающего сообщества, создающих возможности социального взаимодействия для всех членов общества; 2) формальных правил принимающего общества, созданных по отношению к мигрантам вообще, и к их отдельным категориям в частности; 3) неформальных правил по отношению к мигрантам, существующих в принимающем сообществе; 4) неформальных правил как своеобразных культурных опор, принадлежащих мигрантам» [12, с. 33]. Если формальные правила достаточно быстро подвергаются изменению с помощью политических, юридических решений, то неформальные ограничения, «воплощенные в обычаях, традициях и кодексах поведения, гораздо менее восприимчивы к сознательным человеческим усилиям» [19, с. 21], подчеркивает Д. Норт.
Теория рисков может рассматриваться в двух направлениях в рамках междисциплинарного исследования миграционных процессов. Первое направление — изучение перспектив социальной адаптации групп трудовых мигрантов — можно определить, как их способность преодолеть миграционные риски. При адаптации на новой территории возникает альтернатива выбора между успешностью трудовой интеграции и сохранением этнокультурной идентичности. Чем выше уровень социальных рисков для этнических мигрантов, тем выше вероятность развития процесса их трудовой адаптации по компенсационному сценарию — этнической изоляции или сегрегации; и наоборот — чем ниже уровень социальных рисков, тем выше вероятность этнической аккомодации или ассимиляции мигрантов. В то же время социальные риски повышают уровень адаптивности мигрантов за счет повышения их предпринимательской активности. Второе направление позволяет обратиться к мотивации трудовых мигрантов в смене места работы. Теория рисков позволяет нам рассматривать причины миграции, основываясь не только на экономических, но и на социальных факторах. Миграция может рассматриваться не просто как ответ на экономический или же политический кризис, существующий на данной конкретной территории, а как социальный проект, в который включены не только участники миграционного процесса, но и все население региона оттока трудовых ресурсов, так как трудовые мигранты наделяются определенным социальным статусом в регионах, откуда они выехали. Теория рисков дает возможность проследить причины и факторы формирования этого социального статуса. Чем больше миграционные риски, чем больше «человек ставит на кон», тем более высокий статус он приобретает, вне зависимости от того, «выиграет он или проиграет».
Рассуждения о «человеческом капитале» в основном базируются на экстраполяции фундаментального для неоклассической экономики принципа, оптимизирующего поведение индивидуумов на различные сферы, структуры и институты внерыночной деятельности человека, такие как образование, здравоохранение, семья, преступность, расовая и национальная дискриминация и т. п. Предложенная Т. Шульцем и развитая Г. Беккером теория человеческого капитала обосновывает единую теоретико-методологическую модель для трактовки таких, казалось бы, разнопорядковых явлений, как вклад образования в экономический рост, спрос на образовательные и медицинские
услуги, половозрастные характеристики заработной платы, различия в оплате мужского и женского труда, передача экономического неравенства из поколения в поколение. Другими словами, теория человеческого капитала позволяет предметно подходить к анализу качества жизни. Понятия «качество жизни» и «производительный труд» сегодня являются одними из наиболее актуальных и значимых для исследования миграционных процессов.
Останавливаясь на общем теоретико-методологическом подходе, предложенном Т. Н. Юдиной в рамках новой отрасли социологического знания «социология миграции», следует подчеркнуть, что «не только миграционный процесс влияет на социальную ситуацию во всех сферах общества и принимающего и отдающего населения — (назовем это «миграционный фактор»), но и ситуация воздействует на него («миграционная функция»)» [31]. Обосновывая междисциплинарный статус социологии миграции, Т. Н. Юдина выделяет несколько составляющих миграционного процесса: формирование факторов мобильности, собственно процесс миграционного перемещения и адаптацию мигрантов на новом месте. В целом, как нам представляется, изучение социальной адаптации мигрантов входит в структуру социологии миграции как отдельного социологического знания. А методология сетевого подхода, нового институционального подхода в социологии, теории рисков и человеческого капитала не выходит за теоретико-методологические рамки современной социологии миграции.
Что касается методов сбора информации, то здесь выбранные нами методологические основы также не расходятся с рекомендованными методами изучения миграционного процесса в рамках социологии миграции. Мы помним, что, говоря об интерпре-тативной парадигме в изучении социальной адаптации, мы подходим к микроуровню изучения этого процесса. Т. Н. Юдина в своей трактовке «социологии миграции» также предлагает исследовать третью фазу миграционного процесса — т. е. изучение интеграции или социальной адаптации в общество, с помощью уже выбранных методов исследования. «Изучение миграционного процесса — интеграции мигрантов в новой социум — целесообразней вести "мягкими методами", а именно: биографическим, oral history (устной истории), этнографического описания жизненных путей, образа жизни различных социальных групп мигрантов, социального опыта и его смысловых структур, субкультурных стилевых форм» [32].
Таким образом, нам представляется обоснованной и продуктивной теоретическая схема социального анализа миграционных процессов, ориентированная на междис-циплинарность исследования и включающая в себя: теорию социальных сетей, новый институциональный подход, теории рисков и человеческого капитала, а также предлагаемую Т. Н. Юдиной концептуальную структуру «социологии миграции».
Литература
1. Литвяков П. П. Научные основы использования трудовых ресурсов. М.: Мысль, 1969. 220 с.
2. Козьева И. А., Кузьбожев Э. Н. Экономическая география и регионалистика: учеб. пособие. 2-е изд., стер. М.: КНОРУС, 2007. 384 с.
3. Белкин П. Г. О некоторых теоретических и методологических проблемах социальной адаптации // Философско-методологические аспекты гуманитарных наук. М.: Мысль, 1981. 136 с.
4. Вершинина Т. В. Производственная адаптация рабочих кадров // Социально-экономические проблемы труда на промышленном предприятии. Новосибирск: Наука, 1979. 189 с.
5. Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Современный экономический словарь. 5-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФРА-М, 2007. 495 с.
6. Радаев В. В. Новый институциональный подход: построение исследовательской схемы // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Т. IV, № 3. С. 109-130.
7. Лисицын П. П. Сравнительный анализ социальной адаптации легальных трудовых мигрантов из Вьетнама и Узбекистана в Санкт-Петербурге: автореф. дис. ... канд. социол. наук. M., 2009. 24 с.
8. Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. 1983. М.: Канон-Пресс-Ц, Кучково поле, 2001. 288 c.
9. Регент Т. Проблемы миграционной политики России на современном этапе // Экономическая наука современной России. 1998. № 3. С. 96-107.
10. Булдаков В. П. Россия в поисках себя. М.: РОССПЭН, 2007. 120 с.
11. Дробижева Л. М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2003. 376 с.
12. Петров В. В. Этнические мигранты в принимающем обществе. Методология и теория исследования толерантности и мигрантофобии. Ч. I. Краснодар, 2005. 237 с.
13. Рыбаковский Л. Л. Миграция населения (вопросы теории). М.: ИСПИ РАН, 2003. 235 с.
14. Павленко В. Н. Психологическая адаптация и реабилитация вынужденных мигрантов: подходы и проблемы. Аккультурационные стратегии и модели трансформации идентичности у мигрантов // Психология беженцев и вынужденных переселенцев: опыт исследования и практической работы / под ред. Г. У. Солдатовой. М.: Смысл, 2001. 279 с.
15. Сарапас В.Л. Проблема социальной адаптации мигрантов к иной этнокультурной среде: автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 1993. 27 с.
16. Стефаненко Т. Г. Адаптация к новой культурной среде // Этнопсихология. М.: Аспект-Пресс, 2003. 334 с.
17. Радаев В. В., Шкаратан И. О. Социальная стратификация. М.: Аспект-Пресс, 1996. 222 с.
18. Градосельская Г. В. Сетевые измерения в социологии. М.: Новый Учебник, 2004. 248 с.
19. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начало», 1997. 36 с.
20. Кирдина С. Г. Социокультурный и институциональный подходы как основа позитивной социологии в России. URL: http://www.hse.ru/lingua/fr/news/1095579.html (дата обращения: 25.05.2009).
21. Буянов В. П., Кирсанов К. А., Михайлов Д. М. Рискология. Управление рисками. М.: Экзамен, 2006. 384 с.
22. Капелюшников Р. И. Российский рынок труда: адаптация без реструктуризации. М.: ГУ — ВШЭ, 2001. 308 с.
23. Корчагин Ю. А. Человеческий капитал как интенсивный социально-экономический фактор развития личности, экономики, общества и государственности. М.: ВШЭ, 2011. 230 с.
24. Bekker G. Human behavior: economical approach. Человеческое поведение: экономический подход: избр. тр. по экон. теории / Гэри С. Беккер; пер. с англ.: [Е. В. Батракова и др.]. М.: ГУ — ВШЭ, 2003. 671 с.
25. Юдина Т. Н. О социологическом анализе миграционных процессов / Социологические исследования. 2002. № 10. С. 102-108.
26. Юдина Т. Н. Социология миграции: к формированию нового научного направления. М.: Дашков и К, 2003. 398 с.
27. Granovetter M. Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness // American Journal of Sociology. Vol. 91, N 3. 1985. P. 481-510.
28. Ходжсон Дж. М. Жизнеспособность институциональной экономики / Эволюционная экономика на пороге XXI века. Доклады и выступления участников международного симпозиума (с. Пущино, 23-25 сентября 1996 г.). М.: Япония сегодня, 1997. С. 29-74.
29. Калугина З. И. Новое время - новые задачи: институциональный подход к изучению трансформационных процессов / Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: АО «Наука РАН», 1999. 124 с.
30. Мукомель В. И. Миграционная политика России: Постсоветские контексты / Институт социологии РАН. М.: Диполь-Т, 2005. 351 с.
31. Юдина Т. Н. О социологическом анализе миграционных процессов URL: www.isras.ru/ files/File/Socis/2002-10/Yudina.pdf (дата обращения: 11.08.2009).
32. Богатырев В. А., Голубев П. В., Аксиньин В. Б. Современные тенденции миграции рабочей силы // Рынок. Предпринимательство. Качество. Н. Новгород: Пресс, 1996. С. 26-28.
Статья поступила в редакцию 28 мая 2012 г.
