CC BY
81
нальной асимметрии мозга приводит к равному по частоте повреждению как левого, так и правого полушарий. У доношенных детей чаще выявляется повреждение левого полушария, которое у большинства населения является доминантным. Это наводит на мысль, что воздействие повреждающего фактора у больных с гемипаретической формой ДЦП, родившихся доношенными, происходит после созревания головного мозга, т.е. интранатально, либо постнатально, и сторона гемипареза в этом случае во многом определяется индивидуальными особенностями кровоснабжения мозга новорожденного.
Проведенный анализ также показал, что независимо от сроков гестации вероятность развития гемипаретической формы ДЦП у девочек выше, чем у мальчиков. Это дает основание предполагать, что сроки созревания функциональной асимметрии головного мозга у девочек и мальчиков различны, и доминантность полушарий формируется в разные сроки онтогенеза. Таким образом, несмотря на достигнутые успехи отечественной перинатологии в этиологии ДЦП, два основных фактора риска развития ДЦП — недоношенность и низкая масса тела — все еще актуальны. В то же время есть основания констатировать связь между выживанием в последнее десятилетие значительно большего числа глубоко недоношенных детей с экстремально низкой массой тела при рождении и увеличением распространён-
УДК 616.89-008.441-07-053
ности ДЦП в РТ. Исходя из этого не вызывает сомнения необходимость дальнейшего изучения этиологии и патогенеза ДЦП, а также разработки комплексной профилактики, персонифицированной системы лечения, реабилитации и социальной адаптации больных ДЦП в РТ.
ЛИТЕРАТУРА
1. Волгина С.Я., Аминова З.М., Яфарова З.М. Детская инвалидность в Республике Татарстан: медико-статистический анализ // Казанский мед. ж. — 2009. — №3. — С. 305 — 308.
2. Семёнова К.А. Восстановительное лечение у детей с перинатальными поражениями нервной системы и 111111. — М., 2007. — 263 с.
3. Худоерков Р.М., Левченкова В.Д., Сальков В.Н. Факторы риска и последствия перинатальных поражений нервной системы // Арх. патол. — 2009. — № 2. — С. 42 — 47.
4. Blair E. Epidemiology of the cerebral palsies // Orthoped. Clin. North America. — 2010. — № 4. — P. 41 — 55.
5. Camacho-Salas A, Cerebral palsy: the concept and population-based registers. — Rev. Neurol. — 2007. — Vol. 45. — P. 503 — 508.
6. Chen C.L., Lin K.C., Chen C.H. Factors associated with motor speech control in children with spastic cerebral palsy // Chang Gung Med. J. — 2010. — № 4. — P. 15 — 23.
7. Folkerth R.D. Neuropathologic substrate of cerebral palsy // Child Neurol. — 2009. — № 12. — P. 40 — 49.
8. Longo M, Hankins G.D. Defining cerebral palsy: pathogenesis, pathophysiology and new intervention // Minerva Ginecol. — 2009. — № 5. — P. 21 — 29.
9. Moster D, Vollset S.E., Markestad T. Cerebral palsy among term and postterm births //JAMA. - 2010. — № 9. — P. 76 - 82.
10. Zarrinkalam R., Russo R.N., Gibson C.S. CP or not CP? A review of diagnoses in a cerebral palsy register // Pediatr. Neurol. — 2010. — № 3. — P. 17 — 20.
ГЕНДЕРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ ЗАЩИТНОГО МЕХАНИЗМА ДЕМОРАЛИЗАЦИИ В СТРУКТУРЕ КЛИНИКИ ПАНИЧЕСКОГО РАССТРОЙСТВА
Алексей Анатольевич Атаманов1, Владимир Давыдович Менделевич2*
1Челябинская государственная медицинская академия,
Казанский государственный медицинский университет
Реферат
Цель. Изучение гендерных различий защитного механизма деморализации в структуре клиники панического расстройства.
Методы. Разработан нешкальный клинический опросник пароксизмальной тревоги, включающий критерии панического расстройства DSM-ГV-TR. Отдельно рассматривались аффективные, когнитивные, вегетативные, моторные и поведенческие симптомы панического расстройства по строгой американской классификации. Клинико-психологическое исследование включало шкалу тревожности Ч.Д. Спилбергера — Ю.В. Ханина, шкалу тревожности Д.В. Шихана, опросник самоотношения С.Р. Пантилеева (МИС), тест антиципационной состоятельности В.Д. Менделевича (ТАС) и характерологический опросник К. Леонгарда. Психосемантическое исследование проводилось по специально разработанной нешкальной коннотативной анкете СПТ (страх, паника, тревога).
Результаты. Установлено, что чем менее развитым было психосемантическое самосознание больных с пани-
Адрес для переписки: mend@tbit.ru
ческим расстройством, тем большие отклонения в антиципационных способностях от здорового контроля обнаруживались. Наихудшие показатели имели больные с «дефицитарным психосемантическим профилем».
Выводы. Показано, что общей для мужчин и женщин в проявлении защитного механизма деморализации является конституциональная предрасположенность к развитию невротических расстройств. Мужчинам для реализации защитного механизма деморализации требуется большее количество провоцирующих условий, чем женщинам.
Ключевые слова: гендерные различия защитного механизма, деморализация, паническое расстройство.
GENDER DIFFERENCES IN PROTECTIVE MECHANISM DEMORALIZATION IN THE STRUCTURE OF CLINICS PANIC DISORDER. A.A. Atamanov1, V.D. Mendelevich2. ‘Chelyabinsk State Medical Academy, 2Kazan State Medical University. Aim. To study the gender differences in the protective mechanism of demoralization in the structure of the clinical appearance of panic disorders. Methods. Developed was a non-scale clinical survey of paroxysmal anxiety, which included the criteria for panic disorder DSM-IV-TR. The affective, cognitive, autonomic, motor and behavioral symptoms of panic disorders were considered separately in accordance with the strict U.S. classification. The clinical and psychological investigation included the Ch.D. Spielberg - Yu.V. Khanin anxiety scale, the D.V. Sheehan anxiety scale, the S.R. Pantileev questionnaire of self-relation (MIS), the V.D. Mendelevich anticipation consistency test (TAC) and K. Leonhard characterological questionnaire. The psychosemantic study was conducted in accordance with a specially designed non-scale connotative questionnaire FPA (fear, panic, anxiety). Results. It was established that the less developed was the psychosemantic self-consciousness of patients with panic disorders, the greater was the deviation in the anticipation abilities from the healthy controls was observed. The worst indices of anticipation abilities were found in patients with a «deficient psychosemantic profile.» Conclusions. It has been shown that the constitutional predisposition to the development of neurotic disorders is common for both males and females in the manifestation of the protective mechanism of demoralization. In order to implement the protective mechanism of demoralization the males need a larger quantity of provocative conditions than females. Key words: gender differences in the protective mechanism, the demoralization, panic disorder.
Во всех европейских языках значение слова «паника» идентично. Толковый словарь современного русского языка [1] предлагает его единственное значение — это внезапный неодолимый страх, охвативший кого-либо, обычно сразу многих людей. Этимологический словарь русского языка М.Р. Фасмера [2] возводит панику к ужасу, вызываемому лесным богом Паном посредством ложного сигнала об опасности. Человек, являющийся носителем и распространителем паники, называется паникером. Очевидно, что, в отличие от тревоги, сохраняющей контакт с источником угрозы, паника стремится физически разорвать с ним контакт посредством бегства [3, 4]. Паника и паническое расстройство семантически близки. Особенности характера и темперамента больных паническим расстройством (ПР) оказались в последние годы на пике исследовательского интереса.
Используя в качестве инструментария опросники ТСГ-Я, ЫЕО РГ-Я и некоторые другие тесты, исследователи обнаружили, что коморбидные расстройства личности, преимущественно пограничное, утяжеляют течение и прогноз ПР. Вместе с тем описываются свойственные больным ПР характерологические особенности — это ожидание вреда и низкое саморуководство [13], недостаток позитивных эмоций, низкие уровни компетентности, стремление к достижению целей и самодисциплины [8]. Уделяется внимание гистрионным чертам характера [9, 11]. Отсутствие современной клиниче-
828
ской концепции ПР, учитывающей психологические защитные механизмы [1, 3, 6], процессы самоактуализации невротических расстройств [10], многомерность невротического ответа [2], механизмы невротической субкомпенсации [4, 5], становится существенным препятствием для разработки актуальной методологии терапевтической коррекции ПР.
Нами постулируется специфический защитный механизм, лежащий в основе клиники ПР, названный деморализацией. Суть деморализации — мгновенный отказ от всей системы ценностей, «отключение», «сброс» многовершинной ценностной структуры сознания (по Леонтьеву А.Н.), более стремительный, острый и драматичный, нежели описанное К. Хорни защитное обесценивание в случае неспособности достичь цели.
Среди клинических наблюдений есть ряд показательных случаев. Так, больная К. 27 лет во время панического приступа оставила в переполненном супермаркете трёхлетнюю дочь и бросилась к выходу. Только «отдышавшись на свежем воздухе», «на ватных ногах», испытывая чувство глубокого стыда, вернулась к перепуганному ребёнку, которого уже держал за руку охранник. Больной С. 34 лет, инженер-строитель, оказался на верхнем этаже строящегося здания во время грозы. В громоотвод башенного крана ударила молния. Впервые в жизни испытав приступ панического ужаса, С. сбежал вниз, не заботясь о судьбе рабочих, и пришёл в себя только на расстоянии
квартала от места строительства. Испытав после бегства острое чувство вины, он впоследствии болезненно реагировал на насмешки сослуживцев по этому поводу. Панические атаки стали проявляться 2-3 раза в неделю; появилось желание сменить профессию или место жительства.
Вместе с тем в доступной литературе не было обнаружено указаний на характер гендерных различий в проявлениях ПР. Нам представляется, что такие различия, несомненно, существуют, поскольку деморализация у мужчин и женщин проявляется по-разному.
Цель настоящей работы — изучить гендерные различия защитного механизма деморализации в структуре клиники ПР.
Были обследованы 189 больных ПР (по критериям МКБ-10), из них 60,8% женщин; средний возраст контингента — 32,8 ± 11,5 года. Был разработан нешкальный «клинический опросник пароксизмальной тревоги» (КОПТ), включавший критерии ПР DSM-ГV-TR. Отдельно рассматривались аффективные, когнитивные, вегетативные, моторные и поведенческие симптомы ПР по строгой американской классификации. Клинико-психологическое исследование проводилось по шкале тревожности
Ч.Д. Спилбергера — Ю.В. Ханина, шкале тревожности Д.В. Шихана, опроснику самоотношения С.Р. Пантилеева (МИС), тесту антиципационной состоятельности
В.Д. Менделевича (ТАС) и характерологическому опроснику К. Леонгарда. Психосемантическое исследование включало специально разработанную нешкальную коннотативную анкету СПТ (страх, паника, тревога). Согласно анкете СПТ, необходимо было подобрать антонимы к шести предложенным понятиям, отражающим эмоциональные состояния тревожно-фобического спектра. По СПТ и М.Р. Фасмеру (1940), точными антонимическими парами являлись «страх — спокойствие», «тревога — отвага», «паника — стойкость». Рассматривалась способность различать коннотативный смысл понятий «тревога» и «паника», названная коэффициентом ПТ. Оценка по ПТ производилась следующим образом: подбор неправильного антонима — 1 балл («дефицитарный семантический профиль»), неточного — 2 балла («обыденный семантический профиль»), точного — 3 балла («экспертный семантический профиль»). В целях исследования нормативы ТАС В.Д. Менделевича были
дифференцированы. Антиципационная способность признавалась крайне низкой (резко несостоятельной) при значениях ОАС ниже 170 баллов (1 балл рейтинга ТАС), низкопограничной (умеренно несостоятельной) — от 171 до 240 баллов (2 балла), средненормативной — от 241 до 300 баллов (3 балла), высокой — при уровне ОАС свыше 300 баллов (4 балла рейтинга ТАС). По КОПТ оценивалась выраженность аффективных, когнитивных, вегетативных, моторных и поведенческих симптомов ПР, а также суммарный балл КОПТ.
Математическая обработка сравнений производилась с помощью непараметрического критерия Манна — Уитни, обработка соответствий — по тестам непараметрической ассоциации Пирсона и чрезлинейной ассоциации. Параметрические корреляции изучались методом факторного анализа. Для математической обработки использовалась программа SPSS у.13.
Анализ антиципационных способностей больных ПР по тесту ТАС В.Д. Мен-делевича в зависимости от способности различать коннотативный смысл понятий «тревога» и «паника» (см. табл.) показал,
Выраженность антиципационных способностей в зависимости от величины коэффициента ПТ
Когор- ты Обследованные группы ЛСАС ПАС ВАС ОАС
ПТ 3 Больные ПР 21 3 2 3
Контроль 3,4 3,1 3,1 3,4
ПТ 2 Больные ПР 1,71 2,11 1,91 2,11
Контроль 2,9 2,8 2,8 2,9
ПТ 1 Больные ПР 11 1,31 1,21 1,31
Контроль 2,2 2,3 2,1 2,4
что в когорте ПТ 1 («дефицитарный психосемантический профиль») больные ПР имели наихудшие показатели антиципацион-ных способностей (р<0,05).
В когорте ПТ 2 («психосемантически обыденный профиль») значения антиципа-ционных показателей в группе больных ПР были статистически значимо (р < 0,05) хуже, чем в контрольной группе. В когорте ПТ 3 (высокая семантическая способность, «экспертный психосемантический профиль») обнаружилось единственное статистически значимое (р< 0,05) различие: показатель личностно-ситуационной антиципацион-ной способности (ЛСАС) был хуже в группе больных ПР, чем в здоровом контроле.
829
Иными словами, страдающий ПР больной с «экспертным психосемантическим профилем» отличался от здорового с аналогичным психосемантическим профилем слабостью личностно-ситуативного предвидения; его сознание было оперантно ограничено в выборе доступных альтернатив. В сознании больных доминировал специфический защитный механизм деморализации, предопределяющий защитное бегство над любой совладающей стратегией: «всё понимаю, но перед натиском обстоятельств устоять не могу, как меня ни вооружай».
Таким образом, чем менее развитым оказывалось психосемантическое самосознание больных ПР, тем большие отклонения в антиципационных способностях от здорового контроля у них выявлялись. Наихудшие показатели антиципационных способностей имели больные ПР с «дефици-тарным психосемантическим профилем».
Корреляционная модель ПР, представленная в виде факторного анализа, состояла из взаимодействий 44 исследуемых переменных. Наибольшее влияние в факторной модели ПР имели первые 4 фактора. В результате варимакс-вращения с нормализацией Кайзера была получена модель скрытых влияний в структуре анамнестических, клинических и клинико-психологических проявлений ПР. Детальный анализ факторов ПР представлен в других опубликованных работах. В целом, ПР есть результат взаимодействия четырёх сонаправленных сил. Первый фактор — это взаимосвязь собственно клинических симптомов и характерологических особенностей больных, второй — самоотношение больных, особенности их самосознания, третий — нарушения семейного статуса и острота семейных проблем, четвёртый — невротическая наследственная отягощённость и гиперопекающее воспитание, неизбежное при формировании ранимого невротического характера. Факторная модель раскрыла причины развития ПР.
Следующим шагом стал анализ слабых непараметрических чрезлинейных ассоциаций в подгруппах «мужской пол» и «женский пол» с ведущими переменными, составлявшими главный фактор факторной модели. Совокупность ассоциаций обнаруживала гендерную структуру, подлежащую ПР защитного механизма деморализации. Анализ производился от наиболее мощных переменных фактора к наименее значимым.
1. Неуравновешенность по К. Леонгарду: у женщин ассоциировалась с большим ко-
830
личеством нарушений в профессиональной сфере и гиперопекающей моделью воспитания; у мужчин — с выраженной экзальтированностью.
2. Тревожность по Д.В. Шихану: у женщин — с высшим уровнем образования и гиперопекающей моделью воспитания, у мужчин — с высшим уровнем образования.
3. Количество симптомов аффективного спектра ПР по КОПТ (паническая аффектив-ность): у женщин — с возрастом и остротой соматических заболеваний, у мужчин — с высшим уровнем образования, большим количеством нарушений в профессиональной сфере, а также гиперопекающей моделью воспитания.
4. Количество симптомов когнитивного спектра ПР по КОПТ (паническое мышление): у женщин — с остротой семейных нарушений, большим количеством наследственных стигм пограничного спектра и соматических заболеваний, а также выраженной циклотимностью по К. Леонгарду, у мужчин — с высокой самоуверенностью по МИС С.Р. Пантилеева.
5. Демонстративность по К. Леонгарду: у женщин — с большим количеством наследственных стигм пограничного спектра, выраженностью панического мышления и панического поведения по КОПТ и максимальными значениями личностной тревожности по Ч.Д, Спилбергеру — Ю.В. Ханину, у мужчин — с возрастом, остротой соматических заболеваний, высокой реактивной тревожностью по Ч.Д, Спилбергеру — Ю.В. Ханину и выраженной экзальтированностью по К. Леон-гарду.
6. Количество симптомов вегетативного спектра ПР по КОПТ, т.е. полнота объёма панических атак: у женщин связанная исключительно с высокой самопривязанностью по МИС С.Р. Пантилеева (самообожание с нежеланием каких-либо перемен в образе «Я»), у мужчин — с возрастом, высшим уровнем образования, большим количеством нарушений в семейной сфере, высоким отражённым самоотношением по МИС С.Р. Пантилеева (мнением о том, что думают о тебе другие), выраженной гипертимностью по К. Леонгарду.
7. Характер врачебного наблюдения (стремление к непременной госпитализации с полным обследованием): у женщин связанный с высокой самоуверенностью по МИС С.Р. Пантилеева, у мужчин — с возрастом.
В главном факторе присутствовали две отрицательно коррелировавшие с ним переменные.
1. Низкий уровень самообвинения по МИС С.Р. Пантилеева. У женщин с ним ассоциировались высший уровень образования, высокий профессиональный статус, острота и тяжесть профессиональных нарушений (увольнения, выговоры и т.п.), гиперопекающая модель воспитания, у мужчин — большое количество наследственных стигм пограничного спектра, выраженные эмо-тивность и экзальтированность по К. Леон-гарду.
2. Минимальная выраженность педантичности по К. Леонгарду. Были найдены ассоциации только у мужчин: большое количество профессиональных нарушений и наследственных стигм пограничного спектра, выраженная дистимность по К. Леонгарду.
Таким образом, набор ассоциаций с ведущим фактором ПР у мужчин и женщин имел очевидные различия. Характер подлежащих слабых ассоциаций позволил обрисовать присущий клинике ПР основной защитный его механизм — деморализацию, раскрыв при этом особенности, свойственные женщинам и мужчинам. Из 44 переменных, использованных в расчётах, у женщин с переменными ведущего фактора ПР были ассоциированы 16, из них наиболее часто гиперопекающее воспитание (3 раза), высшее образование (2 раза) и количество наследственных стигм пограничного спектра (2 раза), у мужчин — 14 переменных, из них наиболее часто экзальтированная акцентуация по К. Леонгарду (3 раза), высшее образование (3 раза), возраст более 40 лет (3 раза), количество нарушений (более двух выговоров, увольнений и т. п.) в профессиональной сфере (2 раза) и большое количество (> 5) наследственных стигм пограничного спектра (2 раза).
Показаны психосемантические, клинико-анамнестические и клинико-психологические маркеры деморализации. Так, по данным психосемантического анализа, страдающий ПР больной с «экспертным психосемантическим профилем» отличался от здорового с аналогичным психосемантическим профилем слабостью личностноситуативного предвидения, обусловленной доминантой деморализующих стратегий мышления. Характер непараметрических ассоциаций переменных ведущего фактора с остальными переменными в подгруппах «мужской пол» и «женский пол» выявил
причины, способствовавшие деморализующему «отключению» ценностной природы сознания у женщин и мужчин. У женщин ведущее значение имела безусловная невротическая наследственность, связанные с ней гиперопекающее воспитание и высшее образование. Не является предметом дискуссии, что слабые конституции зачастую имеют высокий интеллект и нередко используют высшее образование как защитный гипер-социальный атрибут. Интересно, что полнота объёма клиники панической атаки была ассоциирована у женщин с представлением о неизменном совершенстве образа своего «Я» (высокая самопривязанность МИС по
С.Р. Пантилееву, «нарцисстический» полюс методики). Выраженная же на уровне несомненной акцентуации демонстративность по К. Леонгарду была ассоциирована с полнотой панического стиля мышления («всё пропало, спасения нет»), панического поведения (сметающего преграды бегства) и выраженной личностной тревожностью по
Ч.Д. Спилбергеру — Ю.В. Ханину. Таким образом, причиной, побуждавшей женщин использовать защитный механизм преимущественно деморализации, приводящий к развитию ПР, являлась конституциональная предрасположенность к неврозу.
У мужчин ведущее значение имели экзальтированная акцентуация характера по К. Леонгарду, возраст старше 40 лет и высшее образование. Важными оказались также невротическая наследственность и неприлежное отношение к труду с последующими неизбежными и весьма чувствительными административными наказаниями. Полнота панического мышления у мужчин наиболее часто сочеталась с высокой самоуверенностью МИС по С.Р. Пантилееву («я всё смогу, я всё преодолею»). Таким образом, причинами, побуждавшими мужчин использовать защитный механизм преимущественно деморализации, приводящий к развитию ПР, являлись закрепившаяся в характере склонность к экзальтации, накопленный с возрастом багаж жизненных неудач и утратившая компенсаторные механизмы невротическая конституция.
Таким образом, существование защитного механизма деморализации, представляющего собой «отключение» всей ценностной системы сознания ради физического самосохранения в условиях мнимой опасности, является достаточно обоснованным. Следует отличать деморализацию от описанного К. Хорни механизма обесценивания,
поскольку последнее есть невротический отказ от достижения, невозможного в данных условиях. Нами постулируется, что ПР является для защитного механизма деморализации специфичным производным феноменом. Механизм деморализации используется мужчинами и женщинами по сходным, в целом, причинам, связанным, в первую очередь, с невротической конституцией. Однако гендерная специфика состоит в том, что мужчинам для применения деморализации требуется гораздо больше оснований, нежели женщинам.
ЛИТЕРАТУРА
1. Акимова М.К., Семёнов С.Ю. Стили защитно-со-владающего поведения у зависимых и не зависимых от психоактивных веществ подростков // Вопр. психол. —
2008. — №5. — С. 45 — 49.
2. Васильева О.С., Короткова Е. Особенности переживания вины в современном обществе // Консультативная психология и психотерапия. — 2004. — №1. — C. 48 — 73.
3. Михайлов А.Н., Ротенберг В.С. Особенности психологической защиты в норме и при соматических заболеваниях // Вопр. психол. — 1990. — №5. — С. 162 — 169.
4. Прихожан А.М., Толстых Н.Н. Особенности развития личности детей, воспитывающихся в условиях материнской депривации // Психол. наука и образове. —
2009. — № 3. — С. 5 — 12.
5. Соколова Е.Т. Нарциссизм как клинический и социокультурный феномен //Вопросы психологии. —
2009. — №1. — C. 67 — 71.
6. Соколова Е.Т. Феномен психологической защиты // Вопр. психол. — 2007. — №4. — С. 66 — 70.
7. Barzega G., Maina G., Venturello S., Bogetto F. Gender-related distribution of personality disorders in a sample of patients with panic disorder // Eur. Psychiatry. — 2001. — Vol. 16 (3). — P. 173 — 179.
8. Bienvenu O.J., Nestadt G., Samuels J.F. et al. Phobic, panic and major depressive disorders and the five-factor model of personality // J. Nerv. Ment. Dis. — 2001. — Vol. 189 (3). — P. 154 — 161.
9. Dragani-Raji S., Leci-Tosevski D, Paunovi V.R. et al. Panic disorder — psychobiological aspects of personality dimensions // Srp. Arh. Celok. Lek. — 2005. — Vol. 133 (3-4). — P. 129 — 133.
10. Giesbreht T, Merckelbach H. Betrayal trauma theory of dissociative experiences: Stroop and directed forgetting findings // Am. J. Clin. Psychol. — 2009. — Vol. 22, №3. — P. 10 — 11.
11. Ozkan M, Altindag A. Comorbid personality disorders in subjects with panic disorder: do personality disorders increase clinical severity? // Compr Psychiatry. — 2005. — Vol. 46 (1). — P. 20 — 26.
12. Schmidt N.B., Koselka M.Gender differences in patients with panic disorder: Evaluating cognitive mediation of phobic avoidance // Cognitive Therapy & Research. — 2000. — Vol 24 (5). — P. 533 — 550.
13. Wachleski C, Salum G.A., Blaya C. et al. Harm avoidance and self-directedness as f panic disorder patients // Compr. Psychiatry. — 2008. — Vol. 49 (5). — P. 476 — 481.
УДК 616.33-006.6: 616.33-089.86-031:611.34089.168
НЕПОСРЕДСТВЕННЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ХИРУРГИЧЕСКОГО ЛЕЧЕНИЯ РАКА ЖЕЛУДКА
Алексей Леонидович Чарышкин' *, Вячеслав Юрьевич Гудошников12 1Ульяновский государственный университет, 2Областной онкологический диспансер, г. Пенза
Реферат
Цель. Оценка непосредственных результатов применения муфтообразного пищеводно-кишечного анастомоза в модификации Сигала при гастрэктомии по поводу рака желудка.
Методы. За период с 1992 по 2009 г. было прооперировано 559 пациентов. Всем больным производилась стандартная диссекция в объеме D2. В зависимости от способа вмешательства были выделены 2 группы: в 1-й (n=206) использовали гастрэктомию с наложением горизонтального ручного пищеводно-кишечного анастомоза в модификации Гиляровича или горизонтальный аппаратный сшиватель пищеварительного тракта, во 2-й (n=353) — га-стрэктомию с наложением муфтообразного пищеводно-кишечного анастомоза в модификации Сигала.
Результаты. В 1-й группе послеоперационные осложнения возникли у 65 (31,6%) больных. Умерли 19 (9,2%) человек, несостоятельность швов пищеводно-кишечного анастомоза возникла у 13 (6,3%), во 2-й группе — соответственно у 32 (9,1%), 8 (2,3%), несостоятельности швов пищеводно-кишечного анастомоза не было.
Выводы. Применение муфтообразного анастомоза позволило добиться снижения послеоперационных осложнений, в первую очередь, несостоятельности швов пищеводно-кишечного анастомоза и стабильно низкой послеоперационной летальности до 2,3%.
Ключевые слова: рак желудка, гастрэктомия, пищеводно-кишечный анастомоз.
IMMEDIATE RESULTS OF SURGICAL TREATMENT OF GASTRIC CANCER. A.L. Charyshkinl, V.Yu. Gu-doshnikov'2.'Ulyanovsk State University,2Regional Oncology Center, Penza city. Aim. To assess the immediate results of the usage of the muff-like esophageal-intestinal anastomosis in the modification of Segal during gastrectomy for cancer of the stomach. Methods. During the period between 1992 and 2009 operated were 559 patients. All patients underwent a standard dissection in the amount of D2. Depending on the method of intervention identified were 2 groups: the 1st (n = 206) performed was a gastrectomy with a superimposed horizontal manual esophago-intestinal anastomosis in the modification of Gilyarovich or horizontal hardware-based stapler of digestive tract, in the 2nd (n = 353) — performed was a gastrectomy with superimposed muff-like esophageal-intestinal anastomosis in the modification of Segal. Results. In the
Адрес для переписки:charyshkin@yandex.ru 832
